Страница:
– Поезжай, поправь дело.
И Скобелев поправил. Он скрытно сосредоточил три роты и утром 7 июля повел их в атаку при поддержке артиллерийской батареи и ружейного огня остальных рот полка. Перед такими решительными действиями турки не устояли и разбежались. В 2 часа дня Скобелев лично донес Гурко, что в укреплении на перевале турок нет.
Поначалу успешно развивалось наступление и на других направлениях. Западный отряд с боем овладел турецкой крепостью Никополь, в плен сдались семь тысяч человек со ста тринадцатью орудиями. Восточный отряд под командованием сына Александра II – Александра Александровича (будущего царя Александра III) сковал противника у крепости Рущук. Как будто оправдывались помыслы о легкой победе. По этому поводу находившийся в штабе Дунайской армии В. А. Соллогуб писал: «Совершалось нечто странное. Следование по Румынии не встретило никакого препятствия. Переправа через Дунай ознаменовалась почти ничтожной потерей. Теперь последняя естественная оборонительная линия Европейской Турции отдавалась без боя... Война как будто приближалась к концу. Упоминание о первых молодцах, перешедших Балканы, ясно свидетельствовало, что за первыми молодцами последуют вторые и что театр войны скоро перенесется к окрестностям Царырада[33]. Кампания обращалась в триумфальное шествие».
По-иному смотрело на первоначальные успехи русских войск турецкое командование. Как показывают документы, опубликованные после войны, турки предвидели возможность переправы русских войск через Дунай и поэтому исходили из своего плана, где в качестве первого рубежа сопротивления намечался Дунай, однако, в этом плане предусматривалось, что «так как нельзя удержать всю оборонительную линию Дуная от Мачина до Виддина[34], то с наступлением войны надлежит завлекать неприятеля в глубь страны и там дать ему сражение... что... в противном случае, отойдя к Балканам и удерживая Варну, Бургас и разные важные пункты в районе Балкан, нам следует стараться не дать противнику распространиться».
27 июня крупный турецкий отряд под командованием Осман-паши, преодолев за шесть дней расстояние в двести километров, опередил русские войска и занял оборону в районе Плевны. Н. П. Криденер, которому предписывалось ее взятие, протоптался на месте в сорока километрах от Плевны в полном бездействии и неведении того, где находится противник. Сосредоточение в Плевне значительных турецких сил создавало угрозу флангового удара по Дунайской армии.
Осложнилось положение и у Шипкинского перевала из-за явного нежелания организовать разведку противника и определить характер его действий. Турки сосредоточили в южной Болгарии сорокатысячную армию под командованием Сулейман-паши. Своими активными действиями он вынудил отряд Гурко отступить за Балканы и со всей силой обрушился на Шипкин-ский перевал, обороняемый совместно пятитысячным русским отрядом и несколькими болгарскими дружинами под общим командованием генерала Н. Г. Столетова.
4 августа Столетов доносил Радецкому: «Весь корпус Сулейман-паши, видимый нами как на ладони, выстраивается против нас в восьми верстах от Шипки. Силы неприятеля громадны, говорю это без преувеличения; будем защищаться до крайности, но подкрепление крайне необходимо».
Однако Радецкий, введенный в заблуждение разведкой, ждал Сулейман-пашу оттуда, где его не было, и подкрепления, конечно, не прислал. В результате этого малочисленный русско-болгарский отряд в течение трех суток сдерживал натиск противника, имевшего почти пятикратное превосходство. На исходе третьего дня боев положение героев Шипки стало отчаянным. Русским позициям грозило полное окружение. Лишь теперь Радецкий привел на Шипку стрелковую бригаду и дивизию Драгомирова, которые, совершив многокилометровый марш по горам, с ходу вступили в бой, и тем самым угроза окружения была устранена. Сулейман-паша еще не раз пытался взять перевал, но без успеха. С этого момента началось знаменитое «шипкинское сидение» – славная страница в истории боевого содружества болгарского и русского народов.
После упомянутого эпизода, когда Скобелев с Орловским полком пробил дорогу навстречу передовому отряду, генерал вновь оказался не у дел. Он терпеливо дожидался своего часа, а в это время в центре событий оказалась Плевна.
Первая и вторая Плевна
Ловча
И Скобелев поправил. Он скрытно сосредоточил три роты и утром 7 июля повел их в атаку при поддержке артиллерийской батареи и ружейного огня остальных рот полка. Перед такими решительными действиями турки не устояли и разбежались. В 2 часа дня Скобелев лично донес Гурко, что в укреплении на перевале турок нет.
Поначалу успешно развивалось наступление и на других направлениях. Западный отряд с боем овладел турецкой крепостью Никополь, в плен сдались семь тысяч человек со ста тринадцатью орудиями. Восточный отряд под командованием сына Александра II – Александра Александровича (будущего царя Александра III) сковал противника у крепости Рущук. Как будто оправдывались помыслы о легкой победе. По этому поводу находившийся в штабе Дунайской армии В. А. Соллогуб писал: «Совершалось нечто странное. Следование по Румынии не встретило никакого препятствия. Переправа через Дунай ознаменовалась почти ничтожной потерей. Теперь последняя естественная оборонительная линия Европейской Турции отдавалась без боя... Война как будто приближалась к концу. Упоминание о первых молодцах, перешедших Балканы, ясно свидетельствовало, что за первыми молодцами последуют вторые и что театр войны скоро перенесется к окрестностям Царырада[33]. Кампания обращалась в триумфальное шествие».
По-иному смотрело на первоначальные успехи русских войск турецкое командование. Как показывают документы, опубликованные после войны, турки предвидели возможность переправы русских войск через Дунай и поэтому исходили из своего плана, где в качестве первого рубежа сопротивления намечался Дунай, однако, в этом плане предусматривалось, что «так как нельзя удержать всю оборонительную линию Дуная от Мачина до Виддина[34], то с наступлением войны надлежит завлекать неприятеля в глубь страны и там дать ему сражение... что... в противном случае, отойдя к Балканам и удерживая Варну, Бургас и разные важные пункты в районе Балкан, нам следует стараться не дать противнику распространиться».
27 июня крупный турецкий отряд под командованием Осман-паши, преодолев за шесть дней расстояние в двести километров, опередил русские войска и занял оборону в районе Плевны. Н. П. Криденер, которому предписывалось ее взятие, протоптался на месте в сорока километрах от Плевны в полном бездействии и неведении того, где находится противник. Сосредоточение в Плевне значительных турецких сил создавало угрозу флангового удара по Дунайской армии.
Осложнилось положение и у Шипкинского перевала из-за явного нежелания организовать разведку противника и определить характер его действий. Турки сосредоточили в южной Болгарии сорокатысячную армию под командованием Сулейман-паши. Своими активными действиями он вынудил отряд Гурко отступить за Балканы и со всей силой обрушился на Шипкин-ский перевал, обороняемый совместно пятитысячным русским отрядом и несколькими болгарскими дружинами под общим командованием генерала Н. Г. Столетова.
4 августа Столетов доносил Радецкому: «Весь корпус Сулейман-паши, видимый нами как на ладони, выстраивается против нас в восьми верстах от Шипки. Силы неприятеля громадны, говорю это без преувеличения; будем защищаться до крайности, но подкрепление крайне необходимо».
Однако Радецкий, введенный в заблуждение разведкой, ждал Сулейман-пашу оттуда, где его не было, и подкрепления, конечно, не прислал. В результате этого малочисленный русско-болгарский отряд в течение трех суток сдерживал натиск противника, имевшего почти пятикратное превосходство. На исходе третьего дня боев положение героев Шипки стало отчаянным. Русским позициям грозило полное окружение. Лишь теперь Радецкий привел на Шипку стрелковую бригаду и дивизию Драгомирова, которые, совершив многокилометровый марш по горам, с ходу вступили в бой, и тем самым угроза окружения была устранена. Сулейман-паша еще не раз пытался взять перевал, но без успеха. С этого момента началось знаменитое «шипкинское сидение» – славная страница в истории боевого содружества болгарского и русского народов.
После упомянутого эпизода, когда Скобелев с Орловским полком пробил дорогу навстречу передовому отряду, генерал вновь оказался не у дел. Он терпеливо дожидался своего часа, а в это время в центре событий оказалась Плевна.
Первая и вторая Плевна
В котловине, окруженной со всех сторон высотами, на которых раскинулись обширные виноградники, утопая в густых утренних туманах, рассеивающихся порою только к полудню, спрятавшись в массу зелени и блестя на солнце черепицей крыш и белыми до боли в глазах минаретами и домами, – такой предстала Плевна перед взорами русских солдат. Но не сказочная красота города и его окрестностей стягивала сюда батальон за батальоном. Плевна со своим тридцатитысячным гарнизоном угрожающе нависла, ощетинившись жерлами орудий, над флангом русской армии. Небольшой исторический экскурс. Русские знали Плевну со времен 1810 года, когда доблестный отряд генерала Воронцова освободил город. В знак победы крепостные стены с бойницами были разрушены. Но Осман-паша захватил город и с помощью европейских инженеров возвел редуты, современные оборонительные укрепления, Плевна превратилась в мощную крепость, окруженную рвами и траншеями.
25 июня сотня казаков совершила дерзкую вылазку и заняла город, но уже на следующий день была выбита авангардом войск Осман-паши. Вся его огромная армия сосредоточилась в Плевне к исходу 27 июня и немедленно включилась в инженерные работы.
Разведка отряда генерала Ю. И. Шильдер-Шульднера, которому было поручено взять Плевну, прозевала подход турецких войск и, даже проведя рекогносцировку боем, не выявила в Плевне значительных сил неприятеля. Решение последовало незамедлительно – атаковать. Авось обойдется. Но коль противник слаб, атакующий может быть сильнее везде, и 8 июля утром войска в колоннах, не ожидая особого сопротивления, двинулись на приступ.
Каково же было удивление Шильдер-Шульднера, когда на ведомые им войска обрушился шквал огня. Оказалось, что турки за время пребывания в Плевне возвели несколько редутов, из которых не только жестоко обстреливали наступавших, но и совершали успешные вылазки. Сражение превратилось в погром. Шильдер-Шульднер потерял управление войсками, и все обернулось бы печально, если бы турки, опасаясь отрыва от укреплений, не прекратили преследования разбитых полков. Потери русских оказались катастрофическими – две с половиной тысячи человек.
Но этот, казалось бы, тревожный сигнал не насторожил русское командование, и поиски причин поражения отложили до лучших времен. А дальше произошло следующее.
Главнокомандующий приказал Н. П. Криденеру вновь всем отрядом атаковать Плевну. На сей раз к противнику отнеслись более уважительно. Однако разведка так и не сумела определить точное количество турецких войск, истинное начертание обороны и не выявила ее слабые стороны. Численность Плевнен-ского гарнизона турок, по донесению разведки, выглядела устрашающей: шестьдесят тысяч человек и семьдесят орудий. Криденер засомневался в успехе сражения и даже накануне второй атаки Плевны, отдав диспозицию на бой, запросил окончательное решение главной квартиры. Ответ был краток: «Покончить с делом при Плевне возможно скорее». Тем более что, наконец-то, главнокомандующий располагал сведениями об истинной численности турецких войск: пехоты – восемнадцать тысяч человек, конницы – тысяча двести человек, орудий – пятьдесят четыре. Какими же силами располагали русские? Пехота – двадцать восемь тысяч восемьсот человек, кавалерия – три тысячи пятьсот человек, артиллерия – сто семьдесят орудий. Такой перевес в силах удалось создать благодаря передаче Западному отряду двух пехотных бригад из состава корпуса князя А. И. Шаховского. Войска под его командованием насчитывали двенадцать батальонов и сорок восемь орудий. Этой группировке предстояло действовать против южных укреплений турок. Сам же Криденер возглавил основные силы – двадцать четыре батальона и девяносто два орудия. Войска стали деятельно готовиться к штурму. Им предстояло атаковать в лоб редут у деревни Гривица. Криденер посчитал, что это – ключ позиции. Учел генерал и печальный опыт первого штурма, создав для прикрытия на флангах небольшие отряды.
Один из них получил под команду генерал-майор М. Д. Скобелев. В его распоряжение поступила Кавказская казачья бригада, батальон Курского полка и 8-я горная Донская батарея.
Прежде всего Скобелев с вверенным ему отрядом решил провести разведку и тщательно обследовать местность, на которой ему предстояло действовать. Легкие на ход ноги кавалеристы проникали иногда на окраины самой Плевны. И тут обнаружилось, что сила и мощь турецких укреплений дутые... Скобелев пытался доказать князю Шаховскому, своему непосредственному начальнику, что редуты укреплены только с фронта и город совершенно не защищен с юга, а дорогу, ведущую от Ловчи (по ней беспрепятственно в Плевну шли подкрепления и обозы), легко перерезать одним полком. Казалось бы, чего проще – коль в хваленой обороне существует слабое место, так и бей всеми силами по нему. Увы, к огорчению Скобелева, от его предложений, суливших немалые выгоды, и Шаховской, и Криденер отмахнулись. Начальник Западного отряда пребывал словно под гипнозом и помышлял не о разгроме турок, а о том, как бы своим отступлением не навредить Главной квартире, которая находилась в недалеком тылу.
Туманным утром 18 июля начался второй штурм Плевны. Русские батареи с девяти часов утра начали обстреливать турецкие укрепления, турки отвечали огнем своих орудий. Артиллерийская подготовка явно не давала заметных результатов, особенно это было очевидным на правом фланге, где наносился главный удар по Гривицкому редуту. Здесь боем управлял сам Криденер. Войска генерал-лейтенанта Шаховского атаковали южные укрепления турок. Между отрядами пролегал такой широкий овраг, что ни о каком взаимодействии не могло быть и речи. Штурм не удался. Криденер и Шаховской вынуждены были отступить.
Шаховскому грозил полный разгром, если бы не действия Скобелева. Он еще ранним утром под покровом густого тумана со своим отрядом скрытно подошел к деревне Кришин и оставил возле нее полковника Тутолмина с восемью сотнями солдат и восемью орудиями. Чуть позже сюда подошел майор Домбровский с одним батальоном Курского полка и четырьмя орудиями. Сам Скобелев возглавил авангард из двух кубанских сотен и четырех орудий. Используя плохую видимость, авангард подошел под самые стены Плевны. Когда туман рассеялся, Скобелев обнаружил между Гривицкими высотами и городом неприятельскую пехоту численностью до десяти тысяч человек, а по дороге в Плевну движение кавалерии. И вот завязался бой. Орудия дали залп по скоплению турецкой пехоты. Противник опешил. Турки, полагая, что атакованы большими силами, сосредоточили на этом рубеже сначала шесть, а затем восемь орудий. Густые цепи пехоты, поддерживаемые конницей, двинулись в атаку, но Скобелев умело отвел свой отряд на главную позицию к деревне Кришин. Ведя бой, он постоянно поддерживал связь с Шаховским. Получив известие о том, что Шаховской занял два укрепления, Скобелев двинул в контратаку свой крошечный отряд, предварительно выслав казачьи заслоны во фланги.
Перед наступающими была поставлена четкая задача: занять господствующую высоту. На нее уже устремились турки, чтобы обойти Шаховского. Дабы создавалась видимость большого количества атакующих, Скобелев построил боевой порядок из двух цепей: первая начинала движение, вторая поддерживала ее ружейным огнем. Невзирая на жестокий огонь турок, одна из рот достигла гребня и, поддержанная с фланга казачьей сотней, ударила в штыки. Своим четырем орудиям Скобелев приказал занять высоту рядом. Выбор позиции оказался удачен. Батарея продержалась на ней до конца боя, а выстрелы ее были настолько точны, что в дуэли с турецкой батареей последней пришлось замолчать.
Хотя противник непрерывно атаковал, Скобелев держал в неприкосновенности свой резерв из трех рот, памятуя о главном – прикрытии фланга на случай появления противника из Ловчи. Однако узнав, что Шаховской с трудом отбивается от наседавших турок, а со стороны Ловчи, по сведениям разведки, противника не ожидается, он не раздумывая ввел в четыре часа дня в бой все, что имелось под рукой, оставив лишь взвод у знамени. И сделано это было очень своевременно: в рядах защитников осталось несколько десятков человек. Некоторые начали отходить, как вдруг на белоснежном коне, весь в белом, размахивая саблей, появляется Скобелев впереди наступающих рот. Звучит его знаменитый призыв: «Вперед, ребята!» В ответ раздается громкое «ура!». Солдаты бросаются в штыки. Перед неожиданным натиском турки не устояли и бежали до самого городского предместья. Встреченный здесь плотным огнем турок, отряд Скобелева отошел под защитный огонь своей батареи. Еще два часа сдерживали защитники высоты турецкие атаки. Когда стемнело, Скобелев отдал распоряжение оставить позицию после того, как будут подобраны все раненые. Под прикрытием казаков подразделения отошли к деревне Кришин. Там Скобелев получил приказание князя Шаховского отступить к Боготу[35].
Мал золотник да дорог. Дорогим и нужным оказался небольшой фланговый отряд для отступавших войск князя Шаховского. Попытка согнать эту назойливую осу с Зеленых гор стоила туркам больших потерь. Приковав к себе значительные неприятельские силы, отряд Скобелева намного облегчил положение войск князя Шаховского и уберег их от разгрома. Вот как после этих событий докладывал главнокомандующему о Скобелеве представитель Генерального штаба полковник П. Д. Паренсов, участвовавший в действиях отряда: «Заслуга свиты Его Величества генерал-майора Скобелева в деле велика: он своим верным быстрым военным глазомером сразу оценивал положение дел и выбирал надлежащий образ действий, затем своим блистательным спокойствием и распорядительностью, в адском огне, своим геройским личным примером воодушевлял войска и сделал их способными на чудеса храбрости. Одна лошадь под ним убита, другая ранена. Когда пришло время отступать, генерал-майор Скобелев слез с коня и, вложив саблю в ножны, лично замыкал отступление».
Во второй атаке Плевны русские потеряли более семи тысяч человек, а турки – лишь тысячу двести, причем более половины именно там, где действовал фланговый отряд Скобелева. Но Осман-паша не рискнул покинуть Плевну и не стал преследовать отступавших.
Второе плевненское поражение русских породило всплеск русофобии. Иностранная пресса трубила со злорадством: «Военный престиж громадной России изорван в клочья столь пренебрегаемыми турками». Русская же печать находилась в шоковом состоянии и вместо заготовленных цветастых фраз о победах приходилось использовать весь словарный запас русского языка, чтобы изложить смысл событий таким образом, что, дескать, хотя и не победили, но и не проиграли. В русском обществе и армии второе поражение произвело тягостное впечатление.
К. П. Победоносцев в одном из своих писем к бывшему ученику великому князю Александру Александровичу писал: «Мы здесь в ужасном состоянии все, в невообразимом волнении и страхе, вследствие неожиданных неудач под Плевной и после того... Внезапно, посреди быстрых успехов, начались неудачи, – очевидно, от ошибок, от непредусмотрительности, от неосторожности со стороны распорядительных властей. Вмиг доверие к этим властям потрясено, и теперь всевозможные неудачи представляются воображению... Народные умы ужасно взволнованы теперь; и теперь по случаю совершенной неизвестности и наших неудач всюду слышится ропот».
Причины осечки во втором штурме Плевны, по мнению выдающегося русского медика С. П. Боткина, заключались в следующем: «Всякая неудача должна позором ложиться на тех, которые не сумели пользоваться этой силой (русским солдатом. – Б. К.); вглядываясь в наших военных, особенно старших, так редко встречаешь человека со специальными сведениями, любящего свое постоянное дело; большая часть из них знакомы только с внешней стороной своего дела – проскакать бойко верхом, скомандовать: „Направо, налево“, да и баста! Много ли из них таких, которые следят за своей наукой, изучают свое дело? ...Много ли у нас таких, которые с любовью занимаются своей специальностью? Они все наперечет».
В его же воспоминаниях находим: «Кто же виноват во всех неудачах? Недостаток культуры (военной. – Б. К.), по-моему, лежит в основе всего развернувшегося перед нашими глазами... надо трудиться, надо учиться, надо иметь больше знаний, и тогда не придется получать уроков ни от Османов, ни от Сулейманов».
Казалось бы, очередная неудача под Плевной давала Скобелеву превосходный шанс позлорадствовать и над дряхлым бароном Криденером, и над князем Шаховским. Острому на язык Скобелеву не составляло труда на фоне неудачи возвеличить собственное «я». Но только в разговоре с отцом в очередной раз лишенный должности Скобелев-младший дал волю чувствам: «Ну, отступи Шаховской хоть на шаг от этой нелепой диспозиции, данной Криденером, сместись он со своим отрядом ближе к ловченскому шоссе – и тогда бы оборона Османа затрещала по швам!» На столь пылкий разбор сражения Дмитрий Иванович возразил: «Так ведь диспозицию утвердил сам главнокомандующий!»
Скобелеву становилось не по себе, когда написанное на бумаге превращалось в догму, когда офицеры шли в бой с завязанными глазами, когда во взглядах солдат без труда можно было прочесть осуждение творимого. Они-то горы готовы бы свернуть при толковых начальниках. И действительно, начиная от ротного командира до командира полка упрекнуть офицеров было не в чем, а вот бригадные и корпусные отцы-генералы, попав в огонь баталий, явно оказались не в своей тарелке и действовали по старинке. Не случайно, что фамилии многих из них постепенно стали исчезать из военных сводок. Между старым и новым развернулась негласная борьба, и плохо то, что старое в нежелании уступить дорогу, явилось причиной новых, ничем не оправданных жертв.
Телеграмма Н. П. Криденера о второй Плевне, извещавшая об исходе сражения, была получена главнокомандующим на следующий день, 19 июля, в седьмом часу утра. В телеграмме говорилось: «Бой длился целый день. Неприятель имеет громадный перевес в силах. Отступаю на Булгарени...»
Главнокомандующий, даже не зная истинных размеров неудачи, докладывая Александру II, сказал, что «намерен непременно еще атаковать неприятеля и лично вести эту третью атаку». Великий князь верил всерьез, что перед его выдающимися военными способностями не устоит ни один противник, и поэтому не сомневался в успехе задуманного.
К слову сказать, Осман-паша заставил заинтересоваться собой. Строились предположения, и что это англичанин на турецкой службе, и что он закончил академию в Лондоне. Бросились листать турецкие газеты, но те словно сговорились публиковать лишь скудные факты из биографии этого военачальника. И все же некоторые подробности стали известны. Осман-паша после окончания военного училища прошел все ступеньки военной карьеры, особенно проявив себя в войне с Сербией. Среди медлительных и инертных турецких военачальников он выделялся энергией и распорядительностью, храбростью и аскетизмом. Солдаты у него отличались дисциплиной и жестокостью. На злодеяния паша смотрел сквозь пальцы. Уже в самом начале войны он изгнал из лагеря иностранных военных советников...
Итак, великий князь Николай Николаевич решил испытать счастье и возглавить третий штурм Плевны. Он даже отдал предварительные распоряжения на выдвижение свежих войск и велел отправить телеграмму князю Карлу Румынскому, в которой просил о скорейшем переходе румынских войск через Дунай. Это реакция главнокомандующего. А что император? Получив 19 июля известие о неудаче, постигшей войска у Плевны, он назначил в Беле, месте расположения главной квартиры, совещание, в котором кроме августейших особ присутствовали военный министр Милютин и начальник штаба Непокойчицкий. Результатом этого совещания был вызов всего гвардейского корпуса из России.
В записке от 2 августа, поданной царю, Д. А. Милютин ставил вопрос о необходимости временного перехода всей Дунайской армии к обороне до прибытия подкреплений из России. Он требовал «бережливости на русскую кровь»: «Если будем по-прежнему рассчитывать на одно беспредельное самоотвержение и храбрость русского солдата, то в короткое время истребим всю нашу великолепную армию». И истребили бы на самом деле, действуя напрямик, без ума, не считаясь с потерями, рассчитывая на глупость турецкого командования, забыв о том, что против русских генералов действовал противник, умудренный боевым опытом подавления восстаний в Боснии, в Болгарии, в войне с Сербией и Черногорией, фанатично преданный султану.
Русские войска после сражения 18 июля отступили к Болгарскому Карагачу и Порадиму и заняли там оборону в ожидании подкреплений. Барон Криденер был смещен с должности командира Западного отряда, а на его место заступил командир ГУ корпуса генерал П. Д. Зотов. Кто-то по поводу этого назначения сострил: «Хрен редьки не слаще». Зотову давно уже было за пятьдесят, боевой опыт, обретенный в молодости в стычках с горцами, изрядно поистерся, но имея характер угодника, генерал мог рассчитывать на поддержку главнокомандующего. Упреждая события, можно сказать, что Зотов так ничем и не проявил себя в кампании, а его нерешительность стала притчей во языцех. Турки не сидели в Плевне сложа руки, они латали старые укрепления, строили новые, улучшали систему огня. Так волею обстоятельств Плевна на продолжительное время сделалась главным предметом, приковавшим внимание русской армии.
Чем же стала для Скобелева вторая Плевна? Ясно, что ни о какой личной крупной победе над неприятелем не могло быть и речи: слишком малы в его распоряжении были силы. Но этот удачный бой на фоне общего поражения явился одной из ступеней в утверждении Скобелева как военачальника. Не заметить его успех было просто невозможно.
Через два дня после второй атаки Плевны Скобелева назначили общим начальником кавалерийского формирования из частей полковника Тутолмина и подполковника Бакланова для охраны флангов войск князя Н. И. Святополк-Мирского. В полученном им предписании указывалось также наступать на Ловчу[36] и далее на Плевну для того, чтобы в день, когда главнокомандующий поведет атаку с восточной стороны, Сельвинский отряд атаковал бы с южной. В этом же предписании Скобелеву ставилась задача служить постоянной связью между отрядом Святополк-Мирского и войсками, собранными против Плевны.
25 июня сотня казаков совершила дерзкую вылазку и заняла город, но уже на следующий день была выбита авангардом войск Осман-паши. Вся его огромная армия сосредоточилась в Плевне к исходу 27 июня и немедленно включилась в инженерные работы.
Разведка отряда генерала Ю. И. Шильдер-Шульднера, которому было поручено взять Плевну, прозевала подход турецких войск и, даже проведя рекогносцировку боем, не выявила в Плевне значительных сил неприятеля. Решение последовало незамедлительно – атаковать. Авось обойдется. Но коль противник слаб, атакующий может быть сильнее везде, и 8 июля утром войска в колоннах, не ожидая особого сопротивления, двинулись на приступ.
Каково же было удивление Шильдер-Шульднера, когда на ведомые им войска обрушился шквал огня. Оказалось, что турки за время пребывания в Плевне возвели несколько редутов, из которых не только жестоко обстреливали наступавших, но и совершали успешные вылазки. Сражение превратилось в погром. Шильдер-Шульднер потерял управление войсками, и все обернулось бы печально, если бы турки, опасаясь отрыва от укреплений, не прекратили преследования разбитых полков. Потери русских оказались катастрофическими – две с половиной тысячи человек.
Но этот, казалось бы, тревожный сигнал не насторожил русское командование, и поиски причин поражения отложили до лучших времен. А дальше произошло следующее.
Главнокомандующий приказал Н. П. Криденеру вновь всем отрядом атаковать Плевну. На сей раз к противнику отнеслись более уважительно. Однако разведка так и не сумела определить точное количество турецких войск, истинное начертание обороны и не выявила ее слабые стороны. Численность Плевнен-ского гарнизона турок, по донесению разведки, выглядела устрашающей: шестьдесят тысяч человек и семьдесят орудий. Криденер засомневался в успехе сражения и даже накануне второй атаки Плевны, отдав диспозицию на бой, запросил окончательное решение главной квартиры. Ответ был краток: «Покончить с делом при Плевне возможно скорее». Тем более что, наконец-то, главнокомандующий располагал сведениями об истинной численности турецких войск: пехоты – восемнадцать тысяч человек, конницы – тысяча двести человек, орудий – пятьдесят четыре. Какими же силами располагали русские? Пехота – двадцать восемь тысяч восемьсот человек, кавалерия – три тысячи пятьсот человек, артиллерия – сто семьдесят орудий. Такой перевес в силах удалось создать благодаря передаче Западному отряду двух пехотных бригад из состава корпуса князя А. И. Шаховского. Войска под его командованием насчитывали двенадцать батальонов и сорок восемь орудий. Этой группировке предстояло действовать против южных укреплений турок. Сам же Криденер возглавил основные силы – двадцать четыре батальона и девяносто два орудия. Войска стали деятельно готовиться к штурму. Им предстояло атаковать в лоб редут у деревни Гривица. Криденер посчитал, что это – ключ позиции. Учел генерал и печальный опыт первого штурма, создав для прикрытия на флангах небольшие отряды.
Один из них получил под команду генерал-майор М. Д. Скобелев. В его распоряжение поступила Кавказская казачья бригада, батальон Курского полка и 8-я горная Донская батарея.
Прежде всего Скобелев с вверенным ему отрядом решил провести разведку и тщательно обследовать местность, на которой ему предстояло действовать. Легкие на ход ноги кавалеристы проникали иногда на окраины самой Плевны. И тут обнаружилось, что сила и мощь турецких укреплений дутые... Скобелев пытался доказать князю Шаховскому, своему непосредственному начальнику, что редуты укреплены только с фронта и город совершенно не защищен с юга, а дорогу, ведущую от Ловчи (по ней беспрепятственно в Плевну шли подкрепления и обозы), легко перерезать одним полком. Казалось бы, чего проще – коль в хваленой обороне существует слабое место, так и бей всеми силами по нему. Увы, к огорчению Скобелева, от его предложений, суливших немалые выгоды, и Шаховской, и Криденер отмахнулись. Начальник Западного отряда пребывал словно под гипнозом и помышлял не о разгроме турок, а о том, как бы своим отступлением не навредить Главной квартире, которая находилась в недалеком тылу.
Туманным утром 18 июля начался второй штурм Плевны. Русские батареи с девяти часов утра начали обстреливать турецкие укрепления, турки отвечали огнем своих орудий. Артиллерийская подготовка явно не давала заметных результатов, особенно это было очевидным на правом фланге, где наносился главный удар по Гривицкому редуту. Здесь боем управлял сам Криденер. Войска генерал-лейтенанта Шаховского атаковали южные укрепления турок. Между отрядами пролегал такой широкий овраг, что ни о каком взаимодействии не могло быть и речи. Штурм не удался. Криденер и Шаховской вынуждены были отступить.
Шаховскому грозил полный разгром, если бы не действия Скобелева. Он еще ранним утром под покровом густого тумана со своим отрядом скрытно подошел к деревне Кришин и оставил возле нее полковника Тутолмина с восемью сотнями солдат и восемью орудиями. Чуть позже сюда подошел майор Домбровский с одним батальоном Курского полка и четырьмя орудиями. Сам Скобелев возглавил авангард из двух кубанских сотен и четырех орудий. Используя плохую видимость, авангард подошел под самые стены Плевны. Когда туман рассеялся, Скобелев обнаружил между Гривицкими высотами и городом неприятельскую пехоту численностью до десяти тысяч человек, а по дороге в Плевну движение кавалерии. И вот завязался бой. Орудия дали залп по скоплению турецкой пехоты. Противник опешил. Турки, полагая, что атакованы большими силами, сосредоточили на этом рубеже сначала шесть, а затем восемь орудий. Густые цепи пехоты, поддерживаемые конницей, двинулись в атаку, но Скобелев умело отвел свой отряд на главную позицию к деревне Кришин. Ведя бой, он постоянно поддерживал связь с Шаховским. Получив известие о том, что Шаховской занял два укрепления, Скобелев двинул в контратаку свой крошечный отряд, предварительно выслав казачьи заслоны во фланги.
Перед наступающими была поставлена четкая задача: занять господствующую высоту. На нее уже устремились турки, чтобы обойти Шаховского. Дабы создавалась видимость большого количества атакующих, Скобелев построил боевой порядок из двух цепей: первая начинала движение, вторая поддерживала ее ружейным огнем. Невзирая на жестокий огонь турок, одна из рот достигла гребня и, поддержанная с фланга казачьей сотней, ударила в штыки. Своим четырем орудиям Скобелев приказал занять высоту рядом. Выбор позиции оказался удачен. Батарея продержалась на ней до конца боя, а выстрелы ее были настолько точны, что в дуэли с турецкой батареей последней пришлось замолчать.
Хотя противник непрерывно атаковал, Скобелев держал в неприкосновенности свой резерв из трех рот, памятуя о главном – прикрытии фланга на случай появления противника из Ловчи. Однако узнав, что Шаховской с трудом отбивается от наседавших турок, а со стороны Ловчи, по сведениям разведки, противника не ожидается, он не раздумывая ввел в четыре часа дня в бой все, что имелось под рукой, оставив лишь взвод у знамени. И сделано это было очень своевременно: в рядах защитников осталось несколько десятков человек. Некоторые начали отходить, как вдруг на белоснежном коне, весь в белом, размахивая саблей, появляется Скобелев впереди наступающих рот. Звучит его знаменитый призыв: «Вперед, ребята!» В ответ раздается громкое «ура!». Солдаты бросаются в штыки. Перед неожиданным натиском турки не устояли и бежали до самого городского предместья. Встреченный здесь плотным огнем турок, отряд Скобелева отошел под защитный огонь своей батареи. Еще два часа сдерживали защитники высоты турецкие атаки. Когда стемнело, Скобелев отдал распоряжение оставить позицию после того, как будут подобраны все раненые. Под прикрытием казаков подразделения отошли к деревне Кришин. Там Скобелев получил приказание князя Шаховского отступить к Боготу[35].
Мал золотник да дорог. Дорогим и нужным оказался небольшой фланговый отряд для отступавших войск князя Шаховского. Попытка согнать эту назойливую осу с Зеленых гор стоила туркам больших потерь. Приковав к себе значительные неприятельские силы, отряд Скобелева намного облегчил положение войск князя Шаховского и уберег их от разгрома. Вот как после этих событий докладывал главнокомандующему о Скобелеве представитель Генерального штаба полковник П. Д. Паренсов, участвовавший в действиях отряда: «Заслуга свиты Его Величества генерал-майора Скобелева в деле велика: он своим верным быстрым военным глазомером сразу оценивал положение дел и выбирал надлежащий образ действий, затем своим блистательным спокойствием и распорядительностью, в адском огне, своим геройским личным примером воодушевлял войска и сделал их способными на чудеса храбрости. Одна лошадь под ним убита, другая ранена. Когда пришло время отступать, генерал-майор Скобелев слез с коня и, вложив саблю в ножны, лично замыкал отступление».
Во второй атаке Плевны русские потеряли более семи тысяч человек, а турки – лишь тысячу двести, причем более половины именно там, где действовал фланговый отряд Скобелева. Но Осман-паша не рискнул покинуть Плевну и не стал преследовать отступавших.
Второе плевненское поражение русских породило всплеск русофобии. Иностранная пресса трубила со злорадством: «Военный престиж громадной России изорван в клочья столь пренебрегаемыми турками». Русская же печать находилась в шоковом состоянии и вместо заготовленных цветастых фраз о победах приходилось использовать весь словарный запас русского языка, чтобы изложить смысл событий таким образом, что, дескать, хотя и не победили, но и не проиграли. В русском обществе и армии второе поражение произвело тягостное впечатление.
К. П. Победоносцев в одном из своих писем к бывшему ученику великому князю Александру Александровичу писал: «Мы здесь в ужасном состоянии все, в невообразимом волнении и страхе, вследствие неожиданных неудач под Плевной и после того... Внезапно, посреди быстрых успехов, начались неудачи, – очевидно, от ошибок, от непредусмотрительности, от неосторожности со стороны распорядительных властей. Вмиг доверие к этим властям потрясено, и теперь всевозможные неудачи представляются воображению... Народные умы ужасно взволнованы теперь; и теперь по случаю совершенной неизвестности и наших неудач всюду слышится ропот».
Причины осечки во втором штурме Плевны, по мнению выдающегося русского медика С. П. Боткина, заключались в следующем: «Всякая неудача должна позором ложиться на тех, которые не сумели пользоваться этой силой (русским солдатом. – Б. К.); вглядываясь в наших военных, особенно старших, так редко встречаешь человека со специальными сведениями, любящего свое постоянное дело; большая часть из них знакомы только с внешней стороной своего дела – проскакать бойко верхом, скомандовать: „Направо, налево“, да и баста! Много ли из них таких, которые следят за своей наукой, изучают свое дело? ...Много ли у нас таких, которые с любовью занимаются своей специальностью? Они все наперечет».
В его же воспоминаниях находим: «Кто же виноват во всех неудачах? Недостаток культуры (военной. – Б. К.), по-моему, лежит в основе всего развернувшегося перед нашими глазами... надо трудиться, надо учиться, надо иметь больше знаний, и тогда не придется получать уроков ни от Османов, ни от Сулейманов».
Казалось бы, очередная неудача под Плевной давала Скобелеву превосходный шанс позлорадствовать и над дряхлым бароном Криденером, и над князем Шаховским. Острому на язык Скобелеву не составляло труда на фоне неудачи возвеличить собственное «я». Но только в разговоре с отцом в очередной раз лишенный должности Скобелев-младший дал волю чувствам: «Ну, отступи Шаховской хоть на шаг от этой нелепой диспозиции, данной Криденером, сместись он со своим отрядом ближе к ловченскому шоссе – и тогда бы оборона Османа затрещала по швам!» На столь пылкий разбор сражения Дмитрий Иванович возразил: «Так ведь диспозицию утвердил сам главнокомандующий!»
Скобелеву становилось не по себе, когда написанное на бумаге превращалось в догму, когда офицеры шли в бой с завязанными глазами, когда во взглядах солдат без труда можно было прочесть осуждение творимого. Они-то горы готовы бы свернуть при толковых начальниках. И действительно, начиная от ротного командира до командира полка упрекнуть офицеров было не в чем, а вот бригадные и корпусные отцы-генералы, попав в огонь баталий, явно оказались не в своей тарелке и действовали по старинке. Не случайно, что фамилии многих из них постепенно стали исчезать из военных сводок. Между старым и новым развернулась негласная борьба, и плохо то, что старое в нежелании уступить дорогу, явилось причиной новых, ничем не оправданных жертв.
Телеграмма Н. П. Криденера о второй Плевне, извещавшая об исходе сражения, была получена главнокомандующим на следующий день, 19 июля, в седьмом часу утра. В телеграмме говорилось: «Бой длился целый день. Неприятель имеет громадный перевес в силах. Отступаю на Булгарени...»
Главнокомандующий, даже не зная истинных размеров неудачи, докладывая Александру II, сказал, что «намерен непременно еще атаковать неприятеля и лично вести эту третью атаку». Великий князь верил всерьез, что перед его выдающимися военными способностями не устоит ни один противник, и поэтому не сомневался в успехе задуманного.
К слову сказать, Осман-паша заставил заинтересоваться собой. Строились предположения, и что это англичанин на турецкой службе, и что он закончил академию в Лондоне. Бросились листать турецкие газеты, но те словно сговорились публиковать лишь скудные факты из биографии этого военачальника. И все же некоторые подробности стали известны. Осман-паша после окончания военного училища прошел все ступеньки военной карьеры, особенно проявив себя в войне с Сербией. Среди медлительных и инертных турецких военачальников он выделялся энергией и распорядительностью, храбростью и аскетизмом. Солдаты у него отличались дисциплиной и жестокостью. На злодеяния паша смотрел сквозь пальцы. Уже в самом начале войны он изгнал из лагеря иностранных военных советников...
Итак, великий князь Николай Николаевич решил испытать счастье и возглавить третий штурм Плевны. Он даже отдал предварительные распоряжения на выдвижение свежих войск и велел отправить телеграмму князю Карлу Румынскому, в которой просил о скорейшем переходе румынских войск через Дунай. Это реакция главнокомандующего. А что император? Получив 19 июля известие о неудаче, постигшей войска у Плевны, он назначил в Беле, месте расположения главной квартиры, совещание, в котором кроме августейших особ присутствовали военный министр Милютин и начальник штаба Непокойчицкий. Результатом этого совещания был вызов всего гвардейского корпуса из России.
В записке от 2 августа, поданной царю, Д. А. Милютин ставил вопрос о необходимости временного перехода всей Дунайской армии к обороне до прибытия подкреплений из России. Он требовал «бережливости на русскую кровь»: «Если будем по-прежнему рассчитывать на одно беспредельное самоотвержение и храбрость русского солдата, то в короткое время истребим всю нашу великолепную армию». И истребили бы на самом деле, действуя напрямик, без ума, не считаясь с потерями, рассчитывая на глупость турецкого командования, забыв о том, что против русских генералов действовал противник, умудренный боевым опытом подавления восстаний в Боснии, в Болгарии, в войне с Сербией и Черногорией, фанатично преданный султану.
Русские войска после сражения 18 июля отступили к Болгарскому Карагачу и Порадиму и заняли там оборону в ожидании подкреплений. Барон Криденер был смещен с должности командира Западного отряда, а на его место заступил командир ГУ корпуса генерал П. Д. Зотов. Кто-то по поводу этого назначения сострил: «Хрен редьки не слаще». Зотову давно уже было за пятьдесят, боевой опыт, обретенный в молодости в стычках с горцами, изрядно поистерся, но имея характер угодника, генерал мог рассчитывать на поддержку главнокомандующего. Упреждая события, можно сказать, что Зотов так ничем и не проявил себя в кампании, а его нерешительность стала притчей во языцех. Турки не сидели в Плевне сложа руки, они латали старые укрепления, строили новые, улучшали систему огня. Так волею обстоятельств Плевна на продолжительное время сделалась главным предметом, приковавшим внимание русской армии.
Чем же стала для Скобелева вторая Плевна? Ясно, что ни о какой личной крупной победе над неприятелем не могло быть и речи: слишком малы в его распоряжении были силы. Но этот удачный бой на фоне общего поражения явился одной из ступеней в утверждении Скобелева как военачальника. Не заметить его успех было просто невозможно.
Через два дня после второй атаки Плевны Скобелева назначили общим начальником кавалерийского формирования из частей полковника Тутолмина и подполковника Бакланова для охраны флангов войск князя Н. И. Святополк-Мирского. В полученном им предписании указывалось также наступать на Ловчу[36] и далее на Плевну для того, чтобы в день, когда главнокомандующий поведет атаку с восточной стороны, Сельвинский отряд атаковал бы с южной. В этом же предписании Скобелеву ставилась задача служить постоянной связью между отрядом Святополк-Мирского и войсками, собранными против Плевны.
Ловча
С конца июля центр сражений переместился к Ловче, важному пункту и узлу дорог, ведущих в Плевну.
Окруженная со всех сторон лесами, Ловча располагалась на правом берегу реки Осмы, на пересечении дорог между Плевной, Сельви и Трояном. Невысокие отроги Балкан вплотную застилали виноградники, и только на одной горе, которая господствовала над городом, отсутствовал зеленый покров, а вершина была основательно выжжена солнцем. Солдаты окрестили ее Рыжей горой. Из солдатского лексикона это название перекочевало на топографические карты и в планы русских военачальников. Ловча, так же как и Плевна, была уже однажды в руках русских, но казаки, захватившие город, не успев распорядиться плодами победы, были выбиты передовыми частями армии Осман-паши. Не прошло и суток, как местность, прилегавшая к городу, превратилась в своего рода строительную площадку.
Рыжая гора от подножия до вершины была опутана паутиной траншей и переходов, сравнимых с теми, что по обыкновению устраивают в земле кроты. Турецкие инженеры потрудились на совесть, построив у Ловчи многоярусные укрепления, имевшие внушительный и неприступный вид. Мысль создателей редутов была проста – противник, какими бы силами он ни располагал, оказывался в огневом мешке, и таким образом, к дороге, связующей плевненский гарнизон со Стамбулом, подступиться было невозможно. По ней армия Осман-паши беспрепятственно получала подкрепления, продовольствие и боеприпасы.
Становилось очевидным, что любая попытка взять Ловчу с налета могла закончиться плачевно. И все же в штабе Дунайской армии решили прощупать противника. Поручили это дело Скобелеву. Генерал, будто заправский скаут, можно сказать, брюхом обследовал местность, прилегавшую к Ловче. Скобелев с помощниками подползал иногда так близко к турецким траншеям, что однажды ночью турок, стоявший на посту, едва не прошелся по нему ногами. Часового пластуны скрутили, а вослед разведчикам вперемежку с проклятиями зазвучали бешеные выстрелы. Так день за днем по крупицам складывалась общая картина обороны турок. И чтобы она стала еще более ясной, Скобелев организовал разведку боем. И вот тут-то турки, в надежде раз и навсегда покончить с назойливым русским отрядом, обрушились на атакующих всей своей огневой мощью. А Скобелеву только этого и было надобно.
Окруженная со всех сторон лесами, Ловча располагалась на правом берегу реки Осмы, на пересечении дорог между Плевной, Сельви и Трояном. Невысокие отроги Балкан вплотную застилали виноградники, и только на одной горе, которая господствовала над городом, отсутствовал зеленый покров, а вершина была основательно выжжена солнцем. Солдаты окрестили ее Рыжей горой. Из солдатского лексикона это название перекочевало на топографические карты и в планы русских военачальников. Ловча, так же как и Плевна, была уже однажды в руках русских, но казаки, захватившие город, не успев распорядиться плодами победы, были выбиты передовыми частями армии Осман-паши. Не прошло и суток, как местность, прилегавшая к городу, превратилась в своего рода строительную площадку.
Рыжая гора от подножия до вершины была опутана паутиной траншей и переходов, сравнимых с теми, что по обыкновению устраивают в земле кроты. Турецкие инженеры потрудились на совесть, построив у Ловчи многоярусные укрепления, имевшие внушительный и неприступный вид. Мысль создателей редутов была проста – противник, какими бы силами он ни располагал, оказывался в огневом мешке, и таким образом, к дороге, связующей плевненский гарнизон со Стамбулом, подступиться было невозможно. По ней армия Осман-паши беспрепятственно получала подкрепления, продовольствие и боеприпасы.
Становилось очевидным, что любая попытка взять Ловчу с налета могла закончиться плачевно. И все же в штабе Дунайской армии решили прощупать противника. Поручили это дело Скобелеву. Генерал, будто заправский скаут, можно сказать, брюхом обследовал местность, прилегавшую к Ловче. Скобелев с помощниками подползал иногда так близко к турецким траншеям, что однажды ночью турок, стоявший на посту, едва не прошелся по нему ногами. Часового пластуны скрутили, а вослед разведчикам вперемежку с проклятиями зазвучали бешеные выстрелы. Так день за днем по крупицам складывалась общая картина обороны турок. И чтобы она стала еще более ясной, Скобелев организовал разведку боем. И вот тут-то турки, в надежде раз и навсегда покончить с назойливым русским отрядом, обрушились на атакующих всей своей огневой мощью. А Скобелеву только этого и было надобно.