Страница:
Вывод, сделанный Скобелевым, был таков: штурмовать Ловчу со стороны Плевны – напрасный труд. Оставалось одно – вести наступление вдоль дорог, направив острие удара на Рыжую гору. На ней располагалась ставка Рифат-паши, начальника Ловченского гарнизона. Численность его составляла восемь тысяч человек пехоты, несколько таборов конницы и восемь орудий. Выполнив задачу, Скобелев 26 июля отписал начальнику штаба Дунайской армии донесение. В нем он утверждал, что «теперь, если не последует изменения в силах неприятеля в Ловче, можно задушить его двумя дивизиями с соответствующей кавалерией».
Но русское командование свободных дивизий не имело. Войска, вызванные из России, не подошли, и поэтому со взятием Ловчи решили повременить, тем самым предоставив благоприятную возможность туркам наращивать силы.
Все предпринятые Скобелевым усилия оказались напрасными. И до 10 августа его отряд находился в бездействии. В этот день из штаба прибыл с донесением гонец, который передал Скобелеву, что приказом главнокомандующего его назначают начальником вновь сформированного отряда, куда входили: Казанский полк, батальон Шуйского полка, команда саперов, Кавказская казачья бригада, две батареи. Всего около пяти с половиной тысяч человек и четырнадцать орудий. Этот отряд влился в состав войск князя А. К. Имеретинского, начальника 2-й дивизии, направленных на штурм Ловчи. После взятия города отряд должен был перейти в распоряжение князя Карла Румынского, вступившего в командование Западным отрядом.
Скобелеву вновь приказывают провести рекогносцировку, но он рвется в бой. Для него нет ничего страшнее, чем оказаться простым созерцателем событий, и поэтому он стремится доказать, что бездействие такого большого отряда наносит серьезный ущерб общему делу. Об этом Скобелев поочередно пишет письма Ф. Ф. Радецкому и Н. И. Святополк-Мирскому. Вот выдержка из письма, направленного Святополк-Мирскому 14 августа 1877 года:
18 августа князь Имеретинский направил Скобелеву записку, в которой просил его представить свои соображения и прибыть к нему в Сельви 19 августа, что Скобелев и сделал.
Поскольку бой за взятие Ловчи был первым боем, в котором Скобелев выступал в роли начальника большого отряда, то на нем остановимся несколько подробнее. Вот план, разработанный Скобелевым.
Задача: взять город Ловчу с возможно меньшими потерями.
Средства: пехота, 2-я пехотная дивизия, бригада 3-й пехотной дивизии, 64-й Казанский полк, 1-й батальон Шуйского полка, команда саперов – итого 22 батальона.
Артиллерия: шесть батарей 2-й дивизии, три батареи 3-й дивизии и 2-я батарея 16-й артиллерийской бригады, одна девятифунтовая батарея 9-й артиллерийской бригады – итого 88 орудий.
Кавалерия и конная артиллерия: Кавказская казачья бригада, 8-я донская батарея, эскадрон конвоя, бригада генерал-майора Леонтьева с конной батареей – итого 12 сотен, 9 эскадронов, 12 орудий.
Основные принципы: 1) Тщательное знакомство с местностью и расположением противника. 2) Обширная артиллерийская подготовка с дальних и ближних позиций. 3) Постепенность атаки. 4) Содействие фортификации при занятии первоначальных позиций, постепенно отнимаемых у неприятеля. 5) Сильные резервы и экономное их расходование. 6) По разъяснении слабости противника захват его путей отступления. 7) Освещение себя со стороны пунктов, из коих противник может ждать подкрепления.
Порядок выполнения задачи: 1) Занятие артиллерийских позиций на господствующих высотах. Сосредоточение на них значительного числа орудий. Устройство на этих высотах батарей и ложементов для стрелков. Устройство сообщений между этими высотами. 2) Сосредоточенный и продолжительный огонь на высоты неприятельской позиции. 3) Одновременный штурм этих высот после могущественной подготовки. 4) Перенесение на высоту № 2 нашей артиллерии; захват высот № 3 и № 4. Устройство на отбитой позиции ровиков для стрелков. 5) Штурм города и укреплений № 5, причем главное наступление вести с левого фланга нашего расположения, куда притянуть и свои резервы. 6) Просить у генерала Зотова одновременно с началом атаки произвести демонстрацию против правого фланга неприятельского расположения у Плевны.
...Многие изрядно изветшавшие от времени журналы боевых действий русско-турецкой войны свидетельствуют, что столь глубокие и ясные диспозиции до прибытия на театр действий Э. И. Тотлебена встречаются довольно-таки редко. Да ведь в начале войны от подобных журналов и вовсе собирались отказаться, мол, писать и отображать события некогда, надо действовать. Но умудренный боевым опытом Скобелев настойчиво требовал, чтобы велись хотя бы краткие дневники. Как они впоследствии пригодились для воссоздания правдивого и подлинного описания хода войны, далекого от того, каким оно выглядело в официальных публикациях!
Ценность же диспозиции, которая приведена выше, несомненна. Это – живой документ, в котором Скобелев предстает перед нами как полководец, преисполненный уверенностью в себе и твердостью решений. Можно возразить, что за плечами Скобелева не одно сражение и уже на земле Болгарии за ним прочно укрепилась репутация отважного и мужественного воина. Действительно, в войне, породившей массовый героизм, трудно было выделиться только за счет этих качеств. Имея преобладающее значение, они цементировали собой многие другие, столь необходимые военачальнику: умение масштабно мыслить, реально оценить обстановку, предвидеть возможные ее изменения, добиться глубокого понимания от подчиненных целей и задач, вдохновить их на самопожертвование и стать впереди, если этого потребуют обстоятельства.
К своим соображениям Скобелев представил подробный чертеж местности. Имеретинский принял этот план без добавлений и поручил осуществить его самому Скобелеву, назначив командовать левофланговым отрядом в составе десяти батальонов, пятидесяти шести орудий и трех эскадронов, то есть выполнить главную задачу. На правом фланге во взаимодействии с колонной Скобелева должен осуществлять наступление отряд под командованием генерала Добровольского.
Князь Имеретинский решил поручить дело взятия Ловчи Скобелеву еще и по той причине, что в случае неудачи можно будет свалить вину на него. За последнее время так отвыкли от боевых успехов, что каждый пытался застраховать себя. Но в данном случае опасения были напрасными – дело находилось в надежных руках. Много лет спустя князь вспоминал об этом в разговоре с одним из участников войны:
В то время как отряд Скобелева готовился к сражению, с Шипки доносилось глухое эхо выстрелов. Это Сулейман-паша, понукаемый султаном, пытался пробиться со своей армией на помощь к плевненскому гарнизону. Турки вложили в наступление всю ярость, какая только возможна на войне. Но, как говорится, нашла коса на камень. Защитники перевала хотя и с трудом, но отбивали непрерывные атаки. Скобелев был вне себя от медлительности высшего командования. На Шипке обильно лилась русская и болгарская кровь, а он с сильным отрядом пребывал в бездействии. Удар по Ловче вполне мог бы стать тем спасительным выходом в критической ситуации, сложившейся на Шипкинском перевале. Турки, словно предчувствуя, что вскоре наступит черед и Ловчи, изрядно усилили гарнизон. Опасения Рифат-паши были не напрасными, но только 18 августа Скобелев получил предписание овладеть Ловчей.
Приказ о наступлении русские воины встретили могучим «ура». В то время турки небезупешно атаковали Рущукский отряд. Казалось, инициатива переходила на сторону турок. Необходимо было разрушить эту безрадостную атмосферу, и Скобелев прекрасно сознавал, что на него с надеждой смотрит вся русская армия.
В полном составе войска, численностью около двадцати семи тысяч человек и девяноста восьми орудий, выступили к Ловче. Более чем трехкратный перевес оправдан, если учесть и сложность местности, и силу турецких укреплений. Перед началом действий Скобелев отдал приказ по левой колонне, а до господ офицеров довел диспозицию.
У Скобелева была своя манера в сочинительстве приказов, свой неповторимый стиль, где высокая риторика соседствовала с жесткой военной лексикой. Скобелевские приказы больше походили на обращения к войскам. Вот выдержка из приказа на бой у Ловчи:
Скобелев требовал от офицеров самостоятельности в действиях, а поэтому отдаваемые им диспозиции на бой не подавляли инициативу, предоставляли простор мышлению.
Со времени второй Плевны вокруг Скобелева начал объединяться круг таких же молодых, как и он сам, энергичных и одаренных офицеров. В его отряде сложилась атмосфера товарищества и доброжелательности.
«Здесь все товарищи», – говорил Скобелев. И действительно, чувствовался во всем дух боевого братства, что-то задушевное, искреннее, совсем чуждое низкопоклонству. И даже бывшие однокашники, попавшие к нему в отряд и по каким-либо причинам остановившиеся в продвижении по ступенькам военной карьеры, никогда не испытывали чувства зависти, настолько просто Скобелев держался с ними.
Но в делах службы вряд ли кто из окружавших Скобелева мог рассчитывать на его снисхождение за какое-либо упущение. Тогда он становился жесток, и это знали офицеры его отряда. Офицерская дружба, в понятии Скобелева, давала одно право – первым идти на смерть, показывать пример, как показывал его он сам.
Об участи своих подчиненных офицеров Скобелев сильно тревожился: «Папенек, маменек, титулованных родственников – нет. Самые счастливые выйдут из службы с пенсионом в 350 рублей или попадут в становые пристава... А ведь какая это честная и даровитая молодежь».
В редкие часы отдыха офицеры отряда зачастую собирались у Скобелева на славившиеся его хлебосольством обеды. Жизнерадостности Скобелева не было предела. Обладая тонким чувством юмора, он умел понимать шутку и остроумные выходки в свой адрес воспринимал без всякой обиды.
Но не одно хлебосольство влекло офицеров на обеды к Скобелеву. За столом спорили, обсуждали события, сопровождая их меткими определениями. В тесном кругу Скобелев не навязывал своего мнения, на каждый пример приводил исторические факты, безошибочно называл годы, имена, литературу – для молодых офицеров это были часы не пустого времяпрепровождения, а скорее учебы. Скобелев ненавязчиво убеждал, что без знания противника, законов войны трудно добиться победы.
Как-то на одном из таких собраний Скобелева спросил приехавший в его отряд дипломат из свиты царя:
– Неужели вы не боитесь?
– Видите ли, душенька, – был ответ Скобелева, – вы имеете право быть трусом, солдат – может быть трусом, офицеру, ничем не командующему, инстинкты самосохранения извинительны, ну а от ротного командира и выше трусам нет никакого оправдания... Генерал-трус, по-моему, анахронизм, и чем меньше такие анахронизмы терпимы – тем лучше. Я не требую, чтобы каждый был безумно храбрым, чтобы он приходил в энтузиазм от ружейного огня. Это – глупо! Мне нужно только, чтобы всякий исполнял свои обязанности в бою.
И в Скобелевском отряде каждый делал свое дело, памятуя о том, что оно – часть общего...
В половине шестого утра 22 августа войска заняли исходные позиции для наступления на Ловчу, причем выполнили это почти без шума, так что турки и не подозревали о готовившемся наступлении. Князь Имеретинский дал команду начать артподготовку.
Колонна, возглавляемая Скобелевым, должна была выбить турок из занимаемых ими укреплений на Рыжей горе. Князь Имеретинский сообщал об этом в своем донесении главнокомандующему: «Принимая во внимание, что так называемая „Рыжая гора“ командует всеми остальными высотами, окружающими г. Ловчу, решено было вести на нее главную атаку. Атака эта была возложена на генерала Скобелева, и только по овладении „Рыжей горой“ и ближайшими к ней ложементами должна была начать атаку правая колонна генерала Добровольского».
Батареи вели огонь по Рыжей горе, осыпая ее снарядами, и было видно, как турки начали покидать нижнюю траншею и перебегать на вершину. Скобелев объезжал батареи, давал указания на перенос огня. В половине двенадцатого князь Имеретинский, посчитав артиллерийскую подготовку достаточной, решил начать атаку Рыжей горы, о чем он сообщил Скобелеву запиской: «Пора начать атаку. Стреляем уже пять с половиной часов».
Начал атаку Казанский полк. С распущенными знаменами и с музыкой двинулись казанцы на Рыжую гору. Впереди густая цепь стрелков. Артиллерийский огонь, сопровождавший атаку, и движение подействовали на турок дезорганизующе, но постепенно сила их огня нарастала.
Единственным укрытием для наступавших могла служить лишь мельница на берегу реки Осмы, окруженная деревьями, далее овраг с обрывистыми берегами, по его дну протекал глубокий ручей – вода по пояс. Но полк двигался вперед, невзирая ни на что. Небольшое замешательство в овраге – и солдаты карабкаются по его скатам, используя для опоры ружья, жерди, плечи товарищей – и вот уже несколько рот на другой стороне. Турки усилили огонь, но атака настолько стремительна, что наступающих уже не остановить. Боясь штыкового удара русских, турки сначала поодиночке, затем группами стали покидать первую траншею. Это придало новые силы атакующим, «ура» становится громким, раскатистым. Близка и вторая траншея – видна растерянность турок, они бегут из нее, а затем и из третьей траншеи под прикрытие редутов. Рыжая гора взята, потери минимальные – несколько десятков человек.
С вершины горы открылся вид на казавшийся вымершим город, а за ним на высотах – сильный неприятельский редут, окруженный в несколько линий сетью траншей.
Небольшая передышка – и снова вперед. Теперь уже путь на Ловчу свободен. Во главе батальона казанцев, двигающихся по дороге, – сам Скобелев. Турки из редута открывают огонь, от которого ни вправо, ни влево не свернуть – кругом голые скалы. Надо спешить, темп невыносимый, турки начинают пристреливаться, но батальон уже достиг окраины Ловчи, за ним – другой. Вскоре весь город оказался в руках русских. На улицах поодиночке и группами появились болгары, обнимают своих освободителей. А Скобелев спешит. Главное, пока противник не опомнился, – взять штурмом нависший над городом редут.
Скобелев решил нанести удар по правому флангу турецких укреплений. На главном направлении был сосредоточен почти весь отряд, чем был достигнут значительный перевес в силах. Около трех часов дня, когда все приготовления были закончены, Скобелев подал сигнал к атаке.
Поддерживаемые огнем четырех батарей, войска двинулись вперед. Чтобы ввести в заблуждение противника, атака началась на левом фланге турок, которые не замедлили перебросить со своего правого фланга значительную часть сил. Затем Скобелев резко изменил направление и сосредоточил на этом фланге все имеющиеся у него под рукой войска. Этот маневр решил исход боя. Со всех сторон солдаты карабкались на бруствер редута. Турки бросились бежать, но у выхода их встретили в штыки, весь редут наполнился убитыми и ранеными. На помощь оборонявшимся Рифат-паша бросил два табора – последнее, что у него осталось, но и это не помогло. В бой вступили казаки. Они не позволили подкреплению приблизиться к редуту и еще долго преследовали остатки Ловченского гарнизона. В этот день мало кому из турок удалось избежать гибели.
Когда Осман-паша получил сообщение о начале боя в Ловче, он поспешил на выручку и лично возглавил отряд из двадцати таборов, оставив за себя в Плевне Адиль-пашу. Но двигался он нерешительно, очевидно, боясь за ослабленную его уходом Плевну, да и стремительность, с которой была взята Ловча, привела его к опозданию почти на пятнадцать часов. Наткнувшись на укрепление русских войск на Ловченском шоссе, он повернул назад в Плевну.
Как могло случиться, что Осман-паша оставил Плевну и возвратился в нее абсолютно никем не замеченный? Это еще раз наводит на мысль, что ничему-то за это время высшее руководство не научилось.
...Ночь после трудного боя была спокойной. Впервые за несколько суток солдатам разрешили снять амуницию и отдохнуть. «Все отлично, надо отдыхать, готовить себя к славному бою под Плевной», – говорил Скобелев.
...Ловча. Название этого небольшого городка, который в начале войны остался несколько в стороне от основных планов русского командования, а стрелы главных ударов даже краешком не коснулись незаметного кружка, обозначающего город на картах, теперь не сходил с языка у многих. Рядом с ним непременно звучало слово «победа». Ранним утром 23 августа государь, получивший телеграмму от князя Имеретинского, потребовал к себе дежурного флигель-адъютанта Лопухина-Демидова и повелел объявить конвою о взятии Ловчи. В этот день фамилия Скобелева не сходила с царственных уст.
Но лишь только отзвучало эхо выстрелов под Ловчей, как о Скобелеве забыли, и ему вновь пришлось обивать пороги штабных палаток, чтобы решить вопрос о своем назначении. До дивизии, мол, он не дорос, рассудили вверху, а бригадные вакансии, увы, все заняты. Так Скобелев вновь оказался генералом не у дел.
Легкий фимиам успеха кружил начальственные головы и не позволял принять взвешенное решение. А оно, утверждал Скобелев, было отчетливо видно как на ладони. Требовалось развернуть весь фронт русских войск и нанести удар по Плевне со стороны Ловчи. Но войска остались недвижимы. Более того, расположив в занятом городе небольшой гарнизон, отряд князя Имеретинского сошел со стратегически выгодного направления и присоединился к остальным частям, сосредоточенным под Плевной. В штабе Дунайской армии велась ускоренная разработка нового плана генерального штурма города.
Третья Плевна
Но русское командование свободных дивизий не имело. Войска, вызванные из России, не подошли, и поэтому со взятием Ловчи решили повременить, тем самым предоставив благоприятную возможность туркам наращивать силы.
Все предпринятые Скобелевым усилия оказались напрасными. И до 10 августа его отряд находился в бездействии. В этот день из штаба прибыл с донесением гонец, который передал Скобелеву, что приказом главнокомандующего его назначают начальником вновь сформированного отряда, куда входили: Казанский полк, батальон Шуйского полка, команда саперов, Кавказская казачья бригада, две батареи. Всего около пяти с половиной тысяч человек и четырнадцать орудий. Этот отряд влился в состав войск князя А. К. Имеретинского, начальника 2-й дивизии, направленных на штурм Ловчи. После взятия города отряд должен был перейти в распоряжение князя Карла Румынского, вступившего в командование Западным отрядом.
Скобелеву вновь приказывают провести рекогносцировку, но он рвется в бой. Для него нет ничего страшнее, чем оказаться простым созерцателем событий, и поэтому он стремится доказать, что бездействие такого большого отряда наносит серьезный ущерб общему делу. Об этом Скобелев поочередно пишет письма Ф. Ф. Радецкому и Н. И. Святополк-Мирскому. Вот выдержка из письма, направленного Святополк-Мирскому 14 августа 1877 года:
«Потрясающее впечатление, произведенное рассказом г-на Стенли, о положении наших на Шипке заставляет меня высказать вам мое глубокое убеждение: неприятель искусно маневрирует, отвлекая часть наших войск от участия в сражении на перевале. Немедленное прибытие 9-ти батальонов может иметь решающее значение в нашу пользу. Два полка из Сельви[37], 64-й Казанский с занимаемой мною позиции могут быть завтра утром в Габрове; голова колонны даже подходит к месту боя. 1 -и батальон Шуйского полка с 9-фунтовой батареей могут с успехом прикрывать Сельви. Ручаюсь, Кавказская казачья бригада с 8-ю конною батареей настолько удержит неприятеля со стороны Траяна[38] и Ловчи, чтобы дать в Сельви соответствующее решение.Выводы и предложения Скобелева верны, но принять их – значит дать понять, что он творец плана разгрома турок у Шипки, которого, кстати, ни у Святополк-Мирского, ни у Радецко-го нет, а посему – лучше уж будет так, как есть. Но лучше не было.
В данный момент Сельви не угрожает никакой опасности. Почему же нам не маневрировать!? Только что с двумя сотнями из-под Ловчи; никаких признаков присутствия значительных сил; из Траяна доносят, что там, кроме как нескольких сотен башибузуков, никаких войск нет...»
18 августа князь Имеретинский направил Скобелеву записку, в которой просил его представить свои соображения и прибыть к нему в Сельви 19 августа, что Скобелев и сделал.
Поскольку бой за взятие Ловчи был первым боем, в котором Скобелев выступал в роли начальника большого отряда, то на нем остановимся несколько подробнее. Вот план, разработанный Скобелевым.
Задача: взять город Ловчу с возможно меньшими потерями.
Средства: пехота, 2-я пехотная дивизия, бригада 3-й пехотной дивизии, 64-й Казанский полк, 1-й батальон Шуйского полка, команда саперов – итого 22 батальона.
Артиллерия: шесть батарей 2-й дивизии, три батареи 3-й дивизии и 2-я батарея 16-й артиллерийской бригады, одна девятифунтовая батарея 9-й артиллерийской бригады – итого 88 орудий.
Кавалерия и конная артиллерия: Кавказская казачья бригада, 8-я донская батарея, эскадрон конвоя, бригада генерал-майора Леонтьева с конной батареей – итого 12 сотен, 9 эскадронов, 12 орудий.
Основные принципы: 1) Тщательное знакомство с местностью и расположением противника. 2) Обширная артиллерийская подготовка с дальних и ближних позиций. 3) Постепенность атаки. 4) Содействие фортификации при занятии первоначальных позиций, постепенно отнимаемых у неприятеля. 5) Сильные резервы и экономное их расходование. 6) По разъяснении слабости противника захват его путей отступления. 7) Освещение себя со стороны пунктов, из коих противник может ждать подкрепления.
Порядок выполнения задачи: 1) Занятие артиллерийских позиций на господствующих высотах. Сосредоточение на них значительного числа орудий. Устройство на этих высотах батарей и ложементов для стрелков. Устройство сообщений между этими высотами. 2) Сосредоточенный и продолжительный огонь на высоты неприятельской позиции. 3) Одновременный штурм этих высот после могущественной подготовки. 4) Перенесение на высоту № 2 нашей артиллерии; захват высот № 3 и № 4. Устройство на отбитой позиции ровиков для стрелков. 5) Штурм города и укреплений № 5, причем главное наступление вести с левого фланга нашего расположения, куда притянуть и свои резервы. 6) Просить у генерала Зотова одновременно с началом атаки произвести демонстрацию против правого фланга неприятельского расположения у Плевны.
...Многие изрядно изветшавшие от времени журналы боевых действий русско-турецкой войны свидетельствуют, что столь глубокие и ясные диспозиции до прибытия на театр действий Э. И. Тотлебена встречаются довольно-таки редко. Да ведь в начале войны от подобных журналов и вовсе собирались отказаться, мол, писать и отображать события некогда, надо действовать. Но умудренный боевым опытом Скобелев настойчиво требовал, чтобы велись хотя бы краткие дневники. Как они впоследствии пригодились для воссоздания правдивого и подлинного описания хода войны, далекого от того, каким оно выглядело в официальных публикациях!
Ценность же диспозиции, которая приведена выше, несомненна. Это – живой документ, в котором Скобелев предстает перед нами как полководец, преисполненный уверенностью в себе и твердостью решений. Можно возразить, что за плечами Скобелева не одно сражение и уже на земле Болгарии за ним прочно укрепилась репутация отважного и мужественного воина. Действительно, в войне, породившей массовый героизм, трудно было выделиться только за счет этих качеств. Имея преобладающее значение, они цементировали собой многие другие, столь необходимые военачальнику: умение масштабно мыслить, реально оценить обстановку, предвидеть возможные ее изменения, добиться глубокого понимания от подчиненных целей и задач, вдохновить их на самопожертвование и стать впереди, если этого потребуют обстоятельства.
К своим соображениям Скобелев представил подробный чертеж местности. Имеретинский принял этот план без добавлений и поручил осуществить его самому Скобелеву, назначив командовать левофланговым отрядом в составе десяти батальонов, пятидесяти шести орудий и трех эскадронов, то есть выполнить главную задачу. На правом фланге во взаимодействии с колонной Скобелева должен осуществлять наступление отряд под командованием генерала Добровольского.
Князь Имеретинский решил поручить дело взятия Ловчи Скобелеву еще и по той причине, что в случае неудачи можно будет свалить вину на него. За последнее время так отвыкли от боевых успехов, что каждый пытался застраховать себя. Но в данном случае опасения были напрасными – дело находилось в надежных руках. Много лет спустя князь вспоминал об этом в разговоре с одним из участников войны:
«Я подошел под ловченские редуты, не имея никакого понятия о них самих, ни о местности перед ними, однако создавалось впечатление, что позиция неприятеля крепка, что дело будет трудное, но как идти на нее, с какой стороны, я не знал и мог узнать, конечно, только после рекогносцировки под неприятельским огнем. В это время ко мне явился Скобелев. Поздоровались. Он сказал:На следующий день после сформирования отряд Скобелева выступил в дорогу. Расположившись у Какрино, откуда Скобелев решил начать наступление на Ловчу, отряд деятельно принялся за инженерные работы и в этом деле преуспел настолько, что каждый воин был уверен в неприступности позиции.
– Князь, вы новичок в этих местностях и, конечно, не знаете ни расположения, ни стиля неприятеля, узнавать вам придется теперь не иначе как с большими потерями, а я давно здесь, изучил и ознакомлен с каждой пядью земли, с каждой возвышенностью, знаю все тропы, дороги и подступы, знаю дальность боя орудий, расположение траншей – доверьтесь мне, дело пойдет скорее, ручаюсь вам за успех.
Я доверился и не имел повода к раскаянию».
В то время как отряд Скобелева готовился к сражению, с Шипки доносилось глухое эхо выстрелов. Это Сулейман-паша, понукаемый султаном, пытался пробиться со своей армией на помощь к плевненскому гарнизону. Турки вложили в наступление всю ярость, какая только возможна на войне. Но, как говорится, нашла коса на камень. Защитники перевала хотя и с трудом, но отбивали непрерывные атаки. Скобелев был вне себя от медлительности высшего командования. На Шипке обильно лилась русская и болгарская кровь, а он с сильным отрядом пребывал в бездействии. Удар по Ловче вполне мог бы стать тем спасительным выходом в критической ситуации, сложившейся на Шипкинском перевале. Турки, словно предчувствуя, что вскоре наступит черед и Ловчи, изрядно усилили гарнизон. Опасения Рифат-паши были не напрасными, но только 18 августа Скобелев получил предписание овладеть Ловчей.
Приказ о наступлении русские воины встретили могучим «ура». В то время турки небезупешно атаковали Рущукский отряд. Казалось, инициатива переходила на сторону турок. Необходимо было разрушить эту безрадостную атмосферу, и Скобелев прекрасно сознавал, что на него с надеждой смотрит вся русская армия.
В полном составе войска, численностью около двадцати семи тысяч человек и девяноста восьми орудий, выступили к Ловче. Более чем трехкратный перевес оправдан, если учесть и сложность местности, и силу турецких укреплений. Перед началом действий Скобелев отдал приказ по левой колонне, а до господ офицеров довел диспозицию.
У Скобелева была своя манера в сочинительстве приказов, свой неповторимый стиль, где высокая риторика соседствовала с жесткой военной лексикой. Скобелевские приказы больше походили на обращения к войскам. Вот выдержка из приказа на бой у Ловчи:
«Пехота должна избегать беспорядка в бою и строю, различать наступление от атаки. Не забывать священного долга выручки своих товарищей во что бы то ни стало...Надо отдать должное Скобелеву в его стремлении довести свои требования до каждого солдата. Он строго взыскивал с тех командиров, которые не удосуживались объяснять своим подчиненным, что от них требуется в бою. «Солдат должен всегда знать, куда и зачем он идет... – говорил он. – Сознательный солдат в тысячу раз дороже бессознательного исполнителя».
Обращаю внимание всех нижних чинов, что потери при молодецком наступлении бывают ничтожны, а отступление, в особенности беспорядочное, кончается значительными потерями и срамом».
Скобелев требовал от офицеров самостоятельности в действиях, а поэтому отдаваемые им диспозиции на бой не подавляли инициативу, предоставляли простор мышлению.
Со времени второй Плевны вокруг Скобелева начал объединяться круг таких же молодых, как и он сам, энергичных и одаренных офицеров. В его отряде сложилась атмосфера товарищества и доброжелательности.
«Здесь все товарищи», – говорил Скобелев. И действительно, чувствовался во всем дух боевого братства, что-то задушевное, искреннее, совсем чуждое низкопоклонству. И даже бывшие однокашники, попавшие к нему в отряд и по каким-либо причинам остановившиеся в продвижении по ступенькам военной карьеры, никогда не испытывали чувства зависти, настолько просто Скобелев держался с ними.
Но в делах службы вряд ли кто из окружавших Скобелева мог рассчитывать на его снисхождение за какое-либо упущение. Тогда он становился жесток, и это знали офицеры его отряда. Офицерская дружба, в понятии Скобелева, давала одно право – первым идти на смерть, показывать пример, как показывал его он сам.
Об участи своих подчиненных офицеров Скобелев сильно тревожился: «Папенек, маменек, титулованных родственников – нет. Самые счастливые выйдут из службы с пенсионом в 350 рублей или попадут в становые пристава... А ведь какая это честная и даровитая молодежь».
В редкие часы отдыха офицеры отряда зачастую собирались у Скобелева на славившиеся его хлебосольством обеды. Жизнерадостности Скобелева не было предела. Обладая тонким чувством юмора, он умел понимать шутку и остроумные выходки в свой адрес воспринимал без всякой обиды.
Но не одно хлебосольство влекло офицеров на обеды к Скобелеву. За столом спорили, обсуждали события, сопровождая их меткими определениями. В тесном кругу Скобелев не навязывал своего мнения, на каждый пример приводил исторические факты, безошибочно называл годы, имена, литературу – для молодых офицеров это были часы не пустого времяпрепровождения, а скорее учебы. Скобелев ненавязчиво убеждал, что без знания противника, законов войны трудно добиться победы.
Как-то на одном из таких собраний Скобелева спросил приехавший в его отряд дипломат из свиты царя:
– Неужели вы не боитесь?
– Видите ли, душенька, – был ответ Скобелева, – вы имеете право быть трусом, солдат – может быть трусом, офицеру, ничем не командующему, инстинкты самосохранения извинительны, ну а от ротного командира и выше трусам нет никакого оправдания... Генерал-трус, по-моему, анахронизм, и чем меньше такие анахронизмы терпимы – тем лучше. Я не требую, чтобы каждый был безумно храбрым, чтобы он приходил в энтузиазм от ружейного огня. Это – глупо! Мне нужно только, чтобы всякий исполнял свои обязанности в бою.
И в Скобелевском отряде каждый делал свое дело, памятуя о том, что оно – часть общего...
В половине шестого утра 22 августа войска заняли исходные позиции для наступления на Ловчу, причем выполнили это почти без шума, так что турки и не подозревали о готовившемся наступлении. Князь Имеретинский дал команду начать артподготовку.
Колонна, возглавляемая Скобелевым, должна была выбить турок из занимаемых ими укреплений на Рыжей горе. Князь Имеретинский сообщал об этом в своем донесении главнокомандующему: «Принимая во внимание, что так называемая „Рыжая гора“ командует всеми остальными высотами, окружающими г. Ловчу, решено было вести на нее главную атаку. Атака эта была возложена на генерала Скобелева, и только по овладении „Рыжей горой“ и ближайшими к ней ложементами должна была начать атаку правая колонна генерала Добровольского».
Батареи вели огонь по Рыжей горе, осыпая ее снарядами, и было видно, как турки начали покидать нижнюю траншею и перебегать на вершину. Скобелев объезжал батареи, давал указания на перенос огня. В половине двенадцатого князь Имеретинский, посчитав артиллерийскую подготовку достаточной, решил начать атаку Рыжей горы, о чем он сообщил Скобелеву запиской: «Пора начать атаку. Стреляем уже пять с половиной часов».
Начал атаку Казанский полк. С распущенными знаменами и с музыкой двинулись казанцы на Рыжую гору. Впереди густая цепь стрелков. Артиллерийский огонь, сопровождавший атаку, и движение подействовали на турок дезорганизующе, но постепенно сила их огня нарастала.
Единственным укрытием для наступавших могла служить лишь мельница на берегу реки Осмы, окруженная деревьями, далее овраг с обрывистыми берегами, по его дну протекал глубокий ручей – вода по пояс. Но полк двигался вперед, невзирая ни на что. Небольшое замешательство в овраге – и солдаты карабкаются по его скатам, используя для опоры ружья, жерди, плечи товарищей – и вот уже несколько рот на другой стороне. Турки усилили огонь, но атака настолько стремительна, что наступающих уже не остановить. Боясь штыкового удара русских, турки сначала поодиночке, затем группами стали покидать первую траншею. Это придало новые силы атакующим, «ура» становится громким, раскатистым. Близка и вторая траншея – видна растерянность турок, они бегут из нее, а затем и из третьей траншеи под прикрытие редутов. Рыжая гора взята, потери минимальные – несколько десятков человек.
С вершины горы открылся вид на казавшийся вымершим город, а за ним на высотах – сильный неприятельский редут, окруженный в несколько линий сетью траншей.
Небольшая передышка – и снова вперед. Теперь уже путь на Ловчу свободен. Во главе батальона казанцев, двигающихся по дороге, – сам Скобелев. Турки из редута открывают огонь, от которого ни вправо, ни влево не свернуть – кругом голые скалы. Надо спешить, темп невыносимый, турки начинают пристреливаться, но батальон уже достиг окраины Ловчи, за ним – другой. Вскоре весь город оказался в руках русских. На улицах поодиночке и группами появились болгары, обнимают своих освободителей. А Скобелев спешит. Главное, пока противник не опомнился, – взять штурмом нависший над городом редут.
Скобелев решил нанести удар по правому флангу турецких укреплений. На главном направлении был сосредоточен почти весь отряд, чем был достигнут значительный перевес в силах. Около трех часов дня, когда все приготовления были закончены, Скобелев подал сигнал к атаке.
Поддерживаемые огнем четырех батарей, войска двинулись вперед. Чтобы ввести в заблуждение противника, атака началась на левом фланге турок, которые не замедлили перебросить со своего правого фланга значительную часть сил. Затем Скобелев резко изменил направление и сосредоточил на этом фланге все имеющиеся у него под рукой войска. Этот маневр решил исход боя. Со всех сторон солдаты карабкались на бруствер редута. Турки бросились бежать, но у выхода их встретили в штыки, весь редут наполнился убитыми и ранеными. На помощь оборонявшимся Рифат-паша бросил два табора – последнее, что у него осталось, но и это не помогло. В бой вступили казаки. Они не позволили подкреплению приблизиться к редуту и еще долго преследовали остатки Ловченского гарнизона. В этот день мало кому из турок удалось избежать гибели.
Когда Осман-паша получил сообщение о начале боя в Ловче, он поспешил на выручку и лично возглавил отряд из двадцати таборов, оставив за себя в Плевне Адиль-пашу. Но двигался он нерешительно, очевидно, боясь за ослабленную его уходом Плевну, да и стремительность, с которой была взята Ловча, привела его к опозданию почти на пятнадцать часов. Наткнувшись на укрепление русских войск на Ловченском шоссе, он повернул назад в Плевну.
Как могло случиться, что Осман-паша оставил Плевну и возвратился в нее абсолютно никем не замеченный? Это еще раз наводит на мысль, что ничему-то за это время высшее руководство не научилось.
...Ночь после трудного боя была спокойной. Впервые за несколько суток солдатам разрешили снять амуницию и отдохнуть. «Все отлично, надо отдыхать, готовить себя к славному бою под Плевной», – говорил Скобелев.
...Ловча. Название этого небольшого городка, который в начале войны остался несколько в стороне от основных планов русского командования, а стрелы главных ударов даже краешком не коснулись незаметного кружка, обозначающего город на картах, теперь не сходил с языка у многих. Рядом с ним непременно звучало слово «победа». Ранним утром 23 августа государь, получивший телеграмму от князя Имеретинского, потребовал к себе дежурного флигель-адъютанта Лопухина-Демидова и повелел объявить конвою о взятии Ловчи. В этот день фамилия Скобелева не сходила с царственных уст.
Но лишь только отзвучало эхо выстрелов под Ловчей, как о Скобелеве забыли, и ему вновь пришлось обивать пороги штабных палаток, чтобы решить вопрос о своем назначении. До дивизии, мол, он не дорос, рассудили вверху, а бригадные вакансии, увы, все заняты. Так Скобелев вновь оказался генералом не у дел.
Легкий фимиам успеха кружил начальственные головы и не позволял принять взвешенное решение. А оно, утверждал Скобелев, было отчетливо видно как на ладони. Требовалось развернуть весь фронт русских войск и нанести удар по Плевне со стороны Ловчи. Но войска остались недвижимы. Более того, расположив в занятом городе небольшой гарнизон, отряд князя Имеретинского сошел со стратегически выгодного направления и присоединился к остальным частям, сосредоточенным под Плевной. В штабе Дунайской армии велась ускоренная разработка нового плана генерального штурма города.
Третья Плевна
Более полутора месяцев русская армия находилась у стен Плевны, которую Осман-паша превратил в неприступную крепость.
Для русского командования Плевна стала камнем преткновения, но надо было довести дело до конца. Какими же средствами и, самое главное, как собирались брать Плевну на сей раз?
Успех у Ловчи настраивал руководство Дунайской армии на мажорный лад. А тут из России и Румынии одна за другой стали прибывать свежие пехотные дивизии, артиллерийские части. Главнокомандующий воспрянул духом и, видимо, не без его ведома армейские острословы пустили в ход присказку: «Уж теперь-то Плевну взять, как два пальца обмочить». Полевой штаб принялся лихорадочно готовить диспозицию на третий штурм Плевны. О настроении, которое сложилось накануне сражения за город, красноречиво свидетельствуют строки воспоминаний одного из участников войны: «Все верили, что Плевна на этот раз непременно будет взята, и что взять ее ввиду принятых мер – совершенные пустяки. В этом были все убеждены от генерала до последнего фургонщика». Однако задача усложнилась. Русские наращивали силы, но и турки не тратили времени даром, их редуты становились мощнее, приток резервов и обозов с боеприпасами и продовольствием не прекращался, правда, шли они по единственной, после взятия Ловчи, дороге на Софию, но все-таки подходили, и вскоре численность турецкой армии в Плевне достигла тридцати трех тысяч человек. С такими силами Осман-паша думал не только обороняться, но и в подходящий момент нанести удар по русским войскам, занимавшимся строительством укреплений, исправлением дорог и мостов.
19 августа турки, выйдя из укреплений, атаковали русские позиции у Пелишата-Сгаловца. Вот тут-то и можно было навязать противнику генеральное сражение. Кстати, сам Николай Николаевич еще 21 июля в письме к Александру II писал о таком случае как о весьма желаемом, но... уж коль Господь Бог военного дара не послал, то появившуюся возможность упустили. Мало того, наступление турок оказалось неожиданным и застало врасплох русское командование. П. Д. Зотов, получив известие о переходе турок в наступление против 4-го корпуса, не решился ударить вр фланг туркам 9-м корпусом, находившимся в непосредственной близости, опасаясь их прорыва к императорской квартире, расположившейся в недалеком тылу, в Горном Студене. Прибывшие к Плевне части Румынской армии оставались пассивными наблюдателями боя, как в поговорке: «Двое дерутся – третий не суйся». И не совались. На сей раз в результате десятичасового кровопролитного боя русским войскам удалось, благодаря героизму солдат, отразить наступление с большими потерями для турок. Боевые офицеры роптали и без обиняков заявляли вслух: «Управляют нами дураки». Опровергнуть подобное утверждение стоило огромного труда. Судьба Третьей Плевны была доверена явно не тем людям. Так, в должность начальника Западного отряда 22 августа вступил князь Карл Румынский, о военных познаниях которого даже Александр II, предложивший князю этот пост, имел весьма туманное представление. Но правитель Румынии безудержно рвался к славе, а победный исход войны освобождал его отечество от унизительной роли вассала Турции. Зотов отошел в тень и затаил недовольство, поскольку, возглавляя штаб Западного отряда, он ничем не мог повлиять на исход сражения. Все наиболее важные решения принимались непосредственно в Полевом штабе и, как правило, шли через его голову. Складывалась парадоксальная ситуация: армейская верхушка отрицала даже саму мысль о какой-либо неудаче, командиры полков, батальонов с трудом верили в успех и все же не щадили сил для подготовки к штурму. Опыт двух неудачных приступов был учтен.
Чем же занимался в это время Скобелев? А все тем же: уговаривал, настаивал, возмущался, пытался вразумить, что брать Плевну в лоб – истинное безумие. «Да, Гривицкий редут – ворота Плевны, – отстаивал свое мнение Скобелев. – Займем мы его, и вся система обороны турок рухнет, как карточный домик. Но ведь не всякий короткий путь краток и преодолим». Его слушали с показным вниманием, поддакивали, играли на тщеславии. Еще бы! Ведь генерал, ни много ни мало, отсек правую руку Осман-паши! Но лишь только за Скобелевым захлопывалась дверь, как вослед ему неслись ядовитые смешки, а предложения ложились под сукно.
И все же настойчивость Скобелева принесла свои плоды – его утвердили командиром авангарда в левофланговый отряд князя Имеретинского. Скобелев без промедления занялся формированием авангарда, который пока существовал только на бумаге.
Для русского командования Плевна стала камнем преткновения, но надо было довести дело до конца. Какими же средствами и, самое главное, как собирались брать Плевну на сей раз?
Успех у Ловчи настраивал руководство Дунайской армии на мажорный лад. А тут из России и Румынии одна за другой стали прибывать свежие пехотные дивизии, артиллерийские части. Главнокомандующий воспрянул духом и, видимо, не без его ведома армейские острословы пустили в ход присказку: «Уж теперь-то Плевну взять, как два пальца обмочить». Полевой штаб принялся лихорадочно готовить диспозицию на третий штурм Плевны. О настроении, которое сложилось накануне сражения за город, красноречиво свидетельствуют строки воспоминаний одного из участников войны: «Все верили, что Плевна на этот раз непременно будет взята, и что взять ее ввиду принятых мер – совершенные пустяки. В этом были все убеждены от генерала до последнего фургонщика». Однако задача усложнилась. Русские наращивали силы, но и турки не тратили времени даром, их редуты становились мощнее, приток резервов и обозов с боеприпасами и продовольствием не прекращался, правда, шли они по единственной, после взятия Ловчи, дороге на Софию, но все-таки подходили, и вскоре численность турецкой армии в Плевне достигла тридцати трех тысяч человек. С такими силами Осман-паша думал не только обороняться, но и в подходящий момент нанести удар по русским войскам, занимавшимся строительством укреплений, исправлением дорог и мостов.
19 августа турки, выйдя из укреплений, атаковали русские позиции у Пелишата-Сгаловца. Вот тут-то и можно было навязать противнику генеральное сражение. Кстати, сам Николай Николаевич еще 21 июля в письме к Александру II писал о таком случае как о весьма желаемом, но... уж коль Господь Бог военного дара не послал, то появившуюся возможность упустили. Мало того, наступление турок оказалось неожиданным и застало врасплох русское командование. П. Д. Зотов, получив известие о переходе турок в наступление против 4-го корпуса, не решился ударить вр фланг туркам 9-м корпусом, находившимся в непосредственной близости, опасаясь их прорыва к императорской квартире, расположившейся в недалеком тылу, в Горном Студене. Прибывшие к Плевне части Румынской армии оставались пассивными наблюдателями боя, как в поговорке: «Двое дерутся – третий не суйся». И не совались. На сей раз в результате десятичасового кровопролитного боя русским войскам удалось, благодаря героизму солдат, отразить наступление с большими потерями для турок. Боевые офицеры роптали и без обиняков заявляли вслух: «Управляют нами дураки». Опровергнуть подобное утверждение стоило огромного труда. Судьба Третьей Плевны была доверена явно не тем людям. Так, в должность начальника Западного отряда 22 августа вступил князь Карл Румынский, о военных познаниях которого даже Александр II, предложивший князю этот пост, имел весьма туманное представление. Но правитель Румынии безудержно рвался к славе, а победный исход войны освобождал его отечество от унизительной роли вассала Турции. Зотов отошел в тень и затаил недовольство, поскольку, возглавляя штаб Западного отряда, он ничем не мог повлиять на исход сражения. Все наиболее важные решения принимались непосредственно в Полевом штабе и, как правило, шли через его голову. Складывалась парадоксальная ситуация: армейская верхушка отрицала даже саму мысль о какой-либо неудаче, командиры полков, батальонов с трудом верили в успех и все же не щадили сил для подготовки к штурму. Опыт двух неудачных приступов был учтен.
Чем же занимался в это время Скобелев? А все тем же: уговаривал, настаивал, возмущался, пытался вразумить, что брать Плевну в лоб – истинное безумие. «Да, Гривицкий редут – ворота Плевны, – отстаивал свое мнение Скобелев. – Займем мы его, и вся система обороны турок рухнет, как карточный домик. Но ведь не всякий короткий путь краток и преодолим». Его слушали с показным вниманием, поддакивали, играли на тщеславии. Еще бы! Ведь генерал, ни много ни мало, отсек правую руку Осман-паши! Но лишь только за Скобелевым захлопывалась дверь, как вослед ему неслись ядовитые смешки, а предложения ложились под сукно.
И все же настойчивость Скобелева принесла свои плоды – его утвердили командиром авангарда в левофланговый отряд князя Имеретинского. Скобелев без промедления занялся формированием авангарда, который пока существовал только на бумаге.