Страница:
– Вот и замечательно. Слушай сюда…
Бобо, скривив недовольную морду и про себя пообещав разобраться в дальнейшем с глупой обезьяной, стал слушать «сюда».
– Дорогу видишь? Там где три пенька вместе? Да. И чуть правее. Ночью пошлешь своих волосатых туда. Можешь и сам проветриться. Мне нужна яма. Размеры с себя снимите. Чтобы та дура, которую твои парни тащили, только-только выглядывала. Брустверок соорудишь, пару окопчиков. Если не знаешь, что это, потом расскажу. Ладненько?
Бобо, который за время даже привык к запаху железяки, был не то чтобы рад, но и не огорчен. Копать, так копать. Раз дело требует, можно и перетерпеть.
– Мистер? Теперь с тобой разберемся. Мне нужны точные сведения о противнике. Действуй тоже ночью. Да не посылай всю банду, хватит двух-трех. Близко не подходи. Главное – узнать, здесь они или нет. Если случай представится, то можно и языка привести. Язык? Вот черт! Язык – это враг, которого можно захватить без шума и драки. А потом получить от него нужные сведения. Уяснил?
Мутант кивнул, давая понять, что все понял. Все не канавы в пепле рыть.
– Теперь о главном. И разбудите Роджа. Храпит ведь!
Роджа разбудили по-старинному, по-свойски, ударом промеж глаз. Серый странник не обиделся, потому что понимал, что заснуть во время военного совета равносильно измене. Заснул на посту – продал джунгли со всеми потрохами.
Мил разгреб листья, обнажая землю, такую же черную, как и пустошь. Немного покряхтев, умудрился всунуть промеж передних пальцев короткую палку и стал рисовать.
– Предположим, это пустошь. – Широкий, неровный круг. – Вот дорога. Вот этот крестик – яма с пулеметом, которую выкопает Бобо. Завтра на рассвете мы должны стоять так. – Несколько кривых прямоугольников, обозначающих для жителей неизвестно что. – Этот квадрат, позади ямы, – пещерные медведи. Прикрываете огневую точку и своих товарищей. Справа, вот здесь, наши красавцы. Альвареза, не крути головой, я о твоих бездельниках говорю. Спасибо, я тебя тоже люблю. Слева от огневой точки пантеры. Это наш центр, так сказать, тяжелая артиллерия. По краям мутанты. Мистер! Разделишь их пополам. Будете флангами.
– А мы? – подал голос Родж. Несправедливо, когда всех называют тяжелыми арти… чем-то и флангами. Непонятно, но до слез красиво. Почти что фламинго.
– А вы, – серый странник поймал внимательный взгляд Чокнутого, – вы, уважаемый Родж, со своими головорезами заляжете вот здесь.
Мил воткнул палку почти у самого носа волка, который по неосторожности склонился над планом боевой операции.
– А… Почему так далеко? – Палка торчала вне пределов овала, обозначающего гарь.
– Ты что, ни разу в засаде не сидел? И послушай меня внимательно, старый волк. Я знаю, что ты давно ждал этой драки и первым ринешься в бой. Но!
Мил взглянул на странника такими глазами, что у того пропало всякое желание геройствовать.
– Вот именно, Родж. – Мил позволил себе расслабиться и улыбнуться. Родж и его странники были самой важной частью задуманного им плана, и он не мог себе позволить, чтобы волк его не понял. – Ты будешь сидеть в засаде до тех пор, пока я сам не скажу тебе – поехали. Тогда, и только тогда, ты машешь хвостом и двигаешь в тыл противника.
– Нападать со спины? – Родж скорчил недовольную мину.
Альвареза хмыкнул. Уж если в джунглях и есть мастера засад и нападений внаглую, то это серые странники.
– Не со спины, а с тыла, – поправил Мил. – Разные вещи, не путай. Так. Кажется, все. А теперь вопросы, если они имеются после столь тщательного разжевывания предстоящей операции.
Окончательное разжевывание продолжалось до глубокой ночи. Мил даже и не подозревал, что его элементарный план будет оценен как гениально разработанное тактическое сражение. А все гениальные тактические сражения, по мнению жителей, требуют столь же гениального втолковывания и разъяснения.
Когда Мил наконец улегся, чтобы хоть немного вздремнуть, в его голову пришла совершенно неподходящая мысль. Жаль, что сегодня его не видела Шейла. Она гордилась бы белой пантерой.
Мил проснулся рано. Да и спал ли он? Какая-то мешанина из сна, разбавленного волнением и отрывками из прошлой жизни. Так часто происходило раньше. Перед серьезной операцией Мил-полицейский никогда не мог спокойно спать. Что-то мешало. Может быть, простое человеческое волнение. Но обычно после такой вот бессонной ночи Мил успокаивался и дальше, в течение всей операции, чувствовал себя превосходно.
Но что-то повернулось не так. Какой-то неизвестный рычажок встал не на свое место, испортив, сбив обычный ритм.
Мил лежал, прикрыв глаза, вслушиваясь в звуки, долетавшие из лагеря, и удивлялся самому себе. Он понимал – то, что он сделает сегодня, противоестественно. Противоестественно для человека, который за всю жизнь не пролил ни одной невинной капли крови. Человека ли, зверя… Он всегда сражался за справедливость, таким уж его воспитали. А сегодня, в предстоящем сражении, прольется много крови. И разве жители, хоть с той, хоть с этой стороны, не живые существа? И разве не будет виноват он, Мил, в том, что их кровь обагрит зеленую траву и смешается с землей джунглей?
Может быть, действительно все беды в джунглях не из-за Проклятого народа и Маленьких Но Злобных Кошек, а из-за него, белой пантеры? Ведь жили джунгли до этого в мире и согласии столько лет?! И вот пришел он. Со своими причудами и грехами. И теперь за эти самые причуды и грехи должны отвечать другие…
Но Мил не слишком переживал по поводу беспокойной совести. По своему опыту он знал, что, как только над джунглями взойдет звезда, дающая планете тепло и свет, ночные угрызения совести растают утренним туманом. Так всегда происходит, когда человек не может, в сущности, объяснить, для чего он призван в этот мир.
Мил встал, легко встряхнулся и, осторожно переставляя лапы, двинулся к выходу из норы, которую ему специально выделили. А раз руководству полагаются отдельные апартаменты, то отказываться от них и не стоит. Хотя Мил предпочел спать на открытом воздухе. Но разве жителей переубедишь? Теория безопасности так проела им мозги.
Как и предполагал Мил, лагерь и не думал спать. Тихо бурлил, клокотал, словно проснулись в нем старые, древние инстинкты ночной охоты. Жители, сбившись кучками, обсуждали предстоящее сражение. А звезды молча слушали их, удивляясь, как можно жить так, в постоянном движении и беспокойстве…
– Вас ищут, сэр! – Вышколенный серый странник из молодых окликнул Мила и указал в сторону пустоши. – Меня просили передать вам, сэр, что доставили языка.
Хорошая новость. Если есть язык, значит, есть и вражеский отряд. Значит, не зря они стремились именно к этому месту.
Мил, отвечая на приветствия жителей короткими порыкиваниями, устремился к тому месту, где располагалась основная ставка. Поближе к пустоши. Но не успел. Уже издалека он услышал сдавленный хрип Альварезы, который выбивал признания из пленного. А зная характер орангутанга, можно было однозначно предположить, что «язык» находится в беде. Так оно и было.
– Говори, вражина, покудова шею не свернул. – Альвареза тяжелой глыбой нависал над растерянным мутантом. Его лапы, способные раздавить без особого усилия кокосовый орех, мертвой хваткой вцепились в горло пленного, не давая тому не то что сказать, но и продохнуть.
Мил хотел гаркнуть что-нибудь типа «прекратить безобразие!», но только поинтересовался:
– Ну и как?
– А никак. – Альвареза отцепился от бедного мутанта и, словно в оправдание, показал раскрытые ладони. – Ничего не могу сделать. Вон и Родж подтвердит.
Находящийся здесь же серый странник согласно кивнул. Ничего не может сделать.
– Он язык проглотил, – пояснил после кивка волк.
– Как это? – Мил заинтересованно перевел взгляд на связанного тонкими лианами мутанта.
– А так, – вздохнул Альвареза. – Я ему по морде раза два съездил, а он, значит, язык и проглотил. Да ты не волнуйся. Мутанты, они такой народ паршивый, живучие до невозможности. Отрастет дня через три.
– А на пальцах? – Мил попытался отобразить что-нибудь на неприспособленных лапах, ничего не вышло, и он решил бросить это неблагодарное занятие. Да и вряд ли Проклятые владеют языком пальцев и лап.
– А с ним что делать? – растерянно спросил Альвареза, заметив, что Чокнутый потерял интерес к пленнику и собирается уходить.
– С ним? – Мил остановился и внимательно посмотрел на Проклятого.
Что делать с пленником? Отпустить? Не годится. Держать в плену? Лишняя обуза и пасть. Будь он сейчас в шкуре человека, он, Мил, не стал бы долго размышлять о будущем врага. Но сейчас он пантера, и все его действия должны быть такими, чтобы не уронить в глазах друзей ни своего достоинства, ни чести. Что бы на его месте сделал бы нормальный житель? Все что угодно, но никак не предоставление свободы тому, кто через час, через день, а то и через месяц может подкрасться сзади и размозжить череп.
– Убейте его.
Где-то в глубине души, человеческой души, Мил понимал, что поступает неправильно. Опять же не по-человечески как-то. Но кто сможет осудить его, непонятное существо в звериной шкуре, с человеческой совестью и с перемешанным чувством долга. Он – зверь. И должен делать все так, как настоящий житель.
– Убейте его, – повторил он, уже без смятения. – Нам пора выступать на передовые позиции.
И он даже не отвернулся, когда на него брызнула грязно-бурая кровь существа, называвшего себя Проклятым народом.
С этой, еще ночью приготовленной речью Мил выступал перед столпившимися перед ним жителями. Все в этой пламенной речи было правдой. И про дух, и про страх. Единственное, чего Мил решил не говорить, это то, что существовала и обратная сторона дела. Вернее, точка зрения. И те, кто сейчас, раскрыв пасти, внимал его словам, и те, кто скрывался за пустошью, были в одинаковом положении. И те и другие в это славное, пока туманное утро могли стать в равной степени и победителями, и побежденными. Но, как справедливо считал Мил, данное обстоятельство к делу не относилось и потому им можно было пренебречь. И хотя обман, как свойство человеческой души, был противен бывшему полицейскому, приходилось жертвовать достоинством ради должного уровня морального духа. Свою в высшей степени воодушевляющую речь Мил закончил в стиле героической патетики, чему научился за те два года, когда не занимался оперативной работой, а протирал штаны, творя доклады высшему начальству:
– И запомните, жители! Победа будет на стороне справедливости! А все мы знаем, на чьей стороне она, справедливость.
Обошлось без громогласного «ура», чему Мил был рад. Судя по боевому настроению жителей, их крик мог бы разбудить все джунгли. А где шум, там никакой секретной операции. Война – не баловство и не проявление эмоций. Война – это… Это…
Мил оторвался от размышлений о сущности войны. Не время. Вот потом, если получится, можно поломать голову над ролью войн в жизни обыкновенных джунглей и их обитателей.
Несколько глухих ударов и стиснутое шипение подсказали Милу, что выступила стая орангутангов. Притом интересно, сами орангутанги не издавали ни единого шороха. Единственной обезьяной, способной создать такое многоцветное шумовое сопровождение, мог быть только Альвареза. На последнем совете этот длиннорукий житель совсем замучил его. Мила. А что, если… А почему… А по какому месту кулаками бить… Суета с ним. Но без него – скучно.
Если кого Мил и не услышал, так это черных пантер. Сколько Мил ни вертел мордой, пытаясь уловить хоть небольшой шорох, ничего не получалось.
Чего нельзя сказать о медведях. Но на этот шум, грузноватый и неповоротливый. Мил внимания не обращал. Попробуйте тащить на себе железяку, которая так и норовит соскочить со спины?! Тут одним кряхтеньем не отделаешься. Нужно что-то покрепче и ненадежнее. Когда после непродолжительного копошения шум наконец стих, Мил понял, что все основные силы расставлены по местам и ждут не дождутся, когда взойдет звезда, дающая планете тепло и свет.
Подождав еще немного, Мил поднялся и направился к своему месту. Единственному камню на пустоши, с которого можно будет видеть все происходящее. Камень возвышался практически за спинами медведей, в нескольких шагах от странной конструкции, которую Мил называл «огневой точкой». Весь черный от копоти, которую так и не смогли смыть дожди, чуть потрескавшийся камень был похож на толстый блин. Прекрасное место для командного пункта.
Едва белая пантера, покрутившись на месте, улеглась на теплую черную поверхность, вырывая из тумана куски всклокоченного воздуха, стали подходить вожаки.
Квар молча улегся у основания, только метнул внимательный взгляд на белую пантеру. Как там альбинос?
Одновременно подошли Мистер и Бобо. Оно о чем-то тихо переговаривались. По обрывкам фраз Мил догадался, что разговор идет о необходимости надежной защиты тяжелой артиллерии с флангов. Весьма важный разговор.
Появление Альварезы вызвало всеобщее оживление, если не сказать больше. А оживляться было от чего. Альвареза появился из тумана так стремительно, словно за ним гнались дикие пчелы. Ни на кого не обращая внимания, он взлетел на камень и, одной рукой опершись на его шероховатую поверхность, вторую приложив к бровям, устремил свой взгляд в сторону предполагаемого противника. Стойка орангутанга была донельзя красива и мужественна. Если бы не одно «но». На могучем торсе Альварезы была напялена ярко-желтая майка Пришельцев с весьма интересным рисунком.
Мил, пару секунд потративший на то, чтобы закрыть пасть, наконец нашел в себе силы, чтобы задать вопрос:
– Ты где это спер?
Альвареза, даже не удостоив взглядом белую пантеру, все также всматривался вдаль, явно гордясь произведенным на всех впечатлением.
– Классная одежда, да? – переполнявшая его гордость заставила тело орангутанга наклониться еще чуть-чуть вперед, так что теперь обезьяна была похожа на оленя, который заметил в зарослях деревьев опасность.
– В общем-то да, – не мог не согласиться Мил. – И форма и цвет подходящий. Но…
– Без каких-либо «но», мой белый товарищ. – Альвареза скосил один глаз на Мила и оттопырил губу, показывая, что мнение альбиносов по поводу майки он игнорирует. – А костюмчик я у странников, которые в город Пришельцев мотались, отобрал. Не хотели отдавать, сволочи, но я убедил. Уж больно она мне к морде. А ты что, не согласен?
Второй глаз также сфокусировался на Миле. Тот немного подумал и решил, что не стоит обижать обезьян, которые стремятся к совершенству и цивилизации.
– Гм. – Конечно, все вышесказанное просто здорово, но Мил решил открыть Альварезе все, что он думал по этому поводу. – Ты смешон.
Странно, но орангутанг даже не обиделся. Его природная уверенность в своей неотразимой красоте, подкрепленная наличием прекрасного цвета майки, давала ему полное право думать, что все остальные жители ничего не понимают в искусстве.
– Да ты посмотри. – Он развернулся к Милу и остальным жителям широкой грудью, распрямил ее, насколько хватало костного строения, и уткнул крючкообразный, обросший палец точно в центр этой самой развернутой груди. – Это же наверняка мой дальний родственник нарисован. И мои ребята тоже с этим согласились.
Мил вспомнил тот непонятный шум с утра, когда банда Альварезы выдвигалась на боевые позиции. Теперь он понял, что слышал именно удары и порыкивания несогласных с тонким вкусом вожака. И, как казалось Милу, судя по многочисленности ударов и смешков, Альвареза в своей стае был единственным ценителем доброго и вечного.
Конечно, Мил мог бы еще добавить, что нарисованное на майке никак не может быть ни дальним, ни тем более близким родственником орангутанга. Какой-то популярненький певчишка с кудрявой шевелюрой и симпатичной физиономией. Мог бы сказать, но не стал. Альвареза после этого может еще более возгордиться, и тогда совсем отобьется от рук. Да и от лап тоже.
– Ладно. – Мил поспешил замять вопрос о культуре и красоте, который мог разрастись в обширную дискуссию. – Носи и радуйся.
Жители, почувствовав, что небольшой антракт закончен, приблизились к камню.
Мил, предварительно столкнув вниз Альварезу, устроился так, чтобы видеть всех разом.
– Докладывайте.
Собственно, докладывать нечего и не о чем. Не зря они несколько месяцев тренировались под его чутким руководством. Каждый из членов стаи знает, что делать и как делать. Все остальное – пустые формальности, которые просто необходимо соблюдать для поддержания порядка.
Квар, старина Квар, как всегда, немногословен. Немного не в себе. Все еще переживает из-за дочери? Или волнуется? А может быть, ни то ни другое. В последнее время он изменился. И старается почаще быть рядом с ним, с Милом. Родная кровь? Все-таки странно. Славный старик.
Мутант Мистер еще более красноречив. Кивок головы – и весь доклад. Но зато эти существа… Да, существа. Не подведут. Откуда в них столько злости против Проклятых? Словно и не из одной стаи. Кто их разберет. Борьба противоположностей и мировоззрений. Как это называется по-научному? Гражданская война. И все уверены, что только они правы. Но, так или иначе, Мистер не подведет. Слишком хорошо он, Мил, его знает. А ведь в душе весельчак. Но замкнут.
Кто там дальше?
Бобо. Вот уж кого можно послушать. Такое впечатление, что за те несколько дней, когда ему поручили следить за единственным имеющимся в наличии оружием, медведь окончил артиллерийское училище. Где только набрался? Но как преподносит!.. Боевое оружие установлено в соответствии со сферой радиуса действия… Расчетная отдача учтена по длине окопов, предназначенных к возможной эвакуации пулемета… Боевые расчеты построены, чехлы сняты… Молоток Бобо. Другой бы на его месте возмутился – на хрена мне железяка в подчинении. Он – нет.
А вот других перебивать нехорошо. За это можно и по морде. Но Альварезе разве кто указ? Наверняка готовил свою речь всю ночь. Чешет как по писаному. Вот только генералиссимусом совсем не обязательно его, Мила, называть. Мог бы просто генералом, как договорились. Но в армии всегда уважали тех, кто прибавлял шпалы на погоны.
Вроде все. Все доложились и отметились. Остался только Ночной Родж. Но он сейчас в положенном месте. И появится, как было договорено, не раньше намеченного времени.
– Хорошо. – Мил покачал головой, показывая, что все сказанное жителями он принял к сведению. – Через несколько минут звезда, дающая планете тепло и свет, взойдет. И будет лучше, если вы в это время будете рядом со своими стаями. Вы все знаете, что делать и как. Удачи всем.
Мил проследил глазами, как силуэты вожаков растворяются в белом утреннем воздухе. Потом встал и сам направился к месту, где располагалась огневая точка.
Когда за спиной первые лучи звезды, дающей планете тепло и свет, прорвались сквозь пелену воздуха, туман, этот трусливый приспешник ночи, позорно бежал, теряя по пути клочья разорванной ваты. И в ту же самую секунду, когда звезда, дающая планете тепло и свет, озарила своим пока слабым сиянием джунгли. Мил увидел перед собой вражескую армию.
Это произошло слишком быстро. Темная полоса, слившаяся с такой же темной полосой джунглей на той стороне пустоши, в один миг преобразилась, налилась оттенками серого и дико завизжала.
Они увидели их. И по тому, насколько стройны были их ряды, Мил понял: они ждали. Эти существа, эти жители и Проклятые, объединенные какой-то одной целью, так же как и его маленькое войско, готовились к встрече. Мил давно уже умел различать все интонации криков жителей. И он мог поклясться собственным хвостом, что не уловил ни малейшего оттенка робости или страха в этом крике. И чувство, похожее на человеческое волнение, неприятно коснулось сердца.
Именно в этот момент, момент осознания того, что существа, которые стоят с той стороны пустоши, готовы сражаться не на жизнь, а на смерть, Мил понял, будет много крови.
Будет много крови. Невинной крови. Ибо нет на свете виновной крови. Нет, и все тут.
Черный пепел впитает в себя красную массу, пропуская через себя, словно через сито, чьи-то жизни. И может быть, эта кровь даст наконец начало новой жизни. Может быть, орошенная кровью черная пустошь сдастся.
Стоящие за спиной Мила пещерные медведи не выдержали и заревели, широко распахивая клыкастые пасти. Они, привыкшие, что джунгли никогда не повышали на них голос, были рассержены. Как? Разевать наглые пасти против их племени? Кто посмел?
Мил обеспокоенно обернулся. Меньше всего сейчас он хотел, чтобы медведи сорвались и ломанулись, не разбирая дороги, с налитыми глазами вперед. Тогда все насмарку. Тогда все проиграно.
Бобо перехватил взгляд Чокнутого. Если белая пантера и должна волноваться, то только не за его племя. А то, что глотки решили размять, – не беда. От этого еще ни одна охота не становилась неудачной.
Бобо кивнул Чокнутому. Все под контролем. И только когда альбинос, кивнув в ответ, отвернулся, Бобо сам решил вспомнить молодость и слегка повыкобениваться. А то чужие бояться перестанут да и свои уважать не захотят.
Он уперся в землю всеми четырьмя лапами, впиваясь в нее длинными когтями, словно навечно. Задрал к остаткам маленьких светлячков на небе мохнатую морду и, закрутив до отказа губы, раскрыл огромную черную пасть.
Если и есть в джунглях что-то более приятное, нежели грозный рык могучего зверя на восходе звезды, дающей планете тепло и свет, то это что-то такое, что Бобо, увы, неизвестно.
– Хорошо, – только и смог сказать на остатках дыхания вожак стаи пещерных медведей, не обращая внимания на изумленные взгляды молодых самцов стаи. А то, видишь ли, привыкли, что вожак только зубами за холку или лапой по хребту. Вожак еще о-го-го! Вожак это… Сила!
Бобо мог бы еще долго размышлять над ролью хорошего рыка в общественной жизни джунглей, если бы не перемены, происходящие в этих самых джунглях.
Звезда, дающая планете тепло и свет, встала уже достаточно высоко, выхватывая лучами те места, что стыдливо прятались в остатках ночи. И ее свет наконец осветил тех, кто решил помериться силами с бунтарями. Хотя кто знает, кто в это неспокойное время бунтарь, кто герой, а кто просто пассивный предатель.
Мил сощурил глаза, рассматривая врага. Не то чтобы у него было плохое зрение, но старая, еще человеческая привычка давала о себе знать.
Он ожидал, что противник будет многочисленнее. Но чтобы настолько!
В центре растянутой армии мутанты. Это хорошо. Никогда нельзя быть до конца уверенным в том, как поведут себя мутанты, встретившись друг с другом лоб в лоб. И хотя Мистер говорил, что пришедшим с ним мутантам можно доверять безоговорочно, перестраховка не повредит. Мутанты, они, конечно, не люди, но кто их знает?
По бокам Проклятых стоят жители. Без всякого порядка и ранжира. И хотя с такого расстояния довольно трудно определить, кто именно, Мил различил два-три вида кошек. Без сомнения, где-то среди них и Маленькие Но Злобные Кошки. Без них этот праздник обойтись никак не может. Кто еще? Батюшки, а эти-то что здесь делают? Те, что с рогами на дурной башке. От них убойной силы раз, два и обчелся. Если это только не заградительный отряд. Ага! Кажется, и гориллы на стороне Проклятых?! Не забыть сказать об этом Альварезе. Чтобы после всей этой кутерьмы поговорил отдельно, по душам. А вот это посерьезнее. Почти бронетанковые войска. Наверное, рыси по всем джунглям обегались, разыскивая эту громадину, которая думает, что среди тонких деревьев не видно стройного тела и лопоухих ушей. Хорошо хоть всего один. Наверное, самый дурной во всех джунглях, раз поддался на уговоры Проклятых. А остальные – сборная солянка. С каждой стайки по штучке. Бананами их, что ли, заманивали. А может, и запугали. С Проклятых станет.
– Ты глянь! Чего это они? – От неожиданности Мил чуть было не сел на задние лапы. Бобо, со всей своей массой, сумел-таки подкрасться незаметно.
Со стороны противника отделилась странная фигура и стала приближаться. Странность ее заключалась в том, что Проклятый – а это был, без сомнения, один из представителей этого народа – шел, размахивая во все стороны ухваченным за ноги белым попугаем. Бедная птица нещадно ругалась по-своему, по-птичьи, но вырваться никак не могла.
– Это что? – повторил свой вопрос Бобо, который решил окончательно растормошить Чокнутого, но добиться ответа на поставленный волнующий вопрос.
Бобо, скривив недовольную морду и про себя пообещав разобраться в дальнейшем с глупой обезьяной, стал слушать «сюда».
– Дорогу видишь? Там где три пенька вместе? Да. И чуть правее. Ночью пошлешь своих волосатых туда. Можешь и сам проветриться. Мне нужна яма. Размеры с себя снимите. Чтобы та дура, которую твои парни тащили, только-только выглядывала. Брустверок соорудишь, пару окопчиков. Если не знаешь, что это, потом расскажу. Ладненько?
Бобо, который за время даже привык к запаху железяки, был не то чтобы рад, но и не огорчен. Копать, так копать. Раз дело требует, можно и перетерпеть.
– Мистер? Теперь с тобой разберемся. Мне нужны точные сведения о противнике. Действуй тоже ночью. Да не посылай всю банду, хватит двух-трех. Близко не подходи. Главное – узнать, здесь они или нет. Если случай представится, то можно и языка привести. Язык? Вот черт! Язык – это враг, которого можно захватить без шума и драки. А потом получить от него нужные сведения. Уяснил?
Мутант кивнул, давая понять, что все понял. Все не канавы в пепле рыть.
– Теперь о главном. И разбудите Роджа. Храпит ведь!
Роджа разбудили по-старинному, по-свойски, ударом промеж глаз. Серый странник не обиделся, потому что понимал, что заснуть во время военного совета равносильно измене. Заснул на посту – продал джунгли со всеми потрохами.
Мил разгреб листья, обнажая землю, такую же черную, как и пустошь. Немного покряхтев, умудрился всунуть промеж передних пальцев короткую палку и стал рисовать.
– Предположим, это пустошь. – Широкий, неровный круг. – Вот дорога. Вот этот крестик – яма с пулеметом, которую выкопает Бобо. Завтра на рассвете мы должны стоять так. – Несколько кривых прямоугольников, обозначающих для жителей неизвестно что. – Этот квадрат, позади ямы, – пещерные медведи. Прикрываете огневую точку и своих товарищей. Справа, вот здесь, наши красавцы. Альвареза, не крути головой, я о твоих бездельниках говорю. Спасибо, я тебя тоже люблю. Слева от огневой точки пантеры. Это наш центр, так сказать, тяжелая артиллерия. По краям мутанты. Мистер! Разделишь их пополам. Будете флангами.
– А мы? – подал голос Родж. Несправедливо, когда всех называют тяжелыми арти… чем-то и флангами. Непонятно, но до слез красиво. Почти что фламинго.
– А вы, – серый странник поймал внимательный взгляд Чокнутого, – вы, уважаемый Родж, со своими головорезами заляжете вот здесь.
Мил воткнул палку почти у самого носа волка, который по неосторожности склонился над планом боевой операции.
– А… Почему так далеко? – Палка торчала вне пределов овала, обозначающего гарь.
– Ты что, ни разу в засаде не сидел? И послушай меня внимательно, старый волк. Я знаю, что ты давно ждал этой драки и первым ринешься в бой. Но!
Мил взглянул на странника такими глазами, что у того пропало всякое желание геройствовать.
– Вот именно, Родж. – Мил позволил себе расслабиться и улыбнуться. Родж и его странники были самой важной частью задуманного им плана, и он не мог себе позволить, чтобы волк его не понял. – Ты будешь сидеть в засаде до тех пор, пока я сам не скажу тебе – поехали. Тогда, и только тогда, ты машешь хвостом и двигаешь в тыл противника.
– Нападать со спины? – Родж скорчил недовольную мину.
Альвареза хмыкнул. Уж если в джунглях и есть мастера засад и нападений внаглую, то это серые странники.
– Не со спины, а с тыла, – поправил Мил. – Разные вещи, не путай. Так. Кажется, все. А теперь вопросы, если они имеются после столь тщательного разжевывания предстоящей операции.
Окончательное разжевывание продолжалось до глубокой ночи. Мил даже и не подозревал, что его элементарный план будет оценен как гениально разработанное тактическое сражение. А все гениальные тактические сражения, по мнению жителей, требуют столь же гениального втолковывания и разъяснения.
Когда Мил наконец улегся, чтобы хоть немного вздремнуть, в его голову пришла совершенно неподходящая мысль. Жаль, что сегодня его не видела Шейла. Она гордилась бы белой пантерой.
Мил проснулся рано. Да и спал ли он? Какая-то мешанина из сна, разбавленного волнением и отрывками из прошлой жизни. Так часто происходило раньше. Перед серьезной операцией Мил-полицейский никогда не мог спокойно спать. Что-то мешало. Может быть, простое человеческое волнение. Но обычно после такой вот бессонной ночи Мил успокаивался и дальше, в течение всей операции, чувствовал себя превосходно.
Но что-то повернулось не так. Какой-то неизвестный рычажок встал не на свое место, испортив, сбив обычный ритм.
Мил лежал, прикрыв глаза, вслушиваясь в звуки, долетавшие из лагеря, и удивлялся самому себе. Он понимал – то, что он сделает сегодня, противоестественно. Противоестественно для человека, который за всю жизнь не пролил ни одной невинной капли крови. Человека ли, зверя… Он всегда сражался за справедливость, таким уж его воспитали. А сегодня, в предстоящем сражении, прольется много крови. И разве жители, хоть с той, хоть с этой стороны, не живые существа? И разве не будет виноват он, Мил, в том, что их кровь обагрит зеленую траву и смешается с землей джунглей?
Может быть, действительно все беды в джунглях не из-за Проклятого народа и Маленьких Но Злобных Кошек, а из-за него, белой пантеры? Ведь жили джунгли до этого в мире и согласии столько лет?! И вот пришел он. Со своими причудами и грехами. И теперь за эти самые причуды и грехи должны отвечать другие…
Но Мил не слишком переживал по поводу беспокойной совести. По своему опыту он знал, что, как только над джунглями взойдет звезда, дающая планете тепло и свет, ночные угрызения совести растают утренним туманом. Так всегда происходит, когда человек не может, в сущности, объяснить, для чего он призван в этот мир.
Мил встал, легко встряхнулся и, осторожно переставляя лапы, двинулся к выходу из норы, которую ему специально выделили. А раз руководству полагаются отдельные апартаменты, то отказываться от них и не стоит. Хотя Мил предпочел спать на открытом воздухе. Но разве жителей переубедишь? Теория безопасности так проела им мозги.
Как и предполагал Мил, лагерь и не думал спать. Тихо бурлил, клокотал, словно проснулись в нем старые, древние инстинкты ночной охоты. Жители, сбившись кучками, обсуждали предстоящее сражение. А звезды молча слушали их, удивляясь, как можно жить так, в постоянном движении и беспокойстве…
– Вас ищут, сэр! – Вышколенный серый странник из молодых окликнул Мила и указал в сторону пустоши. – Меня просили передать вам, сэр, что доставили языка.
Хорошая новость. Если есть язык, значит, есть и вражеский отряд. Значит, не зря они стремились именно к этому месту.
Мил, отвечая на приветствия жителей короткими порыкиваниями, устремился к тому месту, где располагалась основная ставка. Поближе к пустоши. Но не успел. Уже издалека он услышал сдавленный хрип Альварезы, который выбивал признания из пленного. А зная характер орангутанга, можно было однозначно предположить, что «язык» находится в беде. Так оно и было.
– Говори, вражина, покудова шею не свернул. – Альвареза тяжелой глыбой нависал над растерянным мутантом. Его лапы, способные раздавить без особого усилия кокосовый орех, мертвой хваткой вцепились в горло пленного, не давая тому не то что сказать, но и продохнуть.
Мил хотел гаркнуть что-нибудь типа «прекратить безобразие!», но только поинтересовался:
– Ну и как?
– А никак. – Альвареза отцепился от бедного мутанта и, словно в оправдание, показал раскрытые ладони. – Ничего не могу сделать. Вон и Родж подтвердит.
Находящийся здесь же серый странник согласно кивнул. Ничего не может сделать.
– Он язык проглотил, – пояснил после кивка волк.
– Как это? – Мил заинтересованно перевел взгляд на связанного тонкими лианами мутанта.
– А так, – вздохнул Альвареза. – Я ему по морде раза два съездил, а он, значит, язык и проглотил. Да ты не волнуйся. Мутанты, они такой народ паршивый, живучие до невозможности. Отрастет дня через три.
– А на пальцах? – Мил попытался отобразить что-нибудь на неприспособленных лапах, ничего не вышло, и он решил бросить это неблагодарное занятие. Да и вряд ли Проклятые владеют языком пальцев и лап.
– А с ним что делать? – растерянно спросил Альвареза, заметив, что Чокнутый потерял интерес к пленнику и собирается уходить.
– С ним? – Мил остановился и внимательно посмотрел на Проклятого.
Что делать с пленником? Отпустить? Не годится. Держать в плену? Лишняя обуза и пасть. Будь он сейчас в шкуре человека, он, Мил, не стал бы долго размышлять о будущем врага. Но сейчас он пантера, и все его действия должны быть такими, чтобы не уронить в глазах друзей ни своего достоинства, ни чести. Что бы на его месте сделал бы нормальный житель? Все что угодно, но никак не предоставление свободы тому, кто через час, через день, а то и через месяц может подкрасться сзади и размозжить череп.
– Убейте его.
Где-то в глубине души, человеческой души, Мил понимал, что поступает неправильно. Опять же не по-человечески как-то. Но кто сможет осудить его, непонятное существо в звериной шкуре, с человеческой совестью и с перемешанным чувством долга. Он – зверь. И должен делать все так, как настоящий житель.
– Убейте его, – повторил он, уже без смятения. – Нам пора выступать на передовые позиции.
И он даже не отвернулся, когда на него брызнула грязно-бурая кровь существа, называвшего себя Проклятым народом.
* * *
Все великие сражения начинаются рано утром. Это так же верно, как и то, что все великие сражения выигрываются рано утром. Моральный дух противника ослаблен после нервной ночи. Его нервы напряжены до предела. Тело дрожит, а лапы отказываются подчиняться. Боевого духа нет. Остается только пойти и победить. Ничего сложного. Победа за теми, кто смело идет сражаться рано утром.С этой, еще ночью приготовленной речью Мил выступал перед столпившимися перед ним жителями. Все в этой пламенной речи было правдой. И про дух, и про страх. Единственное, чего Мил решил не говорить, это то, что существовала и обратная сторона дела. Вернее, точка зрения. И те, кто сейчас, раскрыв пасти, внимал его словам, и те, кто скрывался за пустошью, были в одинаковом положении. И те и другие в это славное, пока туманное утро могли стать в равной степени и победителями, и побежденными. Но, как справедливо считал Мил, данное обстоятельство к делу не относилось и потому им можно было пренебречь. И хотя обман, как свойство человеческой души, был противен бывшему полицейскому, приходилось жертвовать достоинством ради должного уровня морального духа. Свою в высшей степени воодушевляющую речь Мил закончил в стиле героической патетики, чему научился за те два года, когда не занимался оперативной работой, а протирал штаны, творя доклады высшему начальству:
– И запомните, жители! Победа будет на стороне справедливости! А все мы знаем, на чьей стороне она, справедливость.
Обошлось без громогласного «ура», чему Мил был рад. Судя по боевому настроению жителей, их крик мог бы разбудить все джунгли. А где шум, там никакой секретной операции. Война – не баловство и не проявление эмоций. Война – это… Это…
Мил оторвался от размышлений о сущности войны. Не время. Вот потом, если получится, можно поломать голову над ролью войн в жизни обыкновенных джунглей и их обитателей.
* * *
Стоя у самой кромки границы, там, где джунгли и пустошь решали свои права на территорию, Мил внимательно наблюдал за передвижением своего небольшого войска. Утренний, не к добру густой туман скрывал перебегающие фигуры от взора белой пантеры. Но ему не нужно было видеть. Достаточно легкого движения теплого воздуха, чтобы почувствовать. Вот отряд Мистера, чуть громыхая костями, тронулся с места и узкой лентой растекается по флангам. Все правильно. Мистер – мужик с понятием. Вопросов лишних не задает, делает все как положено. Это и хорошо и плохо. Хорошо – понятно. А плохо… Если Проклятые все такие с понятием, худо будет.Несколько глухих ударов и стиснутое шипение подсказали Милу, что выступила стая орангутангов. Притом интересно, сами орангутанги не издавали ни единого шороха. Единственной обезьяной, способной создать такое многоцветное шумовое сопровождение, мог быть только Альвареза. На последнем совете этот длиннорукий житель совсем замучил его. Мила. А что, если… А почему… А по какому месту кулаками бить… Суета с ним. Но без него – скучно.
Если кого Мил и не услышал, так это черных пантер. Сколько Мил ни вертел мордой, пытаясь уловить хоть небольшой шорох, ничего не получалось.
Чего нельзя сказать о медведях. Но на этот шум, грузноватый и неповоротливый. Мил внимания не обращал. Попробуйте тащить на себе железяку, которая так и норовит соскочить со спины?! Тут одним кряхтеньем не отделаешься. Нужно что-то покрепче и ненадежнее. Когда после непродолжительного копошения шум наконец стих, Мил понял, что все основные силы расставлены по местам и ждут не дождутся, когда взойдет звезда, дающая планете тепло и свет.
Подождав еще немного, Мил поднялся и направился к своему месту. Единственному камню на пустоши, с которого можно будет видеть все происходящее. Камень возвышался практически за спинами медведей, в нескольких шагах от странной конструкции, которую Мил называл «огневой точкой». Весь черный от копоти, которую так и не смогли смыть дожди, чуть потрескавшийся камень был похож на толстый блин. Прекрасное место для командного пункта.
Едва белая пантера, покрутившись на месте, улеглась на теплую черную поверхность, вырывая из тумана куски всклокоченного воздуха, стали подходить вожаки.
Квар молча улегся у основания, только метнул внимательный взгляд на белую пантеру. Как там альбинос?
Одновременно подошли Мистер и Бобо. Оно о чем-то тихо переговаривались. По обрывкам фраз Мил догадался, что разговор идет о необходимости надежной защиты тяжелой артиллерии с флангов. Весьма важный разговор.
Появление Альварезы вызвало всеобщее оживление, если не сказать больше. А оживляться было от чего. Альвареза появился из тумана так стремительно, словно за ним гнались дикие пчелы. Ни на кого не обращая внимания, он взлетел на камень и, одной рукой опершись на его шероховатую поверхность, вторую приложив к бровям, устремил свой взгляд в сторону предполагаемого противника. Стойка орангутанга была донельзя красива и мужественна. Если бы не одно «но». На могучем торсе Альварезы была напялена ярко-желтая майка Пришельцев с весьма интересным рисунком.
Мил, пару секунд потративший на то, чтобы закрыть пасть, наконец нашел в себе силы, чтобы задать вопрос:
– Ты где это спер?
Альвареза, даже не удостоив взглядом белую пантеру, все также всматривался вдаль, явно гордясь произведенным на всех впечатлением.
– Классная одежда, да? – переполнявшая его гордость заставила тело орангутанга наклониться еще чуть-чуть вперед, так что теперь обезьяна была похожа на оленя, который заметил в зарослях деревьев опасность.
– В общем-то да, – не мог не согласиться Мил. – И форма и цвет подходящий. Но…
– Без каких-либо «но», мой белый товарищ. – Альвареза скосил один глаз на Мила и оттопырил губу, показывая, что мнение альбиносов по поводу майки он игнорирует. – А костюмчик я у странников, которые в город Пришельцев мотались, отобрал. Не хотели отдавать, сволочи, но я убедил. Уж больно она мне к морде. А ты что, не согласен?
Второй глаз также сфокусировался на Миле. Тот немного подумал и решил, что не стоит обижать обезьян, которые стремятся к совершенству и цивилизации.
– Гм. – Конечно, все вышесказанное просто здорово, но Мил решил открыть Альварезе все, что он думал по этому поводу. – Ты смешон.
Странно, но орангутанг даже не обиделся. Его природная уверенность в своей неотразимой красоте, подкрепленная наличием прекрасного цвета майки, давала ему полное право думать, что все остальные жители ничего не понимают в искусстве.
– Да ты посмотри. – Он развернулся к Милу и остальным жителям широкой грудью, распрямил ее, насколько хватало костного строения, и уткнул крючкообразный, обросший палец точно в центр этой самой развернутой груди. – Это же наверняка мой дальний родственник нарисован. И мои ребята тоже с этим согласились.
Мил вспомнил тот непонятный шум с утра, когда банда Альварезы выдвигалась на боевые позиции. Теперь он понял, что слышал именно удары и порыкивания несогласных с тонким вкусом вожака. И, как казалось Милу, судя по многочисленности ударов и смешков, Альвареза в своей стае был единственным ценителем доброго и вечного.
Конечно, Мил мог бы еще добавить, что нарисованное на майке никак не может быть ни дальним, ни тем более близким родственником орангутанга. Какой-то популярненький певчишка с кудрявой шевелюрой и симпатичной физиономией. Мог бы сказать, но не стал. Альвареза после этого может еще более возгордиться, и тогда совсем отобьется от рук. Да и от лап тоже.
– Ладно. – Мил поспешил замять вопрос о культуре и красоте, который мог разрастись в обширную дискуссию. – Носи и радуйся.
Жители, почувствовав, что небольшой антракт закончен, приблизились к камню.
Мил, предварительно столкнув вниз Альварезу, устроился так, чтобы видеть всех разом.
– Докладывайте.
Собственно, докладывать нечего и не о чем. Не зря они несколько месяцев тренировались под его чутким руководством. Каждый из членов стаи знает, что делать и как делать. Все остальное – пустые формальности, которые просто необходимо соблюдать для поддержания порядка.
Квар, старина Квар, как всегда, немногословен. Немного не в себе. Все еще переживает из-за дочери? Или волнуется? А может быть, ни то ни другое. В последнее время он изменился. И старается почаще быть рядом с ним, с Милом. Родная кровь? Все-таки странно. Славный старик.
Мутант Мистер еще более красноречив. Кивок головы – и весь доклад. Но зато эти существа… Да, существа. Не подведут. Откуда в них столько злости против Проклятых? Словно и не из одной стаи. Кто их разберет. Борьба противоположностей и мировоззрений. Как это называется по-научному? Гражданская война. И все уверены, что только они правы. Но, так или иначе, Мистер не подведет. Слишком хорошо он, Мил, его знает. А ведь в душе весельчак. Но замкнут.
Кто там дальше?
Бобо. Вот уж кого можно послушать. Такое впечатление, что за те несколько дней, когда ему поручили следить за единственным имеющимся в наличии оружием, медведь окончил артиллерийское училище. Где только набрался? Но как преподносит!.. Боевое оружие установлено в соответствии со сферой радиуса действия… Расчетная отдача учтена по длине окопов, предназначенных к возможной эвакуации пулемета… Боевые расчеты построены, чехлы сняты… Молоток Бобо. Другой бы на его месте возмутился – на хрена мне железяка в подчинении. Он – нет.
А вот других перебивать нехорошо. За это можно и по морде. Но Альварезе разве кто указ? Наверняка готовил свою речь всю ночь. Чешет как по писаному. Вот только генералиссимусом совсем не обязательно его, Мила, называть. Мог бы просто генералом, как договорились. Но в армии всегда уважали тех, кто прибавлял шпалы на погоны.
Вроде все. Все доложились и отметились. Остался только Ночной Родж. Но он сейчас в положенном месте. И появится, как было договорено, не раньше намеченного времени.
– Хорошо. – Мил покачал головой, показывая, что все сказанное жителями он принял к сведению. – Через несколько минут звезда, дающая планете тепло и свет, взойдет. И будет лучше, если вы в это время будете рядом со своими стаями. Вы все знаете, что делать и как. Удачи всем.
Мил проследил глазами, как силуэты вожаков растворяются в белом утреннем воздухе. Потом встал и сам направился к месту, где располагалась огневая точка.
Когда за спиной первые лучи звезды, дающей планете тепло и свет, прорвались сквозь пелену воздуха, туман, этот трусливый приспешник ночи, позорно бежал, теряя по пути клочья разорванной ваты. И в ту же самую секунду, когда звезда, дающая планете тепло и свет, озарила своим пока слабым сиянием джунгли. Мил увидел перед собой вражескую армию.
Это произошло слишком быстро. Темная полоса, слившаяся с такой же темной полосой джунглей на той стороне пустоши, в один миг преобразилась, налилась оттенками серого и дико завизжала.
Они увидели их. И по тому, насколько стройны были их ряды, Мил понял: они ждали. Эти существа, эти жители и Проклятые, объединенные какой-то одной целью, так же как и его маленькое войско, готовились к встрече. Мил давно уже умел различать все интонации криков жителей. И он мог поклясться собственным хвостом, что не уловил ни малейшего оттенка робости или страха в этом крике. И чувство, похожее на человеческое волнение, неприятно коснулось сердца.
Именно в этот момент, момент осознания того, что существа, которые стоят с той стороны пустоши, готовы сражаться не на жизнь, а на смерть, Мил понял, будет много крови.
Будет много крови. Невинной крови. Ибо нет на свете виновной крови. Нет, и все тут.
Черный пепел впитает в себя красную массу, пропуская через себя, словно через сито, чьи-то жизни. И может быть, эта кровь даст наконец начало новой жизни. Может быть, орошенная кровью черная пустошь сдастся.
Стоящие за спиной Мила пещерные медведи не выдержали и заревели, широко распахивая клыкастые пасти. Они, привыкшие, что джунгли никогда не повышали на них голос, были рассержены. Как? Разевать наглые пасти против их племени? Кто посмел?
Мил обеспокоенно обернулся. Меньше всего сейчас он хотел, чтобы медведи сорвались и ломанулись, не разбирая дороги, с налитыми глазами вперед. Тогда все насмарку. Тогда все проиграно.
Бобо перехватил взгляд Чокнутого. Если белая пантера и должна волноваться, то только не за его племя. А то, что глотки решили размять, – не беда. От этого еще ни одна охота не становилась неудачной.
Бобо кивнул Чокнутому. Все под контролем. И только когда альбинос, кивнув в ответ, отвернулся, Бобо сам решил вспомнить молодость и слегка повыкобениваться. А то чужие бояться перестанут да и свои уважать не захотят.
Он уперся в землю всеми четырьмя лапами, впиваясь в нее длинными когтями, словно навечно. Задрал к остаткам маленьких светлячков на небе мохнатую морду и, закрутив до отказа губы, раскрыл огромную черную пасть.
Если и есть в джунглях что-то более приятное, нежели грозный рык могучего зверя на восходе звезды, дающей планете тепло и свет, то это что-то такое, что Бобо, увы, неизвестно.
– Хорошо, – только и смог сказать на остатках дыхания вожак стаи пещерных медведей, не обращая внимания на изумленные взгляды молодых самцов стаи. А то, видишь ли, привыкли, что вожак только зубами за холку или лапой по хребту. Вожак еще о-го-го! Вожак это… Сила!
Бобо мог бы еще долго размышлять над ролью хорошего рыка в общественной жизни джунглей, если бы не перемены, происходящие в этих самых джунглях.
Звезда, дающая планете тепло и свет, встала уже достаточно высоко, выхватывая лучами те места, что стыдливо прятались в остатках ночи. И ее свет наконец осветил тех, кто решил помериться силами с бунтарями. Хотя кто знает, кто в это неспокойное время бунтарь, кто герой, а кто просто пассивный предатель.
Мил сощурил глаза, рассматривая врага. Не то чтобы у него было плохое зрение, но старая, еще человеческая привычка давала о себе знать.
Он ожидал, что противник будет многочисленнее. Но чтобы настолько!
В центре растянутой армии мутанты. Это хорошо. Никогда нельзя быть до конца уверенным в том, как поведут себя мутанты, встретившись друг с другом лоб в лоб. И хотя Мистер говорил, что пришедшим с ним мутантам можно доверять безоговорочно, перестраховка не повредит. Мутанты, они, конечно, не люди, но кто их знает?
По бокам Проклятых стоят жители. Без всякого порядка и ранжира. И хотя с такого расстояния довольно трудно определить, кто именно, Мил различил два-три вида кошек. Без сомнения, где-то среди них и Маленькие Но Злобные Кошки. Без них этот праздник обойтись никак не может. Кто еще? Батюшки, а эти-то что здесь делают? Те, что с рогами на дурной башке. От них убойной силы раз, два и обчелся. Если это только не заградительный отряд. Ага! Кажется, и гориллы на стороне Проклятых?! Не забыть сказать об этом Альварезе. Чтобы после всей этой кутерьмы поговорил отдельно, по душам. А вот это посерьезнее. Почти бронетанковые войска. Наверное, рыси по всем джунглям обегались, разыскивая эту громадину, которая думает, что среди тонких деревьев не видно стройного тела и лопоухих ушей. Хорошо хоть всего один. Наверное, самый дурной во всех джунглях, раз поддался на уговоры Проклятых. А остальные – сборная солянка. С каждой стайки по штучке. Бананами их, что ли, заманивали. А может, и запугали. С Проклятых станет.
– Ты глянь! Чего это они? – От неожиданности Мил чуть было не сел на задние лапы. Бобо, со всей своей массой, сумел-таки подкрасться незаметно.
Со стороны противника отделилась странная фигура и стала приближаться. Странность ее заключалась в том, что Проклятый – а это был, без сомнения, один из представителей этого народа – шел, размахивая во все стороны ухваченным за ноги белым попугаем. Бедная птица нещадно ругалась по-своему, по-птичьи, но вырваться никак не могла.
– Это что? – повторил свой вопрос Бобо, который решил окончательно растормошить Чокнутого, но добиться ответа на поставленный волнующий вопрос.