Страница:
Гетман выступил из Батурина, двинулся в Прилуки, сам еще не решаясь, куда ему прежде идти: он опасался, что на полки Киевский, Переяславский и Нежинский нападет из-за Днепра белогородская орда[74], и потому не тревожил козачества этих полков с мест своих. Вскоре он получил известие, что действительно белогородская орда в числе 30000 человек, как показывали языки, переправилась через реку Буг и идет — только не на упомянутые выше полки, а на Кременчуг, для соединения с ордою крымской. С белогородскою ордою шел Петрик. С ним белогородские татары осадили порубежные городки гетманского регимента Поток и Омельник[75]. Петрик послал жителям этих городков универсал, вероятно, посланный тогда и в иные места. Вот что говорилось в этом универсале:
«Вам, старшинам, козакам и всем посполитым людям желаю доброго здоровья. Калга-салтан с ордами крымскими, белогородскими, черкесскими, ногайскими, калмыцкими, пришедши в вашу сторону, требует, чтоб вы с ним учинили примирие и потом жили бы себе спокойно но своему давнему обычаю, а если того не учините, то станет он пас разорять огнем и мечем за то, что вы дерзнули вместе с московскими военными силами воевать на кизикерменские города. Однако, жалея вас и всего вашего края, приказал он мне написать к вам: что хотите, то и выбирайте себе: смерть или жизнь, разорение страны или спокойное пребывание в целости! Выходите для переговоров со мною, — волоса не спадет с вашей головы; если же так не поступите, то сим не ведаете, что вас ожидает! В чем будет ваша воля, давайте мне знать сегодня же. Ваш желательный приятель Петр».
Вся сила, которою мог угрожать Петрик, состояла исключительно из татар; малороссиян при нем было теперь только 15 человек. Гетману Мазепе достался в руки Петриков универсал, и против этого универсала Мазепа разослал свой универсал, в котором предлагал тысячу рублей награждения за истребление Петрика. Сам гетман из Прилук двинулся к Лохвице, но тут пришлось ему трудно: вдруг стало таять, приходилось менять сани на телеги, в которых, по причине дурного пути, беспрестанно ломались колеса. Не обошлось тогда, по собственному выражению гетмана, «без большой докуки обывателям». Шереметев из Ахтырки звал гетмана с его войском к нему на соединение, но татарские силы близ Гадяча загораживали ему путь; была опасность, что татары пойдут на Батурин, и гетман уже послал батуринскому сотнику приказание снять на подворке около замка деревянные постройки и сгонять жителей в замок, К счастию, вслед за тем пришла к гетману весть, что две орды, соединившиеся было вместе, крымская и белогородская, снова разбились на две половины: крымская направилась к Полтаве, белогородская разоряла Поднепровье. Гетман отрядил к Полтаве прилуцкого полковника Димитрия Горленка и приказал пристать к нему полковникам:гадяцкому, миргородскому и полтавскому с их полчанами, а лубенского полковника Свечку и охотного полка Новицкого отрядил против белогородской орды, приказавши им действовать взаимно, при надобности, с полковниками киевским, переяславским, и с Палеем. «Чаю, — писал он, — белогородские татары не захотят ворочаться восвояси и станут ловить яссыр; тут-то и можно будет побить их». Сам гетман с остальным своим войском попытался идти к востоку на соединение с Шереметевым, дошел до местечка Рашевки на берегу реки Псла и здесь услыхал, что 1 февраля.татары все ушли без оглядки: белогородские — за Днепр, крымские — в свои дикие степи. Схваченные в плен татары показали, что они бежали оттого, что вдруг стало таять; страшно им стало весенней распутицы; на Днепре и на Псле под ними лед проламывался и много их потонуло.
Охотный полковник Пашковский гонялся за ними в лесу за Ворсклою, взял немало пленных, и те говорили, что Калга-салтан пытался удерживать своих крымцев, чтобы разорять Слободскую Украину, но чернь татарская самовольно бежала, Калга приказывал непослушным резать носы и уши, — ничто не помогало, и Калга сам, вслед за своевольными, поворотил в дикие степи. Гетман, узнавши, что врагов более нет в области его регимента, приказал распустить городовых Козаков в свои полки, а охотных в их становища.
Тогда постиг конец и Петрика. Пытался он обольстить малороссиян на все лады: распускал слух, будто гетман с ним тайно в соумышлении, сочинял даже, будто сам он побочный, сын Мазепы. Никакие хитрости и вымыслы не умножили числа его соумышленников, нигде не расположили малороссиян признавать его за гетмана и освободителя от Москвы. Нашелся, напротив, охотник воспользоваться тысячью рублей, обещанною гетманом за голову возмутителя. То был некто Яким Вечирка, или Вечирченко: служил он прежде в полку у Палея, на правой стороне Днепра, потом перешел на левую сторону и находился в одном из отрядов, гонявшихся за бежавшими татарами. Под Кишенкою напал он на Петрика и проколол его копьем. Но награды от гетмана ему не пришлось получить: вслед затем татары схватили Вечирку и умертвили мучительным образом, как показывали раны на трупе его, найденном кишенцами вместе с трупом Петрика. Кишенцы повесили последний на крюке, а Вечирку похоронили с честью.
Итак, гетман Мазепа на другой раз, не вступая сам в битвы с татарами, освободил Гетманщину от их вторжения, и это дело, действительно немаловажное по своим последствиям, казалось в Москве еще более прежнего важным подвигом. Государь прислал Мазепе похвальную грамоту, а Мазепа, пользуясь этим, через присланного к нему царского посла, дьяка Виниуса, выпросил у царя себе местечко Ямполь, недалеко от Севска, с тем чтобы в случае его смерти его вдове и племяннице был бы приют с их пожитками.
Прогнанием татар из Украины не окончились военные действия против бусурман; напротив, они только что начинались в более важном размере. У царя Петра созрело твердое намерение завоевать у турок Азов и создать русское мореплавание на Азовском и Черном морях. Малороссийский гетман прилагал соответственное старание к ведению этого предприятия, чрезвычайно важного и смелого по своему времени. Мазепа подавал совет послать для охранения Таванска великороссийских ратных людей, а запорожцев отправить в чайках[76] на море для разрыва неприятельских сил, которые, конечно, будут отправлены турками в судах на выручку Азова. Для этого, по его соображениям, необходимо было прислать 1000 рублей на сооружение запорожской флотилии из чаек и две тысячи четей[77] хлебных запасов на 2000 человек запорожцев, которые отправятся в море на три месяца; следовало, кроме того, устроить флотилию для плавного похода войск по Днепру. Суда для этого гетман находил удобным делать в Брянске и оттуда Десною спустить в Днепр. Правительство отправило гетману требуемую сумму на постройку запорожских чаек, а относительно плавного похода заметило, что если суда в Брянске не поспеют, то гетман тогда должен сам найти еще иные способы приготовления судов к плавному походу вместе с Шереметевым. Вслед за тем царский посол Бухвостов привез гетману указ отправить 15000 конницы и 5000 пехоты казацкого войска под Азов, давши им на пять месяцев запасов. Гетман отвечал, что хотя он готов и сам лично вести козацкий отряд под Азов, но должен доложить, что в малороссийском крае едва ли наберется такое число Козаков с лошадьми, какое требуется; большая часть козачества, за недостатком лошадей, может вступить в бой пешими, и разве только у начальных лиц и у значных товарищей будут свои боевые кони. Он может набрать всего, и конных и пеших, тысяч пятнадцать для отправления под Азов. Он считает возможным взять запасов только на три месяца: их придется везти гужом, а водяного пути нет. На это представление 2 апреля 1696 года дан был ответ, что дозволяется взять козакам, снаряжаемым под Азов, запасов на три месяца, но с тем, что на остальные два месяца запасы будут доставлены водою по Северному Донцу, который становится судоходным начиная от Белгорода. Кроме того, указано было купить в Слободской Украине 500 волов и 1500 баранов и, по распоряжению Шереметева, отправить на Дон.
24 апреля отправил гетман требуемый царем под Азов козацкий отряд в числе 15 000 человек под наказным гетманством Якова Лизогуба, черниговского полковника, бывшего когда-то наказным гетманом Дорошенка на правой стороне Днепра. С ним пошли два городовых полка — Гадяцкий и Лубенский, два полка охотных — один конный, другой пеший, и один компанейский. Путь их лежал на Ахтырку и Валуйки. За ними вслед велел гетман везти запасы на телегах на три месяца и сверх того каждому козаку приказано взять с собою денег для покупки себе продовольствия еще на один месяц. Гетман в своем донесении в приказ заметил, что доставить запасы на два месяца до Северного Донца для дальнейшей сплавки по воде очень затруднительно: люди посполитые обнищали от неприятельских разорении, от кормления охотных войск, от запорожских проездов и не могут снарядить достаточного числа подвод; многие ушли уже в слободские полки для переселения. До сих пор посполитые возили подводы с запасами только охотным козакам, компанейцам и сердюкам, а городовые козаки всегда возили себе запасы сами на своих лошадях; теперь же из городовых многие так обеднели, что, отправившись в поход, не оставили при своих семьях никакой челяди, которая бы могла везти их запас; некоторые едва могли взять с собой для прокормления что-нибудь на дорогу и сами выступали в поход на единственном коне, на котором дома работали.
25 апреля последовал царский указ Шереметеву, по совету с гетманом, идти плавным походом под Очаков или в другое место с 2500 ратных в больших стругах, изготовленных в Брянске и спущенных через Десну в Днепр; сверх того гетман должен был распорядиться о постройке судов в городах гетманского регимента и приказал гнать их Днепром до Переволочны или до устья Орели.
В Запорожской Сече, еще не дождавшись от гетмана денег, присланных царем на постройку запорожских судов, в апреле снарядился и отправился в море на чайках атаман Чалый с 500 сечевиков. Тогда кошевой Гусак домогался, чтобы гетман выдал ему присланные царем для постройки чаек деньги, извещая, что, кроме ушедших уже в море с Чалым, собираются еще охотники туда же, но отправить их из Сечи не на чем. Гетман отвечал, что не даст ни денег, ни запасов, пока не убедится в действительной охоте запорожцев идти на царскую службу.
Но запорожцы скоро доказали, что в данное время на них можно положиться. Атаман Чалый, пустившись в Черное море со своею ватагою, напал на девять турецких судов, шедших в Очаков с запасом: многих турок потопили, а несколько десятков их взяли в полон и привезли в Сечь. Узнавши об этом, гетман сообразил, что в самом деле запорожцы могут быть очень полезны, отвлекая подвоз водою продовольствия неприятелю; он послал в Сечь деньги на постройку и починку судов и приказал везти в Запорожье на 200 подводах хлебные запасы, но приказывал запорожцам отнюдь не медлить и выступать на Лиман, а к ним в пособие назначил киевского полковника Мокиевского с его полком.
Мокиевский из Сечи выступил разом с ватагою запорожцев в числе 1740 человек, под начальством атамана Якова Мороза, в челнах или чайках на Лиман 30 июня.
Отправивши Мокиевского в Сечь, гетман сам собрался идти в поход на соединение с Шереметевым. Для безопасности на случай вторжения белогородской орды гетман расположил разъезды по днепровскому побережью из сотен полков Переяславского, Лубенского и части Черниговского, приказывая этим козакам по мере надобности плавать в челнах и по Днепру для высмотра неприятелей. Защита Батурина вверена была великороссийским стрельцам, состоявшим при гетмане.
Июня 10 гетман прибыл в Гадяч с немногочисленным войском. Там из разных вестей узнал он, что сам хан стоит на реке Колончаке[78]; его орды расставлены по берегу Сиваша, охраняя Крым от вторжения русских; Нуреддин-салтан с 10000 татар пошел к Азову, а турецкие каторги[79] плыли по морю тремя флотилиями к Азову и к Очакову. Гетмана беспокоило то, что в Таванске находилось войска всего 1036 человек.
6 июля гетман соединился с Шереметевым на реке Коломаке; оттуда оба с своими войсками перешли к речке Берестовой и расположились там обозами. Здесь, оберегая рубежи русских поселений, простояли они до последних чисел августа, когда их вынудили сойти оттуда малороссийские козаки, которые стали роптать и самовольно разбегаться домой, оправдывая своевольство тем, что подходило осеннее время и надобно было каждому у себя делать хозяйственные приготовления к зиме.
В течение того времени, когда гетман с Шереметевым стояли у Берестовой, совершилось достопамятное событие в русской истории: 17 июля взят был Азов — первое завоевание Петра Великого. Этот город, вместе с своею каменной стеной, был еще обведен земляным валом, а снаружи за ним прорыт был ров. За этим рвом в поле русские стали насыпать вал, стараясь сделать его выше неприятельского вала, оберегавшего город. Царь с новопостроенными своими судами стал на устье Дона, чтобы не пропускать турецких сил, плывших на каторгах на выручку Азова. Малороссийское войско и донские козаки поставлены были за Азовом по направлению к морю и к полю, откуда ожидались к туркам вспомогательные силы. Кубанские татары попытались было взять на своих лошадей турок, успевших с своих каторг ступить на берег, козаки им помешали. Это была первая услуга Козаков царскому делу. Потом турки, находившиеся в Азове, ночью, через посредство орды, расположенной в поле, хотели сообщать о себе сведения туркам, прибывавшим на судах. И до этого козаки не допустили. Тогда бусурманы, видя, что козаки сильно им мешают, решились разом с двух сторон ударить на них: турки — из Азова, а татары — с ноля. Дело было 17 июля. Козаки, отбивши напор татар, не дожидаясь царского «ординанса», бросились на вал азовской твердыни. Было полдневное время. Козаки лезли на вал с ружьями и копьями, стреляли и кололи врагов, вступали с ними в рукопашный бой, наконец напали на одну башню, или раскат, и зацепили судовыми канатами за сваи, на которых укреплены были цепи, державшие орудия. Турки были сбиты с вала; козаки бросились за ними вслед и погнали их до каменных стен города, расположенных внутри земляного вала. Турки, за недостатком свинца, стреляли в них чем попало, даже монетами, и бросали в них зажженные мешки, внутри наполненные порохом. Не подоспели к козакам свежие силы, чтобы начать приступ «каменного города». Козаки вернулись на вал, но уже не сходили с вала назад. Турки стали копать внутри около вала ров, чтобы не допускать Козаков снова отважиться на «каменный город». Наступила ночь. Козаки, успевшие в предшествовавший день подкопать и расшатать утвержденные на раскате сваи, сорвали четыре пушки, а на другой день с рассветом готовились опять броситься в бой с вершины вала на врагов, засевших во рву и сновавших как летучие мыши вокруг белых стен «каменного города». Но к ним был прислан царский приказ не трогаться с места, пока не последует сигнала ко всеобщему приступу. Козаки роптали, сердились. «Как нам не идти на приступ, — кричали они, — мы здесь стоим без дела две недели, от голода многие из нас тают, принуждены милостыни просить!»
18 июля замышлялся всеобщий приступ, но не состоялся. Осажденные замахали шапками, склонили знамена, затем в русский стан приехал сам азовский бей Гассан-Араслан, предложил принять город со всеми боевыми принадлежностями, и просил только выпустить осажденных с их семействами и пожитками. Царь согласился, но потребовал выдачи изменника Янсена. виновника неудачи прошлогоднего азовского похода. Турки уступили этому требованию только после долгих усилии отклонить такое условие, потому что Янсен изъявил желание принять мусульманскую веру. «Отсеките лучше мне голову сами, а не выдавайте Москве», — кричал бедный изменник, но турки связали его и выдали на поругание и на бесчеловечные мучения: зато, в отместку за выданного ренегата, турки замучили тогда же двадцать христианских пленников. На другой день турки в числе 3000 были отпущены на свои суда, а город Азов, сильно пострадавший во время осады, был занят русскими. По известиям малороссийских летописцев, подтверждаемых современными актами, государь признавал честь победы за козаками и приказал угостить старшин столом, за которым изобильно лились хорошие вины и меды, а простых Козаков угощали горелкою, медом и пивом, и кормили хлебом, ветчиною, мясом и рыбою. По окончании столацарь приказал всех обдарить: старшины получили по 15 червонцев, рядовые козаки — по 1 рублю. В числе Козаков при взятии Азова было 600 запорожцев, и они получили по одному рублю и по сукну на человека. Довольный успехом, царь тотчас отправил похвальную грамоту гетману Мазепе за удачную присылку коза-ков и за хороший выбор начальников, особенно за назначение наказным гетманом черниговского полковника Лизогуба, которого царь в своей грамоте назвал «мужем добродетельным и в воинских делах искусным». При отпуске, июля 30, Лизогуб был щедро одарен, а козаки его отряда получили такое изобилие продовольствия на дорогу, что могли еще продавать часть того, что им было дано.
Царь потребовал Мазепу лично к себе. Гетман пустился наскоро в дорогу, намереваясь пересечь царю возвратный путь из Азова в столицу. Мазепа встретил царя Петра и представился ему в слободском полковом городе Острогожске, иначе Рыбном. Там он поднес царю богатую турецкую саблю, оправленную золотом и дорогими каменьями, и щит на золотой цепи, украшенный алмазами, яхонтами и рубинами. Царь принял гетмана чрезвычайно милостиво и любезно, сам был у него в гостях и обедал, провел с ним в беседе целый день и отпустил с уверениями в своей неизменной милости. При отпуске Мазепа получил в дар 12 кусков бархата, объяри[80], атласу, 5 косяков камки[81], соболей парами на 525 рублей и соболиный мех в 300 рублей. Это было второе свидание гетмана Мазепы с царем Петром, и в этот раз Мазепа, оставивший на царя и в прежнее свидание приятное впечатление, еще более расположил к себе государя. С этих пор мы видим, что Мазепа до самого злосчастного конца своего гетманства почти каждый год езжал в Москву, обыкновенно при начале года и чаще всего случалось ему бывать там тогда, когда и Петр, проводивший всю жизнь в метаниях по своей широкой державе и по соседним краям, наведывался в свою родную столицу. Так утверждались между царем и гетманом такие отношения, что Мазепа стал пользоваться не только уважением, но любовью и полным доверием к себе царя Петра.
Возвращаясь из Острогожска домой через Белгород, Мазепа виделся там снова с Шереметевым и узнал, что хана более опасаться нечего: он ушел с Колончака.
В этот достопамятный год не везде козаки были так счастливы, как Лизогуб с своим отрядом под Азовом. Когда Мазепа разом с боярином Шереметевым стоял табором на речке Берестовой, послан был в степь отряд полтавских полчан и охотных Козаков под начальством санжаровского сотника Максима Плечника для устроения караулов на Муравском шляху, шедшем к Азову от вершины реки Конки через реку Коратым. Плечник одержал победу над татарским загоном, но, увлекшись за ним в погоню, наткнулся на другой загон, гораздо многочисленнейший. Схватка произошла на голой степи; не к чему было прислониться, и Плечник был взят в плен с 140 козаками. Один только из них, развязавшись у татар, убежал, пролежал сутки в болоте и потом, пустившись снова в путь, благополучно добрался до украинских берегов Днепра. Еще большее несчастье постигло запорожского богатыря атамана Чалого. После своего раннего подвига над десятью турецкими судами Чалый воротился в Сечь, а в июне пустился снова в Черное море вместе с Яковом Морозом, избранным в то время кошевым атаманом. Выплывши на море, Чалый с своею ватагою в 340 человек отлучился от Мороза и направился к крымскому городу Козлову (ныне Евпатория, по-татарски Хазлев). Не доходя 5 верст до этого города, ватага высадилась на берег. Запорожцы разорили два татарских села, взяли в полон 62 человека, сели в свои челны и поплыли назад. Не доходя Очакова, встретили их турки, плывшие на каторгах, в фуркатах[82] и мелких судах. Козаки пристали к «острову козацкому», окопались там и два дня отбивались удачно; ночью благополучно сели в свои челны, пришли к Стрелице и к «сагайдачным кучугурам», там вышли на берег и пошли пешком в ольховый лес, как вдруг напал на них хан с ордою и вдобавок вышли против них из Очакова турки. По известию одного из вернувшихся впоследствии коза-ков, Данила Татарчука, они защищались целый день 27 августа, а к вечеру того же числа, видя свое малолюдство и страдая от недостачи пресной воды, сдались. Перед сдачею Чалый сказал своим товарищам: «Ну, теперь мне живу не быть, — я убил двух турок!» Действительно, бусурманы его убили, а прочих пленников привели перед хана, и тот велел их засадить в Очакове, обещая выпустить в обмен за своих пленных.
Не совсем удачно действовал и отправленный гетманом киевский полковник Мокиевский. Отправивши часть своего отряда с Морозом в Черное море, сам с другою частью пошел он к Козьему Рогу, но его полчане, оставленные в Таванске, отрешили его от уряда и самовольно выбрали полковником своего полкового хоружего Сергея Солонину. Мокиевскии, узнавши об этом, не шел уже в Таванск, а удалился в Запорожскую Сечь, откуда дал знать гетману. Гетман отправил генерального хоружего Евфима Лизогуба восстановить прежнего полковника, произвести следствие и зачинщиков бунта доставить к нему, вместе с новоизбранным самовольно Сергеем Солониною, которого подозревал в участии в мятеже. Бунтовщики были подвергнуты наказаниям. Мазепа отнюдь не допускал козакам в своих полках без ведома гетмана отрешать и выбирать полковников, как хотели часто козаки по примеру Запорожской Сечи. В городовых полках гетман старался давать полковничьи места, чрезвычайно в то время выгодные, лицам, которым сам благоприятствовал и в верности к себе мог быть уверен, или же своим родственникам: так, киевский полковник Мокиевский приходился Мазепе близким родным по его матери, которая была из рода Мокиевских.
Глава шестая
«Вам, старшинам, козакам и всем посполитым людям желаю доброго здоровья. Калга-салтан с ордами крымскими, белогородскими, черкесскими, ногайскими, калмыцкими, пришедши в вашу сторону, требует, чтоб вы с ним учинили примирие и потом жили бы себе спокойно но своему давнему обычаю, а если того не учините, то станет он пас разорять огнем и мечем за то, что вы дерзнули вместе с московскими военными силами воевать на кизикерменские города. Однако, жалея вас и всего вашего края, приказал он мне написать к вам: что хотите, то и выбирайте себе: смерть или жизнь, разорение страны или спокойное пребывание в целости! Выходите для переговоров со мною, — волоса не спадет с вашей головы; если же так не поступите, то сим не ведаете, что вас ожидает! В чем будет ваша воля, давайте мне знать сегодня же. Ваш желательный приятель Петр».
Вся сила, которою мог угрожать Петрик, состояла исключительно из татар; малороссиян при нем было теперь только 15 человек. Гетману Мазепе достался в руки Петриков универсал, и против этого универсала Мазепа разослал свой универсал, в котором предлагал тысячу рублей награждения за истребление Петрика. Сам гетман из Прилук двинулся к Лохвице, но тут пришлось ему трудно: вдруг стало таять, приходилось менять сани на телеги, в которых, по причине дурного пути, беспрестанно ломались колеса. Не обошлось тогда, по собственному выражению гетмана, «без большой докуки обывателям». Шереметев из Ахтырки звал гетмана с его войском к нему на соединение, но татарские силы близ Гадяча загораживали ему путь; была опасность, что татары пойдут на Батурин, и гетман уже послал батуринскому сотнику приказание снять на подворке около замка деревянные постройки и сгонять жителей в замок, К счастию, вслед за тем пришла к гетману весть, что две орды, соединившиеся было вместе, крымская и белогородская, снова разбились на две половины: крымская направилась к Полтаве, белогородская разоряла Поднепровье. Гетман отрядил к Полтаве прилуцкого полковника Димитрия Горленка и приказал пристать к нему полковникам:гадяцкому, миргородскому и полтавскому с их полчанами, а лубенского полковника Свечку и охотного полка Новицкого отрядил против белогородской орды, приказавши им действовать взаимно, при надобности, с полковниками киевским, переяславским, и с Палеем. «Чаю, — писал он, — белогородские татары не захотят ворочаться восвояси и станут ловить яссыр; тут-то и можно будет побить их». Сам гетман с остальным своим войском попытался идти к востоку на соединение с Шереметевым, дошел до местечка Рашевки на берегу реки Псла и здесь услыхал, что 1 февраля.татары все ушли без оглядки: белогородские — за Днепр, крымские — в свои дикие степи. Схваченные в плен татары показали, что они бежали оттого, что вдруг стало таять; страшно им стало весенней распутицы; на Днепре и на Псле под ними лед проламывался и много их потонуло.
Охотный полковник Пашковский гонялся за ними в лесу за Ворсклою, взял немало пленных, и те говорили, что Калга-салтан пытался удерживать своих крымцев, чтобы разорять Слободскую Украину, но чернь татарская самовольно бежала, Калга приказывал непослушным резать носы и уши, — ничто не помогало, и Калга сам, вслед за своевольными, поворотил в дикие степи. Гетман, узнавши, что врагов более нет в области его регимента, приказал распустить городовых Козаков в свои полки, а охотных в их становища.
Тогда постиг конец и Петрика. Пытался он обольстить малороссиян на все лады: распускал слух, будто гетман с ним тайно в соумышлении, сочинял даже, будто сам он побочный, сын Мазепы. Никакие хитрости и вымыслы не умножили числа его соумышленников, нигде не расположили малороссиян признавать его за гетмана и освободителя от Москвы. Нашелся, напротив, охотник воспользоваться тысячью рублей, обещанною гетманом за голову возмутителя. То был некто Яким Вечирка, или Вечирченко: служил он прежде в полку у Палея, на правой стороне Днепра, потом перешел на левую сторону и находился в одном из отрядов, гонявшихся за бежавшими татарами. Под Кишенкою напал он на Петрика и проколол его копьем. Но награды от гетмана ему не пришлось получить: вслед затем татары схватили Вечирку и умертвили мучительным образом, как показывали раны на трупе его, найденном кишенцами вместе с трупом Петрика. Кишенцы повесили последний на крюке, а Вечирку похоронили с честью.
Итак, гетман Мазепа на другой раз, не вступая сам в битвы с татарами, освободил Гетманщину от их вторжения, и это дело, действительно немаловажное по своим последствиям, казалось в Москве еще более прежнего важным подвигом. Государь прислал Мазепе похвальную грамоту, а Мазепа, пользуясь этим, через присланного к нему царского посла, дьяка Виниуса, выпросил у царя себе местечко Ямполь, недалеко от Севска, с тем чтобы в случае его смерти его вдове и племяннице был бы приют с их пожитками.
Прогнанием татар из Украины не окончились военные действия против бусурман; напротив, они только что начинались в более важном размере. У царя Петра созрело твердое намерение завоевать у турок Азов и создать русское мореплавание на Азовском и Черном морях. Малороссийский гетман прилагал соответственное старание к ведению этого предприятия, чрезвычайно важного и смелого по своему времени. Мазепа подавал совет послать для охранения Таванска великороссийских ратных людей, а запорожцев отправить в чайках[76] на море для разрыва неприятельских сил, которые, конечно, будут отправлены турками в судах на выручку Азова. Для этого, по его соображениям, необходимо было прислать 1000 рублей на сооружение запорожской флотилии из чаек и две тысячи четей[77] хлебных запасов на 2000 человек запорожцев, которые отправятся в море на три месяца; следовало, кроме того, устроить флотилию для плавного похода войск по Днепру. Суда для этого гетман находил удобным делать в Брянске и оттуда Десною спустить в Днепр. Правительство отправило гетману требуемую сумму на постройку запорожских чаек, а относительно плавного похода заметило, что если суда в Брянске не поспеют, то гетман тогда должен сам найти еще иные способы приготовления судов к плавному походу вместе с Шереметевым. Вслед за тем царский посол Бухвостов привез гетману указ отправить 15000 конницы и 5000 пехоты казацкого войска под Азов, давши им на пять месяцев запасов. Гетман отвечал, что хотя он готов и сам лично вести козацкий отряд под Азов, но должен доложить, что в малороссийском крае едва ли наберется такое число Козаков с лошадьми, какое требуется; большая часть козачества, за недостатком лошадей, может вступить в бой пешими, и разве только у начальных лиц и у значных товарищей будут свои боевые кони. Он может набрать всего, и конных и пеших, тысяч пятнадцать для отправления под Азов. Он считает возможным взять запасов только на три месяца: их придется везти гужом, а водяного пути нет. На это представление 2 апреля 1696 года дан был ответ, что дозволяется взять козакам, снаряжаемым под Азов, запасов на три месяца, но с тем, что на остальные два месяца запасы будут доставлены водою по Северному Донцу, который становится судоходным начиная от Белгорода. Кроме того, указано было купить в Слободской Украине 500 волов и 1500 баранов и, по распоряжению Шереметева, отправить на Дон.
24 апреля отправил гетман требуемый царем под Азов козацкий отряд в числе 15 000 человек под наказным гетманством Якова Лизогуба, черниговского полковника, бывшего когда-то наказным гетманом Дорошенка на правой стороне Днепра. С ним пошли два городовых полка — Гадяцкий и Лубенский, два полка охотных — один конный, другой пеший, и один компанейский. Путь их лежал на Ахтырку и Валуйки. За ними вслед велел гетман везти запасы на телегах на три месяца и сверх того каждому козаку приказано взять с собою денег для покупки себе продовольствия еще на один месяц. Гетман в своем донесении в приказ заметил, что доставить запасы на два месяца до Северного Донца для дальнейшей сплавки по воде очень затруднительно: люди посполитые обнищали от неприятельских разорении, от кормления охотных войск, от запорожских проездов и не могут снарядить достаточного числа подвод; многие ушли уже в слободские полки для переселения. До сих пор посполитые возили подводы с запасами только охотным козакам, компанейцам и сердюкам, а городовые козаки всегда возили себе запасы сами на своих лошадях; теперь же из городовых многие так обеднели, что, отправившись в поход, не оставили при своих семьях никакой челяди, которая бы могла везти их запас; некоторые едва могли взять с собой для прокормления что-нибудь на дорогу и сами выступали в поход на единственном коне, на котором дома работали.
25 апреля последовал царский указ Шереметеву, по совету с гетманом, идти плавным походом под Очаков или в другое место с 2500 ратных в больших стругах, изготовленных в Брянске и спущенных через Десну в Днепр; сверх того гетман должен был распорядиться о постройке судов в городах гетманского регимента и приказал гнать их Днепром до Переволочны или до устья Орели.
В Запорожской Сече, еще не дождавшись от гетмана денег, присланных царем на постройку запорожских судов, в апреле снарядился и отправился в море на чайках атаман Чалый с 500 сечевиков. Тогда кошевой Гусак домогался, чтобы гетман выдал ему присланные царем для постройки чаек деньги, извещая, что, кроме ушедших уже в море с Чалым, собираются еще охотники туда же, но отправить их из Сечи не на чем. Гетман отвечал, что не даст ни денег, ни запасов, пока не убедится в действительной охоте запорожцев идти на царскую службу.
Но запорожцы скоро доказали, что в данное время на них можно положиться. Атаман Чалый, пустившись в Черное море со своею ватагою, напал на девять турецких судов, шедших в Очаков с запасом: многих турок потопили, а несколько десятков их взяли в полон и привезли в Сечь. Узнавши об этом, гетман сообразил, что в самом деле запорожцы могут быть очень полезны, отвлекая подвоз водою продовольствия неприятелю; он послал в Сечь деньги на постройку и починку судов и приказал везти в Запорожье на 200 подводах хлебные запасы, но приказывал запорожцам отнюдь не медлить и выступать на Лиман, а к ним в пособие назначил киевского полковника Мокиевского с его полком.
Мокиевский из Сечи выступил разом с ватагою запорожцев в числе 1740 человек, под начальством атамана Якова Мороза, в челнах или чайках на Лиман 30 июня.
Отправивши Мокиевского в Сечь, гетман сам собрался идти в поход на соединение с Шереметевым. Для безопасности на случай вторжения белогородской орды гетман расположил разъезды по днепровскому побережью из сотен полков Переяславского, Лубенского и части Черниговского, приказывая этим козакам по мере надобности плавать в челнах и по Днепру для высмотра неприятелей. Защита Батурина вверена была великороссийским стрельцам, состоявшим при гетмане.
Июня 10 гетман прибыл в Гадяч с немногочисленным войском. Там из разных вестей узнал он, что сам хан стоит на реке Колончаке[78]; его орды расставлены по берегу Сиваша, охраняя Крым от вторжения русских; Нуреддин-салтан с 10000 татар пошел к Азову, а турецкие каторги[79] плыли по морю тремя флотилиями к Азову и к Очакову. Гетмана беспокоило то, что в Таванске находилось войска всего 1036 человек.
6 июля гетман соединился с Шереметевым на реке Коломаке; оттуда оба с своими войсками перешли к речке Берестовой и расположились там обозами. Здесь, оберегая рубежи русских поселений, простояли они до последних чисел августа, когда их вынудили сойти оттуда малороссийские козаки, которые стали роптать и самовольно разбегаться домой, оправдывая своевольство тем, что подходило осеннее время и надобно было каждому у себя делать хозяйственные приготовления к зиме.
В течение того времени, когда гетман с Шереметевым стояли у Берестовой, совершилось достопамятное событие в русской истории: 17 июля взят был Азов — первое завоевание Петра Великого. Этот город, вместе с своею каменной стеной, был еще обведен земляным валом, а снаружи за ним прорыт был ров. За этим рвом в поле русские стали насыпать вал, стараясь сделать его выше неприятельского вала, оберегавшего город. Царь с новопостроенными своими судами стал на устье Дона, чтобы не пропускать турецких сил, плывших на каторгах на выручку Азова. Малороссийское войско и донские козаки поставлены были за Азовом по направлению к морю и к полю, откуда ожидались к туркам вспомогательные силы. Кубанские татары попытались было взять на своих лошадей турок, успевших с своих каторг ступить на берег, козаки им помешали. Это была первая услуга Козаков царскому делу. Потом турки, находившиеся в Азове, ночью, через посредство орды, расположенной в поле, хотели сообщать о себе сведения туркам, прибывавшим на судах. И до этого козаки не допустили. Тогда бусурманы, видя, что козаки сильно им мешают, решились разом с двух сторон ударить на них: турки — из Азова, а татары — с ноля. Дело было 17 июля. Козаки, отбивши напор татар, не дожидаясь царского «ординанса», бросились на вал азовской твердыни. Было полдневное время. Козаки лезли на вал с ружьями и копьями, стреляли и кололи врагов, вступали с ними в рукопашный бой, наконец напали на одну башню, или раскат, и зацепили судовыми канатами за сваи, на которых укреплены были цепи, державшие орудия. Турки были сбиты с вала; козаки бросились за ними вслед и погнали их до каменных стен города, расположенных внутри земляного вала. Турки, за недостатком свинца, стреляли в них чем попало, даже монетами, и бросали в них зажженные мешки, внутри наполненные порохом. Не подоспели к козакам свежие силы, чтобы начать приступ «каменного города». Козаки вернулись на вал, но уже не сходили с вала назад. Турки стали копать внутри около вала ров, чтобы не допускать Козаков снова отважиться на «каменный город». Наступила ночь. Козаки, успевшие в предшествовавший день подкопать и расшатать утвержденные на раскате сваи, сорвали четыре пушки, а на другой день с рассветом готовились опять броситься в бой с вершины вала на врагов, засевших во рву и сновавших как летучие мыши вокруг белых стен «каменного города». Но к ним был прислан царский приказ не трогаться с места, пока не последует сигнала ко всеобщему приступу. Козаки роптали, сердились. «Как нам не идти на приступ, — кричали они, — мы здесь стоим без дела две недели, от голода многие из нас тают, принуждены милостыни просить!»
18 июля замышлялся всеобщий приступ, но не состоялся. Осажденные замахали шапками, склонили знамена, затем в русский стан приехал сам азовский бей Гассан-Араслан, предложил принять город со всеми боевыми принадлежностями, и просил только выпустить осажденных с их семействами и пожитками. Царь согласился, но потребовал выдачи изменника Янсена. виновника неудачи прошлогоднего азовского похода. Турки уступили этому требованию только после долгих усилии отклонить такое условие, потому что Янсен изъявил желание принять мусульманскую веру. «Отсеките лучше мне голову сами, а не выдавайте Москве», — кричал бедный изменник, но турки связали его и выдали на поругание и на бесчеловечные мучения: зато, в отместку за выданного ренегата, турки замучили тогда же двадцать христианских пленников. На другой день турки в числе 3000 были отпущены на свои суда, а город Азов, сильно пострадавший во время осады, был занят русскими. По известиям малороссийских летописцев, подтверждаемых современными актами, государь признавал честь победы за козаками и приказал угостить старшин столом, за которым изобильно лились хорошие вины и меды, а простых Козаков угощали горелкою, медом и пивом, и кормили хлебом, ветчиною, мясом и рыбою. По окончании столацарь приказал всех обдарить: старшины получили по 15 червонцев, рядовые козаки — по 1 рублю. В числе Козаков при взятии Азова было 600 запорожцев, и они получили по одному рублю и по сукну на человека. Довольный успехом, царь тотчас отправил похвальную грамоту гетману Мазепе за удачную присылку коза-ков и за хороший выбор начальников, особенно за назначение наказным гетманом черниговского полковника Лизогуба, которого царь в своей грамоте назвал «мужем добродетельным и в воинских делах искусным». При отпуске, июля 30, Лизогуб был щедро одарен, а козаки его отряда получили такое изобилие продовольствия на дорогу, что могли еще продавать часть того, что им было дано.
Царь потребовал Мазепу лично к себе. Гетман пустился наскоро в дорогу, намереваясь пересечь царю возвратный путь из Азова в столицу. Мазепа встретил царя Петра и представился ему в слободском полковом городе Острогожске, иначе Рыбном. Там он поднес царю богатую турецкую саблю, оправленную золотом и дорогими каменьями, и щит на золотой цепи, украшенный алмазами, яхонтами и рубинами. Царь принял гетмана чрезвычайно милостиво и любезно, сам был у него в гостях и обедал, провел с ним в беседе целый день и отпустил с уверениями в своей неизменной милости. При отпуске Мазепа получил в дар 12 кусков бархата, объяри[80], атласу, 5 косяков камки[81], соболей парами на 525 рублей и соболиный мех в 300 рублей. Это было второе свидание гетмана Мазепы с царем Петром, и в этот раз Мазепа, оставивший на царя и в прежнее свидание приятное впечатление, еще более расположил к себе государя. С этих пор мы видим, что Мазепа до самого злосчастного конца своего гетманства почти каждый год езжал в Москву, обыкновенно при начале года и чаще всего случалось ему бывать там тогда, когда и Петр, проводивший всю жизнь в метаниях по своей широкой державе и по соседним краям, наведывался в свою родную столицу. Так утверждались между царем и гетманом такие отношения, что Мазепа стал пользоваться не только уважением, но любовью и полным доверием к себе царя Петра.
Возвращаясь из Острогожска домой через Белгород, Мазепа виделся там снова с Шереметевым и узнал, что хана более опасаться нечего: он ушел с Колончака.
В этот достопамятный год не везде козаки были так счастливы, как Лизогуб с своим отрядом под Азовом. Когда Мазепа разом с боярином Шереметевым стоял табором на речке Берестовой, послан был в степь отряд полтавских полчан и охотных Козаков под начальством санжаровского сотника Максима Плечника для устроения караулов на Муравском шляху, шедшем к Азову от вершины реки Конки через реку Коратым. Плечник одержал победу над татарским загоном, но, увлекшись за ним в погоню, наткнулся на другой загон, гораздо многочисленнейший. Схватка произошла на голой степи; не к чему было прислониться, и Плечник был взят в плен с 140 козаками. Один только из них, развязавшись у татар, убежал, пролежал сутки в болоте и потом, пустившись снова в путь, благополучно добрался до украинских берегов Днепра. Еще большее несчастье постигло запорожского богатыря атамана Чалого. После своего раннего подвига над десятью турецкими судами Чалый воротился в Сечь, а в июне пустился снова в Черное море вместе с Яковом Морозом, избранным в то время кошевым атаманом. Выплывши на море, Чалый с своею ватагою в 340 человек отлучился от Мороза и направился к крымскому городу Козлову (ныне Евпатория, по-татарски Хазлев). Не доходя 5 верст до этого города, ватага высадилась на берег. Запорожцы разорили два татарских села, взяли в полон 62 человека, сели в свои челны и поплыли назад. Не доходя Очакова, встретили их турки, плывшие на каторгах, в фуркатах[82] и мелких судах. Козаки пристали к «острову козацкому», окопались там и два дня отбивались удачно; ночью благополучно сели в свои челны, пришли к Стрелице и к «сагайдачным кучугурам», там вышли на берег и пошли пешком в ольховый лес, как вдруг напал на них хан с ордою и вдобавок вышли против них из Очакова турки. По известию одного из вернувшихся впоследствии коза-ков, Данила Татарчука, они защищались целый день 27 августа, а к вечеру того же числа, видя свое малолюдство и страдая от недостачи пресной воды, сдались. Перед сдачею Чалый сказал своим товарищам: «Ну, теперь мне живу не быть, — я убил двух турок!» Действительно, бусурманы его убили, а прочих пленников привели перед хана, и тот велел их засадить в Очакове, обещая выпустить в обмен за своих пленных.
Не совсем удачно действовал и отправленный гетманом киевский полковник Мокиевский. Отправивши часть своего отряда с Морозом в Черное море, сам с другою частью пошел он к Козьему Рогу, но его полчане, оставленные в Таванске, отрешили его от уряда и самовольно выбрали полковником своего полкового хоружего Сергея Солонину. Мокиевскии, узнавши об этом, не шел уже в Таванск, а удалился в Запорожскую Сечь, откуда дал знать гетману. Гетман отправил генерального хоружего Евфима Лизогуба восстановить прежнего полковника, произвести следствие и зачинщиков бунта доставить к нему, вместе с новоизбранным самовольно Сергеем Солониною, которого подозревал в участии в мятеже. Бунтовщики были подвергнуты наказаниям. Мазепа отнюдь не допускал козакам в своих полках без ведома гетмана отрешать и выбирать полковников, как хотели часто козаки по примеру Запорожской Сечи. В городовых полках гетман старался давать полковничьи места, чрезвычайно в то время выгодные, лицам, которым сам благоприятствовал и в верности к себе мог быть уверен, или же своим родственникам: так, киевский полковник Мокиевский приходился Мазепе близким родным по его матери, которая была из рода Мокиевских.
Глава шестая
Исправление крепостей в низовьях Днепра. — Приготовления к новым военным действиям. — Донос стародубца Сусла. — Неудачный поход боярина князя Долгорукого и гетмана в низовья Днепра. — Оборона Таванска. — Попытки склонить Козаков к измене. — Отступление мусульман от Таванска. — Бесполезный поход гетмана и князя Долгорукого в 1698 году. — Неурожаи в Малороссии. — Побеги на правую сторону Днепра. — Переселение в Великороссию. — Гетманские имения в Рыльском уезде. — «Подсуседки». — Свидание гетмана с царем в Воронеже. — Съезд 1699 года в Гадяче. — Меры обороны края. — Мысль вести великую войну против турок. — Конгресс в Карловице. — Перемирие с турками на два года. — Мир Турции с императором и с польским королем. — Дьяк Украинцев в Константинополе. — Перемирие с Турциею на 30 лет.
После покорения Азова военная деятельность Козаков гетманского регимента сосредоточилась на Днепре. Еще когда гетман и Шереметев стояли на реке Берестовой, Неплюев осмотрел Таванск, нашел его, даже с приделанным земляным валом, очень тесным, распределил ратным людям работы по расширению вала, осмотрел кроме того Кизикермень и Шингирей и доносил, что удобнее всего исправить и укрепить Шингирей. И гетман Мазепа разделял этот проект и приказал вместе с ратными царскими людьми работать своим козакам, посланным в Таванск, над которыми начальником, вместо недавно умершего полковника Ясликовского, назначил сердюцкого полковника Чечела.
Надобно было ожидать новых неприятельских действий. Запорожцы, ободрившись недавними успехами, изъявляли желание снова пуститься в море и просили дать им досок, канатов и снастей на постройку сорока морских судов. Гетман сообщал царю, что сам он желает от себя построить для малороссиян 50 судов, и просил дать ему на то материал. Царю Петру нравилось такое предложение: указано было купить все нужное в приказе Большой казны и доставить в Малороссию, а из Запорожья прислать в Москву мастеров стругового дела. Гетман послал какого-то Василия Богуша с семью товарищами, с кормщиками и с передовщиками, но тут же заметил, что, кроме Запорожья, во всем малороссийском крае нет таких мастеров. Видно, что гетман старался угодить царю и сам вызывался с тем, что царю в то время нравилось, но в то же время он с осторожностью заранее отклонял от себя исполнение таких невозможных требований, каких мог ожидать от царя, зная его пылкую и предприимчивую натуру. По сказке присланных в Москву запорожских мастеров указано было для строения судов готовить лесные материалы в Брянске, а для отыскания годного к судостроению леса посланы были туда те же самые запорожские мастера. Гетману указывалось прислать туда для рубки леса рабочих и плотников. Дело это пошло не так скоро, как бы могло. Возникли недоразумения от воевод брянского и трубчевского, которые, по жалобам на них от гетмана, оправдывали себя тем, что не допускают рубить только бортных деревьев, с которых крестьяне платят в казну медовый оброк.
После покорения Азова военная деятельность Козаков гетманского регимента сосредоточилась на Днепре. Еще когда гетман и Шереметев стояли на реке Берестовой, Неплюев осмотрел Таванск, нашел его, даже с приделанным земляным валом, очень тесным, распределил ратным людям работы по расширению вала, осмотрел кроме того Кизикермень и Шингирей и доносил, что удобнее всего исправить и укрепить Шингирей. И гетман Мазепа разделял этот проект и приказал вместе с ратными царскими людьми работать своим козакам, посланным в Таванск, над которыми начальником, вместо недавно умершего полковника Ясликовского, назначил сердюцкого полковника Чечела.
Надобно было ожидать новых неприятельских действий. Запорожцы, ободрившись недавними успехами, изъявляли желание снова пуститься в море и просили дать им досок, канатов и снастей на постройку сорока морских судов. Гетман сообщал царю, что сам он желает от себя построить для малороссиян 50 судов, и просил дать ему на то материал. Царю Петру нравилось такое предложение: указано было купить все нужное в приказе Большой казны и доставить в Малороссию, а из Запорожья прислать в Москву мастеров стругового дела. Гетман послал какого-то Василия Богуша с семью товарищами, с кормщиками и с передовщиками, но тут же заметил, что, кроме Запорожья, во всем малороссийском крае нет таких мастеров. Видно, что гетман старался угодить царю и сам вызывался с тем, что царю в то время нравилось, но в то же время он с осторожностью заранее отклонял от себя исполнение таких невозможных требований, каких мог ожидать от царя, зная его пылкую и предприимчивую натуру. По сказке присланных в Москву запорожских мастеров указано было для строения судов готовить лесные материалы в Брянске, а для отыскания годного к судостроению леса посланы были туда те же самые запорожские мастера. Гетману указывалось прислать туда для рубки леса рабочих и плотников. Дело это пошло не так скоро, как бы могло. Возникли недоразумения от воевод брянского и трубчевского, которые, по жалобам на них от гетмана, оправдывали себя тем, что не допускают рубить только бортных деревьев, с которых крестьяне платят в казну медовый оброк.