Но пока все шло спокойно. Правда, Стэн корчился, как ненормальный, боясь прыснуть со смеху. До такого состояния его довел рассказ Алекса.
   – Надо же, – продолжал Килгур, – маленькие, пятнистые змеи. Везде и кругом. Свирепые и беспощадные твари со смертоносным ядом. Эти бестии заползают в окопы и кусают, заползают в палатки и кусают, заползают в туалет и кусают. Мерзкие создания, что и говорить. Нужно было что-то срочно предпринять.
   Я немного подумал, принял решение и приказал отряду построиться. И когда построение закончилось, из палатки вышел я. И все ахнули, потому что в руке у меня была зажата пятнистая змея.
   И я сказал: "Послушайте меня, люди! Не то ли это пресмыкающееся, которое называют пятнистой змеей?" и люди ответили: "Да, это пятнистая змея". "Я хочу предложить вам способ избавиться от пятнистых змей. От множества этих тварей. На счет "раз" вы уверенно хватаете змею правой рукой. На счет "два" вы хватаете ее также и левой рукой. На счет "три" вы скользите правой рукой по ее туловищу к маленькой голове и – шпок! – на счет "четыре" резким движением большого и указательного пальцев отрываете змеиную голову!"
   Люди вытаращили глаза – и начали войну. На протяжении следующих двух недель в месте расположения отряда только и слышалось: шпок... шпок... шпок... Кругом валялись открученные змеиные головы.
   Моральный дух солдата окреп, дезертиров больше не было, преступлений тоже больше не было, уровень заболеваемости сифилисом резко снизился. Казалось, моя проблема решена.
   И вот как-то раз захожу я в амбулаторию. А там лежит какой-то бедняга. Весь перебинтованный. С головы до ног. Упакованный, как куколка шелкопряда. Я спрашиваю его: что, мол, случилось? И он отвечает мне жалобным голосом: "Пятнистые змеи, сэр". "Значит, пятнистые змеи?" – спрашиваю я. "Да, сэр, пятнистые змеи". "Продолжай, парень", – говорю я.
   Алекс немного занервничал, когда дверь камеры снова бесшумно открылась и та же рука осторожно повесила китель с портупеей на крюк. После секундной заминки Килгур продолжил повествование. Стэн пытался вспомнить самую жестокую и медленную из всех известных ему пыток и вынужден был признать: любая из них была детской шалостью в сравнении с той, которую придумал Алекс Килгур.
   – "Сэр, – продолжает перебинтованный, – помните, вы рассказывали нам, как нужно расправляться с пятнистыми змеями?" "Да, – говорю, – помню, рассказывал. Но я не думал..." "Я попробую вам объяснить, что со мной приключилось. Сижу я вторую ночь в окопе, на своем боевом посту. И вдруг вижу, как в мою "нору" опускается покрытый мехом пятнистый предмет. И я, в точности, как вы советовали, мистер Килгур, на счет "раз" хватаю этот извивающийся предмет правой рукой, на счет "два" хватаю его также левой рукой, на счет "три" скольжу правой рукой вверх, на счет "четыре" делаю шпоки, сэр, можете себе представить, попадаю большим пальцем правой руки прямо в зад леопарду!"
   Наступила мертвая, абсолютная тишина. Наконец Н'клос обрел дар речи.
   – Это самая жуткая шутка из всех, что я когда-либо слышал.
   В первый и последний раз Стэн был полностью согласен с мнением таанца.
* * *
   Сент-Клер погрузилась в мрачные раздумья, наблюдая за своей странной соседкой по камере, делавшей наброски исключительно по памяти, а затем составлявшей точную копию таанского удостоверения на фоточувствительной пластинке. Сент-Клер собиралась возразить, когда Стэн приказал ей поселиться вместе с застенчивой керркой, но в последний момент передумала. Ей не хотелось доставлять Стэну такое удовольствие – знать о ее симпатиях и антипатиях.
   Дело заключалось совсем не в том, что Л'н не была человеком. Просто любой компании Сент-Клер предпочитала одиночество. Она всегда выступала соло, всегда жила своим умом и никогда даже в мыслях не держала перекладывать ответственность на других. Сент-Клер выжила благодаря тому, что умело пользовалась случаем и никогда не колебалась.
   Л'н спутала ей все карты. Живя с таким существом под одной крышей, нельзя руководствоваться одним лишь холодным расчетом.
   Впрочем, в жизни вдвоем была своя логика. Как главной воровке, Сент-Клер было лучше иметь дело напрямую с маленькой художницей-керркой. Но для этого ей следовало кое к чему привыкнуть. Л'н могла чувствовать себя уютно только в темноте. За пределами камеры, на ярком таанском солнце, она становилась совершенно беспомощной. Со временем Сент-Клер стала замечать, что помогает Л'н машинально: водит ее в туалет, находит инструменты, потерянные при позднем дневном свете, возвращает к действительности, когда беднягу гипнотизирует какая-нибудь причудливая игра бликов.
   Вскоре Сент-Клер поняла, что привязалась к другому живому существу. Л'н постепенно становилась для нее тем самым странным из всех животных, которое зовется другом.
   Ей было трудно смириться с этой мыслью, особенно когда она вспоминала об отношении Л'н к этому "подонку Горацио". Соседка по камере расписывала его достоинства с таким пылом, словно он был самым настоящим святым.
   А затем Сент-Клер услышала историю о ефрейторе Хансене и поняла, что Л'н отождествляет его со Стэном. Они оба слились для нее в один образ – безупречного героя. Лишь благодаря своим иллюзиям Л'н не потеряла рассудок в убогой нищете плотно населенного тюремного лагеря. Она тосковала по мирным лесам своей родной планеты, все чаще и чаще погружалась в воспоминания. Суровая действительность тюремной жизни становилась для нее невыносимой.
   Без Стэна – по крайней мере без того, что она себе о нем навоображала – Л'н быстро дошла бы до грани тихого помешательства.
   Сент-Клер дала себе слово изменить такое положение вещей, решила перевоспитать Л'н на свой лад до совершения побега.
   – Скажи мне, Л'н, – обратилась она как-то к керрке. – Я знаю, что ты интересуешься светом. А видела ли ты когда-нибудь знаменитую светящуюся башню на Прайм-Уорлде?
   Л'н прервала работу над набросками.
   – Ты имеешь в виду ту, которую построили два милчена? Кажется, их звали Марр и Сенн.
   – Да.
   – Только на картинках, – ответила Л'н.
   – А-а, понимаю. Ты никогда не была на Прайм-Уорлде. Когда вся эта заварушка закончится, мы можем съездить туда вместе и посмотреть на нее.
   – Нет, я бывала там раньше. Как-то раз я слышала о большой вечеринке, которая устраивалась в башне. Вот на что стоило бы посмотреть!
   – Почему же ты не пошла на эту вечеринку? – спросила Сент-Клер.
   – Меня туда никто не приглашал.
   – Ну и что, черт побери? Да ты могла бы проникнуть туда без всякого приглашения! Я пару раз так делала. На балу Мирра и Сенна всегда бывает столько народу, что практически невозможно выяснить, приглашена ты официально или пробралась с черного хода.
   Л'н с грустью вздохнула, испытывая легкую зависть.
   – Пробраться на бал... Я мечтала совершить что-то вроде этого. Как бы попонятней выразиться? В качестве обновленной Л'н, что ли... Дерзкой. Решительной. Смелой. Войти в зал уверенной походкой, как будто я сама устроила эту вечеринку. Манерой своего поведения ввести всех в заблуждение, заставить думать, будто я какая-нибудь известная личность. Но я побоялась, что в разговоре они обнаружат мое невежество. – Л'н замотала головой. – У меня не было ни одного шанса. Стоило бы им только взглянуть в эти огромные безобразные глаза, и они бы сразу поняли, что я никто.
   Сент-Клер была поражена.
   – О чем ты говоришь? Что за глупость? Тоже мне, выдумала – безобразные глаза!
   Л'н тяжело вздохнула. Ей было неловко за свою откровенность и в то же время лестно, что кто-то пытается опровергнуть неприятную для нее правду.
   – Послушай меня, девочка, – сказала наконец Сент-Клер. – Чувствую, у нас впереди огромная работа. И начать ее нужно с изменения твоего представления о безобразном. Будь уверена, мы прорвемся на бал.
   Л'н хихикнула, решив, что ее подруга просто пошутила. Но Сент-Клер знала, о чем говорит. Она только что дала Л'н обещание. А Сент-Клер была человеком, не привыкшим бросать слов на ветер.

Глава 24

   – Расчет окончен, – объявил Вирунга, неуклюже развернувшись, отсалютовал Генриху и прохрипел: – Все заключенные в сборе. – И после секундной паузы добавил: – Сэр.
   Даже Генрих не находил нужным затягивать дневную перекличку. Кивнув головой, он направился в сторону административной части. Вирунга отсалютовал ему вслед, развернулся вполоборота и прокричал:
   – Отделение... воль-но!
   Заключенные смешались в толпу, забубнили на все голоса и стали расходиться кто куда: кто в камеру, кто в туалет, а кто отправился прямо на ужин.
   Стэн, у которого были более важные дела, зашагал к лестнице, чтобы подняться в комнату Вирунги, и при входе в коридор нос к носу столкнулся с Четвиндом. Надзиратель поджидал Стэна.
   – Заключенный Горацио, – сказал он, широко улыбаясь.
   – Сэр?
   – Это ведь не твое имя.
   – Простите, сэр, моя мама была бы очень удивлена, услышав такие слова.
   – Неплохо придумано. Я вспомнил, где видел тебя раньше. На Дрю.
   – Да Бог с вами!
   – У меня мало времени. Дрю. Планета-тюрьма. Я наблюдал за кучкой счастливых негодяев, собиравших моллюсков. А ты и этот бочонок Килгур красовались в униформе полицейских. Вылавливали какого-то зверя по имени... черт, как бишь его? Дунстан... нет, Динсмен.
   Четвинд обладал отличной, цепкой памятью. Этого было достаточно для того, чтобы его убить.
   – Сэр. Только без обид, сэр. Но как я мог...
   – Как ты мог быть таанским полицейским тогда и военнопленным теперь? Сейчас объясню. Ты служишь в имперской разведке. Когда началась война, ты попался в сети. Может быть, "артиллерийский снайпер" – твоя легенда. Может быть, ты выдумал эту версию в последнюю минуту перед тем, как вляпаться в дерьмо. Будь я проклят, если знаю, что произошло на самом деле.
   Стэн продумывал возможные варианты. Убить Четвинда здесь? Сейчас? Нет. Конечно, можно было скрыться до того, как тело обнаружат, но убийство повлечет за собой массовые репрессии.
   Второй путь: уговорить Четвинда повременить с докладом Авренти, содержащим столь интересную информацию, чтобы успеть подстроить какой-нибудь несчастный случай, желательно за стенами Колдиеза. Такой вариант возможен.
   – Говори, заключенный.
   – Не могу, сэр. Что бы я ни сказал, меня бросят в карцер.
   – Какой ты догадливый, – одобрительно кивнул Четвинд. – Если бы ты начал болтать о моем уголовном прошлом, я действительно должен был бы избить тебя до полусмерти и бросить в карцер. И кто знает, куда бы меня завело мое воображение в дальнейшем. Но... – Четвинд улыбнулся. – Теперь мне остается только придумать, как разыграть эту карту. И разыгрывать ли ее вообще.
   – Заключенный не понимает.
   – Заключенный, черт побери, прекрасно все понимает! Сейчас я полицейский надзиратель, но мое положение остается шатким, потому что мне был вынесен условный приговор. Проклятые таанцы могут в любую минуту лишить меня всех привилегий и выслать обратно на Дрю – или вообще на одну из мертвых планет – под каким-нибудь предлогом или без всяких объяснений. Итак, я должен еще раз как следует все обмозговать. Если ты не попытаешься подстроить какой-нибудь несчастный случай, в результате которого моя душа скажет "оревуар" родному телу, я продолжу обдумывание этого вопроса. Мне нравится поддерживать победителей.
   Стэн понял, что Четвинд был гораздо хитрее, чем казался на первый взгляд.
   – Война приняла неожиданный оборот?
   – Действия на фронте ведутся таанцами успешно. Пока, – двусмысленно сказал Четвинд. – Мы... черт! Я уже начинаю говорить, как полицейский. Таанцы лупят вас, имперцев, как сидоровых коз. Вопрос, как долго это будет продолжаться. Я выхожу за ворота и вижу, что кругом царят нищета, разорение и воровство. Вопрос напрашивается сам собой: если подобное творится здесь, на Хизе, то что же тогда происходит на других планетах?
   Тебе нравится ход моих мыслей? Может, мне нужно было стать аналитиком, а? Продолжу высказывать свое мнение. Если таанцы в ближайшее время не одержат победу в каком-нибудь крупном сражении, мясорубка будет продолжаться. И попадать в нее будет больше наших, чем ваших.
   Так что, по всей видимости, война идет не совсем так, как хотелось бы лордам и леди. И, возможно, на Хизе неожиданно появится другая система управления, при которой мы, вероятнее всего, станем выплачивать налоги Прайм-Уорлду.
   Думаю, если это произойдет, мистеру Четвинду не вручат золотую медаль. В общем, повторяю еще раз – предпочитаю быть на стороне победителей. Итак... до тех пор, пока положение вещей не изменится и я не решу, в какую игру мы будем играть и карты чьей колоды раскладывать, я собираюсь относиться к тебе так же, как и прежде. То есть не предпринимать никаких мер. Это все, заключенный. Можешь идти.
* * *
   Стэн едва не принял решение, которое ему было вовсе не по душе.
   Даже в комитете по побегам была своя тактика и стратегия. Тактика – разработать подходящий маршрут побега, составить детальный план, снарядить беглецов – была проста. Со стратегией дело обстояло иначе. Процесс ее разработки был мучительным и долгим.
   Для военнопленного служба не заканчивалась после пленения. Он (или она) все еще оставался бойцом. Нужно было продолжать сражаться – даже находясь в лагере для военнопленных. Все заключенные Колдиеза не только прошли гипнотическую обработку во время обучения, но и укрепили в себе внутреннее стремление к сопротивлению.
   Частью этого сопротивления был побег. Задача комитета по побегам заключалась не только в возвращении несчастного заключенного на родину, чтобы он, если повезет, снова попал в действующую армию, на передовую, но и в том, чтобы он продолжал сражаться, находясь в заточении.
   Каждый заключенный, являвшийся костью в горле своих поработителей, выбирал одного или двух потенциальных врагов – солдат-охранников. Чем большей костью в горле он был, тем больший вред причинял противнику. Но при всем том очень важно было не довести врага до крайности, когда он решит, что самым экономичным способом разрешения проблемы будет пуля, пущенная в висок заключенного.
   До сих пор пленникам Колдиеза удавалось отлично справляться со своей задачей, продолжая воевать и оставаясь в живых.
   Туннель Кристаты мог все изменить. К такому выводу пришел Стэн. У полковника Вирунги было на этот счет свое мнение, обоснованное целым рядом аргументов. Поскольку туннель проходил под стенами собора, побег мог быть запланированным и групповым. При попытке совершить массовый побег все, кто был способен пролезть в эту "нору", разбежались бы по Хизу в разные стороны. И каков был бы результат? Естественно, солдаты всех регулярных и вспомогательных частей Хиза были бы оторваны от выполнения своих повседневных обязанностей и брошены на поимку беглецов. Возможно, на Хиз направили бы даже боевые подразделения. В конечном итоге большинство заключенных, если не все, были бы окружены и схвачены. А затем – расстреляны. Не исключено также, что военнопленных, оставшихся в Колдиезе, перерезали бы всех до одного, как цыплят, чтоб другим неповадно было.
   Полковник Вирунга предлагал совершить побег немедленно. "Все мы солдаты и привыкли рисковать", – заявил он.
   Стэн придерживался другой точки зрения, хотя прекрасно понимал, что обрекал людей, долгими часами корпевших над строительством туннеля, на дальнейшее заточение, лишая их даже слабой надежды выбраться на свободу. Он считал, что нужно отфильтровать небольшую группу заключенных, полностью подготовленных к побегу и оснащенных всем необходимым: от фальшивых документов до денег. Стэн пришел к такому выводу, руководствуясь не одним лишь человеколюбием – по крайней мере он пытался себе это внушить.
   Из таанских лагерей почти не было удачных побегов – во всяком случае, он слышал об очень немногих. Если из Колдиеза будет совершен массовый побег – а беглецов поймают, устроят показательный суд и казнят, – это сильно обескровит любое сопротивление и приведет к ужесточению режима в других тюремных лагерях, разбросанных по планетам Таанских миров. Бежать из них будет уже невозможно.
   Было бы гораздо разумней, если бы одинзаключенный сбежал домой из самого сердца Таанской империи – тем более, что успех этого предприятия мог быть вполне гарантированным.
   Вирунга нахмурился. Ему не понравилось предложение Стэна.
   – Я принял твой вариант на рассмотрение. Кто совершит побег?
   Вымученная стратегия вылилась в еще более вымученную тактику. Стэну приходилось уповать только на волю Божью. Проще было начать с исключений. Конечно же, в их число прежде всего входил Вирунга. Он не мог – и даже при возможности ни за что бы не согласился – бросить своих подопечных.
   Стэн и Алекс. О Большом Иксе вообще не могло быть речи. Исключались и существа, которые из-за своего внешнего вида не могли смешаться с гуманоидным населением Хиза. А также калеки.
   Кто был способенсовершить попытку – и, вероятнее всего, оказался бы убитым?
   Кристата и трое его обращенных. План был составлен ими. Стэн надеялся убедить эту четверку принять некоторую помощь, пересмотреть не вполне разумное решение отдать себя на милость таанских крестьян и придумать что-нибудь более рациональное.
   Ибн Бакр и его партнерша. Стэн скорчил гримасу.
   Сент-Клер. Он недолюбливал ее так же, как и она его. Но если побег придется совершать в одиночку, лучшей кандидатуры, пожалуй, не найти. Шансов на успех у Сент-Клер было гораздо больше, чем у любого другого заключенного.
   Эрнандес. Если кто-то действительно заслуживал оказаться на свободе, так это был он. Кроме того, Стэн полагал, что проводимые Эрнандесом непрекращающиеся диверсии вскоре могут быть раскрыты, а сам он – вздернут на виселице.
   Абсолютно не уверенный в правильности своего решения и даже в подборе кандидатур, Стэн покинул камеру Вирунги, чтобы взвесить все "за" и "против" в спокойной обстановке.
* * *
   – Друг мой, – медленно произнес Вирунга. – Спасибо, конечно, за доверие, но... Я не могу пройти через туннель. У меня боязнь закрытых пространств.
   Стэн, имевший явную предрасположенность к клаустрофобии, отлично его понимал.
   – Наверное, вы правы, – подхватил Эрнандес. – Возможно, я зашел в своих действиях слишком далеко, игра стала опасной. Но меня это не волнует. Вы понимаете, что я имею в виду?
   Нет, Стэн не понимал.
   – Попробую вам растолковать. Предположим, мне удастся пройти через туннель, незаметно раствориться в бескрайних просторах Хиза и даже вернуться в Империю благодаря вашему – уверен – самому мудрому плану. Все это прекрасно и замечательно. Но что произойдет дальше? Полагаю, меня начнут таскать по всей Империи, с гордостью представляя широкой публике как некоего героя, которому удалось – с заглавных букв, пожалуйста, – Обрести Свободу. Вряд ли после столь помпезной встречи меня снова отправят на фронт. Разве я не прав?
   – Хоть вы несколько и приукрасили картину, – сказал Стэн, – не могу с вами не согласиться.
   – Моя внучка погибла, как я уже вам рассказывал. А я не уверен, что отомстил за ее смерть сполна. Теперь понимаете?
   Стэну стало все ясно. Служба на благо Империи была для Эрнандеса на втором месте после личной мести. Стэну ничего другого не оставалось, как принести ему свои извинения. Он надеялся, что когда таанцы в один пасмурный день поймают Эрнандеса на месте преступления, тот не выдаст ни одного из секретов узников Колдиеза.
   Подобным же образом Стэн встретился с Леем Ридером Кристатой.
   Он составил крутой – как ему казалось – план относительно трех гуманоидов и одного негуманоида. Стэн предложил им остаться в столице Хиза вместо того, чтобы углубляться в сельскую местность, населенную недружелюбными аборигенами. Кристате предстояло выдавать себя за ревностного сторонника таанцев. Он должен был стать уличным проповедником и во всеуслышанье возвещать о своем прозрении, наступившем после того, как таанцы "освободили" его планету от жестокого ига ненавистной Империи.
   Стэн знал, что пройдет много времени, прежде чем люди решатся задавать наводящие вопросы истинному верующему, если он будет говорить им о правильности всехих действий.
   – Но это же ложь, – возразил Кристата под одобрительное кивание своих помощников.
   Вместо ответа Стэн заскрежетал зубами.
   – Великий отвернется от нас и перестанет помогать, если мы уподобимся жалким лгунам, – продолжал Кристата. – Непонятно также, что полезного мы сможем сделать, оставшись в городе, в этом осином гнезде со снующими взад-вперед униформами.
   – Вы можете остаться в живых, – ответил Стэн. – Жизнь дарует и отбирает Великий. Все мы в его воле.
   – Тебе не дано понять учение Великого. Только тот, кто живет на земле и ощущает под ногами твердую почву, кто не приемлет фальшивых вероучений Маммоны и осознает, что его долг состоит лишь в том, чтобы накормить своих ближних и помочь обездоленным, может понять нас и дать приют.
   Стэн промолчал, вспомнив о том, как когда-то давно он и его отряд "Богомолов" в течение нескольких дней удирали от каких-то крестьян, которых посчитали мирными жителями.
   – Я надеялся, Горацио, что ты прислушаешься к моим высказываниям и станешь одним из нас. К сожалению, этого не произошло, – с грустью сказал Кристата. – Но мы будем молиться за то, чтобы те, кто воспользуется преимуществом, дарованным нам Великим Создателем, обрели истину в своих сердцах и по возвращении на свободу начали проповедовать идеалы веры.
   Лучшее, на что Стэн мог надеяться, простив себя за высказанное предложение, было то, что Кристата и трое его одержимых послушников не сумеют сбить с толку настоящих беглецов и умрут быстро, не мучаясь.
* * *
   Сент-Клер подождала, пока дверь за Стэном закроется, и посмотрела на Л'н. Даже в сумрачной темноте она смогла разглядеть, как руки миниатюрной керрки задрожали от волнения.
   – Но ты должна идти, – без всякой преамбулы сказала Л'н.
   "Да, – подумала Сент-Клер, – я должна идти. Здесь можно сойти с ума. Какой это будет по счету побег? Двадцать второй? Или двадцать четвертый?" Она прекратила отсчет своих предыдущих попыток на цифре двадцать один, потому что пришла к выводу о бессмысленности коллекционирования поражений.
   Этот побег должен быть удачным. Сент-Клер хладнокровно представила себе невеселую картину того, как ее прогоняют сквозь строй охранников, вооруженных дубинками, а затем убивают. Да, в случае поимки ей грозила неминуемая смерть.
   До сих пор она избегала играть в слишком опасные игры. Но желания стоять в стороне и ждать, когда большинство примет правильное решение, у нее оставалось все меньше.
   "А как же Л'н? Она сможет обратиться за помощью к Стэну. Он не допустит ее гибели, – успокаивала себя Сент-Клер. – Что же касается меня, я ведь не бедная беспомощная сиротка. Я – игрок. Угриха-одиночка, выживавшая в любых условиях и при любых обстоятельствах. Я ни в ком и ни в чем не нуждаюсь".
   Так ли это?

Глава 25

   Леди Этего была блестящей женщиной, как и все таанцы высшего общества; таков же был и их провал.
   Военные планы таанцев были разработаны тщательнейшим образом, с учетом самых крайних вариантов. На тот случай, если эти планы будут нарушены посреди сражения, таанцы придумали гениальную импровизацию. Они могли – и сделали именно так – объединить отряды, сколоченные из самых боеспособных сил, бросить их на линию фронта и выиграть.
   При этом, конечно, была учтена запрограммированная готовность их воинов умереть на месте, но не сдаться. Таанцы упустили один нюанс – правомочность высшего должностного лица изменить одобренный и скрепленный печатью план.
   Итак, леди Этего вошла в пустое помещение боевого штаба, постукивая в тишине каблуками изящных сапог. Ей предстояло провести брифинг с двенадцатью командующими военными флотами, чтобы отдать последние распоряжения и разъяснить мельчайшие подробности многоступенчатого нападения на Дюрер. Боевой штаб был полностью оборудован для показа на куполообразном экране дислокации таанских войск – от общих стратегических наступательных сил до скромных патрульных звеньев.
   Но брифинг не состоялся. Леди Этего получила кодированную шифрограмму от высочайшего руководства, в которой дано было указание отложить встречу и ждать дальнейших распоряжений.
   В последовавшем – совершенно секретном – сообщении говорилось, что глава Совета лорд Ферле просит о присвоении ему звания командующего объединенными военными флотами с одобрения леди Этего.
   В ответ Этего послала официальное подтверждение своего согласия, не находя нужным ни вдаваться в подробности, ни дожидаться, пока боевой корабль лорда Ферле, работавший на АМ-2, выйдет из строя и даст крен.
   Сторонники леди Этего могли ополчиться против нее. Леди Этего была обеспокоена. Она чувствовала, что назревают крупные неприятности.
   И оказалась абсолютна права. Ферле вошел в штаб, поприветствовал Этего соответственно ее званию, со всеми положенными формальностями, и отпустил своих адъютантов.
   Леди Этего, соблюдая правила приличия, спросила лорда Ферле, не окажет ли он ей честь просмотреть планы готовящегося наступления.
   – Нет, – ответил Ферле. – Я хорошо с ними знаком и полностью одобряю.
   "Тогда какого хрена ты сюда приперся?" – подумала леди Этего.
   – Члены Совета уже собрались на заседание и составляют генеральный план. Фактически они хотят расширить зону стратегического удара.