Страница:
– Будем надеяться, она не поймет, что ты находишься где-то поблизости. Похоже, ты всерьез веришь, что в прошлый раз, в доме матери, Салли почувствовала наше приближение.
– Да, она знала. Послушай-ка, Диллон, что я вычитал. Мистер Франклин Оглви Харрисон – президент и главный администратор Первого объединенного банка Филадельфии. Он владеет тремя магазинами готовой одежды под названием «Поставщик джентльмена». Его отцу принадлежали два крупнейших сталелитейных завода в Пенсильвании, он их вовремя продал и оставил семье миллионы. Что касается миссис Харрисон, она происходит из бостонского семейства Тормондсов. Старая семья, давно нажившая капитал на судоходстве, все служат в государственных учреждениях. У Харрисонов две дочери, Амабель и Ноэль, и сын Джеффри, который родился с синдромом Дауна и содержится в прекрасной частной лечебнице под Бостоном.
– Ты собираешься останавливаться на заправочной станции в Вильмингтоне? Мы будем там через полчаса.
– Давай остановимся. Может быть, кто-нибудь припомнит марку автомобиля, на котором едет Салли.
– Да уж, если она купила машину за триста баксов, это должен быть очень запоминающийся драндулет.
...Однако парень, который отпускал ей бензин, уже ушел домой. Они поехали прямо в Филадельфию.
Горничная с первого этажа, Сесилия, впустила Салли в дом, даже глазом не моргнув при виде надетых на нее огромной мужской куртки и слишком тесных джинсов и блузки, и проводила ее в кабинет в задней части дома, который в общем-то не был предназначен для приема гостей. Бабушка и дедушка смотрели по телевизору сериал.
Сесилия не стала объявлять о приходе Салли, а просто оставила ее здесь и тихо прикрыла дверь. Довольно долго Салли молча ждала. Она просто стояла, слушая, как дед время от времени посмеивается. Бабушка держала на коленях книгу, но она ее не читала, а тоже смотрела на экран. Обоим было по семьдесят шесть лет, оба отличались прекрасным здоровьем и дважды в год наслаждались отдыхом на курорте Джамби Бэй на частном острове недалеко от Антигуа.
Салли дождалась рекламной паузы и сказала:
– Здравствуйте, дедушка, бабушка!
Бабушка резко повернула голову и вскрикнула:
– Сьюзен!
– Это действительно ты, Сьюзен? – спросил дед. – Ради всего святого, что ты здесь делаешь?
Никто из них не двинулся, чтобы подняться с дивана. Казалось, они прилипли к нему. Бабушкина книга соскользнула с колен и упала на великолепный персидский ковер. Салли сделала шаг к ним.
– Я надеялась, что вы сможете дать мне немного денег. Меня разыскивает уйма народу, и мне нужно где-нибудь укрыться, а в кармане осталось всего семнадцать долларов.
Франклин Харрисон медленно поднялся. На нем была куртка с бархатными отворотами и эскот. Салли даже не представляла, что такие веши еще производятся. Внезапно в памяти возник образ деда, одетого точно так же, когда она еще была совсем маленькой девочкой. Его седые волосы были такими же густыми и волнистыми, те же темно-голубые глаза, высокие скулы, но рот – рот был маленьким и плотно сжатым. Казалось, теперь его губы стали меньше и уже.
Оливия Харрисон тоже встала, расправляя на себе шелковое платье. Она протянула руку.
– Салли, дорогая, почему ты не с этим милым доктором Бидермейером? Ты ведь не убежала снова, нет? Это не очень хорошо с твоей стороны, дорогая, совсем не хорошо, особенно учитывая ужасный скандал, который вызвала смерть твоего отца.
– Он не просто умер, бабушка, его убили.
– Да, мы знаем. Мы все от этого пострадали. Нo сейчас мы беспокоимся о тебе, Сьюзен. Мама рассказала нам, как много для тебя сделал доктор Бидермейер, насколько тебе стало лучше. Мы однажды с ним встречались, и он произвел очень хорошее впечатление. Ну разве не мило с его стороны – приехать в Филадельфию, чтобы познакомиться с нами? Тебе ведь уже лучше, правда, Сьюзен? Ты уже не видишь всякую всячину, которой нет на самом деле, правда? Ты уже не обвиняешь людей в том, чего они не совершали?
– Нет, бабушка. Ничего такого со мной никогда не было.
– Я знаю, дорогая, – продолжала бабушка все тем же нежным голосом, за которым пряталась откровенная ирония. – Мы с твоим дедушкой говорили на эту тему и, как мне ни неприятно это говорить, пришли к выводу, что ты, возможно, вроде своего дяди Джеффри. Может, твоя болезнь передалась по наследству, поэтому, в сущности, ты не виновата. Позволь мне позвонить доктору Бидермейеру, дорогая!
Салли только и могла, что смотреть на бабушку, едва не раскрыв рот от изумления.
– Дядя Джеффри родился с синдромом Дауна. Эта болезнь не имеет ничего общего с психическим расстройством.
– Да, конечно, но, может быть, она указывает на какую-то генетическую неустойчивость, которая может перейти от отца или матери к дочери. Но это не имеет значения. Важно, чтобы ты вернулась в эту прекрасную клинику, где доктор Бидермейер сможет о тебе позаботиться. Пока твой отец был жив, он звонил нам каждую неделю, чтобы рассказать, как ты поправляешься. Конечно, бывали недели регресса, но он сказал, что в основном тебе стало лучше, когда начали применять новые лекарства.
Что Салли могла на это ответить? Рассказать им все, что ей удалось запомнить, и наблюдать, как недоверие на их лицах сменится гневом за то, что с ней сделали? Маловероятно.
Салли вдруг заметила, что на лице бабушки оставили свой отпечаток годы и годы негибкости, даже можно сказать, абсолютной косности. Она вспомнила, что ей рассказывала Амабель про то, как Ноэль вернулась домой, сбежав от побоев мужа, когда Салли была еще совсем младенцем. И они тогда не поверили своей дочери.
Разумеется, эта косность была в них всегда, но, поскольку Салли видела свою бабушку очень редко, до сих пор не было случая, чтобы эта косность обратилась бы против нее. Сейчас Салли имела возможность, как никогда ясно, увидеть, как обращалась ее бабушка со своей дочерью, когда та пришла в дом с мольбой о помощи. Она содрогнулась.
– Хорошо, – проговорил дедушка, олицетворение здоровья и бодрости, такой добродушный и такой слабохарактерный. – Рад тебя видеть, дорогая. Я знаю, что у тебя нет времени остаться, верно? Почему бы тебе не позволить нам отправить тебя назад в Вашингтон? Как сказала твоя бабушка, этот парень, Бидермейер, делает для тебя много хорошего.
Вот он, ее дед. Такой же высокий, как Джеймс, или по крайней мере был когда-то таким же высоким. Человек, который всю жизнь жил по правилам, установленным его женой или, может быть, его отцом. Человек, который не будет возражать, если кто-то отклонится от установленного курса, но который ни за что не станет заступаться за этого смельчака, если его жена находится где-то поблизости.
Салли всегда считала его таким милым, таким добрым, но сейчас дед и не подумал к ней приблизиться или... Боже правый, что же он на самом деле о ней думает? И почему его губы так непринужденно поджаты? Она объяснила:
– Я была в Коуве, погостила немножко у тети Амабель.
– У нас не принято говорить о ней, – сухо проговорила бабушка. Теперь она стояла прямо, будто аршин проглотила, и от этого казалась выше. – Она сама выбрала свой путь, что посеяла, то и...
– Амабель очень счастлива.
– Это невозможно! Она опозорила и себя, и нашу семью, выйдя замуж за этого нелепого человека, который зарабатывал на жизнь рисованием. Представьте себе, он рисовал картины!
– Тетя Амабель – прекрасный художник!
– Это просто баловство, не более того. Твоя тетка чем только не увлекалась! Если она действительно хороший художник, то почему мы о ней не слышали? Ее имя никому не известно. Она живет в своем захолустном городишке и зарабатывает жалкие гроши. Тебе следует забыть о ее существовании. Твой дед и я – мы оба сожалеем, что ты с ней виделась. Мы не можем дать тебе денег, Сьюзен, и уверена, что твой дед со мной согласится. Думаю, ты сама понимаешь почему.
Салли посмотрела прямо в глаза бабушке.
– Нет, я этого не понимаю. Объясните, почему вы не дадите мне денег.
– Сьюзен, дорогая моя, – начала бабушка тихим, успокаивающим голоском. – Ты не совсем здорова. Нам очень жаль, что так случилось, и мы, наверное, несколько озадачены этим обстоятельством, потому что в нашей семье никогда ничего подобного не бывало – разумеется, не считая твоего дяди Джеффри. Мы не можем дать тебе денег, потому что ты можешь воспользоваться ими себе же во вред. Ты можешь присесть с нами или даже остаться переночевать, а мы позвоним доктору Бидермейеру. Он мог бы за тобой приехать. Доверься нам, дорогая.
– Да, Сьюзен, доверься нам. Мы всегда тебя любили, всегда желали тебе самого лучшего.
– Вы имеете в виду, любили так же, как свою дочь – мою мать, когда отослали ее обратно к мужчине, который ее избивал?
– Сьюзен!
– Это правда, и вы оба прекрасно это знаете.
Он делал из нее отбивную, когда ему только вздумается.
– Никогда не употребляй подобных выражений в присутствии своей бабушки! – Рот деда сложился в жесткую складку.
Салли смотрела на него и недоумевала, зачем она вообще сюда явилась. Но, как бы то ни было, она должна попытаться, ей совершенно необходимо раздобыть денег.
– Я из года в год пыталась защищать Ноэль, но не могла ее спасти, потому что она сама позволяла мужу это делать. Вы меня слышите? Ноэль позволяла ему себя бить. Она была такой же, как те жалкие женщины, о которых вы, наверное, когда-нибудь слыхали.
– Не говори глупостей, Сьюзен, – произнесла бабушка голосом, который мог бы раздробить гравий. – Мы с твоим дедом обсуждали этот вопрос. Мы знаем, что все эти женщины – слабые и глупые существа. Они зависят от мужей, у них нет никакой цели в жизни, ни малейшего стремления улучшить себя. Эти женщины не способны изменить свое положение, потому что они плодятся, Кик кролики, а их мужья пропивают все деньги.
– Твоя бабушка абсолютно права, Сьюзен. Эти люди не такие, как мы, они не нашего круги. Разумеется, несчастные женщины достойны сочувствия, но не смей относить к этой категории свою мать.
На миг у Салли мелькнула шальная мысль, что она избрала совершенно неверный способ добиться от них денег. Она и не подозревала, что у нее в душе скопилось столько негодования по отношению к бабке и деду.
– Мы не собираемся обсуждать с тобой твою мать, Сьюзен, – заявила бабушка. Она едва заметно кивнула мужу, но Салли это увидела. Дед сделал шаг к ней. Интересно, может быть, он собирается ее схватить, связать и вызвать по телефону доктора Бидермейера? В этот миг Салли действительно желала, чтобы он так и сделал. Она была бы не прочь ударить по этому злобно поджатому рту, способному произносить одни лишь пустые, банальные фразы и скрывающему за внешней жесткостью безволие и слабость.
Салли отступила на шаг, вытянув перед собой руки.
– Послушайте, мне нужны деньги! Пожалуйста, если у вас есть ко мне хоть какие-то теплые чувства, дайте мне немного денег.
– Во что ты одета, Сьюзен? Это же мужская куртка! Надеюсь, ты не напала на какого-нибудь ни в чем не повинного человека? Ради Бога, Сьюзен, что ты натворила?
Какая же она была дура, что вообще сюда явилась! На что рассчитывала? Они так закоснели в своих взглядах, что их не сдвинуть и бульдозером.
Ее предки видят мир только одним способом – так, как его видит бабушка.
– Ты не вполне хорошо себя чувствуешь, правда, Сьюзен? Иначе ты бы не стала носить такую безвкусную одежду. Может быть, ты ненадолго приляжешь, а мы позвоним доктору Бидермейеру?
Дед снова направился к ней, и Салли поняла, что он попытается ее задержать. У нее осталась одна последняя козырная карта, и она решила ее разыграть. Салли даже улыбнулась этим старикам. Возможно, они когда-то любили ее – на свой лад.
– За мной гонятся агенты ФБР. Скоро они будут здесь. Ты ведь не хочешь, чтобы меня схватили фэбээровцы, правда, дедушка?
Он замер на месте как вкопанный и вопросительно посмотрел на жену. Мгновенно побледневшая бабушка проговорила:
– Откуда они вообще могут знать, что ты здесь?
– С одним из агентов я знакома. Он сообразительнее, чем им положено. А еще у него есть внутреннее чутье, которое подсказывает ему, как поступить. Я видела его в деле: можете не сомневаться, скоро он заявится сюда вместе с напарником. Если они меня здесь застанут, то заберут с собой. Тогда все откроется, я расскажу всему свету, что мой отец – известный, очень богатый юрист – избивал мою мать, а вы оба ничуть не волновались по этому поводу, не обращали внимания, делали вид, что все прекрасно, радуясь тому, что столь удачливый зять добавляет вам еще больше лоска.
– Ты ведешь себя, как не очень хорошая девочка, Сьюзен, – на белой коже бабушки выступили два пунцовых пятна. Наверное, от гнева. – Все потому, что ты больна, знаешь ли. Раньше ты такой не была.
– Дайте мне денег, и я исчезну отсюда в мгновение ока. Будете продолжать разговаривать – скоро придут агенты ФБР и схватят меня в вашем доме.
На этот раз дедушка уже не посмотрел на жену. Он достал бумажник. Не пересчитывая, вынул все банкноты, что были в нем, свернул их и подтолкнул к ней. Он не хотел к ней прикасаться. Салли снова задумалась: он, что, боится заразиться безумием, если дотронется до нее пальцем?
– Тебе следует немедленно поехать к доктору Бидермейеру, – сказал дед, медленно и четко выговаривая слова, словно беседуя со слабоумной, – с ним ты будешь в безопасности. Он защитит тебя и от полиции, и от ФБР.
Салли запихнула купюры в карман джинсов. Джинсы сидели на ней очень плотно, так что рука едва пролезла в карман.
– До свидания, и спасибо за деньги. – Она немного помедлила, уже взявшись за ручку двери. – А что вы оба вообще знаете о докторе Бидермейере?
– У него прекрасные рекомендации, дорогая. Возвращайся к нему. Сделай, как говорит дедушка, возвращайся назад.
– Доктор Бидермейер – страшный человек. Он держал меня, как в тюрьме. Он делал со мной ужасные вещи. Но опять же, это делал и мой отец. Разумеется, вы мне не поверите, с чего бы вам верить? Он такой замечательный – вернее, был замечательный. Вас не беспокоит, что вашего зятя убили? Это не очень-то респектабельно, не так ли?
Они только смотрели на нее глазами, полными ужаса и благородного негодования.
– До свидания.
Еще до того, как Салли вышла из комнаты, бабушка окликнула ее:
– Почему ты говоришь подобные вещи, Сьюзен? Я тебя не узнаю. Просто не верится, что ты можешь так себя вести – не только по отношению к нам, но и по отношению к своей бедной матери. А как насчет твоего дорогого мужа? Ты на него не наговариваешь?
– Ни слова, – хмыкнула Салли и, выскользнув из комнаты, закрыла за собой дверь. Она коротко усмехнулась.
В холле стояла Сесилия. Она поспешно проговорила:
– Я не звонила копам. Можете не волноваться, мисс Сьюзен, здесь никого нет, но вам нужно поторопиться. Поторопитесь, мисс Сьюзен.
– Я вас не знаю?
– Нет, но моя мама обычно ухаживала за вами каждый раз, когда ваши родители привозили вас к бабушке и дедушке. Она рассказывала, что вы были очень милой и такой умненькой малышкой! Еще она говорила, что вы умели писать на поздравительных открытках ко дню рождения целые поэмы. У меня до сих пор хранится несколько открыток с вашими стихами. Бегите, мисс Сьюзен, удачи вам!
– Спасибо, Сесилия.
– Да, сэр, проходите пожалуйста, я вас провожу. – Сесилия проводила их в кабинет точно так же, как тридцать минут назад провожала туда Салли Брэйнерд.
Когда агенты вошли, она закрыла за ними дверь. Сесилия подумала, что теперь Харрисоны, должно быть, смотрят канал «Магазин на диване». Мистеру Харрисону нравилось сравнивать одежду, которую предлагали к продаже, со своей собственной.
Сесилия улыбнулась. Она и не подумает сказать фэбээровцам, что у Салли Брэйнерд теперь есть деньги. Правда, неизвестно, сколько ей удалось получить у этого старого скряги. Не больше, чем ему позволила дать жена. Сесилия от всего сердца желала Салли удачи.
Салли остановилась у ночного продовольственного магазина и купила себе бутерброд с ветчиной и банку колы. Потом она перекусила на улице при свете огней витрины магазина. Дождавшись, когда отъедет последняя машина, пересчитала деньги и невольно расхохоталась: ровно три сотни долларов!
От усталости Салли пошатывалась, как пьяная, но при этом не переставала смеяться. Похоже, она превратилась в истеричку.
Мотель – вот что ей нужно. Хороший недорогой мотель. Ей совершенно необходимо поспать часиков восемь, а потом уж можно двинуться дальше.
Она обнаружила его на выезде из Филадельфии – мотель «Конечная остановка». Салли расплатилась наличными, выдержав взгляд портье, которому явно не хотелось поселять ее в мотеле, но он не смог отмахнуться от денег, которые она держала в руке.
Салли подумала, что завтра ей обязательно придется купить кое-какую одежонку. Она воспользуется кредитной карточкой и потратит не больше, чем сорок девять долларов девяносто девять центов – ведь предельная сумма – пятьдесят долларов, не так ли? Уже засыпая в кровати, которая оказалась удивительно жесткой, она подумала: интересно, где сейчас Джеймс?
– ...Ну, и куда теперь, Квинлан?
– Дай мне избавиться от кровожадных мыслей. Черт бы их подрал! Салли же у них побывала, почему они отказываются нам помочь?
– Ты не думаешь, что они ее любят и пытаются защитить?
– Чушь собачья. Холод, который исходит от этой парочки, я почувствовал аж на расстоянии трех футов.
Диллон повернул ключ зажигания «порше».
– Интересно, что сказала миссис Харрисон, – заметил он. – Насчет того, что Салли больна, и как она надеется, что внучка вскоре вернется назад к замечательному доктору Бидермейеру.
– Готов поспорить на недельное жалованье, что они позвонили доброму доктору в ту же минуту, как Салли вышла за дверь. Тебе не показалось странным то, как миссис Харрисон пыталась представить мистера Харрисона как сильного, волевого человека? Не хотел бы я столкнуться нос к носу с этой старой боевой секирой. В этом семействе ужас внушает как раз мадам. Хотел бы я знать, дали ли они ей денег?
– Надеюсь, что дали, – сказал Джеймс. – У меня просто все сжимается внутри, как представлю, что она путешествует в подержанной колымаге без гроша в кармане.
– Но у нее есть твои кредитные карточки. Если старики не дали ей денег, она может ими воспользоваться.
– Я уверен, что она сейчас дрыхнет, как убитая. Давай найдем какой-нибудь мотель, и тогда мы сможем обзвонить по очереди все остальные мотели в округе.
Они остановились в «Кволити Инн» – гостинице, которую руководство ФБР одобряло в качестве временного пристанища для своих агентов. Через полчаса Квинлан сидел, уставившись на телефон: он был так удивлен, что не мог пошевелиться.
– Ты ее нашел? Так скоро?
– Она не дальше, чем в пяти милях отсюда, в мотеле под названием «Конечная остановка». Она зарегистрировалась под вымышленным именем, но портье ее запомнил, ему показалось, что она выглядит странно. Из-за мужской куртки и слишком тесной одежды она выглядит, как проститутка, но он понял, что она не из таких, и поэтому все-таки разрешил ей остановиться. Он сказал, что она казалась испуганной и потерянной.
– Слава Богу. Знаешь, Квинлан, я почему-то больше не чувствую себя таким усталым.
– Поехали.
Глава 18
– Да, она знала. Послушай-ка, Диллон, что я вычитал. Мистер Франклин Оглви Харрисон – президент и главный администратор Первого объединенного банка Филадельфии. Он владеет тремя магазинами готовой одежды под названием «Поставщик джентльмена». Его отцу принадлежали два крупнейших сталелитейных завода в Пенсильвании, он их вовремя продал и оставил семье миллионы. Что касается миссис Харрисон, она происходит из бостонского семейства Тормондсов. Старая семья, давно нажившая капитал на судоходстве, все служат в государственных учреждениях. У Харрисонов две дочери, Амабель и Ноэль, и сын Джеффри, который родился с синдромом Дауна и содержится в прекрасной частной лечебнице под Бостоном.
– Ты собираешься останавливаться на заправочной станции в Вильмингтоне? Мы будем там через полчаса.
– Давай остановимся. Может быть, кто-нибудь припомнит марку автомобиля, на котором едет Салли.
– Да уж, если она купила машину за триста баксов, это должен быть очень запоминающийся драндулет.
...Однако парень, который отпускал ей бензин, уже ушел домой. Они поехали прямо в Филадельфию.
* * *
Салли перевела взгляд с дедушки Франклина на бабушку Оливию. Она встречалась с ними каждый год по два или три раза, за исключением этого последнего года.Горничная с первого этажа, Сесилия, впустила Салли в дом, даже глазом не моргнув при виде надетых на нее огромной мужской куртки и слишком тесных джинсов и блузки, и проводила ее в кабинет в задней части дома, который в общем-то не был предназначен для приема гостей. Бабушка и дедушка смотрели по телевизору сериал.
Сесилия не стала объявлять о приходе Салли, а просто оставила ее здесь и тихо прикрыла дверь. Довольно долго Салли молча ждала. Она просто стояла, слушая, как дед время от времени посмеивается. Бабушка держала на коленях книгу, но она ее не читала, а тоже смотрела на экран. Обоим было по семьдесят шесть лет, оба отличались прекрасным здоровьем и дважды в год наслаждались отдыхом на курорте Джамби Бэй на частном острове недалеко от Антигуа.
Салли дождалась рекламной паузы и сказала:
– Здравствуйте, дедушка, бабушка!
Бабушка резко повернула голову и вскрикнула:
– Сьюзен!
– Это действительно ты, Сьюзен? – спросил дед. – Ради всего святого, что ты здесь делаешь?
Никто из них не двинулся, чтобы подняться с дивана. Казалось, они прилипли к нему. Бабушкина книга соскользнула с колен и упала на великолепный персидский ковер. Салли сделала шаг к ним.
– Я надеялась, что вы сможете дать мне немного денег. Меня разыскивает уйма народу, и мне нужно где-нибудь укрыться, а в кармане осталось всего семнадцать долларов.
Франклин Харрисон медленно поднялся. На нем была куртка с бархатными отворотами и эскот. Салли даже не представляла, что такие веши еще производятся. Внезапно в памяти возник образ деда, одетого точно так же, когда она еще была совсем маленькой девочкой. Его седые волосы были такими же густыми и волнистыми, те же темно-голубые глаза, высокие скулы, но рот – рот был маленьким и плотно сжатым. Казалось, теперь его губы стали меньше и уже.
Оливия Харрисон тоже встала, расправляя на себе шелковое платье. Она протянула руку.
– Салли, дорогая, почему ты не с этим милым доктором Бидермейером? Ты ведь не убежала снова, нет? Это не очень хорошо с твоей стороны, дорогая, совсем не хорошо, особенно учитывая ужасный скандал, который вызвала смерть твоего отца.
– Он не просто умер, бабушка, его убили.
– Да, мы знаем. Мы все от этого пострадали. Нo сейчас мы беспокоимся о тебе, Сьюзен. Мама рассказала нам, как много для тебя сделал доктор Бидермейер, насколько тебе стало лучше. Мы однажды с ним встречались, и он произвел очень хорошее впечатление. Ну разве не мило с его стороны – приехать в Филадельфию, чтобы познакомиться с нами? Тебе ведь уже лучше, правда, Сьюзен? Ты уже не видишь всякую всячину, которой нет на самом деле, правда? Ты уже не обвиняешь людей в том, чего они не совершали?
– Нет, бабушка. Ничего такого со мной никогда не было.
– Я знаю, дорогая, – продолжала бабушка все тем же нежным голосом, за которым пряталась откровенная ирония. – Мы с твоим дедушкой говорили на эту тему и, как мне ни неприятно это говорить, пришли к выводу, что ты, возможно, вроде своего дяди Джеффри. Может, твоя болезнь передалась по наследству, поэтому, в сущности, ты не виновата. Позволь мне позвонить доктору Бидермейеру, дорогая!
Салли только и могла, что смотреть на бабушку, едва не раскрыв рот от изумления.
– Дядя Джеффри родился с синдромом Дауна. Эта болезнь не имеет ничего общего с психическим расстройством.
– Да, конечно, но, может быть, она указывает на какую-то генетическую неустойчивость, которая может перейти от отца или матери к дочери. Но это не имеет значения. Важно, чтобы ты вернулась в эту прекрасную клинику, где доктор Бидермейер сможет о тебе позаботиться. Пока твой отец был жив, он звонил нам каждую неделю, чтобы рассказать, как ты поправляешься. Конечно, бывали недели регресса, но он сказал, что в основном тебе стало лучше, когда начали применять новые лекарства.
Что Салли могла на это ответить? Рассказать им все, что ей удалось запомнить, и наблюдать, как недоверие на их лицах сменится гневом за то, что с ней сделали? Маловероятно.
Салли вдруг заметила, что на лице бабушки оставили свой отпечаток годы и годы негибкости, даже можно сказать, абсолютной косности. Она вспомнила, что ей рассказывала Амабель про то, как Ноэль вернулась домой, сбежав от побоев мужа, когда Салли была еще совсем младенцем. И они тогда не поверили своей дочери.
Разумеется, эта косность была в них всегда, но, поскольку Салли видела свою бабушку очень редко, до сих пор не было случая, чтобы эта косность обратилась бы против нее. Сейчас Салли имела возможность, как никогда ясно, увидеть, как обращалась ее бабушка со своей дочерью, когда та пришла в дом с мольбой о помощи. Она содрогнулась.
– Хорошо, – проговорил дедушка, олицетворение здоровья и бодрости, такой добродушный и такой слабохарактерный. – Рад тебя видеть, дорогая. Я знаю, что у тебя нет времени остаться, верно? Почему бы тебе не позволить нам отправить тебя назад в Вашингтон? Как сказала твоя бабушка, этот парень, Бидермейер, делает для тебя много хорошего.
Вот он, ее дед. Такой же высокий, как Джеймс, или по крайней мере был когда-то таким же высоким. Человек, который всю жизнь жил по правилам, установленным его женой или, может быть, его отцом. Человек, который не будет возражать, если кто-то отклонится от установленного курса, но который ни за что не станет заступаться за этого смельчака, если его жена находится где-то поблизости.
Салли всегда считала его таким милым, таким добрым, но сейчас дед и не подумал к ней приблизиться или... Боже правый, что же он на самом деле о ней думает? И почему его губы так непринужденно поджаты? Она объяснила:
– Я была в Коуве, погостила немножко у тети Амабель.
– У нас не принято говорить о ней, – сухо проговорила бабушка. Теперь она стояла прямо, будто аршин проглотила, и от этого казалась выше. – Она сама выбрала свой путь, что посеяла, то и...
– Амабель очень счастлива.
– Это невозможно! Она опозорила и себя, и нашу семью, выйдя замуж за этого нелепого человека, который зарабатывал на жизнь рисованием. Представьте себе, он рисовал картины!
– Тетя Амабель – прекрасный художник!
– Это просто баловство, не более того. Твоя тетка чем только не увлекалась! Если она действительно хороший художник, то почему мы о ней не слышали? Ее имя никому не известно. Она живет в своем захолустном городишке и зарабатывает жалкие гроши. Тебе следует забыть о ее существовании. Твой дед и я – мы оба сожалеем, что ты с ней виделась. Мы не можем дать тебе денег, Сьюзен, и уверена, что твой дед со мной согласится. Думаю, ты сама понимаешь почему.
Салли посмотрела прямо в глаза бабушке.
– Нет, я этого не понимаю. Объясните, почему вы не дадите мне денег.
– Сьюзен, дорогая моя, – начала бабушка тихим, успокаивающим голоском. – Ты не совсем здорова. Нам очень жаль, что так случилось, и мы, наверное, несколько озадачены этим обстоятельством, потому что в нашей семье никогда ничего подобного не бывало – разумеется, не считая твоего дяди Джеффри. Мы не можем дать тебе денег, потому что ты можешь воспользоваться ими себе же во вред. Ты можешь присесть с нами или даже остаться переночевать, а мы позвоним доктору Бидермейеру. Он мог бы за тобой приехать. Доверься нам, дорогая.
– Да, Сьюзен, доверься нам. Мы всегда тебя любили, всегда желали тебе самого лучшего.
– Вы имеете в виду, любили так же, как свою дочь – мою мать, когда отослали ее обратно к мужчине, который ее избивал?
– Сьюзен!
– Это правда, и вы оба прекрасно это знаете.
Он делал из нее отбивную, когда ему только вздумается.
– Никогда не употребляй подобных выражений в присутствии своей бабушки! – Рот деда сложился в жесткую складку.
Салли смотрела на него и недоумевала, зачем она вообще сюда явилась. Но, как бы то ни было, она должна попытаться, ей совершенно необходимо раздобыть денег.
– Я из года в год пыталась защищать Ноэль, но не могла ее спасти, потому что она сама позволяла мужу это делать. Вы меня слышите? Ноэль позволяла ему себя бить. Она была такой же, как те жалкие женщины, о которых вы, наверное, когда-нибудь слыхали.
– Не говори глупостей, Сьюзен, – произнесла бабушка голосом, который мог бы раздробить гравий. – Мы с твоим дедом обсуждали этот вопрос. Мы знаем, что все эти женщины – слабые и глупые существа. Они зависят от мужей, у них нет никакой цели в жизни, ни малейшего стремления улучшить себя. Эти женщины не способны изменить свое положение, потому что они плодятся, Кик кролики, а их мужья пропивают все деньги.
– Твоя бабушка абсолютно права, Сьюзен. Эти люди не такие, как мы, они не нашего круги. Разумеется, несчастные женщины достойны сочувствия, но не смей относить к этой категории свою мать.
На миг у Салли мелькнула шальная мысль, что она избрала совершенно неверный способ добиться от них денег. Она и не подозревала, что у нее в душе скопилось столько негодования по отношению к бабке и деду.
– Мы не собираемся обсуждать с тобой твою мать, Сьюзен, – заявила бабушка. Она едва заметно кивнула мужу, но Салли это увидела. Дед сделал шаг к ней. Интересно, может быть, он собирается ее схватить, связать и вызвать по телефону доктора Бидермейера? В этот миг Салли действительно желала, чтобы он так и сделал. Она была бы не прочь ударить по этому злобно поджатому рту, способному произносить одни лишь пустые, банальные фразы и скрывающему за внешней жесткостью безволие и слабость.
Салли отступила на шаг, вытянув перед собой руки.
– Послушайте, мне нужны деньги! Пожалуйста, если у вас есть ко мне хоть какие-то теплые чувства, дайте мне немного денег.
– Во что ты одета, Сьюзен? Это же мужская куртка! Надеюсь, ты не напала на какого-нибудь ни в чем не повинного человека? Ради Бога, Сьюзен, что ты натворила?
Какая же она была дура, что вообще сюда явилась! На что рассчитывала? Они так закоснели в своих взглядах, что их не сдвинуть и бульдозером.
Ее предки видят мир только одним способом – так, как его видит бабушка.
– Ты не вполне хорошо себя чувствуешь, правда, Сьюзен? Иначе ты бы не стала носить такую безвкусную одежду. Может быть, ты ненадолго приляжешь, а мы позвоним доктору Бидермейеру?
Дед снова направился к ней, и Салли поняла, что он попытается ее задержать. У нее осталась одна последняя козырная карта, и она решила ее разыграть. Салли даже улыбнулась этим старикам. Возможно, они когда-то любили ее – на свой лад.
– За мной гонятся агенты ФБР. Скоро они будут здесь. Ты ведь не хочешь, чтобы меня схватили фэбээровцы, правда, дедушка?
Он замер на месте как вкопанный и вопросительно посмотрел на жену. Мгновенно побледневшая бабушка проговорила:
– Откуда они вообще могут знать, что ты здесь?
– С одним из агентов я знакома. Он сообразительнее, чем им положено. А еще у него есть внутреннее чутье, которое подсказывает ему, как поступить. Я видела его в деле: можете не сомневаться, скоро он заявится сюда вместе с напарником. Если они меня здесь застанут, то заберут с собой. Тогда все откроется, я расскажу всему свету, что мой отец – известный, очень богатый юрист – избивал мою мать, а вы оба ничуть не волновались по этому поводу, не обращали внимания, делали вид, что все прекрасно, радуясь тому, что столь удачливый зять добавляет вам еще больше лоска.
– Ты ведешь себя, как не очень хорошая девочка, Сьюзен, – на белой коже бабушки выступили два пунцовых пятна. Наверное, от гнева. – Все потому, что ты больна, знаешь ли. Раньше ты такой не была.
– Дайте мне денег, и я исчезну отсюда в мгновение ока. Будете продолжать разговаривать – скоро придут агенты ФБР и схватят меня в вашем доме.
На этот раз дедушка уже не посмотрел на жену. Он достал бумажник. Не пересчитывая, вынул все банкноты, что были в нем, свернул их и подтолкнул к ней. Он не хотел к ней прикасаться. Салли снова задумалась: он, что, боится заразиться безумием, если дотронется до нее пальцем?
– Тебе следует немедленно поехать к доктору Бидермейеру, – сказал дед, медленно и четко выговаривая слова, словно беседуя со слабоумной, – с ним ты будешь в безопасности. Он защитит тебя и от полиции, и от ФБР.
Салли запихнула купюры в карман джинсов. Джинсы сидели на ней очень плотно, так что рука едва пролезла в карман.
– До свидания, и спасибо за деньги. – Она немного помедлила, уже взявшись за ручку двери. – А что вы оба вообще знаете о докторе Бидермейере?
– У него прекрасные рекомендации, дорогая. Возвращайся к нему. Сделай, как говорит дедушка, возвращайся назад.
– Доктор Бидермейер – страшный человек. Он держал меня, как в тюрьме. Он делал со мной ужасные вещи. Но опять же, это делал и мой отец. Разумеется, вы мне не поверите, с чего бы вам верить? Он такой замечательный – вернее, был замечательный. Вас не беспокоит, что вашего зятя убили? Это не очень-то респектабельно, не так ли?
Они только смотрели на нее глазами, полными ужаса и благородного негодования.
– До свидания.
Еще до того, как Салли вышла из комнаты, бабушка окликнула ее:
– Почему ты говоришь подобные вещи, Сьюзен? Я тебя не узнаю. Просто не верится, что ты можешь так себя вести – не только по отношению к нам, но и по отношению к своей бедной матери. А как насчет твоего дорогого мужа? Ты на него не наговариваешь?
– Ни слова, – хмыкнула Салли и, выскользнув из комнаты, закрыла за собой дверь. Она коротко усмехнулась.
В холле стояла Сесилия. Она поспешно проговорила:
– Я не звонила копам. Можете не волноваться, мисс Сьюзен, здесь никого нет, но вам нужно поторопиться. Поторопитесь, мисс Сьюзен.
– Я вас не знаю?
– Нет, но моя мама обычно ухаживала за вами каждый раз, когда ваши родители привозили вас к бабушке и дедушке. Она рассказывала, что вы были очень милой и такой умненькой малышкой! Еще она говорила, что вы умели писать на поздравительных открытках ко дню рождения целые поэмы. У меня до сих пор хранится несколько открыток с вашими стихами. Бегите, мисс Сьюзен, удачи вам!
– Спасибо, Сесилия.
* * *
– Я – агент Квинлан, а это – агент Сэйвич. Мистер и миссис Харрисон дома?– Да, сэр, проходите пожалуйста, я вас провожу. – Сесилия проводила их в кабинет точно так же, как тридцать минут назад провожала туда Салли Брэйнерд.
Когда агенты вошли, она закрыла за ними дверь. Сесилия подумала, что теперь Харрисоны, должно быть, смотрят канал «Магазин на диване». Мистеру Харрисону нравилось сравнивать одежду, которую предлагали к продаже, со своей собственной.
Сесилия улыбнулась. Она и не подумает сказать фэбээровцам, что у Салли Брэйнерд теперь есть деньги. Правда, неизвестно, сколько ей удалось получить у этого старого скряги. Не больше, чем ему позволила дать жена. Сесилия от всего сердца желала Салли удачи.
Салли остановилась у ночного продовольственного магазина и купила себе бутерброд с ветчиной и банку колы. Потом она перекусила на улице при свете огней витрины магазина. Дождавшись, когда отъедет последняя машина, пересчитала деньги и невольно расхохоталась: ровно три сотни долларов!
От усталости Салли пошатывалась, как пьяная, но при этом не переставала смеяться. Похоже, она превратилась в истеричку.
Мотель – вот что ей нужно. Хороший недорогой мотель. Ей совершенно необходимо поспать часиков восемь, а потом уж можно двинуться дальше.
Она обнаружила его на выезде из Филадельфии – мотель «Конечная остановка». Салли расплатилась наличными, выдержав взгляд портье, которому явно не хотелось поселять ее в мотеле, но он не смог отмахнуться от денег, которые она держала в руке.
Салли подумала, что завтра ей обязательно придется купить кое-какую одежонку. Она воспользуется кредитной карточкой и потратит не больше, чем сорок девять долларов девяносто девять центов – ведь предельная сумма – пятьдесят долларов, не так ли? Уже засыпая в кровати, которая оказалась удивительно жесткой, она подумала: интересно, где сейчас Джеймс?
– ...Ну, и куда теперь, Квинлан?
– Дай мне избавиться от кровожадных мыслей. Черт бы их подрал! Салли же у них побывала, почему они отказываются нам помочь?
– Ты не думаешь, что они ее любят и пытаются защитить?
– Чушь собачья. Холод, который исходит от этой парочки, я почувствовал аж на расстоянии трех футов.
Диллон повернул ключ зажигания «порше».
– Интересно, что сказала миссис Харрисон, – заметил он. – Насчет того, что Салли больна, и как она надеется, что внучка вскоре вернется назад к замечательному доктору Бидермейеру.
– Готов поспорить на недельное жалованье, что они позвонили доброму доктору в ту же минуту, как Салли вышла за дверь. Тебе не показалось странным то, как миссис Харрисон пыталась представить мистера Харрисона как сильного, волевого человека? Не хотел бы я столкнуться нос к носу с этой старой боевой секирой. В этом семействе ужас внушает как раз мадам. Хотел бы я знать, дали ли они ей денег?
– Надеюсь, что дали, – сказал Джеймс. – У меня просто все сжимается внутри, как представлю, что она путешествует в подержанной колымаге без гроша в кармане.
– Но у нее есть твои кредитные карточки. Если старики не дали ей денег, она может ими воспользоваться.
– Я уверен, что она сейчас дрыхнет, как убитая. Давай найдем какой-нибудь мотель, и тогда мы сможем обзвонить по очереди все остальные мотели в округе.
Они остановились в «Кволити Инн» – гостинице, которую руководство ФБР одобряло в качестве временного пристанища для своих агентов. Через полчаса Квинлан сидел, уставившись на телефон: он был так удивлен, что не мог пошевелиться.
– Ты ее нашел? Так скоро?
– Она не дальше, чем в пяти милях отсюда, в мотеле под названием «Конечная остановка». Она зарегистрировалась под вымышленным именем, но портье ее запомнил, ему показалось, что она выглядит странно. Из-за мужской куртки и слишком тесной одежды она выглядит, как проститутка, но он понял, что она не из таких, и поэтому все-таки разрешил ей остановиться. Он сказал, что она казалась испуганной и потерянной.
– Слава Богу. Знаешь, Квинлан, я почему-то больше не чувствую себя таким усталым.
– Поехали.
Глава 18
Салли сняла джинсы, или, точнее, содрала их с себя, потому что они были ужасно тесными, и растянулась на кровати в майке и девчачьих хлопковых трусиках, которые купил ей Диллон. Бюстгальтера у нее не было – вот почему ей приходилось ходить в куртке Джеймса. Бюстгальтер, тоже купленный Диллоном, оказался такого размера, что пришелся бы в пору, когда ей было одиннадцать лет.
Кровать ей досталась – просто какой-то ужас, мало того, что жесткая, еще и бугристая, но все равно это лучше, чем ночевать в какой-нибудь канаве. Сквозь дешевые занавески просвечивала мигающая неоновая вывеска ночного бара «У Харви».
Хорошенькое местечко она выбрала для ночлега!
Салли закрыла глаза, повернулась на бок и опять предалась размышлениям о том, где сейчас Джеймс. В Вашингтоне? Интересно, что им с Диллоном наговорила Ноэль? Почему все-таки она не рассказала ей правду о той ночи? Должно быть, она бы так и сделала, будь у нее побольше времени. Как знать, правду ли сказала Ноэль, что оба, отец и Скотт, сговорились между собой, чтобы отправить ее в лечебницу? И тот, и другой? И Ноэль это допустила!
Потом Салли подумала о дедушке и бабушке. Пожалуй, они уже позвонили Бидермейеру, и этот фашист сейчас где-нибудь на пути в Филадельфию. Нет, скорее, он повременит. Доктор не станет гоняться за тенью, а это именно то, во что она собирается превратиться. Теперь ее никто не сможет поймать. С тремя сотнями долларов она прекрасно доберется до Мейна. Там она отправится в Бар-Харбор, найдет себе работу и выживет.
Наплыв туристов бывает только три месяца в году, а потом она будет скрыта даже лучше, чем нужно. Там ее никто не найдет. Салли понимала, что по-прежнему видит Бар-Харбор глазами семилетней девочки, тогда он казался таким волшебным. Наверняка он не мог очень сильно измениться.
Где же Джеймс? Салли инстинктивно чувствовала, что он близко. Не то чтобы она в полном смысле слова ощущала его приближение, но, как она уже сказала бабушке, Джеймс умнее, чем имеет право быть.
Салли искренне хотелось бы верить, что Джеймс сейчас у себя дома, в Вашингтоне, и занят тем же, что в эту самую минуту должна была делать она сама, да не смогла, то есть спит крепким сном. И все-таки насколько он близко?
– Проклятие! – громко произнесла Салли. Поразмыслив на эту тему еще несколько минут, она выбралась из кровати. Что ж, похоже, придется отправиться в Бар-Харбор раньше, чем она рассчитывала. Правда, она уже потратила двадцать семь долларов и пятьдесят два цента на номер в мотеле. Ужасно потратить деньги напрасно, но спать она все равно бы не смогла. Через пять минут Салли покинула комнату. Она завела мотоцикл и опять выехала на дорогу. Кричащие огни рекламы полуобнаженных девиц Харви отразились на ее мотоциклетном шлеме, создав на миг некое подобие святящегося ореола вокруг ее головы. «Странно», – подумала Салли, обгоняя «порше», она готова поклясться, что чувствует близкое присутствие Джеймса. Но ведь это невозможно!
Джеймс был за штурмана и высматривал из окна мотель «Конечная остановка». Когда она проехала не далее чем в пятидесяти футах от них, сперва Джеймс не поверил своим глазам. Потом он заорал:
– Господи, Диллон, подожди! Остановись!
– Почему? Что случилось?
– Это же Салли!
– Какая Салли? Где?
– На мотоцикле. Свою куртку я узнаю где угодно. Она не покупала подержанный автомобиль, она купила мотоцикл. Поехали за ней, Диллон! Черт, а если бы мы приехали на тридцать секунд позже?
– Ты уверен, что на том мотоцикле действительно Салли? Хотя да, ты прав, это и впрямь твоя куртка. Даже с такого расстояния она выглядит изъеденной молью. Ты хочешь, чтобы я прижал ее к обочине? Это может быть опасно, ведь она на этом чертовом мотоцикле.
– Погоди-ка. Давай как следует подумаем. Диллон пристроился за Салли так, чтобы удерживать между «порше» и мотоциклом дистанцию футов в пятьдесят.
– Однако она неплохо придумала – купить мотоцикл, – заметил он.
– Это чертовски опасная штука. Управляя мотоциклом, она рискует сломать себе шею.
– Прекрати рассуждать так, словно ты ее муж, Квинлан!
– Ты хочешь, чтобы я разбил тебе верхнюю губу? Эй, что происходит?
Четверка мотоциклистов обогнала «порше» и, прибавляя скорость, устремилась вперед за одинокой фигуркой на «хонде».
Диллон чертыхнулся:
– Этого нам только не хватало! Как ты думаешь, это банда?
– А почему бы и нет? До сих пор нам так везло, что аж противно. Сколько у тебя в запасе патронов?
– Достаточно, – коротко ответил Диллон, ни на секунду не отрывая глаз от дороги. Его руки все так же уверенно и спокойно, почти расслабленно лежали на рулевом колесе. В этот ночной час поток транспорта из Филадельфии был очень редким.
– Снова чувствуешь себя «одиноким рейнджером»?
– А почему бы и нет?
...Четверка мотоциклистов окружила Салли.
«Спокойно, Салли, без паники, – мысленно повторял Квинлан снова и снова. – Только не паникуй!»
Никогда в жизни она не была так напугана. Впрочем... Она чуть не расхохоталась по этому поводу. Ну, если уж говорить по совести, то по крайней мере за последние пять часов она ни разу не была так напугана. Все четверо – парни, все как один в черных кожаных куртках. Они мчались на гигантских «харлеях». Ни на одном из них не было шлема. Следовало бы объяснить им, что ездить без шлемов – большая глупость с их стороны. Может, они не поняли, что она женщина? Ха, на это надежды мало – Салли почувствовала, как полощутся на ветру ее волосы.
Что же делать? Или поставим вопрос так: что бы сделал Джеймс? Он бы сказал, что за ними численное преимущество, поэтому нужно убираться ко всем чертям. Салли изо всех сил крутанула ручку акселератора, четверо парней сделали то же самое. По-видимому, до поры до времени им нравилось просто сохранять сложившееся положение, плотно окружая ее и пугая до чертиков.
Кровать ей досталась – просто какой-то ужас, мало того, что жесткая, еще и бугристая, но все равно это лучше, чем ночевать в какой-нибудь канаве. Сквозь дешевые занавески просвечивала мигающая неоновая вывеска ночного бара «У Харви».
Хорошенькое местечко она выбрала для ночлега!
Салли закрыла глаза, повернулась на бок и опять предалась размышлениям о том, где сейчас Джеймс. В Вашингтоне? Интересно, что им с Диллоном наговорила Ноэль? Почему все-таки она не рассказала ей правду о той ночи? Должно быть, она бы так и сделала, будь у нее побольше времени. Как знать, правду ли сказала Ноэль, что оба, отец и Скотт, сговорились между собой, чтобы отправить ее в лечебницу? И тот, и другой? И Ноэль это допустила!
Потом Салли подумала о дедушке и бабушке. Пожалуй, они уже позвонили Бидермейеру, и этот фашист сейчас где-нибудь на пути в Филадельфию. Нет, скорее, он повременит. Доктор не станет гоняться за тенью, а это именно то, во что она собирается превратиться. Теперь ее никто не сможет поймать. С тремя сотнями долларов она прекрасно доберется до Мейна. Там она отправится в Бар-Харбор, найдет себе работу и выживет.
Наплыв туристов бывает только три месяца в году, а потом она будет скрыта даже лучше, чем нужно. Там ее никто не найдет. Салли понимала, что по-прежнему видит Бар-Харбор глазами семилетней девочки, тогда он казался таким волшебным. Наверняка он не мог очень сильно измениться.
Где же Джеймс? Салли инстинктивно чувствовала, что он близко. Не то чтобы она в полном смысле слова ощущала его приближение, но, как она уже сказала бабушке, Джеймс умнее, чем имеет право быть.
Салли искренне хотелось бы верить, что Джеймс сейчас у себя дома, в Вашингтоне, и занят тем же, что в эту самую минуту должна была делать она сама, да не смогла, то есть спит крепким сном. И все-таки насколько он близко?
– Проклятие! – громко произнесла Салли. Поразмыслив на эту тему еще несколько минут, она выбралась из кровати. Что ж, похоже, придется отправиться в Бар-Харбор раньше, чем она рассчитывала. Правда, она уже потратила двадцать семь долларов и пятьдесят два цента на номер в мотеле. Ужасно потратить деньги напрасно, но спать она все равно бы не смогла. Через пять минут Салли покинула комнату. Она завела мотоцикл и опять выехала на дорогу. Кричащие огни рекламы полуобнаженных девиц Харви отразились на ее мотоциклетном шлеме, создав на миг некое подобие святящегося ореола вокруг ее головы. «Странно», – подумала Салли, обгоняя «порше», она готова поклясться, что чувствует близкое присутствие Джеймса. Но ведь это невозможно!
Джеймс был за штурмана и высматривал из окна мотель «Конечная остановка». Когда она проехала не далее чем в пятидесяти футах от них, сперва Джеймс не поверил своим глазам. Потом он заорал:
– Господи, Диллон, подожди! Остановись!
– Почему? Что случилось?
– Это же Салли!
– Какая Салли? Где?
– На мотоцикле. Свою куртку я узнаю где угодно. Она не покупала подержанный автомобиль, она купила мотоцикл. Поехали за ней, Диллон! Черт, а если бы мы приехали на тридцать секунд позже?
– Ты уверен, что на том мотоцикле действительно Салли? Хотя да, ты прав, это и впрямь твоя куртка. Даже с такого расстояния она выглядит изъеденной молью. Ты хочешь, чтобы я прижал ее к обочине? Это может быть опасно, ведь она на этом чертовом мотоцикле.
– Погоди-ка. Давай как следует подумаем. Диллон пристроился за Салли так, чтобы удерживать между «порше» и мотоциклом дистанцию футов в пятьдесят.
– Однако она неплохо придумала – купить мотоцикл, – заметил он.
– Это чертовски опасная штука. Управляя мотоциклом, она рискует сломать себе шею.
– Прекрати рассуждать так, словно ты ее муж, Квинлан!
– Ты хочешь, чтобы я разбил тебе верхнюю губу? Эй, что происходит?
Четверка мотоциклистов обогнала «порше» и, прибавляя скорость, устремилась вперед за одинокой фигуркой на «хонде».
Диллон чертыхнулся:
– Этого нам только не хватало! Как ты думаешь, это банда?
– А почему бы и нет? До сих пор нам так везло, что аж противно. Сколько у тебя в запасе патронов?
– Достаточно, – коротко ответил Диллон, ни на секунду не отрывая глаз от дороги. Его руки все так же уверенно и спокойно, почти расслабленно лежали на рулевом колесе. В этот ночной час поток транспорта из Филадельфии был очень редким.
– Снова чувствуешь себя «одиноким рейнджером»?
– А почему бы и нет?
...Четверка мотоциклистов окружила Салли.
«Спокойно, Салли, без паники, – мысленно повторял Квинлан снова и снова. – Только не паникуй!»
Никогда в жизни она не была так напугана. Впрочем... Она чуть не расхохоталась по этому поводу. Ну, если уж говорить по совести, то по крайней мере за последние пять часов она ни разу не была так напугана. Все четверо – парни, все как один в черных кожаных куртках. Они мчались на гигантских «харлеях». Ни на одном из них не было шлема. Следовало бы объяснить им, что ездить без шлемов – большая глупость с их стороны. Может, они не поняли, что она женщина? Ха, на это надежды мало – Салли почувствовала, как полощутся на ветру ее волосы.
Что же делать? Или поставим вопрос так: что бы сделал Джеймс? Он бы сказал, что за ними численное преимущество, поэтому нужно убираться ко всем чертям. Салли изо всех сил крутанула ручку акселератора, четверо парней сделали то же самое. По-видимому, до поры до времени им нравилось просто сохранять сложившееся положение, плотно окружая ее и пугая до чертиков.