Страница:
Салли ступила в гостиную. – Доктор Спайвер! Вы здесь? Ответа не было.
Она огляделась вокруг, не желая делать еще хотя бы шаг в эту комнату. И тут она заметила какое-то неясное движение, что-то быстро промелькнуло. Раздался тяжелый глухой удар по деревянному полу, а затем оглушительный скрип кресла-качалки. Потом послышалось громкое возмущенное мяуканье, и, спрыгнув со спинки дивана, прямо у ее ног приземлился огромный серый кот. В первый момент Салли завизжала от испуга, а потом разразилась таким жутким истерическим хохотом, что тут уж точно можно было подумать, что она сошла с ума.
– Хороший котик, – проговорила Салли. Голос получился очень тоненьким, и она удивилась, что вообще способна дышать. Кот удрал.
Она услышала, как кресло-качалка, тихо поскрипывая, медленно раскачивается взад-вперед, взад-вперед. Салли подавила рвущийся из горла крик. Кот толкнул кресло и оно стало качаться, только и всего. Она набрала в грудь побольше воздуха и быстро пошла к дальней стене гостиной. Кресло все еще раскачивалось, словно кто-то время oт времени прикладывал усилие, приводя его в движение. Салли обошла вокруг и встала перед креслом.
Воздух был таким же неподвижным и мертвым, как пожилой мужчина, низко сползший в старом кресле-качалке из гнутого дерева. Одна рука его свисала до пола, голова склонилась на грудь. Пальцы мертвой руки с тихим звуком царапнули ног тями деревянный пол. Звук был подобен оружейному выстрелу. Салли подавила крик, заткнув рот стиснутым кулаком. Потом быстро вдохнула несколько раз. Словно завороженная, она смотрела, как с кончика безымянного пальца медленно, но неотвратимо падали на пол капельки крови. Салли резко развернулась и помчалась обратно в прихожую. Сдерживая позывы к рвоте, она кричала охрипшим от ужаса голосом:
– Джеймс! Доктор Спайвер здесь! Джеймс!
– А интересно, мисс Брэндон, если бы вас здесь не оказалось, произошли бы эти две смерти?
Салли сидела на краешке дивана, сцепив руки на коленях и тихо покачиваясь взад-вперед, точь-в-точь как старый доктор Спайвер в своей качалке. Джеймс сидел на ручке дивана – тихий и неподвижный, словно человек, который, укрывшись в тени, поджидает, когда мимо пройдет его добыча. «Откуда, скажите на милость, – подумал Дэвид Маунтбэнк, – откуда у него возникла такая мысль?» Джеймс Квинлан – профессионал, теперь шериф знал это наверняка. Он понял это по тому, как тот управился с осмотром в доме Спайвера – более профессионально, чем это сделал бы сам Маунтбэнк, по тому, с какой спокойной беспристрастностью оН держался.
Все это откровенно выдавало основательную подготовку, причем полученную человеком, который уже обладал всеми необходимыми навыками и спокойным, твердым характером.
Дэвид понимал, что Квинлан действительно беспокоится о Салли Брэндон, но было тут и что-то еще, и Дэвиду это не нравилось. Не нравилось хотя бы потому, что он этого не знал.
– Вы со мной не согласны, мисс Брэндон? – повторил он, на этот раз уже оказывая давление, но очень осторожно, потому что вовсе не хотел, чтобы она расклеилась. Она была бледна и измучена, но должен же он разобраться, что здесь творится! В конце концов она очень просто ответила;
– Да.
– Ну хорошо. – Он обернулся к Квинлану и медленно расплылся в улыбке. – А в самом деле, ведь вы с Салли появились в Коуве примерно в одно и то же время. Довольно странное совпадение, вам не кажется?
«Он подошел почти вплотную к разгадке», – подумал Квинлан. Однако он понимал, что Дэвид Маунтбэнк просто не может ничего знать наверняка. Ему только и остается, что строить предположения.
– Да, – ответил он, – это совпадение, от которого я бы охотно отказался. Скоро вернется Амабель. Хотите чаю, Салли?
– Его ногти скребли по дощатому полу. Я так по-идиотски этого испугалась!
– На вашем месте я бы тоже по-идиотски испугался. Итак, вы оба пришли сюда просто потому, что Ханкер Доусон свалился со стула и повредил плечо?
– Да, – сказал Квинлан. – Так оно и есть. Ничего подозрительного, мы просто поступили как хорошие соседи. Ничего более – если не считать странного разговора, который вели за нашей спиной несколько стариков, когда мы уходили. Они высказались примерно в том духе, что «это не важно» и что Ханкеру ходить не стоит. Пускай, мол, Квинлан и Салли идут, время пришло.
– Не хотите ли вы сказать, что они уже знали, что он мертв, и хотели, чтобы вы с Салли оказались как раз теми, кто его найдет?
– Понятия не имею. Это выглядит бессмысленно, ей-богу. Я просто подумал, что нужно рассказать все подряд.
– Вы думаете, это – самоубийство?
– Если взглянуть, под каким углом был произведен выстрел, как упало оружие и как съежилось его тело, то, думаю, можно рассматривать оба варианта. Вам не кажется, что с этим разберется медэксперт?
– Понсер – хороший специалист, но не настолько. Подготовка у него была не ахти какая. Я дам ему возможность попробовать свои силы, а если результат окажется сомнительным, запрошу Портленд.
Салли посмотрела по очереди на обоих:
– Вы серьезно думаете, что он мог совершить самоубийство, Джеймс?
Квинлан кивнул. Ему бы хотелось сказать больше, но он знал, что не может этого сделать, даже если бы здесь не было шерифа.
– Зачем бы ему это делать? Квинлан пожал плечами:
– Может, у него была неизлечимая болезнь, Салли. Возможно, он страдал от непереносимой боли.
– Или он что-то знал и оказался не в силах это выдержать. Он мог убить себя, чтобы защитить кого-то другого.
– Почему у вас возникла такая мысль, мисс Брэндон?
– Сама не знаю, шериф. Все это просто жутко. После того как мы нашли тело той женщины, Амабель сказала, что в Коуве никогда ничего не случалось. По крайней мере никаких более значительных событий, чем случай, когда кот доктора Спайвера забрался на старый вяз, что растет у того на заднем дворе. Что будет с котом?
– Я собираюсь удостовериться, что он нашел себе новых хозяев. Черт, я просто уверен, что кто-нибудь из моих детей станет умолять притащить этого проклятого кота к нам домой.
– Дэвид, – сказал вдруг Квинлан, – почему бы вам не оставить церемонии и не называть ее Салли?
– Что ж, хорошо, если вы не против, Салли. Она кивнула, и шериф снова поразился, каким странно знакомым кажется ее лицо. Но он не может вспомнить откуда. Вероятнее всего, она просто здорово похожа на кого-нибудь, кого он встречал раньше – возможно, даже много лет назад.
– Может, нам с Джеймсом стоит уехать отсюда, и тогда тут больше ничего не случится.
– Ну, мэм, в самом деле вы не можете покинуть Коув! Вы нашли уже второй труп. Вопросов полным-полно, а ответов-то как раз и не хватает. Квинлан, почему бы нам с вами не приготовить для Салли чай?
Салли проследила взглядом, как они выходят из маленькой гостиной. Шериф задержался у одной из картин Амабель. На этот раз у той, которая изображала миску с гниющими апельсинами. Те части апельсинов, которые гнили, Амабель нарисовала крупными круглыми каплями краски. Тревожная картина! Салли невольно содрогнулась. О чем это шериф собирается поговорить с Квинланом?
Дэвид Mаунбэнк наблюдал, как Квинлан наливает воду в старенький чайник и включает горелку.
– Кто вы? – спросил он.
На мгновение Джеймс замер. Потом достал из буфета три чашки с блюдцами и поставил на стол.
– Вы любите кофе с молоком или с сахаром?
– Нет.
– А как насчет бренди? В чашку Салли я добавлю именно это.
– Нет, спасибо. Ответьте на мой вопрос, Квинлан. Никакой вы к черту не частный детектив, ни в коем случае. Для этого вы слишком хороши. Видно, что у вас самая что ни на есть лучшая подготовка. Вы опытны. Знаете, как делать такие вещи, о которых нормальные люди просто понятия не имеют.
– Ладно, черт возьми, – вздохнул Джеймс. Он достал свое удостоверение и слегка встряхнул его открывая. – Специальный агент ФБР Джеймс Квинлан, шериф. Рад с вами познакомиться.
– Проклятие! – сказал Дэвид. – Вы здесь под прикрытием. Что в конце концов происходит?
Глава 10
Она огляделась вокруг, не желая делать еще хотя бы шаг в эту комнату. И тут она заметила какое-то неясное движение, что-то быстро промелькнуло. Раздался тяжелый глухой удар по деревянному полу, а затем оглушительный скрип кресла-качалки. Потом послышалось громкое возмущенное мяуканье, и, спрыгнув со спинки дивана, прямо у ее ног приземлился огромный серый кот. В первый момент Салли завизжала от испуга, а потом разразилась таким жутким истерическим хохотом, что тут уж точно можно было подумать, что она сошла с ума.
– Хороший котик, – проговорила Салли. Голос получился очень тоненьким, и она удивилась, что вообще способна дышать. Кот удрал.
Она услышала, как кресло-качалка, тихо поскрипывая, медленно раскачивается взад-вперед, взад-вперед. Салли подавила рвущийся из горла крик. Кот толкнул кресло и оно стало качаться, только и всего. Она набрала в грудь побольше воздуха и быстро пошла к дальней стене гостиной. Кресло все еще раскачивалось, словно кто-то время oт времени прикладывал усилие, приводя его в движение. Салли обошла вокруг и встала перед креслом.
Воздух был таким же неподвижным и мертвым, как пожилой мужчина, низко сползший в старом кресле-качалке из гнутого дерева. Одна рука его свисала до пола, голова склонилась на грудь. Пальцы мертвой руки с тихим звуком царапнули ног тями деревянный пол. Звук был подобен оружейному выстрелу. Салли подавила крик, заткнув рот стиснутым кулаком. Потом быстро вдохнула несколько раз. Словно завороженная, она смотрела, как с кончика безымянного пальца медленно, но неотвратимо падали на пол капельки крови. Салли резко развернулась и помчалась обратно в прихожую. Сдерживая позывы к рвоте, она кричала охрипшим от ужаса голосом:
– Джеймс! Доктор Спайвер здесь! Джеймс!
– А интересно, мисс Брэндон, если бы вас здесь не оказалось, произошли бы эти две смерти?
Салли сидела на краешке дивана, сцепив руки на коленях и тихо покачиваясь взад-вперед, точь-в-точь как старый доктор Спайвер в своей качалке. Джеймс сидел на ручке дивана – тихий и неподвижный, словно человек, который, укрывшись в тени, поджидает, когда мимо пройдет его добыча. «Откуда, скажите на милость, – подумал Дэвид Маунтбэнк, – откуда у него возникла такая мысль?» Джеймс Квинлан – профессионал, теперь шериф знал это наверняка. Он понял это по тому, как тот управился с осмотром в доме Спайвера – более профессионально, чем это сделал бы сам Маунтбэнк, по тому, с какой спокойной беспристрастностью оН держался.
Все это откровенно выдавало основательную подготовку, причем полученную человеком, который уже обладал всеми необходимыми навыками и спокойным, твердым характером.
Дэвид понимал, что Квинлан действительно беспокоится о Салли Брэндон, но было тут и что-то еще, и Дэвиду это не нравилось. Не нравилось хотя бы потому, что он этого не знал.
– Вы со мной не согласны, мисс Брэндон? – повторил он, на этот раз уже оказывая давление, но очень осторожно, потому что вовсе не хотел, чтобы она расклеилась. Она была бледна и измучена, но должен же он разобраться, что здесь творится! В конце концов она очень просто ответила;
– Да.
– Ну хорошо. – Он обернулся к Квинлану и медленно расплылся в улыбке. – А в самом деле, ведь вы с Салли появились в Коуве примерно в одно и то же время. Довольно странное совпадение, вам не кажется?
«Он подошел почти вплотную к разгадке», – подумал Квинлан. Однако он понимал, что Дэвид Маунтбэнк просто не может ничего знать наверняка. Ему только и остается, что строить предположения.
– Да, – ответил он, – это совпадение, от которого я бы охотно отказался. Скоро вернется Амабель. Хотите чаю, Салли?
– Его ногти скребли по дощатому полу. Я так по-идиотски этого испугалась!
– На вашем месте я бы тоже по-идиотски испугался. Итак, вы оба пришли сюда просто потому, что Ханкер Доусон свалился со стула и повредил плечо?
– Да, – сказал Квинлан. – Так оно и есть. Ничего подозрительного, мы просто поступили как хорошие соседи. Ничего более – если не считать странного разговора, который вели за нашей спиной несколько стариков, когда мы уходили. Они высказались примерно в том духе, что «это не важно» и что Ханкеру ходить не стоит. Пускай, мол, Квинлан и Салли идут, время пришло.
– Не хотите ли вы сказать, что они уже знали, что он мертв, и хотели, чтобы вы с Салли оказались как раз теми, кто его найдет?
– Понятия не имею. Это выглядит бессмысленно, ей-богу. Я просто подумал, что нужно рассказать все подряд.
– Вы думаете, это – самоубийство?
– Если взглянуть, под каким углом был произведен выстрел, как упало оружие и как съежилось его тело, то, думаю, можно рассматривать оба варианта. Вам не кажется, что с этим разберется медэксперт?
– Понсер – хороший специалист, но не настолько. Подготовка у него была не ахти какая. Я дам ему возможность попробовать свои силы, а если результат окажется сомнительным, запрошу Портленд.
Салли посмотрела по очереди на обоих:
– Вы серьезно думаете, что он мог совершить самоубийство, Джеймс?
Квинлан кивнул. Ему бы хотелось сказать больше, но он знал, что не может этого сделать, даже если бы здесь не было шерифа.
– Зачем бы ему это делать? Квинлан пожал плечами:
– Может, у него была неизлечимая болезнь, Салли. Возможно, он страдал от непереносимой боли.
– Или он что-то знал и оказался не в силах это выдержать. Он мог убить себя, чтобы защитить кого-то другого.
– Почему у вас возникла такая мысль, мисс Брэндон?
– Сама не знаю, шериф. Все это просто жутко. После того как мы нашли тело той женщины, Амабель сказала, что в Коуве никогда ничего не случалось. По крайней мере никаких более значительных событий, чем случай, когда кот доктора Спайвера забрался на старый вяз, что растет у того на заднем дворе. Что будет с котом?
– Я собираюсь удостовериться, что он нашел себе новых хозяев. Черт, я просто уверен, что кто-нибудь из моих детей станет умолять притащить этого проклятого кота к нам домой.
– Дэвид, – сказал вдруг Квинлан, – почему бы вам не оставить церемонии и не называть ее Салли?
– Что ж, хорошо, если вы не против, Салли. Она кивнула, и шериф снова поразился, каким странно знакомым кажется ее лицо. Но он не может вспомнить откуда. Вероятнее всего, она просто здорово похожа на кого-нибудь, кого он встречал раньше – возможно, даже много лет назад.
– Может, нам с Джеймсом стоит уехать отсюда, и тогда тут больше ничего не случится.
– Ну, мэм, в самом деле вы не можете покинуть Коув! Вы нашли уже второй труп. Вопросов полным-полно, а ответов-то как раз и не хватает. Квинлан, почему бы нам с вами не приготовить для Салли чай?
Салли проследила взглядом, как они выходят из маленькой гостиной. Шериф задержался у одной из картин Амабель. На этот раз у той, которая изображала миску с гниющими апельсинами. Те части апельсинов, которые гнили, Амабель нарисовала крупными круглыми каплями краски. Тревожная картина! Салли невольно содрогнулась. О чем это шериф собирается поговорить с Квинланом?
Дэвид Mаунбэнк наблюдал, как Квинлан наливает воду в старенький чайник и включает горелку.
– Кто вы? – спросил он.
На мгновение Джеймс замер. Потом достал из буфета три чашки с блюдцами и поставил на стол.
– Вы любите кофе с молоком или с сахаром?
– Нет.
– А как насчет бренди? В чашку Салли я добавлю именно это.
– Нет, спасибо. Ответьте на мой вопрос, Квинлан. Никакой вы к черту не частный детектив, ни в коем случае. Для этого вы слишком хороши. Видно, что у вас самая что ни на есть лучшая подготовка. Вы опытны. Знаете, как делать такие вещи, о которых нормальные люди просто понятия не имеют.
– Ладно, черт возьми, – вздохнул Джеймс. Он достал свое удостоверение и слегка встряхнул его открывая. – Специальный агент ФБР Джеймс Квинлан, шериф. Рад с вами познакомиться.
– Проклятие! – сказал Дэвид. – Вы здесь под прикрытием. Что в конце концов происходит?
Глава 10
Джеймс добавил в чашку с чаем немного бренди. Шериф протянул руку за чашкой, но Джеймс остановил его, усмехнувшись:
– Минуточку терпения. Я собираюсь отнести эту чашку Салли. Хочу убедиться, что она в порядке. Она же человек гражданский, для нее все эти потрясения оказались невероятно тяжелыми. Вы наверняка сами понимаете.
– Конечно. Я подожду вас здесь, Квинлан. Джеймс вернулся практически сразу. Шериф, опираясь руками о стойку, смотрел в окно. Это был высокий мужчина, стройный, мускулистый и поджарый. Судя по всему, из тех, кто бегает по утрам. Вероятно, на несколько лет старше Джеймса.
В нем была такая надежность, что людям хотелось с ним разговаривать. Джеймса это качество восхищало, однако сам он ничего рассказывать не собирался.
Дэвид Маунтбэнк начинал ему нравиться, но он не мог допустить, чтобы это обстоятельство как-то на него повлияло.
Не желая его испугать, Квинлан тихо произнес:
– Она уснула. Я накрыл ее вязаным шерстяным платком Амабель. Но давайте не будем шуметь, ладно, шериф?
Шериф медленно повернулся к Квинлану:
– Называйте меня Дэвидом. Так что же все-таки происходит? Зачем вы здесь?
Квинлан спокойно ответил:
– На самом деле я приехал сюда совсем не для того, чтобы выяснять про Харви и Мардж Дженсен. Это всего лишь моя «крыша». Хотя их исчезновение по-прежнему остается загадкой. И дело не только в них. Вы были правы, ваша предшественница на посту шерифа отсылала всю информацию в ФБР, включая рапорты об исчезновении еще двоих – мотоциклиста и его приятельницы. То же самое делали и в других городах, выше и ниже по побережью. К сегодняшнему дню существует уже приличная пухленькая папка на людей, которые бесследно исчечли в здешних местах. Очевидно, Дженсены были первыми, поэтому я к ним и прицепился. Я представлялось всем как частный детектив, потому что не хочу пугать этих старых обывателей. Они бы просто рехнулись, если бы узнали, что среди них околачивается агент ФБР, и одному Богу известно, чем он тут занимается.
– Что ж, прикрытие хорошее, потому что оно настоящее. Я не думаю, что вы расскажете, в чем дело в действительности, так ведь?
– Я не могу. По крайней мере сейчас. Вы можете пока удовольствоваться этим?
– Полагаю, что мне придется. А все-таки вы выяснили что-нибудь насчет Дженсенов?
– Да, кое-что: все эти респектабельные старики и старушки мне врут! Можете представить себе что-нибудь подобное? Ваши бабушки и дедушки врут в глаза по совершенно безобидному вопросу: по поводу какой-то пожилой пары, которая, возможно, заехала на своем «виннебаго» в Коув, просто чтобы купить лучшее в мире мороженое!
– Ну хорошо, допускаю, что они действительно помнят Харви и Мардж, но боятся говорить – боятся оказаться во что-нибудь замешанными. Почему вы сразу же не пришли с этим ко мне? Не рассказали, кто вы такой и что вы здесь тайно?
– Я хотел как можно дольше скрывать правду. Так легче. – Квинлан пожал плечами. – Что ж, коль скоро я ничего не обнаружил, от этого никому никакого вреда. Кто знает, а вдруг я бы выяснил что-то обо всех этих пропавших без вести?
– Вы бы могли и дальше вполне успешно прикрываться от меня своей «легендой», если бы не эти две смерти. Тут-то и стало заметно, что вы слишком хороши, слишком основательно подготовлены. – Дэвид Маунтбэнк вздохнул, сделал большой глоток чая с бренди, слегка поежился, а потом улыбнулся, похлопывая себя по животу. – Ну вот, это немного поднимает настроение.
– Точно.
– Чем вы занимаетесь с Салли Брэндон?
– Дело в том, что с первого же дня, как я сюда попал, она меня в некотором роде зацепила. Она мне нравится. И, по-моему, Салли не заслуживает всех этих неприятностей.
– «Неприятности» – это слишком мягко сказано. Увидеть женский труп, который бьется о камни у подножия этих скал, достаточно, чтобы человека до конца жизни мучили по ночам кошмары.
Но найти доктора Спайвера, которому выстрелом снесло полголовы, еще хуже.
Дэвид отхлебнул еще чаю.
– Я и то наверняка надолго запомню это зрелище. Так вы считаете, что по какой-то дикой случайности две эти смерти так или иначе связаны с делами о пропавших без вести, заведенными ФБР, с Харви, Мардж и всеми остальными?
– Даже мой извращенный ум воспринимает эту идею как фантастику, но, согласитесь, вы ведь тоже над этим задумываетесь, верно?
«Квинлан опять это делает», – подумал Дэвид беззлобно. Он спокоен, он вежлив, но ни за что не проболтается о том, о чем не хочет. Его невозможно вывести из себя. Интересно все-таки, какого черта он оказался в этой дыре на самом деле? Что ж, Квинлан сам ему скажет, когда придет время. Вслух же он медленно произнес:
– Я понимаю, вы не расскажете мне, что вас сюда привело в действительности, но сейчас мне вполне достаточно того, что я узнал, и я не собираюсь гнать волну по этому поводу. Занимайтесь тем, чем занимаетесь, а если вы можете хоть чем-то помочь мне или я могу помочь вам – я к вашим услугам.
– Спасибо Дэвид, ценю вашу поддержку. Этот Коув – занятный городок, не находите?
– Теперь – да. Видели бы вы его года три-четыре назад. Он был настолько ветхим, насколько можно вообразить, из жителей – одни старики, кругом полный упадок. Все кто помоложе удирали отсюда, задрав хвост, как только у них появлялась такая возможность. А потом пришло процветание. Чем бы они ни занимались, они делали это хорошо и с восхитительной планомерностью.
– Может, у кого-нибудь из них умер богатый родственник, оставив кучу денег, и пожертвовал средства городу? Как бы то ни было, сейчас Коув – просто загляденье. Да, это доказывает, что, объединив усилия, горожане в состоянии вытащить самих себя из болота. За это их поневоле начнешь уважать.
Дэвид поставил пустую чашку в раковину.
– Ладно, я возвращаюсь в дом дока Спайвера. У меня ровным счетом ничего нет по этому делу, Квинлан.
– Если я сумею что-то обнаружить – позвоню.
– Знаете, я не собираюсь разглашать эти сведения. До меня только сейчас дошло, что эти две смерти должны быть для местных стариков очень тяжелым испытанием. А тут появляюсь еще и я, практически готовый обвинить одного из них в том, что он держал в плену эту самую женщину, прежде чем убить. Хм, я даже думал, что, когда вы вызвались привести к Ханкеру Доусону доктора Спайвера, те четверо стариков уже знали, что док мертв, и, следовательно, имели какое-то отношение к этой смерти. Должно быть, я сошел с ума. Все они добропорядочные граждане. И этот вопрос надо прояснить как можно скорее.
– Как я уже говорил, если что узнаю – сообщу вам.
Дэвид не был уверен, что это правда, но создавалось впечатление, что Квинлан говорит вполне искренне. Что ж, так и должно быть. Ведь его учителями были лучшие из лучших. У Дэвида был двоюродный брат, Том Нейббер – так тот в начале восьмидесятых проходил подготовку в Куантико и вылетел оттуда, продержавшись меньше четырех недель из шестнадцати. Дэвиду казалось, что у кузена есть все, что требуется для этого заведения, но тот не справился.
Уходя, Дэвид обернулся в дверях кухни.
– Это странно, но неизбежно. Салли здесь не ждали. Кто бы ни убил Лауру Стратер, он тогда уже держал ее у себя в плену. Если бы Салли в первую же ночь после приезда не услышала женский крик, держу пари, его бы вообще никто не услышал. Но случилось именно так. А если бы вы с Салли не отправились на прогулку по скалам, труп никогда бы не был найден. Никакого преступления не было бы вообще. НичегоГЛишь еще одно заявление о пропавшей без вести женщине, написанное ее мужем. Потом мы имеем доктора Спай-вера – и это уже совсем другое дело. Убийцу ничуть не волновало, что труп обнаружат, – ему было на это просто наплевать.
– Не забывайте, это могло быть самоубийством.
– Да, знаю, но вам не кажется, что не очень-то похоже на самоубийство?
– Не знаю, но продолжайте вынюхивать, Дэвид. Я на самом деле удивляюсь, почему никто ни черта не слышал. Верится с трудом, правда? Люди вообще слишком своенравны от природы, чтобы так дружно договориться между собой.
Думаю, на ваш взгляд, это должно смахивать на преступление.
– Да, пожалуй. Но я все же полагаю, что местные жители просто чего-то боятся. Я буду здесь поблизости, Квинлан. Позаботьтесь о Салли. Есть в ней нечто такое, из-за чего появляется непреодолимое желание укрыть ее своим плащом и проследить, чтобы с ней ничего не случилось.
– Хм, может быть, в данный конкретный момент это и так, но, если вы попытаетесь это сделать, когда она в нормальном состоянии, боюсь, она это желание из вас вышибет?
– У меня тоже такое чувство – вероятно, через некоторое время она бы так и сделала, но только не сейчас. Нет, здесь что-то не так, но что именно, я подозреваю, вы не собираетесь мне рассказывать.
– Мы с вами еще поговорим, Дэвид. Желаю удачи с предстоящим вскрытием.
– Ах да, мне нужно позвонить жене. Боюсь, она уже успела забыть, когда я в последний раз приходил домой к обеду.
– Вы женаты?
– Первое, что вы увидели, Квинлан, это мое обручальное кольцо. Не умничайте. Я даже упоминал про одного из своих детей. У меня их трое, все девочки. Когда я вхожу в дом, две из них начинают карабкаться по моим ногам, а третья тащит за собой стул, чтобы взобраться мне на руки. Они соревнуются, кто первый обнимет меня за шею.
Дэвид одарил его кривой усмешкой, взмахнул на прощание рукой и вышел.
Никто не мог говорить ни о чем другом. Только о докторе Спайвере и о том, как двое чужаков нашли его лежащим в кресле-качалке, кровь капала с его пальцев, а полголовы было оторвано.
Доктор покончил жизнь самоубийством – на этом сошлись все, – но почему?
Рак, неизлечимая болезнь, заявила Тельма Неттро. У ее собственного деда тоже был рак, и он бы убил себя, если б не умер раньше. Он почти ослеп, доравил Ральф Китон. Все знали, что он доволен, потому что, когда им вернут тело, Ральф будет готовить его к погребению. Да, говорил Ральф, док не мог вынести мысли, что он уже больше не тот «врач милостью Божьей», что раньше.
Он страдал из-за того, что его отвергла какая-то женщина, высказался Пурн Дэвис. Всем было известно, что Амабель несколько лет назад дала ему самому от ворот поворот, и Пурн все еще сокрушался по этому поводу.
Он просто устал от жизни, предположила Хелен Китон, наполняя рожок тройного размера шоколадным мороженым с орехами пекан для Шерри Ворхиз. Немало старых людей начинают чувствовать усталость от жизни, и бедный док решил что-то предпринять, а не сидеть и ждать еще лет десять, когда наконец дьявол заберет его.
Возможно, говорил Ханкер Доусон, просто вероятно, док Спайвер имел какое-то отношение к смерти той бедной женщины. Тогда его самоубийство имело бы смысл, разве нет? Чувство вины могло довести такого прекрасного человека, как док, до того, что он выстрелил в себя.
В городе не было адвокатских .контор, но адвоката доктора шериф разыскал довольно скоро. У старика оказалось около двадцати двух тысяч долларов на счету в банке в Саут-Бенде. И доктор оставил эти деньги в пользу городского фонда, как он его называл, возглавляемого преподобным Хэлом Ворхизом. Шериф Маунтбэнк немало удивился, когда ему рассказали о городском фонде. Ни о чем подобном он никогда раньше не слышал. Интересно, КАКОЕ влияние оказывает этот фонд на мотивы поведения горожан? Конечно, он пока еще не знал точно, было ли именно так, что кто-то засунул в рот Снайперу пистолет тридцать восьмого калибра, спустил курок, а потом втиснул рукоятку в мертвую руку.
Тогда это преднамеренное убийство, вот что это такое. Или же доктор Спайвер сам засунул дуло пистолета себе в рот. Понсер позвонил Дэвиду в тот же вечер в восемь часов. Он закончил вскрытие и теперь, черт бы его подрал, начал темнить да увиливать. Дэвид немного поднажал, и Понсер в результате заявил, что это самоубийство. Нет, у доктора Спайвера не было никакой смертельной болезни, по крайней мере он ничего подобного не обнаружил.
Тем вечером Амабель сказала своей племяннице:
– Знаешь, я думаю, нам с тобой стоит поехать в Мексику и поваляться на пляже.
Салли улыбнулась. Она все еще не сняла с себя махрового халата Амабель, потому что просто никак не могла согреться. Джеймсу не хотелось ее покидать, но потом он, кажется, вспомнил что-то такое, из-за чего ему пришлось вернуться в гостиницу. Салли хотела спросить, в чем дело, но сдержала себя.
– Нет, Амабель, я не могу уехать в Мексику. У меня нет паспорта.
– Тогда остается Аляска. Поваляемся в сугробах. Я могла бы рисовать, а ты – чем бы ты могла заняться, Салли? Что ты делала до того, как убили твоего отца?
Салли стало еще холоднее. Она плотнее закуталась в халат и пододвинулась поближе к обогревателю.
– Я работала старшим помощником сенатора Бэйнбриджа.
– Разве он не ушел в отставку?
– Ушел, в прошлом году. После этого я ничем не занималась.
– Почему же?
В сознании ожили яркие, безумные, очень реальные картины, казалось, они кричали, перекрывая шум ветра.
Салли вцепилась в край кухонного стола.
– Все в порядке, детка, ты не обязана мне рассказывать. Это действительно не важно. Господи, ну и денек сегодня выдался! Мне будет не хватать доктора Спайвера. Кажется, он был здесь всегда. Да, всем будет его недоставать.
– Нет, Амабель, не всем.
– Значит, ты считаешь, что это не было самоубийство?
– Нет. – Салли глубоко вздохнула. – По-моему, в этом городе творится какое-то безумие.
– Как ты можешь говорить такое! Я прожила здесь почти тридцать лет. Я же не безумная. Никто из моих знакомых не сумасшедший. Все они простые, вполне практичные люди. Они дружелюбны и заботятся друг о друге, да и о самом городе. Кроме того, если считать, что ты права, то получается, что безумие началось только после вашего приезда. Как ты можешь это объяснить, Салли?
– Именно об этом говорил и шериф. Амабель, ты всерьез веришь, что эту Лауру Стратер – женщину, труп. которой нашли мы с Джеймсом, – в город привез какой-то незнакомец и где-то держал до тех пор, пока не убил?
– Что я думаю, Салли, так это что твои мозги заносит не туда, куда надо, и это отнюдь не на пользу твоему здоровью, особенно теперь, когда в твоей жизни и так все перевернуто с ног на голову. Просто не думай ОБ ЭТОМ. Скоро все опять вернется в норму. Обязательно должно вернуться.
Той же ночью, неспокойной, ветреной, но без дождя, что-то разбудило Салли ровно в три часа утра. Она полежала с минуту. Потом услышала тихое постукивание в оконное стекло. По крайней мере это не женский крик. «Просто ветка дерева стучит в окно», – подумала Салли. Она перевернулась на другой бок и натянула одеяло до самого носа. Просто ветка дерева.
Стук.
Она поднялась и выскользнула из кровати.
Стук.
Салли и не думала о том, что под окном нет достаточно высокого дерева, пока, откинув занавеску, не уперлась взглядом в отвратительно белое, ухмыляющееся лицо.
Амабель нашла ее на полу посреди комнаты. Окно было распахнуто, занавески развевались снаружи на ветру. Салли стояла на коленях, обхватив себя руками, и кричала, кричала... пока крик не иссяк в горле и изо рта уже не вылетало ни звука.
Квинлан принял решение немедленно:
– Я забираю ее с собой в гостиницу. Она останется со мной. Если случится что-то еще, я буду рядом и займусь этим.
Салли позвонила ему полчаса назад, задыхаясь, выдавливая из себя слова вперемежку со вздохами и умоляя, чтобы Джеймс пришел и заставил отца оставить ее в покое. Он слышал в отдалении голос Амабель. Она убеждала Салли, что та сейчас не в состоянии говорить по телефону с кем бы то ни было, а меньше всего с этим мужчиной, которого и не знает толком. Амабель говорила, что Салли просто взволнована, возбуждена, в окне, разумеется, никого не было, поэтому лучше положить трубку. «Это всего лишь фантазия, вспомни только, что ты перенесла».
Амабель продолжала говорить, не обращая внимания на Квинлана.
– Детка, просто задумайся. Ты спала и во сне, услышала, как ветер издает за окном странные звуки. Тебе снился сон, как и все предыдущие разы.
Я готова поклясться, что ты еще не проснулась, даже когда отдергивала занавески.
– Я не спала. Ветер меня разбудил. Я лежала в постели. А потом раздался этот стук.
– Детка...
– Это не имеет значения, – сказал Квинлан, теряя терпение и понимая, что, если так пойдет дальше, скоро Салли и сама будет считать, что сошла с ума и навоображала все это. Квинлан молил Бога, чтобы Салли так не решила. Но ведь девушка провела в той лечебнице шесть месяцев. Она страдала манией преследования, именно так значится у нее в досье. Еще у нее были депрессия и склонность к самоубийству. Они беспокоились, что она причинит себе вред. Врач не хотел ее выпускать. Теперь они хотят вернуть ее обратно, и первый, кто этого хочет, ее муж. Интересно, законно ли помещать в лечебницу человека, который не дает на то добровольного согласия? И почему родители Салли ничего не предпринимали по этому поводу? Или они тоже считали, что она чокнутая? Но ведь она человек, обладающий законными правами. Нужно еще проверить, как они сумели обойти этот пункт.
А сейчас Квинлан сказал:
– Амабель, не могли бы вы уложить вещи Салли? Я бы хотел, чтобы все мы успели еще немного посла ть до утри.
– Минуточку терпения. Я собираюсь отнести эту чашку Салли. Хочу убедиться, что она в порядке. Она же человек гражданский, для нее все эти потрясения оказались невероятно тяжелыми. Вы наверняка сами понимаете.
– Конечно. Я подожду вас здесь, Квинлан. Джеймс вернулся практически сразу. Шериф, опираясь руками о стойку, смотрел в окно. Это был высокий мужчина, стройный, мускулистый и поджарый. Судя по всему, из тех, кто бегает по утрам. Вероятно, на несколько лет старше Джеймса.
В нем была такая надежность, что людям хотелось с ним разговаривать. Джеймса это качество восхищало, однако сам он ничего рассказывать не собирался.
Дэвид Маунтбэнк начинал ему нравиться, но он не мог допустить, чтобы это обстоятельство как-то на него повлияло.
Не желая его испугать, Квинлан тихо произнес:
– Она уснула. Я накрыл ее вязаным шерстяным платком Амабель. Но давайте не будем шуметь, ладно, шериф?
Шериф медленно повернулся к Квинлану:
– Называйте меня Дэвидом. Так что же все-таки происходит? Зачем вы здесь?
Квинлан спокойно ответил:
– На самом деле я приехал сюда совсем не для того, чтобы выяснять про Харви и Мардж Дженсен. Это всего лишь моя «крыша». Хотя их исчезновение по-прежнему остается загадкой. И дело не только в них. Вы были правы, ваша предшественница на посту шерифа отсылала всю информацию в ФБР, включая рапорты об исчезновении еще двоих – мотоциклиста и его приятельницы. То же самое делали и в других городах, выше и ниже по побережью. К сегодняшнему дню существует уже приличная пухленькая папка на людей, которые бесследно исчечли в здешних местах. Очевидно, Дженсены были первыми, поэтому я к ним и прицепился. Я представлялось всем как частный детектив, потому что не хочу пугать этих старых обывателей. Они бы просто рехнулись, если бы узнали, что среди них околачивается агент ФБР, и одному Богу известно, чем он тут занимается.
– Что ж, прикрытие хорошее, потому что оно настоящее. Я не думаю, что вы расскажете, в чем дело в действительности, так ведь?
– Я не могу. По крайней мере сейчас. Вы можете пока удовольствоваться этим?
– Полагаю, что мне придется. А все-таки вы выяснили что-нибудь насчет Дженсенов?
– Да, кое-что: все эти респектабельные старики и старушки мне врут! Можете представить себе что-нибудь подобное? Ваши бабушки и дедушки врут в глаза по совершенно безобидному вопросу: по поводу какой-то пожилой пары, которая, возможно, заехала на своем «виннебаго» в Коув, просто чтобы купить лучшее в мире мороженое!
– Ну хорошо, допускаю, что они действительно помнят Харви и Мардж, но боятся говорить – боятся оказаться во что-нибудь замешанными. Почему вы сразу же не пришли с этим ко мне? Не рассказали, кто вы такой и что вы здесь тайно?
– Я хотел как можно дольше скрывать правду. Так легче. – Квинлан пожал плечами. – Что ж, коль скоро я ничего не обнаружил, от этого никому никакого вреда. Кто знает, а вдруг я бы выяснил что-то обо всех этих пропавших без вести?
– Вы бы могли и дальше вполне успешно прикрываться от меня своей «легендой», если бы не эти две смерти. Тут-то и стало заметно, что вы слишком хороши, слишком основательно подготовлены. – Дэвид Маунтбэнк вздохнул, сделал большой глоток чая с бренди, слегка поежился, а потом улыбнулся, похлопывая себя по животу. – Ну вот, это немного поднимает настроение.
– Точно.
– Чем вы занимаетесь с Салли Брэндон?
– Дело в том, что с первого же дня, как я сюда попал, она меня в некотором роде зацепила. Она мне нравится. И, по-моему, Салли не заслуживает всех этих неприятностей.
– «Неприятности» – это слишком мягко сказано. Увидеть женский труп, который бьется о камни у подножия этих скал, достаточно, чтобы человека до конца жизни мучили по ночам кошмары.
Но найти доктора Спайвера, которому выстрелом снесло полголовы, еще хуже.
Дэвид отхлебнул еще чаю.
– Я и то наверняка надолго запомню это зрелище. Так вы считаете, что по какой-то дикой случайности две эти смерти так или иначе связаны с делами о пропавших без вести, заведенными ФБР, с Харви, Мардж и всеми остальными?
– Даже мой извращенный ум воспринимает эту идею как фантастику, но, согласитесь, вы ведь тоже над этим задумываетесь, верно?
«Квинлан опять это делает», – подумал Дэвид беззлобно. Он спокоен, он вежлив, но ни за что не проболтается о том, о чем не хочет. Его невозможно вывести из себя. Интересно все-таки, какого черта он оказался в этой дыре на самом деле? Что ж, Квинлан сам ему скажет, когда придет время. Вслух же он медленно произнес:
– Я понимаю, вы не расскажете мне, что вас сюда привело в действительности, но сейчас мне вполне достаточно того, что я узнал, и я не собираюсь гнать волну по этому поводу. Занимайтесь тем, чем занимаетесь, а если вы можете хоть чем-то помочь мне или я могу помочь вам – я к вашим услугам.
– Спасибо Дэвид, ценю вашу поддержку. Этот Коув – занятный городок, не находите?
– Теперь – да. Видели бы вы его года три-четыре назад. Он был настолько ветхим, насколько можно вообразить, из жителей – одни старики, кругом полный упадок. Все кто помоложе удирали отсюда, задрав хвост, как только у них появлялась такая возможность. А потом пришло процветание. Чем бы они ни занимались, они делали это хорошо и с восхитительной планомерностью.
– Может, у кого-нибудь из них умер богатый родственник, оставив кучу денег, и пожертвовал средства городу? Как бы то ни было, сейчас Коув – просто загляденье. Да, это доказывает, что, объединив усилия, горожане в состоянии вытащить самих себя из болота. За это их поневоле начнешь уважать.
Дэвид поставил пустую чашку в раковину.
– Ладно, я возвращаюсь в дом дока Спайвера. У меня ровным счетом ничего нет по этому делу, Квинлан.
– Если я сумею что-то обнаружить – позвоню.
– Знаете, я не собираюсь разглашать эти сведения. До меня только сейчас дошло, что эти две смерти должны быть для местных стариков очень тяжелым испытанием. А тут появляюсь еще и я, практически готовый обвинить одного из них в том, что он держал в плену эту самую женщину, прежде чем убить. Хм, я даже думал, что, когда вы вызвались привести к Ханкеру Доусону доктора Спайвера, те четверо стариков уже знали, что док мертв, и, следовательно, имели какое-то отношение к этой смерти. Должно быть, я сошел с ума. Все они добропорядочные граждане. И этот вопрос надо прояснить как можно скорее.
– Как я уже говорил, если что узнаю – сообщу вам.
Дэвид не был уверен, что это правда, но создавалось впечатление, что Квинлан говорит вполне искренне. Что ж, так и должно быть. Ведь его учителями были лучшие из лучших. У Дэвида был двоюродный брат, Том Нейббер – так тот в начале восьмидесятых проходил подготовку в Куантико и вылетел оттуда, продержавшись меньше четырех недель из шестнадцати. Дэвиду казалось, что у кузена есть все, что требуется для этого заведения, но тот не справился.
Уходя, Дэвид обернулся в дверях кухни.
– Это странно, но неизбежно. Салли здесь не ждали. Кто бы ни убил Лауру Стратер, он тогда уже держал ее у себя в плену. Если бы Салли в первую же ночь после приезда не услышала женский крик, держу пари, его бы вообще никто не услышал. Но случилось именно так. А если бы вы с Салли не отправились на прогулку по скалам, труп никогда бы не был найден. Никакого преступления не было бы вообще. НичегоГЛишь еще одно заявление о пропавшей без вести женщине, написанное ее мужем. Потом мы имеем доктора Спай-вера – и это уже совсем другое дело. Убийцу ничуть не волновало, что труп обнаружат, – ему было на это просто наплевать.
– Не забывайте, это могло быть самоубийством.
– Да, знаю, но вам не кажется, что не очень-то похоже на самоубийство?
– Не знаю, но продолжайте вынюхивать, Дэвид. Я на самом деле удивляюсь, почему никто ни черта не слышал. Верится с трудом, правда? Люди вообще слишком своенравны от природы, чтобы так дружно договориться между собой.
Думаю, на ваш взгляд, это должно смахивать на преступление.
– Да, пожалуй. Но я все же полагаю, что местные жители просто чего-то боятся. Я буду здесь поблизости, Квинлан. Позаботьтесь о Салли. Есть в ней нечто такое, из-за чего появляется непреодолимое желание укрыть ее своим плащом и проследить, чтобы с ней ничего не случилось.
– Хм, может быть, в данный конкретный момент это и так, но, если вы попытаетесь это сделать, когда она в нормальном состоянии, боюсь, она это желание из вас вышибет?
– У меня тоже такое чувство – вероятно, через некоторое время она бы так и сделала, но только не сейчас. Нет, здесь что-то не так, но что именно, я подозреваю, вы не собираетесь мне рассказывать.
– Мы с вами еще поговорим, Дэвид. Желаю удачи с предстоящим вскрытием.
– Ах да, мне нужно позвонить жене. Боюсь, она уже успела забыть, когда я в последний раз приходил домой к обеду.
– Вы женаты?
– Первое, что вы увидели, Квинлан, это мое обручальное кольцо. Не умничайте. Я даже упоминал про одного из своих детей. У меня их трое, все девочки. Когда я вхожу в дом, две из них начинают карабкаться по моим ногам, а третья тащит за собой стул, чтобы взобраться мне на руки. Они соревнуются, кто первый обнимет меня за шею.
Дэвид одарил его кривой усмешкой, взмахнул на прощание рукой и вышел.
Никто не мог говорить ни о чем другом. Только о докторе Спайвере и о том, как двое чужаков нашли его лежащим в кресле-качалке, кровь капала с его пальцев, а полголовы было оторвано.
Доктор покончил жизнь самоубийством – на этом сошлись все, – но почему?
Рак, неизлечимая болезнь, заявила Тельма Неттро. У ее собственного деда тоже был рак, и он бы убил себя, если б не умер раньше. Он почти ослеп, доравил Ральф Китон. Все знали, что он доволен, потому что, когда им вернут тело, Ральф будет готовить его к погребению. Да, говорил Ральф, док не мог вынести мысли, что он уже больше не тот «врач милостью Божьей», что раньше.
Он страдал из-за того, что его отвергла какая-то женщина, высказался Пурн Дэвис. Всем было известно, что Амабель несколько лет назад дала ему самому от ворот поворот, и Пурн все еще сокрушался по этому поводу.
Он просто устал от жизни, предположила Хелен Китон, наполняя рожок тройного размера шоколадным мороженым с орехами пекан для Шерри Ворхиз. Немало старых людей начинают чувствовать усталость от жизни, и бедный док решил что-то предпринять, а не сидеть и ждать еще лет десять, когда наконец дьявол заберет его.
Возможно, говорил Ханкер Доусон, просто вероятно, док Спайвер имел какое-то отношение к смерти той бедной женщины. Тогда его самоубийство имело бы смысл, разве нет? Чувство вины могло довести такого прекрасного человека, как док, до того, что он выстрелил в себя.
В городе не было адвокатских .контор, но адвоката доктора шериф разыскал довольно скоро. У старика оказалось около двадцати двух тысяч долларов на счету в банке в Саут-Бенде. И доктор оставил эти деньги в пользу городского фонда, как он его называл, возглавляемого преподобным Хэлом Ворхизом. Шериф Маунтбэнк немало удивился, когда ему рассказали о городском фонде. Ни о чем подобном он никогда раньше не слышал. Интересно, КАКОЕ влияние оказывает этот фонд на мотивы поведения горожан? Конечно, он пока еще не знал точно, было ли именно так, что кто-то засунул в рот Снайперу пистолет тридцать восьмого калибра, спустил курок, а потом втиснул рукоятку в мертвую руку.
Тогда это преднамеренное убийство, вот что это такое. Или же доктор Спайвер сам засунул дуло пистолета себе в рот. Понсер позвонил Дэвиду в тот же вечер в восемь часов. Он закончил вскрытие и теперь, черт бы его подрал, начал темнить да увиливать. Дэвид немного поднажал, и Понсер в результате заявил, что это самоубийство. Нет, у доктора Спайвера не было никакой смертельной болезни, по крайней мере он ничего подобного не обнаружил.
Тем вечером Амабель сказала своей племяннице:
– Знаешь, я думаю, нам с тобой стоит поехать в Мексику и поваляться на пляже.
Салли улыбнулась. Она все еще не сняла с себя махрового халата Амабель, потому что просто никак не могла согреться. Джеймсу не хотелось ее покидать, но потом он, кажется, вспомнил что-то такое, из-за чего ему пришлось вернуться в гостиницу. Салли хотела спросить, в чем дело, но сдержала себя.
– Нет, Амабель, я не могу уехать в Мексику. У меня нет паспорта.
– Тогда остается Аляска. Поваляемся в сугробах. Я могла бы рисовать, а ты – чем бы ты могла заняться, Салли? Что ты делала до того, как убили твоего отца?
Салли стало еще холоднее. Она плотнее закуталась в халат и пододвинулась поближе к обогревателю.
– Я работала старшим помощником сенатора Бэйнбриджа.
– Разве он не ушел в отставку?
– Ушел, в прошлом году. После этого я ничем не занималась.
– Почему же?
В сознании ожили яркие, безумные, очень реальные картины, казалось, они кричали, перекрывая шум ветра.
Салли вцепилась в край кухонного стола.
– Все в порядке, детка, ты не обязана мне рассказывать. Это действительно не важно. Господи, ну и денек сегодня выдался! Мне будет не хватать доктора Спайвера. Кажется, он был здесь всегда. Да, всем будет его недоставать.
– Нет, Амабель, не всем.
– Значит, ты считаешь, что это не было самоубийство?
– Нет. – Салли глубоко вздохнула. – По-моему, в этом городе творится какое-то безумие.
– Как ты можешь говорить такое! Я прожила здесь почти тридцать лет. Я же не безумная. Никто из моих знакомых не сумасшедший. Все они простые, вполне практичные люди. Они дружелюбны и заботятся друг о друге, да и о самом городе. Кроме того, если считать, что ты права, то получается, что безумие началось только после вашего приезда. Как ты можешь это объяснить, Салли?
– Именно об этом говорил и шериф. Амабель, ты всерьез веришь, что эту Лауру Стратер – женщину, труп. которой нашли мы с Джеймсом, – в город привез какой-то незнакомец и где-то держал до тех пор, пока не убил?
– Что я думаю, Салли, так это что твои мозги заносит не туда, куда надо, и это отнюдь не на пользу твоему здоровью, особенно теперь, когда в твоей жизни и так все перевернуто с ног на голову. Просто не думай ОБ ЭТОМ. Скоро все опять вернется в норму. Обязательно должно вернуться.
Той же ночью, неспокойной, ветреной, но без дождя, что-то разбудило Салли ровно в три часа утра. Она полежала с минуту. Потом услышала тихое постукивание в оконное стекло. По крайней мере это не женский крик. «Просто ветка дерева стучит в окно», – подумала Салли. Она перевернулась на другой бок и натянула одеяло до самого носа. Просто ветка дерева.
Стук.
Она поднялась и выскользнула из кровати.
Стук.
Салли и не думала о том, что под окном нет достаточно высокого дерева, пока, откинув занавеску, не уперлась взглядом в отвратительно белое, ухмыляющееся лицо.
Амабель нашла ее на полу посреди комнаты. Окно было распахнуто, занавески развевались снаружи на ветру. Салли стояла на коленях, обхватив себя руками, и кричала, кричала... пока крик не иссяк в горле и изо рта уже не вылетало ни звука.
Квинлан принял решение немедленно:
– Я забираю ее с собой в гостиницу. Она останется со мной. Если случится что-то еще, я буду рядом и займусь этим.
Салли позвонила ему полчаса назад, задыхаясь, выдавливая из себя слова вперемежку со вздохами и умоляя, чтобы Джеймс пришел и заставил отца оставить ее в покое. Он слышал в отдалении голос Амабель. Она убеждала Салли, что та сейчас не в состоянии говорить по телефону с кем бы то ни было, а меньше всего с этим мужчиной, которого и не знает толком. Амабель говорила, что Салли просто взволнована, возбуждена, в окне, разумеется, никого не было, поэтому лучше положить трубку. «Это всего лишь фантазия, вспомни только, что ты перенесла».
Амабель продолжала говорить, не обращая внимания на Квинлана.
– Детка, просто задумайся. Ты спала и во сне, услышала, как ветер издает за окном странные звуки. Тебе снился сон, как и все предыдущие разы.
Я готова поклясться, что ты еще не проснулась, даже когда отдергивала занавески.
– Я не спала. Ветер меня разбудил. Я лежала в постели. А потом раздался этот стук.
– Детка...
– Это не имеет значения, – сказал Квинлан, теряя терпение и понимая, что, если так пойдет дальше, скоро Салли и сама будет считать, что сошла с ума и навоображала все это. Квинлан молил Бога, чтобы Салли так не решила. Но ведь девушка провела в той лечебнице шесть месяцев. Она страдала манией преследования, именно так значится у нее в досье. Еще у нее были депрессия и склонность к самоубийству. Они беспокоились, что она причинит себе вред. Врач не хотел ее выпускать. Теперь они хотят вернуть ее обратно, и первый, кто этого хочет, ее муж. Интересно, законно ли помещать в лечебницу человека, который не дает на то добровольного согласия? И почему родители Салли ничего не предпринимали по этому поводу? Или они тоже считали, что она чокнутая? Но ведь она человек, обладающий законными правами. Нужно еще проверить, как они сумели обойти этот пункт.
А сейчас Квинлан сказал:
– Амабель, не могли бы вы уложить вещи Салли? Я бы хотел, чтобы все мы успели еще немного посла ть до утри.