Страница:
— Где Шон?
— У твоей мамы. Лопочет, жует все, что попадается на глаза, и страшно счастлив. Я оставила твоей маме две коробки крекеров.
Савич был слишком измучен и подавлен, чтобы улыбнуться. Но все же вопросительно поднял брови.
— И Бюро, и я согласны с твоим планом! — без обиняков выпалила Шерлок. — Тамми нужен ты, Диллон. Больше она ничего не хочет. Больше ей ничего не нужно. И ни у кого нет сомнения, что она заявится сюда. Я хочу уберечь Шона, поэтому и увезла от греха подальше. Как раз перед твоим приездом Джимми Мейтленд выступил перед прессой и объявил, что больше ты не ведешь дело Тамми Таттл. Старшим следователем вместо тебя назначен Эрон Бриге. Джимми добавил также, что тебе поручено собрать определяющие улики против Уилбура Райта, главаря секты, виновного в жестоких убийствах шерифа и двух его помощников в Флауэрсе, штат Техас. В пятницу ты летишь туда, чтобы начать работу вместе с тамошними представителями закона.
Он прижал ее к себе и пробормотал в курчавые рыжие волосы:
— Ну и шустры вы с мистером Мейтлендом. Значит, в пятницу? Сегодня вторник.
— Да. У Тамми куча времени, чтобы сюда добраться.
— И не говори.
Савич рассеянно почесал в затылке.
— Надеюсь, Габриеллы тоже здесь нет?
— Днем она у твоей мамы. Обе в полной безопасности. Габриелла твердит, что не хочет пропустить ни единого шага Шона.
Зато родители Шона пропустят все!
Савича трясло от ярости. Поражение тяжело на нем сказывалось. Он был готов все разнести. Трудно говорить такое жене, но он должен, хотя она не смирится и не согласится.
— Она меня пугает, — честно признался он, — и я не хочу, чтобы ты была здесь.
Шерлок покорно кинула и спрятала лицо у него на груди.
— Знаю, Диллон, но ничего больше придумать не могу. Джимми Мейтленд тоже говорил, что ты станешь волноваться за меня и Шона, но я никуда не уйду. Теперь, когда и Габриеллы, и Шона здесь нет, даже не воображай, будто сможешь меня отослать. Мы вместе — и будем вместе до конца, как всегда. И достанем ее, будь уверен. Здесь у нас преимущество: это наша территория и мы сможем контролировать ситуацию. Подготовиться к ее появлению, а не просто ждать следующего шага.
Савич еще сильнее сжал плечи жены, почти обоняя ее страх, невыносимый, мучительный. Он поцеловал ее и стискивал, пока она не пискнула.
— У меня кое-какие идеи насчет Тамми. Я много об этом думал.
— Какие именно? — оживилась она, отстраняясь.
— Она обладает силой создавать иллюзии, заставлять людей видеть то, что она им навязывает. И не важно, трюк ли это или странная способность, порожденная ее больным мозгом, — конечный результат одинаков.
Савич отпустил жену и принялся мерить шагами комнату. Подошел к камину, глянул на картину бабки, повернулся и спросил:
— Ты веришь, что она не сможет меня одурачить, если я буду поблизости? Так вот, если мы сможем заманить ее сюда, я обязательно буду поблизости.
Он вернулся к Шерлок, улыбнулся и погладил ее непокорную шевелюру.
— Поцелуй меня, Диллон.
— А большего ты мне не разрешишь?
— Еще как разрешу.
— Прекрасно. Ужин может подождать.
Весь мир мог подождать, пока Шерлок обнимает мужа!
— А после ужина пойдем в спортзал. Снимем напряжение.
— Точно. Но если после того, как я с тобой покончу, у тебя еще останется какое-то напряжение, придется мне пересмотреть программу.
И он рассмеялся, весело и облегченно.
Саймон сидел на дне маленькой лодки со связанными за спиной руками. Элпо усердно работал веслами. Никки прижимал к боку пленника пистолет. Во второй лодке находились Йен Йоргенсон и какой-то незнакомый Саймону коротышка гребец.
Канал оказался широким. По обоим берегам возвышались дома, из окон которых лился тусклый свет. Зловещие тени плясали на воде.
Весла почти не производили шума, только поднимали крошечные волны.
Канал заворачивал вправо, и зданий стало меньше. И ни единой души.
Саймону почти удалось ослабить узел. Еще несколько минут — и он освободит руки. Понадобится совсем немного времени, чтобы восстановить чувствительность.
Но есть ли у него это время? Местность почти пустынна, и теперь они спокойно могут прикончить его.
Он продолжал растягивать путы, стирая кожу до крови, но это не помогало: кровь смазывала веревку.
— Стойте! — крикнул Йен. Вторая лодка поравнялась с первой. — Ну вот, лучшего места не придумаешь. Никки, я хочу сам всадить пулю в этого ублюдка. Потом положишь в мешок и утопишь.
Саймон, даже не видя, понял, что Никки подался к Йену, протягивая оружие. Пора!
Он подпрыгнул, столкнулся с Элпо и бросился на коротышку из другой лодки. Оба суденышка бешено завертелись, над водой послышались проклятия. Саймон ударился о воду и, перед тем как уйти вглубь, услышал всплеск, потом другой.
Господи, на свете нет ничего холоднее, чем эта чертова вода! Но чего он ожидал? Ноябрь в Швеции — не самый теплый месяц. Интересно, сколько пройдет времени, прежде чем он окончательно окоченеет и пойдет ко дну?
Но сейчас некогда размышлять.
Он бешено работал ногами, пытаясь не гадать, когда они онемеют. Нужно освободить руки. Иначе он наверняка погибнет — либо от холода, либо от пули.
Саймон продолжал распутывать узел, пока не достиг дна, отвернул от того места, где, по его предположению, находились убийцы, и поплыл как мог быстрее, работая одними ногами, в противоположном направлении, туда, где район был более оживленным и можно выбраться из канала.
Но скоро он начал задыхаться. Осталось совсем немного — и никакой надежды.
Саймон всплыл наверх и увидел в воде Никки и Йена. Они тихо переговаривались, прислушиваясь к малейшему шуму. Черт, а он так и не освободился! Он услышал крик. Обнаружен!
Элпо принялся лихорадочно грести к нему и даже не остановился, чтобы выудить из воды Йена или Никки.
Но в этот момент руки Саймона выскользнули из веревочной петли. Кровь из ссадин смешивалась с водой. Кожу должно было дьявольски щипать, но Саймон почти ничего не чувствовал. Руки казались обломками дерева.
Стоило Элпо поднять пистолет, как Саймон нырнул. Ледяная вода ударила в лицо. Близко. Слишком близко. Он снова нырнул, футов на десять, и поплыл что было сил к берегу.
Когда он снова выбрался на поверхность, легкие горели от недостатка воздуха, а лодка уже надвигалась на него. Вторая почти не отставала. Преследователи высматривали его.
— Вот он! — заорал Йен. — Ловите! Пули вспороли воду за его спиной, Где-то взвыли сирены.
Саймон ушел вниз, на этот раз глубже, и, изменив направление, поплыл на звуки сирен. Было так холодно, что даже зубы ныли.
Настал момент, когда он уже не смог задерживать дыхание, просто не сумел больше вынести холода.
Саймон медленно всплыл и огляделся.
И не поверил собственным глазам.
На берег канала вылетело с полдюжины полицейских машин. Вооруженные люди что-то кричали по-шведски. Луч прожектора уперся в Йена и его сообщников.
Какой-то парень протянул руку и вытащил Саймона на сушу.
— Мистер Руссо, если не ошибаюсь?
Глава 27
Глава 28
Лили наконец улеглась в постель. Плечо и спина, израненные мраморными осколками, больше не болели.
— Ничего страшного, поверхностные царапины, — заключил шведский доктор, и ей захотелось дать ему оплеуху. Теперь скорее всего у нее прибавится шрамов.
Когда она со вздохом изложила это Саймону, он, обкладывая подушками ее широкое сиденье в первом классе, признался, что обожает искалеченных женщин. Шрамы, по его мнению, были признаком сильного характера.
— Нет, — запротестовала Лили, позволяя ему укутывать ее тонким одеялом, предоставляемым авиакомпанией. — Это всего лишь доказывает, что женщина не разбирается в людях.
Он засмеялся и поцеловал ее. Потом откинул волосы с ее лба и снова поцеловал. Только на этот раз уже не смеялся.
Отстранившись, он сжал ее лицо ладонями и сказал очень тихо, поскольку фильм закончился и пассажиры тускло освещенного салона пытались уснуть:
— Думаю, из нас выйдет идеальная команда, Лили. Ты, я и Несгибаемый Римус.
Лили ничего не ответила, только поудобнее устроилась под одеялом.
Но полет давно закончился, и они, слава Богу, добрались до дома Савича, где и устроились на ночлег.
Лили со вздохом положила голову на подушку.
Похоже, Саймон перенес испытание лучше, чем она, готовая каждую минуту отключиться от усталости. Хорошо бы ему поспать.
Но Саймон никак не мог заснуть: уж очень короткой была раскладушка, того и гляди свалишься на пол. Правда, он сумел прикрыть ноги: нелегкая задача, поскольку они свисали с края. Он временно поселился в комнате Шона, почти напротив спальни Лили, так как малыш все еще жил у миссис Савич.
— Лишняя предосторожность не помешает, — объявил Диллон, помогая Дейну Карверу, новому специальному агенту его подразделения, вносить узкую армейскую раскладушку, на которой предстояло ночевать Саймону. Последний уверял, что поместится даже в колыбельке Шона, лишь бы дали немного поспать.
Умом Саймон понимал, что Лили в полной безопасности, хотя, на его вкус, находится чересчур далеко. Ничего, скоро все это изменится, недаром у негб появился весьма остроумный план. Он уже представлял ее порхающей по своему особняку. Можно переделать одну из спален под ее мастерскую. Там прекрасное освещение, как раз то, что нужно.
Саймон улыбался, вдыхая запах Шона. Чудесный запах, но он бы предпочел очутиться в гостевой спальне, вернее — в постели Лили. Он всегда отличался терпением, и теперь это прекрасное качество ему пригодится, ведь что ни говори, а он знает Лили немногим больше двух недель.
А Лили тем временем металась по кровати, искренне не понимая, почему не может уснуть. Правда, сейчас в Швеции утро. Но она и Саймон пробыли там недолго и не успели привыкнуть к тамошнему времени. Она была до предела измотана, и все же сон не шел.
Может, потому что по-прежнему тревожится о брате? Тамми Таттл так и не показалась. Не пришла за Диллоном, и тот, как, впрочем, и Шерлок, был вне себя от беспокойства и раздражения.
В пятницу днем, как и было объявлено, Диллон взял такси до аэропорта и сел в самолет, летевший в Техас, но в последнюю минуту сошел и тайком вернулся домой.
Настала ночь субботы, все сроки давно вышли, и все же в доме было полно агентов. Джимми не собирался рисковать и потребовал установить очень сложную систему сигнализации.
Лили надеялась, что Диллон и Шерлок крепко спят. Хотя… они скучают по Шону. Когда настало время расходиться, они оба, не сговариваясь, двинулись в комнату сына.
Она повернулась на бок и охнула от внезапного кинжального удара боли. Уж очень не хотелось снова принимать болеутоляющее.
Лили закрыла глаза и вновь увидела огромный зал, увешанный картинами ее бабушки. Теперь они вернутся в музеи всего мира. Олаф и его сын ничего не смогут сделать. Йен проведет в тюрьме много лет. Олаф лежит в реанимации и вряд ли выживет.
Долгое время спустя, когда глаза стали наконец сами закрываться, что-то взбудоражило ее. Словно кольнуло.
Лили приподнялась на локте. Она явно что-то слышала! И это не Саймон, не Диллон и не Шерлок!
Нет, что-то неладно.
Может, она просто накручивает себя?
Может, это проделки измученного мозга?
Или порыв ветра, ударившего веткой дерева о стекло?
Да, звук идет снаружи.
В ее комнате все спокойно.
Или это Саймон проснулся и встал?
Лили выжидала, упорно вглядываясь в темноту.
Ничего.
Она уже стала успокаиваться, когда раздался скрип.
Скрипнули половицы. Но на этот раз кто-то был совсем близко.
Сердце Лили бешено заколотилось.
Лили напряглась, пытаясь разглядеть, что происходит. И слишком поздно заметила быстро метнувшуюся к ней тень, ощутила адскую боль, острым кинжалом вонзившуюся в череп.
Она бессильно обмякла на подушке. И за секунду до того, как потерять сознание, увидела слюнившееся над ней лицо… женское лицо… Поняла, кому оно принадлежит. Чужие губы прошептали:
— Привет, младшая сестричка.
Шерлок не могла заснуть. Рука Диллона тяжело лежала у нее на груди. Он был рядом, теплый… родной, и она жадно вдыхала знакомый запах, но даже это не помогало. Мозг не соглашался отключиться. Она снова и снова перебирала в памяти все, что знала о Тамми. Но важнее всего то, чего они не знают.
Поняв, что больше не вынесет, Шерлок потихоньку отодвинулась от Савича, встала и накинула старый шерстяной халат. На ноги натянула теплые носки.
— У твоей мамы. Лопочет, жует все, что попадается на глаза, и страшно счастлив. Я оставила твоей маме две коробки крекеров.
Савич был слишком измучен и подавлен, чтобы улыбнуться. Но все же вопросительно поднял брови.
— И Бюро, и я согласны с твоим планом! — без обиняков выпалила Шерлок. — Тамми нужен ты, Диллон. Больше она ничего не хочет. Больше ей ничего не нужно. И ни у кого нет сомнения, что она заявится сюда. Я хочу уберечь Шона, поэтому и увезла от греха подальше. Как раз перед твоим приездом Джимми Мейтленд выступил перед прессой и объявил, что больше ты не ведешь дело Тамми Таттл. Старшим следователем вместо тебя назначен Эрон Бриге. Джимми добавил также, что тебе поручено собрать определяющие улики против Уилбура Райта, главаря секты, виновного в жестоких убийствах шерифа и двух его помощников в Флауэрсе, штат Техас. В пятницу ты летишь туда, чтобы начать работу вместе с тамошними представителями закона.
Он прижал ее к себе и пробормотал в курчавые рыжие волосы:
— Ну и шустры вы с мистером Мейтлендом. Значит, в пятницу? Сегодня вторник.
— Да. У Тамми куча времени, чтобы сюда добраться.
— И не говори.
Савич рассеянно почесал в затылке.
— Надеюсь, Габриеллы тоже здесь нет?
— Днем она у твоей мамы. Обе в полной безопасности. Габриелла твердит, что не хочет пропустить ни единого шага Шона.
Зато родители Шона пропустят все!
Савича трясло от ярости. Поражение тяжело на нем сказывалось. Он был готов все разнести. Трудно говорить такое жене, но он должен, хотя она не смирится и не согласится.
— Она меня пугает, — честно признался он, — и я не хочу, чтобы ты была здесь.
Шерлок покорно кинула и спрятала лицо у него на груди.
— Знаю, Диллон, но ничего больше придумать не могу. Джимми Мейтленд тоже говорил, что ты станешь волноваться за меня и Шона, но я никуда не уйду. Теперь, когда и Габриеллы, и Шона здесь нет, даже не воображай, будто сможешь меня отослать. Мы вместе — и будем вместе до конца, как всегда. И достанем ее, будь уверен. Здесь у нас преимущество: это наша территория и мы сможем контролировать ситуацию. Подготовиться к ее появлению, а не просто ждать следующего шага.
Савич еще сильнее сжал плечи жены, почти обоняя ее страх, невыносимый, мучительный. Он поцеловал ее и стискивал, пока она не пискнула.
— У меня кое-какие идеи насчет Тамми. Я много об этом думал.
— Какие именно? — оживилась она, отстраняясь.
— Она обладает силой создавать иллюзии, заставлять людей видеть то, что она им навязывает. И не важно, трюк ли это или странная способность, порожденная ее больным мозгом, — конечный результат одинаков.
Савич отпустил жену и принялся мерить шагами комнату. Подошел к камину, глянул на картину бабки, повернулся и спросил:
— Ты веришь, что она не сможет меня одурачить, если я буду поблизости? Так вот, если мы сможем заманить ее сюда, я обязательно буду поблизости.
Он вернулся к Шерлок, улыбнулся и погладил ее непокорную шевелюру.
— Поцелуй меня, Диллон.
— А большего ты мне не разрешишь?
— Еще как разрешу.
— Прекрасно. Ужин может подождать.
Весь мир мог подождать, пока Шерлок обнимает мужа!
— А после ужина пойдем в спортзал. Снимем напряжение.
— Точно. Но если после того, как я с тобой покончу, у тебя еще останется какое-то напряжение, придется мне пересмотреть программу.
И он рассмеялся, весело и облегченно.
Гетеборг, Швеция
Набухшие облака висели едва не над головой, закрывая луну и звезды. Они принесут дождь, а может, и снег еще до того, как настанет утро.Саймон сидел на дне маленькой лодки со связанными за спиной руками. Элпо усердно работал веслами. Никки прижимал к боку пленника пистолет. Во второй лодке находились Йен Йоргенсон и какой-то незнакомый Саймону коротышка гребец.
Канал оказался широким. По обоим берегам возвышались дома, из окон которых лился тусклый свет. Зловещие тени плясали на воде.
Весла почти не производили шума, только поднимали крошечные волны.
Канал заворачивал вправо, и зданий стало меньше. И ни единой души.
Саймону почти удалось ослабить узел. Еще несколько минут — и он освободит руки. Понадобится совсем немного времени, чтобы восстановить чувствительность.
Но есть ли у него это время? Местность почти пустынна, и теперь они спокойно могут прикончить его.
Он продолжал растягивать путы, стирая кожу до крови, но это не помогало: кровь смазывала веревку.
— Стойте! — крикнул Йен. Вторая лодка поравнялась с первой. — Ну вот, лучшего места не придумаешь. Никки, я хочу сам всадить пулю в этого ублюдка. Потом положишь в мешок и утопишь.
Саймон, даже не видя, понял, что Никки подался к Йену, протягивая оружие. Пора!
Он подпрыгнул, столкнулся с Элпо и бросился на коротышку из другой лодки. Оба суденышка бешено завертелись, над водой послышались проклятия. Саймон ударился о воду и, перед тем как уйти вглубь, услышал всплеск, потом другой.
Господи, на свете нет ничего холоднее, чем эта чертова вода! Но чего он ожидал? Ноябрь в Швеции — не самый теплый месяц. Интересно, сколько пройдет времени, прежде чем он окончательно окоченеет и пойдет ко дну?
Но сейчас некогда размышлять.
Он бешено работал ногами, пытаясь не гадать, когда они онемеют. Нужно освободить руки. Иначе он наверняка погибнет — либо от холода, либо от пули.
Саймон продолжал распутывать узел, пока не достиг дна, отвернул от того места, где, по его предположению, находились убийцы, и поплыл как мог быстрее, работая одними ногами, в противоположном направлении, туда, где район был более оживленным и можно выбраться из канала.
Но скоро он начал задыхаться. Осталось совсем немного — и никакой надежды.
Саймон всплыл наверх и увидел в воде Никки и Йена. Они тихо переговаривались, прислушиваясь к малейшему шуму. Черт, а он так и не освободился! Он услышал крик. Обнаружен!
Элпо принялся лихорадочно грести к нему и даже не остановился, чтобы выудить из воды Йена или Никки.
Но в этот момент руки Саймона выскользнули из веревочной петли. Кровь из ссадин смешивалась с водой. Кожу должно было дьявольски щипать, но Саймон почти ничего не чувствовал. Руки казались обломками дерева.
Стоило Элпо поднять пистолет, как Саймон нырнул. Ледяная вода ударила в лицо. Близко. Слишком близко. Он снова нырнул, футов на десять, и поплыл что было сил к берегу.
Когда он снова выбрался на поверхность, легкие горели от недостатка воздуха, а лодка уже надвигалась на него. Вторая почти не отставала. Преследователи высматривали его.
— Вот он! — заорал Йен. — Ловите! Пули вспороли воду за его спиной, Где-то взвыли сирены.
Саймон ушел вниз, на этот раз глубже, и, изменив направление, поплыл на звуки сирен. Было так холодно, что даже зубы ныли.
Настал момент, когда он уже не смог задерживать дыхание, просто не сумел больше вынести холода.
Саймон медленно всплыл и огляделся.
И не поверил собственным глазам.
На берег канала вылетело с полдюжины полицейских машин. Вооруженные люди что-то кричали по-шведски. Луч прожектора уперся в Йена и его сообщников.
Какой-то парень протянул руку и вытащил Саймона на сушу.
— Мистер Руссо, если не ошибаюсь?
Глава 27
Лили шагала рядом с инвалидным креслом Олафа. Они возвращались в вестибюль с его гигантской шахматной доской и трехфутовыми фигурами, расставленными вдоль стен.
Олаф знаком велел слуге оставить кресло посреди доски, прямо напротив белого короля, взглянул на Лили и сверился с часами, болтавшимися на худом запястье с проступающими венами.
— Ты почти ничего не ела за ужином.
— Почти, — согласилась она.
— Он уже мертв. Прими это и смирись с неизбежным. Лили уставилась на белую королеву. Интересно, тяжелая она? Сумеет Лили поднять ее и швырнуть в мерзкого старикашку?
Она искоса посмотрела на молчаливого слугу, одетого в белое, словно больничный служитель, и спросила:
— Почему вы не купите кресло с электроприводом? Просто нелепо, что он всюду следует за вами!
— Когда ты так высказываешься, я отчетливо вижу, что ты совсем не похожа на бабку, несмотря на внешнее сходство. Непочтительна и злобна. Не стоит, Лили. Мне это не нравится. Я готов поднести тебе головы Фрейзеров на блюде. Что еще я могу предложить?
— Позволить мне и Саймону уехать вместе с картинами бабушки.
— Не будь ребенком. Лучше послушай, это очень важно. От жены я требую послушания. Йен, разумеется, преподаст тебе урок манер и научит держать язык за зубами.
— Олаф, мы живем в новом тысячелетии, и вы очень стары. Даже если умрете через неделю, я откажусь здесь остаться.
Он ударил кулаком по подлокотнику кресла, так что оно подпрыгнуло.
— Черт возьми, будешь делать все, что тебе сказано! Или хочешь увидеть тело любовника, прежде чем согласишься? Прежде чем поймешь, что он в самом деле мертв?
— Он мне не любовник, говорю же!
— А я не верю. Ты говоришь о нем как о каком-то герое, способном преодолеть любые препятствия. Это вздор.
— Только не в случае Саймона.
Ах, она так хотела верить, что Саймон и в самом деле может преодолеть любое препятствие! Даже если это вздор. Но она отчаянно надеялась, что Саймон жив. Он поклялся ей, что выживет, и не нарушит слова. Два часа назад, перед тем как его увели, он легонько сжал ладонями ее лицо и прошептал:
— Со мной все будет хорошо. Ты только твердо верь в это, Лили.
Она облизнула сухие губы, борясь со страхом, ворочавшимся глубоко внутри, и ответила:
— Я думала насчет этих новых критериев, Саймон, и признаю, что, когда дело доходит до мужчин, я действительно нуждаюсь в помощи.
— И ты ее получишь, — кивнул Саймон.
Она смотрела, как его уводят трое мужчин, как закрывается за ними дверь, слышала шорох колес инвалидного кресла по мраморному полу.
Из раздумий ее вырвал голос Олафа:
— Ты забудешь его. Я об этом позабочусь.
Лили воззрилась на двух молчаливых гигантов телохранителей. Они последовали за ними из столовой.
— Знаете, у меня есть потрясающий брат. Не слышали о нем? Диллон Савич. Правда, он не рисует, как наша бабка, а режет по дереву. И создает настоящие произведения искусства.
— Детское хобби, недостойное настоящего мужчины, обладающего умом и решимостью. А ты тратишь время на дурацкие комиксы. Как его зовут? Римус, кажется?
— Да, я рисую политические комиксы. Его зовут Несгибаемый Римус. Совершенно аморален, вроде вас, правда, никогда еще не опускался до заказных убийств. И я добилась определенных успехов. Ну не забавно ли, как талант бабушки находит новые пути, чтобы проявиться в нас, ее внуках?
— Сара Эллиот была уникальна. Другой такой никогда не родится.
— Согласна. Но и такого карикатуриста, как я, не будет. Я тоже единственная в своем роде. А что такое вы, Олаф? Всего лишь одержимый старик, слишком долго имевший неограниченную власть и кучу денег! Скажите, что достойного вы совершили в своей проклятой жизни?
Его лицо налилось краской, дыхание стало затрудненным. Слуга испуганно озирался. Телохранители выпрямились и напряглись, переводя взгляды с Лили на босса. Но ее уже несло. Она не могла остановиться. Ярость и бессилие бушевали в ней. Господи, как она ненавидит этого липкого монстра! Хоть бы у него сосуд в мозгу лопнул от бешенства! Пусть его удар хватит! Это достойная плата за то, что он сделал с ней и Саймоном!
— Я знаю, кто вы: одна из многочисленных завистливых бездарностей, у которых никогда не хватает способностей на сколько-нибудь приличную картину. Вы даже не смогли остаться бледной имитацией, неким подобием художника! Бьюсь об заклад, моя бабушка тоже считала вас жалким, да-да, именно достойным жалости! И наверняка высказала это в лицо, верно?
— Заткнись! — прохрипел он, принимаясь осыпать ее шведскими ругательствами, но поскольку Лили ничего не понимала, то и никак не отреагировала. А вот телохранителям было явно не по себе: очевидно, босс не часто срывался и, уж конечно, не орал и не брызгал слюной.
Но Лили и не подумала заткнуться. Наоборот, набрала в грудь воздуха и завопила еще громче:
— Что она сказала в тот день, когда уехала с дедом? Ведь вы ходили к ней, верно? Умоляли выйти за вас. Но она отказалась, не так ли? Посмеялась над вами? Сказала, что предпочтет даже женоненавистника Пикассо? Что вы ничтожество, вызывающее у нее только отвращение своими претензиями и прилипчивой любовью? Так что она сказала вам, Олаф?
— Черт бы тебя побрал! Она назвала меня избалованным мальчишкой, у которого чересчур много денег и который навсегда останется пустым эгоистом!
Он снова зашелся в кашле, отчаянно тряся головой.
— Вижу, вы точно помните все, что сказала вам моя бабушка! Но это было более шестидесяти пяти лет назад! Господи, вы и тогда были ничем, а сейчас… просто смотреть страшно! Омерзительное зрелище!
— Заткнись! — повторил он. Похоже, ей удалось вывести его из себя. Худые, покрытые старческими веснушками руки сжимали подлокотники кресла, искривленные скрюченные пальцы побелели от напряжения.
Слуга наклонился над ним и что-то тихо сказал. Лили не поняла ни единого слова. Олаф, не обращая на него внимания, пренебрежительно отмахнулся. Лили язвительно улыбнулась:
— Знаете, Сара так любила Эмерсона, что непрерывно его рисовала. В коллекции нашей мамы есть шесть портретов.
— Знаю! — почти взвыл он. — Конечно, знаю! Думаешь, мне нужны портреты этого обывателя? Паршивого филистера? Чертов дурак не ценил ее! Не понимал! Только я мог понять ее, но она меня оставила. Я умолял ее на коленях, но она не слушала.
Он трясся так сильно, что казалось, вот-вот упадет с кресла.
Неожиданно он что-то крикнул слуге. Тот взялся за ручки и принялся толкать кресло вперед.
— Эй, Олаф, вы, никак, бежите от меня? Неужели не хотите выслушать до конца? Клянусь, вам сказали правду второй раз в жизни! Больше не хотите жениться на мне?
Он продолжал кричать, но изо рта вырывались бессвязные фразы, смесь английских и шведских слов. Похоже, он окончательно спятил! Что он собирается делать? Почему велел себя увезти?
Она прижалась к белому королю, вздрагивая от запоздалой реакции, гадая, до чего довела его своими издевательствами. И бежать некуда: телохранители не пустят ее дальше двери.
Куда потащил Олафа слуга? Какой приказ получил?
Телохранители тихо переговаривались, недоуменно таращась на нее и не зная, что теперь делать.
Праведный гнев сменился страхом, но Лили старалась держаться. До чего же она, оказывается, похожа на бабушку! Обе столкнулись лицом к лицу с этим человеком и повели себя одинаково! И Лили этим гордилась.
Она мучительно соображала, что теперь предпринять.
Но времени у нее не осталось. За дверью послышался знакомый шорох колес. Вновь появился Олаф. На этот раз он сам управлял креслом, хотя руки заметно дрожали. Телохранители шагнули вперед. Даже не глядя на них, он покачал головой. Он смотрел на Лили, и в глазах сверкали отблески воспоминаний, живых и болезненных. Воспоминаний о той, другой. И она поняла, что случившееся много лет назад было для него ужасным ударом. Навеки искалечило его душу. Уничтожило все его представления о себе как о нормальном и привлекательном мужчине. И теперь он увидел, кем стал после того давнего дня.
Лили заметила безумие в его взгляде. Безумие, перешедшее за грань ненависти. И все это было направлено на нее. На нее и бабушку, которая уже умерла и ускользнула от его мести. Все, что терзало его, десятилетия одержимости ее бабушкой, идеальной, единственной женщиной в его представлении, вышло наружу и взбунтовалось, когда Лили заставила его вспомнить реальные события и тот день, когда Сара Эллиот объявила, что уезжает с другим мужчиной.
Он остановился в нескольких футах от нее. Интересно, видит ли он ее силуэт или она остается всего лишь смутной тенью?
— Я решил, что не женюсь на тебе, — спокойно объявил он. — Теперь мне ясно, что ты не заслуживаешь ни моей преданности, ни восхищения. Между тобой и Сарой нет ничего общего.
Он поднял маленький «дерринджер» и прицелился в нее.
— Фрейзеры мертвы. Живыми они мне не нужны. Да и ты тоже.
Телохранители дружно шагнули вперед.
Он велел убить Фрейзеров?!
Лили метнулась к креслу и, толкнув что было сил, перевернула его набок. Олаф вывалился на пол. Лили не медля помчалась обратно и растянулась за белым королем. Два выстрела прозвучали одновременно. Голова короля отлетела, и мраморные осколки фонтаном брызнули в разные стороны.
Послышался топот телохранителей, но Лили не шевелилась. Несколько кусочков мрамора ударили в нее, и по руке поползла струйка крови, пятная белое платье. Олаф выкрикивал ругательства, требуя узнать, убил он Лили или нет. Телохранители что-то отвечали по-шведски. Они не погнались за ней, очевидно, потому, что Олаф хотел убить ее собственными руками, сберегая удовольствие для себя, и они это знали.
Лили поползла на четвереньках к большой парадной двери, прячась за королевой, за слоном… краем глаза поглядывая на Олафа. Один из мужчин склонился над ним, протягивая свой револьвер. Потом поднял Олафа и снова усадил в кресло. Тот прицелился.
Лили спряталась за конем. До двери оставалось не более десяти футов.
— Мне нравится это игра! — заорал Олаф и выстрелил. Слон покачнулся и разбился, осыпав ее градом осколков. Лили ощутила резкую боль, но, к счастью, могла двигать ногами. Она прижалась к коню и застыла.
Олаф рассмеялся. Еще один выстрел, прозвучавший непристойно громко в тишине, отколол большой кусок от мраморного пола, но Олаф продолжал палить, и белый конь опрокинулся на королеву.
Очередная пуля просвистела мимо уха, и она прижалась к полу. Один из телохранителей с воплем бросился к ней. Почему?
И тут началась настоящая пальба. Только стреляли отчего-то со стороны двери. Ругательства, шум, суматоха… Дверь слетела с петель и с грохотом рухнула на пол.
Олаф и телохранители лихорадочно отстреливались. Лили вскочила, подняла голову коня, подбежала ближе и швырнула в Олафа. И попала в цель. Кресло опрокинулось вместе со стариком. Телохранители позорно отступали.
Снова пальба. Такой ор, столько шума… И Саймон. Саймон здесь, за каким-то полисменом. Он жив!
Внезапно наступила тишина. Значит… значит, все кончено?
Лили ринулась к Саймону, бросилась ему на шею и застыла. Его руки судорожно сжались.
Она подняла голову и улыбнулась ему.
— Я рада, что ты пришел вовремя. Мне тут совсем худо пришлось.
Олаф как заведенный выплевывал ругательства. Кто-то пнул его ногой, и он заткнулся.
— Все кончено, Лили, все кончено, — шепнул ей Саймон. — Олаф от нас не уйдет. Пора позаботиться о себе. Кстати, у тебя идет кровь. Не шевелись, пока не приедет «скорая».
— Ничего у меня нет. Просто порезы от мраморных осколков. А почему ты мокрый? Купался?
— Так получилось. По неосторожности. Не двигайся.
— Нет, расскажи, как тебе удалось от них удрать? Что случилось?
Поняв, что она не отвяжется, он постарался объяснить как можно короче и спокойнее:
— Я нырнул в канал, пытаясь смыться, но не смог. Зато на берег меня вытянул целый отряд полисменов. Они же позаботились об Элпо, Никки и Йене. Никого не убили. Все сидят в местной кутузке, и это заслуга твоего брата. Позвонил другу в Стокгольм, у которого, как оказалось, живут в Гетеборге два брата и оба служат в полиции. Так что за особняком велась слежка. Копы увидели, как меня запихали в машину, вызвали подкрепление и поехали следом.
— Я хочу познакомиться с этими братьями, — решила Лили, и впервые за все это время ей захотелось улыбнуться. Она так и сделала. Лицо ее озарилось чудесной, полной надежды улыбкой.
Олаф знаком велел слуге оставить кресло посреди доски, прямо напротив белого короля, взглянул на Лили и сверился с часами, болтавшимися на худом запястье с проступающими венами.
— Ты почти ничего не ела за ужином.
— Почти, — согласилась она.
— Он уже мертв. Прими это и смирись с неизбежным. Лили уставилась на белую королеву. Интересно, тяжелая она? Сумеет Лили поднять ее и швырнуть в мерзкого старикашку?
Она искоса посмотрела на молчаливого слугу, одетого в белое, словно больничный служитель, и спросила:
— Почему вы не купите кресло с электроприводом? Просто нелепо, что он всюду следует за вами!
— Когда ты так высказываешься, я отчетливо вижу, что ты совсем не похожа на бабку, несмотря на внешнее сходство. Непочтительна и злобна. Не стоит, Лили. Мне это не нравится. Я готов поднести тебе головы Фрейзеров на блюде. Что еще я могу предложить?
— Позволить мне и Саймону уехать вместе с картинами бабушки.
— Не будь ребенком. Лучше послушай, это очень важно. От жены я требую послушания. Йен, разумеется, преподаст тебе урок манер и научит держать язык за зубами.
— Олаф, мы живем в новом тысячелетии, и вы очень стары. Даже если умрете через неделю, я откажусь здесь остаться.
Он ударил кулаком по подлокотнику кресла, так что оно подпрыгнуло.
— Черт возьми, будешь делать все, что тебе сказано! Или хочешь увидеть тело любовника, прежде чем согласишься? Прежде чем поймешь, что он в самом деле мертв?
— Он мне не любовник, говорю же!
— А я не верю. Ты говоришь о нем как о каком-то герое, способном преодолеть любые препятствия. Это вздор.
— Только не в случае Саймона.
Ах, она так хотела верить, что Саймон и в самом деле может преодолеть любое препятствие! Даже если это вздор. Но она отчаянно надеялась, что Саймон жив. Он поклялся ей, что выживет, и не нарушит слова. Два часа назад, перед тем как его увели, он легонько сжал ладонями ее лицо и прошептал:
— Со мной все будет хорошо. Ты только твердо верь в это, Лили.
Она облизнула сухие губы, борясь со страхом, ворочавшимся глубоко внутри, и ответила:
— Я думала насчет этих новых критериев, Саймон, и признаю, что, когда дело доходит до мужчин, я действительно нуждаюсь в помощи.
— И ты ее получишь, — кивнул Саймон.
Она смотрела, как его уводят трое мужчин, как закрывается за ними дверь, слышала шорох колес инвалидного кресла по мраморному полу.
Из раздумий ее вырвал голос Олафа:
— Ты забудешь его. Я об этом позабочусь.
Лили воззрилась на двух молчаливых гигантов телохранителей. Они последовали за ними из столовой.
— Знаете, у меня есть потрясающий брат. Не слышали о нем? Диллон Савич. Правда, он не рисует, как наша бабка, а режет по дереву. И создает настоящие произведения искусства.
— Детское хобби, недостойное настоящего мужчины, обладающего умом и решимостью. А ты тратишь время на дурацкие комиксы. Как его зовут? Римус, кажется?
— Да, я рисую политические комиксы. Его зовут Несгибаемый Римус. Совершенно аморален, вроде вас, правда, никогда еще не опускался до заказных убийств. И я добилась определенных успехов. Ну не забавно ли, как талант бабушки находит новые пути, чтобы проявиться в нас, ее внуках?
— Сара Эллиот была уникальна. Другой такой никогда не родится.
— Согласна. Но и такого карикатуриста, как я, не будет. Я тоже единственная в своем роде. А что такое вы, Олаф? Всего лишь одержимый старик, слишком долго имевший неограниченную власть и кучу денег! Скажите, что достойного вы совершили в своей проклятой жизни?
Его лицо налилось краской, дыхание стало затрудненным. Слуга испуганно озирался. Телохранители выпрямились и напряглись, переводя взгляды с Лили на босса. Но ее уже несло. Она не могла остановиться. Ярость и бессилие бушевали в ней. Господи, как она ненавидит этого липкого монстра! Хоть бы у него сосуд в мозгу лопнул от бешенства! Пусть его удар хватит! Это достойная плата за то, что он сделал с ней и Саймоном!
— Я знаю, кто вы: одна из многочисленных завистливых бездарностей, у которых никогда не хватает способностей на сколько-нибудь приличную картину. Вы даже не смогли остаться бледной имитацией, неким подобием художника! Бьюсь об заклад, моя бабушка тоже считала вас жалким, да-да, именно достойным жалости! И наверняка высказала это в лицо, верно?
— Заткнись! — прохрипел он, принимаясь осыпать ее шведскими ругательствами, но поскольку Лили ничего не понимала, то и никак не отреагировала. А вот телохранителям было явно не по себе: очевидно, босс не часто срывался и, уж конечно, не орал и не брызгал слюной.
Но Лили и не подумала заткнуться. Наоборот, набрала в грудь воздуха и завопила еще громче:
— Что она сказала в тот день, когда уехала с дедом? Ведь вы ходили к ней, верно? Умоляли выйти за вас. Но она отказалась, не так ли? Посмеялась над вами? Сказала, что предпочтет даже женоненавистника Пикассо? Что вы ничтожество, вызывающее у нее только отвращение своими претензиями и прилипчивой любовью? Так что она сказала вам, Олаф?
— Черт бы тебя побрал! Она назвала меня избалованным мальчишкой, у которого чересчур много денег и который навсегда останется пустым эгоистом!
Он снова зашелся в кашле, отчаянно тряся головой.
— Вижу, вы точно помните все, что сказала вам моя бабушка! Но это было более шестидесяти пяти лет назад! Господи, вы и тогда были ничем, а сейчас… просто смотреть страшно! Омерзительное зрелище!
— Заткнись! — повторил он. Похоже, ей удалось вывести его из себя. Худые, покрытые старческими веснушками руки сжимали подлокотники кресла, искривленные скрюченные пальцы побелели от напряжения.
Слуга наклонился над ним и что-то тихо сказал. Лили не поняла ни единого слова. Олаф, не обращая на него внимания, пренебрежительно отмахнулся. Лили язвительно улыбнулась:
— Знаете, Сара так любила Эмерсона, что непрерывно его рисовала. В коллекции нашей мамы есть шесть портретов.
— Знаю! — почти взвыл он. — Конечно, знаю! Думаешь, мне нужны портреты этого обывателя? Паршивого филистера? Чертов дурак не ценил ее! Не понимал! Только я мог понять ее, но она меня оставила. Я умолял ее на коленях, но она не слушала.
Он трясся так сильно, что казалось, вот-вот упадет с кресла.
Неожиданно он что-то крикнул слуге. Тот взялся за ручки и принялся толкать кресло вперед.
— Эй, Олаф, вы, никак, бежите от меня? Неужели не хотите выслушать до конца? Клянусь, вам сказали правду второй раз в жизни! Больше не хотите жениться на мне?
Он продолжал кричать, но изо рта вырывались бессвязные фразы, смесь английских и шведских слов. Похоже, он окончательно спятил! Что он собирается делать? Почему велел себя увезти?
Она прижалась к белому королю, вздрагивая от запоздалой реакции, гадая, до чего довела его своими издевательствами. И бежать некуда: телохранители не пустят ее дальше двери.
Куда потащил Олафа слуга? Какой приказ получил?
Телохранители тихо переговаривались, недоуменно таращась на нее и не зная, что теперь делать.
Праведный гнев сменился страхом, но Лили старалась держаться. До чего же она, оказывается, похожа на бабушку! Обе столкнулись лицом к лицу с этим человеком и повели себя одинаково! И Лили этим гордилась.
Она мучительно соображала, что теперь предпринять.
Но времени у нее не осталось. За дверью послышался знакомый шорох колес. Вновь появился Олаф. На этот раз он сам управлял креслом, хотя руки заметно дрожали. Телохранители шагнули вперед. Даже не глядя на них, он покачал головой. Он смотрел на Лили, и в глазах сверкали отблески воспоминаний, живых и болезненных. Воспоминаний о той, другой. И она поняла, что случившееся много лет назад было для него ужасным ударом. Навеки искалечило его душу. Уничтожило все его представления о себе как о нормальном и привлекательном мужчине. И теперь он увидел, кем стал после того давнего дня.
Лили заметила безумие в его взгляде. Безумие, перешедшее за грань ненависти. И все это было направлено на нее. На нее и бабушку, которая уже умерла и ускользнула от его мести. Все, что терзало его, десятилетия одержимости ее бабушкой, идеальной, единственной женщиной в его представлении, вышло наружу и взбунтовалось, когда Лили заставила его вспомнить реальные события и тот день, когда Сара Эллиот объявила, что уезжает с другим мужчиной.
Он остановился в нескольких футах от нее. Интересно, видит ли он ее силуэт или она остается всего лишь смутной тенью?
— Я решил, что не женюсь на тебе, — спокойно объявил он. — Теперь мне ясно, что ты не заслуживаешь ни моей преданности, ни восхищения. Между тобой и Сарой нет ничего общего.
Он поднял маленький «дерринджер» и прицелился в нее.
— Фрейзеры мертвы. Живыми они мне не нужны. Да и ты тоже.
Телохранители дружно шагнули вперед.
Он велел убить Фрейзеров?!
Лили метнулась к креслу и, толкнув что было сил, перевернула его набок. Олаф вывалился на пол. Лили не медля помчалась обратно и растянулась за белым королем. Два выстрела прозвучали одновременно. Голова короля отлетела, и мраморные осколки фонтаном брызнули в разные стороны.
Послышался топот телохранителей, но Лили не шевелилась. Несколько кусочков мрамора ударили в нее, и по руке поползла струйка крови, пятная белое платье. Олаф выкрикивал ругательства, требуя узнать, убил он Лили или нет. Телохранители что-то отвечали по-шведски. Они не погнались за ней, очевидно, потому, что Олаф хотел убить ее собственными руками, сберегая удовольствие для себя, и они это знали.
Лили поползла на четвереньках к большой парадной двери, прячась за королевой, за слоном… краем глаза поглядывая на Олафа. Один из мужчин склонился над ним, протягивая свой револьвер. Потом поднял Олафа и снова усадил в кресло. Тот прицелился.
Лили спряталась за конем. До двери оставалось не более десяти футов.
— Мне нравится это игра! — заорал Олаф и выстрелил. Слон покачнулся и разбился, осыпав ее градом осколков. Лили ощутила резкую боль, но, к счастью, могла двигать ногами. Она прижалась к коню и застыла.
Олаф рассмеялся. Еще один выстрел, прозвучавший непристойно громко в тишине, отколол большой кусок от мраморного пола, но Олаф продолжал палить, и белый конь опрокинулся на королеву.
Очередная пуля просвистела мимо уха, и она прижалась к полу. Один из телохранителей с воплем бросился к ней. Почему?
И тут началась настоящая пальба. Только стреляли отчего-то со стороны двери. Ругательства, шум, суматоха… Дверь слетела с петель и с грохотом рухнула на пол.
Олаф и телохранители лихорадочно отстреливались. Лили вскочила, подняла голову коня, подбежала ближе и швырнула в Олафа. И попала в цель. Кресло опрокинулось вместе со стариком. Телохранители позорно отступали.
Снова пальба. Такой ор, столько шума… И Саймон. Саймон здесь, за каким-то полисменом. Он жив!
Внезапно наступила тишина. Значит… значит, все кончено?
Лили ринулась к Саймону, бросилась ему на шею и застыла. Его руки судорожно сжались.
Она подняла голову и улыбнулась ему.
— Я рада, что ты пришел вовремя. Мне тут совсем худо пришлось.
Олаф как заведенный выплевывал ругательства. Кто-то пнул его ногой, и он заткнулся.
— Все кончено, Лили, все кончено, — шепнул ей Саймон. — Олаф от нас не уйдет. Пора позаботиться о себе. Кстати, у тебя идет кровь. Не шевелись, пока не приедет «скорая».
— Ничего у меня нет. Просто порезы от мраморных осколков. А почему ты мокрый? Купался?
— Так получилось. По неосторожности. Не двигайся.
— Нет, расскажи, как тебе удалось от них удрать? Что случилось?
Поняв, что она не отвяжется, он постарался объяснить как можно короче и спокойнее:
— Я нырнул в канал, пытаясь смыться, но не смог. Зато на берег меня вытянул целый отряд полисменов. Они же позаботились об Элпо, Никки и Йене. Никого не убили. Все сидят в местной кутузке, и это заслуга твоего брата. Позвонил другу в Стокгольм, у которого, как оказалось, живут в Гетеборге два брата и оба служат в полиции. Так что за особняком велась слежка. Копы увидели, как меня запихали в машину, вызвали подкрепление и поехали следом.
— Я хочу познакомиться с этими братьями, — решила Лили, и впервые за все это время ей захотелось улыбнуться. Она так и сделала. Лицо ее озарилось чудесной, полной надежды улыбкой.
Глава 28
Вашингтон
Поздним вечером в субботу похолодало так, что даже Стокгольм казался тропиками по сравнению с Вашингтоном. Температура упала, небеса разверзлись и осыпали все восточное побережье мелким снегом.Лили наконец улеглась в постель. Плечо и спина, израненные мраморными осколками, больше не болели.
— Ничего страшного, поверхностные царапины, — заключил шведский доктор, и ей захотелось дать ему оплеуху. Теперь скорее всего у нее прибавится шрамов.
Когда она со вздохом изложила это Саймону, он, обкладывая подушками ее широкое сиденье в первом классе, признался, что обожает искалеченных женщин. Шрамы, по его мнению, были признаком сильного характера.
— Нет, — запротестовала Лили, позволяя ему укутывать ее тонким одеялом, предоставляемым авиакомпанией. — Это всего лишь доказывает, что женщина не разбирается в людях.
Он засмеялся и поцеловал ее. Потом откинул волосы с ее лба и снова поцеловал. Только на этот раз уже не смеялся.
Отстранившись, он сжал ее лицо ладонями и сказал очень тихо, поскольку фильм закончился и пассажиры тускло освещенного салона пытались уснуть:
— Думаю, из нас выйдет идеальная команда, Лили. Ты, я и Несгибаемый Римус.
Лили ничего не ответила, только поудобнее устроилась под одеялом.
Но полет давно закончился, и они, слава Богу, добрались до дома Савича, где и устроились на ночлег.
Лили со вздохом положила голову на подушку.
Похоже, Саймон перенес испытание лучше, чем она, готовая каждую минуту отключиться от усталости. Хорошо бы ему поспать.
Но Саймон никак не мог заснуть: уж очень короткой была раскладушка, того и гляди свалишься на пол. Правда, он сумел прикрыть ноги: нелегкая задача, поскольку они свисали с края. Он временно поселился в комнате Шона, почти напротив спальни Лили, так как малыш все еще жил у миссис Савич.
— Лишняя предосторожность не помешает, — объявил Диллон, помогая Дейну Карверу, новому специальному агенту его подразделения, вносить узкую армейскую раскладушку, на которой предстояло ночевать Саймону. Последний уверял, что поместится даже в колыбельке Шона, лишь бы дали немного поспать.
Умом Саймон понимал, что Лили в полной безопасности, хотя, на его вкус, находится чересчур далеко. Ничего, скоро все это изменится, недаром у негб появился весьма остроумный план. Он уже представлял ее порхающей по своему особняку. Можно переделать одну из спален под ее мастерскую. Там прекрасное освещение, как раз то, что нужно.
Саймон улыбался, вдыхая запах Шона. Чудесный запах, но он бы предпочел очутиться в гостевой спальне, вернее — в постели Лили. Он всегда отличался терпением, и теперь это прекрасное качество ему пригодится, ведь что ни говори, а он знает Лили немногим больше двух недель.
А Лили тем временем металась по кровати, искренне не понимая, почему не может уснуть. Правда, сейчас в Швеции утро. Но она и Саймон пробыли там недолго и не успели привыкнуть к тамошнему времени. Она была до предела измотана, и все же сон не шел.
Может, потому что по-прежнему тревожится о брате? Тамми Таттл так и не показалась. Не пришла за Диллоном, и тот, как, впрочем, и Шерлок, был вне себя от беспокойства и раздражения.
В пятницу днем, как и было объявлено, Диллон взял такси до аэропорта и сел в самолет, летевший в Техас, но в последнюю минуту сошел и тайком вернулся домой.
Настала ночь субботы, все сроки давно вышли, и все же в доме было полно агентов. Джимми не собирался рисковать и потребовал установить очень сложную систему сигнализации.
Лили надеялась, что Диллон и Шерлок крепко спят. Хотя… они скучают по Шону. Когда настало время расходиться, они оба, не сговариваясь, двинулись в комнату сына.
Она повернулась на бок и охнула от внезапного кинжального удара боли. Уж очень не хотелось снова принимать болеутоляющее.
Лили закрыла глаза и вновь увидела огромный зал, увешанный картинами ее бабушки. Теперь они вернутся в музеи всего мира. Олаф и его сын ничего не смогут сделать. Йен проведет в тюрьме много лет. Олаф лежит в реанимации и вряд ли выживет.
Долгое время спустя, когда глаза стали наконец сами закрываться, что-то взбудоражило ее. Словно кольнуло.
Лили приподнялась на локте. Она явно что-то слышала! И это не Саймон, не Диллон и не Шерлок!
Нет, что-то неладно.
Может, она просто накручивает себя?
Может, это проделки измученного мозга?
Или порыв ветра, ударившего веткой дерева о стекло?
Да, звук идет снаружи.
В ее комнате все спокойно.
Или это Саймон проснулся и встал?
Лили выжидала, упорно вглядываясь в темноту.
Ничего.
Она уже стала успокаиваться, когда раздался скрип.
Скрипнули половицы. Но на этот раз кто-то был совсем близко.
Сердце Лили бешено заколотилось.
Лили напряглась, пытаясь разглядеть, что происходит. И слишком поздно заметила быстро метнувшуюся к ней тень, ощутила адскую боль, острым кинжалом вонзившуюся в череп.
Она бессильно обмякла на подушке. И за секунду до того, как потерять сознание, увидела слюнившееся над ней лицо… женское лицо… Поняла, кому оно принадлежит. Чужие губы прошептали:
— Привет, младшая сестричка.
Шерлок не могла заснуть. Рука Диллона тяжело лежала у нее на груди. Он был рядом, теплый… родной, и она жадно вдыхала знакомый запах, но даже это не помогало. Мозг не соглашался отключиться. Она снова и снова перебирала в памяти все, что знала о Тамми. Но важнее всего то, чего они не знают.
Поняв, что больше не вынесет, Шерлок потихоньку отодвинулась от Савича, встала и накинула старый шерстяной халат. На ноги натянула теплые носки.