— Давай позвоним ма и поговорим с Шоном.

Глава 5

Юрика, Калифорния
   Кларк Хойт, глава нового офиса ФБР в Юрике. открывшегося менее года назад, вручил Савичу пузырек с таблетками.
   — Простите, агент Савич, это всего лишь обычный антидепрессант. Так называемый элавил.
   — Плохо, — буркнул Савич, глядя из окна на небольшой парк. Деревья просто пылали осенними красками. Если чуть повернуть голову направо, можно увидеть район Старого города, неподалеку от пристани. Прекрасный город, застроенный викторианскими домами…
   — Могу я чем-то помочь, агент Савич? Похоже, вы расстроены.
   Савич покачал головой.
   — Мне очень хотелось что-то обнаружить. Жаль, что ничего не вышло. Все было бы значительно легче, окажись в таблетках что-то вроде наркотика. Я уже говорил, что машину, на которой ехала моя сестра, пустили под пресс. Вот я и возлагал большие надежды на эти таблетки. Кстати, зовите меня просто Савич.
   — О'кей, а я — Хойт. Насчет машины… уж чересчур быстро это было проделано.
   — Тут вы правы, но, с другой стороны, такая у меня работа — всех подозревать. Может, это слишком примитивно. Но пока что я в тупике. Думаю, самое время покопаться в прошлом моего зятька, доктора Теннисона Фрейзера.
   Кларк Хойт, наслышанный о приключениях Савича, Шерлок и «Макса», лэптопа-трансвестита Савича, даже удивился немного:
   — Только не говорите, что вы не выискали всю подноготную этого парня еще до того, как он женился на вашей сестре. Уж кажется, брат должен был пересчитать даже пломбы в его зубах.
   — Да, конечно, я провел расследование, но не слишком тщательное. Узнал только, что у него не было неприятностей с законом, не имел дела с алкоголем или наркотиками, все в таком роде.
   — А он, случайно, не двоеженец?
   — Вот это мне не известно. По словам Лили, он сразу же сообщил о том, что уже был женат и что его жена умерла. Знаете, Хойт, теперь мне вдруг пришло в голову, что неплохо бы узнать, что с ней стряслось. И сколько времени прошло от свадьбы до похорон.
   Глаза Хойта заблестели.
   — Савич, вы действительно считаете, что он пытается убить свою жену? Но таблетки оказались вполне невинным лекарством.
   — Да, и я ни в чем не уверен. Но вы ведь знаете: информация — самое важное в работе копа. — Савич взволнованно потер ладони. — Вот и работа для «Макса». Он такие вещи просто обожает.
   — Надеюсь, вам известно, что Фрейзеры в здешних местах считаются большими людьми. У папаши Фрейзера деловые связи по всему штату.
   — Да. Прежде у меня не было нужды копаться в его финансах и сделках, но, думаю, пора все просеять сквозь сито.
   — Надеюсь, ваша сестра поправится.
   — О да, ничего серьезного.
   — Я, как вы просили, добыл список лучших женщин-психиатров в стране. Надеюсь, кто-нибудь сумеет помочь вашей сестре.
   — Дай Бог. Но знаете, несмотря на то что доказательств нечестной игры мы так и не нашли и все действительно выглядит, будто она специально разбила машину, я просто поверить не могу, что Лили пыталась покончить с собой. И кто бы меня в этом ни убеждал, я снова и снова возвращаюсь к тому факту, что ее характер и мировоззрение просто не вписываются в общую картину.
   — Люди меняются, Савич. Даже те, которых мы горячо любим. Иногда мы просто не видим перемен, потому что рассматриваем родных со слишком близкого расстояния.
   Диллон снова окинул взглядом уютный парк.
   — Когда Лили было тринадцать, она буквально держала в руках все игорные операции в округе. Принимала пари на все, от результатов футбольного чемпионата между местными колледжами до имени лучшего игрока в профессиональный баскетбол. Родители на стенку лезли. И поскольку мой па был агентом ФБР, местные копы палец о палец не ударяли, только ехидно посмеивались. Думаю, втайне они восхищались ее ловкостью, но причиняли отцу немало неприятностей, называя ее яблочком, недалеко укатившимся от яблони. Но в восемнадцать лет она вдруг осознала, что любит рисовать, и притом совсем неплохо. Знаете, она ведь художница, и очень талантливая.
   — Первый раз слышу.
   — Честно говоря, она унаследовала способности от нашей бабушки, Сары Эллиот.
   — Сара Эллиот? Господи, та самая Сара Эллиот, чьи картины висят во всех музеях?
   — Да, но Лили избрала другой путь: она превосходная карикатуристка, очень остроумная. Никогда не видели серию комиксов «Несгибаемый Римус»?
   Хойт покачал головой.
   — Ну… это что-то вроде политической сатиры. Последние семь месяцев, после смерти дочери, она почти не работала. Но когда немного придет в себя, немало газет будут драться за честь напечатать ее работы.
   — Они так хороши?
   — Думаю, да. Так вот, принимая во внимание ее талант и происхождение, неужели можно поверить, что она попытается убить себя через семь месяцев после гибели дочери?
   — Из букмекера прямо в карикатуристы? Для этого нужна незаурядная воля. А самоубийство?
   Хойт вздохнул.
   — Нет, представить невозможно, чтобы она настолько потеряла волю к жизни, но кто знает? Разве не считается, что все творческие люди чересчур чувствительны, постоянно находятся под стрессом и крайне темпераментны? Говорите, она по-прежнему ничего не помнит об аварии?
   — Ничего.
   — Но что вы собираетесь делать?
   — Посмотрим… когда «Макс» все проверит. Но как бы то ни было, я увожу Лили с собой в Вашингтон. Думаю, уже ясно, что в Гемлок-Бей для нее слишком нездоровый климат.
   — Но все могло быть совершенно невинно, — возразил Кларк. — Что, если она не справилась с управлением?
   — Да, но знаете что? На этот раз я увидел своего зятя под другим углом. Может быть, посмотрел на него глазами Лили. Не слишком приятное зрелище. Просто руки чесались придушить его. А заодно вышвырнуть его папочку в окошко.
   Хойт рассмеялся.
   — Дайте знать, если что-то понадобится.
   — Обязательно воспользуюсь вашим предложением, спасибо, Хойт. И за список шринков тоже.
Гемлок-Бей, Калифорния
   В следующее воскресенье, через четыре дня после операции, доктор объявил, что Лили вполне можно выписать. Боли почти не было, потому что доктор Ларч по нескольку раз на день заходил в палату и с решительным видом протягивал таблетки болеутоляющего. Правда, ходила она согнувшись, как старуха, но глаза прояснились, а настроение было самое бодрое.
   Шерлок хотела расспросить доктора Ларча о приказе доктора Фрейзера уменьшить жене дозу наркотиков, но Савич отсоветовал.
   — Оставим этот козырь про запас, — велел он.
   — В записях больше ничего интересного, — жаловалась Шерлок, снимая «жучок» с больничной койки, пока Лили мылась в маленькой ванной. — Даже в переговорах врача с сестрами.
   Толкая кресло-каталку сестры по направлению к лифту, Савич объявил:
   — Я сказал Теннисону, что вместе с Шерлок отвезу тебя к новому шринку. Ему это не слишком понравилось: мол, он ничего не знает об этой женщине. Она может попросту оказаться шарлатанкой, и он потеряет кучу денег, да еще твое состояние ухудшится. Я позволил ему выговориться и нагло улыбнулся прямо в физиономию.
   — И эта улыбка, — докончила Шерлок, — подразумевает: попробуй только встать на моем пути, парень, и на тебе места живого не останется.
   — Теннисон может рвать и метать хоть до второго пришествия, все равно против меня он бессилен. Представляешь, отвел меня в сторону и попросил убедить тебя встретиться с доктором Розетти. Не понимаю, почему он такого высокого мнения об этом типе.
   — Да он омерзителен! — вздрогнула Лили. — Сегодня утром снова явился. Медсестра только что вымыла мне голову, так что я выглядела вполне презентабельно и смогла вынести его присутствие.
   — И чем все кончилось? — поинтересовалась Шерлок, которой доверили нести сумочку с вещами Лили. Савич вкатил кресло в лифт и нажал кнопку. Кроме них, в лифте никого не было.
   Лили снова содрогнулась.
   — По-моему, он еще раз поговорил с Теннисоном и поэтому попытался сменить тактику. Для начала попробовал втереться ко мне в доверие. Когда он вполз в палату… именно вполз, как змея, медсестра как раз сушила мне волосы феном…
 
   — Здравствуйте, доктор, — приветствовала Карла Брунсвик.
   — Оставьте нас ненадолго, сестра. Спасибо.
   — Я не желаю, чтобы сестра Брунсвик уходила, — вмешалась Лили. — Боюсь, придется уйти вам.
   — Пожалуйста, миссис Фрейзер, уделите мне минуту вашего времени. Боюсь, мы не слишком поладили во время моего первого визита, вернее — не с того начали. Вас только что привезли из операционной: вполне естественно, что вам было не до меня и вообще ни до чего. Я очень прошу вас, поговорите со мной.
   Медсестра Брунсвик улыбнулась Лили, погладила ее по руке и направилась к двери.
   — Вы не оставили мне никакого выхода, Рассел. Ничего не поделаешь. Что вам нужно?
   Если его и разозлила ее фамильярность, он не подал виду. Продолжая улыбаться, он приблизился к койке и по своей идиотской привычке навис над ней. Она невольно взглянула на его руки. На этот раз на мизинце сверкал огромный бриллиант. Господи, почему у нее не хватает сил вышвырнуть этого типа из палаты?
   — Я всего лишь хотел поговорить с вами, миссис Фрейзер… Лили. Посмотреть… может, мы сумеем найти общий язык и вы начнете доверять мне… позволите помочь…
   — Нет.
   — Вы страдаете от боли, Лили?
   — Да, Рассел.
   — Хотите, чтобы я дал вам мягкий антидепрессант?
   — Вы не поняли. Моя боль — чисто физическая. Кажется, вы забыли: у меня ушиблены ребра и удалена селезенка.
   — Что ж. может, эта боль заглушит другую. Душевную.
   — Надеюсь на это.
   — Миссис Фрейзер… Лили, не хотели бы вы прийти ко мне на прием… скажем, в следующий понедельник? У вас впереди еще целая неделя, чтобы поправиться.
   — Нет, Рассел. А вот и доктор Ларч! Входите скорее! Доктор Розетти уже уходит.
   Савича разрывало от злости к тому времени, как Лили закончила рассказ, но сама она смеялась:
   — Если собираешься поколотить его, Диллон, лучше не стоит. Он просто повернулся и ушел, без единого слова. Доктор Ларч с места не двинулся, пока он не убрался.
   — Одного не понимаю, — задумчиво протянула Шерлок, — почему Теннисон так упорно заставляет тебя лечиться именно у Розетти? Не находите это странным? Ты только что в лицо Розетти не плюешь, а он по-прежнему тебя уговаривает.
   — Действительно, странно, — кивнул Савич. — Но посмотрим, что скажет «Макс» насчет Рассела Розетти. Он собирался дать тебе антидепрессанты прямо там, в палате?
   — Похоже, что так.
   Усадив Лили в машину, Савич заботливо обложил ее подушками, пристегнул ремнем безопасности и объявил:
   — У меня есть для тебя психиатр, Лили. На этот раз женщина, прекрасно владеющая гипнозом. Как тебе?
   — Гипноз? О Господи, она поможет мне вспомнить, как все было!
   — Надеюсь. Во всяком случае, это начало. Вероятно, это немного оживит твою память. И поскольку сегодня воскресенье, она придет в свой офис специально ради тебя.
   — Диллон, по-моему, у меня мигом прибавилось энергии, — обрадовалась Лили, но Шерлок услышала, как она пробурчала себе под нос: — Наконец-то узнаю, действительно ли я спятила.
   — Узнаешь, узнаешь, и это просто чудесно! — утешила Шерлок, гладя золовку по плечу.
   — Значит, едем прямо в Юрику.
 
   Доктор Марлина Чу, миниатюрная дама американо-китайского происхождения, выглядела совсем девочкой. Лили, возвышавшаяся над ней на целую голову, немного засомневалась, сможет ли она довериться человеку, который настолько мал, что едва доходит ей до подмышек.
   Доктор Чу встретила их в приемной: по случаю воскресенья в офисе никого не было.
   — Ваш брат рассказал мне, что случилось. Должно быть, все это очень тяжело для вас, миссис Фрейзер, — участливо сказала она, сжимая руки Лили своими крошечными пальчиками. — Вам лучше сесть. Вижу, вы все еще очень слабы. Хотите стакан воды?
   У нее оказались очень теплые, добрые руки, и Лили не хотелось их отпускать. А голос невероятно успокаивающий. Она вдруг почувствовала себя намного лучше — чистая иллюзия, разумеется, но тем не менее… Даже ноющая боль в ребрах, казалось, отступила. Она улыбнулась доктору Чу, цепляясь за ее руки, как утопающий — за спасательный круг.
   — Нет, все в порядке. Разве что немного устала.
   — Тогда заходите в мой кабинет и садитесь. У меня очень удобное кресло и высокий табурет для ног, так что вам будет хорошо. Вот сюда…
   Комната оказалась квадратной, со светло-голубой мягкой мебелью и натертым паркетным полом. Волна умиротворения снова нахлынула на Лили.
   — Позвольте помочь вам сесть, миссис Фрейзер.
   — Пожалуйста, зовите меня Лили.
   — Спасибо, с удовольствием.
   Как только Лили устроилась, доктор Чу поставила рядом свое кресло и снова взяла ее за руку. Заметив, как веки Лили блаженно опускаются, доктор довольно кивнула. Она велела Савичу подставить табурет под ноги сестры и заметила, что это мгновенно облегчило боль в швах. Интересная пациентка. Бледное лицо с ясными глазами. И очень красивыми, светло-голубыми, идеально гармонирующими со светлыми волосами. Настоящая красавица… хотя сейчас это не имеет значения. Главное, что она попала в беду. И еще важнее то, что она впитывает силу, которую дает ей Марлина.
   — Лили. Какое романтическое имя. Звучит как нежная музыка. И заставляет грезить о несбыточном.
   — Так звали мою бабушку, — улыбнулась Лили. — По странному совпадению она выращивала поразительные по красоте лилии.
   — Интересно, как иногда жизнь все расставляет по местам.
   — Интересно, а иногда и страшно.
   — Верно, но здесь вам ничто не грозит.
   Она снова похлопала Лили по руке. Доктор знала, что Лили Фрейзер — художница, то есть человек творческий, с тонкой нервной организацией. Такие легко поддаются гипнозу.
   — Вы понимаете, что я попытаюсь помочь вам вспомнить события прошлой среды? — мягко спросила она. — И хотите этого?
   — Да, и очень. Только скажите, что делать. Меня еще никогда не гипнотизировали.
   — Все очень просто. Постарайтесь расслабиться.
   Она легко сжала руку Лили. Та ощутила, как в нее снова вливается тепло, проникая до самых костей. Невероятное спокойствие овладело ею. Неужели такие маленькие ладошки действительно наделены огромной силой?
   Савич тоже подвинул стул ближе к Лили и взял ее другую руку.
   Надежная рука брата… И пусть она не излучает тепло, но с ним Лили чувствует себя в безопасности.
   Савич ничего не сказал, только был рядом. Шерлок уселась на диване за спиной Лили и старалась не шевелиться.
   — Лили, вы, возможно, посчитаете, что это немного странно, но я не раскачиваю часы перед глазами пациента и не заставляю его ложиться на диван и повторять одно и то же по многу раз. Нет, мы просто посидим и поболтаем. Насколько я поняла, вы рисуете комиксы. «Несгибаемый Ри-мус»? Какое интересное название! Что оно означает?
   Лили улыбнулась, чувствуя, как привычная боль от утраты Бет уменьшается.
   — Римус — это американский сенатор из воображаемого штата Уэст-Дименше[3], где-то на Среднем Западе. Умен, совершенно аморален, беспринципен и любит устраивать гадости своим противникам. Известен также как Ловкий Римус, потому что всегда готов подойти к решению проблемы под новым углом, чтобы добиться желаемого. Мастер интриги. Никогда не сдается, не обращает внимания на мнение окружающих, при необходимости готов идти по трупам. Теперь метит в президенты и ради высокого поста подставил друга.
   Доктор Чу подняла тонкую, идеально изогнутую бровь и улыбнулась:
   — Что же, весьма распространенный характер. Лили весело хмыкнула:
   — На прошлой неделе я закончила очередную серию. Его друг, губернатор Брейвхарт[4], не собирается мириться со своим смещением. Он готовит ответный удар. И хотя парень он крутой, у него, к сожалению, огромная проблема — его честность.
    И вы собирались отвезти комиксы в газету, вашему редактору?
   Лили, немного помолчав, прикрыла глаза.
   — Нет.
   — Но почему?
   — Потому что мне снова стало нехорошо.
   — Что значит «нехорошо»?
   — Показалось, что все это вздор, бред и никому не нужно. Бет погибла, а я жива, и на свете нет ничего стоящего, включая меня и все, что я делаю.
   — Значит, накануне вас, как говорится, посетило вдохновение, а уже назавтра вы перешли от смеха к полной депрессии?
   — Именно.
   — Всего за один день?
   — Да, а может, и меньше. Не помню.
   — Как вы чувствовали себя в тот день, когда ваш муж отправился в Чикаго?
   — Не помню, что вообще что-то чувствовала. Просто… существовала.
   — Понятно. Муж позвонил вам назавтра, то есть в среду, и попросил отвезти какие-то медицинские слайды в Ферн-дейл, к доктору?
   — Попросил.
   — И единственная дорога туда — это шоссе 211?
   — Да. Ненавижу, и всегда ее ненавидела. Она опасна. Кроме того, уже сгущались сумерки. Терпеть не могу ездить туда в такое время и поэтому вдвойне осторожна.
   — Да, мне тоже становится не по себе, когда приходится ехать тем маршрутом. Кстати, вы приняли две таблетки антидепрессанта?
   — Да, а потом уснула и спала с ужасными кошмарами.
   — Расскажите подробнее об этих кошмарах.
   Доктор уже не держала Лили за руку, но тепло все же шло через нее, словно угнездилось глубоко внутри и согревало самую душу.
   — Я видела, как машина снова и снова врезается в Бет и отшвыривает ее, кричащую, зовущую меня, на обочину, футов на двадцать. А когда я проснулась, Бет по-прежнему стояла в глазах. Помню, как лежала и плакала, не в силах подняться, а в голове не было ни единой мысли.
   — Как будто надежда окончательно вас покинула.
   — Верно. Все кончилось, и продолжать уже не стоит. Больше ничего не имело смысла. Мир окрасился в черные тона.
   — Итак, Лили, вы отъехали от дома. Вы в своем красном «эксплорере». Что вы думаете о своей машине?
   — Теннисон орет на меня каждый раз, когда я называю его машиной. Я приучилась не делать этого. Он «Эксплорер» с большой буквы, и на свете больше нет ничего подобного, и это не машина, а почти божество, поэтому его следует называть по имени.
   — Вы не слишком его любите, верно?
   — Свекор со свекровью подарили мне его на день рождения. В августе. Когда мне исполнилось двадцать семь.
   Доктор Чу не пыталась узнать побольше, допытываться, настаивать, просто беседовала с подругой. Правда, при этом легонько гладила левую руку Лили. Потом повернулась к Диллону и кивнула.
   — Лили!
   — Что, Диллон?
   — Как ты себя чувствуешь?
   — Мне тепло, Диллон, так тепло… И боль совсем ушла. Просто чудо. Я хочу выйти замуж за доктора Чу. У нее руки волшебные.
   — Очень рад, — улыбнулся Савич. — Ты уже едешь по шоссе 211?
   — Да. Только сейчас свернула направо. Начало еще ничего, но когда доберешься до мамонтовых деревьев, сразу темнеет и они словно смыкаются вокруг тебя. Я всегда считала, что эту дорогу прокладывал маньяк.
   — Совершенно с тобой согласен. О чем ты думаешь, Лили?
   — Думаю, что в сумерках кажется, что на эти деревья наброшен саван. Совсем как на Бет в гробу. Я была так угнетена и хотела покончить с этим, Диллон, покончить поскорее. Эта боль просто пожирает тебя заживо, забралась в душу, как червяк в яблоко, и грызет изнутри, и никогда не уйдет. Я просто больше не могла это выносить.
   — Боль, — мягко вмешалась доктор Чу, время от времени сжимая руку Лили. — Расскажите мне побольше об этой боли.
   — Она хочет слиться со мной. И я готова сдаться. Если я стану болью и боль станет мной, тогда я смогу искупить свою вину.
   — Вы пришли к заключению, что должны убить себя, потому что это единственный путь к очищению? К восстановлению равновесия?
   — Да. Жизнь за жизнь. Моя, ничего не стоящая жизнь, за ее, маленькую, но бесценную.
   Лили неожиданно нахмурилась. Доктор Чу провела ладонью по ее руке, снова сжала вялые пальцы.
   — О чем вы сейчас думаете, Лили?
   — Я только сейчас поняла: тут что-то не так. Я не убивала Бет. Нет, я в это время была в издательстве, отдавала свои комиксы Бутсу О'Малли, спрашивала, нравится ли ему.
   — А он смеялся?
   — Да. Позже шериф сказал, что тело Бет отбросило на двадцать футов.
   Лили осеклась и стиснула руку доктора Чу так, что побелели костяшки.
   — Спокойно, Лили. Все хорошо. Я здесь. Ваш брат и миссис Савич тоже здесь. Забудьте, что сказал шериф. Теперь вы вдруг поняли, что не убивали Бет.
   — Правда, — шепнула Лили, хлопая ресницами. — Что-то и впрямь неладно. Знаете, я неожиданно вспомнила, как пила снотворное, которое оставил на тумбочке Теннисон. Таблетки застревали в горле, и я глотала и глотала, чтобы их протолкнуть, сидела с этим пузырьком и скандировала: еще, еще, еще, а когда бутылочка почти опустела, поняла, что вовсе не хочу умирать. Но было уже поздно, и я так жалела о потере Бет и себя самой…
   — Постой, Лили, — перебил Савич, — никак не возьму в толк: ты рассказываешь о таблетках, которые приняла после похорон Бесс. Почему ты думаешь о них сейчас, когда сидишь за рулем?
   — Потому что внезапно сообразила, что не помню, как пила их. Ну не странно ли?
   — Очень. Продолжай.
   — Ну, говорю же, я осознала, что не хотела умирать, ни тогда, ни сейчас. Но почему угрызения совести терзают меня с такой силой? Почему в мозгу бьется одна мысль: направить «эксплорер» в заросли толстых деревьев, которыми обсажена дорога?
   — И вы нашли ответ?
   — Нашла.
   Она вдруг осеклась и глубоко вздохнула. Савич увидел, что она спит. Ее голова слегка склонилась набок.
   — Это нормально, мистер Савич. Дайте ей отдохнуть, потом я разбужу ее и мы продолжим. Она снова будет с нами, когда проснется. Тогда и посмотрим, стоит ли ее снова гипнотизировать. Но знаете, меня все больше и больше разбирает любопытство узнать подробнее о том случае, когда она выпила пузырек снотворного. Может, стоит остановиться и на нем?
   — О да, — попросила Шерлок.
   Однако им не пришлось будить Лили. Не прошло и минуты, как она открыла глаза, моргнула и объявила:
   — Теперь я помню все. Я не пыталась покончить с собой, Диллон. Не пыталась!
   Она облегченно улыбнулась доктору Чу. Та взяла ее руки и подалась вперед.
   — Расскажите, что случилось, Лили.
   — Я пришла в себя. В голове прояснилось, и я была просто потрясена тем, что собиралась сделать. Но как раз на этом месте дорога резко сворачивала и начинался крутой спуск. Я сообразила, что еду слишком быстро, и нажала на тормоз.
   — И что? — не выдержал Савич.
   — Ничего. Совсем ничего.
   — Я знала. Знала! — прошептала Шерлок.
   — А ты попыталась прокачать тормоза, как учил па?
   — Да. Осторожно нажала несколько раз, снова и снова. Но тормоза не работали. Я пришла в ужас. Пыталась включить экстренное торможение, хотя знала, что оно срабатывает только на задних колесах. Но я старалась любой ценой замедлить скорость.
   — Можешь не продолжать, — кивнул Савич. — Аварийный тормоз тоже не действовал.
   Лили покачала головой и судорожно сглотнула.
   — Не действовал. Я летела от центра к глубокому оврагу слева. Справа стояла стена деревьев, дорога шла под гору, и скорость все увеличивалась. Кроме того, на этом шоссе бесчисленное множество изгибов и поворотов. Оно спрямляется только на подъезде к Ферндейлу.
   — И ты переключила рычаг передачи? — закричала Шерлок.
   — Да. Послышался ужасный скрежет, будто коробку передач разрывало на части. Машина затряслась, взвыла, и колеса перестали вертеться. «Эксплорер» занесло. Я пыталась, избежать удара, но тут показался очередной поворот. Я поняла, что это конец.
   Савич осторожно привлек ее к себе, усадил на колени. Доктор Чу так и не выпустила ее руки. Лили положила голову на плечо брата, чувствуя, как Шерлок нежно гладит ее по волосам.
   — Я так ясно помню, — со вздохом продолжала она, — как врезалась в мамонтово дерево, пережившее столетия буйных ураганов, но не выдержавшее роковой встречи со мной. И клаксон, вопящий так громко, словно сидел прямо у меня в голове. А потом темнота.
   Она выпрямилась и улыбнулась — чудесной улыбкой, ясной, полной надежды и решимости.
   — Все это совершенно непонятно, Диллон. Тормоза были испорчены. Неужели кто-то пытался меня убить?
   И поскольку доктор Чу все еще держала ее за руку, Лили совсем не боялась. Наоборот, ей было ужасно хорошо. Даже ее улыбка не померкла при этих страшных словах.
   — Да, — кивнул Савич, глядя ей в глаза. — Возможно. Ну не забавно ли?
   — А теперь вернемся назад, — велела доктор Чу, — и посмотрим, как получилось, что вы оказались в больнице с полным желудком таблеток.
   Лили чувствовала себя одновременно умиротворенной и возбужденной.
   — Да. Давайте вернемся.

Глава 6

Гемлок-Бей, Калифорния
   — Ну, «Макс», что ты нарыл?
   Подошедшая Шерлок перегнулась через его плечо и взглянула на экран.
   — О Господи, он не работает! Неужели снова решил стать «Максиной»? Так скоро?
   — Нет, «Макс» пока еще «он» и всего лишь сосредотачивается. Сейчас что-нибудь выдаст.
   — Надежда умирает последней.
   — «Макс» только сейчас вздрогнул. Это означает, что он вгрызается в самую глубину. Лили спит?
   — Да, я только сейчас к ней заходил. Она не захотела пить болеутоляющее. Сказала, что оно ей ни к чему. Ну не удивительно ли?
   — Лили считает, что доктор, который может вернуть ей хорошее самочувствие, не причинив при этом боли, куда лучше мужа, который ничего подобного сделать не в состоянии. Она уже лучше чувствует себя только потому, что встретилась с ней.