— Я прочту письмо немного позже, — сказала Фрэнсис, заметив, что маркиз поглядывает на конверт. — Там, должно быть, сплошное вранье и соленые шуточки, а на закуску совет напропалую кокетничать с вами.
   — Твое платье прелестно, — заметил маркиз, очень довольный ее ласковой подначкой. — Оно тебе очень к лицу.
   — Вы очень добры, — кротко ответила Фрэнсис, в глазах которой так и плясали чертики. — На днях я видела в галерее портрет леди Беатрисы. Она мила, не правда ли?
   Маркиз помолчал, потом неопределенно пожал плечами, понимая, что ему не удастся легко отделаться от Фрэнсис.
   — Я не видела Беатрису Бог знает сколько лет, — вступила в разговор Алисия. — Надеюсь, милорд, она находится в добром здравии? Вы знаете, Фрэнсис, она недавно обручилась с Эдмондом Лэйси, о котором отзываются как об очень обаятельном джентльмене. Кстати, покойный Невил дружил с ним. Он содержит неплохой племенной завод и скаковые конюшни. Насколько я помню, это где-то в Девоншире?
   — Так мне говорили, — сухо ответил маркиз. Фрэнсис заметила, что такой поворот разговора вызвал у свекра едва скрытое неудовольствие. Разумеется, она не до конца понимала, чем Беатриса так досадила отцу, но сочла за лучшее сменить тему.
   — Мне хочется знать, как в Йоркшире поддерживают отношения с соседями. Думаю, я готова к визитам.
   — Конечно, готовы, — сказала Алисия, — только нужно заказать для вас визитные карточки. Я рекомендую обратиться к мистеру Крокеру, в Йорке. Карточки его работы достаточно просты и при этом элегантны.
   — Удачное сочетание, — вставила Фрэнсис, думая: ну уж нет! Время простоты для нее миновало раз и навсегда, наступило время элегантности.
   — А я между тем пущу слух, что вы начинаете принимать. Визитные карточки как раз подоспеют к тому времени, как вы станете выезжать сами, а пока можно обойтись и без них.
   — Это мне известно. Я не была воспитана в полном неведении относительно хороших манер.
   — Я вовсе не имела этого в виду!
   Фрэнсис лукаво улыбнулась смущенной Алисии. К тому времени, когда гостья собралась домой, погода испортилась и начало накрапывать.
   — Может быть, останетесь на ужин? — предложила Фрэнсис. — Я пошлю лакея предупредить Джона.
   Та отказалась. Вместо того чтобы вернуться в гостиную, Фрэнсис разыскала дворецкого.
   — Отис, завтра с утра я собираюсь в Йорк и прошу вас сопровождать меня. Вы поможете мне выбрать новую ливрею для лакеев Десборо-Холла.
   На мгновение тот потерял дар речи. Ему еще никогда не делали столь лестного предложения! Его бесстрастное лицо ненадолго выказало непривычную живость.
   — Я польщен вашим предложением, миледи, и охотно принимаю его.
   Отис даже не заметил, как его точка зрения на происходящее в Десборо-Холле изменилась коренным образом.
   — Да-да, — хвастался он позже миссис Дженкинс, — ее светлость попросила меня сопровождать ее. Как по-твоему, Агата, что за материю лучше выбрать для ливреи? Шерсть или сукно? Пожалуй, и то, и другое сразу. Ее светлость не поскупится, так как дело идет о престиже Десборо-Холла. Хотелось бы знать, какие цвета впредь будут на наших людях? Малиновое с голубым кажется мне наиболее элегант-
   Ным.
   Эти рассуждения повергли экономку в бездну ревности, где она и пребывала, пока Фрэнсис не спросила у нее совета насчет выбора постельного белья.
   — Нам придется обновить большую часть льняных простыней, не так ли, миссис Дженкинс? До сих пор ваша сверхъестественная аккуратность помогала экономить деньги, но рано или поздно настает время раскошелиться. Ваш опыт и ваше чутье помогут мне произвести необходимые перемены.
   Миссис Дженкинс так приосанилась, что, казалось, сразу подросла на пару дюймов.
   — Ах да, насчет тарелок, которыми пользуются слуги, — они в прискорбном состоянии. Мы с вами подберем новый сервиз, достаточно крепкий, чтобы сохраниться надолго, но в то же время приятный для глаза.
   «А завтра я доберусь до тебя, Маркус Карутерс», — думала Фрэнсис, едва прислушиваясь к взволнованным восклицаниям экономки. Подумать только, эта затя-
   Нутая в черный шелк гроза горничных улыбалась ей! Улыбалась в первый, но, разумеется, не в последний раз.
   Пусть будут женщины, вино,
   Сегодня, как вчера,
   Псалмы (хоть это и грешно!)
   Отложим до утра.
   Лорд Байрон
   Хок улыбнулся леди Констанс, теснее прижимая ее к себе и увлекая в танце вдоль бальной залы. Он успел забыть, как она красива, как соблазнительно округлы ее груди, как бы случайно касающиеся его груди, как изящны ее пальцы, лежащие на его плече.
   Он сожалел о том, что она дуется на него, но не винил ее за это.
   — Мне придется серьезно поговорить с вами, милорд, — сказала леди Констанс прерывающимся голосом.
   — О чем угодно, миледи. Я весь к вашим услугам.
   — Весь? Я так не думаю. Кстати, милорд, как случилось, что вы в Лондоне без жены?
   — В мои услуги не входит распространение сведений о самом себе. Еще какие-нибудь вопросы, Констанс?
   — Если вы будете держать в секрете все сведения, к тем странным слухам, что уже ходят по Лондону, прибавятся новые.
   — Слухами земля полнится — слышали такую пословицу? Должно быть, сплетни обо мне не из числа самых пикантных.
   — Напротив. Салли Джерси находит, что сплетни о вас как раз и есть самые пикантные.
   — Ей скоро надоест их пересказывать, — протянул Хок лениво, в лучшей манере Лайонела Эштона.
   Подбородок Констанс слегка задрожал, как бы от обиды (ужимка, отточенная перед зеркалом до блеска).
   Однако, милорд, я думала… я надеялась… Хок, разве между нами не было чего-то большего, чем обычная любезность, чего-то…
   — Увы, — заметил Хок, — танец кончился. Не выпить ли нам по бокалу шампанского, Конни? Женатый старик вроде меня вдвойне наслаждается обществом красивой женщины.
   Констанс издала такой глубокий вздох, что ее грудь обольстительно приподнялась над корсажем и тем привлекла внимание Хока. Она знала, что он по-прежнему находит ее желанной. Тогда чего ради этот нелепый брак? И почему он оставил молодую жену в Йоркшире?
   Лайонел заметил, что они пьют шампанское в укромном уголке за громадной вазой с цветами, и подошел составить им компанию.
   — Что за давка! — усмехнулся он, обводя рукой бальную залу леди Беллингем. — К вашим услугам, леди Констанс, но не к твоим, дружище Хок.
   Констанс прикинула, не заняться ли лордом Сен-Левеном. Это был ее второй сезон, и родители уже начинали думать, что она прилагает недостаточно усилий для ловли мужа. Окинув Лайонела оценивающим взглядом, она нашла, что молодой человек вполне достоин чести, которой она могла его удостоить, и уже собралась озарить его ослепительнейшей из своих улыбок, как вдруг услышала очередную реплику из беседы, к которой до этого едва прислушивалась.
   — Мне кажется, Хок, Фрэнсис нашла бы этот бал вполне современным. Скажи, ей нравится новый танец, который так шокирует ханжей, — вальс?
   Значит, молодую жену зовут Фрэнсис, сообразила Констанс, немедленно обратившись в слух. Должно быть, лорд Сен-Левен уже был ей представлен!
   — Не имею ни малейшего представления, — ответил Хок, незаметно для нее двигая бровью, чтобы заставить Лайонела замолчать.
   К его облегчению, подошел лорд Беллами, которому был обещан следующий танец Констанс.
   — Разряженная пустышка! — бросил Лайонел, когда те присоединились к танцующим.
   — Ради Бога, спрячь свой идиотский монокль! Когда он торчит у тебя в глазу, ты становишься чем-то похож на Фрэнсис в очках.
   — Уже скучаешь по жене, не так ли, дружище? А всего-
   То прошло два дня, вернее, две ночи — что гораздо важнее — с тех пор, как мы прибыли в Лондон.
   — Я скажу тебе, по кому скучаю, — усмехнулся Хок. — По моей Амалии. Надеюсь, ты не будешь возражать, если я оставлю тебя веселиться до упаду, а сам отправлюсь на Кар-сон-стрит? В отличие от некоторых Амалия всегда встречает меня с готовностью.
   — С готовностью… — повторил Лайонел и насмешливо приподнял уголки губ. — Как, однако, странно ты изъясняешься! Что ж, дружище, иди и вкушай радости рая.
   Именно этим Хок и собирался заняться. Дом на Карсон-стрит, который Амалия выбрала и обставила по своему вкусу, Хок охотно оплатил и впоследствии продолжал содержать за свой счет. Ему открыла Мари, миниатюрная горничная-француженка, в которой дерзость пикантно сочеталась с умением подольститься.
   — Ах, monseigneur, мадам просто заждалась вас!
   Хок почувствовал первый прилив возбуждения, еще поднимаясь по лестнице к спальне любовницы.
   Амалия нежилась в постели, покрытой стеганым розовым покрывалом с бесчисленными оборками. Раскрытая книга, которую она перечитывала не в первый раз, покоилась у нее на коленях. Когда шаги Хока приблизились к двери спальни, она поспешно сунула тонкий томик под подушку.
   Она не скрывала от себя того, как сильно по нему скучает. Когда Хок в спешке покинул Лондон, направляясь в отцовское поместье, он был так рассеян и встревожен, что Амалия предположила худшее. Газет, печатавших некрологи, она не читала, находя английскую прессу скучной, и теперь обдумывала, как бы потактичнее расспросить Хока об умирающем отце.
   Хок вошел. Высокий и статный, он казался особенно мужественным в изящной спальне Амалии. У нее буквально закружилась голова от его пленительной властности.
   — Mon faucon!
   Амалия спрыгнула с кровати и тотчас оказалась в объятиях, крепких до сладостной боли. Она едва доставала Хоку до подбородка.
   Я никогда не привыкну к тому, как звучит слово «ястреб» по-французски, — заметил тот, скользя ладонями по спине и бедрам любовницы.
   Запах розового масла смешался с запахом ее кожи, и эта упоительная смесь сводила его с ума. Амалия ласковой кошкой прильнула к нему, брюки Хока натянулись до отказа.
   — Чувствуешь, как я хочу тебя?
   — Такое трудно не почувствовать, — засмеялась Амалия, приподнимаясь на цыпочки, чтобы дотянуться до губ Хока.
   — А ты? Ты хочешь меня?
   — Что за нелепый вопрос, mon faucon!
   Его руки скользнули под пеньюар, предпочитая получить более конкретный ответ, — и, конечно же, она была горячей, влажной, готовой ко всему, что могла изобрести его фантазия!
   — Вот это мне нравится…
   — Неужели ты ожидал чего-то иного? Это странно!
   Не отвечая, Хок подхватил ее и понес к кровати. Ему пришло в голову, что Фрэнсис после долгой разлуки будет все такой же замороженной в его руках, все такой же сухой и неживой между ног.
   Раздевшись, он так быстро нырнул в постель, что Амалия даже не успела полюбоваться его великолепным телом.
   — Я думал, что не доживу до этой минуты, — невнятно шептал он несколькими мгновениями позже, прижимая лицо к грудям любовницы.
   — Я тоже скучала по тебе, — призналась та, мягко прижимаясь, точно вплавляясь в него своим изнеженным телом.
   — Боюсь, я не смогу сейчас заниматься ласками! — Он сжал зубы, с усилием сдерживаясь.
   — Думай о себе. Мне ты еще успеешь доставить удовольствие.
   Амалия не была возбуждена столь же сильно, но она ахнула от удовольствия и качнулась навстречу, ощущая внутри знакомое чувство сладостной наполненности. Хок сделал несколько самозабвенных, глубочайших толчков, повинуясь страстным движениям ее ладоней. Напряжение было почти болезненным, и он перестал сдерживаться, испытав наконец подлинный оргазм. Ничего не чувствуя, кроме мощных, обессиливающих содроганий, не слыша собственных стонов и едва ли что-то сознавая, он в конце концов рухнул, уткнувшись лицом в подушку чуть выше плеча любовницы.
   — Даю тебе тридцать минут на то, чтобы вернуться к жизни, — прошептала Амалия, поглаживая его влажные волосы с ласково-снисходительной улыбкой. — А потом, топ faucon, ты снова станешь моим любовником.
   — Но не мужем, — буркнул Хок, на мгновение охваченный непрошеным чувством вины.
   — Ты это о чем?
   — Так, ни о чем.
   — А как здоровье твоего отца?
   — Мой отец живее всех живых и скорее всего переживет нас с тобой.
   — Я рада.
   Через несколько секунд Хок спал, по-прежнему лежа ничком поверх Амалии. Он нисколько не мешал ей, несмотря на солидную тяжесть его расслабленного тела. Она поглаживала спину любовника рассеянными движениями и размышляла.
   Давний знакомый, разбогатевший фермер из-под Гренобля, на днях приезжал в Лондон специально затем, чтобы сделать ей предложение. Как кстати это случилось! Амалии пора было вернуться на родину и начать наконец жизнь добропорядочной матери семейства и хозяйки дома. Она скопила достаточно денег, чтобы без ущерба для хозяйства покупать все книги, о которых мечтала. Молодость не могла длиться вечно. Пора было подумать о муже и детях.
   И все же решиться на переезд было нелегко. Роль фермерской жены не включала в себя наслаждение роскошью, к которой с легкой руки Хока Амалия успела привыкнуть. Она знала: то, что Роберт мог дать ей в постели, не имеет отношения к тем изощренным ласкам, которые она делила с любовником.
   Больше всего Амалия жаждала респектабельности. Никто из ее гренобльских знакомых не подозревал, что в Лондоне она жила на содержании у богатого джентльмена, и Роберт Гравиньи должен был остаться в неведении на этот счет…
   Когда спустя два часа Хок наконец проснулся, он с удивлением понял, что так и пролежал все это время на Амалии.
   — Почему же ты не разбудила меня? — спросил он сконфуженно.
   — Потому что я тоже уснула, — солгала та, целуя его в подбородок.
   На самом же деле она успела дочитать томик Дидро. От длительной неудобной позы все ее тело затекло.
   Хок поднялся и хорошенько потянулся. Это зрелище заставило Амалию позабыть и про Роберта Гравиньи, и даже про респектабельность.
   — Ты потрясающе смотришься! Невозможно оторвать
   Глаз.
   — Для начала я вымоюсь, а потом займусь тобой. Обещаю, что буду ублажать тебя до тех пор, пока ты не будешь в полном изнеможении.
   — Посмотрим, посмотрим… — промурлыкала Амалия, предвкушая грядущие удовольствия.
   Хок любил дарить женщинам наслаждение. Ничто не радовало его сильнее, чем сладостные стоны женщины, которую он ласкал. Чувствуя, как содрогается ее тело, он испытывал едва ли не большее удовлетворение, чем во время оргазма. Но на этот раз, покрывая поцелуями живот Амалии и спускаясь по нему все ниже, он с горечью подумал: такое можно делать с любовницей, но не с женой. Только когда он коснулся тела Амалии языком и она выгнулась дугой с нежным криком, он забыл о Фрэнсис, по крайней мере на время.
   Долгих усилий от него не потребовалось. Некоторое время он с довольной улыбкой смотрел на запрокинутое лицо любовницы и прислушивался к ее судорожному, постепенно стихающему дыханию, потом приподнял ее бедра и вошел внутрь. Как хорошо, как легко было с ней в постели! Хок подумил, что не скоро насытится Амалией после угнетающих ночей с Фрэнсис.
   В два часа ночи они сидели в мешанине смятых простыней и подкреплялись рулетиками с чаем, даже не потрудившись одеться
   — Я женился, — вдруг сказал Хок.
   Амалия, сидевшая напротив него по-турецки,уронила свой рулетик между скрещенных ног. Она подумала, что ослышалась или, может быть, не правильно поняла сказанное, несмотря на го что давно говорила по-английски свободно.
   — Я женат, — повторил Хок, видя ее недоумение.
   — Я не уверена, что понимаю тебя, — сказала Амалия
   Медленно, не отрывая от него живых темных глаз. — Женат… это так интересно… и так необычно.
   Она не устроила сцену и не разразилась слезами, и Хок, не удержавшись, начал рассказывать все с самого начала. Амалия внимательно слушала, изредка вставляя тактичные реплики. Ее большие ласковые глаза светились любопытством. Высказавшись, Хок почувствовал, что совершенно опустошен.
   — Так ты оставил новобрачную в Йоркшире?. Он кивнул.
   — Она полюбит тебя со временем, mon faucon. Женщины могут, конечно, сопротивляться тебе, но ни одна не устоит слишком долго.
   — Да она ненавидит землю, по которой я хожу! Ей противен мой вид, не то что мои прикосновения!
   — Рано или поздно она испытает с тобой наслаждение и в эту минуту станет твоей, n'est-ce pas? Ты не какое-нибудь, грубое животное, а превосходный любовник.
   Это было очень странно: разговаривать с любовницей о жене, — но остановить поток признаний было уже невозможно.
   — Джентльмен по-разному обращается с женой и любовницей, Амалия. Вижу, для тебя это новость.
   — По-разному? Как странно.
   — Вовсе не странно. Настоящие леди, которых мы берем в жены, не способны… словом, они не нуждаются в плотских удовольствиях. И можешь мне поверить, я отнесся к этому с пониманием.
   — То есть ты даже не попробовал доставить ей наслаждение? — спросила Амалия, не веря своим ушам.
   — Я даже не знаю, как она выглядит без одежды, — признался Хок, невольно содрогаясь. — Я ни разу не коснулся ее выше талии. Поверь мне, между джентльменом и его женой все совсем по-другому.
   Амалия, умолкла, обдумывая услышанное. Заметив, что Хок не отрывает взгляда от ее грудей, она лениво, по-кошачьи, потянулась, соблазнительно изогнувшись. Она отмахнулась от легкого жжения внутри, означавшего, что на сегодня удовольствий достаточно. Ничего, скоро у нее всего будет в меру, а пока можно позволить себе излишества.
   — Иди ко мне, — позвала она негромко.
   Небо над Лондоном уже светлело, когда Хок наконец покинул Карсон-стрит.

Глава 13

   Она платит ему той же монетой.
Джонатан Свифт

   Маркус Карутерс уставился на Фрэнсис с открытым ртом, тем самым живо напомнив ей о первоначальной реакции миссис Дженкинс
   — Но, миледи, я… э-э… я не думаю, что… нет, это совершенно невозможно… его светлость…
   Фрэнсис почувствовала, что не может справиться с искушением.
   — Я, например, родилась и выросла в Шотландии, но все же умею изъясняться членораздельно. — Это прозвучало необидно, как мягкое поддразнивание.
   Управляющий несколько раз безмолвно раскрыл и закрыл рот, словно выброшенная на берег рыба, потом промокнул лоб белоснежным носовым платком. По-видимому, он был все еще не готов к членораздельной речи.
   — Выслушайте меня, Маркус. Оба мы без году неделя в Десборо-Холле. Не нужно вести себя так, словно небо только что упало на землю. Все, что я сделала, — это поставила вас в известность о затратах, которые намерена совершить в ближайшее время. Даже если это не только затраты на гардероб и хозяйственные нужды, ничего страшного в этом нет. Мой муж, как нам известно, находится в Лондоне, но вне зависимости от этого его не волнует состояние дел в Десборо-Холле.
   — До того, как его светлость отбыл в столицу, мы провели вместе много часов, — ответил управляющий не без вызова, но при этом подумал: его светлости и правда глубоко плевать на поместье.
   — Я знаю, что вы привыкли обсуждать дела с моим мужем, но теперь его нет здесь. Какие указания он оставил вам, уезжая?
   — Он… э-э… он велел мне продолжать. — Продолжать? Что продолжать?
   — Продолжать заниматься хозяйством в его теперешнем виде.
   — Этого недостаточно, Маркус, — с силой сказала Фрэнсис, наклоняясь вперед и упирая ладони в стол — поза, постепенно входившая в привычку. — Я намерена взять на себя заботу о племенном заводе и скаковых конюшнях. Из разговора с маркизом я узнала о прежнем величии Десборо. И Невил, брат его светлости, прилагал усилия к тому, чтобы сохранить эту благородную традицию, но после его смерти все пошло из рук вон плохо. Это недопустимо! Я не позволю, чтобы традиция племенного коневодства прервалась.
   Помедлив, чтобы собраться с мыслями, Фрэнсис посмотрела в смущенное лицо управляющего.
   — Но ведь вы… э-э… вы леди!
   — Спасибо, что напомнили мне об этом, Маркус, однако вернемся к племенному заводу. По выгонам бродят чистокровные трех-и четырехлетки, которые тем только и заняты, что поглощают фураж, тем самым объедая Десборо-Холл. А ведь, будучи натренированными для скачек, они могли бы приносить доход, и немалый. Мальчишки-конюхи от нечего делать носятся на них верхом! На чистокровных рысаках, мыслимое ли дело! Кроме того, я видела в стойлах арабских и берберийских жеребцов, великолепных производителей с безупречной родословной, которые могли бы принести нам большие деньги, если бы их использовали на племя.
   — Все это мне известно, — вздохнул Маркус Карутерс, — да и его светлость прекрасно об этом знает.
   — Что же он намерен делать?
   — Он… э-э… он не интересуется племенным заводом.
   — Вот как! Что ж, зато я и вы очень даже интересуемся им. Для начала нужно будет уговорить вернуться мистера Бел-виса. Маркиз заверил меня, что тренерский опыт Белвиса не имеет себе равных в Англии, кроме того, мистер Белвис знает все о лошадях Десборо-Холла.
   — Все это так, миледи, но я должен сообщить вам кое-что важное. Его светлость упоминал, что собирается продать всех лошадей Десборо-Холла: рысаков, племенных жеребцов, включая арабских и берберийских, и даже призовых кобыл. Вы знаете, ни одна из них так и не была покрыта.
   — Что?! — вырвалось у Фрэнсис. — Он намерен разрушить вековую традицию только потому, что не хочет обременять себя ответственностью? Да его за это убить
   Мало!
   — Его светлость еще не решил… он просто обдумывал
   Такую возможность…
   Фрэнсис вышла из-за стола и начала вышагивать по комнате. Маркус следил за ее широким шагом, в котором не было и следа женского жеманства, с растущим настороженным интересом.
   — Думаю, настало время посоветоваться с маркизом насчет нашего финансового положения, — сказала она, останавливаясь. — Для того чтобы вернуть конюшни в прежнее состояние, понадобится немало денег, и я не возьму на себя смелость принять такое решение в одиночку.
   — Конечно, нет, миледи! Его светлость считает, что…
   — К черту его светлость!
   Фрэнсис схватилась за ближайший шнурок и яростно рванула его несколько раз подряд. Почти сразу на пороге появился Отис, словно некий вездесущий джинн, до этого паривший поблизости в ожидании вызова.
   — Его светлость маркиз у себя?
   — Я тотчас пошлю узнать, где находится его светлость, — ответил дворецкий, созерцая пылающее лицо хозяйки и втайне изнемогая от любопытства.
   Минут через десять маркиз, недавно пробудившийся после освежающего послеобеденного сна, вошел в кабинет своей обычной бодрой походкой.
   — Какая муха укусила на этот раз мое беспокойное литя? — спросил он благодушно.
   — Не муха, милорд, отнюдь не муха! Знаете ли вы, что Хок намерен продать оптом всех лошадей Десборо-Холла?
   — Будь я проклят! — вскричал маркиз.
   — Будь проклят кое-кто другой! Однако, милорд, я просила вас прийти сюда вовсе не поэтому. У меня возникла
   Идея…
   — Одну минуточку, Фрэнсис, я только налью себе бренди. Не присоединитесь ли ко мне, Карутерс?
   — Налейте и мне, — потребовала Фрэнсис. — Из нас троих мне особенно нужно подкрепить свои силы, потому что именно я собираюсь взвалить на себя ответственность за конюшни Десборо-Холла!
 
   Мир в основном состоит из
   Дураков и мошенников;
   Джордж Вильерс
 
   Эдмонд Лэйси, виконт Чалмерс, совершенно спокойно выдержал взрыв негодования леди Дансмор, с которой был обручен вот уже несколько месяцев.
   — Я не хочу ничего слышать! — продолжала Беатриса, щеки которой, известные своей мраморной белизной, в этот момент пылали от негодования. — Можешь мне поверить, Эдмонд, это какая-то ловкая махинация моего невозможного отца! Разве ты не говорил, что мой дорогой братец сейчас в Лондоне, и притом без своей благоверной?
   — Говорил, — согласился виконт, который до этого благоразумно не произнес ни слова. — Замечу также, что он здесь ни в чем себе не отказывает.
   — То есть он проводит время у любовницы? У этой Амалии?
   — Именно так, насколько мне известно.
   — Мог бы заехать ко мне из вежливости, если не из родственных чувств!
   Эдмонд только пожал плечами, вертя на бархатной ленточке свой лорнет.
   — Хотелось бы мне знать, что говорит по этому поводу Констанс.
   — Я бы сказал… я бы сказал, она немного расстроена. Как раз вчера я встретил Констанс в парке прогуливающейся с ее мерзким пекинесом и ее рохлей служанкой. Она была очень красноречива, выражая неодобрение поведению твоего ветреного брата.
   Беатриса терпеть не могла Констанс, старшую дочь графа Ламли, считая ее ужасной занудой (во всяком случае, в женской компании). Все же она предпочла бы такую родственницу никому не известной провинциалке, на которой — Бог знает почему — вдруг женился Хок. Беатриса уже не раз задавалась вопросом, имеет ли молодая жена какое-либо влияние на брата, и если имеет, то как это отразится на Десборо-Холле.
   Поразмыслив, она пришла к выводу, что некстати совершившийся брак был делом рук маркиза. Это сразу объясняло присутствие Хока в Лондоне без жены. Бегство, вот как это называлось. Должно быть, ее брат не мог без содрогания смотреть на свою половину!
   — После возвращения Хока ты заводил с ним разговор насчет лошадей Десборо-Холла?
   — Я джентльмен, дорогая, а не купец, — заметил виконт и улыбнулся, когда Беатриса покраснела от досады. — Всему свое время. Если начать давить на Хока, он может всерьез заупрямиться.