Страница:
— Это еще что такое?
— Педераст? Мужчина, который предпочитает мальчишек молодым леди.
— Какая гадость!
— До сегодняшнего дня я тоже так думал, — продолжал веселиться Хок.
Он отошел на пару шагов и подверг Фрэнсис пристальному осмотру. К счастью, штаны сидели на ней не в обтяжку, только знающий взгляд мог различить под ними длинные и стройные женские ноги. Рубашка и мешковатая куртка довершили маскировку.
— Ну вот, теперь ты готова к уроку.
Фрэнсис открыла рот, но не издала ни звука. Хок плу-товски ухмыльнулся и надвинул войлочную шляпу до самых ее бровей.
— Превосходно! Главное — держи рот закрытым, и никто даже не заподозрит истины. Впрочем, если даже и заподозрит, то не осмелится протестовать.
Глава 20
Фрэнсис смотрела во все глаза. Тренеры Генри и Тулли с двух сторон удерживали Мисс Маргарет за повод. Кобыла прядала ушами и фыркала, время от времени принимаясь тоненько ржать. По ее гладкому крупу пробегала конвульсивная дрожь, гнедая шкура так сочилась потом, что казалась коричневой Джентльмена Дэна едва удавалось сдерживать четверым крепким конюхам. При виде кобылы он выкатил глаза, показав синеватые белки, и попытался взвиться на дыбы, так что двоим из четверки пришлось повиснуть на удилах.
Хок незаметно перевел взгляд на жену, когда жеребца подвели к кобыле сзади. Белвис прорычал какую-то команду: наступил самый ответственный момент случки. В своем неистовстве жеребец мог поранить кобылу, и все делалось для того, чтобы этого избежать. Подковы Джентльмена Дэна, обмотанные войлоком, то и дело норовили взметнуться в воздух, он всхрапывал и тряс своей изящной узкой мордой, раздувая ноздри, чтобы втянуть волнующий запах течной кобылы. Фрэнсис казалось, еще секунда — и он стряхнет конюхов, как осенних мух. Когда жеребца подвели вплотную к крупу Мисс Маргарет, во рту Фрэнсис пересохло от волнения.
— Природа щедро наделила жеребцов мужскими достоинствами, — заметил Хок, проследив за ее взглядом.
— Он разорвет ее! — прошептала Фрэнсис.
— Такое случается, но только если люди неопытны в своем деле.
Жеребец покрыл кобылу, выгибая шею, чтобы укусить ее, и сжимая передними копытами ее бока. Мисс Маргарет пыталась освободиться от удерживающих рук. конвульсивно дрожа крупом.
А теперь смотри внимательно, — прошептал Хок и грубо встряхнул Фрэнсис за руку, заметив, что она зажмурилась. — Смотри, я приказываю!
Она открыла глаза — и в тот же миг гигантский член же ребца с размаху погрузился в кобылу. Оба животных издали почти человеческий вопль в унисон. Вопреки опасениям Фрэнсис кобыла рванулась навстречу Джентльмену Дэну, словно стараясь, чтобы он проник еще глубже. Ее храп стал лихорадочным, диким, тонкая шея изогнулась, голова терлась о морду жеребца. Теперь Фрэнсис при всем ее желании не могла отвести глаз.
Лошади пришли в полное неистовство, никто не препятствовал жеребцу в его судорожных толчках и рывках. Невероятный по размерам член скрывался и появлялся вновь, и Фрэнсис хотела, всей душой хотела чувствовать отвращение. Но она не могла. Неожиданно кобыла взбрыкнула задними ногами, приподняв круп. Джентльмен Дэн качнулся назад, потом с диким ржанием снова обрушился на кобылу. У Мисс Маргарет вырвалось не ржание — крик, и каким-то шестым чувством Фрэнсис поняла, что это крик экстаза. Она дышала часто и неглубоко, чувствуя испарину.
Конюхи подбадривали жеребца, но в их возгласах не слышалось ни насмешки, ни похоти. Только она одна из всех собравшихся была так странно захвачена, так взволнована происходящим. Что-то внутри нее откликалось, что-то… она не понимала, что именно.
Фрэнсис не замечала, как блестят глаза мужа, не замечала его взгляда, скользящего по ее влажному лицу, по бешено бьющейся жилке на горле.
Ее рука давно уже была в его ладони, и она конвульсивно сжимала его пальцы. Она испустила долгий, прерывистый вздох, когда Джентльмен Дэн издал последний бешеный всхрап и неистово содрогнулся, чтобы потом распластаться на спине Мисс Маргарет.
Словно в тумане, Фрэнсис почувствовала, как ее потянули за руку, вон из конюшни. Она мало что сознавала, и это было, конечно, очень глупо, но странное состояние продолжалось, и справиться с ним было невозможно. Горячие волны внутри нее набегали и таяли, легкая судорога сводила бедра, она не знала, что за выражение сейчас у нее на лице, и потому шла покорно, не поднимая головы. Когда за спиной хлопнула дверь, Фрэнсис сообразила, что оказалась в запаснике.
Голос мужа, необычно мягкий, произнес ее имя. Она подняла затуманенные, расширенные глаза.
Потом он повернул ее и прижал спиной к своей груди, руки скользнули по мешковатой одежде мальчишки-подростка. Фрэнсис хотела протестовать или хотя бы отстраниться, но ее тело не только не разделило ее слабый протест, оно внезапно обрело отдельную волю и неясную, но мощную потребность. Оно самовольно качнулось навстречу, когда пальцы нащупали ее естество сквозь мягкую ткань брюк, и охотно подчинилось ритму их движения.
Она не заметила, как рука оказалась под одеждой, но при первом же прикосновении попыталась вырваться с тихим криком, полным жалобы и просьбы. Другая рука тотчас прижала ее поперек груди, не давая вырваться. Не понимая собственного безумия, мучаясь жаждой, названия которой не знала, Фрэнсис начала едва слышно всхлипывать от сладкого ужаса. Бог знает почему она становилась все более горячей и влажной, впервые за всю свою жизнь.
Ей смутно слышалось громкое дыхание над ухом, но было совершенно не до этого, потому что его пальцы как раз нашли ее соски, и они тоже были странные, твердые и необычно чувствительные.
И это все длилось, длилось, пальцы Хока двигались все быстрее, в каком-то диком ритме, и она отвечала инстинктивными толчками, словно изначально знала не разумом, а телом.
— Хорошо… — шептал голос, — хорошо… двигайся, двигайся…
Широко раскрытые глаза Фрэнсис смотрели на стену с упряжью и седлами, но видела она блестящие от пота тела лошадей, их сталкивающиеся крупы и налитые кровью дикие, прекрасные глаза. Это было, было прекрасно! В ответ на это видение, в ответ на движение ласкающих рук она одновременно открывалась и напрягалась все сильнее, до невыносимого стеснения, которое хотелось разорвать, как стягивающую сеть. Она хотела чего-то, угадывая, что оно принесет еще большее; чем то, что уже происходило с ней, она хотела… хотела…
— Милорд! С вами хочет поговорить мистер Белвис. Милорд!
Приглушенный дверью голос конюха ворвался в мир, где пребывала Фрэнсис, как громовой раскат. Она разом почувствовала себя свободной от объятий, от прикосновений и от видений. «Дьявольщина… вот дьявольщина!» — прорычал голос мужа, только что мягкий и ласковый.
Фрэнсис развернули за плечи. Она тихонько дрожала, выражение испуга и надежды застыло на лице.
— Иду! — крикнул Хок конюху и привлек ее к себе, едва касаясь ладонями лопаток.
— Все хорошо, все просто прекрасно, — сказал он негромко, на секунду прижавшись поцелуем к ее влажному лбу. — Чертовски жаль, что так получилось, но ты подошла очень, очень близко.
«Близко к чему?!»
— Голова не кружится? — спросил Хок улыбаясь (он все знал, а она — нет!).
Фрэнсис ощутила внезапный приступ глубочайшего смущения. Господи Боже, что это они только что делали! Как она теперь станет смотреть мужу в лицо? Она могла только отрицательно помотать головой в ответ.
— Мне придется выйти к ним, а вот тебе лучше остаться. Выйдешь, когда придешь в себя окончательно.
Это было очень кстати — остаться одной. К тому же Фрэнсис была уверена, что ноги в любом случае отказались бы ее держать. Сквозь ресницы она видела, как муж помедлил у двери, покачал головой и улыбнулся. Улыбка была вовсе не насмешливой, как она ожидала, а ласковой. Он вышел.
Фрэнсис осела на пол, совершенно без сил от потрясения.
«Что это было со мной? Почему я вела себя с таким полнейшим бесстыдством?»
А он… он трогал ее… там! Она содрогнулась, наполовину из протеста, наполовину от вернувшегося на миг ощущения сладкого напряжения. В тот момент она хотела, чтобы это продолжалось, чтобы напряжение росло, стягивая бедра невидимой сетью, готовой разлететься в любую секунду.
Фрэнсис просунула руку под брюки и робко, осторожно коснулась себя. Там было очень влажно и горячо. Это заставило ее отдернуть пальцы. Хотелось заплакать от непонятной обиды и застонать от чувства неполноты. Слабость неприятно смешалась в ней с напряжением, словно в крови бродила и крепла лихорадка.
— Что со мной? Почему мне так плохо? — спро-260 сила она вслух.
В запаснике было очень тихо, и, конечно, некому было ответить ей. Фрэнсис свернулась в комок прямо на полу, обхватив руками колени, и оставалась так долгое время.
Фрэнсис сидела за столом напротив мужа, делая вид, что поглощена содержимым тарелки, хотя там лежала пока лишь крохотная горка овощей.
Ей потребовалась вся сила воли, чтобы не притвориться больной и все-таки выйти к ужину. Впрочем, отказ только усугубил бы ее положение: Хок на всякий случай прислал Отиса с посланием, что поужинает с ней в ее спальне, если окажется, что ей нездоровится.
Итак, она вышла к ужину, заранее воздвигнув вокруг себя невидимую стену на случай пошлых намеков и развязных шуточек. Однако до сих пор муж был не более разговорчив, чем она сама.
— Не хочешь ли ломтик запеченного лосося, Фрэнсис? — наконец спросил Хок самым будничным тоном.
Она покачала головой. Она не хотела ничего, будь оно запеченным, вареным, жареным или сырым.
— Тогда, быть может, кусочек тушеного каплуна?
На этот раз она ответила согласием, понимая, что к горке овошей на тарелке нужно хоть что-нибудь добавить. Лакей бросился к ней с судком. Лакей! Вот почему Хок молчит, подумала Фрэнсис. Он ждет, пока они останутся одни.
К ее облегчению, как лакеи, так и Отис оставались в столовой до конца ужина.
Хок пустился в воспоминания о своей долгой дружбе с Мелчерами и выкопал из памяти множество таких скучных подробностей, что Фрэнсис поневоле была убаюкана. Отправив в рот последний кусочек сливового пудинга, он откинулся на стуле, рассуждая вслух:
— Немного портвейна? Хм… пожалуй, нет… Фрэнсис, не перейти ли нам в гостиную?
Она встрепенулась. Вот уже несколько минут она готовилась к приказу немедленно подняться в спальню. Любезное приглашение Хока застало ее врасплох.
Отис отодвинул для нее стул. Фрэнсис поблагодарила его необычно смущенным голосом и застенчиво приняла руку мужа.
В камине уютно потрескивала небольшая горка дров. Вечер выдался необычно прохладный, поэтому Фрэнсис устроилась поближе к огню. Она сцепила пальцы на коленях и сидела очень прямо, не отрывая взгляда от языков пламени.
— Как ты себя чувствуешь? — неожиданно спросил Хок. Ну вот, началось! Фрэнсис подавила желание съежиться.
Вот нюня! Нельзя же жить в постоянном страхе!
— Благодарю вас, милорд, очень хорошо, — ответила она почти непринужденно. — Как обычно.
— Жаль, — сказал Хок с легким вздохом.
Их глаза встретились. О да, в его взгляде была насмешка, но не обидная, а… ласковая?
— Сыграешь мне что-нибудь, Фрэнсис?
Она вскочила со стула рывком, усмотрев в вопросе мужа путь к спасению, пусть даже временному.
— С удовольствием! — воскликнула она с такой забавной и жалобной неопределенностью в голосе, что Хок едва сумел подавить улыбку.
Фрэнсис начала играть очень сложную сонату Гайдна и почти сразу обнаружила, что пальцы не подчиняются ей. —Наконец несколько напрочь испорченных аккордов заставили ее отдернуть руки с гримасой неудовольствия.
— Я бы предпочел услышать что-нибудь более нежное. Шотландскую балладу, например.
Оказывается, он уже стоял у нее за спиной! Его дыхание заставило щекотно шевельнуться тонкую прядку у виска.
— Боюсь, я не смогу играть, — призналась Фрэнсис, до того измученная нервным напряжением, что ей хотелось одновременно закричать во весь голос и разрыдаться.
Хок ничего не сказал на это. Он смотрел на поникшие белые плечи жены и, как никогда, хотел ласково коснуться ее, скользнуть ладонями вниз, к вздымающимся округлостям грудей.
Несколько часов назад они были так близки! Хок прикрыл глаза, вспоминая. Его пальцы бессознательно шевельнулись, словно чувствуя ответные движения Фрэнсис. Именно тогда он впервые понял, насколько права была Амалия: жену можно было разбудить, она была вполне способна испытывать такое же удовольствие, как и любовница… Хок вдруг сообразил, что молчание затянулось.
— Тогда, может быть, сыграем в пикет? Как ты смотришь на это? — спросил он поспешно.
Пикет? В прежние дни она была первоклассным игроком (отец лет с десяти вбивал ей в голову правила, чтобы всегда было с кем перекинуться в карты), но теперь… если ее мастерство игрока постигла та же участь, что и мастерство пианистки, то она вряд ли отличит короля от валета.
— Охотно, милорд, — все же ответила она, думая: почему он так подозрительно добр, так великодушен?
Лакей придвинул карточный столик ближе к камину и вышел. Вскоре в гостиной появился Отис с двумя нераспечатанными колодами карт.
Фрэнсис не без опаски уселась за столик. Хок отпустил прислугу и обратился к дворецкому, застывшему у двери на случай, если будут высказаны дальнейшие пожелания.
— Можете располагаться ко сну, Отис. Я сам позабочусь о том, чтобы погасить свечи.
— Как вам будет угодно, милорд.
Дворецкий замешкался в дверях, бросив украдкой взгляд на Фрэнсис. Ее светлость была такой странной в этот вечер, почти не раскрывала рта и очень мало ела. Ее бледность не на шутку тревожила Отиса.
— Миледи? — осторожно спросил он.
В этом единственном слове заключался настоящий ливень вопросов и целое море заботы. Фрэнсис заставила себя улыбнуться:
— Доброй ночи, Отис. Не волнуйтесь, я вполне здорова. Дворецкий с поклоном удалился.
— Будь любезна перемешать и раздать карты, а я налью нам по стакану бренди.
Фрэнсис облегченно перевела дух. По крайней мере он не сидел напротив, буравя ее взглядом. К тому моменту как объемистая круглая рюмка оказалась возле ее локтя, она справилась со своей задачей, не рассыпав карт и раздав нужное их количество.
Хок поднял свою стопку и раскрыл ее аккуратным веером.
— Как ты относишься к бренди, Фрэнсис? — спросил он как бы между делом, меняя некоторые карты местами. — Может быть, налить тебе вина?
Нет-нет, пусть будет бренди!
Она подкрепила свои слова торопливым глотком из рюмки. Огненная струйка скользнула вниз по горлу и приземлилась где-то внутри пустого желудка Фрэнсис. Она тупо уставилась на веер карт в руке, едва слушая то, что говорил ей Хок.
— Если бы не армия, мне бы не стать опытным игроком. На войне бывают периоды затишья — ты ведь знаешь это? — когда офицерам мало что остается, кроме как муштровать нижние чины. В таких случаях чаще всего играют не на деньги, а на интерес. И слава Богу, потому что мне приходилось видеть, как переходят из рук в руки целые воображаемые состояния. — Хок поднял взгляд на Фрэнсис и улыбнулся. — Начнем?
Игра продолжалась около получаса. На Хока произвело впечатление то, как играет Фрэнсис, но это не мешало ему внутренне посмеиваться над ее растущим опьянением. Он был доволен, что предложил ей именно бренди: каждый новый глоток помогал ей еще немного расслабиться.
— Еще рюмку?
Фрэнсис покачала головой, и гостиная мягко качнулась вокруг в унисон с этим движением. Она шлепнула об стол десяткой червей и хихикнула, когда муж прикрыл ее карту червонной дамой.
— Ты не следишь за игрой, — заметил он.
Когда партия была закончена, Хок подсчитал очки и собрал карты в колоду со словами:
— Жаль, что мы не играли на деньги. Ты проигралась в пух и прах, жена. — Он отбросил карандаш и потянулся. — Какой долгий был день!
— Очень, — согласилась Фрэнсис, вертя в руке забытую восьмерку пик.
— Я только сейчас понял, как сильно устал.
— Я тоже, — кивнула она, туманно сознавая, что это к лучшему, но не зная почему.
— Как ты могла проиграть с такими хорошими картами? Она вяло пожала плечами.
— Пойдем наверх или сыграем еще?
На ее раскрасневшемся лице сменилось несколько не вполне ясных выражений. Тревога осталась.
— Что вы собираетесь делать… наверху? — вдруг спросила она.
— Может быть, приму ванну.
— Я бы тоже хотела…
— Увы, Фрэнсис, мы не уместимся в ванне вдвоем. Какая жалость, правда?
Она посмотрела внимательно, но не могла до конца уловить смысл этих слов.
Хок поднялся на ноги и еще раз хорошенько потянулся. Она не отвела взгляда. «Он знает, как красив», — подумала она отрешенно, почти благодушно. Она попробовала зажмуриться из чистого упрямства, но добилась лишь того, что увидела мужа голым — вначале спиной к ней, в каплях воды озера Лох-Ломонд, а потом и лицом, на кромке скалы.
Но теперь все иначе, сказала она себе. Теперь он — ее муж, и все между ними предельно ясно и отвратительно. Бежать ей некуда. Остается только молчать и терпеть.
— Вы придете ко мне? — спросила она прямо.
Хок, не ожидавший открытого выпада, вздрогнул. Он не знал, что будет лучше: ободряюще улыбнуться или безразлично пожать плечами. Что, если в ней все еще длилось, тлело воспоминание о тех минутах в запаснике? Бессознательное воспоминание, вызванное и подогретое выпитым бренди? Если бы только, если бы только это было так!
— Я еще не думал на эту тему, — ответил он и, поскорее вышел.
Разбуженное желание было настолько сильным, что он мог испортить все, опрокинув Фрэнсис на ковер прямо перед камином.
Несколько минут она сидела, уставившись на тлеющие угли. Пробегающие по ним уютные огоньки завораживали, навевая дремоту. Ее тело, уставшее от напряжения, наконец полностью расслабилось, на душе тоже было легко, упоительно лениво.
Она не без труда заставила себя подняться и задуть свечи, оставив одну, чтобы освещать дорогу.
Оказывается, Агнес уже приготовила ванну. Спальня была наполнена ароматом каких-то трав, от воды поднимался приветливый парок.
— Его светлость сказал мне, что вы примете ванну, — объяснила Агнес, словно это было в порядке вещей.
Очень мило с его… с его стороны…
Горничной не понадобилось много времени, чтобы понять состояние хозяйки. Под хмельком, подумать только! Уж в эту ночь ей достанется, думала Агнес, вне себя от волнения. Она вспомнила, что, когда граф отдавал ей распоряжение насчет ванны, его глаза так и горели.
В этот момент она заметила, что Фрэнсис задремала в ванне, и осторожно потрясла ее за плечо.
— Миледи! Миледи!
— Наверное, я уже свекольная… — пробормотала та, рассеянно улыбаясь.
— Почти! Поднимайтесь, я вас высушу.
Фрэнсис послушно позволила промокнуть себя полотенцем, время от времени хихикая каким-то своим мыслям.
— Я проиграла партию в пикет, — сообщила она значительно, когда Агнес натягивала на нее сорочку.
— Да уж, как тут выиграть, — покачала головой горничная.
— Вот именно. Я не следила за игрой, — продолжала Фрэнсис, пристально разглядывая большой палец правой ноги.
— Конечно, не следили, миледи, это уж как пить дать. Давайте я помогу вам лечь в постель.
— В постель, — тупо повторила Фрэнсис и решительно отстранила Агнес. — Пожалуй, я схожу на кухню и поищу чего-нибудь поесть. Я у-ми-ра-ю с голоду.
Агнес возвела глаза к небу.
— Да-да, — оживилась Фрэнсис, аппетит которой стремительно нарастал. — На кухне найдется что-нибудь съест… съестное.
Девушка бросила встревоженный взгляд на внутреннюю дверь. Что скажет его светлость, снова найдя комнату ее светлости пустой? Она решила протянуть время.
— Я пошлю на кухню кого-нибудь из лакеев, и он принесет поднос прямо сю…
— Нет! — заявила Фрэнсис с нетрезвым упрямством, — Я могу и сама снис… снискать хлеб насущный!
Она огляделась в поисках домашних туфелек. К неописуемому облегчению Агнес, во внутреннюю дверь постучали. Девушка бросилась навстречу вошедшему Хоку:
— Ее светлость голодна!
Хок посмотрел на Фрэнсис, которая снова и снова надевала на кончики пальцев сваливающуюся туфельку.
— Я позабочусь о ее светлости.
Он подождал, пока горничная закроет за собой дверь спальни, и подошел к постели, на краю которой пристроилась его жена.
— Ты и правда голодна, дорогая?
— Что за идиот делает такую дурацкую обувь? Совершенно не держится на ноге!
Фрэнсис соскользнула с края постели на пол и уселась там, борясь с туфелькой.
— Вот! — воскликнула она с торжеством, вытягивая ногу. — Только… только вид какой-то странный… мысок не в ту сторону.
Это было непередаваемо забавное зрелище, но Хок не засмеялся. На какое-то время его дыхание пресеклось. Подол тонкой сорочки волной лежал на полу, из-под него тянулась нога, белая и стройная, с изящной узкой лодыжкой. Волосы, которые Агнес так и не нашла возможности заплести, рассыпались по плечам и полуобнаженной груди.
— Я помогу тебе, — сказал он, опускаясь на пол перед Фрэнсис.
— Спасибо, — сказала та с полнейшей серьезностью. Хок снял туфельку и бросил ее через плечо, потом поднес к губам ногу Фрэнсис и поцеловал каждый палец. Вначале она просто смотрела, склонив голову к плечу с озадаченным видом. Раздалось хихиканье. Нога завозилась в его руках, мягко ткнувшись в лицо кончиками пальцев.
Хок укусил кончик мизинца.
Фрэнсис откинулась на спину и зашлась в настоящем припадке смеха, держась за бока и дергая ногой.
Он не заметил, как начал улыбаться в ответ. Затея с бренди повернулась в довольно неожиданном направлении. Но не неприятном, вовсе нет. Он положил ладонь на лодыжку и легко провел вверх по ноге Фрэнсис.
— Щекотно! — ахнула она и попробовала высвободить ногу.
Не теряя времени, Хок приподнял другой рукой подол сорочки. Он никогда не видел ее ног так близко и в таком неожиданном ракурсе. Какие же они длинные и белые! А бедра… округлые, нежные, такие шелковистые на ощупь! Господи Боже, даже ее колено было точеное, мраморно-белое под его смуглой рукой.
Он совершенно перестал сознавать окружающее. Между тем Фрэнсис, все еще в приступе нетрезвого смеха, уперлась другой ногой ему в грудь и вложила все силы в хороший толчок. От неожиданности Хок потерял равновесие и повалился на спину, продолжая крепко держать ее лодыжку.
Ему удалось поймать обе ноги и потянуть на себя. Сорочка задралась еще немного выше. Другой рывок. Подол был уже выше талии Фрэнсис. Хок развел ее ноги, равно наслаждаясь открывшимся зрелищем и яростными рывками, сопровождаемыми все тем же хихиканьем.
Неожиданно он почувствовал, что вот-вот потеряет контроль над собой.
— Ох, Фрэнсис!.. — прошептал он, не решаясь двинуться и зажмурившись изо всех сил.
За эти несколько секунд она успела освободиться. Когда Хок открыл глаза, она стояла на четвереньках и смотрела ему в лицо, по-совиному моргая и неуклюже балансируя на ладонях. Он заметил, что она так и не одернула сорочку, которая собралась вокруг ее талии.
— Ты боишься щекотки? — спросила она сурово.
— Я? Я не зн…
В следующее мгновение Фрэнсис нырнула вперед, приземлилась ему на грудь и, хохоча, начала щекотать его под мышками. Ее лицо с блестящими глазами, пылающими щеками и мстительно высунутым кончиком языка оказалось очень близко от его лица.
Хок забарахтался. Он боялся щекотки больше всего на свете. Фрэнсис в считанные секунды добралась до его наиболее уязвимых мест и упоенно предалась расправе. Он зашелся от смеха, на время забыв о желании, которое всерьез начинало мучить его. Ему не сразу удалось поймать ее запястья и отвести в сторону.
Только отдышавшись, он обнаружил, что халат давно раскрылся и что их голые до пояса тела соприкасаются. Фрэнсис лежала между его разведенных ног и смеялась, нимало не заботясь, прилично это или нет.
Он отпустил ее запястья и сцепил пальцы у нее за спиной, притянув ее ближе. Его сцепленные пальцы сомкнулись на затылке, пригибая голову.
— Поцелуй меня, Фрэнсис.
— Будь по-твоему, — сказала она важно и вытянула губы.
— Нет, не так! — засмеялся он, несмотря на болезненное стеснение между бедер. Он приоткрыл рот Фрэнсис кончиками пальцев. — Так и оставайся, только не говори ни слова. Вот как это делается…
Он провел языком внутри ее рта, по прохладному ряду зубов, по ее языку. Взял губы, казавшиеся сладковатыми и очень нежными. Ее покорность!.. Он не думал, что сможет сдерживаться дольше.
— А дальше что? — вдруг спросила Фрэнсис, отстраняясь. — Поцелуи — это ведь не самое страшное…
— А ты хочешь еще чего-нибудь? — спросил Хок, делая вид, что борется с локоном, упорно щекотавшим его лицо.
Он бросил взгляд из-под ресниц. Лицо Фрэнсис внезапно и разительно изменилось. Зрачки расширились, дыхание прервалось. Она думала о запаснике! Он тоже. Его бедра невольно дернулись в ее сторону, и Хок понял по лицу Фрэнсис, что она впервые осознала, на чем лежит сейчас.
— Хок… — начала она нерешительно.
— Да, милая.
— Это все очень… очень странно…
— Ничего странного в этом нет. Пойдем в постель, Фрэнсис.
— Педераст? Мужчина, который предпочитает мальчишек молодым леди.
— Какая гадость!
— До сегодняшнего дня я тоже так думал, — продолжал веселиться Хок.
Он отошел на пару шагов и подверг Фрэнсис пристальному осмотру. К счастью, штаны сидели на ней не в обтяжку, только знающий взгляд мог различить под ними длинные и стройные женские ноги. Рубашка и мешковатая куртка довершили маскировку.
— Ну вот, теперь ты готова к уроку.
Фрэнсис открыла рот, но не издала ни звука. Хок плу-товски ухмыльнулся и надвинул войлочную шляпу до самых ее бровей.
— Превосходно! Главное — держи рот закрытым, и никто даже не заподозрит истины. Впрочем, если даже и заподозрит, то не осмелится протестовать.
Глава 20
Какая из двух лошадей ему больше под стать?..
Шекспир
Фрэнсис смотрела во все глаза. Тренеры Генри и Тулли с двух сторон удерживали Мисс Маргарет за повод. Кобыла прядала ушами и фыркала, время от времени принимаясь тоненько ржать. По ее гладкому крупу пробегала конвульсивная дрожь, гнедая шкура так сочилась потом, что казалась коричневой Джентльмена Дэна едва удавалось сдерживать четверым крепким конюхам. При виде кобылы он выкатил глаза, показав синеватые белки, и попытался взвиться на дыбы, так что двоим из четверки пришлось повиснуть на удилах.
Хок незаметно перевел взгляд на жену, когда жеребца подвели к кобыле сзади. Белвис прорычал какую-то команду: наступил самый ответственный момент случки. В своем неистовстве жеребец мог поранить кобылу, и все делалось для того, чтобы этого избежать. Подковы Джентльмена Дэна, обмотанные войлоком, то и дело норовили взметнуться в воздух, он всхрапывал и тряс своей изящной узкой мордой, раздувая ноздри, чтобы втянуть волнующий запах течной кобылы. Фрэнсис казалось, еще секунда — и он стряхнет конюхов, как осенних мух. Когда жеребца подвели вплотную к крупу Мисс Маргарет, во рту Фрэнсис пересохло от волнения.
— Природа щедро наделила жеребцов мужскими достоинствами, — заметил Хок, проследив за ее взглядом.
— Он разорвет ее! — прошептала Фрэнсис.
— Такое случается, но только если люди неопытны в своем деле.
Жеребец покрыл кобылу, выгибая шею, чтобы укусить ее, и сжимая передними копытами ее бока. Мисс Маргарет пыталась освободиться от удерживающих рук. конвульсивно дрожа крупом.
А теперь смотри внимательно, — прошептал Хок и грубо встряхнул Фрэнсис за руку, заметив, что она зажмурилась. — Смотри, я приказываю!
Она открыла глаза — и в тот же миг гигантский член же ребца с размаху погрузился в кобылу. Оба животных издали почти человеческий вопль в унисон. Вопреки опасениям Фрэнсис кобыла рванулась навстречу Джентльмену Дэну, словно стараясь, чтобы он проник еще глубже. Ее храп стал лихорадочным, диким, тонкая шея изогнулась, голова терлась о морду жеребца. Теперь Фрэнсис при всем ее желании не могла отвести глаз.
Лошади пришли в полное неистовство, никто не препятствовал жеребцу в его судорожных толчках и рывках. Невероятный по размерам член скрывался и появлялся вновь, и Фрэнсис хотела, всей душой хотела чувствовать отвращение. Но она не могла. Неожиданно кобыла взбрыкнула задними ногами, приподняв круп. Джентльмен Дэн качнулся назад, потом с диким ржанием снова обрушился на кобылу. У Мисс Маргарет вырвалось не ржание — крик, и каким-то шестым чувством Фрэнсис поняла, что это крик экстаза. Она дышала часто и неглубоко, чувствуя испарину.
Конюхи подбадривали жеребца, но в их возгласах не слышалось ни насмешки, ни похоти. Только она одна из всех собравшихся была так странно захвачена, так взволнована происходящим. Что-то внутри нее откликалось, что-то… она не понимала, что именно.
Фрэнсис не замечала, как блестят глаза мужа, не замечала его взгляда, скользящего по ее влажному лицу, по бешено бьющейся жилке на горле.
Ее рука давно уже была в его ладони, и она конвульсивно сжимала его пальцы. Она испустила долгий, прерывистый вздох, когда Джентльмен Дэн издал последний бешеный всхрап и неистово содрогнулся, чтобы потом распластаться на спине Мисс Маргарет.
Словно в тумане, Фрэнсис почувствовала, как ее потянули за руку, вон из конюшни. Она мало что сознавала, и это было, конечно, очень глупо, но странное состояние продолжалось, и справиться с ним было невозможно. Горячие волны внутри нее набегали и таяли, легкая судорога сводила бедра, она не знала, что за выражение сейчас у нее на лице, и потому шла покорно, не поднимая головы. Когда за спиной хлопнула дверь, Фрэнсис сообразила, что оказалась в запаснике.
Голос мужа, необычно мягкий, произнес ее имя. Она подняла затуманенные, расширенные глаза.
Потом он повернул ее и прижал спиной к своей груди, руки скользнули по мешковатой одежде мальчишки-подростка. Фрэнсис хотела протестовать или хотя бы отстраниться, но ее тело не только не разделило ее слабый протест, оно внезапно обрело отдельную волю и неясную, но мощную потребность. Оно самовольно качнулось навстречу, когда пальцы нащупали ее естество сквозь мягкую ткань брюк, и охотно подчинилось ритму их движения.
Она не заметила, как рука оказалась под одеждой, но при первом же прикосновении попыталась вырваться с тихим криком, полным жалобы и просьбы. Другая рука тотчас прижала ее поперек груди, не давая вырваться. Не понимая собственного безумия, мучаясь жаждой, названия которой не знала, Фрэнсис начала едва слышно всхлипывать от сладкого ужаса. Бог знает почему она становилась все более горячей и влажной, впервые за всю свою жизнь.
Ей смутно слышалось громкое дыхание над ухом, но было совершенно не до этого, потому что его пальцы как раз нашли ее соски, и они тоже были странные, твердые и необычно чувствительные.
И это все длилось, длилось, пальцы Хока двигались все быстрее, в каком-то диком ритме, и она отвечала инстинктивными толчками, словно изначально знала не разумом, а телом.
— Хорошо… — шептал голос, — хорошо… двигайся, двигайся…
Широко раскрытые глаза Фрэнсис смотрели на стену с упряжью и седлами, но видела она блестящие от пота тела лошадей, их сталкивающиеся крупы и налитые кровью дикие, прекрасные глаза. Это было, было прекрасно! В ответ на это видение, в ответ на движение ласкающих рук она одновременно открывалась и напрягалась все сильнее, до невыносимого стеснения, которое хотелось разорвать, как стягивающую сеть. Она хотела чего-то, угадывая, что оно принесет еще большее; чем то, что уже происходило с ней, она хотела… хотела…
— Милорд! С вами хочет поговорить мистер Белвис. Милорд!
Приглушенный дверью голос конюха ворвался в мир, где пребывала Фрэнсис, как громовой раскат. Она разом почувствовала себя свободной от объятий, от прикосновений и от видений. «Дьявольщина… вот дьявольщина!» — прорычал голос мужа, только что мягкий и ласковый.
Фрэнсис развернули за плечи. Она тихонько дрожала, выражение испуга и надежды застыло на лице.
— Иду! — крикнул Хок конюху и привлек ее к себе, едва касаясь ладонями лопаток.
— Все хорошо, все просто прекрасно, — сказал он негромко, на секунду прижавшись поцелуем к ее влажному лбу. — Чертовски жаль, что так получилось, но ты подошла очень, очень близко.
«Близко к чему?!»
— Голова не кружится? — спросил Хок улыбаясь (он все знал, а она — нет!).
Фрэнсис ощутила внезапный приступ глубочайшего смущения. Господи Боже, что это они только что делали! Как она теперь станет смотреть мужу в лицо? Она могла только отрицательно помотать головой в ответ.
— Мне придется выйти к ним, а вот тебе лучше остаться. Выйдешь, когда придешь в себя окончательно.
Это было очень кстати — остаться одной. К тому же Фрэнсис была уверена, что ноги в любом случае отказались бы ее держать. Сквозь ресницы она видела, как муж помедлил у двери, покачал головой и улыбнулся. Улыбка была вовсе не насмешливой, как она ожидала, а ласковой. Он вышел.
Фрэнсис осела на пол, совершенно без сил от потрясения.
«Что это было со мной? Почему я вела себя с таким полнейшим бесстыдством?»
А он… он трогал ее… там! Она содрогнулась, наполовину из протеста, наполовину от вернувшегося на миг ощущения сладкого напряжения. В тот момент она хотела, чтобы это продолжалось, чтобы напряжение росло, стягивая бедра невидимой сетью, готовой разлететься в любую секунду.
Фрэнсис просунула руку под брюки и робко, осторожно коснулась себя. Там было очень влажно и горячо. Это заставило ее отдернуть пальцы. Хотелось заплакать от непонятной обиды и застонать от чувства неполноты. Слабость неприятно смешалась в ней с напряжением, словно в крови бродила и крепла лихорадка.
— Что со мной? Почему мне так плохо? — спро-260 сила она вслух.
В запаснике было очень тихо, и, конечно, некому было ответить ей. Фрэнсис свернулась в комок прямо на полу, обхватив руками колени, и оставалась так долгое время.
Фрэнсис сидела за столом напротив мужа, делая вид, что поглощена содержимым тарелки, хотя там лежала пока лишь крохотная горка овощей.
Ей потребовалась вся сила воли, чтобы не притвориться больной и все-таки выйти к ужину. Впрочем, отказ только усугубил бы ее положение: Хок на всякий случай прислал Отиса с посланием, что поужинает с ней в ее спальне, если окажется, что ей нездоровится.
Итак, она вышла к ужину, заранее воздвигнув вокруг себя невидимую стену на случай пошлых намеков и развязных шуточек. Однако до сих пор муж был не более разговорчив, чем она сама.
— Не хочешь ли ломтик запеченного лосося, Фрэнсис? — наконец спросил Хок самым будничным тоном.
Она покачала головой. Она не хотела ничего, будь оно запеченным, вареным, жареным или сырым.
— Тогда, быть может, кусочек тушеного каплуна?
На этот раз она ответила согласием, понимая, что к горке овошей на тарелке нужно хоть что-нибудь добавить. Лакей бросился к ней с судком. Лакей! Вот почему Хок молчит, подумала Фрэнсис. Он ждет, пока они останутся одни.
К ее облегчению, как лакеи, так и Отис оставались в столовой до конца ужина.
Хок пустился в воспоминания о своей долгой дружбе с Мелчерами и выкопал из памяти множество таких скучных подробностей, что Фрэнсис поневоле была убаюкана. Отправив в рот последний кусочек сливового пудинга, он откинулся на стуле, рассуждая вслух:
— Немного портвейна? Хм… пожалуй, нет… Фрэнсис, не перейти ли нам в гостиную?
Она встрепенулась. Вот уже несколько минут она готовилась к приказу немедленно подняться в спальню. Любезное приглашение Хока застало ее врасплох.
Отис отодвинул для нее стул. Фрэнсис поблагодарила его необычно смущенным голосом и застенчиво приняла руку мужа.
В камине уютно потрескивала небольшая горка дров. Вечер выдался необычно прохладный, поэтому Фрэнсис устроилась поближе к огню. Она сцепила пальцы на коленях и сидела очень прямо, не отрывая взгляда от языков пламени.
— Как ты себя чувствуешь? — неожиданно спросил Хок. Ну вот, началось! Фрэнсис подавила желание съежиться.
Вот нюня! Нельзя же жить в постоянном страхе!
— Благодарю вас, милорд, очень хорошо, — ответила она почти непринужденно. — Как обычно.
— Жаль, — сказал Хок с легким вздохом.
Их глаза встретились. О да, в его взгляде была насмешка, но не обидная, а… ласковая?
— Сыграешь мне что-нибудь, Фрэнсис?
Она вскочила со стула рывком, усмотрев в вопросе мужа путь к спасению, пусть даже временному.
— С удовольствием! — воскликнула она с такой забавной и жалобной неопределенностью в голосе, что Хок едва сумел подавить улыбку.
Фрэнсис начала играть очень сложную сонату Гайдна и почти сразу обнаружила, что пальцы не подчиняются ей. —Наконец несколько напрочь испорченных аккордов заставили ее отдернуть руки с гримасой неудовольствия.
— Я бы предпочел услышать что-нибудь более нежное. Шотландскую балладу, например.
Оказывается, он уже стоял у нее за спиной! Его дыхание заставило щекотно шевельнуться тонкую прядку у виска.
— Боюсь, я не смогу играть, — призналась Фрэнсис, до того измученная нервным напряжением, что ей хотелось одновременно закричать во весь голос и разрыдаться.
Хок ничего не сказал на это. Он смотрел на поникшие белые плечи жены и, как никогда, хотел ласково коснуться ее, скользнуть ладонями вниз, к вздымающимся округлостям грудей.
Несколько часов назад они были так близки! Хок прикрыл глаза, вспоминая. Его пальцы бессознательно шевельнулись, словно чувствуя ответные движения Фрэнсис. Именно тогда он впервые понял, насколько права была Амалия: жену можно было разбудить, она была вполне способна испытывать такое же удовольствие, как и любовница… Хок вдруг сообразил, что молчание затянулось.
— Тогда, может быть, сыграем в пикет? Как ты смотришь на это? — спросил он поспешно.
Пикет? В прежние дни она была первоклассным игроком (отец лет с десяти вбивал ей в голову правила, чтобы всегда было с кем перекинуться в карты), но теперь… если ее мастерство игрока постигла та же участь, что и мастерство пианистки, то она вряд ли отличит короля от валета.
— Охотно, милорд, — все же ответила она, думая: почему он так подозрительно добр, так великодушен?
Лакей придвинул карточный столик ближе к камину и вышел. Вскоре в гостиной появился Отис с двумя нераспечатанными колодами карт.
Фрэнсис не без опаски уселась за столик. Хок отпустил прислугу и обратился к дворецкому, застывшему у двери на случай, если будут высказаны дальнейшие пожелания.
— Можете располагаться ко сну, Отис. Я сам позабочусь о том, чтобы погасить свечи.
— Как вам будет угодно, милорд.
Дворецкий замешкался в дверях, бросив украдкой взгляд на Фрэнсис. Ее светлость была такой странной в этот вечер, почти не раскрывала рта и очень мало ела. Ее бледность не на шутку тревожила Отиса.
— Миледи? — осторожно спросил он.
В этом единственном слове заключался настоящий ливень вопросов и целое море заботы. Фрэнсис заставила себя улыбнуться:
— Доброй ночи, Отис. Не волнуйтесь, я вполне здорова. Дворецкий с поклоном удалился.
— Будь любезна перемешать и раздать карты, а я налью нам по стакану бренди.
Фрэнсис облегченно перевела дух. По крайней мере он не сидел напротив, буравя ее взглядом. К тому моменту как объемистая круглая рюмка оказалась возле ее локтя, она справилась со своей задачей, не рассыпав карт и раздав нужное их количество.
Хок поднял свою стопку и раскрыл ее аккуратным веером.
— Как ты относишься к бренди, Фрэнсис? — спросил он как бы между делом, меняя некоторые карты местами. — Может быть, налить тебе вина?
Нет-нет, пусть будет бренди!
Она подкрепила свои слова торопливым глотком из рюмки. Огненная струйка скользнула вниз по горлу и приземлилась где-то внутри пустого желудка Фрэнсис. Она тупо уставилась на веер карт в руке, едва слушая то, что говорил ей Хок.
— Если бы не армия, мне бы не стать опытным игроком. На войне бывают периоды затишья — ты ведь знаешь это? — когда офицерам мало что остается, кроме как муштровать нижние чины. В таких случаях чаще всего играют не на деньги, а на интерес. И слава Богу, потому что мне приходилось видеть, как переходят из рук в руки целые воображаемые состояния. — Хок поднял взгляд на Фрэнсис и улыбнулся. — Начнем?
Игра продолжалась около получаса. На Хока произвело впечатление то, как играет Фрэнсис, но это не мешало ему внутренне посмеиваться над ее растущим опьянением. Он был доволен, что предложил ей именно бренди: каждый новый глоток помогал ей еще немного расслабиться.
— Еще рюмку?
Фрэнсис покачала головой, и гостиная мягко качнулась вокруг в унисон с этим движением. Она шлепнула об стол десяткой червей и хихикнула, когда муж прикрыл ее карту червонной дамой.
— Ты не следишь за игрой, — заметил он.
Когда партия была закончена, Хок подсчитал очки и собрал карты в колоду со словами:
— Жаль, что мы не играли на деньги. Ты проигралась в пух и прах, жена. — Он отбросил карандаш и потянулся. — Какой долгий был день!
— Очень, — согласилась Фрэнсис, вертя в руке забытую восьмерку пик.
— Я только сейчас понял, как сильно устал.
— Я тоже, — кивнула она, туманно сознавая, что это к лучшему, но не зная почему.
— Как ты могла проиграть с такими хорошими картами? Она вяло пожала плечами.
— Пойдем наверх или сыграем еще?
На ее раскрасневшемся лице сменилось несколько не вполне ясных выражений. Тревога осталась.
— Что вы собираетесь делать… наверху? — вдруг спросила она.
— Может быть, приму ванну.
— Я бы тоже хотела…
— Увы, Фрэнсис, мы не уместимся в ванне вдвоем. Какая жалость, правда?
Она посмотрела внимательно, но не могла до конца уловить смысл этих слов.
Хок поднялся на ноги и еще раз хорошенько потянулся. Она не отвела взгляда. «Он знает, как красив», — подумала она отрешенно, почти благодушно. Она попробовала зажмуриться из чистого упрямства, но добилась лишь того, что увидела мужа голым — вначале спиной к ней, в каплях воды озера Лох-Ломонд, а потом и лицом, на кромке скалы.
Но теперь все иначе, сказала она себе. Теперь он — ее муж, и все между ними предельно ясно и отвратительно. Бежать ей некуда. Остается только молчать и терпеть.
— Вы придете ко мне? — спросила она прямо.
Хок, не ожидавший открытого выпада, вздрогнул. Он не знал, что будет лучше: ободряюще улыбнуться или безразлично пожать плечами. Что, если в ней все еще длилось, тлело воспоминание о тех минутах в запаснике? Бессознательное воспоминание, вызванное и подогретое выпитым бренди? Если бы только, если бы только это было так!
— Я еще не думал на эту тему, — ответил он и, поскорее вышел.
Разбуженное желание было настолько сильным, что он мог испортить все, опрокинув Фрэнсис на ковер прямо перед камином.
Несколько минут она сидела, уставившись на тлеющие угли. Пробегающие по ним уютные огоньки завораживали, навевая дремоту. Ее тело, уставшее от напряжения, наконец полностью расслабилось, на душе тоже было легко, упоительно лениво.
Она не без труда заставила себя подняться и задуть свечи, оставив одну, чтобы освещать дорогу.
Оказывается, Агнес уже приготовила ванну. Спальня была наполнена ароматом каких-то трав, от воды поднимался приветливый парок.
— Его светлость сказал мне, что вы примете ванну, — объяснила Агнес, словно это было в порядке вещей.
Очень мило с его… с его стороны…
Горничной не понадобилось много времени, чтобы понять состояние хозяйки. Под хмельком, подумать только! Уж в эту ночь ей достанется, думала Агнес, вне себя от волнения. Она вспомнила, что, когда граф отдавал ей распоряжение насчет ванны, его глаза так и горели.
В этот момент она заметила, что Фрэнсис задремала в ванне, и осторожно потрясла ее за плечо.
— Миледи! Миледи!
— Наверное, я уже свекольная… — пробормотала та, рассеянно улыбаясь.
— Почти! Поднимайтесь, я вас высушу.
Фрэнсис послушно позволила промокнуть себя полотенцем, время от времени хихикая каким-то своим мыслям.
— Я проиграла партию в пикет, — сообщила она значительно, когда Агнес натягивала на нее сорочку.
— Да уж, как тут выиграть, — покачала головой горничная.
— Вот именно. Я не следила за игрой, — продолжала Фрэнсис, пристально разглядывая большой палец правой ноги.
— Конечно, не следили, миледи, это уж как пить дать. Давайте я помогу вам лечь в постель.
— В постель, — тупо повторила Фрэнсис и решительно отстранила Агнес. — Пожалуй, я схожу на кухню и поищу чего-нибудь поесть. Я у-ми-ра-ю с голоду.
Агнес возвела глаза к небу.
— Да-да, — оживилась Фрэнсис, аппетит которой стремительно нарастал. — На кухне найдется что-нибудь съест… съестное.
Девушка бросила встревоженный взгляд на внутреннюю дверь. Что скажет его светлость, снова найдя комнату ее светлости пустой? Она решила протянуть время.
— Я пошлю на кухню кого-нибудь из лакеев, и он принесет поднос прямо сю…
— Нет! — заявила Фрэнсис с нетрезвым упрямством, — Я могу и сама снис… снискать хлеб насущный!
Она огляделась в поисках домашних туфелек. К неописуемому облегчению Агнес, во внутреннюю дверь постучали. Девушка бросилась навстречу вошедшему Хоку:
— Ее светлость голодна!
Хок посмотрел на Фрэнсис, которая снова и снова надевала на кончики пальцев сваливающуюся туфельку.
— Я позабочусь о ее светлости.
Он подождал, пока горничная закроет за собой дверь спальни, и подошел к постели, на краю которой пристроилась его жена.
— Ты и правда голодна, дорогая?
— Что за идиот делает такую дурацкую обувь? Совершенно не держится на ноге!
Фрэнсис соскользнула с края постели на пол и уселась там, борясь с туфелькой.
— Вот! — воскликнула она с торжеством, вытягивая ногу. — Только… только вид какой-то странный… мысок не в ту сторону.
Это было непередаваемо забавное зрелище, но Хок не засмеялся. На какое-то время его дыхание пресеклось. Подол тонкой сорочки волной лежал на полу, из-под него тянулась нога, белая и стройная, с изящной узкой лодыжкой. Волосы, которые Агнес так и не нашла возможности заплести, рассыпались по плечам и полуобнаженной груди.
— Я помогу тебе, — сказал он, опускаясь на пол перед Фрэнсис.
— Спасибо, — сказала та с полнейшей серьезностью. Хок снял туфельку и бросил ее через плечо, потом поднес к губам ногу Фрэнсис и поцеловал каждый палец. Вначале она просто смотрела, склонив голову к плечу с озадаченным видом. Раздалось хихиканье. Нога завозилась в его руках, мягко ткнувшись в лицо кончиками пальцев.
Хок укусил кончик мизинца.
Фрэнсис откинулась на спину и зашлась в настоящем припадке смеха, держась за бока и дергая ногой.
Он не заметил, как начал улыбаться в ответ. Затея с бренди повернулась в довольно неожиданном направлении. Но не неприятном, вовсе нет. Он положил ладонь на лодыжку и легко провел вверх по ноге Фрэнсис.
— Щекотно! — ахнула она и попробовала высвободить ногу.
Не теряя времени, Хок приподнял другой рукой подол сорочки. Он никогда не видел ее ног так близко и в таком неожиданном ракурсе. Какие же они длинные и белые! А бедра… округлые, нежные, такие шелковистые на ощупь! Господи Боже, даже ее колено было точеное, мраморно-белое под его смуглой рукой.
Он совершенно перестал сознавать окружающее. Между тем Фрэнсис, все еще в приступе нетрезвого смеха, уперлась другой ногой ему в грудь и вложила все силы в хороший толчок. От неожиданности Хок потерял равновесие и повалился на спину, продолжая крепко держать ее лодыжку.
Ему удалось поймать обе ноги и потянуть на себя. Сорочка задралась еще немного выше. Другой рывок. Подол был уже выше талии Фрэнсис. Хок развел ее ноги, равно наслаждаясь открывшимся зрелищем и яростными рывками, сопровождаемыми все тем же хихиканьем.
Неожиданно он почувствовал, что вот-вот потеряет контроль над собой.
— Ох, Фрэнсис!.. — прошептал он, не решаясь двинуться и зажмурившись изо всех сил.
За эти несколько секунд она успела освободиться. Когда Хок открыл глаза, она стояла на четвереньках и смотрела ему в лицо, по-совиному моргая и неуклюже балансируя на ладонях. Он заметил, что она так и не одернула сорочку, которая собралась вокруг ее талии.
— Ты боишься щекотки? — спросила она сурово.
— Я? Я не зн…
В следующее мгновение Фрэнсис нырнула вперед, приземлилась ему на грудь и, хохоча, начала щекотать его под мышками. Ее лицо с блестящими глазами, пылающими щеками и мстительно высунутым кончиком языка оказалось очень близко от его лица.
Хок забарахтался. Он боялся щекотки больше всего на свете. Фрэнсис в считанные секунды добралась до его наиболее уязвимых мест и упоенно предалась расправе. Он зашелся от смеха, на время забыв о желании, которое всерьез начинало мучить его. Ему не сразу удалось поймать ее запястья и отвести в сторону.
Только отдышавшись, он обнаружил, что халат давно раскрылся и что их голые до пояса тела соприкасаются. Фрэнсис лежала между его разведенных ног и смеялась, нимало не заботясь, прилично это или нет.
Он отпустил ее запястья и сцепил пальцы у нее за спиной, притянув ее ближе. Его сцепленные пальцы сомкнулись на затылке, пригибая голову.
— Поцелуй меня, Фрэнсис.
— Будь по-твоему, — сказала она важно и вытянула губы.
— Нет, не так! — засмеялся он, несмотря на болезненное стеснение между бедер. Он приоткрыл рот Фрэнсис кончиками пальцев. — Так и оставайся, только не говори ни слова. Вот как это делается…
Он провел языком внутри ее рта, по прохладному ряду зубов, по ее языку. Взял губы, казавшиеся сладковатыми и очень нежными. Ее покорность!.. Он не думал, что сможет сдерживаться дольше.
— А дальше что? — вдруг спросила Фрэнсис, отстраняясь. — Поцелуи — это ведь не самое страшное…
— А ты хочешь еще чего-нибудь? — спросил Хок, делая вид, что борется с локоном, упорно щекотавшим его лицо.
Он бросил взгляд из-под ресниц. Лицо Фрэнсис внезапно и разительно изменилось. Зрачки расширились, дыхание прервалось. Она думала о запаснике! Он тоже. Его бедра невольно дернулись в ее сторону, и Хок понял по лицу Фрэнсис, что она впервые осознала, на чем лежит сейчас.
— Хок… — начала она нерешительно.
— Да, милая.
— Это все очень… очень странно…
— Ничего странного в этом нет. Пойдем в постель, Фрэнсис.