Коултер Кэтрин. Месть и любовь

   — Почему вдруг стало так холодно, Милли? Пожалуйста, растопите камин. Очень холодно. Милли, где вы? Потсон, ну что же вы, помогите мне. Мое пальто, Потсон. Как я пойду зимой без пальто?
   Дребезжащие щелкающие звуки отдавались в голове. Сами собой стучали челюсти, и невозможно было их остановить. Она была придавлена страшным весом, горами пальто, наложенными друг на друга. Но они не согревали ее. Она ощущала себя совершенно нагой под свирепым зимним ветром. Она пыталась приподнять тело, но тяжелые, затвердевшие пальто прижимали ее к земле.
   Внезапно она почувствовала какое-то движение рядом с собой. Спасительное обволакивающее тепло коснулось каждой части ее тела. Она задышала свободнее и потянулась навстречу этому неожиданному спасению, неизвестно откуда появившейся согревающей человеческой плоти. Она прижималась к ней лицом и всем телом, боясь, что в любую минуту может лишиться этой благодати и снова почувствует ужасный холод. Чьи-то нежные руки гладили ее спину, ласкали голову и шею, укачивали ее, как маленького ребенка. Она чувствовала теплое дыхание у себя на волосах и думала, что теплый ветерок дует ей в ухо. У нее перестали стучать зубы, утих озноб. Огромная тень постепенно наползала на мозг, погружая ее в спасительный сон.
   Смутные ощущения время от времени нарушали ее покой. Влажная прохладная ткань прикасалась к ее лицу и телу. Она пыталась отвернуться от нее, не желая прерывать мирный сон. Потом последовало легкое, как перышко, прикосновение к боку. Она вскрикнула. После этого ее никто не трогал. С легким вздохом она снова погрузилась в сон.
   Проснулась она внезапно. В памяти всплыли обрывки мыслей и ощущений, связанных с приемом опия. Она испытала минутное замешательство, увидев незнакомую комнату. Потом, когда она заметила его в большом кресле возле кровати с газетой в руках, к ней вернулись воспоминания о дуэли. В мозгу четко пронеслись все события того дня. Воспоминания обрывались с того момента, когда он оказался без оружия.
   Он как будто почувствовал на себе ее взгляд и поднял глаза. Она увидела на его лице улыбку облегчения. Он встал и подошел к ней:
   — Теперь, я полагаю, вы действительно пришли в себя. Как вы себя чувствуете, Хэтти?
   Как она себя чувствует? Как она может себя чувствовать? Что он имеет в виду? Уменьшилась ли у неё боль в боку? Или убавилось чувство ее вины, оттого что она не убила его? У нее закружилась голова, и она заколебалась, не найдя ответа.
   — Я с вами, — только и смогла выговорить она. — Где я?
   — Вы в моем доме, в Торстон-Холле. Это немного южнее Лондона. После того как я выяснил, что лорд Гарри Монтейт не тот, за кого себя выдавал, я решил, что разумнее вам находиться здесь.
   Она не слушала его объяснений. Глядя на дальнюю стену с удлиненными тенями от полуденного солнца, она сказала:
   — О нет, я не могу оставаться здесь. Я должна идти. Отец будет беспокоиться. Если он узнает, где я, тогда все пропало.
   Она попыталась встать. Приступ боли, пронзившей ей бок, заставил ее упасть назад на подушки. Она почувствовала его руки у себя на плечах.
   — Успокойтесь, Хэтти. Вы только причините себе страдания. Если вы будете слушать меня, то вы поймете, что все обстоит не совсем так, как вы себе представляли. С тех пор как вы оказались в беспамятстве, кое-что изменилось.
   — Я не понимаю, о чем вы. Боже мой, как долго я пробыла здесь?
   — Со времени нашей дуэли прошло три дня, — сказал он, видя, что она не верит ему, судя по остановившемуся недоумевающему взгляду. — Вы ничего не помните?
   — Я помню, как воткнула шпагу в землю. Помню, что земля была очень твердая, потому что промерзла. Помню, что мне было так больно, что хотелось умереть. Три дня? Мой отец! О, Боже, мой отец! Что с ним? Что он подумает?
   Он по-прежнему удерживал ее за плечи. Она внимательно смотрела на него. Медленно и осторожно, как будто боясь дальнейшего предательства со стороны собственного тела, она дотронулась пальцами до своего бока. Она нащупала толстую повязку, опоясывающую талию и часть ребер, и с потрясающей ясностью вспомнила нестерпимую боль, расплывающееся пятно крови и красные пальцы, прижимавшие рубашку к ее телу. Она посмотрела на свою руку и поняла, что сейчас на ней не ее ночная рубашка, так как на запястье не было манжета с крошечными перламутровыми пуговками, а рукав свисал с кончиков пальцев.
   — Мой отец, — повторила она.
   — Успокойтесь. Сейчас вы все узнаете.
   Она медленно повернула голову, стараясь избегать лишних движений. Она внимательно рассматривала лицо, склонившееся над ней. В мозгу пронеслись воспоминания о безумной лихорадке, когда он снова и снова обтирал ее влажной прохладной тканью, успокаивая жар. Она задрожала, вспомнив ужасающий сковывающий холод, от которого у нее тогда промерзли все внутренности. Но откуда потом взялось то благодатное тепло? Откуда? Это был он. Он держал ее возле себя, он прижимал ее к себе, он грел ее с головы до ног своим телом. Это его руки гладили ее по спине.
   — Это ваша ночная рубашка?
   — Моя. За нее нам с вами нужно поблагодарить мою двоюродную бабушку Агнес. Это ее трогательная работа.
   — А где доктор? Где Милли? Я знаю, что она здесь. Я слышала ее голос. Это она ухаживает за мной?
   — Сейчас вам нужно успокоиться и ни о чем не думать. Вы задаете слишком много вопросов. Вы не хотите воды?
   Она с жадностью припала к стакану и закашлялась. Он осторожно приподнял ее и ловко похлопал между лопатками, как будто уход за больными был для него привычным делом.
   — Повторяю вам, вы пробыли со мной три дня. И вот уже три дня вы ничего не ели. Вы голодны?
   Тогда она вдруг поняла, что готова съесть любую пищу.
   — О да, я бы съела что-нибудь. Прикажите принести прямо сейчас. Пожалуйста.
   Он довольно улыбнулся:
   — Я рад, что вы проголодались. У меня для вас приготовлены разные бульоны. Я велел варить их ежедневно, в надежде, что скоро вы придете в себя.
   Он подергал шнурок колокольчика. Когда раздался тихий стук, он быстро подошел к двери, как делал это всегда, с тех пор как она оказалась здесь. Он встал в дверях, загораживая ее от любопытных глаз. Не хватало, чтобы кто-то из слуг обнаружил в его спальне вместо раненого юноши молоденькую девушку. В том виде, в каком она была сейчас, никто не воспринял бы ее иначе.
   У нее началось легкое головокружение. «Должно быть, от голода, — предположила она. — Да, конечно, от голода». Как только она подкрепится, она не подпустит к себе этого человека. Он остался тем же, кем был. Он несет в себе то же зло. Он безжалостен и беспощаден. Он не считается ни с кем, кроме себя. И хотя она не убила его, она все равно должна отомстить ему за смерть Дэмиана. Но не сейчас. Как только ей станет лучше, она придумает что-нибудь, и ему придется заплатить за содеянное. Дорого заплатить.
   Неужели он действительно ухаживал за ней, после того как ранил ее? В это она не могла поверить.

Глава 27

   Крофт стоял перед ним совершенно трезвый, поразительно похожий на филина, с лицом, изображающим готовность выполнить любые распоряжения. Маркиз усмехнулся, довольный таким волшебным превращением. Дай Бог, чтобы оно продлилось подольше, в чем он сильно сомневался. Стоит его хозяину покинуть Торстон-Холл, Крофт снова вернется в винный погреб.
   Получив указания, дворецкий закрыл за собой дверь.
   Маркиз повернулся и направился обратно к Хэтти. Взглянув на ее лицо, он подумал, что у нее снова начинается приступ лихорадки. Когда он протянул руку, чтобы дотронуться до ее лба, она резко отпрянула от него и прижалась к спинке кровати. Это был другой приступ.
   — Что с вами?
   В эту минуту он не подумал о том, что она не приемлет любых проявлений близости с его стороны. В самом деле, ей было невдомек, что, ухаживая за ней все эти дни, он изучил ее тело почти досконально. Она ненавидела его так же, как прежде.
   — Послушайте, Хэтти, — продолжал он, — я просто хотел проверить, нет ли у вас снова жара. Не надо бояться меня. У меня нет дурных намерений. Я не сделаю ничего плохого. И вообще не причиню вам никакого вреда.
   Она только молча смотрела на него и пыталась как можно дальше отодвинуться от него, к середине широкой кровати. Однако острая боль в боку заставила ее остаться неподвижной. Она поморщилась и зажмурила глаза.
   — Я не боюсь ни того, ни другого. И лихорадки у меня нет. Но я понимаю, что сейчас вы сильнее меня и в любом случае справитесь со мной. Поэтому можете продолжать свои действия.
   Он осторожно приложил ладонь к ее лбу и с облегчением вздохнул: кожа была прохладной.
   — Слава Богу, кажется, жар спал. Вы, должно быть, хотите еще воды? Я думаю, теперь вам будет нетрудно сделать это, Хэтти.
   — Меня зовут мисс Ролланд.
   На лице у него появилась легкая усмешка.
   — Хэт… Ах, простите, мисс Ролланд! Мне казалось, мисс Ролланд, что я знаю вас достаточно хорошо, чтобы не прибегать к подобным условностям.
   — Вы не знаете и ничтожной доли обо мне. Зато я хорошо знаю вас. Я знаю о вас все.
   — Все? И вы знаете также, что я ухаживал за вами? Вы знаете, что здесь не было доктора? Я понимаю, что вам это совсем не понравится. Но вам не следует забывать, мисс Ролланд, о том, что я дрался на дуэли с лордом Гарри. Так вот, вы должны оставаться лордом Гарри, чтобы мы с вами могли выпутаться из этой истории без скандала. Лично я не хотел бы никакой шумихи. Думаю, и вы согласитесь со мной, что лучше обойтись без нее. Не стану хвалить самого себя, но я действительно сделал все, что требовалось. И сделал не так плохо. Вы будете жить. У вас останется шрам на боку, но ведь вы остались живы. И скоро вы уже сможете поесть.
   Во время его тирады ее глаза потемнели и сузились. Он предпочел замолчать. Интересно, будь у нее сейчас в руках пистолет, пристрелила бы она его или нет? Должно быть, ей придется собрать всю свою волю, чтобы на это время подавить ненависть к нему. Он даже не удержался от легкой иронии: «Разумно ли ее кормить?» Стоит ей только набраться сил, как она тут же проткнет ему глотку.
   Он отошел от нее, прежде чем она успела попросить у него поесть.
   — Ах, обед! — воскликнула она, глядя на дымящуюся тарелку с супом и свежий теплый хлеб. Она попыталась сесть, но у нее ничего не вышло. Она только упала навзничь, закусив нижнюю губу от пронзившей ее острой боли в боку.
   — Послушайте меня, Хэтти. Вам нужно вести себя благоразумно. Я не хочу, чтобы у вас разошлись швы и снова началось кровотечение. Прошу вас, лежите тихо. Что бы ни было между нами, я должен покормить вас. Хорошо? — Он нахмурился, увидев, как у нее навернулись слезы. — Пожалуйста, позвольте мне помочь вам.
   Она была слишком слаба, чтобы сопротивляться, и у нее голова кружилась от голода. Как бы сильно она ни ненавидела его, она была вынуждена лежать в его постели, как слабое и жалкое существо, и позволить ему кормить себя с ложечки. Она не шевельнулась, пока он подсовывал ей одну руку под спину, а другую под ноги. Он осторожно приподнял ее и усадил в постели, подложив под голову большую пуховую подушку.
   — Ну вот, теперь можем и пообедать.
   Он откинул деревянные ножки подноса и установил его у нее над коленями.
   — Надеюсь, это не маисовый суп? — спросила она, с любопытством заглядывая в тарелку с супом.
   — Маисовый суп? Черт побери, а какое это имеет значение?
   — Мой отец все-таки тори.
   — Господи, да я давно это знаю. Что ваш отец, что мой дядя, это ужасные люди. Будь их воля, они обратили бы в свою веру всю Англию! Они высказывают просто устрашающие идеи. Надеюсь, вы не будете сейчас обсуждать со мной закон о зерне? Ладно, не отвечайте? Дайте мне сначала накормить вас.
   Он уселся рядом с ней на постели и, взяв ложку, помешал горячий суп.
   «Позволить ему кормить меня с ложечки? Нет, это уж слишком». Как-никак сейчас она сидит, а не лежит на спине как куль с мукой.
   — Теперь мне не нужна ваша помощь. Я справлюсь сама.
   — Как хотите, — сказал он, протягивая ей ложку. Однако ее пальчики настолько ослабли, что смогли сделать только жалкий виток вокруг ложки. Она сдвинула указательный палец к широкой части ложки и погрузила ее в суп. Дрожащей рукой она вынула ложку, но не сумела донести ее до рта. Палец соскочил, и горячий суп выплеснулся на ее ночную рубашку, точнее, его рубашку, сшитую любимой тетей Агнес.
   — Замечательно! И все из-за вашего несносного упрямства, — сказал он, отбирая у нее ложку, — Теперь послушайте меня. Откиньтесь на подушки и откройте рот. Хватит доказывать мне свою непобедимость.
   Она послушно открыла рот.
   Вскоре тарелка была пуста, и от свежего хлеба не осталось ни крошки. У нее снова потекли слюнки. Она могла бы съесть целый котелок супа. И еще она хотела хлеба, густо намазанного маслом. Но он встал и убрал поднос.
   — Больше нельзя, — сказал он, увидев ее заблестевшие глаза. — Иначе вы заболеете. Поверьте мне. Вы сможете снова поесть не раньше чем через два часа.
   Она отвернулась от него. Джейсон увидел, как ее пальцы вцепились в одеяло и начали комкать его.
   — Вам больно?
   Она покачала головой и затем внезапно подняла на него глаза.
   — Я знаю, Милли здесь, — прошептала она. — Я слышала ее голос. Позвольте мне побыть с ней вдвоем. Мне нужно. Пожалуйста.
   — В самом деле? — спросил он. В голосе его звучало явное пренебрежение. — Зачем вам Милли? Три дня я один прекрасно справлялся с вами. Скажите, чего вам не хватает?
   — Не скажу! Немедленно пришлите ко мне мою горничную.
   Наконец его осенило, почему она могла требовать свою горничную.
   — Хорошо, Хэтти, — сказал он. — Только послушайте меня. Милли пробудет с вами всего пятнадцать минут. Я не хочу, чтобы об этом узнали слуги. И вам, и мне повредят сплетни. Вы понимаете, это может иметь роковые последствия. Вы — лорд Гарри. Не забывайте об этом. — И, направляясь к двери, бросил на ходу: — Я вернусь через пятнадцать минут. И тогда, Хэтти, мы потолкуем с вами, если, конечно, вы будете хорошо себя чувствовать.
   Ей показалось, что прошла целая вечность, прежде чем в дверях показалась крупная, немного нескладная фигура верной Милли. Интересно, дал ли ей маркиз какие-либо указания? Вероятно, да.
   — Мисс Хэтти! Бедный мой ягненочек!
   «Бедный ягненочек» был несказанно рад даже этой пятнадцатиминутной свободе. Милли радовалась не меньше своей питомицы. Она суетилась возле нее подобно наседке, отыскавшей своего пропавшего цыпленка.
   Наконец все необходимое было сделано. Хэтти нервно посматривала на часы.
   — Милли, у нас еще есть время. Пока маркиз не вернулся, быстро расскажите, что вам удалось узнать.
   — Маркиз не такой ужасный человек, как я думала. Клянусь вам. Он вызволил вас из очень запутанной истории. И я должна честно сказать вам, что он ухаживал за вами лучше доктора. Нет, конечно, я не одобряю, чтобы неженатый человек находился так близко от молодой девушки. Но в остальном я согласна с ним. Именно так все должно было быть: вы должны оставаться лордом Гарри. Иначе… Страшно подумать, что может случиться.
   — Ну, и что еще сказал его светлость? Поручил причесать мне волосы для полного порядка?
   — Ну что вы, мисс Хэтти! Зачем наговаривать на него лишнее? — отшучивалась горничная. — Я сейчас причешу вас. Боюсь, его светлость не сможет лучше меня оказать вам эту услугу.
   Милли действительно была очень осторожна, и Хэтти отдавала должное ее ловкости, так как от каждого прикосновения расчески боль усиливалась. Она продолжала расспрашивать горничную, чтобы в разговоре отвлечься от боли.
   — Чем вы занимались эти три дня? Как маркиз объяснил слугам ваше присутствие?
   — Ничего особенного я здесь не делала, мисс Хэтти. Его светлость сказал, что я заслужила каникулы после всего того, что мне пришлось испытать вместе с вами. Сэр Арчибальд, разумеется, считает, что вы поехали погостить к сестре маркиза, а я сопровождаю вас во время этой поездки. А слугам его светлость, кажется, сказал, что меня прислала его сестра, проверить, не нужно ли что-то приготовить в доме к ее следующему приезду. Я не думаю, что они поверили ему, но делают вид, что ничего не знают. Большинство его слуг мне нравится. Но вот Крофт — сущее наказание! Хитрый и осторожный, как приходский священник. Пока маркиз здесь, ни разу не напился так, чтобы свалиться в каком-нибудь углу. Так и шныряет по всему дому и озирается, как бы маркиз не застал его с бутылкой в руке.
   Хэтти не выдержала и отстранила ее руку с расческой.
   — Послушайте, Милли. Я вижу, вы действительно начинаете думать о маркизе как о добродетельном и сердечном человеке. Вы забыли, что он сделал? Он жесток и безжалостен. Его теперешнее поведение обманчиво. У вас неверное представление о нем. Он просто хочет избежать огласки. Он сам мне так сказал. И все его благородство только на словах. Он обманщик, Милли, он…
   — Он надменный, он вечное зло. Какие похвалы вы мне еще воздадите, мисс Ролланд?
   Она быстро обернулась и увидела маркиза, стоящего в дверях.
   — Вполне согласна с вашими словами, — сказала она холодным тоном, таким же, как ледяной ветер за окном. — Я бы еще добавила — дьявол. Будьте вы прокляты, из-за вас у меня так болит бок!
   Она была готова разрыдаться, но сдержалась. Нельзя позволять себе этой слабости у него на глазах. Маркиз спокойно взглянул на Милли:
   — Пятнадцать минут прошло. Вы сможете еще увидеть свою госпожу сегодня вечером. Вероятно, она снова предпочтет ваши услуги моим. Мне очень жаль, но сейчас вам придется расстаться. Мы не можем рисковать.
   — Слушаюсь, ваша светлость, — сказала Милли, — все будет исполнено так, как вы сказали.
   При этих словах она сделала такой подобострастный книксен, что Хэтти захотелось отшлепать ее.
   — А теперь, Хэтти, — сказал маркиз, после того как Милли осторожно притворила за собой дверь, — я полагаю, пришло время обсудить наши дела. Я вижу, что мисс Ролланд, так же как неукротимый лорд Гарри, совершенно незаслуженно оскорбляет меня. Может быть, вы соблаговолите объяснить мне, почему я подлый, жестокий и надменный?
   — Вы еще забыли добавить к этому дьявола.
   — Да, естественно, и дьявол, и само зло в придачу. Как вы себя чувствуете? Вы в состоянии говорить со мной?
   Он придвинул кресло с подушечкой для головы поближе к кровати и сел возле нее, откинувшись назад и скрестив руки на груди.
   — Чувствую я себя неважно, но это не имеет значения.
   — Так что вы можете сказать мне?
   Она внимательно посмотрела на него. Как долго она вынашивала свой план! Как долго ждала той минуты, когда сможет сказать ему, почему она собиралась убить его! Но разве настала эта минута? Он должен был лежать у ее ног, побежденный, смертельно раненный. А вышло все наоборот: лежит она, мучаясь от боли, а он ухаживает за ней, спасая ее жизнь. Боже! Как бы она хотела иметь оружие, чтобы убить его! У нее нет даже палки, чтобы ударить его по голове.
   Не дождавшись ответа, он прервал молчание:
   — Знаете, Хэтти, когда у вас была лихорадка, вы бредили. Иногда вы отчаянно кричали в бреду. Я услышал много загадочного. Вы принимали меня за вашего брата, Дэмиана. Вы просили прощения за то, что не могли сделать это, то есть убить меня.
   — Стало быть, вы признаете свою вину?
   — Вину? Какую вину, черт возьми? Я хочу знать, какая связь между мной и Дэмианом? — Маркиз задумался и сложил пальцы домиком. — Вы, по-видимому, думаете, что я каким-то образом мог повлиять на судьбу вашего брата. Вы постоянно твердили об этом, Хэтти. И прежде, насколько я знаю вас, вы никогда не воздерживались от оскорблений в мой адрес, в чьем бы обличье вы ни были. Это каким-то образом связано с вашим братом?
   — Вы убили моего брата! Чтоб вам сгореть в аду! Это вы убили Дэмиана!
   Он перестал барабанить пальцами и пристально посмотрел на нее:
   — Вы понимаете, что говорите? Почему вы считаете, что я убил Дэмиана? Это же сущая чепуха! Ваш брат погиб при Ватерлоо. И виной этому скверно спланированная кавалерийская атака. Во всяком случае, так мне объяснил Джек.
   — Да, мой брат погиб при Ватерлоо. В этом вы правы. И никто не отрицает, что это произошло во время кавалерийской атаки. Такая атака означала верную смерть. А кто в последний момент отдал Дэмиану распоряжение возглавить эту атаку? Молчите? Вы и отправили его в могилу, ваша светлость. Вы послали его на эту кровавую бойню.
   Она замолчала от внезапной пронизывающей боли. Откинувшись на подушки, она схватилась руками за бок и заскрипела зубами. К своему стыду, она почувствовала, как слезы полились у нее из глаз. Она плотно сомкнула веки: нельзя показывать свою слабость. Только не сейчас.
   Опять она почувствовала его руку у себя на лбу, но у нее не было сил оттолкнуть ее.
   — Выпейте это, — сказал он. Она воспротивилась. Но он открыл ей рот и, удерживая ее голову локтем, заставил выпить целый стакан жидкости. Это была ячменная вода. Она ненавидела ячменную воду.
   Хэтти собрала все силы, чтобы не застонать. Прошло несколько минут, прежде чем сказалось действие опия. Сквозь дымку сознания она чувствовала, как он сжимает ее послушные пальцы в своей руке. Потом ее захлестнула новая волна боли, и она сама ухватилась за его руку, ища у него защиты. Откуда-то издалека донеслись его слова о том, что она скоро уснет. Опиум все быстрее овладевал ее мозгом и телом, и она отдалась во власть сна.
   Она проснулась среди ночи. Она не имела представления ни о том, как долго она проспала, ни сколько времени остается до утра. Хэтти осторожно повернула голову и увидела маркиза. Он стоял перед камином и задумчиво смотрел на потрескивающие угли.
   Она зашевелилась чуть смелее, проверяя, не будет ли боли. Убедившись, что бок пока не беспокоит ее, она начала осторожно перемещаться в сидячее положение.
   Он заметил ее движения и, улыбнувшись, подошел к кровати.
   Пока он придерживал ее руками, помогая ей устроиться на подушках, она пребывала в напряженном молчании. Он выпрямился и сказал:
   — Если вы обещаете не кричать на меня, я покормлю вас.
   — Вы сменили на мне ночную рубашку?
   — Да, пришлось. Она заскорузла от высохшего супа.
   Она почувствовала замешательство. Что-то изменилось в ее восприятии. Неужели это тот человек, которого она ненавидела и за которым охотилась последние пять месяцев? Неужели это его она собиралась убить? Нет, здесь какое-то недоразумение, какая-то путаница. Она не знала, что и думать.
   — Я очень голодна.
   Близилась полночь, когда Хэтти управилась со своим супом и порядочным ломтем хлеба. Потом пришла Милли и пробыла у нее отпущенные ей пятнадцать минут.
   Выпроводив горничную, маркиз запер дверь на ключ и подошел к кровати.
   — Давайте продолжим наш разговор, — сказал он, пристально глядя ей в глаза. — Вы не можете опровергать истину, Хэтти. Вы не расправились со мной, когда вам представилась такая возможность. Почему? Может быть, вы все-таки не были до конца уверены в моей воображаемой вине? Или у вас духу не хватило совершить убийство? Так что же вам помешало: первое или второе?
   Она склонила голову чуть набок и, пристально глядя ему в лицо, даже не в лицо, а как бы сквозь него, пыталась понять, почему она поступила именно так. Так же ясно, как прежде, она видела кончик своей шпаги, приставленной к его сердцу. Один бросок — и все было бы кончено. От нее требовался только один толчок. Однако она почему-то не сделала этого.
   — Я ни на минуту не сомневалась в вашей вине. Но в тот момент, когда вы стояли передо мной, когда вы смотрели на меня и я не видела страха на вашем лице, я вдруг поняла, что не смогу сделать этого. Я пытаюсь найти ответ: почему мне не хватило духу решиться на этот шаг? Я пережила смерть Дэмиана. Мне казалось, что вместе с ним отчасти не стало меня самой. Но я продолжала жить. Да, я была жива и благодарила судьбу за это. Вы тоже были живы. Как я могла лишить вас жизни, если вам не меньше, чем мне, хотелось жить? Я не убийца. Я не могла себе позволить быть такой, как вы.
   — Вы были очень привязаны к брату?
   — Он был частью меня, моим вторым «я».
   — Почему вы решили, что я причастен к смерти вашего брата? Для этого у вас должны быть какие-то доказательства. Не могли же вы от нечего делать разработать свой план и все эти шарады с лордом Гарри. Вы не хотите рассказать мне об этом?
   — Хорошо. Сейчас мы увидим, как вы будете лгать, лорд Оберлон. Надеюсь, вы не забыли свою жену, Элизабет Спрингвилл?
   При упоминании о покойной жене глаза маркиза потемнели.
   — Каким образом это связано с Элизабет?
   — Вы не понимаете, ваша светлость? Хорошо, сейчас я освежу вашу память. Еще не так давно вы, сэр Уильям Файли и мой брат Дэмиан были влюблены в прекрасную молодую леди по имени Элизабет Спрингвилл. Очевидно, вашего напора оказалось недостаточно для того, чтобы завоевать сердце юной леди. Тогда вы решили заключить пари в «Уайтсе», под большую ставку. Вы рассчитывали выйти из этой игры победителем. Это правда?
   — Да, это правда, — сказал он мрачно. Возле его сжатых губ пролегли две глубокие морщинки.
   — Я не оправдываю Дэмиана за участие в этой игре. Я была разочарована в нем, когда узнала о его поступке. Но все последующие события как нельзя лучше раскрывают вашу подлинную суть. Вы сознались только в одном грехе, ваша светлость. У меня же есть доказательства вашего вероломства в дальнейшем. Потсон, которого вы теперь знаете, был денщиком Дэмиана. Так вот, после гибели брата он нашел письмо Элизабет в его вещах. Сейчас я расскажу вам, что я узнала из этого письма и что я думаю о вашей виновности в гибели Дэмиана. А вы, ваша светлость, должны рассказать мне все детали вашего коварного замысла.