Страница:
А. А. Шахматов объяснил эту неувязку тем, что в дошедших до летописцев преданиях все события до 940-х годов были связаны с именем Олега, а не Игоря, и, как он заключил, «составителю „Повести временных лет“ ничего не оставалось сказать об Игоревом княжении… за смертью Олега пришлось бы тотчас же сказать о смерти Игоря» (с. 104).
Правда, летописец все же в известной мере попытался, по словам А. А. Шахматова, «заполнить длинный ряд годов»; он записал: «913. Иде Игорь на деревляны, и победив а (их), и возложи на ня (них) дань болши Олговы (Олеговой)… 914. Приидоша печенези первое на Русскую землю, и сотворивше мир со Игорем… 920. Игорь воеваше на печенеги».
Но далее следует пробел на целых два десятилетия, и есть основания утверждать, что на самом деле указанные события происходили не в 913–920 годах, а в первой половине 940-х. Так, под 945 годом в «Повести временных лет» записано, что Игорь задумал поход «на деревляны, хотя примыслити большюю дань», то есть через тридцать с лишним лет странно повторяется ситуация 913 года…
Словом, А. А. Шахматов был совершенно прав, утверждая, что «составителю „Повести…“ ничего не оставалось сказать об Игоревом княжении». Ибо Игорь, как я буду стремиться доказать, стал править Русью только в 940-х годах, – и правил очень недолго. Это явствует, в частности, из опубликованного уже после издания цитируемого труда А. А. Шахматова, в 1912 году, исторического источника, так называемого «Кембриджского документа», – «хазарского письма» середины Х века, сообщающего, что на рубеже 930–940-х годов правителя Руси звали не Игорь, а Олег. Достоверность этого источника неоднократно подвергалась сомнениям, но ныне никто, кажется, не оспаривает его подлинность.
Игорь, безусловно, никак не мог быть сыном умершего за шестьдесят лет до начала его правления Рюрика: целый ряд сведений (они еще будут представлены) показывает, что он стал князем Руси, а также отцом Святослава в весьма молодом возрасте, а мнимые даты его рождения и женитьбы были вымышлены для того, чтобы превратить его в Рюрикова сына. Правда, при этом решении вопроса мы вроде бы опять-таки оказываемся не в ладах с хронологией, ибо Олег предстает как невероятный «долгожитель»: ко времени кончины Рюрика в 879 году он являлся, очевидно, уже взрослым человеком, и к 940 году должен был приближаться по меньшей мере к девяностолетнему возрасту…
Но в историографии давно уже было высказано мнение, что в летописном Олеге соединились два лица (говорилось даже о нескольких). Особенно примечательно, что их соединение осуществилось в летописях не вполне, остались своего рода швы. Олег в летописях явно «раздваивается»: он выступает то в качестве воеводы при князе, то как полновластный князь; смерть настигает его и в Киеве, и «за морем»; сообщается даже о двух его могилах(!) – в Ладоге и в Киеве.
О наличии двух Олегов писал сформировавшийся еще до революции видный историк Древней Руси М. Д. Приселков;[405] в уже упоминавшейся книге историка Хазарского каганата Ю. Д. Бруцкуса сказано, что «приходится думать, не было ли нескольких Олегов. Смешение Игоря с Олегом также часто встречается в русской традиции»[406] (имеется в виду летописная традиция). Автор ценных трудов и о Хазарском каганате, и о Руси М. И. Артамонов утверждал, что в образе Олега Вещего совместились черты не одного, а двух одноименных персонажей»[407] и т. п.
При этом следует напомнить о распространенности имени Олег в Древней Руси. Так, Олегом звали сына Святослава, князя Деревлянского, погибшего в 977 году, и воеводу Владимира Святославича, участвовавшего в 988 году в осаде Корсуни (Херсонеса); наконец, супруга Игоря носила женский вариант этого имени.
Олег Вещий, который почти целиком «заслонил» другого, «второго» Олега, был родственником Рюрика и правил после его смерти. Однако сведения, согласно которым правил он от имени Рюрикова сына Игоря, неправдоподобны уже хотя бы потому, что вплоть до 913 года (когда Игорю было бы не менее тридцати трех лет) первым лицом в летописных сообщениях, о чем уже сказано, предстает не Игорь, а Олег. Составитель летописи, очевидно, не мог вообще «переделать» дошедшие до него предания, заменив во всех них Олега Игорем (впрочем, и после 912 года, когда Олег Вещий умер, летописец, как мы видели, почти не мог подобрать сведений о деятельности Игоря вплоть до 941 года, а от тех, возможно, известных ему преданий, где речь шла о действиях «второго» Олега, он, вероятно, отказывался, так как уже сообщил об Олеговой смерти в 912 году).
Олег Вещий, без сомнения, выдающийся деятель Древней Руси (между прочим, слово «вещий» неверно понимают только как обозначение способности к предвидению, «предвещанию»: в древнерусском языке «вещий» означало и «мудрый», и «наделенный чудесной силой»). Олег объединил Северную и Южную Русь; его деятельность прочно связала Ладогу и Киев. А затем он должен был одержать победу (правда, она оказалась временной) над Хазарским каганатом.
Об этом говорит в своем недавнем трактате А. П. Новосельцев. Анализируя целый ряд летописных сообщений, свидетельствующих о жестокой борьбе Аскольда с Хазарским каганатом, историк утверждает, что для Древнерусского государства «на первом этапе его существования главным был… хазарский вопрос». И следует весомый вывод: «Пока север… и юг… не были объединены, борьба с хазарами большого успеха не приносила. И лишь когда северный князь Олег… объединил Киев и Новгород (на деле – Ладогу. – В.К.), положение изменилось».[408]
Может показаться странным, что освобождение Олегом Южной Руси от хазарской власти началось со свержения Аскольда. Но, как установила С. А. Плетнева, «хазары сохранили всю правящую верхушку побежденных народов… связав ее с собой вассалитетом».[409] Поэтому свержение Аскольда и война с хазарами преследовали одну задачу.
Стоит отметить, что в упоминавшейся выше изданной в 1995 году книге В. Я. Петрухина, который пытается изобразить Хазарский каганат чуть ли не «благодетелем» Руси, содержатся существенные сведения о борьбе хазар с Олегом; уже шла речь о том, что Петрухин, «лакируя» взаимоотношения Руси и Каганата в своих «общих» рассуждениях, как бы не смог игнорировать конкретные сведения об этой борьбе. Противостояние Олега и хазар ясно выразилось, в частности, в следующем. В торговле того времени главную роль играли серебряные диргемы – арабские монеты, которые поступали на Русь и в соседние страны через Хазарский каганат. Но «в последней четверти IX в. (Олег по летописи начал править в Киеве в 882 г. – В.К.) приток монет в Восточную Европу резко сокращается, – пишет В. Я. Петрухин, опираясь на специальные исследования, – …при этом… доступ серебра в Восточную Европу был искусственно приостановлен. Приток монет возобновляется в начале Х в., когда серебро идет через Волжско-Камскую Болгарию из державы (арабской. – В.К.) Саманидов в обход (курсив мой. – В.К.) Хазарского каганата» (Петрухин В. Я., цит. соч., с. 93). Итак, Олег был настолько серьезным врагом Каганата, что последний устраивал экономическую блокаду Руси!
Противостояние Олега Хазарскому каганату закономерно вело к сближению с Византийской империей, которая еще с 840-х годов была в самых враждебных отношениях с Каганатом. Этому вроде бы противоречит летописное сообщение о походе Олега на Константинополь и самых жестоких действиях его войска. Но в действительности сведения из предания о походе другого, «второго» Олега в 941 году были перенесены летописцем на Олега Вещего в 907-й год. Это очевидно из следующих фактов.
Во-первых, византийские источники, со всей ясностью запечатлевшие походы Руси на Константинополь в 860 и, затем, в 941 годах, ничего не говорят о каком-либо подобном походе между этими датами. И даже те историки, которые считают поход 907 года имевшим место, вынуждены делать существенные оговорки, – как, например, и поступил Г. Г. Литаврин: «Очевидно, дело не дошло до серьезных военных столкновений, поэтому рассказ о походе не попал в византийские летописи… По всей вероятности, византийцы предпочли переговоры военным действиям против русских».[410] Однако невозможно усомниться в том, что если бы Олег Вещий пришел к Константинополю с сильным войском (хотя и не начал «серьезных военных столкновений») этот факт все же был бы отмечен в византийских хрониках.
Далее, в дошедшем до нас договоре Олега с Византией, датированном в летописи 912 годом, сказано, что он заключается «на удержание и на извещение (удостоверение) от многих лет межи (между) хрестианы и Русью бывьшюю любовь»; эта «любовь» существовала, надо думать, с первых дней правления Олега, заявившего (по летописи – в 884 году) о хазарах: «Аз им противен» (то есть являюсь их врагом). Невозможно предполагать, чтобы процитированной «формуле» договора предшествовал военный поход Олега на Константинополь! Так, в договоре, заключенном между Русью и Византией после реального похода 941 года, соответствующая «формула» имеет совершенно иной смысл: договор призван «обновити (возобновить) ветъхий (старый, давний) мир… разореный… и утвердити любовь межю Греки и Русью».
О действительных отношениях Олега Вещего с Византией с полной определенностью писал еще полвека назад выдающийся историк М. Н. Тихомиров: «Договор (Олегов. – В.К.) не имеет никаких намеков на враждебные отношения между русскими и греками…» и «никаких указаний на осаду Царьграда русскими… мы не имеем»[411] (речь идет о времени Олега Вещего).
Наконец, само данное в «Повести временных лет» описание похода 907 года на Константинополь, как определил один из виднейших специалистов в области русско-византийских отношений М. В. Левченко, «взято из славянского перевода жития Василия Нового и из продолжателя Амартола, которые использованы также для рассказа о походе Игоря»[412] (то есть походе 941 года). Да, летописец, знавший, надо думать, предания о том, что правитель Руси по имени Олег предпринимал поход на Константинополь, охарактеризовал его с помощью византийских источников, отразивших поход 941 года (как уже отмечалось, этот поход, о чем подробно будет сказано далее, возглавлял не Игорь, а Олег, – но не Вещий, а другой, «второй»).
И договоры Олега Вещего, и многие иные источники недвусмысленно говорят о тесных взаимоотношениях Руси того времени с Византийской империей. Об этом свидетельствует хотя бы такое летописное сообщение: «Царь же Леон (византийский император Лев VI Мудрый, правивший с 886 до 11 мая 912 года – В.К.) почти(л) послы рускые дарми, златом, и паволоками и фофудьями (драгоценные ткани), и пристави к ним мужи свои показати им церковную красоту… и страсти Господня и венец, и гвоздие, и хламиду багряную, и мощи святых, учаще я (их) к Вере своей и показующе им истиную Веру».
И в церковном уставе современника Олега императора Льва VI указана русская митрополия, что свидетельствует о немалом распространении христианства на Руси при Олеге Вещем; это, правда, вовсе не означает официального принятия новой религии. Стоит отметить, что, согласно сведениям византийского императора Константина VII, в середине Х века русская митрополия уже не существовала, и это было, очевидно, результатом победы Хазарского каганата над Русью на рубеже 930–940-х годов; так, несколько ранее, в 932 году, Каганат победил выступившего против него «царя алан» (предков осетин), и в результате, сообщал современник события – арабский хронист Масуди, – аланы «отреклись от христианства и прогнали епископа и священников, которых византийский император раньше им прислал»[413] (позднее, после разгрома Каганата Святославом, аланы вернулись к христианству). Надо полагать, нечто подобное произошло и на Руси на рубеже 930–940-х годов.
Стоит отметить, что, согласно уставу Льва VI «О чине митрополичьих церквей, подлежащих патриарху Константинопольскому», аланская митрополия была утверждена вскоре после русской (в списке митрополий аланская занимает 62-е место, а русская – 61-е; порядок же в этом списке соответствовал хронологии утверждения митрополий). Из этого можно заключить, что война Олега Вещего с Хазарским каганатом повлияла и на судьбу алан (вернее, части этого народа, вступившего в союз с Византией и принявшего христианство). По-видимому, при Олеге противоборство Руси и Алании с хазарами осуществлялось в союзе или даже при прямой поддержке Византии (в свою очередь 700 воинов Руси участвовали в 911–912 годах в византийском походе против арабов[414]).
Итак, при Олеге Вещем не только создалось единое русское государство, простирающееся от Ладоги до Киева: это государство выступило как полноправный участник, «субъект» исторического бытия громадного евразийского региона, в котором действовали три мощных империи – Византия, Хазарский каганат и Арабский халифат. Правда, преемник Олега Вещего потерпел поражение от Каганата, но истинная судьба Руси уже началась, и ее осуществление нельзя было надолго прервать.
«…во дни царя Иосифа …злодей Романус послал большие дары Хлгу, царю Руси, подстрекнув его совершить злое дело. И пришел тот ночью к городу Смкрии (позднее Тмутаракань – Тамань. – В.К.) и захватил его обманным путем… И стало это известно Булшци (по-видимому, высокий хазарский титул. – В.К.) он же Песах хмкр (иранский или, вероятнее, хорезмийский титул. – В.К.), и пошел тот в гневе на города Романуса (имеются в виду византийские города в Крыму. – В.К.) и перебил всех от мужчин до женщин… И пошел он оттуда на Хлгу и воевал с ним четыре месяца, и Бог подчинил его Песаху… Тогда сказал Хлгу, что Романус побудил меня сделать это. И сказал ему Песах: если это так, то иди войной на Романуса, как ты воевал со мной, и тогда я оставлю тебя в покое. Если же нет, то умру или буду жить, пока не отомщу за себя. И пошел тот и делал так против своей воли и воевал против Константинополя на море четыре месяца. И пали там его мужи, так как македоняне (в Византии правила тогда Македонская династия. – В.К.) победили его огнем (имеется в виду горючая смесь – «греческий огонь», не гаснувшая даже на воде; состав ее не вполне выяснен и сегодня. – В.К.). И бежал он, и устыдился возвращаться в свою землю и пошел морем в Прс (Персию. – В.К.) и пал там он сам и войско его. И так попали русы под власть хазар».[415]
Как мы еще увидим, рассказ о судьбе Хлгу-Олега с того момента, как он отправился на Константинополь, целиком и полностью достоверен (кроме одной детали: Олег, очевидно, пошел в Персию – точнее, в подчиненную тогда Ирану южную часть нынешнего Азербайджана, – опять-таки не без диктата хазар, поскольку речь шла о походе на враждебных Каганату мусульман).
Все сказанное в «хазарском письме» подтверждают современные (или близко отстоящие от события) византийские, западноевропейские и арабские источники, хотя правитель Руси в некоторых из этих источников зовется «Игорем» (почему это так – еще будет выяснено), а в арабских вообще безымянен. Правда, А. П. Новосельцев не так давно заново исследовал сочинение арабского хрониста Масуди, писавшего как раз в начале 940-х годов о «царе славян»[416] по имени «ал-Олванг» (это близко к «Олег»), – притом о нем говорится как о современнике хрониста: «…царь ал-Олванг, у которого много владений, обширные строения, большое войско и обильное военное снаряжение. Он воюет с Румом»,[417] – то есть с Византийской империей. Между тем, как уже говорилось, нет никаких достоверных сведений о войне с Византией во времена Олега Вещего. И если «Олванг» – Олег, то речь шла именно о «втором» Олеге.
В «хазарском письме» может вызвать недоумение тот факт, что полководец Песах стремится не сокрушить до конца Хлгу-Олега, а заставить его воевать с Византией. Но для нападения на Константинополь нужен был морской поход, а флота, кроме русского (о чем уже упомянуто), не имелось. С другой стороны, Каганат преследовал цель ослабить одновременно и Византию, и Русь, ввергнув их в противоборство.
Сказанному выше о «втором» Олеге, правившем после смерти Олега Вещего и до 941 года, вроде бы решительно противоречит тот факт, что и в русской летописи, и в «Истории» византийца Льва Диакона, и в хронике епископа Кремонского Лиутпранда предводителем похода Руси на Константинополь в 941 году назван Игорь.
Однако при внимательном анализе всех источников это противоречие разрешается. Поход Руси 941 года был тщательно исследован в работах историка Н. Я. Полового.[418] И выяснилось, что русское войско, подойдя 11 июня 941 года на многочисленных ладьях[419] к Босфорскому проливу, разделилось на две неравных части. Небольшой отряд воинов – мы бы его назвали теперь десантом – рванулся вперед, высадился на берег и стал громить предместья Константинополя, между тем как на основную массу русского флота неожиданно напали византийские корабли, обрушив на него «греческий огонь». Это произвело на наблюдавших с берега морской бой «десантников» ошеломляющее впечатление. Видя, как загораются одна за другой русские ладьи, они решили, что флот погиб, борьба бессмысленна, и с наступлением ночи отправились под покровом темноты на своих немногих ладьях в обратный путь – в Киев. Вернувшись домой, они, сообщает летопись, поведали: «Якоже молонья, – рече, – иже на небесех, грьци имуть у собе, и се пущающе же жачаху нас, сего ради не одолехом им», – то есть: «Будто молнию небесную имеют у себя греки и, пуская ее, пожгли нас; оттого и не одолели их».
Однако, как убедительно показал Н. Я. Половой, основная часть флота, потерпев жестокий урон от «греческого огня», отнюдь не погибла, а двинулась на восток (путь на север, в Киев, преграждал византийский флот), к берегам малоазийских провинций Византии и воевала там свыше трех месяцев.
Воссоздав этот ход событий на основе анализа всех имеющихся источников, кроме хазарского, Н. Я. Половой обратился затем к последнему, и стало ясно, что «хазарское письмо» нисколько не противоречит остальным источникам, а только дополняет их: согласно ему, флот воевал с византийцами «на море четыре месяца», а затем отправился не на Русь, а дальше на восток – через территории Каганата в города враждебных хазарам прикаспийских мусульман, – о чем сообщает и ряд арабских источников.
Так, тогдашний правитель города Бердаа (ныне – Барда в Азербайджане, в ста километрах от границы с Ираном) иранец Марзбан ибн Мухаммед, рассказал своему современнику – арабскому хронисту: «И вступили мы в битву с русами. И сражались мы с ними хорошо и перебили из них много народа, в том числе их предводителя», – то есть, без сомнения, Олега, – уцелевшие же русы «ушли к Куре (реке) и сели на свои суда и удалились».[420] Это произошло в конце 943 – начале 944 года. Стоит отметить, что, согласно Новгородской летописи, смерть постигла Олега «идущю за море», хотя и не сказано за Черное море, – куда русские во время составления летописей уже не «ходили».
Н. Я. Половой видит в том Олеге, о котором рассказывает «хазарское письмо», не Олега Вещего, а именно другого, «второго» Олега. Вместе с тем Н. Я. Половой как бы не решился преодолеть до конца инерцию «общепринятой» версии. Сказав о том, что Игорь и Олег – «два известные нам вождя похода 941 года»,[421] он утверждал, что Олег был в «полном подчинении у Игоря» (с. 102). Но с этим едва ли согласуется твердо установленный самим же Н. Я. Половым факт: в то время как русский флот в целом – сотни или даже тысячи ладей – находился под командой Олега, Игорь возглавил небольшой десант, высадившийся на берег у стен Константинополя, а затем, по сообщению Льва Диакона,[422] всего лишь на десятке ладей пробравшийся в ночной темноте на север, к Руси. Н. Я. Половой считает, что именно в этом малом десантном отряде находилось «руководство похода, состоявшее из князя Игоря и его окружения» (с. 92). Но это едва ли хоть сколько-нибудь достоверное предположение.
Хазары, без сомнения, гораздо лучше знали положение на Руси, чем византийцы (не говоря уже о посещавшем Константинополь Лиутпранде Кремонском), а в «хазарском письме» именно Олег, а не Игорь назван «царем Руси». Разумеется, мне могут возразить, что вот, мол, и русская летопись ставит во главе похода 941 года не Олега, а Игоря. Но, как уже было показано, в летописи здесь вполне объяснимое противоречие. Предания донесли до ее составителя сведения о том, что правитель по имени Олег предпринимал поход на Царьград, однако, поскольку в тех же преданиях «второй» Олег слился в единый образ с Олегом Вещим, поход этот был «перенесен» (с деталями, взятыми из византийских сообщений как раз о походе 941 года!) в 907 год, когда противоборство Руси с Византией вообще не имело места (о чем подробно говорилось выше), а предводителем похода 941 года летопись объявила Игоря.
Замена Олега Игорем в рассказе о походе 941 года в византийском и западноевропейском источниках обусловлена, очевидно, тем, что Олег «исчез» после похода, а Игорь стал правителем Руси и вел последующие переговоры с Константинополем. Необходимо отметить, что западноевропейский и византийский источники, в которых предводитель похода 941 года именуется Игорем, – весьма поздние источники: Лиутпранд Кремонский получил сведения об этом походе Руси лишь в 949 или даже в 968 году, а Лев Диакон писал о нем еще позже – в 980-е годы.
Стоит обратить внимание на тот факт, что в ряде летописей Игорь называется племянником Олега – разумеется, Олега Вещего (поскольку о другом Олеге и не идет речи). Однако это почти так же неправдоподобно с «хронологической» точки зрения, как и объявление Игоря сыном Рюрика. Гораздо вероятнее, что Игорь был племянником «второго» Олега и в результате исчезновения последнего оказался на его месте в качестве правителя Руси; тем самым на него как бы перешла и вся «ответственность» за поход на Царьград, и после поражения именно он заключал в 944 году мирный договор с Византией.
Этот договор, по определению исследователя русско-византийских отношений, был, между прочим, «менее выгоден для русских, чем договор 911 года (заключенный Олегом Вещим. – В.К.)… Русь была вынуждена отказаться от некоторых прежних преимуществ… и взять на себя ряд новых обязательств по отношению к Византии»,[423] – что было как бы «наказанием» за атаку на Константинополь в 941 году.
Игорь явно был тогда еще весьма молодым человеком; дело в том, что в тексте договора 944 года упомянуты послы от двух племянников Игоря и единственного его собственного ребенка – Святослава; если бы у Игоря имелись другие дети, послы были бы, несомненно, назначены и от них.
Правда, летописец все же в известной мере попытался, по словам А. А. Шахматова, «заполнить длинный ряд годов»; он записал: «913. Иде Игорь на деревляны, и победив а (их), и возложи на ня (них) дань болши Олговы (Олеговой)… 914. Приидоша печенези первое на Русскую землю, и сотворивше мир со Игорем… 920. Игорь воеваше на печенеги».
Но далее следует пробел на целых два десятилетия, и есть основания утверждать, что на самом деле указанные события происходили не в 913–920 годах, а в первой половине 940-х. Так, под 945 годом в «Повести временных лет» записано, что Игорь задумал поход «на деревляны, хотя примыслити большюю дань», то есть через тридцать с лишним лет странно повторяется ситуация 913 года…
Словом, А. А. Шахматов был совершенно прав, утверждая, что «составителю „Повести…“ ничего не оставалось сказать об Игоревом княжении». Ибо Игорь, как я буду стремиться доказать, стал править Русью только в 940-х годах, – и правил очень недолго. Это явствует, в частности, из опубликованного уже после издания цитируемого труда А. А. Шахматова, в 1912 году, исторического источника, так называемого «Кембриджского документа», – «хазарского письма» середины Х века, сообщающего, что на рубеже 930–940-х годов правителя Руси звали не Игорь, а Олег. Достоверность этого источника неоднократно подвергалась сомнениям, но ныне никто, кажется, не оспаривает его подлинность.
Игорь, безусловно, никак не мог быть сыном умершего за шестьдесят лет до начала его правления Рюрика: целый ряд сведений (они еще будут представлены) показывает, что он стал князем Руси, а также отцом Святослава в весьма молодом возрасте, а мнимые даты его рождения и женитьбы были вымышлены для того, чтобы превратить его в Рюрикова сына. Правда, при этом решении вопроса мы вроде бы опять-таки оказываемся не в ладах с хронологией, ибо Олег предстает как невероятный «долгожитель»: ко времени кончины Рюрика в 879 году он являлся, очевидно, уже взрослым человеком, и к 940 году должен был приближаться по меньшей мере к девяностолетнему возрасту…
Но в историографии давно уже было высказано мнение, что в летописном Олеге соединились два лица (говорилось даже о нескольких). Особенно примечательно, что их соединение осуществилось в летописях не вполне, остались своего рода швы. Олег в летописях явно «раздваивается»: он выступает то в качестве воеводы при князе, то как полновластный князь; смерть настигает его и в Киеве, и «за морем»; сообщается даже о двух его могилах(!) – в Ладоге и в Киеве.
О наличии двух Олегов писал сформировавшийся еще до революции видный историк Древней Руси М. Д. Приселков;[405] в уже упоминавшейся книге историка Хазарского каганата Ю. Д. Бруцкуса сказано, что «приходится думать, не было ли нескольких Олегов. Смешение Игоря с Олегом также часто встречается в русской традиции»[406] (имеется в виду летописная традиция). Автор ценных трудов и о Хазарском каганате, и о Руси М. И. Артамонов утверждал, что в образе Олега Вещего совместились черты не одного, а двух одноименных персонажей»[407] и т. п.
При этом следует напомнить о распространенности имени Олег в Древней Руси. Так, Олегом звали сына Святослава, князя Деревлянского, погибшего в 977 году, и воеводу Владимира Святославича, участвовавшего в 988 году в осаде Корсуни (Херсонеса); наконец, супруга Игоря носила женский вариант этого имени.
Олег Вещий, который почти целиком «заслонил» другого, «второго» Олега, был родственником Рюрика и правил после его смерти. Однако сведения, согласно которым правил он от имени Рюрикова сына Игоря, неправдоподобны уже хотя бы потому, что вплоть до 913 года (когда Игорю было бы не менее тридцати трех лет) первым лицом в летописных сообщениях, о чем уже сказано, предстает не Игорь, а Олег. Составитель летописи, очевидно, не мог вообще «переделать» дошедшие до него предания, заменив во всех них Олега Игорем (впрочем, и после 912 года, когда Олег Вещий умер, летописец, как мы видели, почти не мог подобрать сведений о деятельности Игоря вплоть до 941 года, а от тех, возможно, известных ему преданий, где речь шла о действиях «второго» Олега, он, вероятно, отказывался, так как уже сообщил об Олеговой смерти в 912 году).
Олег Вещий, без сомнения, выдающийся деятель Древней Руси (между прочим, слово «вещий» неверно понимают только как обозначение способности к предвидению, «предвещанию»: в древнерусском языке «вещий» означало и «мудрый», и «наделенный чудесной силой»). Олег объединил Северную и Южную Русь; его деятельность прочно связала Ладогу и Киев. А затем он должен был одержать победу (правда, она оказалась временной) над Хазарским каганатом.
Об этом говорит в своем недавнем трактате А. П. Новосельцев. Анализируя целый ряд летописных сообщений, свидетельствующих о жестокой борьбе Аскольда с Хазарским каганатом, историк утверждает, что для Древнерусского государства «на первом этапе его существования главным был… хазарский вопрос». И следует весомый вывод: «Пока север… и юг… не были объединены, борьба с хазарами большого успеха не приносила. И лишь когда северный князь Олег… объединил Киев и Новгород (на деле – Ладогу. – В.К.), положение изменилось».[408]
Может показаться странным, что освобождение Олегом Южной Руси от хазарской власти началось со свержения Аскольда. Но, как установила С. А. Плетнева, «хазары сохранили всю правящую верхушку побежденных народов… связав ее с собой вассалитетом».[409] Поэтому свержение Аскольда и война с хазарами преследовали одну задачу.
Стоит отметить, что в упоминавшейся выше изданной в 1995 году книге В. Я. Петрухина, который пытается изобразить Хазарский каганат чуть ли не «благодетелем» Руси, содержатся существенные сведения о борьбе хазар с Олегом; уже шла речь о том, что Петрухин, «лакируя» взаимоотношения Руси и Каганата в своих «общих» рассуждениях, как бы не смог игнорировать конкретные сведения об этой борьбе. Противостояние Олега и хазар ясно выразилось, в частности, в следующем. В торговле того времени главную роль играли серебряные диргемы – арабские монеты, которые поступали на Русь и в соседние страны через Хазарский каганат. Но «в последней четверти IX в. (Олег по летописи начал править в Киеве в 882 г. – В.К.) приток монет в Восточную Европу резко сокращается, – пишет В. Я. Петрухин, опираясь на специальные исследования, – …при этом… доступ серебра в Восточную Европу был искусственно приостановлен. Приток монет возобновляется в начале Х в., когда серебро идет через Волжско-Камскую Болгарию из державы (арабской. – В.К.) Саманидов в обход (курсив мой. – В.К.) Хазарского каганата» (Петрухин В. Я., цит. соч., с. 93). Итак, Олег был настолько серьезным врагом Каганата, что последний устраивал экономическую блокаду Руси!
Противостояние Олега Хазарскому каганату закономерно вело к сближению с Византийской империей, которая еще с 840-х годов была в самых враждебных отношениях с Каганатом. Этому вроде бы противоречит летописное сообщение о походе Олега на Константинополь и самых жестоких действиях его войска. Но в действительности сведения из предания о походе другого, «второго» Олега в 941 году были перенесены летописцем на Олега Вещего в 907-й год. Это очевидно из следующих фактов.
Во-первых, византийские источники, со всей ясностью запечатлевшие походы Руси на Константинополь в 860 и, затем, в 941 годах, ничего не говорят о каком-либо подобном походе между этими датами. И даже те историки, которые считают поход 907 года имевшим место, вынуждены делать существенные оговорки, – как, например, и поступил Г. Г. Литаврин: «Очевидно, дело не дошло до серьезных военных столкновений, поэтому рассказ о походе не попал в византийские летописи… По всей вероятности, византийцы предпочли переговоры военным действиям против русских».[410] Однако невозможно усомниться в том, что если бы Олег Вещий пришел к Константинополю с сильным войском (хотя и не начал «серьезных военных столкновений») этот факт все же был бы отмечен в византийских хрониках.
Далее, в дошедшем до нас договоре Олега с Византией, датированном в летописи 912 годом, сказано, что он заключается «на удержание и на извещение (удостоверение) от многих лет межи (между) хрестианы и Русью бывьшюю любовь»; эта «любовь» существовала, надо думать, с первых дней правления Олега, заявившего (по летописи – в 884 году) о хазарах: «Аз им противен» (то есть являюсь их врагом). Невозможно предполагать, чтобы процитированной «формуле» договора предшествовал военный поход Олега на Константинополь! Так, в договоре, заключенном между Русью и Византией после реального похода 941 года, соответствующая «формула» имеет совершенно иной смысл: договор призван «обновити (возобновить) ветъхий (старый, давний) мир… разореный… и утвердити любовь межю Греки и Русью».
О действительных отношениях Олега Вещего с Византией с полной определенностью писал еще полвека назад выдающийся историк М. Н. Тихомиров: «Договор (Олегов. – В.К.) не имеет никаких намеков на враждебные отношения между русскими и греками…» и «никаких указаний на осаду Царьграда русскими… мы не имеем»[411] (речь идет о времени Олега Вещего).
Наконец, само данное в «Повести временных лет» описание похода 907 года на Константинополь, как определил один из виднейших специалистов в области русско-византийских отношений М. В. Левченко, «взято из славянского перевода жития Василия Нового и из продолжателя Амартола, которые использованы также для рассказа о походе Игоря»[412] (то есть походе 941 года). Да, летописец, знавший, надо думать, предания о том, что правитель Руси по имени Олег предпринимал поход на Константинополь, охарактеризовал его с помощью византийских источников, отразивших поход 941 года (как уже отмечалось, этот поход, о чем подробно будет сказано далее, возглавлял не Игорь, а Олег, – но не Вещий, а другой, «второй»).
И договоры Олега Вещего, и многие иные источники недвусмысленно говорят о тесных взаимоотношениях Руси того времени с Византийской империей. Об этом свидетельствует хотя бы такое летописное сообщение: «Царь же Леон (византийский император Лев VI Мудрый, правивший с 886 до 11 мая 912 года – В.К.) почти(л) послы рускые дарми, златом, и паволоками и фофудьями (драгоценные ткани), и пристави к ним мужи свои показати им церковную красоту… и страсти Господня и венец, и гвоздие, и хламиду багряную, и мощи святых, учаще я (их) к Вере своей и показующе им истиную Веру».
И в церковном уставе современника Олега императора Льва VI указана русская митрополия, что свидетельствует о немалом распространении христианства на Руси при Олеге Вещем; это, правда, вовсе не означает официального принятия новой религии. Стоит отметить, что, согласно сведениям византийского императора Константина VII, в середине Х века русская митрополия уже не существовала, и это было, очевидно, результатом победы Хазарского каганата над Русью на рубеже 930–940-х годов; так, несколько ранее, в 932 году, Каганат победил выступившего против него «царя алан» (предков осетин), и в результате, сообщал современник события – арабский хронист Масуди, – аланы «отреклись от христианства и прогнали епископа и священников, которых византийский император раньше им прислал»[413] (позднее, после разгрома Каганата Святославом, аланы вернулись к христианству). Надо полагать, нечто подобное произошло и на Руси на рубеже 930–940-х годов.
Стоит отметить, что, согласно уставу Льва VI «О чине митрополичьих церквей, подлежащих патриарху Константинопольскому», аланская митрополия была утверждена вскоре после русской (в списке митрополий аланская занимает 62-е место, а русская – 61-е; порядок же в этом списке соответствовал хронологии утверждения митрополий). Из этого можно заключить, что война Олега Вещего с Хазарским каганатом повлияла и на судьбу алан (вернее, части этого народа, вступившего в союз с Византией и принявшего христианство). По-видимому, при Олеге противоборство Руси и Алании с хазарами осуществлялось в союзе или даже при прямой поддержке Византии (в свою очередь 700 воинов Руси участвовали в 911–912 годах в византийском походе против арабов[414]).
Итак, при Олеге Вещем не только создалось единое русское государство, простирающееся от Ладоги до Киева: это государство выступило как полноправный участник, «субъект» исторического бытия громадного евразийского региона, в котором действовали три мощных империи – Византия, Хазарский каганат и Арабский халифат. Правда, преемник Олега Вещего потерпел поражение от Каганата, но истинная судьба Руси уже началась, и ее осуществление нельзя было надолго прервать.
Олег II.
Как уже сказано, после Олега Вещего правил, очевидно, «второй» Олег, который в устных преданиях слился с первым; не исключено, что он был сыном первого. Документально правление «второго» Олега подтверждается составленным в середине Х века «хазарским письмом», повествующим о событиях конца 930 – начала 940-х годов. В письме речь идет о тогдашнем правителе Хазарского каганата Иосифе, византийском императоре Романе I Лакапине (919–944) и «царе Руси» Хлгу (Олеге). Цитирую новейший перевод фрагмента этого письма, принадлежащий А. П. Новосельцеву:«…во дни царя Иосифа …злодей Романус послал большие дары Хлгу, царю Руси, подстрекнув его совершить злое дело. И пришел тот ночью к городу Смкрии (позднее Тмутаракань – Тамань. – В.К.) и захватил его обманным путем… И стало это известно Булшци (по-видимому, высокий хазарский титул. – В.К.) он же Песах хмкр (иранский или, вероятнее, хорезмийский титул. – В.К.), и пошел тот в гневе на города Романуса (имеются в виду византийские города в Крыму. – В.К.) и перебил всех от мужчин до женщин… И пошел он оттуда на Хлгу и воевал с ним четыре месяца, и Бог подчинил его Песаху… Тогда сказал Хлгу, что Романус побудил меня сделать это. И сказал ему Песах: если это так, то иди войной на Романуса, как ты воевал со мной, и тогда я оставлю тебя в покое. Если же нет, то умру или буду жить, пока не отомщу за себя. И пошел тот и делал так против своей воли и воевал против Константинополя на море четыре месяца. И пали там его мужи, так как македоняне (в Византии правила тогда Македонская династия. – В.К.) победили его огнем (имеется в виду горючая смесь – «греческий огонь», не гаснувшая даже на воде; состав ее не вполне выяснен и сегодня. – В.К.). И бежал он, и устыдился возвращаться в свою землю и пошел морем в Прс (Персию. – В.К.) и пал там он сам и войско его. И так попали русы под власть хазар».[415]
Как мы еще увидим, рассказ о судьбе Хлгу-Олега с того момента, как он отправился на Константинополь, целиком и полностью достоверен (кроме одной детали: Олег, очевидно, пошел в Персию – точнее, в подчиненную тогда Ирану южную часть нынешнего Азербайджана, – опять-таки не без диктата хазар, поскольку речь шла о походе на враждебных Каганату мусульман).
Все сказанное в «хазарском письме» подтверждают современные (или близко отстоящие от события) византийские, западноевропейские и арабские источники, хотя правитель Руси в некоторых из этих источников зовется «Игорем» (почему это так – еще будет выяснено), а в арабских вообще безымянен. Правда, А. П. Новосельцев не так давно заново исследовал сочинение арабского хрониста Масуди, писавшего как раз в начале 940-х годов о «царе славян»[416] по имени «ал-Олванг» (это близко к «Олег»), – притом о нем говорится как о современнике хрониста: «…царь ал-Олванг, у которого много владений, обширные строения, большое войско и обильное военное снаряжение. Он воюет с Румом»,[417] – то есть с Византийской империей. Между тем, как уже говорилось, нет никаких достоверных сведений о войне с Византией во времена Олега Вещего. И если «Олванг» – Олег, то речь шла именно о «втором» Олеге.
В «хазарском письме» может вызвать недоумение тот факт, что полководец Песах стремится не сокрушить до конца Хлгу-Олега, а заставить его воевать с Византией. Но для нападения на Константинополь нужен был морской поход, а флота, кроме русского (о чем уже упомянуто), не имелось. С другой стороны, Каганат преследовал цель ослабить одновременно и Византию, и Русь, ввергнув их в противоборство.
Сказанному выше о «втором» Олеге, правившем после смерти Олега Вещего и до 941 года, вроде бы решительно противоречит тот факт, что и в русской летописи, и в «Истории» византийца Льва Диакона, и в хронике епископа Кремонского Лиутпранда предводителем похода Руси на Константинополь в 941 году назван Игорь.
Однако при внимательном анализе всех источников это противоречие разрешается. Поход Руси 941 года был тщательно исследован в работах историка Н. Я. Полового.[418] И выяснилось, что русское войско, подойдя 11 июня 941 года на многочисленных ладьях[419] к Босфорскому проливу, разделилось на две неравных части. Небольшой отряд воинов – мы бы его назвали теперь десантом – рванулся вперед, высадился на берег и стал громить предместья Константинополя, между тем как на основную массу русского флота неожиданно напали византийские корабли, обрушив на него «греческий огонь». Это произвело на наблюдавших с берега морской бой «десантников» ошеломляющее впечатление. Видя, как загораются одна за другой русские ладьи, они решили, что флот погиб, борьба бессмысленна, и с наступлением ночи отправились под покровом темноты на своих немногих ладьях в обратный путь – в Киев. Вернувшись домой, они, сообщает летопись, поведали: «Якоже молонья, – рече, – иже на небесех, грьци имуть у собе, и се пущающе же жачаху нас, сего ради не одолехом им», – то есть: «Будто молнию небесную имеют у себя греки и, пуская ее, пожгли нас; оттого и не одолели их».
Однако, как убедительно показал Н. Я. Половой, основная часть флота, потерпев жестокий урон от «греческого огня», отнюдь не погибла, а двинулась на восток (путь на север, в Киев, преграждал византийский флот), к берегам малоазийских провинций Византии и воевала там свыше трех месяцев.
Воссоздав этот ход событий на основе анализа всех имеющихся источников, кроме хазарского, Н. Я. Половой обратился затем к последнему, и стало ясно, что «хазарское письмо» нисколько не противоречит остальным источникам, а только дополняет их: согласно ему, флот воевал с византийцами «на море четыре месяца», а затем отправился не на Русь, а дальше на восток – через территории Каганата в города враждебных хазарам прикаспийских мусульман, – о чем сообщает и ряд арабских источников.
Так, тогдашний правитель города Бердаа (ныне – Барда в Азербайджане, в ста километрах от границы с Ираном) иранец Марзбан ибн Мухаммед, рассказал своему современнику – арабскому хронисту: «И вступили мы в битву с русами. И сражались мы с ними хорошо и перебили из них много народа, в том числе их предводителя», – то есть, без сомнения, Олега, – уцелевшие же русы «ушли к Куре (реке) и сели на свои суда и удалились».[420] Это произошло в конце 943 – начале 944 года. Стоит отметить, что, согласно Новгородской летописи, смерть постигла Олега «идущю за море», хотя и не сказано за Черное море, – куда русские во время составления летописей уже не «ходили».
Н. Я. Половой видит в том Олеге, о котором рассказывает «хазарское письмо», не Олега Вещего, а именно другого, «второго» Олега. Вместе с тем Н. Я. Половой как бы не решился преодолеть до конца инерцию «общепринятой» версии. Сказав о том, что Игорь и Олег – «два известные нам вождя похода 941 года»,[421] он утверждал, что Олег был в «полном подчинении у Игоря» (с. 102). Но с этим едва ли согласуется твердо установленный самим же Н. Я. Половым факт: в то время как русский флот в целом – сотни или даже тысячи ладей – находился под командой Олега, Игорь возглавил небольшой десант, высадившийся на берег у стен Константинополя, а затем, по сообщению Льва Диакона,[422] всего лишь на десятке ладей пробравшийся в ночной темноте на север, к Руси. Н. Я. Половой считает, что именно в этом малом десантном отряде находилось «руководство похода, состоявшее из князя Игоря и его окружения» (с. 92). Но это едва ли хоть сколько-нибудь достоверное предположение.
Хазары, без сомнения, гораздо лучше знали положение на Руси, чем византийцы (не говоря уже о посещавшем Константинополь Лиутпранде Кремонском), а в «хазарском письме» именно Олег, а не Игорь назван «царем Руси». Разумеется, мне могут возразить, что вот, мол, и русская летопись ставит во главе похода 941 года не Олега, а Игоря. Но, как уже было показано, в летописи здесь вполне объяснимое противоречие. Предания донесли до ее составителя сведения о том, что правитель по имени Олег предпринимал поход на Царьград, однако, поскольку в тех же преданиях «второй» Олег слился в единый образ с Олегом Вещим, поход этот был «перенесен» (с деталями, взятыми из византийских сообщений как раз о походе 941 года!) в 907 год, когда противоборство Руси с Византией вообще не имело места (о чем подробно говорилось выше), а предводителем похода 941 года летопись объявила Игоря.
Замена Олега Игорем в рассказе о походе 941 года в византийском и западноевропейском источниках обусловлена, очевидно, тем, что Олег «исчез» после похода, а Игорь стал правителем Руси и вел последующие переговоры с Константинополем. Необходимо отметить, что западноевропейский и византийский источники, в которых предводитель похода 941 года именуется Игорем, – весьма поздние источники: Лиутпранд Кремонский получил сведения об этом походе Руси лишь в 949 или даже в 968 году, а Лев Диакон писал о нем еще позже – в 980-е годы.
Стоит обратить внимание на тот факт, что в ряде летописей Игорь называется племянником Олега – разумеется, Олега Вещего (поскольку о другом Олеге и не идет речи). Однако это почти так же неправдоподобно с «хронологической» точки зрения, как и объявление Игоря сыном Рюрика. Гораздо вероятнее, что Игорь был племянником «второго» Олега и в результате исчезновения последнего оказался на его месте в качестве правителя Руси; тем самым на него как бы перешла и вся «ответственность» за поход на Царьград, и после поражения именно он заключал в 944 году мирный договор с Византией.
Этот договор, по определению исследователя русско-византийских отношений, был, между прочим, «менее выгоден для русских, чем договор 911 года (заключенный Олегом Вещим. – В.К.)… Русь была вынуждена отказаться от некоторых прежних преимуществ… и взять на себя ряд новых обязательств по отношению к Византии»,[423] – что было как бы «наказанием» за атаку на Константинополь в 941 году.
Игорь явно был тогда еще весьма молодым человеком; дело в том, что в тексте договора 944 года упомянуты послы от двух племянников Игоря и единственного его собственного ребенка – Святослава; если бы у Игоря имелись другие дети, послы были бы, несомненно, назначены и от них.