Страница:
— Тут с вами мент хочет пообщаться.
— Кто?
— Ну, милиционер. Они на катере приехали на зеков посмотреть.
Мент оказался достаточно молодым мужиком в гражданке. Поэтому вчера они и не поняли, кто он такой. Контрразведчики спали в вертолете, мент на катере, встретились только теперь, утром. После обмена рукопожатиями и прочими формальностями милиционер сразу же огорошил следователей:
— Клиенты не наши. Роба от наших, а одеты в нее — не знаю кто. Мы, конечно, начнем расследование по своей линии. Но предварительно, — он достал из папки обычные милицейские фотографии — фас, профиль, — вот полюбуйтесь, даже пальцы можно не снимать. Не они. Ну что, будем сотрудничать или дурить каждый по своей линии?
— Медведев Борис, — протянул руку для пожатия майор. — Особый отдел округа.
— Кучеров Федор, — отозвался милиционер. — Капитан, УВД, Петрозаводск.
— Олег Зубров. Будем.
— Ладненько, скопом даже батьку бить легче. Тогда вводите меня в курс дел, что тут у вас происходит. Насчет тайны — понятное дело, обязуюсь…
—
В местный отдел милиции Дмитрий Ильич добирался на электричке. Его вызвали с аэродрома в Бесовце, когда милицейские эксперты здесь уже отработали. Машину, послужившую причиной аварии, оттащили с рельсов, тела увезли. Движение поездов восстановилось. Оставалось только сокрушаться по поводу нерасторопности собственного начальства, недопетрившего послать спецов. Из рассказа дежурного по управлению шеф сделал выводы, что их погибший сотрудник предстает в неприглядном виде, поэтому и направил его непосредственного начальника разбираться.
— Замять это дело, похоже, не удастся, так хоть подретушируй что можно, — напутствовал шеф Воробьева.
Хорошо, хоть молоденький лейтенант из всеволожской милиции, которому поручили вести это дело, оказался на месте. Он охотно делился всем, что ему удалось накопать. За рулем автомобиля находился лейтенант Драгунский, что следовало из найденного у него удостоверения. Второй жертвой оказалась нигде не работавшая Буланова Маргарита Васильевна, 1973 года рождения, жительница города Кировска Ленинградской области. По словам машиниста и его помощника, автомобиль стоял на переезде с выключенными огнями, водитель и пассажирка на сигналы не реагировали. Оба погибли в результате столкновения. В машине следы употребления спиртных напитков и доза наркотиков.
— Но наркоту нашли у девицы, а не у вашего офицера, — сообщил лейтенант, полагавший, что тем самым снимает с души капитана огромный камень. — Вот, собственно, и все. Остальное у экспертов нужно спрашивать, я к ним сейчас собираюсь. Поедете? У меня машина с собой.
Невыспавшийся капитан покорно поплелся следом. «Надо будет хоть кофе где-нибудь перехватить, — устало думал он. — А то с аэродрома прямо сюда. Да и поесть не мешало бы».
В морг Воробьев вошел, испытывая странное чувство. Вот уж не думал, оставляя вчера своего жизнерадостного подчиненного в отделе, увидеть его сегодня в дрожащем свете здешних ламп. Экспертом оказалась вполне симпатичная интеллигентная тетка. Она как раз заканчивала свою работу в компании патологоанатома.
— Вы ему кто будете?
Воробьев представился.
— Непосредственный начальник, значит, — усмехнулась тетка. — Верхи небось уже волну гонят? Офицер ФСБ связался с проституткой-наркоманкой и погиб при неясных обстоятельствах. Так, что ли? Давят?
— Да пока еще нет. А есть повод?
— Мне кажется, нет. Что-то здесь не вяжется. А вообще, это на него похоже?
Воробьев сразу встрепенулся и стал протестовать так горячо, будто это могло хоть что-нибудь исправить.
— Да нет, что вы! Он очень хороший парень.
В разговор вмешался патологоанатом — бородатый мужик в роговых очках и клеенчатом фартуке.
— Вот мы вдвоем и думаем. Мальчишечка у вас больно ухоженный был. По одежде видно. А девка эта… таких среди бомжей полно. Вот смотрите.
Бородатый откинул с тела покрывало. Воробьев, смущенный наготой мертвой девицы, отвел глаза и вопросительно глянул на эксперта. Та усмехнулась.
— Руки. На венах живого места нет. На что, спрашивается, такое чудо нормальному парню? Даже если просто захочет кого-нибудь трахнуть, найдет себе поприличнее. У вас он что, чем-то серьезным занимался?
Воробьев кивнул.
— Вот от этого и пляши. Очень смахивает на убийство, с девкой они явно перестарались. Перегнули палку, улавливаешь идею?
Милиционер понуро стоял рядом, его дело явно обрастало лишними сложностями.
— И еще одна странность. У вашего парня полные карманы песку.
— Сахара?
— Обычного.
— Может, он с кем-то боролся?
— Не похоже. А похоже на то, что ваш парень догадывался, что ему уготовано, и хотел о чем-то предупредить.
— Анализ можно сделать? — Воробьев потер глаза. — Здесь, у вас. Пока это дело по инстанциям к нам перейдет, море воды утечет.
— Думаешь, ты один по ночам не спишь? Что? Очень серьезно?
— Очень.
Женщина устало вздохнула. Воробьев робко сказал:
— С меня конфеты и шампанское.
— Уж тогда чего покрепче. Куришь?
Воробьев протянул раскрытую пачку.
— Пошли, посидишь у нас в лаборатории, кофе угостим.
— Вас как зовут?
— Екатериной, можно на «ты».
Кивнув бородачу, они вышли на воздух. Дневной свет больно стегнул по глазам.
Коллектив лаборатории оказался преимущественно женским, мужская половина была представлена лишь седеньким дяденькой, которого окружающие почтительно именовали Юрием Павловичем. Девчата напоили Дмитрия Ильича кофе, и он отправился бродить по городу, пока анализы для экспертизы были в работе. Всеволожск — маленький городок. Воробьев знал, что его основал кто-то из князей, то ли наследников, то ли родственников Александра Невского. По имени князя-основателя Всеволода получил свое название и город. Только что это был за князь и когда город был основан, он уже не помнил. Центр города сохранил провинциальный дореволюционный вид, а центральная площадь у вокзала была превращена местными торговцами в китайско-турецкий базар. Видимо, нынешнее руководство страны ратовало именно за такой рынок. В первом же попавшемся на глаза киоске Воробьев купил бутылку «Мартини», коробку конфет и направился обратно. К его возвращению все еще были заняты. Усевшись в углу на колченогий стул, Воробьев задремал, опершись затылком о стену. Проснулся оттого, что кто-то тряс его довольно бесцеремонным образом. Екатерина протягивала ему листик голубоватого бланка с несколькими строчками текста.
— Обычный речной песок. Примеси машинного масла — смазки, применяющейся при обслуживании кранового оборудования. По содержанию соли — это не залив. По всякой дряни — не Ладога. Скорее всего, Нева. И еще, на подошве туфли у него шариковой ручкой нарисован якорь. Помогла?
— Очень даже может быть. Держи. — Он протянул пакет.
Заглянув внутрь, экспертша восхищенно ахнула:
— Ну ты мужчина! Девчонки! У нас сегодня праздник. Слушай, а ты не холостой часом?
— Нет, — покачал головой Воробьев, изображая искреннее раскаяние сим прискорбным фактом своей биографии.
— Везет некоторым. Ну, остальные материалы мы вам обычным порядком передадим, так что — чист ваш лейтенант.
В управление он возвращался все той же электричкой. Докладывая начальству, подчеркнул важность информации, ради которой погиб Драгунский.
— Все вместе указывает на то, что контейнер в порту.
— Знаешь, сколько их в городе и области?!
— Знаю, но на Неве их не так много. И потом, думаю, что убийцы лейтенанта не располагали временем. Значит, порт недалеко от места гибели лейтенанта. Иначе не сработали бы так грязно, с этой девицей. Попробую установить, где ее видели в последний раз и что именно нашел Александр Драгунский.
На столе в кабинете Воробьева ждали результаты анализа проб из контейнера и листки, на которых он выписывал «прогрессовские» машины. В этом перечне две из них были подчеркнуты красным. Воробьев начал понимать ход мысли лейтенанта. Зазвенел телефон. На проводе оказался шеф, от которого он только что ушел.
— Дмитрий Ильич, я, конечно, знаю, что ты с ног валишься, но тут поступила сводка от соседей. Думаю, тебя заинтересует информация о том, что в автокатастрофе погиб Мошаров. Начальник БХВТ.
— Я помню. Когда?
— Вчера. Очень похоже на деятельность той же компании, но на месте аварии никаких следов. Домочадцы Мошарова утверждают, что был какой-то вызов по телефону, якобы на совещание в отдел РАВ округа. Но на самом деле ему никто не звонил. Половина отдела сейчас ваш самолет из воды вылавливает, а остальные на учениях. Вот такие дела. Твои компаньоны из армейцев возвращаются сегодня вечером, просили тебя быть на месте. Похоже, вы к кому-то подобрались достаточно близко. Думайте, и держи меня в курсе. — Шеф положил трубку.
Глава 26.
— Кто?
— Ну, милиционер. Они на катере приехали на зеков посмотреть.
Мент оказался достаточно молодым мужиком в гражданке. Поэтому вчера они и не поняли, кто он такой. Контрразведчики спали в вертолете, мент на катере, встретились только теперь, утром. После обмена рукопожатиями и прочими формальностями милиционер сразу же огорошил следователей:
— Клиенты не наши. Роба от наших, а одеты в нее — не знаю кто. Мы, конечно, начнем расследование по своей линии. Но предварительно, — он достал из папки обычные милицейские фотографии — фас, профиль, — вот полюбуйтесь, даже пальцы можно не снимать. Не они. Ну что, будем сотрудничать или дурить каждый по своей линии?
— Медведев Борис, — протянул руку для пожатия майор. — Особый отдел округа.
— Кучеров Федор, — отозвался милиционер. — Капитан, УВД, Петрозаводск.
— Олег Зубров. Будем.
— Ладненько, скопом даже батьку бить легче. Тогда вводите меня в курс дел, что тут у вас происходит. Насчет тайны — понятное дело, обязуюсь…
—
В местный отдел милиции Дмитрий Ильич добирался на электричке. Его вызвали с аэродрома в Бесовце, когда милицейские эксперты здесь уже отработали. Машину, послужившую причиной аварии, оттащили с рельсов, тела увезли. Движение поездов восстановилось. Оставалось только сокрушаться по поводу нерасторопности собственного начальства, недопетрившего послать спецов. Из рассказа дежурного по управлению шеф сделал выводы, что их погибший сотрудник предстает в неприглядном виде, поэтому и направил его непосредственного начальника разбираться.
— Замять это дело, похоже, не удастся, так хоть подретушируй что можно, — напутствовал шеф Воробьева.
Хорошо, хоть молоденький лейтенант из всеволожской милиции, которому поручили вести это дело, оказался на месте. Он охотно делился всем, что ему удалось накопать. За рулем автомобиля находился лейтенант Драгунский, что следовало из найденного у него удостоверения. Второй жертвой оказалась нигде не работавшая Буланова Маргарита Васильевна, 1973 года рождения, жительница города Кировска Ленинградской области. По словам машиниста и его помощника, автомобиль стоял на переезде с выключенными огнями, водитель и пассажирка на сигналы не реагировали. Оба погибли в результате столкновения. В машине следы употребления спиртных напитков и доза наркотиков.
— Но наркоту нашли у девицы, а не у вашего офицера, — сообщил лейтенант, полагавший, что тем самым снимает с души капитана огромный камень. — Вот, собственно, и все. Остальное у экспертов нужно спрашивать, я к ним сейчас собираюсь. Поедете? У меня машина с собой.
Невыспавшийся капитан покорно поплелся следом. «Надо будет хоть кофе где-нибудь перехватить, — устало думал он. — А то с аэродрома прямо сюда. Да и поесть не мешало бы».
В морг Воробьев вошел, испытывая странное чувство. Вот уж не думал, оставляя вчера своего жизнерадостного подчиненного в отделе, увидеть его сегодня в дрожащем свете здешних ламп. Экспертом оказалась вполне симпатичная интеллигентная тетка. Она как раз заканчивала свою работу в компании патологоанатома.
— Вы ему кто будете?
Воробьев представился.
— Непосредственный начальник, значит, — усмехнулась тетка. — Верхи небось уже волну гонят? Офицер ФСБ связался с проституткой-наркоманкой и погиб при неясных обстоятельствах. Так, что ли? Давят?
— Да пока еще нет. А есть повод?
— Мне кажется, нет. Что-то здесь не вяжется. А вообще, это на него похоже?
Воробьев сразу встрепенулся и стал протестовать так горячо, будто это могло хоть что-нибудь исправить.
— Да нет, что вы! Он очень хороший парень.
В разговор вмешался патологоанатом — бородатый мужик в роговых очках и клеенчатом фартуке.
— Вот мы вдвоем и думаем. Мальчишечка у вас больно ухоженный был. По одежде видно. А девка эта… таких среди бомжей полно. Вот смотрите.
Бородатый откинул с тела покрывало. Воробьев, смущенный наготой мертвой девицы, отвел глаза и вопросительно глянул на эксперта. Та усмехнулась.
— Руки. На венах живого места нет. На что, спрашивается, такое чудо нормальному парню? Даже если просто захочет кого-нибудь трахнуть, найдет себе поприличнее. У вас он что, чем-то серьезным занимался?
Воробьев кивнул.
— Вот от этого и пляши. Очень смахивает на убийство, с девкой они явно перестарались. Перегнули палку, улавливаешь идею?
Милиционер понуро стоял рядом, его дело явно обрастало лишними сложностями.
— И еще одна странность. У вашего парня полные карманы песку.
— Сахара?
— Обычного.
— Может, он с кем-то боролся?
— Не похоже. А похоже на то, что ваш парень догадывался, что ему уготовано, и хотел о чем-то предупредить.
— Анализ можно сделать? — Воробьев потер глаза. — Здесь, у вас. Пока это дело по инстанциям к нам перейдет, море воды утечет.
— Думаешь, ты один по ночам не спишь? Что? Очень серьезно?
— Очень.
Женщина устало вздохнула. Воробьев робко сказал:
— С меня конфеты и шампанское.
— Уж тогда чего покрепче. Куришь?
Воробьев протянул раскрытую пачку.
— Пошли, посидишь у нас в лаборатории, кофе угостим.
— Вас как зовут?
— Екатериной, можно на «ты».
Кивнув бородачу, они вышли на воздух. Дневной свет больно стегнул по глазам.
Коллектив лаборатории оказался преимущественно женским, мужская половина была представлена лишь седеньким дяденькой, которого окружающие почтительно именовали Юрием Павловичем. Девчата напоили Дмитрия Ильича кофе, и он отправился бродить по городу, пока анализы для экспертизы были в работе. Всеволожск — маленький городок. Воробьев знал, что его основал кто-то из князей, то ли наследников, то ли родственников Александра Невского. По имени князя-основателя Всеволода получил свое название и город. Только что это был за князь и когда город был основан, он уже не помнил. Центр города сохранил провинциальный дореволюционный вид, а центральная площадь у вокзала была превращена местными торговцами в китайско-турецкий базар. Видимо, нынешнее руководство страны ратовало именно за такой рынок. В первом же попавшемся на глаза киоске Воробьев купил бутылку «Мартини», коробку конфет и направился обратно. К его возвращению все еще были заняты. Усевшись в углу на колченогий стул, Воробьев задремал, опершись затылком о стену. Проснулся оттого, что кто-то тряс его довольно бесцеремонным образом. Екатерина протягивала ему листик голубоватого бланка с несколькими строчками текста.
— Обычный речной песок. Примеси машинного масла — смазки, применяющейся при обслуживании кранового оборудования. По содержанию соли — это не залив. По всякой дряни — не Ладога. Скорее всего, Нева. И еще, на подошве туфли у него шариковой ручкой нарисован якорь. Помогла?
— Очень даже может быть. Держи. — Он протянул пакет.
Заглянув внутрь, экспертша восхищенно ахнула:
— Ну ты мужчина! Девчонки! У нас сегодня праздник. Слушай, а ты не холостой часом?
— Нет, — покачал головой Воробьев, изображая искреннее раскаяние сим прискорбным фактом своей биографии.
— Везет некоторым. Ну, остальные материалы мы вам обычным порядком передадим, так что — чист ваш лейтенант.
В управление он возвращался все той же электричкой. Докладывая начальству, подчеркнул важность информации, ради которой погиб Драгунский.
— Все вместе указывает на то, что контейнер в порту.
— Знаешь, сколько их в городе и области?!
— Знаю, но на Неве их не так много. И потом, думаю, что убийцы лейтенанта не располагали временем. Значит, порт недалеко от места гибели лейтенанта. Иначе не сработали бы так грязно, с этой девицей. Попробую установить, где ее видели в последний раз и что именно нашел Александр Драгунский.
На столе в кабинете Воробьева ждали результаты анализа проб из контейнера и листки, на которых он выписывал «прогрессовские» машины. В этом перечне две из них были подчеркнуты красным. Воробьев начал понимать ход мысли лейтенанта. Зазвенел телефон. На проводе оказался шеф, от которого он только что ушел.
— Дмитрий Ильич, я, конечно, знаю, что ты с ног валишься, но тут поступила сводка от соседей. Думаю, тебя заинтересует информация о том, что в автокатастрофе погиб Мошаров. Начальник БХВТ.
— Я помню. Когда?
— Вчера. Очень похоже на деятельность той же компании, но на месте аварии никаких следов. Домочадцы Мошарова утверждают, что был какой-то вызов по телефону, якобы на совещание в отдел РАВ округа. Но на самом деле ему никто не звонил. Половина отдела сейчас ваш самолет из воды вылавливает, а остальные на учениях. Вот такие дела. Твои компаньоны из армейцев возвращаются сегодня вечером, просили тебя быть на месте. Похоже, вы к кому-то подобрались достаточно близко. Думайте, и держи меня в курсе. — Шеф положил трубку.
Глава 26.
НА МАЯКЕ.
— Эй, шкипер, кончай ночевать! Берег близко, и утренний променад пора совершать, сил больше нет терпеть.
Давыдов открыл глаза. Лодка по-прежнему резала стеклянную гладь, и солнце уже встало. Голова прямо раскалывалась.
— И горазд же ты дрыхнуть! Ну что? Развязываешь или будешь штаны менять, как в прошлый раз?
— Развязываю! Нашел няньку пеленки менять. Памперсов и сникерсов у меня нету, — прохрипел Давыдов и не узнал собственный голос.
— Зато барахла выше крыши. Это откуда у вас столько новых летных шмоток?
— Все оттуда же, с самолета. — Давыдов согнулся в долгом приступе кашля, пришлось даже вцепиться в борт, чтобы не свалиться.
— Ты смотри не помри ненароком, сначала меня развяжи.
— Не дождетесь, как говорит в таких случаях пресловутый Рабинович.
Анатолий перебрался на нос баркаса и освободил пленника от веревок. Тот уже приноровился к своим трудностям и дальше вполне управился сам. Давыдов старался меньше двигаться — голова кружилась. Все антибиотики кончились, и болезнь наступала.
После умывания и завтрака остатками вчерашнего улова пленный снова был переведен на положение арестанта. Давыдов направил лодку вдоль берега.
Красно-белая башня маяка была хорошо видна с воды. Вышли они, как Давыдов и надеялся, правильно. Понадобилось лишь чуток довернуть к северу. Маяк стоял на выдающемся в озеро мысе. Видимо, место для строительства выбирали с таким расчетом, чтобы огонь был виден со всех сторон. Башня была сложена из валунов, а потом оштукатурена и покрашена. У подножия маяка капитан заметил причал и взял курс на него.
Встречающих было трое. Старик со шкиперской бородкой, мальчишка лет десяти и девушка. Одежда встречающих, как пишут в журналах о моде, была выдержана в морском стиле. На головах деда и пацана красовались морские фуражки, что несомненно указывало на былую принадлежность старика к ВМФ. Фуражка у мальца была повседневная, с «дубами» на козырьке, из чего Давыдов сделал вывод, что дед некогда имел отношение к плавсоставу и занимал на корабле явно не последнее место. Фуражка у старика была просто загляденье. Такие шьют себе на заказ катерники и подводники с дизелюх, те, кому приходится нести вахту на открытом мостике, причем отнюдь не под звездами южных морей. Фуражка была из черной лайковой кожи с высокой тульей типа аэродром и шитым золотом крабом. Одет старик был во флотскую куртку-полярку, а в руках, очевидно для пущей солидности, держал двустволку. Ввиду официальности момента Давыдов подобрал с пола свою фуражку, тоже некогда шитую на заказ и служившую предметом его гордости, а теперь, после всех передряг, сильно смахивающую на блин, и напялил на темя. А для демонстрации готовности вести переговоры на равных Анатолий взял автомат и стволом вверх водрузил на скамью. К причалу они подходили торжественно, медленно, как ладья гордых викингов. Действия Давыдова, кажется, оказали требуемый эффект. Встречающие поймали брошенную им веревку и подтянули лодку к причалу, после чего вопросительно уставились на капитана и его спутника.
— Капитан Давыдов, противовоздушная оборона, — представился Анатолий и протянул деду свое удостоверение.
Тот не стал изучать его анкетные данные, а сразу отыскал запись о должности и месте службы. Кивнув, вернул удостоверение.
— Журавлев Яков Степанович — смотритель маяка, Алена — моя племянница, Женька — племянник.
Давыдов протянул деду автомат — в знак доверия прикладом вперед — и полез на причал. Дед с интересом рассматривал прибывшую компанию, не подавая виду, что удивлен тем, что один из прибывших основательно связан. Взобравшись на настил, Анатолий выпрямился. Все вокруг вздрогнуло, потом картинка поехала справа в левый нижний угол, и, потеряв равновесие, капитан рухнул на доски.
Очнулся Анатолий на кровати от нестерпимого жжения в горле — кто-то старательно вливал ему в рот неразведенный спирт. Капитан рывком сел. Он был в незнакомом доме, в чьей-то чужой спальне.
— Где я?
— Успокойся, вояка. Куда это вы следовали с таким арсеналом?
— К людям.
— Ну, значит, к людям и пришли.
— А где Прокофьев?
— А это кто?
— Второй, тот, что со мной был.
— В другой комнате, за ним Алена присматривает.
— Где мой пистолет?
— А он твой? У тебя вообще не ТТ записан.
— Командира экипажа! Так где?
— Вон на столе все твои железки. Может, расскажешь, в чем дело-то?
Сначала Давыдов вооружился. Выщелкнув обойму, проверил патроны, вставил обойму на место и прошлепал босиком в соседнюю комнату. Распахнул дверь. Пленный без всяких веревок лежал в постели, рядом на стуле сидела девушка Алена. Они о чем-то дружелюбно беседовали. Девушка громко и заразительно смеялась. На стене висело ружье.
— Почему он не связан?
Девушка обернулась.
— Потому что он болен, над ранеными только фашисты издевались.
Прокофьев показал Давыдову язык. Анатолий аж опешил и вернулся в свою комнату.
— У вас какое звание было?
— А что? — В глазах деда зажглись веселые искорки. — Уж не меньше, чем у вас.
— Почему вы его развязали?
— Он не опасен.
— Это почему же вы так решили? Да вы знаете, кто он вообще…
— Не знаю.
— Так чего же…
— Ну вот что, голубчик, я в свое время лодкой командовал, звезд у меня было побольше, чем у тебя. Так что рявкать тут нечего. Лучше расскажи, что у вас случилось.
Давыдов вернулся на кровать и залез под одеяло.
— Вы «дипломат» мой принесли?
Моряк кивнул:
— И портфель, и чемодан с твоей астролябией.
— В «дипломате» вы найдете кое-что в подтверждение моих слов. — Давыдов облизал засохшие губы, раздумывая, с чего начать. Решил начать с погрузки в аэропорту.
Давыдов внимательно следил за выражением лица бывшего подводника, дед лишь один раз его перебил: уточнил подробности насчет лодки с мертвецами. Слушал он очень внимательно, только однажды попросил подождать, сходил за чайником, чашками и банкой меда. Налил Давыдову какого-то густого варева и бухнул в него две столовые ложки меда.
— И мина, и документы в «дипломате», — обжигаясь горячим напитком, закончил свою повесть капитан.
Старик, крякнув, поднялся, вытащил из кармана старый прокуренный мундштук, достал из портсигара «Кэмел», отломал у сигареты фильтр и воткнул ее в мундштук.
— Да, положение у тебя хуже губернаторского. Знаешь, а я тебе верю.
— Верите? Ну ничего себе! После…
— Тише, тише, — успокоил его старик. — Я же сказал, что верю. Доказывать прокурору будешь. С тебя особисты после всего, что случилось, наверное, месяц не слезут. Знаем, сами бывали в таких передрягах. Значит, НКВД игру какую-то затеяло.
— Не знаю я, кто они, но, судя по жетону, из бывшего комитета, да и этот говорит, что они оттуда.
— НКВД, КГБ — все одна лавочка. Это они потом разделились на милицию и комитет, а сначала вместе были. Говоришь, теперь не знают, кому служат, так?
— Ну, это он так сказал. Мог и соврать.
— Мог, конечно, а зачем? Какой резон? Ты его пристрелить мог, бросить. Потом, ты, говоришь, он сам стреляться пытался? Ему в твоем благорасположении — никакого смысла.
— Ну, не знаю. Может, он до сих пор надеется, ждет своих.
Вошла Алена.
— Заснул ваш товарищ.
— Какой он мне товарищ? Его товарищи в овраге сивку-бурку доедают. Вы его что? С ружьем одного оставили? — Давыдов вскочил. — Думаете, я тут вас байками развлекаю?! Они уже угробили пять человек.
Девушка вынула руку из кармана — на ее ладони тускло блеснули две ружейные гильзы.
— Я оружие как попало не бросаю, — она насмешливо глядела на Давыдова. Капитан машинально отметил, что Алена довольно красива. Но — не его тип, брюнетки Давыдову не нравились, точнее, он был к ним равнодушен. Девушка заговорила снова: — А ваши ящики с ракетами, пока вы тут дядю сказками развлекали, мы с Женькой в сарай перетащили, чтоб они случайно не запропастились. Так что не волнуйтесь. — Девушка состроила ехидную гримасу.
Старый моряк усмехнулся: вот так, палец в рот не клади. В комнату вошел мальчишка.
— Дядь Яша, готово все. Вытопил.
Старик направился к выходу.
— Пошли, капитан. Сейчас мы тебе баньку устроим, а там подумаем, что дальше делать.
Давыдов прошлепал к столу, где лежал «дипломат», взял его и пистолет с собой.
— А это-то тебе в бане зачем? — растерялся дед. — Не бойся, ничего не пропадет.
— Вы еще дружков этого типа не видели, а я уже пообщался. Мне что-то не улыбается драпать в кальсонах, как Чапаев в одноименном фильме. В этом «дипломате» и мое оправдание, и их обвинение.
Дед махнул рукой — как знаешь. Девушка, не скрывая иронии, фыркнула:
— Ракеты с собой прихватите! Или нам доверите постеречь? Ими отбиваться сподручнее будет, если беляки нагрянут.
— Доверяю, — огрызнулся Анатолий. «Вот чертова девка! И чем я ей не угодил?»
Очень похоже на то, что отношения с ней у Давыдова отчего-то сразу не заладились.
Баня стояла у самого причала, чтобы при желании из парилки можно было сигать прямо в озеро. Уже в предбаннике Анатолий почувствовал запахи нагретых досок и дыма березовых дров. Яков Степанович протянул Давыдову старую фетровую шляпу с обвисшими полями.
— Это зачем?
— Чтоб уши не сварились. Я сейчас тебя лечить буду. Лезь на полок.
Давыдов нежился в волнах сухого жара. Дед зачерпнул в плошку воды, плеснул на каменную стену и взмахнул дубовым веником.
— Нос береги!
Спал Анатолий в эту ночь как убитый, а утром почувствовал себя вполне здоровым человеком. Завтракали на просторной кухне втроем: Давыдов, Яков Степанович и Женька. Еду для пленника Алена отнесла ему в комнату и оставалась там, пока Петр не поел. Она демонстративно избегала общества Давыдова, отдавая предпочтение раненому. Похоже капитан казался ей членом союза ирокезов, испытывающих садистский экстаз от страданий, причиняемых пленным. А Давыдов нажимал на хлеб и картошку, почти не притрагиваясь к успевшей осточертеть рыбе.
— Что, весело пришлось? — с пониманием заметил старый моряк. — Для пирогов оставь место. Племянница весь вечер старалась.
— Что-то она меня не шибко жалует.
— Заметил. А тебя это задевает?
— Да нет, просто я ей ничего плохого не сделал.
— Пойди пойми их дамскую логику. Скорее всего, ей просто твоего арестанта жалко. Ну да ладно, ты что собираешься дальше делать?
— Со своими нужно связаться. Хорошо бы успеть добраться до какой-нибудь воинской части, пока меня дружки Прокофьева не нашли.
— А с ним что делать будешь? С собой его тащить нет никакого смысла. Он тебя по рукам и ногам свяжет. Опять же твои ящики — их в карман не спрячешь. А эти парни обыщут все окрестности. Им и ты нужен, и это барахло. И еще, пока ты спал, я побеседовал с этим воякой. Он полагает, что в таком виде он своему начальству не нужен.
— Если вы разрешите… я бы его у вас оставил. Чтобы оторваться, мне нужен хоть день.
— Милиции ты, как я понимаю, не доверяешь.
Давыдов покачал головой.
— Ни милиции, ни ФСБ. Я теперь только своим доверяю, армейским. Если бы вы согласились оставить этого… — он замялся, — пострадавшего у себя. Я как только до своих доберусь, сразу организую его доставку в госпиталь или куда следует. Не знаю, кто будет это дело разбирать. А иначе… не понесу же я его на себе!
— С ним ничего страшного, я могу его поставить на ноги. У него просто ушиб.
Давыдов оглянулся, за разговором они и не заметили возвращения Алены. Прислонившись к притолоке, она стояла за спиной у Давыдова.
— Она у нас врач и колдунья, — заявил Женька. — Кого хочешь биополем вылечит.
— Отвези нас, дядя Яша, туда…
— Куда? — не понял Давыдов.
— Есть одно место. Целебное.
Давыдов в байки про аномальные зоны не верил. Всему, происходящему с ним и его знакомыми, можно было дать вполне рациональное объяснение. А при разговорах о всяких там полях, кроме, понятное дело, электромагнитных, он начинал откровенно издеваться над рассказчиком. Заметив скептическое выражение на физиономии гостя, смотритель улыбнулся.
— Правда целебное. Я тебе еще не рассказывал. Так слушай. Служить я начал сразу после войны, сначала на дизельных, а потом и на первых атомных. В то время назначение на новые лодки мы как высочайшее доверие расценивали. Ну а обстановочка тогда была еще та. Мы свою лодку как раз перед Карибским кризисом приняли. На ходовых все шло как по маслу, реактор и основные механизмы работали как часы. В первую автономку пошли точно по графику. Район патрулирования у нас был как раз возле Флориды. Лодки тогда еще ракетными не были. На случай крупной заварухи у нас имелись две торпеды со спецзарядом, а остальное вооружение ничем не отличалось от обычной дизелюхи. С началом кризиса мы получили команду занять место в позиционном районе напротив цели и ждать в готовности пальнуть своим ядерным гостинцем. До района-то мы дошли, а вот дальше все злоключения и начались. Авария реактора, угроза заражения. Несколько человек, обслуживающих реактор, пошли устранять аварию. Поломку они устранили, но сами уже на второй день… Мы даже похоронить их не могли: всплывать было нельзя, и из аппарата не выстрелить. У американцев — гидроакустическая цепочка. Шумни как следует — и тебя сразу же обнаружат. Уйти тоже нельзя, того и гляди третья мировая начнется. Снялись мы оттуда только через две недели. Народ от лучевой болезни просто падал. Мы матросов в зараженные отсеки старались гонять поменьше, так что больше всего досталось офицерам. Потом госпиталь. Кто выжил, кто нет. Я особо не надеялся, да повезло. Вышел из госпиталя, как из Бухенвальда. Кожа да кости, череп лысый, как колено. Комиссовали подчистую. Медики думали — долго не протяну, выпустили, чтобы показатели им не портил. Для начала меня в санаторий отправили, в Карелию, под Петрозаводск. Там я с одним дедом познакомился — лесником, он меня на этот остров и отвез. Веришь не веришь, а помогло. Я там почти полгода прокантовался. Вернулся — врачи глазам своим не верили. Даже волосы по новой отросли, только отчего-то черные, а раньше я шатеном был. Вот такие дела. А Ленка у нас и вправду врач. Насчет биополя не знаю, а рука у нее легкая, по себе знаю, от радикулита лечила. Так что приглашаю на экскурсию. Тебе все равно путешествовать пока рановато. Окрепнуть надо.
— Это вы ему руку прострелили? — Девушка с вызовом уставилась на капитана.
Ну это уже был явный наезд. Только потому, что настроение у Давыдова было получше вчерашнего, он не стал материться, а пролепетал елейным голоском:
— Что вы, что вы? Это Петенька с ножом разведчика баловался! Вы его спросите, он вам все подробненько расскажет. Если, конечно, не запамятовал.
Девушка бросила на Анатолия такой выразительный взгляд, что, будь ее воля, он бы тут же испарился.
— Между прочим, Петр почему-то о вас очень хорошо отзывается…
Давыдов только руками всплеснул: скажи на милость!
На тот чудной остров Давыдов не поехал. Остался дома. Отсыпался, отъедался и думал. Правильно ли он сделал, покинув место аварии? Может быть, не стоило уходить оттуда? Вероятность появления второй группы чистильщиков, конечно, существовала, но вполне возможно, что, получив такой сокрушительный отпор, они не рискнут совершить еще одну попытку.
Прокофьева на остров возили три дня подряд. Девушка высчитывала длительность сеансов своей замысловатой терапии. Женька к Давыдову отнесся не в пример лучше сестры, особенно после того как капитан пожертвовал в его коллекцию свою фуражку. Мальчишка и составлял Давыдову компанию во время отлучек Алены, Петра и деда на «волшебный остров». К ночи все возвращались домой, старик не мог оставить маяк без присмотра. Как-то раз Анатолий забрался на эту высокую башню. Вид с нее был просто роскошный, капитан даже отщелкал несколько кадров на свою драгоценную пленку со снимками аварии. На четвертый день старик предложил Давыдову съездить вместе с ними.
— Поехали! Алена обещала, что твой спутник сегодня на ноги встанет, неужто тебе не интересно на экстрасенса в работе посмотреть? Никуда твои железки не денутся. Хочешь, вон в лес их оттащи и спрячь.
Анатолию было интересно. Он оттащил пеналы в лес и спрятал их в яме, забросав павшими сучьями и ветками. Футляр с прибором он спрятал там же. АКМ и гранаты дед унес на чердак, но заставить Давыдова расстаться с «дипломатом», 9А-91 и ТТ было выше чьих-либо сил.
Старый моряк относился к своей посудине, как к боевому кораблю. Сразу было видно, что этот катер холят и лелеют. Заметив взгляды старика, Анатолий тщательно постучал подошвами о причал, сбивая несуществующую грязь.
Давыдов открыл глаза. Лодка по-прежнему резала стеклянную гладь, и солнце уже встало. Голова прямо раскалывалась.
— И горазд же ты дрыхнуть! Ну что? Развязываешь или будешь штаны менять, как в прошлый раз?
— Развязываю! Нашел няньку пеленки менять. Памперсов и сникерсов у меня нету, — прохрипел Давыдов и не узнал собственный голос.
— Зато барахла выше крыши. Это откуда у вас столько новых летных шмоток?
— Все оттуда же, с самолета. — Давыдов согнулся в долгом приступе кашля, пришлось даже вцепиться в борт, чтобы не свалиться.
— Ты смотри не помри ненароком, сначала меня развяжи.
— Не дождетесь, как говорит в таких случаях пресловутый Рабинович.
Анатолий перебрался на нос баркаса и освободил пленника от веревок. Тот уже приноровился к своим трудностям и дальше вполне управился сам. Давыдов старался меньше двигаться — голова кружилась. Все антибиотики кончились, и болезнь наступала.
После умывания и завтрака остатками вчерашнего улова пленный снова был переведен на положение арестанта. Давыдов направил лодку вдоль берега.
Красно-белая башня маяка была хорошо видна с воды. Вышли они, как Давыдов и надеялся, правильно. Понадобилось лишь чуток довернуть к северу. Маяк стоял на выдающемся в озеро мысе. Видимо, место для строительства выбирали с таким расчетом, чтобы огонь был виден со всех сторон. Башня была сложена из валунов, а потом оштукатурена и покрашена. У подножия маяка капитан заметил причал и взял курс на него.
Встречающих было трое. Старик со шкиперской бородкой, мальчишка лет десяти и девушка. Одежда встречающих, как пишут в журналах о моде, была выдержана в морском стиле. На головах деда и пацана красовались морские фуражки, что несомненно указывало на былую принадлежность старика к ВМФ. Фуражка у мальца была повседневная, с «дубами» на козырьке, из чего Давыдов сделал вывод, что дед некогда имел отношение к плавсоставу и занимал на корабле явно не последнее место. Фуражка у старика была просто загляденье. Такие шьют себе на заказ катерники и подводники с дизелюх, те, кому приходится нести вахту на открытом мостике, причем отнюдь не под звездами южных морей. Фуражка была из черной лайковой кожи с высокой тульей типа аэродром и шитым золотом крабом. Одет старик был во флотскую куртку-полярку, а в руках, очевидно для пущей солидности, держал двустволку. Ввиду официальности момента Давыдов подобрал с пола свою фуражку, тоже некогда шитую на заказ и служившую предметом его гордости, а теперь, после всех передряг, сильно смахивающую на блин, и напялил на темя. А для демонстрации готовности вести переговоры на равных Анатолий взял автомат и стволом вверх водрузил на скамью. К причалу они подходили торжественно, медленно, как ладья гордых викингов. Действия Давыдова, кажется, оказали требуемый эффект. Встречающие поймали брошенную им веревку и подтянули лодку к причалу, после чего вопросительно уставились на капитана и его спутника.
— Капитан Давыдов, противовоздушная оборона, — представился Анатолий и протянул деду свое удостоверение.
Тот не стал изучать его анкетные данные, а сразу отыскал запись о должности и месте службы. Кивнув, вернул удостоверение.
— Журавлев Яков Степанович — смотритель маяка, Алена — моя племянница, Женька — племянник.
Давыдов протянул деду автомат — в знак доверия прикладом вперед — и полез на причал. Дед с интересом рассматривал прибывшую компанию, не подавая виду, что удивлен тем, что один из прибывших основательно связан. Взобравшись на настил, Анатолий выпрямился. Все вокруг вздрогнуло, потом картинка поехала справа в левый нижний угол, и, потеряв равновесие, капитан рухнул на доски.
Очнулся Анатолий на кровати от нестерпимого жжения в горле — кто-то старательно вливал ему в рот неразведенный спирт. Капитан рывком сел. Он был в незнакомом доме, в чьей-то чужой спальне.
— Где я?
— Успокойся, вояка. Куда это вы следовали с таким арсеналом?
— К людям.
— Ну, значит, к людям и пришли.
— А где Прокофьев?
— А это кто?
— Второй, тот, что со мной был.
— В другой комнате, за ним Алена присматривает.
— Где мой пистолет?
— А он твой? У тебя вообще не ТТ записан.
— Командира экипажа! Так где?
— Вон на столе все твои железки. Может, расскажешь, в чем дело-то?
Сначала Давыдов вооружился. Выщелкнув обойму, проверил патроны, вставил обойму на место и прошлепал босиком в соседнюю комнату. Распахнул дверь. Пленный без всяких веревок лежал в постели, рядом на стуле сидела девушка Алена. Они о чем-то дружелюбно беседовали. Девушка громко и заразительно смеялась. На стене висело ружье.
— Почему он не связан?
Девушка обернулась.
— Потому что он болен, над ранеными только фашисты издевались.
Прокофьев показал Давыдову язык. Анатолий аж опешил и вернулся в свою комнату.
— У вас какое звание было?
— А что? — В глазах деда зажглись веселые искорки. — Уж не меньше, чем у вас.
— Почему вы его развязали?
— Он не опасен.
— Это почему же вы так решили? Да вы знаете, кто он вообще…
— Не знаю.
— Так чего же…
— Ну вот что, голубчик, я в свое время лодкой командовал, звезд у меня было побольше, чем у тебя. Так что рявкать тут нечего. Лучше расскажи, что у вас случилось.
Давыдов вернулся на кровать и залез под одеяло.
— Вы «дипломат» мой принесли?
Моряк кивнул:
— И портфель, и чемодан с твоей астролябией.
— В «дипломате» вы найдете кое-что в подтверждение моих слов. — Давыдов облизал засохшие губы, раздумывая, с чего начать. Решил начать с погрузки в аэропорту.
Давыдов внимательно следил за выражением лица бывшего подводника, дед лишь один раз его перебил: уточнил подробности насчет лодки с мертвецами. Слушал он очень внимательно, только однажды попросил подождать, сходил за чайником, чашками и банкой меда. Налил Давыдову какого-то густого варева и бухнул в него две столовые ложки меда.
— И мина, и документы в «дипломате», — обжигаясь горячим напитком, закончил свою повесть капитан.
Старик, крякнув, поднялся, вытащил из кармана старый прокуренный мундштук, достал из портсигара «Кэмел», отломал у сигареты фильтр и воткнул ее в мундштук.
— Да, положение у тебя хуже губернаторского. Знаешь, а я тебе верю.
— Верите? Ну ничего себе! После…
— Тише, тише, — успокоил его старик. — Я же сказал, что верю. Доказывать прокурору будешь. С тебя особисты после всего, что случилось, наверное, месяц не слезут. Знаем, сами бывали в таких передрягах. Значит, НКВД игру какую-то затеяло.
— Не знаю я, кто они, но, судя по жетону, из бывшего комитета, да и этот говорит, что они оттуда.
— НКВД, КГБ — все одна лавочка. Это они потом разделились на милицию и комитет, а сначала вместе были. Говоришь, теперь не знают, кому служат, так?
— Ну, это он так сказал. Мог и соврать.
— Мог, конечно, а зачем? Какой резон? Ты его пристрелить мог, бросить. Потом, ты, говоришь, он сам стреляться пытался? Ему в твоем благорасположении — никакого смысла.
— Ну, не знаю. Может, он до сих пор надеется, ждет своих.
Вошла Алена.
— Заснул ваш товарищ.
— Какой он мне товарищ? Его товарищи в овраге сивку-бурку доедают. Вы его что? С ружьем одного оставили? — Давыдов вскочил. — Думаете, я тут вас байками развлекаю?! Они уже угробили пять человек.
Девушка вынула руку из кармана — на ее ладони тускло блеснули две ружейные гильзы.
— Я оружие как попало не бросаю, — она насмешливо глядела на Давыдова. Капитан машинально отметил, что Алена довольно красива. Но — не его тип, брюнетки Давыдову не нравились, точнее, он был к ним равнодушен. Девушка заговорила снова: — А ваши ящики с ракетами, пока вы тут дядю сказками развлекали, мы с Женькой в сарай перетащили, чтоб они случайно не запропастились. Так что не волнуйтесь. — Девушка состроила ехидную гримасу.
Старый моряк усмехнулся: вот так, палец в рот не клади. В комнату вошел мальчишка.
— Дядь Яша, готово все. Вытопил.
Старик направился к выходу.
— Пошли, капитан. Сейчас мы тебе баньку устроим, а там подумаем, что дальше делать.
Давыдов прошлепал к столу, где лежал «дипломат», взял его и пистолет с собой.
— А это-то тебе в бане зачем? — растерялся дед. — Не бойся, ничего не пропадет.
— Вы еще дружков этого типа не видели, а я уже пообщался. Мне что-то не улыбается драпать в кальсонах, как Чапаев в одноименном фильме. В этом «дипломате» и мое оправдание, и их обвинение.
Дед махнул рукой — как знаешь. Девушка, не скрывая иронии, фыркнула:
— Ракеты с собой прихватите! Или нам доверите постеречь? Ими отбиваться сподручнее будет, если беляки нагрянут.
— Доверяю, — огрызнулся Анатолий. «Вот чертова девка! И чем я ей не угодил?»
Очень похоже на то, что отношения с ней у Давыдова отчего-то сразу не заладились.
Баня стояла у самого причала, чтобы при желании из парилки можно было сигать прямо в озеро. Уже в предбаннике Анатолий почувствовал запахи нагретых досок и дыма березовых дров. Яков Степанович протянул Давыдову старую фетровую шляпу с обвисшими полями.
— Это зачем?
— Чтоб уши не сварились. Я сейчас тебя лечить буду. Лезь на полок.
Давыдов нежился в волнах сухого жара. Дед зачерпнул в плошку воды, плеснул на каменную стену и взмахнул дубовым веником.
— Нос береги!
Спал Анатолий в эту ночь как убитый, а утром почувствовал себя вполне здоровым человеком. Завтракали на просторной кухне втроем: Давыдов, Яков Степанович и Женька. Еду для пленника Алена отнесла ему в комнату и оставалась там, пока Петр не поел. Она демонстративно избегала общества Давыдова, отдавая предпочтение раненому. Похоже капитан казался ей членом союза ирокезов, испытывающих садистский экстаз от страданий, причиняемых пленным. А Давыдов нажимал на хлеб и картошку, почти не притрагиваясь к успевшей осточертеть рыбе.
— Что, весело пришлось? — с пониманием заметил старый моряк. — Для пирогов оставь место. Племянница весь вечер старалась.
— Что-то она меня не шибко жалует.
— Заметил. А тебя это задевает?
— Да нет, просто я ей ничего плохого не сделал.
— Пойди пойми их дамскую логику. Скорее всего, ей просто твоего арестанта жалко. Ну да ладно, ты что собираешься дальше делать?
— Со своими нужно связаться. Хорошо бы успеть добраться до какой-нибудь воинской части, пока меня дружки Прокофьева не нашли.
— А с ним что делать будешь? С собой его тащить нет никакого смысла. Он тебя по рукам и ногам свяжет. Опять же твои ящики — их в карман не спрячешь. А эти парни обыщут все окрестности. Им и ты нужен, и это барахло. И еще, пока ты спал, я побеседовал с этим воякой. Он полагает, что в таком виде он своему начальству не нужен.
— Если вы разрешите… я бы его у вас оставил. Чтобы оторваться, мне нужен хоть день.
— Милиции ты, как я понимаю, не доверяешь.
Давыдов покачал головой.
— Ни милиции, ни ФСБ. Я теперь только своим доверяю, армейским. Если бы вы согласились оставить этого… — он замялся, — пострадавшего у себя. Я как только до своих доберусь, сразу организую его доставку в госпиталь или куда следует. Не знаю, кто будет это дело разбирать. А иначе… не понесу же я его на себе!
— С ним ничего страшного, я могу его поставить на ноги. У него просто ушиб.
Давыдов оглянулся, за разговором они и не заметили возвращения Алены. Прислонившись к притолоке, она стояла за спиной у Давыдова.
— Она у нас врач и колдунья, — заявил Женька. — Кого хочешь биополем вылечит.
— Отвези нас, дядя Яша, туда…
— Куда? — не понял Давыдов.
— Есть одно место. Целебное.
Давыдов в байки про аномальные зоны не верил. Всему, происходящему с ним и его знакомыми, можно было дать вполне рациональное объяснение. А при разговорах о всяких там полях, кроме, понятное дело, электромагнитных, он начинал откровенно издеваться над рассказчиком. Заметив скептическое выражение на физиономии гостя, смотритель улыбнулся.
— Правда целебное. Я тебе еще не рассказывал. Так слушай. Служить я начал сразу после войны, сначала на дизельных, а потом и на первых атомных. В то время назначение на новые лодки мы как высочайшее доверие расценивали. Ну а обстановочка тогда была еще та. Мы свою лодку как раз перед Карибским кризисом приняли. На ходовых все шло как по маслу, реактор и основные механизмы работали как часы. В первую автономку пошли точно по графику. Район патрулирования у нас был как раз возле Флориды. Лодки тогда еще ракетными не были. На случай крупной заварухи у нас имелись две торпеды со спецзарядом, а остальное вооружение ничем не отличалось от обычной дизелюхи. С началом кризиса мы получили команду занять место в позиционном районе напротив цели и ждать в готовности пальнуть своим ядерным гостинцем. До района-то мы дошли, а вот дальше все злоключения и начались. Авария реактора, угроза заражения. Несколько человек, обслуживающих реактор, пошли устранять аварию. Поломку они устранили, но сами уже на второй день… Мы даже похоронить их не могли: всплывать было нельзя, и из аппарата не выстрелить. У американцев — гидроакустическая цепочка. Шумни как следует — и тебя сразу же обнаружат. Уйти тоже нельзя, того и гляди третья мировая начнется. Снялись мы оттуда только через две недели. Народ от лучевой болезни просто падал. Мы матросов в зараженные отсеки старались гонять поменьше, так что больше всего досталось офицерам. Потом госпиталь. Кто выжил, кто нет. Я особо не надеялся, да повезло. Вышел из госпиталя, как из Бухенвальда. Кожа да кости, череп лысый, как колено. Комиссовали подчистую. Медики думали — долго не протяну, выпустили, чтобы показатели им не портил. Для начала меня в санаторий отправили, в Карелию, под Петрозаводск. Там я с одним дедом познакомился — лесником, он меня на этот остров и отвез. Веришь не веришь, а помогло. Я там почти полгода прокантовался. Вернулся — врачи глазам своим не верили. Даже волосы по новой отросли, только отчего-то черные, а раньше я шатеном был. Вот такие дела. А Ленка у нас и вправду врач. Насчет биополя не знаю, а рука у нее легкая, по себе знаю, от радикулита лечила. Так что приглашаю на экскурсию. Тебе все равно путешествовать пока рановато. Окрепнуть надо.
— Это вы ему руку прострелили? — Девушка с вызовом уставилась на капитана.
Ну это уже был явный наезд. Только потому, что настроение у Давыдова было получше вчерашнего, он не стал материться, а пролепетал елейным голоском:
— Что вы, что вы? Это Петенька с ножом разведчика баловался! Вы его спросите, он вам все подробненько расскажет. Если, конечно, не запамятовал.
Девушка бросила на Анатолия такой выразительный взгляд, что, будь ее воля, он бы тут же испарился.
— Между прочим, Петр почему-то о вас очень хорошо отзывается…
Давыдов только руками всплеснул: скажи на милость!
На тот чудной остров Давыдов не поехал. Остался дома. Отсыпался, отъедался и думал. Правильно ли он сделал, покинув место аварии? Может быть, не стоило уходить оттуда? Вероятность появления второй группы чистильщиков, конечно, существовала, но вполне возможно, что, получив такой сокрушительный отпор, они не рискнут совершить еще одну попытку.
Прокофьева на остров возили три дня подряд. Девушка высчитывала длительность сеансов своей замысловатой терапии. Женька к Давыдову отнесся не в пример лучше сестры, особенно после того как капитан пожертвовал в его коллекцию свою фуражку. Мальчишка и составлял Давыдову компанию во время отлучек Алены, Петра и деда на «волшебный остров». К ночи все возвращались домой, старик не мог оставить маяк без присмотра. Как-то раз Анатолий забрался на эту высокую башню. Вид с нее был просто роскошный, капитан даже отщелкал несколько кадров на свою драгоценную пленку со снимками аварии. На четвертый день старик предложил Давыдову съездить вместе с ними.
— Поехали! Алена обещала, что твой спутник сегодня на ноги встанет, неужто тебе не интересно на экстрасенса в работе посмотреть? Никуда твои железки не денутся. Хочешь, вон в лес их оттащи и спрячь.
Анатолию было интересно. Он оттащил пеналы в лес и спрятал их в яме, забросав павшими сучьями и ветками. Футляр с прибором он спрятал там же. АКМ и гранаты дед унес на чердак, но заставить Давыдова расстаться с «дипломатом», 9А-91 и ТТ было выше чьих-либо сил.
Старый моряк относился к своей посудине, как к боевому кораблю. Сразу было видно, что этот катер холят и лелеют. Заметив взгляды старика, Анатолий тщательно постучал подошвами о причал, сбивая несуществующую грязь.