— Без проблем. Что, хочешь приобщиться?
— Ну так… Может быть…
— Оки-доки, скажи только — все будет.
Общее собрание в офисе. Пришел компаньон Кулакова, «инвестор». Он невысокий, полный, в синих вытертых джинсах и черном свитере под пиджаком. Клок волос прикрывает лысеющий лоб.
Кулаков говорит:
— Я недавно прочел в «Народной газете» статью про то, сколько стоит создание одного рабочего места. От пятидесяти до восьмидесяти долларов в месяц. Понимаете? До восьмидесяти долларов в месяц. Сюда входит и зарплата, и расходы на офис, и налоги. И вовсе не всегда это приносит прибыль. У нас маленькая компания, и я мог бы сам делать очень большую часть работы — из экономии, можно сказать. А я вместо этого беру людей на работу, я хочу помогать экономике страны, создавать рабочие места. Но и благотворительностью мы заниматься не можем — здесь, все-таки, не собес.
Серега шепчет мне:
— Догадываюсь, зачем он это лепит. Видно, хочет срезать зарплаты. -…И решили предложить новую систему оплаты труда. Пока только предложить, со следующего месяца, с марта. За февраль все получат согласно договоренности. А с марта зарплата каждого будет напрямую зависеть от прибыли фирмы и, соответственно, от того, что каждый сделал для того, чтобы эту прибыль заработать. Да, кто-то получит меньше, чем в прошлом месяце, но это будет для него стимулом, чтобы лучше работать. А другие, наоборот, получат больше. Как вам такое предложение?
Все молчат.
— Ну, если возражений нет, то вернемся к этому вопросу первого апреля. И не удивляйтесь, это будет не шутка. Мы — коллектив маленький, и наша сила — в сплоченности. Борьба между конкурентами в туризме обостряется, но и люди начинают больше ездить. Так что работы хватит всем. Есть над чем подумать и на чем сосредоточиться.
Немецкий — в пятьсот второй. Бусловича еще нет.
Влад рассказывает:
— Вчера целый день переводил миссионерам из Штатов. Нормальные такие чуваки все — не фанатики, а простые клевые ребята. Радуются, что приехали сюда, от всего у них челюсть отвисает.
— А что они вообще здесь делают?
— Пропагандируют христианство. Свое, конечно, не наше. Вот эти — пресвитерианцы, например. Я раньше католикам переводил, баптистам, адвентистам седьмого дня… Презентации у всех одинаковые: песни поют под гитару, улыбаются, книжечки свои раздают…
— Твоя ж религия — раста…
— Ну да, но эти — не враги. Растаманы — они ко всем религиям относятся терпимо и дружественно…
— А что насчет травы? Помнишь, мы говорили?
— Хоть сегодня. Единица измерения — коробок.
— Какой коробок?
— Обычный, спичечный. Полкоробка — пять долларов, коробок — десять.
— А полкоробка — это много или мало?
— Типа, смотря для кого… Джоинтов на пять хватает.
— О'кей, возьму полкоробка.
— Деньги с собой есть?
— Есть, только рублями.
— Не проблема, можно по курсу. Принимается любая валюта. После пары позвоним Вене — он доставит. Ганджа — это классно. От ганджа не бывает похмелья, ганджа не разрушает желудок — как алкоголь. Ну, ганджа — это просто… высшее. Мы на днях курили — просто супер, но ее из Германии, из Кельна привезли. У меня есть приятель — Боник. Он здесь познакомился с Маркусом, немцем — альтернативную службу проходил во второй больнице. И, короче, Маркус пригласил его к себе в Кельн, в свою растаманскую коммуну. Боник поехал — и они там неделю кайфовали, и еще дали ему с собой. Как он провез через границу — не представляю. Сам ничего не помнит, обкуренный был.
Впереди Карпенко шепчет Рублевой:
— Давай раскрутим немца на политические базары — вчера какая-то тусовка была, Народный фронт, а он — «фронтовец»…
— Это ты предлагаешь, чтобы я его крутила?
— Не хочешь — могу и сама.
Заходит Буслович, ставит портфель на стул.
— Добры день.
Некоторые кивают.
Буслович говорит:
— Нехта з другога курса — можа не з вашай групы, а можа и з гэтай — написау у дэканат ананимку, што выкладчык размауляе на беларускай мове, а ён, мауляу, не разумее. Ну дык вось, беларуская мова у нас — дяржауная, и таму я выкладаю на ей. Каму не падабаецца, могуть ехать у Расею и вучыцца там на расейскай мове.
Карпенко поднимает руку:
— Сергей Иванович, а вчера была встреча Народного фронта с избирателями в кинотеатре «Москва». Вы ходили?
— Не, не хадзиу, бо быу заняты, и вельми шкадую, што не быу. Нардны фронт — адзиная у стране палитычная сила, якая можа прывести яе да чагосьти добрага…
Спускаемся с Владом в фойе, встаем в очередь к телефону.
Девушка в мини-юбке, с затяжкой на колготках, орет в трубку:
— Я по поводу работы! Официанткой с иностранным языком!.. Студентка, да!.. В инязе!.. Восемнадцать есть, да!.. Хорошо, перезвоню завтра!
Она вешает трубку, отходит.
Влад набирает номер.
— Привет, Веня. Как твои дела? Слушай, нужна половина. Подвози в два часа в иняз. Будем ждать на крылечке. Пока.
Он вешает трубку, широко улыбается.
— Все нормально — ты сам слышал.
Ждем на крыльце. Холодно. С крыши капает. На газоне — корка грязного снега.
По ступенькам поднимается Наташа с испанского. Я не видел ее, может, полгода. Она кивает, улыбается.
Я говорю:
— Привет.
Наташа заходит в дверь.
От метро идет чувак в оранжевой ветровке и красной шапке с кисточкой. Влад машет ему рукой.
Чувак подходит, сует руку Владу, мне. Влад спрашивает:
— Новый джэкет?
— Ага. Вчера взял в «секонде» возле себя. И штаны — «ливайсы», модель семьдесят седьмого года, давно снята с производства. — Он хлопает ладонью по колену расклешенных джинсов. — Ну, давайте, что ли, отойдем во двор?
Мы переходим дорогу, сворачиваем в арку.
У подъезда старуха держит на поводке черную овчарку. Веня поворачивается к ней спиной, лезет в карман.
— Очень классное вещество сегодня. Чуваки сказали — просто супер. У них какие-то быки брали десять коробков — представляете, десять коробков! И, короче, быки спрашивают: «Как она, вставит?» Чуваки отвечают: «Вставит как надо, на колени упадете».
Влад спрашивает:
— И что, упали?
— Не то что упали — вообще легли, — Веня смеется.
Он достает бумажный пакетик, протягивает Владу.
Влад отступает назад.
— Это — вот, товарищу. Не хочу быть посредником в незаконных операциях. Шутка.
Я сую пакетик в карман, даю Вене деньги.
Он говорит:
— Спасибо за покупку. Если что, контакты через Влада.
Веня жмет нам руки, идет к метро.
Заходим в фойе. Я замерз, текут сопли.
Вытираю нос платком, спрашиваю Влада:
— Слушай, а это вообще как — опасно? Меня не заметут?
— За что?
— Ну, хранение…
— Такой статьи нет. Есть статья — «хранение с целью сбыта», но чтоб ее повесили, нужно не такое количество. Так что, не бойся. Раз менты остановили двух знакомых чуваков, а они — high, и не на траве, конечно. Ну, менты им: покажите вены. Чуваки показали. И что, вы будете утверждать, что вы не наркоманы? Да, утверждаем, что не наркоманы.
— И что?
— Ничего. Отпустили их.
— А ты когда-нибудь кололся?
Влад не отвечает. Мы идем по коридору корпуса «Б». У кассы — очередь: сегодня зарплата у преподов.
— А ты со мной покурить не хочешь?
— Не-а. Что-то сегодня не тянет. Но в первый раз одному не советую.
— Чего так?
— В компании — веселее.
Захожу в «12-01». Андрюха — дома.
— Привет. Ганджа курить будешь?
— Что?
— Ну, траву.
— А-а-а. Это можно. Я сейчас ни от чего не отказываюсь. Закрой только дверь на защелку. «Беломор» у тебя есть?
— А на фига?
— Как «на фига»? Или ты самокрутки собрался крутить?
— Нет, «беломора» нету.
— Ладно, сейчас посмотрю — у Сима где-то валялся.
Андрюха выдвигает ящик стола, достает надорванную бело-синюю пачку, кладет на стол, подходит к магнитофону.
— Надо музыку соответствующую — «Комитет охраны тепла», например.
Он берет с полки бобину, вынимает, устанавливает. Я сажусь на кровать.
Андрюха вытаскивает из пачки сигарету, вырывает из тетради лист, ссыпает на него табак.
Сидим, закинув ноги на батарею. Окно приоткрыто, тянет холодом. Андрюха прикуривает, затягивается, передает мне косяк. Я беру его пальцами, смотрю на пятнышки слюны, подношу к губам, затягиваюсь, стараюсь задержать дым. Не получается. Я передаю косяк Андрюхе. За окном — огни девятиэтажек и черное небо.
Олди поет:
Я спрашиваю:
— Ну, как?
— Клево. А ты?
Я пожимаю плечами.
— Ничего, все будет нормально. Слушай анекдот про это дело. Пришел мужик в баню помыться и видит — в углу сидят чуваки и курят траву. Ну, он к ним подходит — дайте попробовать, что это такое. Они дали — мужика ни фига не вставило. Он опять к ним — дайте еще. Они ему — давай бабки, мужик, что мы тебе, на халяву давать должны? Ну, отдал он им бабки — все, что были, они дали ему косяк. Мужик покурил — снова ничего. Ну, он думает — что за западло такое? И опять — к ним. Денег больше нет — отдал все шмотки, они дали ему еще косяк. Покурил — и опять не вставило. Думает — кинули, гады. Идет к ним разбираться, а чуваков уже нету. Ну, мужик закрылся тазиком и идет ловить такси, домой ехать. Останавливает машину, говорит — отвези домой, я тебе бабки вынесу. Садится, а водила везет его не домой, а в какой-то лес, выкидывает из машины, сам вылазит и имеет его в жопу. Отымел, бросил и уехал. А мужику срать приперло, он садится под елкой. И в этот момент — ему тазиком по голове. Ты что, охуел, мужик, — в бане срать?
Андрюха хохочет — дико, по-сумасшедшему. У него — красные глаза, как будто в них попало мыло. Я ничего не чувствую, только в животе чуть-чуть теплеет.
— Ну, как анекдот? Дебильный? — Андрюха ржет. — Ладно, ты не психуй, что не вставило. С первого раза редко кого вставляет.
В офисе — только я и Серега. Вчера шеф уехал с группой в Прагу и взял с собой Людку и Ксюху «стажерами» — как подарок к Восьмому марта.
Серега берет из пачки «Marlboro» сигарету, закуривает.
— Они зря, конечно, повелись. Хотели съездить, я понимаю, но поездка эта по зарплате жахнет капитально — босс не зря всю эту байдень насчет прибыли придумал, хочет, чтобы все работали, как негры, а платить будет копейки. Ты что насчет этого думаешь?
— Ничего. Посмотрю, сколько он мне даст за март.
— И я посмотрю. Если меньше, чем раньше, — уволюсь. Хер с ним, со свободным посещением. Или найду что-то еще. Бабам нашим, конечно, хуже — у Людки муж на подшипниковом третий месяц зарплату не получает, а Ксюхин — вообще без работы. Бабам обычно меньше платят — считается, типа, что если замужем, то муж должен нормально получать.
— А почему в турфирмах всегда много баб?
— Ну так… Работа не пыльная, сидячая. А если фирма коммерческая, то там или погрузить, или разгрузить что-то надо…
— Интересно, на шефа наезжали когда-нибудь?
— Имеешь в виду — рэкет? Вряд ли. Кому он нужен с таким оборотом? Здесь у него — копейки. В любой нормальной фирме столько за день прокручивается, сколько у нас за месяц, причем все налом. Рэкетиры тоже не дурные стали — знают, на кого наехать. Обычно — на мелкие фирмы с большим оборотом.
— А на банки наезжают?
— Не-а. Банк — слишком серьезная контора, чтоб на него наехать. В банке служба безопасности — не надо баловаться, от любой банды отобьется.
Звонит телефон, Серега берет трубку.
— Алло, компания «Константин-тур»… Да, конечно, следующая поездка в начале апреля. Дата пока неизвестна, но в начале, это точно… Записаться — хоть сегодня… Да, стопроцентная предоплата… Интернациональная, дом три, квартира двадцать один. — Он кладет трубку. — Сейчас придут записываться на Прагу, триста баксов за две путевки. Можно было бы поделить и больше здесь не появляться…
— Думаешь, не найдет? У него все про меня есть — где учусь, где прописан. И про тебя, наверно, тоже.
— Ладно, я пошутил.
Андрюха курит, сидя на подоконнике. Я разливаю остаток вина.
Он спрашивает:
— Как твоя работа на буржуя? Не заебла еще?
— Давно уже заебла. А что делать?
Андрюха кривится.
— Не знаю. Я лучше буду жрать картошку с кефиром, чем работать на дядю. — Я подаю ему стакан, мы чокаемся. — Ладно, все это — ерунда.
Я отпиваю, ставлю стакан на стол, засыпанный крошками и шкурками сала.
— А где Сим тусуется? Когда ни зайду — его нет.
— Разве я не говорил? Он сейчас все время у подруги обитает…
— Минчанка?
— Ага… Типа, жениться собираются.
— Жениться? На фига?
— У нее папа — еврей, они в Израиль намылились, а если получится, то в Штаты… А как твоя подруга?
— Какая подруга?
— Ну, которая в Берлине…
— Она — не подруга, просто знакомая… Прислала недавно письмо — приедет на каникулы в апреле.
— Что еще пишет?
— Так, ничего. Все хорошо, все клево.
Андрюха допивает вино, ставит стакан на подоконник.
— Настроение сегодня какое-то… Все заебало. Учеба заебала. Люди заебали — есть, может, два или три человека, с которыми можно общаться, с которыми не напрягает… А остальные… Живут, как быдло. Дальше своего носа ничего не видят. Все, что им непонятно, считают говном. Хотят быть нормальными — школа, институт, профессия хорошая, деньги, семья… Сим тоже хочет быть нормальным… И ты — тоже. Разве нет?
— Наверно. А ты сам?
— Пойдем лучше догонимся.
— А сколько у тебя денег?
— Пару штук. А у тебя?
— Около штуки. Может, с копейками.
— Ну, пошли.
Очередь в «ночнике» — из одних мужиков. За нами — трое глухонемых, они что-то показывают друг другу на пальцах, хохочут, морщатся.
Андрюха говорит продавщице:
— Бутылку вина за шесть двести и бутылку лимонада «Яблоко».
Она ставит бутылки на прилавок, я кладу в тарелку все наши купюры. Продавщица расправляет их, считает.
— Пятьсот рублей не хватает…
Андрюха улыбается.
— Нету…
— Что берете — вино или лимонад?
— Вино, зачем еще спрашивать? — Андрюха делает удивленное лицо. Мужики в очереди хохочут. — И хлеб. На хлеб хватит?
Продавщица смахивает лимонад с прилавка. Бутылка глухо ударяется о пол.
Выходим из магазина.
Андрюха говорит:
— Что, может, прямо под открытым небом? Погода, вроде, ничего.
— Давай.
Сидим в беседке во дворе пятиэтажки.
Андрюха передает мне бутылку. Я отпиваю, смотрю на мокрые деревья, фонари и облака на черном небе. Андрюха отщипывает хлеб от круглой буханки.
— Пошло все в жопу. Правые, левые, анархисты, похуисты… Главное, чтобы нам было заебись, согласен?
— Да.
— А тебе заебись или херово?
— Сейчас?
— Да.
— Сейчас — заебись, — я сую Андрюхе бутылку, он не замечает, я толкаю его в плечо.
— А вообще? — Андрюха берет бутылку.
— Вообще? Так себе, по среднему…
— Но не херово?
— Нет.
— И мне не херово. Пошли на десятый этаж, в двенадцатую, к бабам.
— А что за бабы?
— Бабы как бабы… Первый курс.
— Пошли.
Идем по двору. Из подъезда выходит чувак, поворачивается к стене, расстегивает штаны.
— Ага, нашел место, где сцать, — говорит Андрюха. — Тут все-таки люди ходят.
Чувак поворачивается, смотрит на него. Он невысокого роста, коротко стриженный, в короткой черной куртке с оранжевой подкладкой.
— А что — нельзя? Иди на хуй, пиздуй отсюда.
— Ага, разогнался.
Чувак кидается на нас. Из подъезда выбегают еще трое. Все — коротко стриженные, в таких же куртках.
Один орет:
— Стели уродов!
Кулак летит мне в нос. Я падаю, меня молотят ногами. Я закрываю руками лицо.
Сидим на мокрой прошлогодней траве. Андрюха сплевывает слюну с кровью, криво улыбается.
— Ни за что получили…
— Все из-за тебя. Зачем ты лез?
— Ладно, забыли. Не ошибается только тот, кто ничего не делает, как говорила моя учительница по математике.
Толкаюсь у книжного лотка в фойе Дворца искусств, перелистываю книги. В общагу ехать неохота.
— А сколько будет стоить собрать домашнюю библиотеку? — спрашивает невысокий лысоватый мужик. Лет тридцать пять — сорок, одет в светлый плащ.
— Простите, я вас не поняла, — говорит продавщица.
— Я вот недавно переехал в новую квартиру — купил, сделал ремонт. Ну и хочу, чтобы была домашняя библиотека, — уже стеллажи заказал, на следующей неделе привезут.
— А что, у вас книг совсем нет?
— Ну, есть, может, несколько штук — старье какое-то. Я с восемьдесят восьмого года в бизнесе, как только кооперативы появились — тут не до книг было, сами понимаете. А сейчас вот немного разгрузился, фирма работает сама, надо только подталкивать… Я думаю — томов триста-четыреста, чтобы философия всякая, классика, альбомы репродукций… Детективы там, прочая ерунда в тонких обложках — это меня не интересует, поэтому я и пришел сюда.
— Даже и не знаю… А вы каких-нибудь авторов можете назвать?
— Мне неважно, какие авторы. Я хочу просто прикинуть, сколько будет стоить.
— Около тысячи долларов, я думаю.
— Ну, это нормально, в рамках того, что я могу на это потратить. А как насчет того, чтобы подобрать мне книги? Я бы заплатил дополнительно.
— Нет, этого я делать не буду. Мало ли — вам потом не понравится, будете ходить, возмущаться… Приносите список, все, что есть, — соберем…
— Хорошо, понятно.
Мужик поворачивается, идет к выходу.
На остановке стоит Голубович. Я машу ему, перехожу дорогу.
Он спрашивает:
— Ты куда, в общагу?
— Ага.
— Мне тоже в ту сторону. Я на работу устраиваюсь возле «Белой Вежи». В казино.
— Ты ж говорил — в этом году опять в Штаты, в лагерь?
— Ну его на фиг, этот лагерь. Я в казино не меньше заработаю, а может, и больше.
— А что ты там будешь делать?
— Крупье — ну, тот, кто ведет игру. Это — новая фишка, я ее сразу просек, все только начинается. Открываются нормальные казино, не то что раньше, — где одни бандиты. А эти, в основном, для иностранцев, берут на работу только с языком. Сейчас нас учат, как все делать, а через неделю начинаем работать.
— И как это будет — полная ставка?
— Ага, только по ночам, до шести утра. Поспал до одиннадцати — и в институт. Платить хорошо обещают — баксов двести как минимум. Машину, блин, возьму… А ты не хочешь попробовать? Бросай свой туризм, у нас набор еще не кончился…
— Мне это как-то не по кайфу — казино…
— Ну а что тут такого? Приходят дядьки, бизнесмены всякие, просерают по десять штук баксов за вечер, а мы на них деньги свои зарабатываем. Да, кстати, слышал фигню про Москалева? Чуть с замдеканов не спихнули. Взял в издательстве детектив переводить и раздал по куску пятому курсу — типа, вот вам задание по переводу. Потом все куски собрал и отнес в издательство. А там каждый в своем стиле писал, и вообще… Например, Мишель — некоторые писали — это «он», некоторые — «она». Фуфел, короче. Но бабки он уже получил, поздно. Зато пятый курс просек малину и стуканул ректору.
— И что?
— Ни фига. Ректор почитал Москалеву морали — типа, так нельзя, что за пример подаете, — и заткнулся. Ты ж знаешь, ректору все до фени, кроме науки, — сидит в библиотеке, статейки чирикает.
Пьем с Владом пиво в открытом баре у бани. Влад ставит банку на мокрый пластик стойки.
— Пиво — разбавленное, но все равно клево. Надо в норму приходить. Я уже неделю, как дома не был. В пятницу пошел к Хоме — мы с ним в школе учились, потом он двинул по бандитским делам, короче, — почти не общались. Ну и так приятно повидались, что завис у него до понедельника. Он подружек вызвонил. А ночью с понедельника на вторник подружки уехали, а мы пошли в «ночник» — к тому времени все бухло кончилось. А там какие-то ребята, и он их знал, делали вместе дела. Они говорят — поехали с нами в ресторан, платим за все. У них «джип» такой маленький, «сузуки». Набились в него человек восемь и поперли по проспекту — из окон высовываемся, орем всякую чушь, виски пьем из горла. Менты остановили — они им на лапу, и вперед, дальше.
Влад берет банку, делает глоток. На черных мокрых ветках каркают вороны. Продавщица пива смотрит на нас из своего окошка.
— И что дальше?
— Приехали в ресторан, а там пусто, никого нет, одни мы. Только сели — тут облава, ОМОН откуда-то взялся. Всех — к стене, обыскали, документы посмотрели. У всех — пушки, кроме меня. Ну, меня одного и отпустили. Я пошел к своей бывшей однокласснице — она только что из Турции приехала. Мы с ней раньше так дружили, вместе с уроков сбегали, хулиганили — булочки в магазине крали. Она привезла травы из Турции — просто высшая, башню срывает только так. И сама она клевая. Представляешь — ездила в Москву поступать во ВГИК два раза, не поступила, забила на все и уехала в Турцию проституткой. А теперь — пиздец. Говорит, что у нее — СПИД.
— Она была твоей девушкой?
— Наверно, можно так сказать. Сколько времени до пары?
— Двадцать минут.
Подходит алкаш в зеленой шляпе.
— Вы, ради бога, извините меня… Может, опохмелите?
— Ладно, жди. Оставим, — говорит Влад.
Мужик прислоняется к соседней стойке.
Дядька в шляпе, с белым шарфом спрашивает у меня:
— Пиво свежее?
— Вроде ничего.
Он идет к окошку.
Алкаш кривится, качает головой.
— Ему еще разница — свежее, не свежее. Тут бы хоть какого…
Влад говорит:
— Да, кстати, Вене сейчас партию ганджа привезли из Гродно, вещество высшее. Тебе не надо?
— Пока нет. Может, потом…
Захожу за ржавый навес остановки, расстегиваю молнию джинсов. Струя барабанит по железу. Я кайфую.
Стряхиваю капли, застегиваю штаны, поворачиваюсь. Рядом — мент. Невысокий, толстый, с усами.
— Все, закончил?
Он тычет меня дубинкой в бок.
— Пошли со мной.
— Куда?
— В отделение, как «куда»?
— А может, отпустите? Ну, я ж только это…
— Если я всех буду отпускать… Ты знаешь, что у меня план на ночь, — десять таких, как ты?
— А сколько уже есть?
— Семь. Ты восьмой.
— Ну отпустите, пожалуйста. Такое больше не повторится — первый и последний раз. А?
— Не, ты мне объясни — чего я тебя должен отпускать? Ты что — лучше всех?
— Да я ж ничего такого не сделал. Захотел вот, а туалета рядом нет…
— Ну и что, что нет туалета? Значит, можно сцать, где попало, да? Деньги есть — штраф заплатить?
— А сколько надо?
— Тысяч пять.
— Так много? Где я их возьму?
— В пизде. Все, пошли со мной, без разговоров.
Подходим к двухэтажному зданию. У входа — два ментовских «уазика». На крыльце курит мужик в гражданском.
Полутемный коридор. Пост. За стеклом — два мента: маленький лысый сержант и здоровый толстомордый старлей. Рядом — две клетки, мужская и женская. В мужской — три мужика, в женской — бухая старуха с растрепанными патлами.
Сержант встает, выходит в коридор.
— Что, еще один?
— Да. Пометь там в моем списке.
— Само собой.
— Ну, я порыл.
— Давай.
Сержант поворачивается ко мне.
— Рюкзак сюда. — Он показывает на лавку. — Сигареты, спички есть?
— Нет.
Он достает ключ, открывает клетку.
— Заходи, будь как дома.
— А это надолго?
— Все узнаешь.
Сажусь на край лавки. Рядом — мужик в дерматиновой куртке. У стены дремлют еще два.
Мужик спрашивает:
— За что тебя?
— Так, сцал на остановке. А тебя?
— За все хорошее. Не боись, долго с тобой возиться не будут. Протокол — и пойдешь домой.
Сержант открывает клетку.
— Э, если кто сегодня хорошо пожрал, то готовьтесь.
Он вталкивает бомжа в черном замызганном пальто. Бомж неслабо воняет.
Он садится между мной и мужиком, шепчет мне:
— Слушай, ты пригнись, чтоб меня не это… А я… — Он вытаскивает из кармана бычок и коробок спичек.
Я наклоняюсь, бомж прикуривает, делает затяжку.
— Дай и мне тягу, — шепчет мужик. Бомж передает ему бычок, мужик затягивается, стараясь не прикасаться губами к фильтру.
— За что тебя? — спрашивает мужик.
— Да ни за что. Стояли возле пункта…
— А, валюта…
— Какая, на хуй, валюта? Хотели бутылки сдать. Стояли, курили… Тут, бля, эти гондоны.
Бомж тушит бычок, бросает под лавку.
Сержант подходит к клетке, морщит нос, принюхивается.
— Кто курил, блядь?
Все молчат.
— Еще раз спрашиваю — кто курил? Если, блядь, такое повторится, выведу всех и отпизжу. Ты, на выход. — Он тычет пальцем в бомжа.
Мужик спрашивает:
— А почему его? Только привели — и сразу, а я уже два часа тут…
— Надо будет — посидишь все двадцать два…
Старлей задает бомжу вопросы:
— Фамилия?
— Игнатович.
— Имя, отчество?
— Сергей Антонович.
— Бичуешь или прописан?
— Бичую.
— Сколько?
— Полгода.
Старуха в женской клетке орет:
— Выпустите в туалет, суки, — я сейчас обосцусь!
— Ну и обосцысь! — кричит сержант. — Тогда клетку, блядь, языком вылижешь!
Сержант вводит грузина, он садится на место бомжа, оглядывается.
— Я праздновал дэнь рождэнья… Друга, сорок лэт… Выпил сто грамм… Всэго сто грамм. Мнэ надо назад, пятый дэнь гуляем…
Мужик говорит ему:
— Не сцы, часик посидишь — потом догонишься.
Он наклоняется ко мне.
— Ну так… Может быть…
— Оки-доки, скажи только — все будет.
***
Общее собрание в офисе. Пришел компаньон Кулакова, «инвестор». Он невысокий, полный, в синих вытертых джинсах и черном свитере под пиджаком. Клок волос прикрывает лысеющий лоб.
Кулаков говорит:
— Я недавно прочел в «Народной газете» статью про то, сколько стоит создание одного рабочего места. От пятидесяти до восьмидесяти долларов в месяц. Понимаете? До восьмидесяти долларов в месяц. Сюда входит и зарплата, и расходы на офис, и налоги. И вовсе не всегда это приносит прибыль. У нас маленькая компания, и я мог бы сам делать очень большую часть работы — из экономии, можно сказать. А я вместо этого беру людей на работу, я хочу помогать экономике страны, создавать рабочие места. Но и благотворительностью мы заниматься не можем — здесь, все-таки, не собес.
Серега шепчет мне:
— Догадываюсь, зачем он это лепит. Видно, хочет срезать зарплаты. -…И решили предложить новую систему оплаты труда. Пока только предложить, со следующего месяца, с марта. За февраль все получат согласно договоренности. А с марта зарплата каждого будет напрямую зависеть от прибыли фирмы и, соответственно, от того, что каждый сделал для того, чтобы эту прибыль заработать. Да, кто-то получит меньше, чем в прошлом месяце, но это будет для него стимулом, чтобы лучше работать. А другие, наоборот, получат больше. Как вам такое предложение?
Все молчат.
— Ну, если возражений нет, то вернемся к этому вопросу первого апреля. И не удивляйтесь, это будет не шутка. Мы — коллектив маленький, и наша сила — в сплоченности. Борьба между конкурентами в туризме обостряется, но и люди начинают больше ездить. Так что работы хватит всем. Есть над чем подумать и на чем сосредоточиться.
***
Немецкий — в пятьсот второй. Бусловича еще нет.
Влад рассказывает:
— Вчера целый день переводил миссионерам из Штатов. Нормальные такие чуваки все — не фанатики, а простые клевые ребята. Радуются, что приехали сюда, от всего у них челюсть отвисает.
— А что они вообще здесь делают?
— Пропагандируют христианство. Свое, конечно, не наше. Вот эти — пресвитерианцы, например. Я раньше католикам переводил, баптистам, адвентистам седьмого дня… Презентации у всех одинаковые: песни поют под гитару, улыбаются, книжечки свои раздают…
— Твоя ж религия — раста…
— Ну да, но эти — не враги. Растаманы — они ко всем религиям относятся терпимо и дружественно…
— А что насчет травы? Помнишь, мы говорили?
— Хоть сегодня. Единица измерения — коробок.
— Какой коробок?
— Обычный, спичечный. Полкоробка — пять долларов, коробок — десять.
— А полкоробка — это много или мало?
— Типа, смотря для кого… Джоинтов на пять хватает.
— О'кей, возьму полкоробка.
— Деньги с собой есть?
— Есть, только рублями.
— Не проблема, можно по курсу. Принимается любая валюта. После пары позвоним Вене — он доставит. Ганджа — это классно. От ганджа не бывает похмелья, ганджа не разрушает желудок — как алкоголь. Ну, ганджа — это просто… высшее. Мы на днях курили — просто супер, но ее из Германии, из Кельна привезли. У меня есть приятель — Боник. Он здесь познакомился с Маркусом, немцем — альтернативную службу проходил во второй больнице. И, короче, Маркус пригласил его к себе в Кельн, в свою растаманскую коммуну. Боник поехал — и они там неделю кайфовали, и еще дали ему с собой. Как он провез через границу — не представляю. Сам ничего не помнит, обкуренный был.
Впереди Карпенко шепчет Рублевой:
— Давай раскрутим немца на политические базары — вчера какая-то тусовка была, Народный фронт, а он — «фронтовец»…
— Это ты предлагаешь, чтобы я его крутила?
— Не хочешь — могу и сама.
Заходит Буслович, ставит портфель на стул.
— Добры день.
Некоторые кивают.
Буслович говорит:
— Нехта з другога курса — можа не з вашай групы, а можа и з гэтай — написау у дэканат ананимку, што выкладчык размауляе на беларускай мове, а ён, мауляу, не разумее. Ну дык вось, беларуская мова у нас — дяржауная, и таму я выкладаю на ей. Каму не падабаецца, могуть ехать у Расею и вучыцца там на расейскай мове.
Карпенко поднимает руку:
— Сергей Иванович, а вчера была встреча Народного фронта с избирателями в кинотеатре «Москва». Вы ходили?
— Не, не хадзиу, бо быу заняты, и вельми шкадую, што не быу. Нардны фронт — адзиная у стране палитычная сила, якая можа прывести яе да чагосьти добрага…
Спускаемся с Владом в фойе, встаем в очередь к телефону.
Девушка в мини-юбке, с затяжкой на колготках, орет в трубку:
— Я по поводу работы! Официанткой с иностранным языком!.. Студентка, да!.. В инязе!.. Восемнадцать есть, да!.. Хорошо, перезвоню завтра!
Она вешает трубку, отходит.
Влад набирает номер.
— Привет, Веня. Как твои дела? Слушай, нужна половина. Подвози в два часа в иняз. Будем ждать на крылечке. Пока.
Он вешает трубку, широко улыбается.
— Все нормально — ты сам слышал.
Ждем на крыльце. Холодно. С крыши капает. На газоне — корка грязного снега.
По ступенькам поднимается Наташа с испанского. Я не видел ее, может, полгода. Она кивает, улыбается.
Я говорю:
— Привет.
Наташа заходит в дверь.
От метро идет чувак в оранжевой ветровке и красной шапке с кисточкой. Влад машет ему рукой.
Чувак подходит, сует руку Владу, мне. Влад спрашивает:
— Новый джэкет?
— Ага. Вчера взял в «секонде» возле себя. И штаны — «ливайсы», модель семьдесят седьмого года, давно снята с производства. — Он хлопает ладонью по колену расклешенных джинсов. — Ну, давайте, что ли, отойдем во двор?
Мы переходим дорогу, сворачиваем в арку.
У подъезда старуха держит на поводке черную овчарку. Веня поворачивается к ней спиной, лезет в карман.
— Очень классное вещество сегодня. Чуваки сказали — просто супер. У них какие-то быки брали десять коробков — представляете, десять коробков! И, короче, быки спрашивают: «Как она, вставит?» Чуваки отвечают: «Вставит как надо, на колени упадете».
Влад спрашивает:
— И что, упали?
— Не то что упали — вообще легли, — Веня смеется.
Он достает бумажный пакетик, протягивает Владу.
Влад отступает назад.
— Это — вот, товарищу. Не хочу быть посредником в незаконных операциях. Шутка.
Я сую пакетик в карман, даю Вене деньги.
Он говорит:
— Спасибо за покупку. Если что, контакты через Влада.
Веня жмет нам руки, идет к метро.
Заходим в фойе. Я замерз, текут сопли.
Вытираю нос платком, спрашиваю Влада:
— Слушай, а это вообще как — опасно? Меня не заметут?
— За что?
— Ну, хранение…
— Такой статьи нет. Есть статья — «хранение с целью сбыта», но чтоб ее повесили, нужно не такое количество. Так что, не бойся. Раз менты остановили двух знакомых чуваков, а они — high, и не на траве, конечно. Ну, менты им: покажите вены. Чуваки показали. И что, вы будете утверждать, что вы не наркоманы? Да, утверждаем, что не наркоманы.
— И что?
— Ничего. Отпустили их.
— А ты когда-нибудь кололся?
Влад не отвечает. Мы идем по коридору корпуса «Б». У кассы — очередь: сегодня зарплата у преподов.
— А ты со мной покурить не хочешь?
— Не-а. Что-то сегодня не тянет. Но в первый раз одному не советую.
— Чего так?
— В компании — веселее.
***
Захожу в «12-01». Андрюха — дома.
— Привет. Ганджа курить будешь?
— Что?
— Ну, траву.
— А-а-а. Это можно. Я сейчас ни от чего не отказываюсь. Закрой только дверь на защелку. «Беломор» у тебя есть?
— А на фига?
— Как «на фига»? Или ты самокрутки собрался крутить?
— Нет, «беломора» нету.
— Ладно, сейчас посмотрю — у Сима где-то валялся.
Андрюха выдвигает ящик стола, достает надорванную бело-синюю пачку, кладет на стол, подходит к магнитофону.
— Надо музыку соответствующую — «Комитет охраны тепла», например.
Он берет с полки бобину, вынимает, устанавливает. Я сажусь на кровать.
Андрюха вытаскивает из пачки сигарету, вырывает из тетради лист, ссыпает на него табак.
Сидим, закинув ноги на батарею. Окно приоткрыто, тянет холодом. Андрюха прикуривает, затягивается, передает мне косяк. Я беру его пальцами, смотрю на пятнышки слюны, подношу к губам, затягиваюсь, стараюсь задержать дым. Не получается. Я передаю косяк Андрюхе. За окном — огни девятиэтажек и черное небо.
Олди поет:
Андрюха делает последнюю затяжку, кидает косяк в окно.
Черное на белом, кто-то был не прав,
Я внеплановый сын африканских трав,
Я танцую регги на грязном снегу,
Моя тень на другом берегу.
Я спрашиваю:
— Ну, как?
— Клево. А ты?
Я пожимаю плечами.
— Ничего, все будет нормально. Слушай анекдот про это дело. Пришел мужик в баню помыться и видит — в углу сидят чуваки и курят траву. Ну, он к ним подходит — дайте попробовать, что это такое. Они дали — мужика ни фига не вставило. Он опять к ним — дайте еще. Они ему — давай бабки, мужик, что мы тебе, на халяву давать должны? Ну, отдал он им бабки — все, что были, они дали ему косяк. Мужик покурил — снова ничего. Ну, он думает — что за западло такое? И опять — к ним. Денег больше нет — отдал все шмотки, они дали ему еще косяк. Покурил — и опять не вставило. Думает — кинули, гады. Идет к ним разбираться, а чуваков уже нету. Ну, мужик закрылся тазиком и идет ловить такси, домой ехать. Останавливает машину, говорит — отвези домой, я тебе бабки вынесу. Садится, а водила везет его не домой, а в какой-то лес, выкидывает из машины, сам вылазит и имеет его в жопу. Отымел, бросил и уехал. А мужику срать приперло, он садится под елкой. И в этот момент — ему тазиком по голове. Ты что, охуел, мужик, — в бане срать?
Андрюха хохочет — дико, по-сумасшедшему. У него — красные глаза, как будто в них попало мыло. Я ничего не чувствую, только в животе чуть-чуть теплеет.
— Ну, как анекдот? Дебильный? — Андрюха ржет. — Ладно, ты не психуй, что не вставило. С первого раза редко кого вставляет.
***
В офисе — только я и Серега. Вчера шеф уехал с группой в Прагу и взял с собой Людку и Ксюху «стажерами» — как подарок к Восьмому марта.
Серега берет из пачки «Marlboro» сигарету, закуривает.
— Они зря, конечно, повелись. Хотели съездить, я понимаю, но поездка эта по зарплате жахнет капитально — босс не зря всю эту байдень насчет прибыли придумал, хочет, чтобы все работали, как негры, а платить будет копейки. Ты что насчет этого думаешь?
— Ничего. Посмотрю, сколько он мне даст за март.
— И я посмотрю. Если меньше, чем раньше, — уволюсь. Хер с ним, со свободным посещением. Или найду что-то еще. Бабам нашим, конечно, хуже — у Людки муж на подшипниковом третий месяц зарплату не получает, а Ксюхин — вообще без работы. Бабам обычно меньше платят — считается, типа, что если замужем, то муж должен нормально получать.
— А почему в турфирмах всегда много баб?
— Ну так… Работа не пыльная, сидячая. А если фирма коммерческая, то там или погрузить, или разгрузить что-то надо…
— Интересно, на шефа наезжали когда-нибудь?
— Имеешь в виду — рэкет? Вряд ли. Кому он нужен с таким оборотом? Здесь у него — копейки. В любой нормальной фирме столько за день прокручивается, сколько у нас за месяц, причем все налом. Рэкетиры тоже не дурные стали — знают, на кого наехать. Обычно — на мелкие фирмы с большим оборотом.
— А на банки наезжают?
— Не-а. Банк — слишком серьезная контора, чтоб на него наехать. В банке служба безопасности — не надо баловаться, от любой банды отобьется.
Звонит телефон, Серега берет трубку.
— Алло, компания «Константин-тур»… Да, конечно, следующая поездка в начале апреля. Дата пока неизвестна, но в начале, это точно… Записаться — хоть сегодня… Да, стопроцентная предоплата… Интернациональная, дом три, квартира двадцать один. — Он кладет трубку. — Сейчас придут записываться на Прагу, триста баксов за две путевки. Можно было бы поделить и больше здесь не появляться…
— Думаешь, не найдет? У него все про меня есть — где учусь, где прописан. И про тебя, наверно, тоже.
— Ладно, я пошутил.
***
Андрюха курит, сидя на подоконнике. Я разливаю остаток вина.
Он спрашивает:
— Как твоя работа на буржуя? Не заебла еще?
— Давно уже заебла. А что делать?
Андрюха кривится.
— Не знаю. Я лучше буду жрать картошку с кефиром, чем работать на дядю. — Я подаю ему стакан, мы чокаемся. — Ладно, все это — ерунда.
Я отпиваю, ставлю стакан на стол, засыпанный крошками и шкурками сала.
— А где Сим тусуется? Когда ни зайду — его нет.
— Разве я не говорил? Он сейчас все время у подруги обитает…
— Минчанка?
— Ага… Типа, жениться собираются.
— Жениться? На фига?
— У нее папа — еврей, они в Израиль намылились, а если получится, то в Штаты… А как твоя подруга?
— Какая подруга?
— Ну, которая в Берлине…
— Она — не подруга, просто знакомая… Прислала недавно письмо — приедет на каникулы в апреле.
— Что еще пишет?
— Так, ничего. Все хорошо, все клево.
Андрюха допивает вино, ставит стакан на подоконник.
— Настроение сегодня какое-то… Все заебало. Учеба заебала. Люди заебали — есть, может, два или три человека, с которыми можно общаться, с которыми не напрягает… А остальные… Живут, как быдло. Дальше своего носа ничего не видят. Все, что им непонятно, считают говном. Хотят быть нормальными — школа, институт, профессия хорошая, деньги, семья… Сим тоже хочет быть нормальным… И ты — тоже. Разве нет?
— Наверно. А ты сам?
— Пойдем лучше догонимся.
— А сколько у тебя денег?
— Пару штук. А у тебя?
— Около штуки. Может, с копейками.
— Ну, пошли.
Очередь в «ночнике» — из одних мужиков. За нами — трое глухонемых, они что-то показывают друг другу на пальцах, хохочут, морщатся.
Андрюха говорит продавщице:
— Бутылку вина за шесть двести и бутылку лимонада «Яблоко».
Она ставит бутылки на прилавок, я кладу в тарелку все наши купюры. Продавщица расправляет их, считает.
— Пятьсот рублей не хватает…
Андрюха улыбается.
— Нету…
— Что берете — вино или лимонад?
— Вино, зачем еще спрашивать? — Андрюха делает удивленное лицо. Мужики в очереди хохочут. — И хлеб. На хлеб хватит?
Продавщица смахивает лимонад с прилавка. Бутылка глухо ударяется о пол.
Выходим из магазина.
Андрюха говорит:
— Что, может, прямо под открытым небом? Погода, вроде, ничего.
— Давай.
Сидим в беседке во дворе пятиэтажки.
Андрюха передает мне бутылку. Я отпиваю, смотрю на мокрые деревья, фонари и облака на черном небе. Андрюха отщипывает хлеб от круглой буханки.
— Пошло все в жопу. Правые, левые, анархисты, похуисты… Главное, чтобы нам было заебись, согласен?
— Да.
— А тебе заебись или херово?
— Сейчас?
— Да.
— Сейчас — заебись, — я сую Андрюхе бутылку, он не замечает, я толкаю его в плечо.
— А вообще? — Андрюха берет бутылку.
— Вообще? Так себе, по среднему…
— Но не херово?
— Нет.
— И мне не херово. Пошли на десятый этаж, в двенадцатую, к бабам.
— А что за бабы?
— Бабы как бабы… Первый курс.
— Пошли.
Идем по двору. Из подъезда выходит чувак, поворачивается к стене, расстегивает штаны.
— Ага, нашел место, где сцать, — говорит Андрюха. — Тут все-таки люди ходят.
Чувак поворачивается, смотрит на него. Он невысокого роста, коротко стриженный, в короткой черной куртке с оранжевой подкладкой.
— А что — нельзя? Иди на хуй, пиздуй отсюда.
— Ага, разогнался.
Чувак кидается на нас. Из подъезда выбегают еще трое. Все — коротко стриженные, в таких же куртках.
Один орет:
— Стели уродов!
Кулак летит мне в нос. Я падаю, меня молотят ногами. Я закрываю руками лицо.
Сидим на мокрой прошлогодней траве. Андрюха сплевывает слюну с кровью, криво улыбается.
— Ни за что получили…
— Все из-за тебя. Зачем ты лез?
— Ладно, забыли. Не ошибается только тот, кто ничего не делает, как говорила моя учительница по математике.
***
Толкаюсь у книжного лотка в фойе Дворца искусств, перелистываю книги. В общагу ехать неохота.
— А сколько будет стоить собрать домашнюю библиотеку? — спрашивает невысокий лысоватый мужик. Лет тридцать пять — сорок, одет в светлый плащ.
— Простите, я вас не поняла, — говорит продавщица.
— Я вот недавно переехал в новую квартиру — купил, сделал ремонт. Ну и хочу, чтобы была домашняя библиотека, — уже стеллажи заказал, на следующей неделе привезут.
— А что, у вас книг совсем нет?
— Ну, есть, может, несколько штук — старье какое-то. Я с восемьдесят восьмого года в бизнесе, как только кооперативы появились — тут не до книг было, сами понимаете. А сейчас вот немного разгрузился, фирма работает сама, надо только подталкивать… Я думаю — томов триста-четыреста, чтобы философия всякая, классика, альбомы репродукций… Детективы там, прочая ерунда в тонких обложках — это меня не интересует, поэтому я и пришел сюда.
— Даже и не знаю… А вы каких-нибудь авторов можете назвать?
— Мне неважно, какие авторы. Я хочу просто прикинуть, сколько будет стоить.
— Около тысячи долларов, я думаю.
— Ну, это нормально, в рамках того, что я могу на это потратить. А как насчет того, чтобы подобрать мне книги? Я бы заплатил дополнительно.
— Нет, этого я делать не буду. Мало ли — вам потом не понравится, будете ходить, возмущаться… Приносите список, все, что есть, — соберем…
— Хорошо, понятно.
Мужик поворачивается, идет к выходу.
На остановке стоит Голубович. Я машу ему, перехожу дорогу.
Он спрашивает:
— Ты куда, в общагу?
— Ага.
— Мне тоже в ту сторону. Я на работу устраиваюсь возле «Белой Вежи». В казино.
— Ты ж говорил — в этом году опять в Штаты, в лагерь?
— Ну его на фиг, этот лагерь. Я в казино не меньше заработаю, а может, и больше.
— А что ты там будешь делать?
— Крупье — ну, тот, кто ведет игру. Это — новая фишка, я ее сразу просек, все только начинается. Открываются нормальные казино, не то что раньше, — где одни бандиты. А эти, в основном, для иностранцев, берут на работу только с языком. Сейчас нас учат, как все делать, а через неделю начинаем работать.
— И как это будет — полная ставка?
— Ага, только по ночам, до шести утра. Поспал до одиннадцати — и в институт. Платить хорошо обещают — баксов двести как минимум. Машину, блин, возьму… А ты не хочешь попробовать? Бросай свой туризм, у нас набор еще не кончился…
— Мне это как-то не по кайфу — казино…
— Ну а что тут такого? Приходят дядьки, бизнесмены всякие, просерают по десять штук баксов за вечер, а мы на них деньги свои зарабатываем. Да, кстати, слышал фигню про Москалева? Чуть с замдеканов не спихнули. Взял в издательстве детектив переводить и раздал по куску пятому курсу — типа, вот вам задание по переводу. Потом все куски собрал и отнес в издательство. А там каждый в своем стиле писал, и вообще… Например, Мишель — некоторые писали — это «он», некоторые — «она». Фуфел, короче. Но бабки он уже получил, поздно. Зато пятый курс просек малину и стуканул ректору.
— И что?
— Ни фига. Ректор почитал Москалеву морали — типа, так нельзя, что за пример подаете, — и заткнулся. Ты ж знаешь, ректору все до фени, кроме науки, — сидит в библиотеке, статейки чирикает.
***
Пьем с Владом пиво в открытом баре у бани. Влад ставит банку на мокрый пластик стойки.
— Пиво — разбавленное, но все равно клево. Надо в норму приходить. Я уже неделю, как дома не был. В пятницу пошел к Хоме — мы с ним в школе учились, потом он двинул по бандитским делам, короче, — почти не общались. Ну и так приятно повидались, что завис у него до понедельника. Он подружек вызвонил. А ночью с понедельника на вторник подружки уехали, а мы пошли в «ночник» — к тому времени все бухло кончилось. А там какие-то ребята, и он их знал, делали вместе дела. Они говорят — поехали с нами в ресторан, платим за все. У них «джип» такой маленький, «сузуки». Набились в него человек восемь и поперли по проспекту — из окон высовываемся, орем всякую чушь, виски пьем из горла. Менты остановили — они им на лапу, и вперед, дальше.
Влад берет банку, делает глоток. На черных мокрых ветках каркают вороны. Продавщица пива смотрит на нас из своего окошка.
— И что дальше?
— Приехали в ресторан, а там пусто, никого нет, одни мы. Только сели — тут облава, ОМОН откуда-то взялся. Всех — к стене, обыскали, документы посмотрели. У всех — пушки, кроме меня. Ну, меня одного и отпустили. Я пошел к своей бывшей однокласснице — она только что из Турции приехала. Мы с ней раньше так дружили, вместе с уроков сбегали, хулиганили — булочки в магазине крали. Она привезла травы из Турции — просто высшая, башню срывает только так. И сама она клевая. Представляешь — ездила в Москву поступать во ВГИК два раза, не поступила, забила на все и уехала в Турцию проституткой. А теперь — пиздец. Говорит, что у нее — СПИД.
— Она была твоей девушкой?
— Наверно, можно так сказать. Сколько времени до пары?
— Двадцать минут.
Подходит алкаш в зеленой шляпе.
— Вы, ради бога, извините меня… Может, опохмелите?
— Ладно, жди. Оставим, — говорит Влад.
Мужик прислоняется к соседней стойке.
Дядька в шляпе, с белым шарфом спрашивает у меня:
— Пиво свежее?
— Вроде ничего.
Он идет к окошку.
Алкаш кривится, качает головой.
— Ему еще разница — свежее, не свежее. Тут бы хоть какого…
Влад говорит:
— Да, кстати, Вене сейчас партию ганджа привезли из Гродно, вещество высшее. Тебе не надо?
— Пока нет. Может, потом…
***
Захожу за ржавый навес остановки, расстегиваю молнию джинсов. Струя барабанит по железу. Я кайфую.
Стряхиваю капли, застегиваю штаны, поворачиваюсь. Рядом — мент. Невысокий, толстый, с усами.
— Все, закончил?
Он тычет меня дубинкой в бок.
— Пошли со мной.
— Куда?
— В отделение, как «куда»?
— А может, отпустите? Ну, я ж только это…
— Если я всех буду отпускать… Ты знаешь, что у меня план на ночь, — десять таких, как ты?
— А сколько уже есть?
— Семь. Ты восьмой.
— Ну отпустите, пожалуйста. Такое больше не повторится — первый и последний раз. А?
— Не, ты мне объясни — чего я тебя должен отпускать? Ты что — лучше всех?
— Да я ж ничего такого не сделал. Захотел вот, а туалета рядом нет…
— Ну и что, что нет туалета? Значит, можно сцать, где попало, да? Деньги есть — штраф заплатить?
— А сколько надо?
— Тысяч пять.
— Так много? Где я их возьму?
— В пизде. Все, пошли со мной, без разговоров.
Подходим к двухэтажному зданию. У входа — два ментовских «уазика». На крыльце курит мужик в гражданском.
Полутемный коридор. Пост. За стеклом — два мента: маленький лысый сержант и здоровый толстомордый старлей. Рядом — две клетки, мужская и женская. В мужской — три мужика, в женской — бухая старуха с растрепанными патлами.
Сержант встает, выходит в коридор.
— Что, еще один?
— Да. Пометь там в моем списке.
— Само собой.
— Ну, я порыл.
— Давай.
Сержант поворачивается ко мне.
— Рюкзак сюда. — Он показывает на лавку. — Сигареты, спички есть?
— Нет.
Он достает ключ, открывает клетку.
— Заходи, будь как дома.
— А это надолго?
— Все узнаешь.
Сажусь на край лавки. Рядом — мужик в дерматиновой куртке. У стены дремлют еще два.
Мужик спрашивает:
— За что тебя?
— Так, сцал на остановке. А тебя?
— За все хорошее. Не боись, долго с тобой возиться не будут. Протокол — и пойдешь домой.
Сержант открывает клетку.
— Э, если кто сегодня хорошо пожрал, то готовьтесь.
Он вталкивает бомжа в черном замызганном пальто. Бомж неслабо воняет.
Он садится между мной и мужиком, шепчет мне:
— Слушай, ты пригнись, чтоб меня не это… А я… — Он вытаскивает из кармана бычок и коробок спичек.
Я наклоняюсь, бомж прикуривает, делает затяжку.
— Дай и мне тягу, — шепчет мужик. Бомж передает ему бычок, мужик затягивается, стараясь не прикасаться губами к фильтру.
— За что тебя? — спрашивает мужик.
— Да ни за что. Стояли возле пункта…
— А, валюта…
— Какая, на хуй, валюта? Хотели бутылки сдать. Стояли, курили… Тут, бля, эти гондоны.
Бомж тушит бычок, бросает под лавку.
Сержант подходит к клетке, морщит нос, принюхивается.
— Кто курил, блядь?
Все молчат.
— Еще раз спрашиваю — кто курил? Если, блядь, такое повторится, выведу всех и отпизжу. Ты, на выход. — Он тычет пальцем в бомжа.
Мужик спрашивает:
— А почему его? Только привели — и сразу, а я уже два часа тут…
— Надо будет — посидишь все двадцать два…
Старлей задает бомжу вопросы:
— Фамилия?
— Игнатович.
— Имя, отчество?
— Сергей Антонович.
— Бичуешь или прописан?
— Бичую.
— Сколько?
— Полгода.
Старуха в женской клетке орет:
— Выпустите в туалет, суки, — я сейчас обосцусь!
— Ну и обосцысь! — кричит сержант. — Тогда клетку, блядь, языком вылижешь!
Сержант вводит грузина, он садится на место бомжа, оглядывается.
— Я праздновал дэнь рождэнья… Друга, сорок лэт… Выпил сто грамм… Всэго сто грамм. Мнэ надо назад, пятый дэнь гуляем…
Мужик говорит ему:
— Не сцы, часик посидишь — потом догонишься.
Он наклоняется ко мне.