— Надо подумать.
— Нечего тут думать, больше этого ты нигде не заработаешь. Я знаю, что говорю. У меня, знаешь, сколько знакомых на фирмах? И много кому нужны переводы, но никто не хочет за это платить.
— Ну, хорошо…
— Тогда завтра и приступай — к девяти утра. — Он достает записную книжку, открывает. — Вот, записываю тебя — с четвертого сентября. Значится, четвертого октября я выплачиваю тебе зарплату.
— А как вас зовут?
— Сергей Борисович. Костыленко Сергей Борисович.
Захожу в «12-01» к Андрюхе Конькову — он учится на моем потоке, в двести восьмой.
Андрюха сидит на кровати с конспектом. Его сосед, Сим, — высокий, с длинными волосами, в рваных джинсах — за столом.
Здороваемся. Андрюха жмет руку сильно, а у Сима ладонь вялая, мягкая.
В комнате полно музыкальной аппаратуры и полок с кассетами и книгами. Бобинник «Ростов» и кассетник «Вега», усилитель, большие колонки С-50. Двухтомник Ницше, четыре тома Кортасара в клетчатых обложках. Куча книг на английском и на немецком. Обоев не видно вообще: между полками висят коллажи из голых девок, фотографий Сталина, Горбачева, газетных заголовков, листов отрывного календаря, новогодних открыток пятидесятых годов. Третий чувак из этой комнаты, Димм, уехал на год учиться в Америку. На его кровати свалены книги, журналы и кассеты.
— Водку будешь? — спрашивает Андрюха.
— Буду.
Он достает из-под стола бутылку, двухлитровую банку соленых помидоров и литровую с домашним овощным салатом.
— Поставь музыку, Сим.
— А что поставить?
— Что хочешь, только чтобы под водку шло хорошо.
— «Гражданскую оборону»?
— Давай. Кстати, как ты, Вова, относишься к «Гражданской обороне»?
— Я ее мало слышал.
— Значит, услышишь много, — говорит Сим. — Андрюха у нас большой поклонник товарища Игоря «Егора» Летова.
— «Гражданская оборона» — это мрачная мощная депрессивность. И ты не можешь этого не признавать.
— Я признаю, вернее, раньше признавал, а потом разочаровался — когда Янка погибла. Летов — шарлатан. Говорит, что самоубийство, — это круто, и люди его слушают и убивают себя, а он остается жить.
— Никого нельзя заставить себя убить. У Янки были свои причины. И вспомни, что сам Егор сказал в интервью — что продолжать жить и что-то делать — это круче, чем суицид.
— Ну, он много чего сказал в интервью. Жизнь меняется, все меняется. Идеология «Обороны» — издевательство над коммунистической системой, а система рухнула — и все, это уже не актуально.
— А ты что, слушаешь только то, что актуально? Или то, что цепляет?
— То, что цепляет. Только Летов меня уже не цепляет.
Водки в бутылке — на дне. Андрюха разливает остаток по стаканам.
Я выпиваю, цепляю вилкой мягкий, водянистый помидор. Он падает на накрытый газетой стол, расплескивается.
— Все заебало вообще, — говорит Андрюха. — Полный мрак и беспросветность. Кругом — сплошная лажа. Все думают только про бабки, как побольше заработать. А ведь это, в сущности, херня…
Сим смотрит на него, хмыкает.
— Да, началось. Подсел чувак на измену. -…Я не представляю себя в этой системе, не представляю, как буду, например, копить на машину. Квартиру, конечно, хотелось бы свою, но это сейчас нереально, кончилась халява…
— На самом деле, капитализм — не так уж и плохо, говорит Сим. — Просто у нас все делается через задницу, и у обычного простого человека — не бандита и не партийного босса — шансов мало. Но если бы не капитализм, ты б даже «сникерс» не попробовал или попробовал бы лет через пять.
— Знаешь, где я твой «сникерс» видел? Ты еще скажи, что итальянский унитаз — это заебись. Такое впечатление, что эти крутые торгуют между собой. Один продает «джип», а за навар покупает себе итальянский унитаз. А кому он продал «джип», тот спекулирует итальянскими унитазами.
Я смотрю на свое отражение в темном окне. За ним светятся окна в дальних девятиэтажках. Играет «Оборона»:
— Ну, я, наверно, пойду.
— Ладно, пока, — говорит Андрюха.
Сим улыбается, кивает.
— Счастливо.
Захожу в туалет. От вони хочется блевать. Унитазы забиты говном, один писсуар завешен тряпкой, второй наполнен до краев. Становлюсь у стены, расстегиваю молнию. Желтая моча стекает по плиткам на пол, лужа движется к ботинку. Я отдергиваю ногу.
Перевожу инструкцию к сигнализации «Premier Hazard».
Шеф базарит с клиентами — двумя мужиками в спортивных костюмах «Puma».
Один говорит:
— Три месяца назад угнали «девятку» — и с концами. Пошли к ментам — не чешутся. Коньяк отнес, бутылку водки дорогой…
Второй перебивает:
— С этими козлами бесполезно, вообще с любыми госами бесполезно: сколько ни давай взяток, сколько ни подмазывай — все равно сделают по-советски. Я весной лежал в больнице — операция, киста мениска. Сколько коньяков отнес, коробок конфет… Ну и что вы думаете? Лежу, блядь, голый на столе, мерзну, а они все «Марию» смотрят…
— А к бандитам не ходил? — спрашивает шеф. — Ну, насчет машины тогда?
— Ходил — хули толку? Они столько бабок залупили, что дешевле новую купить. Вот, купили. Лучше сигнализацию нормальную поставить, а то скупой платит дважды. Да, Колян?
Клиенты выходят, хлопает дверь. Шеф идет следом, задвигает засов, возвращается, подходит ко мне, смотрит на листы с переводом.
— Молодец, быстро у тебя получается. Что значит — пацан. А то баба эта — ну, которая секретарша была… У нее медленно было вообще. То ее звонками отвлекают, то на обед пойдет, то в туалет, бля, затычки менять…
— А где она сейчас? Уволилась?
— Ну да, можно сказать.
— А сколько ей платили, если не секрет?
— Не секрет. Сорок долларов. Но за полный день.
Дрон проглатывает водку, ставит рюмку на стол, нюхает кусок хлеба.
— Вот сейчас хорошо пошло, заебательски. Все-таки водочка — это кайф, то, что человеку надо. А кто этого не понимает, те — люди неполноценные. Скажи, Вован?
Я молчу.
— Не, правда. Нам все время говорили — родоки там, в школе учителя: водка, типа, это плохо, вредно для здоровья и вообще… Хуйня. Я так понимаю — или люди пытаются нас наебать, или они ни хера не понимают. Если человек не понимает, что самое главное — это кайф, то он или идиот, или притворяется…
Я говорю:
— Но это вроде как не настоящий кайф, искусственный…
— Ну и что, что искусственный? Да, давайте сейчас будем все раскладывать по полочкам — вот это, бля, искусственное, а это неискусственное. Раз мне нужен такой кайф, значит, мне не хватает кайфа настоящего. Вот у тебя, Вован, много настоящего кайфа в жизни, а? Только честно, без пизды?
— Ну, так…
— А я тебе скажу, что немного. И у меня тоже, и у Дэмпа. Поэтому и надо бухать. Да, Дэмп?
— Само собой. Вообще, я бы людей стрелял. Столько кругом идиотов — просто пиздец какой-то. Страна дураков. Девяносто пять процентов — уроды, я бы их всех — в концлагерь.
— Не, ну это ты чересчур, конечно… — Дрон берет кусок хлеба, отламывает половину, начинает жевать.
— Ничего не чересчур. Куда ни приди — кругом одни козлы. В трамвае — пенсионеры всякие, едут без билета. Не то что сесть — стать из-за них негде. В магазинах мозги ебут, на улице. Тупое быдло — вот это кто.
— Тогда мы ничем не отличаемся от быдла, — говорю я. — Мы тоже пьем водку, как какие-нибудь работяги.
— А меня это не волнует, кто что пьет и чем отличается. Мне — до жопы, ясно?
— Ладно, давай разольем, — говорит Дрон. — За третьей пойдем?
Дэмп пожимает плечами, берет бутылку.
Шеф выключает компьютер. Последний час он играл в «Формулу-1».
— Все, хватит на сегодня. — Он подходит к окну, задергивает штору. — Запомни главное правило: вечером, когда горит свет, окна должны быть занавешены — чтоб ни одна собака не видела, что у нас здесь и как. Понял?
Я отрываю глаза от перевода.
— Понял.
Шеф достает из пакета банку пива «Holsten», дергает за кольцо. Банка щелкает, выливается пена. Шеф садится в компьютерное кресло, отпивает, откидывается на спинку.
— Работай, студент, работай. Это я могу расслабиться — за день три сигнализации ушло. Завтра Петрович установит в гараже… — Шеф улыбается. — Идет неплохо бизнес, надо тебе сказать. Миллионов не обещаю, но если все будет нормально… Надо крутиться, лезть во все, а то пока будешь думать, целиться… — Он отхлебывает пиво.
— А какое у вас образование?
— Никакого. Десять классов. И училище, на сварщика. Главное — не образование, а то, что здесь. — Шеф тычет пальцем в лоб. — Я в восемнадцать лет зарабатывать начал. В училище еще. Дискотеки там крутил — нормальные были деньги по тем временам. Тогда и женился — своего ничего не было, только велосипед старый и фотоаппарат. Зато сейчас — все в порядке: квартира, машина… А учиться, диплом — это все говно. Я что, на работу устраиваться пойду? На хер мне это упало? Лучше буду сам себе начальник. Ну, получил бы я диплом — а сейчас диплом можно сделать без проблем, только так — любой, какой хочешь… И куда его, на жопу повесить? Так что, мотай на ус, я плохому не научу. Начать можно и так, как сейчас, — переводить там, а потом…
Звонок в дверь. Шеф идет в прихожую.
— Привет.
— Привет. Заходи, ебнем по пиву.
— А ты один?
— Студент еще, я тебе говорил…
— Помню.
Шеф заходит в комнату с небритым мужиком в черной кожанке.
Я говорю:
— Здравствуйте.
Мужик кивает.
Шеф достает еще банку пива, дает ему, спрашивает:
— Как у тебя с литовцами?
— Ну их на хуй, козлов. Надо ехать на таможню, разбираться. Завтра с утра поеду. Стали наглеть, гондоны…
— Ну, за то, чтоб все покатило.
Они чокаются банками.
Друг шефа спрашивает:
— Таньке звонил?
— Ага.
— Ну и как?
— Говорит, дашь десять долларов — тогда приду.
— И ты дал?
— Пятнадцать, — шеф хмыкает.
— Это ты зря. Она в своем детском саду столько за месяц зарабатывает.
— Ладно, пусть, это самое… — Шеф делает глоток из банки. — Ты подвезешь меня — я без машины?
— Я тебе лучше денег дам на такси. Ненавижу ездить вечером — эти уроды сами под колеса лезут.
— На такси я и сам могу доехать, не проблема. Поднимайся, студент. Рабочий день кончился.
Сим сидит на кровати, прислонившись к стене, рассказывает:
— Значит, брошюрка такая — вроде как из серии «Здоровье», а на самом деле — руководство для начинающего наркомана. Больше всего приколола фраза: «Сильным наркотическим средством является кора дуба. Однако уже после двух-трех употреблений полностью разрушается головной мозг». Единственная проблема, да? А так — все супер!.. — Он хохочет.
В комнату заходит высокий чувак в очках, с длинными волосами, лет двадцать пять — двадцать шесть. Он жмет руки Андрюхе и Симу.
Андрюха говорит:
— Привет, Ник. Знакомься — это Вова. Живет в двенадцатой. Вова, это — Ник. Легендарная личность, между прочим.
— Так уж и легендарная… — Ник улыбается, жмет мне руку.
— Не надо скромничать, Николай Анатольевич. Поучился в двух институтах, оба бросил, ушел в армию, попал в Афган, вернулся, поступил в иняз, закончил… Сейчас работает в БГУ преподавателем.
— Ну вот, все про меня рассказал. Чай пить будем?
— А как же?
В углу, на тумбочке, включен без звука телевизор «Юность». Показывают новости, Черномырдин обнимает Кебича.
— Уроды, — говорит Андрюха. — Назад им в «совок» захотелось. Единая валюта… Вот гондоны, бля…
Сим кивает.
— Ты прав — нечего объединяться с Россией, она нам не нужна. Без нее мы скорей войдем в Европу. Второй Швейцарией, конечно, не станем, ну а второй Польшей — why not? Демократия у нас уже есть, права человека более-менее соблюдаются…
— Какие, в жопу, права человека? — кричит Андрюха. — О чем ты говоришь? Принудительная армия — это права человека? Прописка — это права человека?
— Ну, не все, конечно… Но все-таки, какой-то прогресс…
— Если и прогресс, то не слишком большой, — говорит Ник. — Нам дали ту свободу, которой было не жалко. Читайте, что хотите, говорите, что хотите, а мы все равно вас будем иметь во все дырки.
За столом — я, Сим, Андрюха, Ник и чувак с девушкой, оба хипповского вида: волосатые, с бусами, браслетами, самодельными сумочками. На столе — банка клубничного варенья, зеленый металлический чайник и разномастные чашки.
Хиппанка — Ира — отставляет чашку и берется за сумочку: она шьет ее из лоскутов джинсовой ткани, отводя иглу далеко в сторону, чтобы никого не уколоть. У нее длинные рыжие волосы, голубые глаза и веснушки.
Я киваю на ее шитье, спрашиваю:
— Что это?
Она не отвечает.
Ник говорит:
— А насчет продаться, то сейчас все продались — Гребенщиков давно продался, и Шевчук, и Кинчев, и Цой тоже — это его и погубило, косвенно, конечно: больше стал себе позволять, купил машину — ну и разбился на ней. Сплошной «селлаут», что тут говорить… Один только Егор не продался, за это его и уважаю. Все остальные — «селлаут». Что, разве…
Сим перебивает:
— Ну, нельзя так. Что-то хорошее есть и у Гребенщикова, и у Кинчева того же…
— Ты, Симыч, какой-то всеядный. Все тебе нравится, стоишь как бы всегда в серединке, на полдороги. Вот ты поддерживаешь Народный фронт, Позняк у тебя — герой, а почему тогда не разговариваешь по-белорусски?
— Ну и что б это было, если б вы все говорили по-русски, а я один — по-белорусски?
— А ничего страшного. Говори — и все, плевать тебе на нас.
Андрюха говорит:
— Надо еще чаю вскипятить. Кто в туалет за водой? — Все молчат. — Ладно, так и быть, сам схожу, если вам лень…
Он встает, берет чайник, выходит.
Ира поднимается.
— Я пошла, мне пора.
— Счастливо, — говорит Ник.
Сим кивает Ире. Она выходит. Ник поворачивается ко мне.
— Слушай, извини — как тебя зовут, еще раз? Ты говорил, но я уже забыл…
— Вова.
— Да, точно, Вова. Ты какую музыку слушаешь?
— Разное… Сейчас, в основном, русский рок. Раньше — больше тяжелое слушал.
— А я вот западный рок люблю, особенно «Дорз». Поставим, если не возражаете? Первый альбом?
Ник вылезает из-за стола, подходит к бобиннику.
— Ты тоже здесь учишься? — спрашивает меня хиппан.
— Да.
— А на каком факе?
— На английском. А ты?
— На французском.
— Работаешь где-нибудь?
— Не-а. Разве сейчас найдешь нормальную работу?
Ник берет с полки коробку, достает бобину, устанавливает, заправляет пленку. Включается «Дорз». Я слышал их один раз, в школе, у Антона — на советской лицензионной пластинке. На обложке было название по-русски: «Зажги во мне огонь». Тогда меня не вставило, не вставляет и сейчас.
Заходит Андрюха с чайником, ставит его на электроплитку.
— Что сидим так грустно?
Ник хмыкает.
— Экстраполяция вселенского мрака на данную конкретную компанию. Посмотрите, что творится вокруг: мраки сплошные. Это при Горбачеве еще можно было людям лапшу на уши вешать — скоро все будет заебись, будем жить, как за границей. А сейчас — пиздец, апокалипсис надвигается. Все летит непонятно куда, и бывший Союз может утащить с собой в пропасть весь мир.
Андрюха мотает головой.
— Ну ты скажешь тоже. Нам-то что до всего мира, когда и так — полная жопа…
— Многие, а в особенности студенты нашего любимого вуза, с тобой, Эндрю, не согласятся. Они думают, что закончат иняз, свалят за границу, будут там успешными и богатыми. При капитализме, как бы, не так уж много изменилось — большинство людей всегда волновали только материальные ценности. И сейчас совковое мещанство превратилось в мещанство капиталистическое. Их идеал теперь — какой-нибудь немецкий бюргер, у которого есть дом, машина и канал «Евроспорт» в телевизоре…
— А кто твой идеал? — спрашивает Сим.
— Мои идеалы давно рухнули, остался голый цинизм.
Подхожу к офису. Вчера шеф выплатил мне первую зарплату и выдал ключ — теперь я могу по утрам открывать офис сам, не дожидаться шефа у подъезда, если он опаздывает.
Железная дверь не заперта. Открываю, переступаю порог. Дверь «склада» болтается на одной петле. Внутри — пусто, только на полу — несколько пустых коробок и смятых бумажек. В большой комнате нет компьютера и факса, выдвижные ящики столов — на полу. Один прут решетки отогнут, стекло выбито. Кругом разбросаны бумажки, осколки стекла.
Я выскакиваю из квартиры, бегу к остановке.
Трубки в обоих таксофонах оборваны. Бегу дальше — к универсаму.
Из трех таксофонов работает один, по нему говорит мужик в черной шапке. Из под шапки торчит рыжий чуб.
— Ну и как насчет того, чтобы завтра встретиться, а?.. Что «нет», почему «нет»?.. Не хочешь… А-а-а… Ну, не хочешь — как хочешь, пошла в жопу, крыса!
Он нажимает на рычаг, — начинает набирать новый номер.
— Извините, вы не дадите мне позвонить? Очень надо…
— А что за срочность такая?
— Квартиру ограбили.
— Квартиру? Ладно, звони.
Мужик отходит в сторону, достает пачку «Фильтра». Я набираю номер.
— Алло, Сергей Борисович? Это Вова. Офис ограбили. Я зашел — и это…
— Будь там, никуда не уходи. Я сейчас приеду.
Сижу на лавке у подъезда. Подъезжает «эскорт» шефа, он выходит.
— Ты во сколько пришел?
— Без пяти девять.
Шеф идет в подъезд, я следом. Он заходит в офис, останавливается в прихожей.
— Да, блядь, это пиздец, на хуй.
Он хватает меня за воротник.
— А это не ты навел, а? Не дай бог… Если ты, лучше сразу говори, а то хуже будет. Ты или нет?
— Не я, вы что?
— А кто тебя знает? Бедный студент, захотел заработать…
— Да нет, я ничего не знал, пришел утром…
Он отпускает меня.
— Ладно, поверю. Но если наебал — будет очень плохо, ты понял? Все отдашь, до копейки. Родоки квартиру продадут, а если не хватит — будешь на меня бесплатно работать, пока все не отдашь, понял?
Я молчу. Шеф топчется в большой комнате, наклоняется, поднимает смятый лист бумаги, отшвыривает.
— Да уж…
— А страховка у вас была?
— Какая, на хуй, страховка? Квартира съемная, офисы вообще нельзя на квартирах делать. Ладно, надо вызывать ментов.
— А что вы им скажете?
— Как «что»?
— Ну, если офис нельзя?
— Скажу, что сам здесь жил и работал — это не запрещается. Все, можешь сваливать.
— А когда на работу?
— Скорее всего — никогда. Я, знаешь, на сколько влетел? Штук на десять, не меньше — склад товара, компьютер. С чего я тебе буду платить? Слушай, а может, все-таки ты, а? Как раз — зарплату получил — и теперь…
— Да нет, что вы…
— Ладно, давай ключ.
Набираю номер в таксофоне у булочной. В руке — листок с телефонами турфирм, я выписал их в библиотеке из каталога «Бизнес-Беларусь». Гудки, женский голос:
— Алло.
— Алло, добрый день. Фирма «Ист-тур»?
— Да.
— Вам не требуются переводчики?
— А какой язык?
— Английский.
— Нет, спасибо.
Жму на рычаг, набираю следующий номер. В соседней будке — девушка, я видел ее пару раз в инязе. Светлые волосы стянуты черной резинкой.
Она говорит в трубку:
— Алле…
Мой номер занят, я набираю его еще раз. Девушка вешает трубку, идет к инязу.
Трубку снимают, я говорю:
— Алло, фирма «Константин-тур»?
— Да, он самый, — отвечает мужской голос.
— Здрасьте, я по такому вопросу — вам не нужны на работу переводчики?
— Может быть, и нужны. А вы бы, молодой человек, представились для начала.
— Ну… меня зовут Владимир. Я учусь в инязе, на английском факультете, второй курс.
— Очень приятно. Но такие вопросы я предпочитаю по телефону не обсуждать. Можете прийти к нам в офис?
— А когда?
— Можно даже сегодня вечером. В половине седьмого сможете?
— Да, смогу.
— Записывайте адрес: улица Интернациональная, дом три, квартира двадцать один. Знаете, где это находится?
— Да, представляю себе.
— Тогда всего хорошего, до вечера.
Двадцать первая квартира — на втором этаже. К коричневому дерматину прибиты жестяные цифры «2» и «1».
Звоню. Открывает девушка в серой юбке и сапогах на платформе.
— Добрый день, вы за путевкой?
— Нет, я насчет работы. Я звонил…
— Проходите.
В большой прихожей — письменный стол, на стене плакаты с видами Праги. На столе — стопка разноцветных брошюрок.
Девушка открывает одну из двух дверей.
— Константин Петрович, это к вам.
Я захожу. Это — обычная кухня, только в углу-письменный стол, а вдоль стен сложены скрученные палатки защитного цвета. За столом сидит мужик в костюме, с галстуком. Ему лет сорок пять, лицо в морщинах. На столе перед ним — чашка черного кофе, пачка «Marlboro» и зажигалка «Zippo». На краю пепельницы дымится сигарета.
Мужик встает, тянет руку, улыбается.
— Вы, как я понимаю, Владимир. Ну, присаживайтесь, можете раздеться.
Я снимаю «косуху», кладу ее на палатки, сажусь на табурет.
— Итак, вы студент второго курса иняза. Насколько хорошо владеете языком?
— Ну, достаточно, чтобы переводить письменно… или устно.
— Вот как? А зачем тогда все остальные курсы, если за год можно выучить язык? Нет, я не подвергаю сомнению ваши знания, просто любопытно.
— Со второго семестра начинается второй язык — немецкий, ну и другие предметы, специальные…
— Понятно. В принципе, нам люди нужны, качественные кадры всегда ценятся. Это еще Ленин говорил. Хоть его сейчас и низвергли — и справедливо низвергли, я считаю, — но в чем-то он был прав… Да, я не представился — Кулаков Константин Петрович, директор и владелец, можно сказать, этой фирмы. В туризме — больше десяти лет. В профессиональном, я имею в виду. А вообще занимаюсь этим с института. Я, так сказать, «шестидесятник», для меня это — одно из главных удовольствий: по реке на байдарках, с палатками, рюкзаками, песни под гитару… — Он затягивается сигаретой, делает глоток кофе. — И когда появилась возможность совместить полезное с приятным, я сразу за это взялся. Пять лет назад организовал первый в республике спортивно-туристский кооператив. И здесь путешествовали — сплавы по рекам устраивали, слеты туристские, и за границу прорубил окно — начал возить людей в Прагу. Это и сейчас наш основной маршрут.
Заходит впустившая меня девушка, в руке — яблоко. Она открывает кран, моет яблоко над раковиной. Из-за воды слов Кулакова не слышно. Он замолкает.
Девушка выключает воду, выходит.
Кулаков тушит сигарету о край пепельницы.
— Я перейду на «ты», если нет возражений?
— Да, конечно.
— Итак, опыт работы у тебя есть?
— Да, я работал месяц в коммерческой фирме, переводчиком, но офис ограбили — и меня сократили…
— А как фирма называлась?
— «Сэйф». Торговля автомобильными системами сигнализации.
— Что-то не слышал про такую. Должно быть, небольшая фирма. Сейчас их много развелось… Хотя это хорошо — всплеск малого бизнеса… И что ты там делал?
— В основном, переводил инструкции с английского языка…
— У нас, конечно, работа будет поинтереснее. Мы — развиваемся, причем развиваемся достаточно динамично. Начинали, как я уже сказал, с Праги, теперь освоили новое направление — Грецию. Шоп-туры, но это, так сказать, веление времени, хотя я надеюсь, что скоро люди будут ездить в Грецию не только за шубами, но и посмотреть Акрополь… Да, на чем я остановился? Мы планируем развиваться и дальше, у нас появятся новые маршруты, и в этом смысле знание английского языка нам очень даже пригодится. Все-таки язык межнационального общения. Значит, разработка туров, деловая переписка, ну и сопровождение групп за границу, естественно.
Он берет из пачки сигарету, закуривает, отпивает кофе.
— Если тебя заинтересовало, будем разговаривать серьезно, в том числе и по поводу зарплаты…
— Да, заинтересовало.
— Это хорошо. Но сначала я должен посоветоваться со своим компаньоном. Брать человека на работу — достаточно большая ответственность, и я не хотел бы давать тебе пустых обещаний. Позвони мне послезавтра в такое же время.
— Хорошо. До свидания.
— Всего хорошего.
Захожу в комнату. На кровати Дрона — чувак в сером китайском свитере и Лариска из восьмой комнаты, одногруппница Дрона. На столе — два импортных пакета томатного сока и большая бутылка водки «Smirnoff».
— Знакомьтесь, — говорит Дрон. — Это наш сосед, Вован. А это — Слон, раньше был в нашей группе, потом забил на это дело. Работает в обмене валюты, кассиром. Сколько ты получаешь, а, Слон?
— Не скажу.
— Что, секрет фирмы? Не, правда, в некоторых конторах нельзя никому говорить, какая у тебя зарплата. Мне Захаренко, пацан с пятого курса, рассказывал — он на «Кока-колу» устроился… Знаешь ты его, такой рыжий, с веснушками. Говорил — подписал контракт, все стабильно. Обязуюсь никому не говорить про свою зарплату. У тебя, Слонище, тоже так?
— Почти что.
Лариска курит. Она — симпатичная, но вся нервная, дерганая.
Дрон говорит:
— Давайте еще по одной «бляди Мэри». Садись и ты, Вован. Рюмок нет — бери чашку.
Слон разливает водку, добавляет сок. Выпиваем.
— Что ты насчет армии будешь делать, а, Слон? — спрашивает Дэмп.
— Нечего тут думать, больше этого ты нигде не заработаешь. Я знаю, что говорю. У меня, знаешь, сколько знакомых на фирмах? И много кому нужны переводы, но никто не хочет за это платить.
— Ну, хорошо…
— Тогда завтра и приступай — к девяти утра. — Он достает записную книжку, открывает. — Вот, записываю тебя — с четвертого сентября. Значится, четвертого октября я выплачиваю тебе зарплату.
— А как вас зовут?
— Сергей Борисович. Костыленко Сергей Борисович.
***
Захожу в «12-01» к Андрюхе Конькову — он учится на моем потоке, в двести восьмой.
Андрюха сидит на кровати с конспектом. Его сосед, Сим, — высокий, с длинными волосами, в рваных джинсах — за столом.
Здороваемся. Андрюха жмет руку сильно, а у Сима ладонь вялая, мягкая.
В комнате полно музыкальной аппаратуры и полок с кассетами и книгами. Бобинник «Ростов» и кассетник «Вега», усилитель, большие колонки С-50. Двухтомник Ницше, четыре тома Кортасара в клетчатых обложках. Куча книг на английском и на немецком. Обоев не видно вообще: между полками висят коллажи из голых девок, фотографий Сталина, Горбачева, газетных заголовков, листов отрывного календаря, новогодних открыток пятидесятых годов. Третий чувак из этой комнаты, Димм, уехал на год учиться в Америку. На его кровати свалены книги, журналы и кассеты.
— Водку будешь? — спрашивает Андрюха.
— Буду.
Он достает из-под стола бутылку, двухлитровую банку соленых помидоров и литровую с домашним овощным салатом.
— Поставь музыку, Сим.
— А что поставить?
— Что хочешь, только чтобы под водку шло хорошо.
— «Гражданскую оборону»?
— Давай. Кстати, как ты, Вова, относишься к «Гражданской обороне»?
— Я ее мало слышал.
— Значит, услышишь много, — говорит Сим. — Андрюха у нас большой поклонник товарища Игоря «Егора» Летова.
— «Гражданская оборона» — это мрачная мощная депрессивность. И ты не можешь этого не признавать.
— Я признаю, вернее, раньше признавал, а потом разочаровался — когда Янка погибла. Летов — шарлатан. Говорит, что самоубийство, — это круто, и люди его слушают и убивают себя, а он остается жить.
— Никого нельзя заставить себя убить. У Янки были свои причины. И вспомни, что сам Егор сказал в интервью — что продолжать жить и что-то делать — это круче, чем суицид.
— Ну, он много чего сказал в интервью. Жизнь меняется, все меняется. Идеология «Обороны» — издевательство над коммунистической системой, а система рухнула — и все, это уже не актуально.
— А ты что, слушаешь только то, что актуально? Или то, что цепляет?
— То, что цепляет. Только Летов меня уже не цепляет.
Водки в бутылке — на дне. Андрюха разливает остаток по стаканам.
Я выпиваю, цепляю вилкой мягкий, водянистый помидор. Он падает на накрытый газетой стол, расплескивается.
— Все заебало вообще, — говорит Андрюха. — Полный мрак и беспросветность. Кругом — сплошная лажа. Все думают только про бабки, как побольше заработать. А ведь это, в сущности, херня…
Сим смотрит на него, хмыкает.
— Да, началось. Подсел чувак на измену. -…Я не представляю себя в этой системе, не представляю, как буду, например, копить на машину. Квартиру, конечно, хотелось бы свою, но это сейчас нереально, кончилась халява…
— На самом деле, капитализм — не так уж и плохо, говорит Сим. — Просто у нас все делается через задницу, и у обычного простого человека — не бандита и не партийного босса — шансов мало. Но если бы не капитализм, ты б даже «сникерс» не попробовал или попробовал бы лет через пять.
— Знаешь, где я твой «сникерс» видел? Ты еще скажи, что итальянский унитаз — это заебись. Такое впечатление, что эти крутые торгуют между собой. Один продает «джип», а за навар покупает себе итальянский унитаз. А кому он продал «джип», тот спекулирует итальянскими унитазами.
Я смотрю на свое отражение в темном окне. За ним светятся окна в дальних девятиэтажках. Играет «Оборона»:
Я поднимаюсь.
Мы в глубокой жопе,
Все мы в глубокой жопе,
Мы в глубокой жопе,
Все мы в глубокой жопе…
— Ну, я, наверно, пойду.
— Ладно, пока, — говорит Андрюха.
Сим улыбается, кивает.
— Счастливо.
Захожу в туалет. От вони хочется блевать. Унитазы забиты говном, один писсуар завешен тряпкой, второй наполнен до краев. Становлюсь у стены, расстегиваю молнию. Желтая моча стекает по плиткам на пол, лужа движется к ботинку. Я отдергиваю ногу.
***
Перевожу инструкцию к сигнализации «Premier Hazard».
Шеф базарит с клиентами — двумя мужиками в спортивных костюмах «Puma».
Один говорит:
— Три месяца назад угнали «девятку» — и с концами. Пошли к ментам — не чешутся. Коньяк отнес, бутылку водки дорогой…
Второй перебивает:
— С этими козлами бесполезно, вообще с любыми госами бесполезно: сколько ни давай взяток, сколько ни подмазывай — все равно сделают по-советски. Я весной лежал в больнице — операция, киста мениска. Сколько коньяков отнес, коробок конфет… Ну и что вы думаете? Лежу, блядь, голый на столе, мерзну, а они все «Марию» смотрят…
— А к бандитам не ходил? — спрашивает шеф. — Ну, насчет машины тогда?
— Ходил — хули толку? Они столько бабок залупили, что дешевле новую купить. Вот, купили. Лучше сигнализацию нормальную поставить, а то скупой платит дважды. Да, Колян?
Клиенты выходят, хлопает дверь. Шеф идет следом, задвигает засов, возвращается, подходит ко мне, смотрит на листы с переводом.
— Молодец, быстро у тебя получается. Что значит — пацан. А то баба эта — ну, которая секретарша была… У нее медленно было вообще. То ее звонками отвлекают, то на обед пойдет, то в туалет, бля, затычки менять…
— А где она сейчас? Уволилась?
— Ну да, можно сказать.
— А сколько ей платили, если не секрет?
— Не секрет. Сорок долларов. Но за полный день.
***
Дрон проглатывает водку, ставит рюмку на стол, нюхает кусок хлеба.
— Вот сейчас хорошо пошло, заебательски. Все-таки водочка — это кайф, то, что человеку надо. А кто этого не понимает, те — люди неполноценные. Скажи, Вован?
Я молчу.
— Не, правда. Нам все время говорили — родоки там, в школе учителя: водка, типа, это плохо, вредно для здоровья и вообще… Хуйня. Я так понимаю — или люди пытаются нас наебать, или они ни хера не понимают. Если человек не понимает, что самое главное — это кайф, то он или идиот, или притворяется…
Я говорю:
— Но это вроде как не настоящий кайф, искусственный…
— Ну и что, что искусственный? Да, давайте сейчас будем все раскладывать по полочкам — вот это, бля, искусственное, а это неискусственное. Раз мне нужен такой кайф, значит, мне не хватает кайфа настоящего. Вот у тебя, Вован, много настоящего кайфа в жизни, а? Только честно, без пизды?
— Ну, так…
— А я тебе скажу, что немного. И у меня тоже, и у Дэмпа. Поэтому и надо бухать. Да, Дэмп?
— Само собой. Вообще, я бы людей стрелял. Столько кругом идиотов — просто пиздец какой-то. Страна дураков. Девяносто пять процентов — уроды, я бы их всех — в концлагерь.
— Не, ну это ты чересчур, конечно… — Дрон берет кусок хлеба, отламывает половину, начинает жевать.
— Ничего не чересчур. Куда ни приди — кругом одни козлы. В трамвае — пенсионеры всякие, едут без билета. Не то что сесть — стать из-за них негде. В магазинах мозги ебут, на улице. Тупое быдло — вот это кто.
— Тогда мы ничем не отличаемся от быдла, — говорю я. — Мы тоже пьем водку, как какие-нибудь работяги.
— А меня это не волнует, кто что пьет и чем отличается. Мне — до жопы, ясно?
— Ладно, давай разольем, — говорит Дрон. — За третьей пойдем?
Дэмп пожимает плечами, берет бутылку.
***
Шеф выключает компьютер. Последний час он играл в «Формулу-1».
— Все, хватит на сегодня. — Он подходит к окну, задергивает штору. — Запомни главное правило: вечером, когда горит свет, окна должны быть занавешены — чтоб ни одна собака не видела, что у нас здесь и как. Понял?
Я отрываю глаза от перевода.
— Понял.
Шеф достает из пакета банку пива «Holsten», дергает за кольцо. Банка щелкает, выливается пена. Шеф садится в компьютерное кресло, отпивает, откидывается на спинку.
— Работай, студент, работай. Это я могу расслабиться — за день три сигнализации ушло. Завтра Петрович установит в гараже… — Шеф улыбается. — Идет неплохо бизнес, надо тебе сказать. Миллионов не обещаю, но если все будет нормально… Надо крутиться, лезть во все, а то пока будешь думать, целиться… — Он отхлебывает пиво.
— А какое у вас образование?
— Никакого. Десять классов. И училище, на сварщика. Главное — не образование, а то, что здесь. — Шеф тычет пальцем в лоб. — Я в восемнадцать лет зарабатывать начал. В училище еще. Дискотеки там крутил — нормальные были деньги по тем временам. Тогда и женился — своего ничего не было, только велосипед старый и фотоаппарат. Зато сейчас — все в порядке: квартира, машина… А учиться, диплом — это все говно. Я что, на работу устраиваться пойду? На хер мне это упало? Лучше буду сам себе начальник. Ну, получил бы я диплом — а сейчас диплом можно сделать без проблем, только так — любой, какой хочешь… И куда его, на жопу повесить? Так что, мотай на ус, я плохому не научу. Начать можно и так, как сейчас, — переводить там, а потом…
Звонок в дверь. Шеф идет в прихожую.
— Привет.
— Привет. Заходи, ебнем по пиву.
— А ты один?
— Студент еще, я тебе говорил…
— Помню.
Шеф заходит в комнату с небритым мужиком в черной кожанке.
Я говорю:
— Здравствуйте.
Мужик кивает.
Шеф достает еще банку пива, дает ему, спрашивает:
— Как у тебя с литовцами?
— Ну их на хуй, козлов. Надо ехать на таможню, разбираться. Завтра с утра поеду. Стали наглеть, гондоны…
— Ну, за то, чтоб все покатило.
Они чокаются банками.
Друг шефа спрашивает:
— Таньке звонил?
— Ага.
— Ну и как?
— Говорит, дашь десять долларов — тогда приду.
— И ты дал?
— Пятнадцать, — шеф хмыкает.
— Это ты зря. Она в своем детском саду столько за месяц зарабатывает.
— Ладно, пусть, это самое… — Шеф делает глоток из банки. — Ты подвезешь меня — я без машины?
— Я тебе лучше денег дам на такси. Ненавижу ездить вечером — эти уроды сами под колеса лезут.
— На такси я и сам могу доехать, не проблема. Поднимайся, студент. Рабочий день кончился.
***
Сим сидит на кровати, прислонившись к стене, рассказывает:
— Значит, брошюрка такая — вроде как из серии «Здоровье», а на самом деле — руководство для начинающего наркомана. Больше всего приколола фраза: «Сильным наркотическим средством является кора дуба. Однако уже после двух-трех употреблений полностью разрушается головной мозг». Единственная проблема, да? А так — все супер!.. — Он хохочет.
В комнату заходит высокий чувак в очках, с длинными волосами, лет двадцать пять — двадцать шесть. Он жмет руки Андрюхе и Симу.
Андрюха говорит:
— Привет, Ник. Знакомься — это Вова. Живет в двенадцатой. Вова, это — Ник. Легендарная личность, между прочим.
— Так уж и легендарная… — Ник улыбается, жмет мне руку.
— Не надо скромничать, Николай Анатольевич. Поучился в двух институтах, оба бросил, ушел в армию, попал в Афган, вернулся, поступил в иняз, закончил… Сейчас работает в БГУ преподавателем.
— Ну вот, все про меня рассказал. Чай пить будем?
— А как же?
В углу, на тумбочке, включен без звука телевизор «Юность». Показывают новости, Черномырдин обнимает Кебича.
— Уроды, — говорит Андрюха. — Назад им в «совок» захотелось. Единая валюта… Вот гондоны, бля…
Сим кивает.
— Ты прав — нечего объединяться с Россией, она нам не нужна. Без нее мы скорей войдем в Европу. Второй Швейцарией, конечно, не станем, ну а второй Польшей — why not? Демократия у нас уже есть, права человека более-менее соблюдаются…
— Какие, в жопу, права человека? — кричит Андрюха. — О чем ты говоришь? Принудительная армия — это права человека? Прописка — это права человека?
— Ну, не все, конечно… Но все-таки, какой-то прогресс…
— Если и прогресс, то не слишком большой, — говорит Ник. — Нам дали ту свободу, которой было не жалко. Читайте, что хотите, говорите, что хотите, а мы все равно вас будем иметь во все дырки.
За столом — я, Сим, Андрюха, Ник и чувак с девушкой, оба хипповского вида: волосатые, с бусами, браслетами, самодельными сумочками. На столе — банка клубничного варенья, зеленый металлический чайник и разномастные чашки.
Хиппанка — Ира — отставляет чашку и берется за сумочку: она шьет ее из лоскутов джинсовой ткани, отводя иглу далеко в сторону, чтобы никого не уколоть. У нее длинные рыжие волосы, голубые глаза и веснушки.
Я киваю на ее шитье, спрашиваю:
— Что это?
Она не отвечает.
Ник говорит:
— А насчет продаться, то сейчас все продались — Гребенщиков давно продался, и Шевчук, и Кинчев, и Цой тоже — это его и погубило, косвенно, конечно: больше стал себе позволять, купил машину — ну и разбился на ней. Сплошной «селлаут», что тут говорить… Один только Егор не продался, за это его и уважаю. Все остальные — «селлаут». Что, разве…
Сим перебивает:
— Ну, нельзя так. Что-то хорошее есть и у Гребенщикова, и у Кинчева того же…
— Ты, Симыч, какой-то всеядный. Все тебе нравится, стоишь как бы всегда в серединке, на полдороги. Вот ты поддерживаешь Народный фронт, Позняк у тебя — герой, а почему тогда не разговариваешь по-белорусски?
— Ну и что б это было, если б вы все говорили по-русски, а я один — по-белорусски?
— А ничего страшного. Говори — и все, плевать тебе на нас.
Андрюха говорит:
— Надо еще чаю вскипятить. Кто в туалет за водой? — Все молчат. — Ладно, так и быть, сам схожу, если вам лень…
Он встает, берет чайник, выходит.
Ира поднимается.
— Я пошла, мне пора.
— Счастливо, — говорит Ник.
Сим кивает Ире. Она выходит. Ник поворачивается ко мне.
— Слушай, извини — как тебя зовут, еще раз? Ты говорил, но я уже забыл…
— Вова.
— Да, точно, Вова. Ты какую музыку слушаешь?
— Разное… Сейчас, в основном, русский рок. Раньше — больше тяжелое слушал.
— А я вот западный рок люблю, особенно «Дорз». Поставим, если не возражаете? Первый альбом?
Ник вылезает из-за стола, подходит к бобиннику.
— Ты тоже здесь учишься? — спрашивает меня хиппан.
— Да.
— А на каком факе?
— На английском. А ты?
— На французском.
— Работаешь где-нибудь?
— Не-а. Разве сейчас найдешь нормальную работу?
Ник берет с полки коробку, достает бобину, устанавливает, заправляет пленку. Включается «Дорз». Я слышал их один раз, в школе, у Антона — на советской лицензионной пластинке. На обложке было название по-русски: «Зажги во мне огонь». Тогда меня не вставило, не вставляет и сейчас.
Заходит Андрюха с чайником, ставит его на электроплитку.
— Что сидим так грустно?
Ник хмыкает.
— Экстраполяция вселенского мрака на данную конкретную компанию. Посмотрите, что творится вокруг: мраки сплошные. Это при Горбачеве еще можно было людям лапшу на уши вешать — скоро все будет заебись, будем жить, как за границей. А сейчас — пиздец, апокалипсис надвигается. Все летит непонятно куда, и бывший Союз может утащить с собой в пропасть весь мир.
Андрюха мотает головой.
— Ну ты скажешь тоже. Нам-то что до всего мира, когда и так — полная жопа…
— Многие, а в особенности студенты нашего любимого вуза, с тобой, Эндрю, не согласятся. Они думают, что закончат иняз, свалят за границу, будут там успешными и богатыми. При капитализме, как бы, не так уж много изменилось — большинство людей всегда волновали только материальные ценности. И сейчас совковое мещанство превратилось в мещанство капиталистическое. Их идеал теперь — какой-нибудь немецкий бюргер, у которого есть дом, машина и канал «Евроспорт» в телевизоре…
— А кто твой идеал? — спрашивает Сим.
— Мои идеалы давно рухнули, остался голый цинизм.
***
Подхожу к офису. Вчера шеф выплатил мне первую зарплату и выдал ключ — теперь я могу по утрам открывать офис сам, не дожидаться шефа у подъезда, если он опаздывает.
Железная дверь не заперта. Открываю, переступаю порог. Дверь «склада» болтается на одной петле. Внутри — пусто, только на полу — несколько пустых коробок и смятых бумажек. В большой комнате нет компьютера и факса, выдвижные ящики столов — на полу. Один прут решетки отогнут, стекло выбито. Кругом разбросаны бумажки, осколки стекла.
Я выскакиваю из квартиры, бегу к остановке.
Трубки в обоих таксофонах оборваны. Бегу дальше — к универсаму.
Из трех таксофонов работает один, по нему говорит мужик в черной шапке. Из под шапки торчит рыжий чуб.
— Ну и как насчет того, чтобы завтра встретиться, а?.. Что «нет», почему «нет»?.. Не хочешь… А-а-а… Ну, не хочешь — как хочешь, пошла в жопу, крыса!
Он нажимает на рычаг, — начинает набирать новый номер.
— Извините, вы не дадите мне позвонить? Очень надо…
— А что за срочность такая?
— Квартиру ограбили.
— Квартиру? Ладно, звони.
Мужик отходит в сторону, достает пачку «Фильтра». Я набираю номер.
— Алло, Сергей Борисович? Это Вова. Офис ограбили. Я зашел — и это…
— Будь там, никуда не уходи. Я сейчас приеду.
Сижу на лавке у подъезда. Подъезжает «эскорт» шефа, он выходит.
— Ты во сколько пришел?
— Без пяти девять.
Шеф идет в подъезд, я следом. Он заходит в офис, останавливается в прихожей.
— Да, блядь, это пиздец, на хуй.
Он хватает меня за воротник.
— А это не ты навел, а? Не дай бог… Если ты, лучше сразу говори, а то хуже будет. Ты или нет?
— Не я, вы что?
— А кто тебя знает? Бедный студент, захотел заработать…
— Да нет, я ничего не знал, пришел утром…
Он отпускает меня.
— Ладно, поверю. Но если наебал — будет очень плохо, ты понял? Все отдашь, до копейки. Родоки квартиру продадут, а если не хватит — будешь на меня бесплатно работать, пока все не отдашь, понял?
Я молчу. Шеф топчется в большой комнате, наклоняется, поднимает смятый лист бумаги, отшвыривает.
— Да уж…
— А страховка у вас была?
— Какая, на хуй, страховка? Квартира съемная, офисы вообще нельзя на квартирах делать. Ладно, надо вызывать ментов.
— А что вы им скажете?
— Как «что»?
— Ну, если офис нельзя?
— Скажу, что сам здесь жил и работал — это не запрещается. Все, можешь сваливать.
— А когда на работу?
— Скорее всего — никогда. Я, знаешь, на сколько влетел? Штук на десять, не меньше — склад товара, компьютер. С чего я тебе буду платить? Слушай, а может, все-таки ты, а? Как раз — зарплату получил — и теперь…
— Да нет, что вы…
— Ладно, давай ключ.
***
Набираю номер в таксофоне у булочной. В руке — листок с телефонами турфирм, я выписал их в библиотеке из каталога «Бизнес-Беларусь». Гудки, женский голос:
— Алло.
— Алло, добрый день. Фирма «Ист-тур»?
— Да.
— Вам не требуются переводчики?
— А какой язык?
— Английский.
— Нет, спасибо.
Жму на рычаг, набираю следующий номер. В соседней будке — девушка, я видел ее пару раз в инязе. Светлые волосы стянуты черной резинкой.
Она говорит в трубку:
— Алле…
Мой номер занят, я набираю его еще раз. Девушка вешает трубку, идет к инязу.
Трубку снимают, я говорю:
— Алло, фирма «Константин-тур»?
— Да, он самый, — отвечает мужской голос.
— Здрасьте, я по такому вопросу — вам не нужны на работу переводчики?
— Может быть, и нужны. А вы бы, молодой человек, представились для начала.
— Ну… меня зовут Владимир. Я учусь в инязе, на английском факультете, второй курс.
— Очень приятно. Но такие вопросы я предпочитаю по телефону не обсуждать. Можете прийти к нам в офис?
— А когда?
— Можно даже сегодня вечером. В половине седьмого сможете?
— Да, смогу.
— Записывайте адрес: улица Интернациональная, дом три, квартира двадцать один. Знаете, где это находится?
— Да, представляю себе.
— Тогда всего хорошего, до вечера.
Двадцать первая квартира — на втором этаже. К коричневому дерматину прибиты жестяные цифры «2» и «1».
Звоню. Открывает девушка в серой юбке и сапогах на платформе.
— Добрый день, вы за путевкой?
— Нет, я насчет работы. Я звонил…
— Проходите.
В большой прихожей — письменный стол, на стене плакаты с видами Праги. На столе — стопка разноцветных брошюрок.
Девушка открывает одну из двух дверей.
— Константин Петрович, это к вам.
Я захожу. Это — обычная кухня, только в углу-письменный стол, а вдоль стен сложены скрученные палатки защитного цвета. За столом сидит мужик в костюме, с галстуком. Ему лет сорок пять, лицо в морщинах. На столе перед ним — чашка черного кофе, пачка «Marlboro» и зажигалка «Zippo». На краю пепельницы дымится сигарета.
Мужик встает, тянет руку, улыбается.
— Вы, как я понимаю, Владимир. Ну, присаживайтесь, можете раздеться.
Я снимаю «косуху», кладу ее на палатки, сажусь на табурет.
— Итак, вы студент второго курса иняза. Насколько хорошо владеете языком?
— Ну, достаточно, чтобы переводить письменно… или устно.
— Вот как? А зачем тогда все остальные курсы, если за год можно выучить язык? Нет, я не подвергаю сомнению ваши знания, просто любопытно.
— Со второго семестра начинается второй язык — немецкий, ну и другие предметы, специальные…
— Понятно. В принципе, нам люди нужны, качественные кадры всегда ценятся. Это еще Ленин говорил. Хоть его сейчас и низвергли — и справедливо низвергли, я считаю, — но в чем-то он был прав… Да, я не представился — Кулаков Константин Петрович, директор и владелец, можно сказать, этой фирмы. В туризме — больше десяти лет. В профессиональном, я имею в виду. А вообще занимаюсь этим с института. Я, так сказать, «шестидесятник», для меня это — одно из главных удовольствий: по реке на байдарках, с палатками, рюкзаками, песни под гитару… — Он затягивается сигаретой, делает глоток кофе. — И когда появилась возможность совместить полезное с приятным, я сразу за это взялся. Пять лет назад организовал первый в республике спортивно-туристский кооператив. И здесь путешествовали — сплавы по рекам устраивали, слеты туристские, и за границу прорубил окно — начал возить людей в Прагу. Это и сейчас наш основной маршрут.
Заходит впустившая меня девушка, в руке — яблоко. Она открывает кран, моет яблоко над раковиной. Из-за воды слов Кулакова не слышно. Он замолкает.
Девушка выключает воду, выходит.
Кулаков тушит сигарету о край пепельницы.
— Я перейду на «ты», если нет возражений?
— Да, конечно.
— Итак, опыт работы у тебя есть?
— Да, я работал месяц в коммерческой фирме, переводчиком, но офис ограбили — и меня сократили…
— А как фирма называлась?
— «Сэйф». Торговля автомобильными системами сигнализации.
— Что-то не слышал про такую. Должно быть, небольшая фирма. Сейчас их много развелось… Хотя это хорошо — всплеск малого бизнеса… И что ты там делал?
— В основном, переводил инструкции с английского языка…
— У нас, конечно, работа будет поинтереснее. Мы — развиваемся, причем развиваемся достаточно динамично. Начинали, как я уже сказал, с Праги, теперь освоили новое направление — Грецию. Шоп-туры, но это, так сказать, веление времени, хотя я надеюсь, что скоро люди будут ездить в Грецию не только за шубами, но и посмотреть Акрополь… Да, на чем я остановился? Мы планируем развиваться и дальше, у нас появятся новые маршруты, и в этом смысле знание английского языка нам очень даже пригодится. Все-таки язык межнационального общения. Значит, разработка туров, деловая переписка, ну и сопровождение групп за границу, естественно.
Он берет из пачки сигарету, закуривает, отпивает кофе.
— Если тебя заинтересовало, будем разговаривать серьезно, в том числе и по поводу зарплаты…
— Да, заинтересовало.
— Это хорошо. Но сначала я должен посоветоваться со своим компаньоном. Брать человека на работу — достаточно большая ответственность, и я не хотел бы давать тебе пустых обещаний. Позвони мне послезавтра в такое же время.
— Хорошо. До свидания.
— Всего хорошего.
***
Захожу в комнату. На кровати Дрона — чувак в сером китайском свитере и Лариска из восьмой комнаты, одногруппница Дрона. На столе — два импортных пакета томатного сока и большая бутылка водки «Smirnoff».
— Знакомьтесь, — говорит Дрон. — Это наш сосед, Вован. А это — Слон, раньше был в нашей группе, потом забил на это дело. Работает в обмене валюты, кассиром. Сколько ты получаешь, а, Слон?
— Не скажу.
— Что, секрет фирмы? Не, правда, в некоторых конторах нельзя никому говорить, какая у тебя зарплата. Мне Захаренко, пацан с пятого курса, рассказывал — он на «Кока-колу» устроился… Знаешь ты его, такой рыжий, с веснушками. Говорил — подписал контракт, все стабильно. Обязуюсь никому не говорить про свою зарплату. У тебя, Слонище, тоже так?
— Почти что.
Лариска курит. Она — симпатичная, но вся нервная, дерганая.
Дрон говорит:
— Давайте еще по одной «бляди Мэри». Садись и ты, Вован. Рюмок нет — бери чашку.
Слон разливает водку, добавляет сок. Выпиваем.
— Что ты насчет армии будешь делать, а, Слон? — спрашивает Дэмп.