- Значит, вы мне поможете?! - подскочил над креслом Авка. - Ой, простите, что перебил…
- Ничего, ничего. Если меня не перебить, я могу предаваться воспоминаниям до бесконечности. Вспоминания, друг мой, сладкий удел старости, и… А что ты сказал?
- Значит, вы мне поможете?
- Вернуться домой?
- Да нет же! Сблизить материки! С помощью китов!
- О-о-о! - академик Уко Двуполовинус будто проснулся. Глянул на Авку двумя глазами. - Дитя мое, ты ставишь глобальную задачу!
Авка утонул в кресле по макушку. И горько прошептал оттуда:
- Значит, нельзя?
- Что значит "нельзя"? И что значит "можно"? - Академик слез со скамьи и зашагал среди шаров и приборов. - Все относительно, друг мой! И чтобы не нарушить гармонию природных сил, следует выяснить: соответствует ли важность причины масштабам предстоящих действий?
Причина явно не соответствовала. Авка провалился еще глубже, и у него намокли глаза. Уко Двуполовинус мельком глянул на него и заходил быстрее. Почти забегал.
- Подожди, подожди! Я ведь не сказал "нет"! Я пока просто рассуждаю. Материки двигать - не в чопки играть… С одной стороны, постановка вопроса абсурдна. А с другой… Мало ли случаев, когда именно абсурдный подход приводил к позитивным сдвигам космического масштаба? Взять, например, случай с планетой Кактуселла и… Впрочем, это неважно… А в нашем случае… Я мог бы написать научную книгу "Любовь как движущая сила глобальных геопреобразований". Мой вечный оппонент магистр Яконако Будитто из Обратного мира опять придет в ярость, но в конце концов так ему и надо…
И ученый муж забегал с такой скоростью, что Авка не успевал вертеть головой, - вокруг кресла, среди приборов, между книжных груд! А один раз академик даже пробежался по вертикальной плоскости! По ковру, который висел на единственной не закрытой полками и аппаратами стене. Он, видимо, сам смутился этого поступка. Перескочил через бочку с оранжевым кактусом и остановился перед Авкой. Расправил крылья бороды.
- Так о чем же мы говорили?
- О китах, ваша высокоученость.
- Да! Именно!… И вот в чем вопрос! Как эти самые киты отнесутся к нашей проблеме? Воспримут ли они ее в нужном ракурсе?
- А если их очень-очень попросить?
- Хм… попросить… Ты думаешь, с ними легко беседовать? Наверно, тебе кажется, что они - обыкновенные морские киты, только очень крупного размера…
- А разве нет? - осторожно сказал Авка из кресла.
- Ох, мальчик… Все зависит от точки зрения. Правильнее всего этих "китов" следует рассматривать как три философские категории. Как три идеи мира… Так называемый Мудрилло - это разум, способность к анализу и умение выбрать оптимальный вариант развития. Храбрилло - устремленность и движущая сила. А Хорошилло - эстетика, стремление к наиболее полной гармонии мира… Ты меня понимаешь?
- Конечно! - соврал Авка. И спросил: - А поговорить-то с ними все-таки можно?
- Попробуем, попробуем… И если тебе хочется видеть в них именно китов, то… Может быть, это даже облегчает задачу…
- А долго до них добираться? - опасливо спросил Авка и подумал: "Неужели опять куда-то вверх тормашками?"
- Добираться никуда не надо. Это делается иначе… вот так! - Уко Двуполовинус ухватил два крыла бороды, свел вместе их острые концы. Между ними проскочила трескучая искра (Авка подпрыгнул в кресле). Со стены шумно упал ковер. Под ним открылась штукатурка с трещинами. Но тут же трещины растаяли, стена стала прозрачной и зеленой. За стеклом колыхнулась толща воды. В ней различимы были пузырьки и водоросли.
Авка широченно раскрыл глаза.
Из водорослей показалась рыжая кошачья морда.
- Мр-р… - донеслось из-за стекла.
- Подожди, голубушка, - слегка досадливо отозвался академик. - Пообщаемся позже. А пока посиди у себя в раковине. Иначе можешь уменьшиться до размеров молекулы, у меня эксперимент с перестройкой масштабов.
Кошка скорчила обиженную мину. Вильнула туловищем, и… оказалось, что тело у нее кошачье лишь спереди, а сзади - большой рыбий хвост.
- Ой! - не сдержал удивления Авка. Уко Двуполовинус оглянулся:
- Это Агнесса. Раньше она была обыкновенной кошкой, но ужасно любила свежую рыбу, и в конце концов такая страсть привела ее к биологической перестройке. Видишь, получилась кошка-русалка… Доказательство того, что все хорошо в меру… Впрочем, по натуре она осталась обычной кошкой. Иногда приходится брать на руки и чесать за ухом. На основе этого случая мною написана статья для "Межпространственного биологического вестника", но в редакции сидят такие ретрограды… Ты знаешь, кто такие ретрограды?
- Ага… - опять соврал Авка. - Ваша высокоученость, а как с китами-то?
- Ах, да! Киты, киты, киты… небывалой красоты… Пам-парам-парам… там-там… Надо спроецировать их на эту поверхность в приемлемых размерах… мерах… мерах… Там-тарам… - Академик опять соединил волосатые сосульки бороды. На этот раз электричеством шарахнуло так, что по углам подпрыгнули стеклянные шары, Авка громко сказал "ой". Кошачья русалка Агнесса метнулась за стеклом и пропала.
И наступила звенящая тишина.
Курс вест-норд-вест
Самый надежный друг
- Ничего, ничего. Если меня не перебить, я могу предаваться воспоминаниям до бесконечности. Вспоминания, друг мой, сладкий удел старости, и… А что ты сказал?
- Значит, вы мне поможете?
- Вернуться домой?
- Да нет же! Сблизить материки! С помощью китов!
- О-о-о! - академик Уко Двуполовинус будто проснулся. Глянул на Авку двумя глазами. - Дитя мое, ты ставишь глобальную задачу!
Авка утонул в кресле по макушку. И горько прошептал оттуда:
- Значит, нельзя?
- Что значит "нельзя"? И что значит "можно"? - Академик слез со скамьи и зашагал среди шаров и приборов. - Все относительно, друг мой! И чтобы не нарушить гармонию природных сил, следует выяснить: соответствует ли важность причины масштабам предстоящих действий?
Причина явно не соответствовала. Авка провалился еще глубже, и у него намокли глаза. Уко Двуполовинус мельком глянул на него и заходил быстрее. Почти забегал.
- Подожди, подожди! Я ведь не сказал "нет"! Я пока просто рассуждаю. Материки двигать - не в чопки играть… С одной стороны, постановка вопроса абсурдна. А с другой… Мало ли случаев, когда именно абсурдный подход приводил к позитивным сдвигам космического масштаба? Взять, например, случай с планетой Кактуселла и… Впрочем, это неважно… А в нашем случае… Я мог бы написать научную книгу "Любовь как движущая сила глобальных геопреобразований". Мой вечный оппонент магистр Яконако Будитто из Обратного мира опять придет в ярость, но в конце концов так ему и надо…
И ученый муж забегал с такой скоростью, что Авка не успевал вертеть головой, - вокруг кресла, среди приборов, между книжных груд! А один раз академик даже пробежался по вертикальной плоскости! По ковру, который висел на единственной не закрытой полками и аппаратами стене. Он, видимо, сам смутился этого поступка. Перескочил через бочку с оранжевым кактусом и остановился перед Авкой. Расправил крылья бороды.
- Так о чем же мы говорили?
- О китах, ваша высокоученость.
- Да! Именно!… И вот в чем вопрос! Как эти самые киты отнесутся к нашей проблеме? Воспримут ли они ее в нужном ракурсе?
- А если их очень-очень попросить?
- Хм… попросить… Ты думаешь, с ними легко беседовать? Наверно, тебе кажется, что они - обыкновенные морские киты, только очень крупного размера…
- А разве нет? - осторожно сказал Авка из кресла.
- Ох, мальчик… Все зависит от точки зрения. Правильнее всего этих "китов" следует рассматривать как три философские категории. Как три идеи мира… Так называемый Мудрилло - это разум, способность к анализу и умение выбрать оптимальный вариант развития. Храбрилло - устремленность и движущая сила. А Хорошилло - эстетика, стремление к наиболее полной гармонии мира… Ты меня понимаешь?
- Конечно! - соврал Авка. И спросил: - А поговорить-то с ними все-таки можно?
- Попробуем, попробуем… И если тебе хочется видеть в них именно китов, то… Может быть, это даже облегчает задачу…
- А долго до них добираться? - опасливо спросил Авка и подумал: "Неужели опять куда-то вверх тормашками?"
- Добираться никуда не надо. Это делается иначе… вот так! - Уко Двуполовинус ухватил два крыла бороды, свел вместе их острые концы. Между ними проскочила трескучая искра (Авка подпрыгнул в кресле). Со стены шумно упал ковер. Под ним открылась штукатурка с трещинами. Но тут же трещины растаяли, стена стала прозрачной и зеленой. За стеклом колыхнулась толща воды. В ней различимы были пузырьки и водоросли.
Авка широченно раскрыл глаза.
Из водорослей показалась рыжая кошачья морда.
- Мр-р… - донеслось из-за стекла.
- Подожди, голубушка, - слегка досадливо отозвался академик. - Пообщаемся позже. А пока посиди у себя в раковине. Иначе можешь уменьшиться до размеров молекулы, у меня эксперимент с перестройкой масштабов.
Кошка скорчила обиженную мину. Вильнула туловищем, и… оказалось, что тело у нее кошачье лишь спереди, а сзади - большой рыбий хвост.
- Ой! - не сдержал удивления Авка. Уко Двуполовинус оглянулся:
- Это Агнесса. Раньше она была обыкновенной кошкой, но ужасно любила свежую рыбу, и в конце концов такая страсть привела ее к биологической перестройке. Видишь, получилась кошка-русалка… Доказательство того, что все хорошо в меру… Впрочем, по натуре она осталась обычной кошкой. Иногда приходится брать на руки и чесать за ухом. На основе этого случая мною написана статья для "Межпространственного биологического вестника", но в редакции сидят такие ретрограды… Ты знаешь, кто такие ретрограды?
- Ага… - опять соврал Авка. - Ваша высокоученость, а как с китами-то?
- Ах, да! Киты, киты, киты… небывалой красоты… Пам-парам-парам… там-там… Надо спроецировать их на эту поверхность в приемлемых размерах… мерах… мерах… Там-тарам… - Академик опять соединил волосатые сосульки бороды. На этот раз электричеством шарахнуло так, что по углам подпрыгнули стеклянные шары, Авка громко сказал "ой". Кошачья русалка Агнесса метнулась за стеклом и пропала.
И наступила звенящая тишина.
Курс вест-норд-вест
Прошла минута.
Зелень за громадным стеклом просветлела. В ней обрисовались три… чего три? Какие-то темные полушария… с глазами и пастями… О-о-о! Китовые головы! Авка перепуганно сжался в кресле. Не китов он испугался, а того, что вот он, этот момент!
Уко Двуполовинус вскочил на стопку книг-чемоданов.
- Приветствую вас, господа! - возгласил он фальцетом.
- Добрый день. Прекрасная погода, не правда ли? - отозвалась левая пасть.
- А чего надо-то? - не так любезно сказала правая. - Давайте сразу к делу.
- Очевидно, у вас проблемы, профессор? - солидно осведомилась средняя.
Голоса были - даже и не голоса, а будто мягкие толчки пространства. Казалось, что стекло слегка выгибается.
- Проблемы не у меня! - обрадованно закричал Уко Двуполовинус. - Они вот у этого молодого человека!… Август Головка, поприветствуйте господ Мудриллу, Храбриллу и Хорошиллу!
Авка выскочил из кресла, встал навытяжку и трижды сделал школьный поклон - как на экзамене.
Громадные головы в воде слегка пошевелились - видимо, в ответных поклонах. Затем средний кит (наверняка Мудрилло!) солидно попросил:
- Нельзя ли узнать суть дела?
- Можно! - подпрыгнул на книгах академик. - Суть проста! Мальчик влюбился! А предмет его обожания находится на другом континенте! На черепахином! Представляете ситуацию?! Средств сообщения никаких, техника еще не доросла, а у мальчика изболелось сердце!
- Угораздило пацана, - хмыкнул правый кит. - Плюнул бы да забыл! Поближе нет, что ли, никого?
- Ах, что вы говорите, Храбрилло! - возразил тот, что слева. - Сердцу не прикажешь. Любовь - одна из главных сил мировой гармонии, и относиться к этому чувству следует трепетно.
- Ну и трепещи, - буркнул Храбрилло. - А мне эти сердечные страдания по фигу…
- Как вы можете так рассуждать!
- Господа, не ссорьтесь! А то опять будет землетрясение, - вмешался рассудительный Мудрилло. - Профессор! Чувства этого симпатичного мальчика заслуживают уважения, но… влюбленных мальчиков множество, и если по желанию каждого двигать материки…
- Господин Мудрилло! В вашем суждении есть определенная логика, однако же… в большинстве случаев девочки находятся от влюбленных мальчиков недалеко. А здесь ситуация уникальная. И Август Головка нашел оригинальнейший способ ее решения. Впервые в истории! Мы должны уважать приоритеты!… А?
- Должны-то должны… А что скажет население?
- А ему не все ли равно? - осторожно вмешался Авка. - Если ехать потихоньку, никто ничего и не заметит.
- До поры, до времени, - возразил Мудрилло. - А когда начнется сближение…
- Это будет прекрасно! - перебил Хорошилло. - Возникнет возможность общения многих человеческих душ!
- Гм… - сказал Храбрилло.
- Почему "гм"? Я вас не понимаю!…
- Пилить куда-то через весь океан… не зная, что из этого выйдет.
"Бзяка-бояка!" - стиснул зубы Авка. Но промолчал, конечно.
А Хорошилло не промолчал:
- Можно подумать, что вы не Храбрилло, а Лентяйло.
- Одно другому не мешает, - философски зевнул Храбрилло.
- Но это же не составит вам никакого труда! - опять вступил в спор Уко Двуполовинус. - Один раз шевельнете хвостами и дальше поплывете по инерции. В конце концов, какая разница: быть в неподвижности или плыть? Ведь неподвижность - всего лишь одна из разновидностей движения!
- В ваших суждениях есть логика, - опять согласился Мудрилло. - Однако я боюсь, что…
- А я не боюсь! - вдруг гаркнул Храбрилло. Так, что стекло выгнулось полушарием. - И терпеть не могу, когда кто-нибудь боится рядом! Плыть так плыть! Меньше слов, больше дела!
- Но… - опять начал Мудрилло.
- Никаких "но"! Сколько можно торчать на одном месте? У меня пузо обросло ракушками! Да здравствует экспедиция!
- Хорошо, пусть да здравствует, - глубоко вздохнул Мудрилло. - Я подчиняюсь большинству, хотя последствия непредсказуемы… Но куда же плыть-то? Профессор укажет направление? - Разумеется! Если обозначить географический северный полюс нулевым градусом, то курс будет -двести девяносто два! Или, выражаясь по-старинному, вест-норд-вест! Но вам надо согласовать систему прокладки курса. Известно, что у господина Мудриллы внутри гирокомпас, не подверженный магнитным влияниям. Господин Храбрилло, наоборот, привык ориентироваться по магнитным силовым линиям. А господин Хорошилло предпочитает полагаться на интуицию. Две тысячи лет назад это едва не привело к расколу континента. Когда вы передвигали его к востоку, чтобы уберечь от прямого попадания кометы Бородатая Баба…
- Чего-то не помню… - виновато побурчал Храбрилло.
- Было, было… - сокрушенно вспомнил Хорошилло. - Мы в тот раз непростительно дали волю эмоциям…
Мудрилло заявил с капитанской твердостью:
- На этот раз воли не будет. Направление стану держать я, а вы поплывете справа и слева без фокусов…
- Как пристяжные лошади, - хмыкнул Храбрилло.
- Мудрилло прав, - сказал Хорошилло. - Не следует делать одну глупость дважды.
- Тогда что? Поехали! - гаркнул Храбрилло, и стекло едва не лопнуло.
- Так сразу? - усомнился Мудрилло.
- А чего ждать, если решили?
- Пусть Мудрилло определит, как лечь на курс, - напомнил Хорошилло.
- Да это не проблема. Признаться, я уже…
- Тогда вперед! - с нетерпеливым бульканьем скомандовал Храбрилло. И неожиданно пропел: - Давай-ка, ямщик, потихонечку трогай…
- Спокойно, спокойно! Только по моей команде, - велел Мудрилло. - Все вместе… Прощайте, профессор. Всего хорошего, мальчик… - И стеклянная стена превратилась в штукатурку. И ковер сам собой приклеился к ней. А Уко Двуполовинус прыгнул с книг.
- Ну вот и…
В этот миг пол под Авкой слегка поехал в сторону. Стеклянные шары звякнули, за ковром опасливо мявкнула Агнесса.
- Ого! Значит, уже поехали! - обрадовался академик. - Поздравляю вас, Август Головка, вы на пути к осуществлению мечты.
- Ох… спасибо… А долго это будет?
- Не знаю, не знаю. Это зависит от китов. Надеюсь, за месяц управятся…
"Это ничего", - подумал Авка. И вспомнил:
- Ох… а как же мне теперь домой-то?
- Нет ничего проще! Я же обещал помочь!… Сейчас я выведу тебя на Липовый бульвар, по нему добежишь до улицы Всеобщего Восхищения. Там на углу площадка. Остановка… гм… транспорта. Он тебя моментально доставит на поверхность.
И не успел Авка оглянуться, как оказался снаружи дома, на аллее среди густых лип.
- Счастливого пути, друг мой. Возможно, еще увидимся
- Но ваша высокоученость! Там, с привратником, остался Лучик! То есть Лучезар Окрыленный! Мой друг! Он не знает…
- Не волнуйся, он тебя скоро догонит! На то и "окрыленный". Шагай!
Авка зашагал. Оглядывался: "Догонит ли?"
Зря он тревожился. Очень скоро из-за цветущей между липами желтой акации выбрался встрепанный Лучик.
- Авка! Хорошо, что ты здесь! Бежим, пока не догнал!
- Кто?
- Ну, этот тип! Привратник! Я от него еле ушел! Он хотел оторвать и намагнитить мне уши!
- За что?!
- За стихи…
Конечно, этот разговор был уже на бегу. Но бежать в тесных башмаках было больно, и Авка скоро захромал.
- Подожди… Наверно, уже не догонит. А догонит - мы ему каблуками по носу! На… - он скинул туфли и одну дал Лучику, а вторую сжал, как оружие. Дальше двинулись шагом.
- Ну, как там с китами-то? - часто дыша, спросил Лучик.
- Нормально. Уже поехали…
- Не может быть!
- Правда, поехали. Ты, что ли, не заметил, как толкнулась земля?
- До того ли мне было? Еле спасся от этого придурка!
- А что за стихи-то?
- Он пристал: сочини да сочини! У меня лопнуло терпение! Я ему и прочитал:
Мы знаем, что Дву- половинусу Уко Подвластна любая на свете наука. Но все ж один раз изготовил он брак: Привратник его получился дурак!
Он ка-ак завопит, как заскрежещет! Хвать меня за шиворот, за подол! Чуть медаль не оторвал… Я бежать! Он за мной! У меня две ноги, а у него… Хорошо, что рядом кусты, он застрял…
- Теперь уж не догонит, - опять успокоил Авка. Но все же оглянулся.
Они дошли до конца аллеи. Табличка на розовом столбе указывала, что именно здесь улица Всеобщего Восхищения. Улица была красивая, с розовыми, узорчатыми, как пряники, домами, но никакого восхищения вокруг не наблюдалось. Видимо, население Глубинной столицы устало ликовать и разошлось по домам. Только пушистое солнышко по-прежнему сияло в зените. Оно освещало на тротуарах сломанные вертушки, лопнувшие шарики, обертки от конфет и прочий праздничный мусор.
- Да, повеселились, - высказался Лучик. Почему-то без удовольствия.
- А где остановка-то? - забеспокоился Авка.
- По-моему, вон там…
У края мостовой виднелась площадка под черепичной крышей. Подошли. К витому столбику навеса была приколочена доска с неаккуратной надписью:
Ост. тр.
А пониже непонятное добавление: (хи-хи!)
- Странное дело, - озабоченно сказал Лучик.
- А чего странного?
- Не знаю… Ладно, подождем. Может, появится извозчик?
- Разве на извозчике можно уехать в Верхний мир?
- Смотря на каком…
И Авке представилась железная колесница со множеством фонарей, запряженная механическими существами вроде привратника Пустобрехуса.
Но ничего похожего не появлялось. Ничего и никого. "Не нравится мне это", - подумалось Авке. Ему очень хотелось домой. Даже сильнее, чем к Звенке.
Наконец к площадке подковыляло странное создание (Авка уже ничему не удивлялся). Это был черный кожаный мешок ростом с мальчишек, с большими коровьими глазами в верхней части и с короткими отростками - видимо, руки-ноги, только без пальцев. А еще у мешка был короткий хобот с воронкой. Воронка со свистом и хлюпаньем втягивала мусор.
Лучик смотрел на незнакомца с опаской, Авка же… Ему почудилось в черном мешке что-то знакомое.
Мешок ласково помахал длинными ресницами.
- Здравствуйте, - сипло донеслось из воронки. - Август, вы меня не узнаете?
- М-м… - уклончиво сказал Авка.
- Я бывшая БЧП! Которая вас чуть-чуть не растворила… Теперь я понимаю, что была не права. Надеюсь, вы не очень обижены на меня?
- Н… нет. Но, по-моему, вы сильно изменились…
- Конечно! И внешне, и внутренне! Многократно уменьшилась в объеме, свалилась сюда и не знала, чем заниматься дальше! Спасибо господину Квадратусу! Он выяснил, что я могу теперь всасывать и растворять лишь всякие мелочи, разную ненужную чепуху, и назначил меня уборщицей мусора. Самая подходящая для меня должность! Всегда хватает работы, а сегодня - особенно! Всего хорошего… Ох, сколько сора! До чего неаккуратные граждане… - И бывшая БЧП, сопя и булькая, заковыляла дальше.
- Ну вот, теперь от нее только польза, - с удовольствием сказал Авка. - А то хотела царить во всем мире.
- Царить она не будет, - сумрачно сказал Лучик. - Но и наверх тебя не отвезет… Кстати, а зачем тебе туда? Здесь ты прославленный герой и… А-а-а!
Авка подпрыгнул и оглянулся. К ним, как воздушный шар, тихо подплывал двухсаженный шароглот. Он аппетитно облизывал толстые губы.
- Иди отсюда! - заорал Лучик.
- Убирайся! Пошел вон! - завопил Авка.
Оба замахали башмаками, которые все еще держали в руках (у каждого по одному).
- Махай - не махай, а песенка твоя спета, Лучезар Окрыленный, - густым довольным голосом заявил шароглот.
- Почему?! Чего я плохого сделал-то?! - взвыл несчастный стихотворец.
- А чего хорошего? Надо к переэкзаменовке готовиться, математику учить, а ты болтаешься неизвестно где! Мать с отцом себе места не находят… Ну-ка…
- А-а! Не надо!…
Но было поздно. Пузырчатый язык шароглота сделался узким и длинным. Дотянулся, опоясал бедного Лучика поперек живота и рывком унес в распахнувшуюся пасть. Хлоп! - красные губы сомкнулись. Шар сделал глотательное движение. Улыбнулся и поплыл прочь.
Да что же это! Будто и не было на свете Лучезара Окрыленного! Авка окаменел.
- Эй! Пора, - басовито сказали у него за спиной. Авка деревянно обернулся.
Другой шароглот колыхался в двух шагах.
- Ну-ка… - Он деловито вытянул язык.
- Я… не…
Но упругая сила сняла Авку с тротуара и унесла… куда унесла? Он не понял. В какой-то пахнущий зубным порошком сумрак. Показалось Авке, что его скрутили в длинный жгут, завязали множеством узлов и швырнули вверх. Он летел, летел и… шлепнулся.
Посидел, раскинув ноги, открыл глаза. И увидел, что он - под сухим осокорем. На Щетинистом острове.
Зелень за громадным стеклом просветлела. В ней обрисовались три… чего три? Какие-то темные полушария… с глазами и пастями… О-о-о! Китовые головы! Авка перепуганно сжался в кресле. Не китов он испугался, а того, что вот он, этот момент!
Уко Двуполовинус вскочил на стопку книг-чемоданов.
- Приветствую вас, господа! - возгласил он фальцетом.
- Добрый день. Прекрасная погода, не правда ли? - отозвалась левая пасть.
- А чего надо-то? - не так любезно сказала правая. - Давайте сразу к делу.
- Очевидно, у вас проблемы, профессор? - солидно осведомилась средняя.
Голоса были - даже и не голоса, а будто мягкие толчки пространства. Казалось, что стекло слегка выгибается.
- Проблемы не у меня! - обрадованно закричал Уко Двуполовинус. - Они вот у этого молодого человека!… Август Головка, поприветствуйте господ Мудриллу, Храбриллу и Хорошиллу!
Авка выскочил из кресла, встал навытяжку и трижды сделал школьный поклон - как на экзамене.
Громадные головы в воде слегка пошевелились - видимо, в ответных поклонах. Затем средний кит (наверняка Мудрилло!) солидно попросил:
- Нельзя ли узнать суть дела?
- Можно! - подпрыгнул на книгах академик. - Суть проста! Мальчик влюбился! А предмет его обожания находится на другом континенте! На черепахином! Представляете ситуацию?! Средств сообщения никаких, техника еще не доросла, а у мальчика изболелось сердце!
- Угораздило пацана, - хмыкнул правый кит. - Плюнул бы да забыл! Поближе нет, что ли, никого?
- Ах, что вы говорите, Храбрилло! - возразил тот, что слева. - Сердцу не прикажешь. Любовь - одна из главных сил мировой гармонии, и относиться к этому чувству следует трепетно.
- Ну и трепещи, - буркнул Храбрилло. - А мне эти сердечные страдания по фигу…
- Как вы можете так рассуждать!
- Господа, не ссорьтесь! А то опять будет землетрясение, - вмешался рассудительный Мудрилло. - Профессор! Чувства этого симпатичного мальчика заслуживают уважения, но… влюбленных мальчиков множество, и если по желанию каждого двигать материки…
- Господин Мудрилло! В вашем суждении есть определенная логика, однако же… в большинстве случаев девочки находятся от влюбленных мальчиков недалеко. А здесь ситуация уникальная. И Август Головка нашел оригинальнейший способ ее решения. Впервые в истории! Мы должны уважать приоритеты!… А?
- Должны-то должны… А что скажет население?
- А ему не все ли равно? - осторожно вмешался Авка. - Если ехать потихоньку, никто ничего и не заметит.
- До поры, до времени, - возразил Мудрилло. - А когда начнется сближение…
- Это будет прекрасно! - перебил Хорошилло. - Возникнет возможность общения многих человеческих душ!
- Гм… - сказал Храбрилло.
- Почему "гм"? Я вас не понимаю!…
- Пилить куда-то через весь океан… не зная, что из этого выйдет.
"Бзяка-бояка!" - стиснул зубы Авка. Но промолчал, конечно.
А Хорошилло не промолчал:
- Можно подумать, что вы не Храбрилло, а Лентяйло.
- Одно другому не мешает, - философски зевнул Храбрилло.
- Но это же не составит вам никакого труда! - опять вступил в спор Уко Двуполовинус. - Один раз шевельнете хвостами и дальше поплывете по инерции. В конце концов, какая разница: быть в неподвижности или плыть? Ведь неподвижность - всего лишь одна из разновидностей движения!
- В ваших суждениях есть логика, - опять согласился Мудрилло. - Однако я боюсь, что…
- А я не боюсь! - вдруг гаркнул Храбрилло. Так, что стекло выгнулось полушарием. - И терпеть не могу, когда кто-нибудь боится рядом! Плыть так плыть! Меньше слов, больше дела!
- Но… - опять начал Мудрилло.
- Никаких "но"! Сколько можно торчать на одном месте? У меня пузо обросло ракушками! Да здравствует экспедиция!
- Хорошо, пусть да здравствует, - глубоко вздохнул Мудрилло. - Я подчиняюсь большинству, хотя последствия непредсказуемы… Но куда же плыть-то? Профессор укажет направление? - Разумеется! Если обозначить географический северный полюс нулевым градусом, то курс будет -двести девяносто два! Или, выражаясь по-старинному, вест-норд-вест! Но вам надо согласовать систему прокладки курса. Известно, что у господина Мудриллы внутри гирокомпас, не подверженный магнитным влияниям. Господин Храбрилло, наоборот, привык ориентироваться по магнитным силовым линиям. А господин Хорошилло предпочитает полагаться на интуицию. Две тысячи лет назад это едва не привело к расколу континента. Когда вы передвигали его к востоку, чтобы уберечь от прямого попадания кометы Бородатая Баба…
- Чего-то не помню… - виновато побурчал Храбрилло.
- Было, было… - сокрушенно вспомнил Хорошилло. - Мы в тот раз непростительно дали волю эмоциям…
Мудрилло заявил с капитанской твердостью:
- На этот раз воли не будет. Направление стану держать я, а вы поплывете справа и слева без фокусов…
- Как пристяжные лошади, - хмыкнул Храбрилло.
- Мудрилло прав, - сказал Хорошилло. - Не следует делать одну глупость дважды.
- Тогда что? Поехали! - гаркнул Храбрилло, и стекло едва не лопнуло.
- Так сразу? - усомнился Мудрилло.
- А чего ждать, если решили?
- Пусть Мудрилло определит, как лечь на курс, - напомнил Хорошилло.
- Да это не проблема. Признаться, я уже…
- Тогда вперед! - с нетерпеливым бульканьем скомандовал Храбрилло. И неожиданно пропел: - Давай-ка, ямщик, потихонечку трогай…
- Спокойно, спокойно! Только по моей команде, - велел Мудрилло. - Все вместе… Прощайте, профессор. Всего хорошего, мальчик… - И стеклянная стена превратилась в штукатурку. И ковер сам собой приклеился к ней. А Уко Двуполовинус прыгнул с книг.
- Ну вот и…
В этот миг пол под Авкой слегка поехал в сторону. Стеклянные шары звякнули, за ковром опасливо мявкнула Агнесса.
- Ого! Значит, уже поехали! - обрадовался академик. - Поздравляю вас, Август Головка, вы на пути к осуществлению мечты.
- Ох… спасибо… А долго это будет?
- Не знаю, не знаю. Это зависит от китов. Надеюсь, за месяц управятся…
"Это ничего", - подумал Авка. И вспомнил:
- Ох… а как же мне теперь домой-то?
- Нет ничего проще! Я же обещал помочь!… Сейчас я выведу тебя на Липовый бульвар, по нему добежишь до улицы Всеобщего Восхищения. Там на углу площадка. Остановка… гм… транспорта. Он тебя моментально доставит на поверхность.
И не успел Авка оглянуться, как оказался снаружи дома, на аллее среди густых лип.
- Счастливого пути, друг мой. Возможно, еще увидимся
- Но ваша высокоученость! Там, с привратником, остался Лучик! То есть Лучезар Окрыленный! Мой друг! Он не знает…
- Не волнуйся, он тебя скоро догонит! На то и "окрыленный". Шагай!
Авка зашагал. Оглядывался: "Догонит ли?"
Зря он тревожился. Очень скоро из-за цветущей между липами желтой акации выбрался встрепанный Лучик.
- Авка! Хорошо, что ты здесь! Бежим, пока не догнал!
- Кто?
- Ну, этот тип! Привратник! Я от него еле ушел! Он хотел оторвать и намагнитить мне уши!
- За что?!
- За стихи…
Конечно, этот разговор был уже на бегу. Но бежать в тесных башмаках было больно, и Авка скоро захромал.
- Подожди… Наверно, уже не догонит. А догонит - мы ему каблуками по носу! На… - он скинул туфли и одну дал Лучику, а вторую сжал, как оружие. Дальше двинулись шагом.
- Ну, как там с китами-то? - часто дыша, спросил Лучик.
- Нормально. Уже поехали…
- Не может быть!
- Правда, поехали. Ты, что ли, не заметил, как толкнулась земля?
- До того ли мне было? Еле спасся от этого придурка!
- А что за стихи-то?
- Он пристал: сочини да сочини! У меня лопнуло терпение! Я ему и прочитал:
Мы знаем, что Дву- половинусу Уко Подвластна любая на свете наука. Но все ж один раз изготовил он брак: Привратник его получился дурак!
Он ка-ак завопит, как заскрежещет! Хвать меня за шиворот, за подол! Чуть медаль не оторвал… Я бежать! Он за мной! У меня две ноги, а у него… Хорошо, что рядом кусты, он застрял…
- Теперь уж не догонит, - опять успокоил Авка. Но все же оглянулся.
Они дошли до конца аллеи. Табличка на розовом столбе указывала, что именно здесь улица Всеобщего Восхищения. Улица была красивая, с розовыми, узорчатыми, как пряники, домами, но никакого восхищения вокруг не наблюдалось. Видимо, население Глубинной столицы устало ликовать и разошлось по домам. Только пушистое солнышко по-прежнему сияло в зените. Оно освещало на тротуарах сломанные вертушки, лопнувшие шарики, обертки от конфет и прочий праздничный мусор.
- Да, повеселились, - высказался Лучик. Почему-то без удовольствия.
- А где остановка-то? - забеспокоился Авка.
- По-моему, вон там…
У края мостовой виднелась площадка под черепичной крышей. Подошли. К витому столбику навеса была приколочена доска с неаккуратной надписью:
Ост. тр.
А пониже непонятное добавление: (хи-хи!)
- Странное дело, - озабоченно сказал Лучик.
- А чего странного?
- Не знаю… Ладно, подождем. Может, появится извозчик?
- Разве на извозчике можно уехать в Верхний мир?
- Смотря на каком…
И Авке представилась железная колесница со множеством фонарей, запряженная механическими существами вроде привратника Пустобрехуса.
Но ничего похожего не появлялось. Ничего и никого. "Не нравится мне это", - подумалось Авке. Ему очень хотелось домой. Даже сильнее, чем к Звенке.
Наконец к площадке подковыляло странное создание (Авка уже ничему не удивлялся). Это был черный кожаный мешок ростом с мальчишек, с большими коровьими глазами в верхней части и с короткими отростками - видимо, руки-ноги, только без пальцев. А еще у мешка был короткий хобот с воронкой. Воронка со свистом и хлюпаньем втягивала мусор.
Лучик смотрел на незнакомца с опаской, Авка же… Ему почудилось в черном мешке что-то знакомое.
Мешок ласково помахал длинными ресницами.
- Здравствуйте, - сипло донеслось из воронки. - Август, вы меня не узнаете?
- М-м… - уклончиво сказал Авка.
- Я бывшая БЧП! Которая вас чуть-чуть не растворила… Теперь я понимаю, что была не права. Надеюсь, вы не очень обижены на меня?
- Н… нет. Но, по-моему, вы сильно изменились…
- Конечно! И внешне, и внутренне! Многократно уменьшилась в объеме, свалилась сюда и не знала, чем заниматься дальше! Спасибо господину Квадратусу! Он выяснил, что я могу теперь всасывать и растворять лишь всякие мелочи, разную ненужную чепуху, и назначил меня уборщицей мусора. Самая подходящая для меня должность! Всегда хватает работы, а сегодня - особенно! Всего хорошего… Ох, сколько сора! До чего неаккуратные граждане… - И бывшая БЧП, сопя и булькая, заковыляла дальше.
- Ну вот, теперь от нее только польза, - с удовольствием сказал Авка. - А то хотела царить во всем мире.
- Царить она не будет, - сумрачно сказал Лучик. - Но и наверх тебя не отвезет… Кстати, а зачем тебе туда? Здесь ты прославленный герой и… А-а-а!
Авка подпрыгнул и оглянулся. К ним, как воздушный шар, тихо подплывал двухсаженный шароглот. Он аппетитно облизывал толстые губы.
- Иди отсюда! - заорал Лучик.
- Убирайся! Пошел вон! - завопил Авка.
Оба замахали башмаками, которые все еще держали в руках (у каждого по одному).
- Махай - не махай, а песенка твоя спета, Лучезар Окрыленный, - густым довольным голосом заявил шароглот.
- Почему?! Чего я плохого сделал-то?! - взвыл несчастный стихотворец.
- А чего хорошего? Надо к переэкзаменовке готовиться, математику учить, а ты болтаешься неизвестно где! Мать с отцом себе места не находят… Ну-ка…
- А-а! Не надо!…
Но было поздно. Пузырчатый язык шароглота сделался узким и длинным. Дотянулся, опоясал бедного Лучика поперек живота и рывком унес в распахнувшуюся пасть. Хлоп! - красные губы сомкнулись. Шар сделал глотательное движение. Улыбнулся и поплыл прочь.
Да что же это! Будто и не было на свете Лучезара Окрыленного! Авка окаменел.
- Эй! Пора, - басовито сказали у него за спиной. Авка деревянно обернулся.
Другой шароглот колыхался в двух шагах.
- Ну-ка… - Он деловито вытянул язык.
- Я… не…
Но упругая сила сняла Авку с тротуара и унесла… куда унесла? Он не понял. В какой-то пахнущий зубным порошком сумрак. Показалось Авке, что его скрутили в длинный жгут, завязали множеством узлов и швырнули вверх. Он летел, летел и… шлепнулся.
Посидел, раскинув ноги, открыл глаза. И увидел, что он - под сухим осокорем. На Щетинистом острове.
Самый надежный друг
Первая мысль была о Лучике. Радостная. "Если жив я, значит, и он - тоже!"
Вторая мысль: "Ох, а башмак-то у меня!" Потому что Авка все еще сжимал в руке белую атласную туфлю. Небось, влетит Лучезару, когда явится домой изжеванный да еще наполовину разутый. Родители не поглядят, что Окрыленный…
"Да ведь и мне влетит! Мои-то башмаки тоже тю-тю…"
Однако сам страдай, а друга спасай. Авка, постанывая от ушибов, добрался по осокорю до дупла. Оттуда по-прежнему пахло гнилым деревом и грибами. Авка опустил в темноту руку с башмаком и разжал пальцы. Может быть, по хитрым путям Глубинного мира башмак доберется как-нибудь до хозяина…
Потом Авка сел в развилке. Тыквогонская столица синела за болотом - башни, крыши, купола. Шпили императорского дворца. Солнце было желтым, предвечерним. "Сколько же времени-то прошло?"
Надо было возвращаться. Авка посмотрел вниз.
Внизу, у могучего подножья ствола, спал в колючей траве Гуська.
Он спал, устроив из необъятных белых брюк постель, - одну штанину подстелил под себя, другой накрылся. Съежился, как буква Z. Мелко двигал ногами в розовых бугорках от укусов пауков-мохнаток.
"Значит, все же не пошел один через болото! Ну, я тебя…"
Авка скатился вниз. Не очень-то ласково шевельнул "хлястика" ногой. Честно говоря, дал пинка.
- Хорошо устроился! Как на маминой кровати!
Гуська поднял лицо. Оно было острее обычного, на щеках серые полоски. Но он тут же заулыбался. Шире, шире. Сел.
- Ой! А-а-авка… Ты живой!
Еще и сияет!
- А ты хотел, чтобы неживой!
- Нет! Я наоборот хотел! Я знаешь как боялся! Тебя нет и нет… Я думал: подожду еще один день, а потом полезу за тобой…
- Как… еще один? А сколько их прошло?
- Сегодня уже третий…
"Ну да! Там-то, внизу, солнце незаходящее! Все дни - как один…" Но эта мысль проскочила где-то позади другой, главной: "Ох, а мама с папой что скажут!"
- И ты… все это время торчал здесь?!
- Конечно! Я тебя ждал…
У Авки - слезы фонтаном!
- А ты понимаешь, что сейчас дома творится? У отца сердце больное! Меня по всей Тыквогонии ищут! И тебя, идиота, заодно! Думают, что мы где-нибудь потонули!… Бзяка-бояка поганая! Испугался паршивых мохнаток…
Гуська перестал улыбаться. Глаза… они сделались не глаза, а глазища. Он встал. Отвернулся от Авки. Молча натянул штаны, подпоясал их под мышками веревочным пояском. Оглянулся через плечо.
- Ты, наверно, сам… идиот, вот!! - Он все же не посмел сказать "бзяка". - Ты… что ли, думаешь, будто я здесь безвылазно? Я же сходил, как ты велел! Все сказал! Что ты… что мы в деревне. А потом опять сюда… чтобы ждать… - И слезы у него, как у Авки…
Нет, все же не как у Авки. У того - ручьем, а у Гуськи - крупные капли. Они смывали на щеках старые полоски и оставляли новые. Видимо, вспомнился жуткий переход туда и обратно среди кусачей болотной твари.
В первую секунду пришло к Авке облегчение - дома все в порядке. Но это лишь на миг. А в следующий миг…
Гуська плакал, не отворачивая лица. Капли падали с треугольного подбородка. На подбородке был розовый бугорок - как на ногах. Неужели и сюда допрыгнула подлая мохнатка?
Всякие чувства приходилось испытывать Авке. И стыд тоже. Но самый большущий стыд из тех, что случался раньше, был крошечный пустяк по сравненью с нынешним. С тем, что липко и беспощадно вылился на Авку, заставил съежиться и задохнуться. И не просто стыд, а еще и режущая жалость к измученному и отчаянно храброму Гуське. И понимание, какой он, Авка… нет, не бзяка… Тут даже подходящего названия не найдешь, разные там "бзяки" и "гугниги" - это просто ласковые слова.
Господи, что же делать-то?!
Авка оглянулся. Сквозь размытый от слез воздух увидел то, что хотел. Сухой, торчащий из травы стебель тыквогонского черного репейника. Толщиной почти в руку, высотой до груди. Яростно потянул его, вырвал с земляным комлем. Сунул эту палицу Гуське в руки:
- На…
- Ты чего? - испугался Гуська.
- На!
- Авка, ты чего…
Авка вытянул руки по швам и низко наклонил голову.
- Огрей меня по башке… Не один раз, а сколько хочешь. Хоть сто!
- Зачем?
- Огрей, а потом прости… Ладно?
Гуська уронил палицу. Поднял мокрое лицо. Придвинулся, взял Авку за лямку.
- Ты, значит, больше не злишься на меня?
- Я? На тебя? - Авка взял Гусенка за птичьи плечи. - Я был глупый, как пустая тыква. Даже не понимал, кто мой самый настоящий друг…
Гуська уткнулся Авке в грудь треугольным подбородком. Розовым бугорком. Глянул снизу вверх.
- А сейчас… Значит, я больше не буду хлястик?
- Хочешь, я буду твоим хлястиком? - почти искренне сказал Авка.
- Не-а… Я хочу, чтобы мы одинаково… - И уже не подбородком, а щекой прижался к пыльной Авкиной рубашке.
Они были одни на Щетинистом острове, и можно было не стесняться такого вот чересчур нежного выражения дружеских чувств (если бы кто увидел, сразу: "Бзяки-обслюняки!"). Впрочем, эту трогательную сцену почти сразу прервал житейский случай. Веревочный Гуськин поясок ослаб, и пришлось ловить штаны. Это насмешило и Гуську, и Авку. Почему-то очень насмешило. Они принялись хохотать - сильнее, сильнее, пока оба не свалились в жесткую траву. Рядышком. Посмеялись еще. Потом сели под осокорем. Гуська весело подышал и спросил тоном равноправного человека:
- Авка, а как там, внизу-то? Договорился с китами?
- Все в порядке. Уже едем…
- Вот, значит, почему был толчок! Будто кто-то качнул остров…
- Ага. Это когда они двинулись в путь. Мудрилло, Храбрилло и Хорошилло… Сперва поспорили, а потом согласились.
- Авка, расскажи! Ну, все-все, как там было…
- Ладно…
Очень хотелось домой, но не обижать же Гуську! И Авка начал рассказывать по порядку. Про все свои приключения. Вплоть до толстогубой и языкастой пасти шароглота.
Гуська притиснулся к Авке плечом.
- Жуткая какая страхотища! Я бы помер… Авка, ты будто рыцарь Шампур Тыквонадутый! Помнишь, его великан сглотнул, а тому хоть бы что!
- Ты ведь тоже, как рыцарь, Гуська. Два перехода через болото в одиночку… Ох, а как ты тут один ночью-то?
- Ну, так… - без героизма в голосе отозвался Гуська. - Ничего… Только мороз по коже, когда шкыдлы воют…
- Кто воет?
- Шкыдлы. Это вроде болотных крыс, только с обезьяньими лапами. Они тут совсем недавно появились…
- Я никогда не слыхал про таких!
- Я раньше тоже не слыхал. Мне про них недавно рассказал Фуба Горшок. Ну, знаешь, большой такой, его из гончарного училища выгнали, он теперь тыквенными семечками торгует на рынке…
- Врет, наверно!
- Не, он сказал: бзяка-засрака буду, если вру…
- Ты чего такие слова говоришь!
- Это он, а не я.
- А ты повторяешь! - Но тут Авка вспомнил, что Гуська уже не хлястик, нечего воспитывать. Сменил тон: - Ты этих… шкыдлов только слышал? Не видел их?
- Не… Ты не бойся, говорят, они только ночью вылезают из камышей. А при солнышке не показываются и не нападают.
"Ага, не бойся теперь… Сейчас ведь опять пилить через болото". Кстати, солнышко стояло уже невысоко.
- Гуська, пора…
- Пора… - Он зашевелился. - Ох, а зачем я в штаны-то влез! Опять снимать…
- Не надо, я тебя на плечах перенесу.
- Еще чего! Маленький я, что ли?
- Не маленький, а… ты и так натерпелся вон сколько!
- Ты тоже.
- Упрямый ты, Гусенок, - с уважением сказал Авка.
- Ага… Авка, а где орден, который тебе дали? У тебя?
Орден был у Авки. Царапал острыми лучами ногу через карман.
- Вот, смотри…
- Ух ты! - Гуська покачал на ладони увесистую звезду. - Наверно, весь драгоценный. Вон сколько всяких алмазов… Жалко, что носить нельзя. Сразу начнут спрашивать, откуда. А если будешь рассказывать, узнают и про китов. И тогда попадет, верно ведь?
- Я и не собираюсь носить… И вообще этот орден не мой! - осенило Авку
- А чей?
- Твой! Твоя награда! За то, что ты меня не бросил и так героически ждал! На!
- Что ты… - Гуська отступил. Даже насупился. - Не надо…
- Но почему? Бери! Это мой подарок!
- Авка, так ведь нельзя. Им же тебя наградили. По закону. Такое ведь не дарят…
- Ну… тогда пусть он будет наш общий!
- Ладно, - отозвался Гуська, но все еще с сомнением. - Или нет… лучше вот как. Смотри, тут один камешек вываливается. Давай я возьму себе е г о. Мне хватит и этого.
- Ну, как хочешь, - Авка был слегка обижен. Хотя… Гуська, видимо, прав. Что он стал бы делать с этой звездой?
"А я - что?"
Но эта мысль была уже не главная. Главное, что солнце скатывалось к левому краю болота.
- Пойдем, Гуська. А то и правда… эти…
- Пойдем! А шкыдлы не полезут, они боятся света! У нас ведь вот что есть! - Он сбегал за осокорь и принес… Авкин керосиновый фонарик! А еще - его башмаки!
- Гусь, откуда это?!
- Я вчера вечером сижу тут, и вдруг они мне с дерева прямо на голову! Я так перепугался сперва…
"Снова чудеса Глубинного мира…"
Авка обрадовался башмакам больше, чем фонарю. Перейти болото еще можно до сумерек, а за потерю башмаков отругали бы обязательно.
Гуська вылез из штанов и опять надел их как плащ. Поднял из травы репейную палицу. Хитровато глянул из-за плеча:
- Это на всякий случай. Для мохнаток…
- Ага, боишься все-таки, - поддел его Авка.
Гуська сказал серьезно:
- Я боюсь… Только не этого.
- А чего?
Гуська оперся подбородком на палицу. Глянул виновато и честно:
- Я боюсь, что ты… когда найдешь Звенку, раздружишься со мной.
- Ты с ума сошел?! - ахнул Авка.
- А разве так не бывает?
- Конечно, нет! Она и ты… это все совсем по-разному!
Он вдруг сообразил, что, пока обмирал перед шароглотами, пока разбирался тут с Гуськой, Звенка вроде бы и забылась. Неужели совсем? Значит, все зря? И незачем было расшевеливать китов?
Но нет, приключения - это все равно хорошо. А Звенка… да куда она денется? Только подумал, и вот - опять смотрит сквозь теплый шевелящийся воздух. Да еще и улыбается, будто поддразнивает. "У, некрасивая…" - поддразнил ее и Авка. И вздохнул.
Самокат и другие виды транспорта
Гуська, сделавшись полноправным Авкиным другом, не стал к нему липнуть и навязываться. Наоборот, он теперь появлялся у Авки реже. А когда приходил, держался самостоятельно. С достоинством. Это Авке нравилось.
Однажды Гуська прикатил на Авкин двор на блестящем голубом самокате. Это доска-подножка, у нее два колесика и руль на длинной палке. А на руле - блестящий звонок, чтобы встречные прохожие не зевали. Одной ногой стоишь на доске, другой толкаешься. И мчишься над гладкими тротуарными плитами или настилами бреющим полетом, как ласточка. Самокаты продавались в центре столицы, в богатых магазинах, и стоили ого-го сколько! Авка о таком чуде на колесах и мечтать не смел!
- О-о, Гуська! Это чей?
- Мой.
- Откуда?!
Гуська не стал хитрить и важничать. Рассказал, что недавно шел по улице, крутил в пальцах подаренный Авкой зеленый камешек и повстречал длинновязого Фубу по прозвищу Горшок. Фуба отвесил губу.
- Гусь, где взял?
Конечно же, Гуська сказал:
- Нашел.
- Подари, а?
- Шибко умный ты, Фуба, - сказал Гуська.
- Ух ты, гусенок ощипанный! Отберу да еще по шее дам!
- А я всем скажу! Будешь бзяка-воровака!
- А не докажешь!
- А докажу! Авка видел, как я этот камешек нашел! И вдруг он у тебя! А?
Фуба посопел, прикидывая последствия.
- А еще брату скажу, - добавил Гуська.
- Да ты чё, я пошутил… А давай меняться!
- На что?
- Хочешь самокат?
Гуська, конечно, хотел! Правда, мелькнула мысль: камешек - Авкин подарок! Но… от такого подарка только опасность и больше ничего. Фуба разболтает, все начнут допытываться: откуда такая драгоценность? Чего доброго, разнюхают про орден, а потом и про все Авкины дела… А самокат - это же сказка наяву!
Фуба нетерпеливо тер кончики пальцев.
Вторая мысль: "Ох, а башмак-то у меня!" Потому что Авка все еще сжимал в руке белую атласную туфлю. Небось, влетит Лучезару, когда явится домой изжеванный да еще наполовину разутый. Родители не поглядят, что Окрыленный…
"Да ведь и мне влетит! Мои-то башмаки тоже тю-тю…"
Однако сам страдай, а друга спасай. Авка, постанывая от ушибов, добрался по осокорю до дупла. Оттуда по-прежнему пахло гнилым деревом и грибами. Авка опустил в темноту руку с башмаком и разжал пальцы. Может быть, по хитрым путям Глубинного мира башмак доберется как-нибудь до хозяина…
Потом Авка сел в развилке. Тыквогонская столица синела за болотом - башни, крыши, купола. Шпили императорского дворца. Солнце было желтым, предвечерним. "Сколько же времени-то прошло?"
Надо было возвращаться. Авка посмотрел вниз.
Внизу, у могучего подножья ствола, спал в колючей траве Гуська.
Он спал, устроив из необъятных белых брюк постель, - одну штанину подстелил под себя, другой накрылся. Съежился, как буква Z. Мелко двигал ногами в розовых бугорках от укусов пауков-мохнаток.
"Значит, все же не пошел один через болото! Ну, я тебя…"
Авка скатился вниз. Не очень-то ласково шевельнул "хлястика" ногой. Честно говоря, дал пинка.
- Хорошо устроился! Как на маминой кровати!
Гуська поднял лицо. Оно было острее обычного, на щеках серые полоски. Но он тут же заулыбался. Шире, шире. Сел.
- Ой! А-а-авка… Ты живой!
Еще и сияет!
- А ты хотел, чтобы неживой!
- Нет! Я наоборот хотел! Я знаешь как боялся! Тебя нет и нет… Я думал: подожду еще один день, а потом полезу за тобой…
- Как… еще один? А сколько их прошло?
- Сегодня уже третий…
"Ну да! Там-то, внизу, солнце незаходящее! Все дни - как один…" Но эта мысль проскочила где-то позади другой, главной: "Ох, а мама с папой что скажут!"
- И ты… все это время торчал здесь?!
- Конечно! Я тебя ждал…
У Авки - слезы фонтаном!
- А ты понимаешь, что сейчас дома творится? У отца сердце больное! Меня по всей Тыквогонии ищут! И тебя, идиота, заодно! Думают, что мы где-нибудь потонули!… Бзяка-бояка поганая! Испугался паршивых мохнаток…
Гуська перестал улыбаться. Глаза… они сделались не глаза, а глазища. Он встал. Отвернулся от Авки. Молча натянул штаны, подпоясал их под мышками веревочным пояском. Оглянулся через плечо.
- Ты, наверно, сам… идиот, вот!! - Он все же не посмел сказать "бзяка". - Ты… что ли, думаешь, будто я здесь безвылазно? Я же сходил, как ты велел! Все сказал! Что ты… что мы в деревне. А потом опять сюда… чтобы ждать… - И слезы у него, как у Авки…
Нет, все же не как у Авки. У того - ручьем, а у Гуськи - крупные капли. Они смывали на щеках старые полоски и оставляли новые. Видимо, вспомнился жуткий переход туда и обратно среди кусачей болотной твари.
В первую секунду пришло к Авке облегчение - дома все в порядке. Но это лишь на миг. А в следующий миг…
Гуська плакал, не отворачивая лица. Капли падали с треугольного подбородка. На подбородке был розовый бугорок - как на ногах. Неужели и сюда допрыгнула подлая мохнатка?
Всякие чувства приходилось испытывать Авке. И стыд тоже. Но самый большущий стыд из тех, что случался раньше, был крошечный пустяк по сравненью с нынешним. С тем, что липко и беспощадно вылился на Авку, заставил съежиться и задохнуться. И не просто стыд, а еще и режущая жалость к измученному и отчаянно храброму Гуське. И понимание, какой он, Авка… нет, не бзяка… Тут даже подходящего названия не найдешь, разные там "бзяки" и "гугниги" - это просто ласковые слова.
Господи, что же делать-то?!
Авка оглянулся. Сквозь размытый от слез воздух увидел то, что хотел. Сухой, торчащий из травы стебель тыквогонского черного репейника. Толщиной почти в руку, высотой до груди. Яростно потянул его, вырвал с земляным комлем. Сунул эту палицу Гуське в руки:
- На…
- Ты чего? - испугался Гуська.
- На!
- Авка, ты чего…
Авка вытянул руки по швам и низко наклонил голову.
- Огрей меня по башке… Не один раз, а сколько хочешь. Хоть сто!
- Зачем?
- Огрей, а потом прости… Ладно?
Гуська уронил палицу. Поднял мокрое лицо. Придвинулся, взял Авку за лямку.
- Ты, значит, больше не злишься на меня?
- Я? На тебя? - Авка взял Гусенка за птичьи плечи. - Я был глупый, как пустая тыква. Даже не понимал, кто мой самый настоящий друг…
Гуська уткнулся Авке в грудь треугольным подбородком. Розовым бугорком. Глянул снизу вверх.
- А сейчас… Значит, я больше не буду хлястик?
- Хочешь, я буду твоим хлястиком? - почти искренне сказал Авка.
- Не-а… Я хочу, чтобы мы одинаково… - И уже не подбородком, а щекой прижался к пыльной Авкиной рубашке.
Они были одни на Щетинистом острове, и можно было не стесняться такого вот чересчур нежного выражения дружеских чувств (если бы кто увидел, сразу: "Бзяки-обслюняки!"). Впрочем, эту трогательную сцену почти сразу прервал житейский случай. Веревочный Гуськин поясок ослаб, и пришлось ловить штаны. Это насмешило и Гуську, и Авку. Почему-то очень насмешило. Они принялись хохотать - сильнее, сильнее, пока оба не свалились в жесткую траву. Рядышком. Посмеялись еще. Потом сели под осокорем. Гуська весело подышал и спросил тоном равноправного человека:
- Авка, а как там, внизу-то? Договорился с китами?
- Все в порядке. Уже едем…
- Вот, значит, почему был толчок! Будто кто-то качнул остров…
- Ага. Это когда они двинулись в путь. Мудрилло, Храбрилло и Хорошилло… Сперва поспорили, а потом согласились.
- Авка, расскажи! Ну, все-все, как там было…
- Ладно…
Очень хотелось домой, но не обижать же Гуську! И Авка начал рассказывать по порядку. Про все свои приключения. Вплоть до толстогубой и языкастой пасти шароглота.
Гуська притиснулся к Авке плечом.
- Жуткая какая страхотища! Я бы помер… Авка, ты будто рыцарь Шампур Тыквонадутый! Помнишь, его великан сглотнул, а тому хоть бы что!
- Ты ведь тоже, как рыцарь, Гуська. Два перехода через болото в одиночку… Ох, а как ты тут один ночью-то?
- Ну, так… - без героизма в голосе отозвался Гуська. - Ничего… Только мороз по коже, когда шкыдлы воют…
- Кто воет?
- Шкыдлы. Это вроде болотных крыс, только с обезьяньими лапами. Они тут совсем недавно появились…
- Я никогда не слыхал про таких!
- Я раньше тоже не слыхал. Мне про них недавно рассказал Фуба Горшок. Ну, знаешь, большой такой, его из гончарного училища выгнали, он теперь тыквенными семечками торгует на рынке…
- Врет, наверно!
- Не, он сказал: бзяка-засрака буду, если вру…
- Ты чего такие слова говоришь!
- Это он, а не я.
- А ты повторяешь! - Но тут Авка вспомнил, что Гуська уже не хлястик, нечего воспитывать. Сменил тон: - Ты этих… шкыдлов только слышал? Не видел их?
- Не… Ты не бойся, говорят, они только ночью вылезают из камышей. А при солнышке не показываются и не нападают.
"Ага, не бойся теперь… Сейчас ведь опять пилить через болото". Кстати, солнышко стояло уже невысоко.
- Гуська, пора…
- Пора… - Он зашевелился. - Ох, а зачем я в штаны-то влез! Опять снимать…
- Не надо, я тебя на плечах перенесу.
- Еще чего! Маленький я, что ли?
- Не маленький, а… ты и так натерпелся вон сколько!
- Ты тоже.
- Упрямый ты, Гусенок, - с уважением сказал Авка.
- Ага… Авка, а где орден, который тебе дали? У тебя?
Орден был у Авки. Царапал острыми лучами ногу через карман.
- Вот, смотри…
- Ух ты! - Гуська покачал на ладони увесистую звезду. - Наверно, весь драгоценный. Вон сколько всяких алмазов… Жалко, что носить нельзя. Сразу начнут спрашивать, откуда. А если будешь рассказывать, узнают и про китов. И тогда попадет, верно ведь?
- Я и не собираюсь носить… И вообще этот орден не мой! - осенило Авку
- А чей?
- Твой! Твоя награда! За то, что ты меня не бросил и так героически ждал! На!
- Что ты… - Гуська отступил. Даже насупился. - Не надо…
- Но почему? Бери! Это мой подарок!
- Авка, так ведь нельзя. Им же тебя наградили. По закону. Такое ведь не дарят…
- Ну… тогда пусть он будет наш общий!
- Ладно, - отозвался Гуська, но все еще с сомнением. - Или нет… лучше вот как. Смотри, тут один камешек вываливается. Давай я возьму себе е г о. Мне хватит и этого.
- Ну, как хочешь, - Авка был слегка обижен. Хотя… Гуська, видимо, прав. Что он стал бы делать с этой звездой?
"А я - что?"
Но эта мысль была уже не главная. Главное, что солнце скатывалось к левому краю болота.
- Пойдем, Гуська. А то и правда… эти…
- Пойдем! А шкыдлы не полезут, они боятся света! У нас ведь вот что есть! - Он сбегал за осокорь и принес… Авкин керосиновый фонарик! А еще - его башмаки!
- Гусь, откуда это?!
- Я вчера вечером сижу тут, и вдруг они мне с дерева прямо на голову! Я так перепугался сперва…
"Снова чудеса Глубинного мира…"
Авка обрадовался башмакам больше, чем фонарю. Перейти болото еще можно до сумерек, а за потерю башмаков отругали бы обязательно.
Гуська вылез из штанов и опять надел их как плащ. Поднял из травы репейную палицу. Хитровато глянул из-за плеча:
- Это на всякий случай. Для мохнаток…
- Ага, боишься все-таки, - поддел его Авка.
Гуська сказал серьезно:
- Я боюсь… Только не этого.
- А чего?
Гуська оперся подбородком на палицу. Глянул виновато и честно:
- Я боюсь, что ты… когда найдешь Звенку, раздружишься со мной.
- Ты с ума сошел?! - ахнул Авка.
- А разве так не бывает?
- Конечно, нет! Она и ты… это все совсем по-разному!
Он вдруг сообразил, что, пока обмирал перед шароглотами, пока разбирался тут с Гуськой, Звенка вроде бы и забылась. Неужели совсем? Значит, все зря? И незачем было расшевеливать китов?
Но нет, приключения - это все равно хорошо. А Звенка… да куда она денется? Только подумал, и вот - опять смотрит сквозь теплый шевелящийся воздух. Да еще и улыбается, будто поддразнивает. "У, некрасивая…" - поддразнил ее и Авка. И вздохнул.
Самокат и другие виды транспорта
Гуська, сделавшись полноправным Авкиным другом, не стал к нему липнуть и навязываться. Наоборот, он теперь появлялся у Авки реже. А когда приходил, держался самостоятельно. С достоинством. Это Авке нравилось.
Однажды Гуська прикатил на Авкин двор на блестящем голубом самокате. Это доска-подножка, у нее два колесика и руль на длинной палке. А на руле - блестящий звонок, чтобы встречные прохожие не зевали. Одной ногой стоишь на доске, другой толкаешься. И мчишься над гладкими тротуарными плитами или настилами бреющим полетом, как ласточка. Самокаты продавались в центре столицы, в богатых магазинах, и стоили ого-го сколько! Авка о таком чуде на колесах и мечтать не смел!
- О-о, Гуська! Это чей?
- Мой.
- Откуда?!
Гуська не стал хитрить и важничать. Рассказал, что недавно шел по улице, крутил в пальцах подаренный Авкой зеленый камешек и повстречал длинновязого Фубу по прозвищу Горшок. Фуба отвесил губу.
- Гусь, где взял?
Конечно же, Гуська сказал:
- Нашел.
- Подари, а?
- Шибко умный ты, Фуба, - сказал Гуська.
- Ух ты, гусенок ощипанный! Отберу да еще по шее дам!
- А я всем скажу! Будешь бзяка-воровака!
- А не докажешь!
- А докажу! Авка видел, как я этот камешек нашел! И вдруг он у тебя! А?
Фуба посопел, прикидывая последствия.
- А еще брату скажу, - добавил Гуська.
- Да ты чё, я пошутил… А давай меняться!
- На что?
- Хочешь самокат?
Гуська, конечно, хотел! Правда, мелькнула мысль: камешек - Авкин подарок! Но… от такого подарка только опасность и больше ничего. Фуба разболтает, все начнут допытываться: откуда такая драгоценность? Чего доброго, разнюхают про орден, а потом и про все Авкины дела… А самокат - это же сказка наяву!
Фуба нетерпеливо тер кончики пальцев.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента