Красавина Екатерина. Смерть под занавес

   - Вкусно?
   - Угу. - Ножка курицы просто таяла во рту, а поджаристая корочка нежно хрустела на зубах.
   - Подожди, поешь, потом будешь вопросы задавать.
   Катя внезапно ощутила, что ее волосы растрепались, помада давно стерлась, а бежевый топ не очень идет к длинной фиолетовой юбке.
   - Артур, вы... давно мечтали стать актером?
   - С детства, - Артур наклонился вперед, - ты знаешь, с детства меня пленял запах театра - сладковато-кислый. Сладкий - от цветов и грима, кисловатый - от старинной одежды, которая долго лежала в каких-то сундуках, ее бережно вынимали перед каждым спектаклем, отряхивали, гладили руками, как будто это была величайшая драгоценность. Я даже помню наизусть многие спектакли, которые видел в детстве...
   - Твои родители были актерами? - Коньяк приятно обжигал горло.
   - Да, они умерли, - Артур внезапно помрачнел, - давай не будем об этом.
   Они замолчали.
   - А тебя-то как занесло в детективы?
   - Да так, попутными ветрами, вообще-то я с детства мечтала о путешествиях в Амазонию, в Гималаи, хотела побывать в Египте, но ничего не вышло.
   - Почему?
   - Время наступило другое, все романтики вымерли, как мамонты.
   Глаза у Артура были светло-голубыми, а руки - загорелыми.
   - Ты где-то отдыхал? Так здорово загорел. - В голове у Кати уже слегка шумело.
   - Отдыхал, - рассмеялся Артур, - на крыше. Я живу почти на чердаке, как Карлсон, вот там и загораю. Выношу шезлонг и валяюсь на солнце.
   Они сидели в буфете одни, буфетчица уже многозначительно гремела посудой. Наверное, наступало время закрытия.
   - Ну, я пойду, пора. - Катя поднялась, закидывая на плечо сумку.
   - Подожди, ты сейчас домой?
   Катя неопределенно пожала плечами.
   - Давай немного пройдемся, раз ты никуда не торопишься.
   Москва была окутана ленивой дремой. Небо слегка притушило свой блеск приближался вечер. Они плутали в переулках, прилегающих к Покровке, иногда присаживались на скамейки, потом поднимались и снова начинали кружить в бесконечном лабиринте домов и пустынных двориков.
   - Ты о чем-то задумалась?
   Катя остановилась под аркой. Неожиданно она почувствовала, что Артур прижал ее к себе и, резко нагнувшись, поцеловал. У Кати перехватило дыхание. Этот поцелуй был каким-то властным, почти грубым, и от этого внезапного ощущения мужской силы у нее чуть не подкосились ноги. Это было так необычно. Она отодвинулась от Артура и опустила голову, ей не хотелось встречаться с ним глазами.
   - Не надо, Артур, - тихо попросила она, - ну, пожалуйста, не надо.
   Всю оставшуюся дорогу они молчали. Расставшись с Катей в метро, Артур медленно пошел вдоль платформы. Он чувствовал необъяснимую досаду и смятение. "Как это, кажется, все неожиданно и некстати. Я должен пройти свой жизненный путь один. Но что же мне делать? Сейчас все мы в "Саломее" как прокаженные, общение с нами опасно".
   ***
   Уже подходя к двери, Катя услышала телефонную трель. Торопясь, она повернула ключ, вбежала в квартиру и сорвала трубку с рычага.
   - Алло!
   - Это Оля, сестра Михаила Касьянникова, - раздался в трубке приглушенный голос.
   - Что-нибудь нашли из бумаг или дискет?
   - Нет, я собираюсь поехать на дачу, может быть, он оставил свои записи и материалы там. Он часто ездил туда, когда бывало свободное время.
   - Оля, когда вы поедете на дачу?
   - Завтра.
   - Я с вами.
   - Хорошо, в семь часов на третьей платформе Савеловского вокзала.
   Электричка тащилась медленно, со всеми оста-новками. Народу в вагоне было мало. Оля сидела, уткнувшись в толстый любовный роман. Катя читала Гарднера, купленного на привокзальном лотке.
   Дачи товарищества "Рассвет на Клязьме" находились примерно в пяти минутах ходьбы от платформы. Справа от них вырос глухой забор из красного кирпича.
   - Недавно его еще не было, - Оля потянула Катю за рукав. - Нам не туда.
   - А что там?
   - Наверное, очередной новый русский строит дачку.
   - Похоже.
   Оля открыла калитку и остановилась около яблони.
   - Сейчас найду ключи.
   Катя посмотрела на дом. Он внушал ей смутное чувство тревоги. Что-то толкнуло ее вперед.
   - Давайте обойдем его.
   Они обошли дом. Никого. Кусты разросшейся сирени смотрели в окна. Катя встала на цыпочки и заглянула внутрь. В наступающих сумерках ей удалось рассмотреть очертания шкафа, печки, железных набалдашников кровати.
   - Идите сюда, - позвала Оля уже с террасы. Внезапно девушка схватила Катю за руку.
   - Что это? - Из-под двери комнаты торчал кусок трубы. - Ее здесь не было. - Оля машинально отступила назад.
   Катя тихо нажала на дверь. Та со скрипом открылась.
   - Стойте здесь, - шепотом сказала Катя, - я попробую пройти внутрь.
   На цыпочках Катя сделала несколько шагов вперед. Перед ней предстала картина полного разгрома. Вещи валялись на полу, на массивном буфете, на стульях. Несколько осколков посуды блестели молочным светом. Стол был опрокинут, а длинный, узкий ящик стоял посреди комнаты.
   - Оля, вы только не пугайтесь...
   - Что там? - Оля стояла, прижавшись к стене. В ее глазах застыл испуг и растерянность.
   - Кто-то побывал здесь до нас.
   Оля протянула руку к выключателю. Вспыхнул свет.
   - Ой, Боже мой! - Она стояла рядом с Катей, прижав руку к щеке. Какой кошмар! Воры? Да что у нас можно взять - килограмм крупы и банку сахара?
   - Я думаю, что они искали нечто другое - бумаги Михаила. Нас опередили. - Катя нагнулась, увидев на полу старые номера журналов "Крестьянка" и "Сад-огород". Под одним из журналов лежал обрывок листа, на котором было написано "Веч. Вен.". Катя протянула его Оле:
   - Это рука Михаила?
   - Да, это писал он.
   Катя спрятала обрывок в сумку.
   - Я думаю, нам пора ехать.
   Оля торопливо закрыла калитку и побежала вперед, увлекая за собой Катю.
   - Быстрее, а то сейчас будет большой перерыв в электричках.
   ***
   Утром следующего дня Катя позвонила в редакцию "Русских ведомостей", где работал в последнее время, незадолго до своей гибели, Михаил Касьянников, и договорилась встретиться с его непосредственным начальником - заведующим отделом культурной информации Владиленом Сергеевичем Кротовым.
   Очутившись перед пожилым рыхлым человеком, погруженным в чтение каких-то лежавших перед ним бумаг, Катя растерялась. Получалось, что она отвлекала его от важной работы.
   - Присаживайтесь, - кивнул он ей, не поднимая глаз.
   Через пять минут Владилен Сергеевич вздохнул и внимательно посмотрел на нее:
   - Слушаю вас.
   - Я по вопросу о Михаиле Касьянникове.
   - А какой может быть вопрос? - с едва уловимой иронией спросил он Катю. - Человека уже нет, царствие ему небесное.
   - Просто нам необходимы некоторые факты, которые позволили бы установить истинные причины его гибели, - туманно ответила Катя, - и вы можете помочь в этом.
   - Да?
   - Скажите, пожалуйста, над чем он работал в последнее время, над каким материалом?
   Опять послышался тяжелый вздох.
   - Ну, какой материал. Честное слово, я пожалел, что взял его. Человек он, конечно, пронырливый, факты выдает с ходу, но за ним легкий душок тянулся, что он не всегда проверяет свою информацию. А в нашем деле это огромный минус. Жирный минус, - подчеркнул Катин собеседник. - Так можно ненароком и влиятельного человека задеть, потом хлопот не оберешься.
   "Интересно, кого он имеет в виду, - мелькнуло в голове у Кати, Гурдину?"
   - Это вы о ком?
   Владилен Сергеевич посмотрел на нее, но ничего не ответил.
   - Говорят, он передачу на телевидении готовил "Знакомые незнакомцы" об известных людях.
   - Вот именно.
   - А вы видели предварительный материал?
   - Нет, он обещал представить его уже в готовом виде. Он выступал от нашей газеты, и поэтому я должен был согласовать материал с главредом. Касьянников говорил, что передача получится сенсационной. Что-то он откопал такое, - Владилен Сергеевич неопределенно взмахнул рукой.
   - Понятно. А с кем из его коллег можно поговорить?
   - С Лабухиным Вадиком. Он сейчас в редакции.
   - До свидания.
   - Всего хорошего.
   Вадик Лабухин был немногословен.
   - Да не знаю, свой материал он держал в секрете. Только говорил, что там будет "бомба".
   - А может быть, он на что-то намекал, про-говаривался?
   Вадик наморщил лоб:
   - Да нет, не припомню. Он интриговал, говорил намеками. Но ничего конкретного вспомнить не могу.
   Катя помолчала.
   - Ну, все? - Лабухин переминался с ноги на ногу.
   - Подождите, может быть, что-нибудь вспомните.
   - Что-то вроде "никто не знает, на чем сидит... и они даже не подозревают, что опасность рядом..." А вот еще, - воскликнул журналист, задевая Катю локтем: - "Сенсация закопана глубоко и расцветет в нужный момент". Ну чем не сумасшедший?
   - Он был расстроен в последнее время, не-адекватно реагировал?
   - А кто из нас адекватно реагирует? Вы когда-нибудь работали журналистом?
   - Не довелось.
   - Ваше счастье.
   - Вернемся к Михаилу. Каким он был ну... незадолго до смерти? Подавленным, агрессивным?
   - Пожалуй, наоборот, расслабленным, довольным. Правда, это мое субъективное мнение, может, я ошибаюсь, - неуверенно протянул Вадик.
   - Если что-то вспомните, позвоните по этому телефону. - И Катя сунула ему в руку свою визитку, еще пахнущую типографской краской.
   Глава 7
   Катя сидела в кресле и ждала Алексея. Он обещал быть ровно в двенадцать, но почему-то запаздывал. Утро было посвящено срочной уборке квартиры. Была даже извлечена на свет божий валявшаяся где-то на балконе жидкость для мытья окон. И, вооружившись двумя тряпками, одной - для мытья, другой - для протирания, Катя решительно пошла на штурм пыльных стекол. Теперь в квартире все сияло. Мебель была надраена импортной полиролью, окна вымыты, пол подметен, словом, квартира превратилась в образец гостиной для приема особо важных гостей. Как всегда, Катя не успела сбегать в магазин. Она привыкла покупать себе малое количество продуктов и никогда не рассчитывала, на сколько их хватит, потому что сидеть полдня или даже целый день на кофе или чае было для нее привычным делом.
   В коридоре Алексей бережно поставил на пол объемистую сумку, откуда торчали ручки ракеток для настольного тенниса.
   - Спортом занимаешься? - кивнула Катя на сумку, подавая гостю тапочки.
   - Собираюсь, правда, пока не знаю, на чем остановиться. Вообще-то я давно мечтаю научиться играть в гольф, но...
   - Сунулся в клуб, а там членские взносы набегают за год до десяти тысяч баксов, - подхватила Ка-тя, - слышала по радио рассказ о гольф-клубе - развлечение для западных дипломатов и новых русских.
   Алексей сокрушенно развел руками:
   - Вот именно, так что я переключился на теннис.
   - Большой?
   - Хотел большой, но это стало каким-то модным поветрием, как же кремлевские небожители играют! Особенно, посмотрел я, стараются родители пристроить своих малолетних чад, надеются, что вырастут из них Курниковы да Кафельниковы. А скорее всего, мучают детей зря. Я решил пока остановиться на пинг-понге, вроде интересно и легко. Попробую, не знаю, правда, что получится...
   - Тебе кофе?
   - Не люблю, лучше чай. Вся Москва просто помешана на кофе, словно мы в Бразилии или Мексике живем.
   - Это точно, по телевизору упражняются в количестве выпитых чашек. Помнишь рекламу, где молодежь в компании изрекает избитые истины и прихлебывает из красных кружек?
   - Ну, что там у тебя?
   - Ты знаешь, хожу вокруг да около, чувствую, что все поголовно врут, все абсолютно, но такой ворох вранья сразу и не распутаешь.
   - А в "Мольере" была?
   - А там вообще интересная картинка получается. Директор фонда Игорь Святославович ручается, что ни он, ни его секретарша не видели Юлю Миронову. По словам директора, фонд открыт для посетителей и Юля могла прийти, когда их не было на месте. Кроме того, в фонде работают и другие сотрудники, которые, возможно, видели Юлю или общались с ней. Я взяла их адреса.
   - Хорошо, мы проверим через информационный отдел.
   - По-моему, мы вообще не продвинулись в этом деле ни на йоту, вздохнула Катя, - топчемся на одном месте.
   - Это так кажется. Пока мы накапливаем факты, а потом придет время тщательного анализа, сопоставлений, размышлений, вот тогда и можно будет подводить предварительные итоги.
   - Все замерли, словно перед грозой. Затаились и молчат.
   - Ты всех опросила?
   - Нет, остались Лилия Георгиевна и Сандула. Сандула заболел.
   - Возьми адрес и не откладывай встречу, поезжай к нему домой.
   - Да, чуть не забыла, - посерьезнела Катя. - Получается, что Михаил Касьянников и вправду собрал какую-то весьма щекотливую информацию, за которой охотятся. Я была позавчера с его сестрой Олей на их даче. Там кто-то уже побывал до нас. Все перевернуто вверх дном, как будто целая банда орудовала.
   - Так сестра ничего не нашла?
   Катя покачала головой:
   - Нет. Я беседовала с начальником Касьянникова, тоже почти бесполезно. Он только подтвердил то, что мы уже знаем. Михаил готовил для телевидения программу "Знакомые незнакомцы", где собирался обнародовать неизвестные факты из жизни некоторых наших звезд.
   - В том числе и Гурдиной?
   - Да, наверное.
   - Но точных подтверждений этому нет?
   - Материалы пропали, - лаконично ответила Катя, - и что он готовил, теперь известно одному Господу Богу.
   - И убийце.
   Катя передернула плечами:
   - Его коллега, один журналист, с которым я переговорила, тоже упомянул, что Михаил хвастался сенсационным материалом, который ему удалось собрать. Называл его "бомбой".
   - Пока эта "бомба" взорвала только его.
   - Слушай, Алексей, а что это, по-твоему, за история с занавесом, который дали на пять минут раньше? И еще свет погас.
   - Не знаю, но мне кажется, что разгадка нашего дела именно в этом занавесе, который дали слишком рано.
   "К кому же из актеров все-таки приезжал этот убитый? - гадала Катя после ухода Алексея. - К Анжеле? Она явно чего-то боялась, когда я с ней разговаривала, но чего? К Рите, невозмутимой Рите, которая не потеряет голову ни при каких обстоятельствах? Или к Рубальскому? Что-то в нем настораживало. Он был похож на человека, за плечами которого много трагедий, тайн. Или к противному Рудику, разговаривавшему с ней высокомерным тоном?.. Артур... А вдруг он приехал к Артуру, что она о нем знает? Ничего! Рано умерли родители, он талантливый актер, холостяк... и все! Обаятелен. И... она им увлеклась. Да-да, не лги хотя бы себе, это так".
   Катя скользнула взглядом по потолку. "Надо бы сделать в квартире ремонт. Но где искать эти конторы с лохматыми мужиками в спецодежде? По объявлениям? Там сдерут втридорога. Женщину в таких случаях всегда норовят надуть, обмануть, видя ее беспомощность и нежелание торговаться с пеной у рта. Может быть, купить краску и обои и попробовать сделать ремонт самой? Но чтобы клеить те же обои, нужно обязательно иметь помощника, одна ровно не поклеишь. А может, вообще плюнуть на ремонт - отложить до следующего лета? Ну, вроде неудобно, все-таки к ней люди ходят, да и перед Алексеем не хочется представать законченной неряхой. И вдруг к ней когда-нибудь нагрянет Артур?" Катя тут же прогнала от себя эти мысли. "Размечталась, одернула она себя, - когда ты кончишь увлекаться миражами, каждый раз думать, вот это - ОН?! Чудес на свете не бывает, тот же Артур при более близком знакомстве может оказаться совсем не таким, каким он представляется тебе сейчас!"
   Катя тихо сползла с дивана, на желтом листочке крупными буквами написала: "РЕМОНТ, выяснить ВСЕ!" - и с размаху приклеила его в кухне над обеденным столом.
   Каждый раз, когда Женя Сандула входил в высотку на Котельнической набережной, где он жил, его охватывало сентиментальное чувство ностальгии по тем временам, о которых у него сохранились незабываемые воспоминания. Ведь помнил он, помнил, как в коридорах висели хрустальные люстры, паркетный пол регулярно покрывался лаком, а в лифте находился телефон, по которому можно было позвонить в город. И куда только все это подевалось? Раньше Женя знал в лицо почти всех обитателей дома, а сейчас появилось много незнакомых людей: кто умер, и в квартиры въехали наследники, а кто продал свои метры за приличную сумму. Несмотря на то, что былое великолепие высоток отошло в прошлое, квартиры в них пользовались устойчивым спросом. Вероятно, не последнюю роль в этом играла атмосфера Москвы пятидесятых годов, когда высотки стали символами послевоенной столицы.
   "Кольца победившего коммунизма", как назывались высотки у политической верхушки, должны были изначально служить фоном для грандиозного здания Дворца Советов, которое так и не было построено. Высотки проектировались разными архитекторами, непосредственный же контроль за строительством осуществлял сам маршал Лаврентий Берия. Неизвестно, кем и как принималось решение о возведении этих зданий, но ясно было одно - рассматривался вопрос на самом высоком уровне. Этим объясняются и быстрые темпы строительства, и астрономические суммы, затраченные на него. Возможно, что некоторые коренные москвичи еще помнят торжественную закладку высоток, которая состоялась в 1947 году во время праздника, посвященного 800-летию Москвы.
   Строили высотки в основном заключенные - пленные немцы и японцы, а также советские зэки. Каждая из семи стройплощадок представляла собой настоящий лагерь. Отголоски этого сохранились до сих пор в разделении территории МГУ на Воробьевых горах на "зоны" - зона А, Б и т. д. Места, где велось строительство, были обнесены высоким забором и усиленно охранялись.
   Темпы строительства были просто ударными. К середине пятидесятых годов семь башен были готовы. Кое-что приходилось доделывать буквально на ходу в связи с пожеланиями кремлевских вождей. Так, однажды Лаврентий Берия, проезжая мимо здания на Смоленской площади, не обнаружил на нем острого шпиля, и архитекторам было дано краткое указание "Срочно ставить!" Однако оказалось, что готовая конструкция не выдержит каменного шпиля, и пришлось возводить шпиль из листовой стали, то есть полый внутри. Впоследствии там обосновались целые колонии голубей, на которых время от времени технические службы МИДа устраивали облавы.
   Животный мир полюбил и другое высотное здание - гостиницу "Украина". Как только она была построена, в нее ринулись полчища кошек, с комфортом расселившиеся в коммуникационных сетях. Кошки особенно не давали покоя жильцам гостиничных номеров весной, во время своих свадеб. Полностью освободить гостиницу "Украина" от четвероногих созданий так и не удалось.
   Дверь Кате долго не открывали, но вот раздалось покашливание, щелкнул замок и на пороге появился Женя Сандула. Шея у него была обмотана шарфом.
   - Здравствуйте, - сиплым голосом попри-ветствовал Катю хозяин, болею, - и Женя широко улыбнулся. - Проходите.
   Когда-то двухкомнатная квартира теперь пре-вратилась в анфиладу из трех комнат. Дверей нигде не было, в глаза бросались высокие арки, расписанные попугаями и тропическими лианами.
   Первая комната служила гостиной и библиотекой одновременно. Книги располагались стройными рядами и были подобраны по цвету. За бордовым рядом следовал темно-розовый, за ним - серый, белый. Почти на полу сверкало густо-угольной чернотой собрание сочинений "лучшего классика советской эпохи" - Александра Дюма.
   - Я не могу обеспечить вам надлежащий прием, - Женя поминутно трогал рукой горло, как бы проверяя, на месте ли оно.
   - Ничего, я не голодная, - бодро ответила Катя.
   Женя издал какой-то горловой звук, который мог быть одновременно и смешком, и восклицанием.
   - Так о чем вы хотели поговорить?
   - Расскажите о себе.
   Женя встал, вышел в следующую комнату, а вернувшись, прохрипел:
   - Вот листок, здесь все написано. Я в последние годы работаю над своими мемуарами, поэтому биографию заготовил заранее, на последнюю страницу обложки.
   Катя внимательно посмотрела на него. Женя сидел, развалившись на диване, предоставив гостье возможность любоваться своим профилем.
   - Вы... писатель? - осторожно спросила Катя. Она знала, как самолюбивы все творческие личности.
   Многие знакомые ее юности писали стихи и часто мучили Катю своими просьбами послушать и высказать мнение о стихах друга, брата, знакомого, рано умершего дальнего родственника, случайного попутчика в электричке и так далее. Никто не хотел признаваться в собственных литературных грехах все прятались под вымышленными масками, наподобие Проспера Мериме, выдумавшего Клару Гасуль.
   Катя обычно сосредоточенно слушала, иногда для большего эффекта задумчиво смотрела куда-то вдаль, как бы отрешаясь под влиянием божественной поэзии от всего земного, потом бросала взгляд на чтеца, у которого в конце обычно предательски дрожал голос, и говорила только одно слово - "изумительно". Потом следовала робкая пауза. Следующим делом Катя скорбно вопрошала: "Ну, ты куда-нибудь с ними ходил?" - заранее зная ответ. На это, как правило, разражались гневными филиппиками на засилье бюро-кратических элементов в молодежных журналах.
   Некоторые шли еще дальше и говорили, что ходить куда-либо предательство по отношению к собственному таланту, все равно он не будет понят заскорузлыми людьми, лучше уж умереть непризнанным. В душе Катя соглашалась с такой постановкой вопроса, но внешне недовольно хмурила брови и молчала. Так что опыт общения с графоманами Катя уже имела.
   - Ну, как сказать, милая девушка, - из больного горла внезапно прорезался звучный баритон, - писатель - это ведь состояние души, а не просто профессия. Писателями рождаются.
   Катя почему-то подумала о бедном Пегасе, на которого все пытаются взгромоздиться, и поэтому конь уже давно не летает, а мирно стоит в стойле.
   - Я, правда, не рассчитываю на шумный успех, я ведь пишу для избранного круга лиц, тех, кто оценит мои скромные воспоминания.
   Катя никак не решалась спросить, что же выдающегося успел совершить Женя Сандула в свои неполные сорок лет.
   - У меня были очень известные родители, я рос, можно сказать, под сенью Муз.
   - Они тоже были писателями? - выдавила Катя.
   - Нет, - Женя строго посмотрел на нее, - они работали в Главлите. Поэтому у нас дома бывали такие имена, такие личности...
   - Понимаю, - Катю вдруг осенило, - вы и пишете о них?
   - Да, я стараюсь быть беспристрастным, но одновременно строгим. Давать мягкие оценки сквозь призму эпохи и истории.
   Сипенье сменилось звонкостью и даже бравур-ностью.
   - М-мм, - простонала Катя, ей показалось, что у нее разболелся зуб.
   - Так что мою биографию вы прочтете на досуге. Что еще?
   - Вы играли в тот вечер, в спектакле "Сон Шекспира в летнюю ночь"?
   - Да, играл.
   - Вы были все время заняты в спектакле или куда-нибудь отходили, может, вы могли видеть убитого где-то за кулисами?
   - Я был занят в первом отделении. А во втором акте я действительно отходил. Я вышел, посидел немного в буфете, съел гусиный паштет, жюльен, салат оливье.
   Эти "данные", конечно, представляли для Кати особенный интерес.
   - ...Потом вернулся на сцену, меня должны были заколоть и произнести надо мной монолог.
   - Ну как, успели?
   - Естественно, даже провалялся минутой дольше.
   - Женя, а что случилось с занавесом?
   - Непонятно, дали раньше. Вообще, спектакль начался раньше обычного.
   - Как это?
   - А так. Я пришел в буфет и машинально посмотрел на часы, чтобы не опоздать к концу второго акта. Так вот, по моим подсчетам, когда я уходил, должны были произносить определенные слова, а их не было.
   - Так, - Катя ощутила непонятное волнение, - и что дальше?
   - Ничего, я просто учел этот факт и поэтому вернулся пораньше, чтобы вовремя появиться на сцене.
   - Ну а почему это произошло? - Катя почти кричала.
   - Да не волнуйтесь вы так, всякое в нашем деле случается, театр есть театр - сумасшедший мир, нормальным людям в нем не ужиться. Иногда бывают такие накладки, очевидно, часы подвели.
   - Да. - Катя погрузилась в молчание.
   Прошло пять минут, Женя снова вошел в роль больного и засипел фистулой.
   - А что вы скажете об Элле Александровне?
   На секунду Женя растерялся, но быстро овладел собой.
   - Прекрасный режиссер, отличный организатор, я ее очень уважаю.
   - Ну а какие-нибудь разногласия с ней у вас были?
   - Какие разногласия, - удивился Женя, - кто же портит отношения со своим бутербродом с маслом?
   Да, конечно, в цинизме сегодняшнему поколению актеров отказать было нельзя. Куда подевались романтика, принципиальность, лирический трепет? Все сменили голый прагматизм и расчет. "Наверно, это правильно, иначе никто не выживет, - подумала Катя, - ни театр, ни режиссер, ни актеры".
   - А что вы скажете о других актерах?
   - Общаемся мы мало, у каждого своя жизнь, но в театре стараемся жить дружным коллективом, помогать и выручать друг друга.
   - Хорошие слова, - не удержалась Катя, - вам бы в английском парламенте выступать или в Гайд-парке.
   - Ну что вы, у меня другое призвание - запечатлеть время в скромном литературном труде.
   - Не забудьте подарить мне книгу.
   - Даже с автографом. Вот ваша сумка, лифт временами отключают.
   - Спасибо, я еще не мужчина средних лет с подагрой, как-нибудь спущусь.
   Женя снисходительно улыбнулся. Он выглядел этаким добродушным барином, которому грубит какая-то молодая, сопливая гувернантка. На прощание Женя отечески похлопал Катю по руке:
   - Обращайтесь, если что, звоните и приходите.
   Женя вернулся в комнату и скользнул взглядом по стене. Над столом висела фотография родителей. Они дали ему все: заботу, внимание, связи. Но он хотел всю жизнь другого - НАСТОЯЩЕГО АКТЕРСКОГО ТАЛАНТА. Этого не было, и он мучился от смутного сознания, что главного - нет, а все остальное суррогат, подделка, ничего не стоящие пустяки, без которых можно очень легко обойтись.