Страница:
- И еще одно немаловажное обстоятельство, которое прошу вас, Алексей Владимирович, иметь в виду при подготовке плана задержания вероятного агента ЦРУ. Я уверен, вы не забыли наш печальный опыт с захватом одного американского шпиона. Наши товарищи тогда явно не доглядели и позволили ему достать и проглотить таблетку с ядом, которой его снабдили в ЦРУ. Вы помните, что ампулу со смертельным ядом агент может спрятать где угодно - в дужке очков, в авторучке, в уголке воротника рубашки. Все это необходимо учесть. Пусть уж не обижается тот, кого задержим с поличным. Скорее всего, захват с "булыжником" не покажется пойманному шпиону "цивилизованной акцией".
- Конечно же, - продолжал Краснов после непродолжительной паузы, прохаживаясь по кабинету, - адвокаты поднимут крик насчет нарушения "прав человека" и невежливого обращения с личностью. Почти наверняка дадим возможность некоторым ретивым журналистам устроить истерику по поводу "безжалостных действий" КГБ. Ничего не поделаешь, придется вытерпеть. Наша задача - не допустить, чтобы преступник ушел от суда.
- Понимаю, Сергей Александрович, - сказал Климов, кивая головой, будем обязательно считаться с такой возможностью.
Музыка для полуночников
В последние дни августа Плахов вновь занервничал. В воскресенье ночью он ждал радиограмму ЦРУ из Франкфурта-на-Майне. Так было определено планом связи. В этом крупном западногерманском городе находился радиоцентр американской разведки. Оснащенный мощной аппаратурой, он вел передачи для агентов ЦРУ почти на всю европейскую территорию Советского Союза.
Радиопередачи по линии связи, выделенной для "Пилигрима", начались еще в январе 1985 года, задолго до возвращения агента из Таиланда. Но до самого конца августа в эфир шли "холостые" прогоны, хотя и содержавшие все атрибуты "рабочих". Надо было направить контрразведку по ложному следу, внушить ей, что агент, для которого предназначены телеграммы, уже давно находится в СССР. Даже если и прибыл из-за границы.
"Пилигрим" знал, что в последнее августовское воскресенье ему предстояло принять радиограмму Центрального разведывательного управления, в которой будут указаны координаты заложенного для него в Москве тайника. Он и страшился этого дня, и с нетерпением ждал его. Хотя и знал из спрятанного в футляре для очков плана связи, что "рабочая" радиопередача из Франкфурта-на-Майне будет еще несколько раз повторена по воскресеньям. В ЦРУ обладают терпением и требуют того же от агентов. Но "Пилигрим" уже не в силах ждать - в первый же сеанс связи от примет телеграмму Лэнгли. И постарается побыстрее забрать тайник.
...Радиограмма "Пилигриму" готовилась в Советском отделе Оперативного Директората почти два дня. Ее писал Питер Николс под контролем "Волка" Вулрича, переводил на русский язык доверенный переводчик отдела, зашифровывал индивидуальным шифром "Пилигрима" опытный сотрудник, подключенный к делу по распоряжению начальника отдела. Советский отдел быстро согласовал текст с московской резидентурой, и вот радиограмма начала свой путь к адресату. Вначале - во Франкфурт-на-Майне. Радиоцентр получил задание отправить ее на определенной частоте и в строго определенное время в дальнейшую дорогу на Восток. Радисты Франкфурта-на-Майне не знают того пункта, где она будет принята. И, конечно, в полном неведении о ее содержании. Да они и не любопытны по своей профессии. Они строго выдерживают все те условия, которые им предписаны. И вот телеграмма ЦРУ летит в Москву по волнам эфира.
...Поздний воскресный вечер. Вся семья собралась в просторной гостиной. Плахов в своем глубоком кресле читает книгу, жена и дочь-старшеклассница смотрят телевизионную программу. Он напряжен и следит за временем. Большие настенные часы показывали 23 часа 20 минут. Оставалось еще более получаса до начала радиосеанса ЦРУ...
- Наташа, - обращается Плахов к дочери, - уже поздно. Пора спать, завтра - понедельник, и тебе вставать рано. - Слова отца прозвучали как приказ.
Дочь недовольно проворчала что-то и ушла к себе. Муж и жена остались одни.
- Маша, - теперь необходимо отправить спать жену, - ты меня не жди. Я должен кое-что подготовить к завтрашнему дню. Я, пожалуй, поработаю на кухне.
- Ты все же долго не засиживайся, - супруге не привыкать к поздним бдениям мужа, - завтра рабочий день.
Служебные дела Плахова часто вмешиваются в семейную жизнь. Через несколько минут она, как и дочь, отправилась в спальню. Правда, и телевизионная программа, та, что была на экране в этот вечер, совсем не заслуживала того, чтобы просиживать из-за нее до глубокой ночи. К тому же в понедельник надо рано встать, чтобы проводить мужа на работу, а дочь в школу.
Плахов перешел на кухню. Еще оставалось время, и он приготовил кофе с таким расчетом, чтобы надолго хватило этого отбивающего сон напитка. Из гостиной он принес радиоприемник "Сони" и настроил его на музыкальную ночную волну. Потом он плотно прикрыл дверь кухни и набросил крючок. В квартире уже давно нет кошки, которая научилась открывать закрытую дверь на кухню, но крючок остался, и теперь он очень пригодился Льву Михайловичу.
Ночью время словно останавливается. Тот, кто страдает бессонницей, наверняка знает, как томительны эти часы для полуночников, пока не придет спасительный сон. Плахов не ждал сна - он ждал 12 часов ночи, когда должен начаться сеанс связи с ЦРУ. Приятная ночная музыка его не развлекала - он сосредоточен в напряженном ожидании.
23 часа 40 минут. Плахов подставил стул к кухонной вентиляционной шахте, осторожно отвинтил пластмассовую решетку и достал из колодца шахты подвешенную там матерчатую сумку. Он извлек из нее небольшой прибор и пачку бумаг. Это электронная приставка к радиоприемнику и инструкция по дешифровке телеграмм ЦРУ, которые ему вручили в Бангкоке. Все это он кладет на кухонный стол и прикрывает газетой. Наглухо запаянную в полиэтилен авторучку с вмонтированной в нее ампулой - "чудодейственным лекарством", которую он получил в Бангкоке и спрятал в тайнике вместе с другим снаряжением, он осторожно укладывает назад в сумку.
23 часа 50 минут. Плахов немного успокоился, но по-прежнему весь как-то внутренне напряжен. Он деловито настроил радиоприемник на нужную волну, подключил к нему электронную приставку. Табло на приборе засветилось, сообщая о готовности к работе. Кодовые таблицы, инструкция по их использованию, чистые листы бумаги - все приготовлено и лежит под рукой.
Ровно в 24 часа радиоцентр ЦРУ во Франкфурте-на-Майне врывается в эфир. Женский голос диктует на немецком языке пятизначные группы цифр, сами цифры высвечиваются на табло умного прибора. Первая группа, которую Плахов быстро расшифровал, указывает на то, что передаваемая телеграмма предназначена именно ему.
Плахов сосредоточенно вслушивался в немецкую речь женщины, диктующей цифры, всматриваясь в светящуюся картинку на экране прибора-приставки к радиоприемнику "Сони". "Пилигрим" оказался прилежным учеником, он отлично усвоил уроки, которые ему преподали в Бангкоке.
На экране продолжали появляться цифры. Они ложились ровными, длинными рядами, по пять цифр в каждой группе, заполняя весь экран. Потом картинка словно проваливается - уходит в электронную память прибора. Возникает и плывет по экрану новый ряд цифровых групп. Их возникновение и исчезновение длится долго, пока на экране не загорается слово "over", означающее конец радиограммы. Дама из радиоцентра ЦРУ еще дважды продиктует длинный ряд цифр, но теперь уже нет необходимости следить за ними - они надежно зафиксированы в электронной памяти прибора.
- Все-таки электроника - великое изобретение человека, настоящее чудо, - незаметно для себя вслух произнес Плахов, наблюдая, как возникали и исчезали в запоминающем устройстве цифры кодовой телеграммы из Лэнгли.
Плахов приступил к расшифровке. Он взмок за этим трудным занятием и не заметил, сколько прошло времени. Заспанный голос жены заставил его вздрогнуть:
- Левушка, уже очень поздно. Пора ложиться.
Плахов посмотрел на часы: почти два часа ночи. Он успокоил жену, отправил ее спать и начал читать телеграмму Центрального разведывательного управления:
"Пилигриму". Дорогой друг! Мы видели ваш сигнал и положили для вас посылку в месте "Павлин". Сообщаем дополнение к плану связи, который у вас имеется. Мы оставили посылку под той башней электропередачи, которая находится ближе всего к улице академика Павлова, напротив дома с табличкой названия улицы. Это камень серого цвета. Маршрут движения к "Павлину" определите сами. Лучше взять посылку в течение 2-3-х дней в вечернее время, когда там нет людей. Поставьте для нас сигнал об изъятии посылки. Координаты места для этого сигнала вам известны. Ожидаем ваших сообщений на те почтовые адреса, которые указаны в плане связи. Напоминаем наиболее важные темы, по которым ждем от вас информации: операции советской разведки и контрразведки против Соединенных Штатов и их союзников; американцы и другие лица, завербованные специальными службами Советского Союза для работы против Соединенных Штатов и их партнеров; агенты советской разведки в ЦРУ, если возможно, их имена и другие признаки их деятельности; структура и задачи советских специальных служб, особенно действующих против Соединенных Штатов, состав резидентур КГБ в США и в других странах НАТО. С нетерпением ожидаем вашу информацию, она будет для нас очень важной. Ваши заслуги будут по достоинству оценены. Потеря такой информации явилась бы для нас тяжелым ударом.
Ваши друзья".
Телеграмма ЦРУ впечатляет Плахова. Прочитав ее, он делает записи на небольшом листке бумаги и прячет его в верхний карман рубашки. Потом достает футляр с очками, вынимает очки и извлекает план связи из потайного отделения футляра. Он выписал из него на другой листок координаты места постановки сигнала об изъятии тайника "Павлин" и нарисовал схему. Затем и второй листок бумаги отправляется вслед за первым в карман рубашки. Он застегнул кармашек на пуговичку и слегка пригладил рукой.
Водворив на прежнее место в футляре миниатюрные листочки с планом связи, Плахов аккуратно нанес на вскрытый шов подкладки потайного отделения тонкий слой клея и крепко сжал склеенное место пальцами. Футляр с очками он снова положил в карман пиджака. Все, что было на кухонном столе, электронный прибор, инструкции ЦРУ по расшифровке телеграмм, кодовые таблицы, лист с текстом расшифрованной радиограммы он собрал в матерчатую сумку и снова подвесил ее изнутри колодца вентиляционной шахты, прикрыв решеткой. Радиоприемник "Сони", уже со сдвинутой настройкой, одиноко стоял на столе.
Теперь Плахову можно поспать. Утром он вовремя поднимается с кровати к очередному рабочему дню в Ясеневе.
"Крот" выходит из норы
В понедельник, в самом конце августа, Плахов, невыспавшийся и потому раздраженный, быстро собрался на работу. Еще ночью, за расшифровкой радиограммы из Лэнгли, он твердо решил не откладывать свой визит к "Павлину" и ехать за "булыжником" в понедельник, сразу после окончания рабочего дня. Конечно, если не возникнет срочных дел на службе. Он знал район Кунцева, где находится улица академика Павлова, и по карте Москвы наметил свой маршрут. Опытному водителю это не составит труда. Дома он сказал, что немного задержится, но, пожалуй, успеет к ужину. Ну, что же, в семье к его частым задержкам уже давно привыкли и нисколько не удивлялись.
Плахов проверил, на месте ли в кармане рубашки заготовленные ночью листочки с записями, и спустился к автомашине. Серый "жигуленок" ждал своего хозяина. Он завел двигатель и медленно выехал со двора дома на улицу.
В Ясеневе Плахов не задерживается. В начале седьмого он у своей машины. По Московской кольцевой дороге, минуя загруженные в эти часы транспортом городские кварталы, подполковник службы контразведки Первого Главного управления КГБ за двадцать минут добрался до пересечения МКАД с Можайским шоссе. Несколько знакомых поворотов, и Плахов у станции метро "Кунцевская". Здесь он оставил автомашину и дальше отправился пешком. По пути он внимательно осматривался, иногда останавливался и оглядывался. Не заметив ничего подозрительного, продолжил путь к "Павлину". Быстро сгущались сумерки. На улицах все меньше автомашин и прохожих.
Пост наблюдения контрразведки на улице академика Павлова бы,л как всегда, на вахте. В небольшом помещении находились два человека, они вели контроль при помощи специальных приборов с мониторами, на экране одного из них - башня ЛЭП. Та самая, под которой в кустарнике спрятан тайниковый контейнер - "булыжник".
Картинка монитора показывает безлюдное место. Только птицы спокойно и безмятежно сидели на арматуре опоры, никто и ничто их не тревожило. Один из наблюдателей перешел к другому монитору. На его экране появлялись и исчезали редкие прохожие. В кадре появился Плахов. Он медленно шел по улице, оглядываясь по сторонам.
Плахов исчез с экрана одного монитора и очень скоро появился на другом. Оба наблюдателя, как по команде, "прилипли" к экрану, напряженно всматриваясь в картинку. Теперь Плахов уже почти в самом центре экрана. Он стоял в глубине опоры и оглядывался. Птицы, вспугнутые его появлением, уже улетели, но вокруг по-прежнему больше никого не было. Плахов нагнулся к "камню", подобрал его и быстро сунул в сумку, которую достал из кармана. Ломая кусты и убыстряя шаг, направился к тротуару.
На улице академика Павлова внезапно появился небольшой автобус. Когда он поравнялся с Плаховым, из него выскочили два молодых человека и мгновенно затолкали оторопевшего и еще ничего не понимающего Плахова в открытую дверь микроавтобуса. Дверь быстро закрылась.
В микроавтобусе находились Алексей Климов и Станислав. Климов внимательно разглядывал отобранную у Плахова сумку, вынул из нее "булыжник".
- Зачем вам этот камень? - спросил Климов.
Плахов в первые минуты молчал и только каким-то отупевшим взглядом, в полной растерянности смотрел на сотрудника контрразведки. Он лихорадочно подбирал в уме какое-нибудь правдоподобное объяснение своим действиям и говорил. Между тем Станислав передал Климову два измятых листка бумаги, извлеченные из верхнего кармана рубашки задержанного. Тот их внимательно изучал несколько секунд, после чего они обменялись короткими репликами, не слышными задержанному. Затем два листка снова забирает Станислав.
На одном из листков, меньшем по размеру, видны какой-то адрес и несколько слов, понятных только тому, кто их написал. "Проспект Мира, дом № 30. Арка во двор дома. Левая сторона. 10 см. Высота 1,5 метра" - читает контрразведчик текст записки. "Пока непонятно", - думал сотрудник Американского отдела контрразведки, аккуратно укладывая измятый листок в атташе-кейс. Там уже лежат другие предметы, изъятые у Плахова. Они подождут своей очереди и будут тщательно исследованы. Ничто не должно избежать внимания, когда имеешь дело с захваченным шпионом!
Оперативный работник контрразведки пока не знал, что на этом маленьком клочке бумаги таким незамысловатым способом обозначено место сигнала для ЦРУ о благополучно подобранном "булыжнике". "После того как вы подберете нашу посылку, - говорилось в послании ЦРУ, - оставьте для нас сигнал на левой стороне арки дома № 30 на проспекте Мира. Для сигнала используйте губную помаду или мел. Проведите черту длиной не менее 10 см на высоте 1,5 метра. Ваш сигнал должен быть хорошо виден с проезжей части дороги". Станислав догадывался, что к сигналу для московской резидентуры ЦРУ имеет прямое отношение тюбик губной помады, который обнаружен в портмоне Плахова и который сотрудник контрразведки сейчас удивленно разглядывал.
- Купил в подарок жене, - угрюмо пояснил Плахов, - да вот не успел еще отдать. - Голос его дрожит.
Станислав никак не реагировал на слова задержанного и только отметил про себя, что "подарком для жены" уже пользовались - кончик ярко-красного карандаша изрядно стерт. Точно такую же ярко-красную метку, которую ему предстояло начертить в арке дома на проспекте Мира, Плахов поставил однажды на почтовом ящике на улице Вавилова.
Внимание контрразведчика привлек второй листок бумаги, обнаруженный в кармане рубашки Плахова. Он больше первого и сложен пополам. Станислав осторожно развернул смятую бумагу. "Что-то очень знакомое", - подумал молодой работник Американского отдела, вглядываясь в схему и рисунок, который изображен справа от нее. Он увидел на схеме название улицы "академика Павлова" - и понял, что это схема района, где только что задержан Плахов с "булыжником"!
- Это ваше? - спросил Климов.
Плахов подтвердил кивком головы. Было бы глупо отрицать вероятное. Любая экспертиза легко установит, что записки написаны его рукой.
- Это сугубо личное, - пробормотал он, - здесь у меня назначено свидание. - Плахов выпалил первое, что пришло в голову - ему очень не хотелось проигрывать...
Климов и Станислав молчали. На лице Климова появилась легкая улыбка.
- Только, пожалуйста, не говорите жене, - жалобно произнес Плахов, по-своему истолковав реакцию контрразведчиков, - вы понимаете это, вы же мужчины.
Но Климов усмехнулся не этому призыву к мужской солидарности. Он вспомнил недавние ночные бдения в отделе и "Нарцисса", прятавшего под опорой ЛЭП на улице академика Павлова "булыжник", с которым задержали Плахова.
Задержанный был уже тщательно обыскан контрразведчиками и переоделся в спортивный костюм, который дали ему вместо собственной одежды. Ампулы с ядом не обнаружили. Впрочем, если бы смертельный яд и был в этот момент у Плахова, он вряд ли сумел бы его применить. Да и признаков желания расстаться с жизнью не было заметно.
А Климов тем временем был занят футляром для очков задержанного, который ему передал Станислав, разбирая вещи Плахова. Он внимательно рассматривал и ощупывал футляр. Тот самый, где искусно запрятана инструкция Центрального разведывательного управления для "Пилигрима", миниатюрные листки с "планом связи", "энциклопедия" разведки для шпиона. Если она попадет к контрразведчикам, это сразу же расставит все по своим местам, поставит все точки над "i" в судьбе того, кто подобрал "булыжник".
При мысли о том, что рано или поздно это неминуемо случится, Плахов похолодел и весь как-то сжался, словно ожидая удара. Он впал в отчаяние и исподлобья смотрел на манипуляции контрразведчика с его футляром для очков. В его сознании мир сузился до размеров маленького собственного "я", и это "я" стонало и требовало защиты.
Плахову казалось, что у него уже не осталось жизненных сил. Он чувствовал, как его тело, капелька за капелькой, покидала сама жизнь, пока оно не повисло пустой оболочкой. Как мяч, из которого выпустили весь воздух. Теперь уже почти не было надежды на чудо. Только - жалость к себе. И - осознание давно начавшегося разрушения личности.
И все же он защищался. Защищался отчаянно, из последних оставшихся сил, все глубже увязая в нелепых и ненужных объяснениях, которые тяжелым грузом тянули его на дно.
Теперь, когда его задержали с явной уликой - контейнером из тайника, подобранным под опорой ЛЭП, Плахов и сам уже не смог бы объяснить, зачем он придумал нелепую историю о том, что "булыжник" ему понадобился, чтобы подложить под колесо автомашины. Он совершенно забыл, что в багажнике его серых "Жигулей" лежали металлические "башмаки" для такого случая. К тому же машина была абсолютно целой, и камень вовсе не требовался для какого-то ремонта. Как объяснять эту нелепицу, когда автомашину найдут, а ведь найдут обязательно?
Он ругал себя и за второпях сочиненную легенду о том, как он оказался у ЛЭП. В самом деле, ну кто поверит выдумке о свидании, назначенном на этом пустыре? Кто всерьез может принять объяснение о встрече здесь с девушкой-продавщицей из этого района? Ведь нетрудно проверить, есть ли вообще такая девушка...
Прошли считанные минуты, но они показались Льву Плахову вечностью. Он назвал задержавшим свое имя, но по-прежнему не сообщал, где он работает.
Станислав извлек из объемистого кожаного бумажника удостоверение и показал его Климову. На удостоверении только фотография Плахова и какой-то шифр. Но Климов хорошо знал, что такие удостоверения выдают тем, кто служит в Ясеневе. Увидев свое удостоверение личности в руках у Климова, Плахов больше не скрывал места работы и сообщил, что он сотрудник управления внешней контрразведки Первого Главного управления, подполковник.
После этого Плахов заявил, что он уже все объяснил и больше ничего не скажет. Затем стал изображать негодование по поводу незаконного задержания.
Удостоверение сотрудника ПГУ и слова Плахова заставили Климова внутренне содрогнуться. Он, которому довелось испытать в жизни немало неожиданных поворотов, был неприятно поражен и в первый момент почти не скрывал этого. Однако к нему быстро вернулись спокойствие и самообладание. Секундного раздумья было вполне достаточно для того, чтобы оценить остроту ситуации, тот урон, который нанесен проникновением "крота" ЦРУ в Комитет государственной безопасности.
- Не спускайте с него глаз, - приказал Климов контрразведчикам и, обращаясь к водителю, добавил: - Поехали в Лефортово*.
Автобус тронулся с места и быстро набрал скорость.
"Странная все-таки штука - логика и диалектика борьбы, - размышлял Алексей Климов, изредка поглядывая на задержанного, - вкладываешь в нее все силы, всю энергию, всю ненависть души. Но поверженный противник вызывает лишь презрение и отвращение. И отношение к нему - не слепая ненависть, не чувство мести".
Всю неблизкую дорогу до Лефортово Плахов подавленно молчал, словно набираясь сил для новой схватки с теми, кто будет заниматься трудным расследованием его страшного и горького преступления. Пока окончательно не потерпит поражения и не признает себя побежденным.
"Это - конец, - думал Плахов, - это возмездие за мои прегрешения". Из глубины памяти выплыли строки из песни Владимира Высоцкого, которые сопровождали его отъезд из Бангкока. Те, что запомнились ему роковой обреченностью и показались уже тогда пророческими: "Сгину я, меня пушинкой ураган сметет с ладони" - пел тогда своим узнаваемым хрипловатым голосом Высоцкий. "Вот и случилось - смело ураганом!"
Он представил наполненные слезами и ужасом огромные глаза жены и дочери. Поверят ли они, безмерно любящие его люди, тому, что услышат очень скоро. Он-то знает, как обстоит дело, но будет сопротивляться неумолимой судьбе. Сколько времени он сможет продержаться?
И снова оцепенение. И тошнотворный страх. И ожидание неизбежного конца.
Глава девятая
Выговор
от директора Лэнгли
Печальный некролог
В кабинете начальника Советского отдела Оперативного Директората ЦРУ в Лэнгли двое мужчин - хозяин кабинета Джеймс Вулрич и Питер Николс, его заместитель. После крайне неприятной информации Джона Каллохена из ФБР и столь же невеселого разговора с шефом ЦРУ Лэнгли Вулрич пригласил Николса срочно зайти к себе.
"Везунчик" уже несколько минут стоял почти у самых дверей кабинета своего начальника. В руках он держал рюмку с коньяком, предложенную любезным хозяином. Веселая улыбка на его лице постепенно уступала место напряженному ожиданию. При взгляде на сумрачный вид шефа оно стало переходить в неприятное предчувствие. А Джеймс Вулрич молчал, медленно вышагивая по кабинету. Руководитель Советского отдела долго не решался нарушить тягостную тишину, собираясь с мыслями...
Начало этой тревожной и драматической сцены в кабинете Джеймса Вулрича на пятом этаже здания штаб-квартиры ЦРУ, которое впрямую затрагивает любимое детище Питера Николса - "Пилигрима", читателю уже знакомо.
Наконец, встревоженный необычной обстановкой и долгим молчанием своего шефа, крестный отец "Пилигрима", бывший резидент ЦРУ в Бангкоке сам начал разговор.
- Что-нибудь случилось, сэр? Может быть, послать телеграмму в московскую резидентуру и напомнить им о "Пилигриме"?
- В этом нет необходимости, Питер. Русские только что арестовали "Пилигрима". Я пока не знаю деталей, но сам факт ареста не вызывает сомнений.
Николс уронил рюмку на пол, она разбилась, осколки стекла разлетелись по кабинету.
Джеймс Вулрич взял себя в руки. Он уже не одинок в постигшей беде. В присутствии своего заместителя он ощущал чувство ответственности. Нельзя допускать, чтобы другие, пусть они и принадлежат к ближайшему окружению, видели его минутную слабость.
- Я только что звонил директору. Он советует всем нам сохранять самообладание и работоспособность. Директор не меньше нас с вами переживает потерю этого ценного агента. В конце концов, у каждого агента свой срок. Работа в разведке всегда связана с риском. Мы должны избегать того, чтобы риск был ненужным. К сожалению, мы не всегда можем избежать неудачи. Считайте, что нам не повезло. Впрочем, Питер, у вас есть чем заняться, чтобы компенсировать эту потерю. Не так ли?
Джеймс Вулрич умышленно утаил от своего заместителя кое-что из того, что своим шепелявым голосом наговорил ему директор ЦРУ, взбешенный провалом "Пилигрима". Зачем лишний раз расстраивать и без того огорошенного неудачей человека?
- Конечно же, - продолжал Краснов после непродолжительной паузы, прохаживаясь по кабинету, - адвокаты поднимут крик насчет нарушения "прав человека" и невежливого обращения с личностью. Почти наверняка дадим возможность некоторым ретивым журналистам устроить истерику по поводу "безжалостных действий" КГБ. Ничего не поделаешь, придется вытерпеть. Наша задача - не допустить, чтобы преступник ушел от суда.
- Понимаю, Сергей Александрович, - сказал Климов, кивая головой, будем обязательно считаться с такой возможностью.
Музыка для полуночников
В последние дни августа Плахов вновь занервничал. В воскресенье ночью он ждал радиограмму ЦРУ из Франкфурта-на-Майне. Так было определено планом связи. В этом крупном западногерманском городе находился радиоцентр американской разведки. Оснащенный мощной аппаратурой, он вел передачи для агентов ЦРУ почти на всю европейскую территорию Советского Союза.
Радиопередачи по линии связи, выделенной для "Пилигрима", начались еще в январе 1985 года, задолго до возвращения агента из Таиланда. Но до самого конца августа в эфир шли "холостые" прогоны, хотя и содержавшие все атрибуты "рабочих". Надо было направить контрразведку по ложному следу, внушить ей, что агент, для которого предназначены телеграммы, уже давно находится в СССР. Даже если и прибыл из-за границы.
"Пилигрим" знал, что в последнее августовское воскресенье ему предстояло принять радиограмму Центрального разведывательного управления, в которой будут указаны координаты заложенного для него в Москве тайника. Он и страшился этого дня, и с нетерпением ждал его. Хотя и знал из спрятанного в футляре для очков плана связи, что "рабочая" радиопередача из Франкфурта-на-Майне будет еще несколько раз повторена по воскресеньям. В ЦРУ обладают терпением и требуют того же от агентов. Но "Пилигрим" уже не в силах ждать - в первый же сеанс связи от примет телеграмму Лэнгли. И постарается побыстрее забрать тайник.
...Радиограмма "Пилигриму" готовилась в Советском отделе Оперативного Директората почти два дня. Ее писал Питер Николс под контролем "Волка" Вулрича, переводил на русский язык доверенный переводчик отдела, зашифровывал индивидуальным шифром "Пилигрима" опытный сотрудник, подключенный к делу по распоряжению начальника отдела. Советский отдел быстро согласовал текст с московской резидентурой, и вот радиограмма начала свой путь к адресату. Вначале - во Франкфурт-на-Майне. Радиоцентр получил задание отправить ее на определенной частоте и в строго определенное время в дальнейшую дорогу на Восток. Радисты Франкфурта-на-Майне не знают того пункта, где она будет принята. И, конечно, в полном неведении о ее содержании. Да они и не любопытны по своей профессии. Они строго выдерживают все те условия, которые им предписаны. И вот телеграмма ЦРУ летит в Москву по волнам эфира.
...Поздний воскресный вечер. Вся семья собралась в просторной гостиной. Плахов в своем глубоком кресле читает книгу, жена и дочь-старшеклассница смотрят телевизионную программу. Он напряжен и следит за временем. Большие настенные часы показывали 23 часа 20 минут. Оставалось еще более получаса до начала радиосеанса ЦРУ...
- Наташа, - обращается Плахов к дочери, - уже поздно. Пора спать, завтра - понедельник, и тебе вставать рано. - Слова отца прозвучали как приказ.
Дочь недовольно проворчала что-то и ушла к себе. Муж и жена остались одни.
- Маша, - теперь необходимо отправить спать жену, - ты меня не жди. Я должен кое-что подготовить к завтрашнему дню. Я, пожалуй, поработаю на кухне.
- Ты все же долго не засиживайся, - супруге не привыкать к поздним бдениям мужа, - завтра рабочий день.
Служебные дела Плахова часто вмешиваются в семейную жизнь. Через несколько минут она, как и дочь, отправилась в спальню. Правда, и телевизионная программа, та, что была на экране в этот вечер, совсем не заслуживала того, чтобы просиживать из-за нее до глубокой ночи. К тому же в понедельник надо рано встать, чтобы проводить мужа на работу, а дочь в школу.
Плахов перешел на кухню. Еще оставалось время, и он приготовил кофе с таким расчетом, чтобы надолго хватило этого отбивающего сон напитка. Из гостиной он принес радиоприемник "Сони" и настроил его на музыкальную ночную волну. Потом он плотно прикрыл дверь кухни и набросил крючок. В квартире уже давно нет кошки, которая научилась открывать закрытую дверь на кухню, но крючок остался, и теперь он очень пригодился Льву Михайловичу.
Ночью время словно останавливается. Тот, кто страдает бессонницей, наверняка знает, как томительны эти часы для полуночников, пока не придет спасительный сон. Плахов не ждал сна - он ждал 12 часов ночи, когда должен начаться сеанс связи с ЦРУ. Приятная ночная музыка его не развлекала - он сосредоточен в напряженном ожидании.
23 часа 40 минут. Плахов подставил стул к кухонной вентиляционной шахте, осторожно отвинтил пластмассовую решетку и достал из колодца шахты подвешенную там матерчатую сумку. Он извлек из нее небольшой прибор и пачку бумаг. Это электронная приставка к радиоприемнику и инструкция по дешифровке телеграмм ЦРУ, которые ему вручили в Бангкоке. Все это он кладет на кухонный стол и прикрывает газетой. Наглухо запаянную в полиэтилен авторучку с вмонтированной в нее ампулой - "чудодейственным лекарством", которую он получил в Бангкоке и спрятал в тайнике вместе с другим снаряжением, он осторожно укладывает назад в сумку.
23 часа 50 минут. Плахов немного успокоился, но по-прежнему весь как-то внутренне напряжен. Он деловито настроил радиоприемник на нужную волну, подключил к нему электронную приставку. Табло на приборе засветилось, сообщая о готовности к работе. Кодовые таблицы, инструкция по их использованию, чистые листы бумаги - все приготовлено и лежит под рукой.
Ровно в 24 часа радиоцентр ЦРУ во Франкфурте-на-Майне врывается в эфир. Женский голос диктует на немецком языке пятизначные группы цифр, сами цифры высвечиваются на табло умного прибора. Первая группа, которую Плахов быстро расшифровал, указывает на то, что передаваемая телеграмма предназначена именно ему.
Плахов сосредоточенно вслушивался в немецкую речь женщины, диктующей цифры, всматриваясь в светящуюся картинку на экране прибора-приставки к радиоприемнику "Сони". "Пилигрим" оказался прилежным учеником, он отлично усвоил уроки, которые ему преподали в Бангкоке.
На экране продолжали появляться цифры. Они ложились ровными, длинными рядами, по пять цифр в каждой группе, заполняя весь экран. Потом картинка словно проваливается - уходит в электронную память прибора. Возникает и плывет по экрану новый ряд цифровых групп. Их возникновение и исчезновение длится долго, пока на экране не загорается слово "over", означающее конец радиограммы. Дама из радиоцентра ЦРУ еще дважды продиктует длинный ряд цифр, но теперь уже нет необходимости следить за ними - они надежно зафиксированы в электронной памяти прибора.
- Все-таки электроника - великое изобретение человека, настоящее чудо, - незаметно для себя вслух произнес Плахов, наблюдая, как возникали и исчезали в запоминающем устройстве цифры кодовой телеграммы из Лэнгли.
Плахов приступил к расшифровке. Он взмок за этим трудным занятием и не заметил, сколько прошло времени. Заспанный голос жены заставил его вздрогнуть:
- Левушка, уже очень поздно. Пора ложиться.
Плахов посмотрел на часы: почти два часа ночи. Он успокоил жену, отправил ее спать и начал читать телеграмму Центрального разведывательного управления:
"Пилигриму". Дорогой друг! Мы видели ваш сигнал и положили для вас посылку в месте "Павлин". Сообщаем дополнение к плану связи, который у вас имеется. Мы оставили посылку под той башней электропередачи, которая находится ближе всего к улице академика Павлова, напротив дома с табличкой названия улицы. Это камень серого цвета. Маршрут движения к "Павлину" определите сами. Лучше взять посылку в течение 2-3-х дней в вечернее время, когда там нет людей. Поставьте для нас сигнал об изъятии посылки. Координаты места для этого сигнала вам известны. Ожидаем ваших сообщений на те почтовые адреса, которые указаны в плане связи. Напоминаем наиболее важные темы, по которым ждем от вас информации: операции советской разведки и контрразведки против Соединенных Штатов и их союзников; американцы и другие лица, завербованные специальными службами Советского Союза для работы против Соединенных Штатов и их партнеров; агенты советской разведки в ЦРУ, если возможно, их имена и другие признаки их деятельности; структура и задачи советских специальных служб, особенно действующих против Соединенных Штатов, состав резидентур КГБ в США и в других странах НАТО. С нетерпением ожидаем вашу информацию, она будет для нас очень важной. Ваши заслуги будут по достоинству оценены. Потеря такой информации явилась бы для нас тяжелым ударом.
Ваши друзья".
Телеграмма ЦРУ впечатляет Плахова. Прочитав ее, он делает записи на небольшом листке бумаги и прячет его в верхний карман рубашки. Потом достает футляр с очками, вынимает очки и извлекает план связи из потайного отделения футляра. Он выписал из него на другой листок координаты места постановки сигнала об изъятии тайника "Павлин" и нарисовал схему. Затем и второй листок бумаги отправляется вслед за первым в карман рубашки. Он застегнул кармашек на пуговичку и слегка пригладил рукой.
Водворив на прежнее место в футляре миниатюрные листочки с планом связи, Плахов аккуратно нанес на вскрытый шов подкладки потайного отделения тонкий слой клея и крепко сжал склеенное место пальцами. Футляр с очками он снова положил в карман пиджака. Все, что было на кухонном столе, электронный прибор, инструкции ЦРУ по расшифровке телеграмм, кодовые таблицы, лист с текстом расшифрованной радиограммы он собрал в матерчатую сумку и снова подвесил ее изнутри колодца вентиляционной шахты, прикрыв решеткой. Радиоприемник "Сони", уже со сдвинутой настройкой, одиноко стоял на столе.
Теперь Плахову можно поспать. Утром он вовремя поднимается с кровати к очередному рабочему дню в Ясеневе.
"Крот" выходит из норы
В понедельник, в самом конце августа, Плахов, невыспавшийся и потому раздраженный, быстро собрался на работу. Еще ночью, за расшифровкой радиограммы из Лэнгли, он твердо решил не откладывать свой визит к "Павлину" и ехать за "булыжником" в понедельник, сразу после окончания рабочего дня. Конечно, если не возникнет срочных дел на службе. Он знал район Кунцева, где находится улица академика Павлова, и по карте Москвы наметил свой маршрут. Опытному водителю это не составит труда. Дома он сказал, что немного задержится, но, пожалуй, успеет к ужину. Ну, что же, в семье к его частым задержкам уже давно привыкли и нисколько не удивлялись.
Плахов проверил, на месте ли в кармане рубашки заготовленные ночью листочки с записями, и спустился к автомашине. Серый "жигуленок" ждал своего хозяина. Он завел двигатель и медленно выехал со двора дома на улицу.
В Ясеневе Плахов не задерживается. В начале седьмого он у своей машины. По Московской кольцевой дороге, минуя загруженные в эти часы транспортом городские кварталы, подполковник службы контразведки Первого Главного управления КГБ за двадцать минут добрался до пересечения МКАД с Можайским шоссе. Несколько знакомых поворотов, и Плахов у станции метро "Кунцевская". Здесь он оставил автомашину и дальше отправился пешком. По пути он внимательно осматривался, иногда останавливался и оглядывался. Не заметив ничего подозрительного, продолжил путь к "Павлину". Быстро сгущались сумерки. На улицах все меньше автомашин и прохожих.
Пост наблюдения контрразведки на улице академика Павлова бы,л как всегда, на вахте. В небольшом помещении находились два человека, они вели контроль при помощи специальных приборов с мониторами, на экране одного из них - башня ЛЭП. Та самая, под которой в кустарнике спрятан тайниковый контейнер - "булыжник".
Картинка монитора показывает безлюдное место. Только птицы спокойно и безмятежно сидели на арматуре опоры, никто и ничто их не тревожило. Один из наблюдателей перешел к другому монитору. На его экране появлялись и исчезали редкие прохожие. В кадре появился Плахов. Он медленно шел по улице, оглядываясь по сторонам.
Плахов исчез с экрана одного монитора и очень скоро появился на другом. Оба наблюдателя, как по команде, "прилипли" к экрану, напряженно всматриваясь в картинку. Теперь Плахов уже почти в самом центре экрана. Он стоял в глубине опоры и оглядывался. Птицы, вспугнутые его появлением, уже улетели, но вокруг по-прежнему больше никого не было. Плахов нагнулся к "камню", подобрал его и быстро сунул в сумку, которую достал из кармана. Ломая кусты и убыстряя шаг, направился к тротуару.
На улице академика Павлова внезапно появился небольшой автобус. Когда он поравнялся с Плаховым, из него выскочили два молодых человека и мгновенно затолкали оторопевшего и еще ничего не понимающего Плахова в открытую дверь микроавтобуса. Дверь быстро закрылась.
В микроавтобусе находились Алексей Климов и Станислав. Климов внимательно разглядывал отобранную у Плахова сумку, вынул из нее "булыжник".
- Зачем вам этот камень? - спросил Климов.
Плахов в первые минуты молчал и только каким-то отупевшим взглядом, в полной растерянности смотрел на сотрудника контрразведки. Он лихорадочно подбирал в уме какое-нибудь правдоподобное объяснение своим действиям и говорил. Между тем Станислав передал Климову два измятых листка бумаги, извлеченные из верхнего кармана рубашки задержанного. Тот их внимательно изучал несколько секунд, после чего они обменялись короткими репликами, не слышными задержанному. Затем два листка снова забирает Станислав.
На одном из листков, меньшем по размеру, видны какой-то адрес и несколько слов, понятных только тому, кто их написал. "Проспект Мира, дом № 30. Арка во двор дома. Левая сторона. 10 см. Высота 1,5 метра" - читает контрразведчик текст записки. "Пока непонятно", - думал сотрудник Американского отдела контрразведки, аккуратно укладывая измятый листок в атташе-кейс. Там уже лежат другие предметы, изъятые у Плахова. Они подождут своей очереди и будут тщательно исследованы. Ничто не должно избежать внимания, когда имеешь дело с захваченным шпионом!
Оперативный работник контрразведки пока не знал, что на этом маленьком клочке бумаги таким незамысловатым способом обозначено место сигнала для ЦРУ о благополучно подобранном "булыжнике". "После того как вы подберете нашу посылку, - говорилось в послании ЦРУ, - оставьте для нас сигнал на левой стороне арки дома № 30 на проспекте Мира. Для сигнала используйте губную помаду или мел. Проведите черту длиной не менее 10 см на высоте 1,5 метра. Ваш сигнал должен быть хорошо виден с проезжей части дороги". Станислав догадывался, что к сигналу для московской резидентуры ЦРУ имеет прямое отношение тюбик губной помады, который обнаружен в портмоне Плахова и который сотрудник контрразведки сейчас удивленно разглядывал.
- Купил в подарок жене, - угрюмо пояснил Плахов, - да вот не успел еще отдать. - Голос его дрожит.
Станислав никак не реагировал на слова задержанного и только отметил про себя, что "подарком для жены" уже пользовались - кончик ярко-красного карандаша изрядно стерт. Точно такую же ярко-красную метку, которую ему предстояло начертить в арке дома на проспекте Мира, Плахов поставил однажды на почтовом ящике на улице Вавилова.
Внимание контрразведчика привлек второй листок бумаги, обнаруженный в кармане рубашки Плахова. Он больше первого и сложен пополам. Станислав осторожно развернул смятую бумагу. "Что-то очень знакомое", - подумал молодой работник Американского отдела, вглядываясь в схему и рисунок, который изображен справа от нее. Он увидел на схеме название улицы "академика Павлова" - и понял, что это схема района, где только что задержан Плахов с "булыжником"!
- Это ваше? - спросил Климов.
Плахов подтвердил кивком головы. Было бы глупо отрицать вероятное. Любая экспертиза легко установит, что записки написаны его рукой.
- Это сугубо личное, - пробормотал он, - здесь у меня назначено свидание. - Плахов выпалил первое, что пришло в голову - ему очень не хотелось проигрывать...
Климов и Станислав молчали. На лице Климова появилась легкая улыбка.
- Только, пожалуйста, не говорите жене, - жалобно произнес Плахов, по-своему истолковав реакцию контрразведчиков, - вы понимаете это, вы же мужчины.
Но Климов усмехнулся не этому призыву к мужской солидарности. Он вспомнил недавние ночные бдения в отделе и "Нарцисса", прятавшего под опорой ЛЭП на улице академика Павлова "булыжник", с которым задержали Плахова.
Задержанный был уже тщательно обыскан контрразведчиками и переоделся в спортивный костюм, который дали ему вместо собственной одежды. Ампулы с ядом не обнаружили. Впрочем, если бы смертельный яд и был в этот момент у Плахова, он вряд ли сумел бы его применить. Да и признаков желания расстаться с жизнью не было заметно.
А Климов тем временем был занят футляром для очков задержанного, который ему передал Станислав, разбирая вещи Плахова. Он внимательно рассматривал и ощупывал футляр. Тот самый, где искусно запрятана инструкция Центрального разведывательного управления для "Пилигрима", миниатюрные листки с "планом связи", "энциклопедия" разведки для шпиона. Если она попадет к контрразведчикам, это сразу же расставит все по своим местам, поставит все точки над "i" в судьбе того, кто подобрал "булыжник".
При мысли о том, что рано или поздно это неминуемо случится, Плахов похолодел и весь как-то сжался, словно ожидая удара. Он впал в отчаяние и исподлобья смотрел на манипуляции контрразведчика с его футляром для очков. В его сознании мир сузился до размеров маленького собственного "я", и это "я" стонало и требовало защиты.
Плахову казалось, что у него уже не осталось жизненных сил. Он чувствовал, как его тело, капелька за капелькой, покидала сама жизнь, пока оно не повисло пустой оболочкой. Как мяч, из которого выпустили весь воздух. Теперь уже почти не было надежды на чудо. Только - жалость к себе. И - осознание давно начавшегося разрушения личности.
И все же он защищался. Защищался отчаянно, из последних оставшихся сил, все глубже увязая в нелепых и ненужных объяснениях, которые тяжелым грузом тянули его на дно.
Теперь, когда его задержали с явной уликой - контейнером из тайника, подобранным под опорой ЛЭП, Плахов и сам уже не смог бы объяснить, зачем он придумал нелепую историю о том, что "булыжник" ему понадобился, чтобы подложить под колесо автомашины. Он совершенно забыл, что в багажнике его серых "Жигулей" лежали металлические "башмаки" для такого случая. К тому же машина была абсолютно целой, и камень вовсе не требовался для какого-то ремонта. Как объяснять эту нелепицу, когда автомашину найдут, а ведь найдут обязательно?
Он ругал себя и за второпях сочиненную легенду о том, как он оказался у ЛЭП. В самом деле, ну кто поверит выдумке о свидании, назначенном на этом пустыре? Кто всерьез может принять объяснение о встрече здесь с девушкой-продавщицей из этого района? Ведь нетрудно проверить, есть ли вообще такая девушка...
Прошли считанные минуты, но они показались Льву Плахову вечностью. Он назвал задержавшим свое имя, но по-прежнему не сообщал, где он работает.
Станислав извлек из объемистого кожаного бумажника удостоверение и показал его Климову. На удостоверении только фотография Плахова и какой-то шифр. Но Климов хорошо знал, что такие удостоверения выдают тем, кто служит в Ясеневе. Увидев свое удостоверение личности в руках у Климова, Плахов больше не скрывал места работы и сообщил, что он сотрудник управления внешней контрразведки Первого Главного управления, подполковник.
После этого Плахов заявил, что он уже все объяснил и больше ничего не скажет. Затем стал изображать негодование по поводу незаконного задержания.
Удостоверение сотрудника ПГУ и слова Плахова заставили Климова внутренне содрогнуться. Он, которому довелось испытать в жизни немало неожиданных поворотов, был неприятно поражен и в первый момент почти не скрывал этого. Однако к нему быстро вернулись спокойствие и самообладание. Секундного раздумья было вполне достаточно для того, чтобы оценить остроту ситуации, тот урон, который нанесен проникновением "крота" ЦРУ в Комитет государственной безопасности.
- Не спускайте с него глаз, - приказал Климов контрразведчикам и, обращаясь к водителю, добавил: - Поехали в Лефортово*.
Автобус тронулся с места и быстро набрал скорость.
"Странная все-таки штука - логика и диалектика борьбы, - размышлял Алексей Климов, изредка поглядывая на задержанного, - вкладываешь в нее все силы, всю энергию, всю ненависть души. Но поверженный противник вызывает лишь презрение и отвращение. И отношение к нему - не слепая ненависть, не чувство мести".
Всю неблизкую дорогу до Лефортово Плахов подавленно молчал, словно набираясь сил для новой схватки с теми, кто будет заниматься трудным расследованием его страшного и горького преступления. Пока окончательно не потерпит поражения и не признает себя побежденным.
"Это - конец, - думал Плахов, - это возмездие за мои прегрешения". Из глубины памяти выплыли строки из песни Владимира Высоцкого, которые сопровождали его отъезд из Бангкока. Те, что запомнились ему роковой обреченностью и показались уже тогда пророческими: "Сгину я, меня пушинкой ураган сметет с ладони" - пел тогда своим узнаваемым хрипловатым голосом Высоцкий. "Вот и случилось - смело ураганом!"
Он представил наполненные слезами и ужасом огромные глаза жены и дочери. Поверят ли они, безмерно любящие его люди, тому, что услышат очень скоро. Он-то знает, как обстоит дело, но будет сопротивляться неумолимой судьбе. Сколько времени он сможет продержаться?
И снова оцепенение. И тошнотворный страх. И ожидание неизбежного конца.
Глава девятая
Выговор
от директора Лэнгли
Печальный некролог
В кабинете начальника Советского отдела Оперативного Директората ЦРУ в Лэнгли двое мужчин - хозяин кабинета Джеймс Вулрич и Питер Николс, его заместитель. После крайне неприятной информации Джона Каллохена из ФБР и столь же невеселого разговора с шефом ЦРУ Лэнгли Вулрич пригласил Николса срочно зайти к себе.
"Везунчик" уже несколько минут стоял почти у самых дверей кабинета своего начальника. В руках он держал рюмку с коньяком, предложенную любезным хозяином. Веселая улыбка на его лице постепенно уступала место напряженному ожиданию. При взгляде на сумрачный вид шефа оно стало переходить в неприятное предчувствие. А Джеймс Вулрич молчал, медленно вышагивая по кабинету. Руководитель Советского отдела долго не решался нарушить тягостную тишину, собираясь с мыслями...
Начало этой тревожной и драматической сцены в кабинете Джеймса Вулрича на пятом этаже здания штаб-квартиры ЦРУ, которое впрямую затрагивает любимое детище Питера Николса - "Пилигрима", читателю уже знакомо.
Наконец, встревоженный необычной обстановкой и долгим молчанием своего шефа, крестный отец "Пилигрима", бывший резидент ЦРУ в Бангкоке сам начал разговор.
- Что-нибудь случилось, сэр? Может быть, послать телеграмму в московскую резидентуру и напомнить им о "Пилигриме"?
- В этом нет необходимости, Питер. Русские только что арестовали "Пилигрима". Я пока не знаю деталей, но сам факт ареста не вызывает сомнений.
Николс уронил рюмку на пол, она разбилась, осколки стекла разлетелись по кабинету.
Джеймс Вулрич взял себя в руки. Он уже не одинок в постигшей беде. В присутствии своего заместителя он ощущал чувство ответственности. Нельзя допускать, чтобы другие, пусть они и принадлежат к ближайшему окружению, видели его минутную слабость.
- Я только что звонил директору. Он советует всем нам сохранять самообладание и работоспособность. Директор не меньше нас с вами переживает потерю этого ценного агента. В конце концов, у каждого агента свой срок. Работа в разведке всегда связана с риском. Мы должны избегать того, чтобы риск был ненужным. К сожалению, мы не всегда можем избежать неудачи. Считайте, что нам не повезло. Впрочем, Питер, у вас есть чем заняться, чтобы компенсировать эту потерю. Не так ли?
Джеймс Вулрич умышленно утаил от своего заместителя кое-что из того, что своим шепелявым голосом наговорил ему директор ЦРУ, взбешенный провалом "Пилигрима". Зачем лишний раз расстраивать и без того огорошенного неудачей человека?