Страница:
Впрочем, статья московского корреспондента была опубликована на предпоследней странице газеты, и вряд ли многие читатели обратили на нее внимание.
События разразившейся бури на этом не закончились, хотя и не сразу сообщения обо всех из них появились в средствах массовой информации.
Уже в самом конце зимы советской контрразведкой был арестован прибывший из долгосрочной командировки в Лиссабон агент Центрального разведывательного управления "Доллар", тот самый майор ГРУ, который вызвался работать на американскую разведку за "сто тысяч" долларов, но не сумевший развернуться после возвращения в Москву. А спустя несколько дней после ареста "Доллара" в Ленинграде при изъятии тайникового контейнера, заложенного разведчиками оперативной группы ЦРУ в американском генеральном консульстве, был задержан с поличным "Дэниэль Рост", любезно уступленный западногерманской разведслужбой своему старшему партнеру.
В наступившей короткой паузе можно было считать потери и готовиться к новому раунду схватки.
Госпожа "Удача"
- Все-таки "господин Случай" что-то значит в нашей жизни, - сказал Иван Платонович Старобельский, возвратившись из Управления военной контрразведки, где ему показали оперативные материалы о майоре ГРУ, завербованном американской разведкой в Лиссабоне. О том самом агенте ЦРУ с причудливым псевдонимом "Доллар", который три недели назад вернулся из Португалии и, подгоняемый желанием отработать свои "тридцать сребреников" и получить обещанный ему новый щедрый гонорар, торопился оповестить Лэнгли о готовности начать работу в Москве.
И в который уже раз для сигнальной метки была пущена в ход губная помада. Разведчиком московской резидентуры ЦРУ, "прочитавшим" сигнал, был уже известный нам Лоренс Кроуфорд.
- Трудно недооценивать роль случайных обстоятельств в любом деле, вступил в разговор Климов.
Иван Платонович Старобельский и Алексей Владимирович Климов снова встречались в кабинете начальника Американского отдела. Втроем они обсуждали итоги жаркой зимы.
- Да, в какой-то мере господин "Случай". Понимаете, Сергей Александрович и Алексей, - проговорил Старобельский, обращаясь к собеседникам, - след к майору военной разведки, можно сказать, потянулся при несколько необычных обстоятельствах. Офицеру безопасности нашего посольства в Лиссабоне попало в руки анонимное письмо от иностранца. Тот, очевидно, неплохо знал, по крайней мере внешне, резидента ЦРУ в Португалии и однажды стал свидетелем встречи американца в одной из гостиниц Лиссабона с каким-то русским дипломатом. Он сделал такой вывод дипломатическому знаку автомашины, который ему удалось заметить. Он также описал в общих чертах внешность русского. Автор письма не сомневался в явно конспиративном характере контакта. Вот в таких условиях и с такой информацией наша резидентура в Лиссабоне стала решать задачу с несколькими неизвестными. Дипломата посольства установили быстро - им оказался помощник военного атташе. Резидентура затем проследила, что он еще дважды конспиративно встречался с резидентом ЦРУ в той же гостинице. Провели осторожную проверку - никаких служебных поручений, связанных с контактами с американцами, помощник военного атташе не должен был выполнять. Так что сомнений просто не оставалось. Стали искать "доброжелателя" - неудачно. Версий много. Это мог быть и какой-то сотрудник американского посольства, не взлюбивший Лэнгли, но по понятным причинам пожелавший остаться неизвестным. Мог быть работник местной службы безопасности, имеющий причины именно так относиться к Центральному разведывательному управлению. В общем, можно только гадать. И ждать, не проявится ли автор этого письма еще раз. Правда, для нас в данный момент это, пожалуй, не имеет значения.
- Вот уж никак нельзя назвать случайностью то, как появилась информация о шпионе американской разведки в Ленинграде. - Климов только что возвратился из Северной Пальмиры, где участвовал в захвате "Дэниэля Роста". - Как я понимаю, наши друзья из ГДР передали нам оперативные данные, которые получили от своего источника в БНД. Это никак нельзя назвать случайным успехом, хотя и такие непредвиденные удачи бывают. Возьмем, например, дело Плахова. Вот где сыграл свою роль господин "Случай", как вы, Иван Платонович, говорите. Его нам "подарил" "Нарцисс" из-за своей небрежности. Кто знает, как бы пошли дела, не соверши они промашки с фотоаппаратом "Минокс". Да и в деле Аркадия Порываева немало случайного.
- Я полагаю, - вмешался Краснов, - вы оба по-своему правы. И все же не будем забывать законов диалектики. Случайность - категория философская. Так же как и ее родная сестра - закономерность. Обе эти категории важны и совершенно объективно действуют в нашей работе, и к обеим необходимо относиться с уважением. Мы в контрразведке обязаны использовать любую возможность, не выходящую за рамки дозволенного законом, чтобы противостоять противнику. С этой точки зрения важен не сам господин "Случай", важно не пройти мимо и умело им воспользоваться. Удача капризная дама, она любит, когда за ней ухаживают. Все названные вами дела, которые контрразведка так удачно завершила, - лучший пример такого подхода. И Плахов, и майор из военной разведки, и Аркадий, который нам очень серьезно помог. И, конечно же, ленинградское дело. Оно в этом же ряду, и отнюдь не исключение из общего правила. Немецкие друзья ведь не случайно занимаются БНД. И мы совершенно не случайно повернули информацию Аркадия Порываева в нужное нам русло.
- И тем не менее господин "Случай" всегда хорош, - сказал Старобельский, - конечно, когда имеет приятный для нас характер.
- Ладно, - не возражал Климов, - давайте повенчаем этого господина с госпожой "Удачей". И скрепим брачный союз еще и умелой настойчивостью.
- Договорились, - рассмеялся Краснов, словно завершая беседу на эту философскую тему. - Однако полагаться только на господина "Случая" было бы, я полагаю, верхом глупости. Неразумно рассчитывать только на то, что происходит само собой. Нужна организующая сила, воля и настойчивость. Можно, конечно, воспринимать случай как везение. Но тогда надо вспомнить, что говорил наш выдающийся полководец Александр Васильевич Суворов: "Везенье - везеньем, но когда-нибудь надобно и уменье!"
Уже перед самым уходом к себе Климов добавил, обращаясь к начальнику отдела:
- Сергей Александрович, мы сейчас готовим завершающую стадию операции с "Рекрутом". К концу дня прошу вас принять меня и Станислава с проектом письма "Рекрута" американцам. Станислав и я завтра сможем с ним увидеться.
Глава четырнадцатая
"По ком звонит колокол"*
"Рекрут" преподносит сюрприз
Говорят, что надо всегда прислушиваться к колокольному звону - колокол может звонить по тебе и навевать мысли о вечном. Или - о чем-то преходящем и неопределенном, как туман, который рано или поздно рассеется.
Телеграмма московской резидентуры о неудачном выходе Арнольда Бронсона на встречу с "Рекрутом", о задержании его милицией по подозрению в ограблении девушки и о радиопередатчике, который попал в руки к русским, поразила начальника Советского отдела Оперативного Директората, может быть, не меньше, чем сообщение о провале "Пилигрима". Возвратившийся из Москвы Питер Николс дополнил это печальное известие подробностями о событиях в отделении милиции на проспекте Маршала Гречко, о которых доложил подавленный случившимся разведчик резидентуры.
- Вы совершенно правильно ставите вопрос об Арнольде, - сказал Николсу Джеймс Вулрич, - ему нельзя оставаться в Советском Союзе. Независимо от того, уцелеет ли "Рекрут" или его ожидает судьба несчастного "Пилигрима".
- Да, сэр, я рад, что вы разделяете мое мнение. Мы немедленно направим телеграмму Александру Нарбекову, чтобы Арнольд готовился к отъезду. Думаю, надо объяснить его отъезд каким-то благовидным предлогом, например, болезнью матери или его самого. Знаете, я уверен, что слежки за Арнольдом не было, как не было наблюдения за ним все последнее время. Да и "J.I.B." все-таки надежное средство, чтобы избавиться от преследователей. Странно, однако, что оказался неудачным отвлекающий маневр с поездкой Александра на Кавказ.
Последствия этого разговора в Советском отделе Лэнгли уже известны. Поспешный отъезд из Москвы Арнольда Бронсона остался малоприметным для большинства американцев с улицы Чайковского, но был по достоинству оценен в доме № 1/3 на улице Дзержинского.
- Совершенно ясно, Питер, - говорил своему заместителю начальник Советского отдела несколько дней спустя после возвращения "Роберта Кэмпбелла" в Вашингтон, - что нам и Эрику Хонтауэру в его новой должности главного контрразведчика ЦРУ потребуется делать серьезный и всесторонний анализ всего, что случилось в Москве. Может быть, мы что-то узнаем о "Рекруте".
Судьба агента, которого в Лэнгли готовили на роль "крота" в Ясеневе, основательно беспокоила Джеймса Вулрича. Вести о "Рекруте" появились в Советском отделе Оперативного Директората уже на следующей неделе. На стол "Волка" Вулрича легло проявленное в лаборатории Лэнгли и расшифрованное в самом отделе письмо от агента ЦРУ:*
"Дорогие друзья! Я вынужден просить вас освободить меня от тех обязательств, которые я так неосторожно взял на себя после всех ваших заверений о безопасности наших встреч. Сегодня я испытал настоящий ужас у места встречи "Крем". Я был в двухстах метрах от телефонной будки и увидел страшную сцену, когда в милицейскую машину усаживали человека, только что вышедшего из будки. Наверное, это был американец или англичанин, потому что он кричал что-то на английском языке. Возможно, мне повезло, я задержался минут на 8-10. Я тут же повернул назад, там был угол улицы. Я уверен, что вы поймете мое чувство. Я больше не могу и не хочу так рисковать. Надеюсь, что вы проявите благородство. Прошу вас не посылать мне радиограмм, я не смогу их прочитать, я все материалы уничтожил. Пожалуйста, не пытайтесь связаться со мной в Москве. Прощайте.
Ваш друг".
- Ну вот, Питер, еще одно недостающее звено. Что вы теперь думаете о событиях в Москве? - Голос начальника Советского отдела непривычно задрожал. - Не знаю, что придется доложить директору и как объяснять все случившееся. Честно говоря, я уже не так уверен в непогрешимости проверки разведчиков резидентуры. Но несравнимо больше этого я думаю о трагической утечке информации отсюда.
- Я вас понимаю, сэр. - "Везунчик" не может скрыть от шефа своей растерянности. - У победы много живых родителей, а неудача - всегда остается сиротой. Мне, наверное, следует, прежде всего винить себя. Особенно сейчас в Москве. И в деле "Рекрута", и тогда, в деле "Пилигрима", слишком велика была жажда удачи. Может быть, и посчастливилось ее поймать, но удержать - не удалось. Не хотелось бы быть охотником, угодившим и капкан.
- Ладно, Питер, прекратите казнить себя. Грустно признавать поражения, но вы безусловно правы. К победам быстро привыкаешь, они создают эйфорию, и она очень вредна, если ею слишком увлекаться. Всегда нужен холодный душ, он закаляет. Как бы ни была трудна схватка с сильным противником (а русские очень крепкий и сильный противник, необходимо это признавать), как ни сложна обстановка для нас в Советском Союзе, - я уверен, что нам удастся разгадать загадки, которые задают нам русские. Жаль только, что приходится тратить на это драгоценное время и массу нервной энергии.
Святая простота
"O, Sancta Simplicitas!" - это были последние в его жизни слова. Обвиненного в ереси и сожженного на костре чешского богослова-реформатора Яна Гуса, успевшего увидеть пожилую женщину, бросавшую в бушующее пламя связку сухого хвороста. Поистине - святая простота.
Начальник Советского отдела Оперативного Директората ЦРУ мог не опасаться казни на костре. Он не был еретиком-отступником от канонов Центрального разведывательного управления. Даже в худшие для Лэнгли времена он оставался усердным и решительным солдатом тайной войны, пользовавшимся непререкаемым авторитетом у всех руководителей, с которыми служил эти долгие годы. Бескомпромиссным борцом с "империей зла".
Вулрича не пугало его будущее. Да, ему не хотелось уходить из разведки, он может еще поработать, и возраст пока не помеха. Но в конце концов он готов к отставке - пенсия у таких, как он, ветеранов Центрального разведывательного управления, позволяет жить вполне безбедно, содержать семью и детей, еще не пустившихся в свободное плавание по жизни, иметь уютное жилище.
В значительно большей мере он был озабочен другим: проигрышем почти выигранной партии, досадой на то, что позволил себя обыграть тем, к кому всегда относился свысока, как к представителям низшей формации, хотя и побаивался их, как Давид боялся грозного гиганта Голиафа*. И еще беспокоило то, что его будут осуждать за "непрофессионализм" коллеги, многие из которых просто недостойны предъявлять ему претензии. Именно они бросят охапку дров в тот костер, который постараются разжечь его недоброжелатели вокруг провалов московской резидентуры и Советского отдела.
Были ли неудачи у Джеймса "Волка" Вулрича? - Он не любил о них вспоминать, но они, конечно, случались, кто в разведке от них застрахован! Однако у Советского отдела в прошлом ее не было столь зловещих "урожаев" на невзгоды, еще никогда на отдел ее не обрушивалось столько провалов, следующих один за другим с такой поразительной частотой!
Вначале непонятный удар судьбы с "Пилигримом". Затем "Рекрут", отказавшийся от сотрудничества в самый разгар удачного поворота событий, и одновременно - потеря ценнейшей уникальной аппаратуры, которая могла изменить работу московской резидентуры с агентами. И вот теперь - трагедия с провалом сразу двух ценных агентов, на которых делалась особая ставка в Лэнгли. Специалиста по подводному флоту СССР из Ленинграда и "крот" ЦРУ в советской военной разведке! Трудно перенести эту катастрофу (иначе просто не назовешь!), тем более что за всеми неприятными неудачами стоит тайна успехов русских.
Об этом новом провале начальнику Советского отдела стало известно совсем недавно. Он был просто поражен случившимся: ведь московская резидентура фактически даже не успела приступить к работе по связи с "Долларом". Правда, все необходимые материалы были направлены Александру Нарбекову.
Катастрофа в Ленинграде, где "Дэниэль Рост" был схвачен в пригороде, пытаясь извлечь свой первый тайниковый контейнер в Советском Союзе, тоже не поддавалась объяснениям. "Наследили" в ленинградской оперативной группе или русские перехватили ее переписку с Лэнгли?* Или еще что-то?
Что же это такое? Русский "крот" в самом Советском отделе? Вулрич метался в сомнениях и догадках, подозревая и оправдывая одних, осторожно добивался перевода в другие подразделения тех, в ком по каким-либо причинам не был уверен или кого просто невзлюбил. А провалы тем временем не прекращались. Так в чем же дело? Джеймс "Волк" Вулрич вконец потерял покой.
На начальника Советского отдела наваливались воспоминания. Так, наверное, бывает всегда, когда радостные события уступают место беспокойному поиску причин жизненных неудач.
Джеймс Вулрич вспомнил, что говорил кумир его юношеских дней Джон Кеннеди. У президента, хорошего оратора, нашлись нужные слова: "О ваших успехах не говорят, о ваших же неудачах - трубят повсюду. Вы не можете говорить о ваших достижениях, ваши же провалы говорят сами за себя".**
Провали Центрального разведывательного управления на московском фронте в восьмидесятые годы становились отвратительным кошмаром для "Волка" Вулрича. Он не мог даже представить себе, что дела в Москве пойдут так скверно.
"Я рад, что мы начинаем преодолевать комплекс неполноценности, говорил он своим новым подчиненным, придя в Советский отдел в конце семидесятых. - Мы не можем позволить Советам вытирать о нас ноги. "Карфаген должен быть разрушен" - призывал известный римский консул. И римляне добились своего - победили своего главного соперника. Русские - теперь наш главный противник, и Москва, как Карфаген когда-то, должна пасть".
"Поведение Советского Союза имеет одну цель - мировое господство. Джеймс Вулрич, возможно, сам того не замечая, говорил в отделе в начале восьмидесятых языком своего нового шефа директора ЦРУ Уильяма Кейси. Американский народ должен противостоять этому намерению нашего главного врага. Такая задача поручена Центральному разведывательному управлению, и мы будем это делать. Неважно, какими методами. И совсем не обязательно надевать при этом белые перчатки".
Вулрич обретал свое амплуа. Недаром в Лэнгли его стали называть "Волком".
И вот теперь приходится говорить о "кроте", агенте русской разведки в Лэнгли, о виновнике всех происходящих бед и несчастий американцев в Москве!
И снова Джеймс Вулрич вспомнил, как несколько лет назад яростно спорил с влиятельным в Лэнгли начальником контрразведки ЦРУ Джеймсом Энгльтоном, высмеивал его теорию "русского проникновения" в американскую разведку. С тем самым Энгльтоном, место которого теперь занимает Эрик Хонтауэр. Тогда, в семидесятые годы, размышления Энгльтона казались Джеймсу Вулричу сумбурной фантазией. Центральное разведывательное управление безупречно. Оно должно быть вне подозрений. Никакой иностранной разведке не под силу проникнуть в его ряды - такие постулаты были не просто живучи, они стояли стальным изваянием и подпитывались американским патриотизмом. До поры до времени. Пока не были свергнуты суровой действительностью с догматического пьедестала.
Со временем Джеймс Вулрич перестал критиковать "теории" Энгльтона. Они уже не казались ему такими безосновательными. Но его решение было более радикальным: "клин надо вышибать клином". Русские "кроты" - жестокая реальность, их надо выискивать и преследовать всей мощью американских спецслужб. И главное в этом - необходимо заводить своих собственных "кротов" в русской разведывательной службе. Нельзя жалеть средств и времени на их приобретение.
Вот тогда-то и были усилены "русские группы" в зарубежных резидентурах ЦРУ, нацеленные на вербовку "кротов" в советских представительствах за границей. Вот тогда-то и заработала в полную мощь программа ЦРУ-ФБР "Кортшип" в Вашингтоне, Нью-Йорке и Сан-Франциско*.
Первая эйфория успехов делала свое дело. Презирая противника, Джеймс Вулрич (и не он один!) считал, что это правильный путь в сфере противоборства с русскими. Американские "кроты" в советских спецслужбах важная гарантия для Центрального разведывательного управления, эффективное лекарство от всяческих бед, надежное средство от неожиданностей.
Последние провалы в Москве, расцененные многими в Лэнгли как следствие тайной работы русского "крота", привели к новому всплеску "теорий" Энгльтона, но уже в несколько другом варианте. Версия о советском "кроте" устраивала многих в ЦРУ. Она была удобным оправданием собственных ошибок и оплошностей, а главное - помогала принизить силу противника, всю совокупную способность оппонента к эффективной обороне, которую в Лэнгли никак не хотели признавать. Поэтому-то и списывали поражения на проникшего в американские спецслужбы "крота", а может быть, целое семейство "кротов", мостивших успехи русских в борьбе с благородным соперником!
Кошмар "русских кротов" висел в кабинетах Лэнгли липким туманом, внося нервозность и суматоху в размеренную жизнь ведомства и ломая судьбы многих американских разведчиков, становившихся жертвами подозрений. Создавались специальные комиссии, шли бесконечные расследования, появлялись на свет пухлые доклады с грифом "совершенно секретно".
В Лэнгли, выставляя напоказ свои аналитические таланты, искали "истину". Ту истину, которая должна была сделать ее носителей свободными и сильными. Если верить призыву Нагорной проповеди, запечатленному в вестибюле здания штаб-квартиры ЦРУ.
Пока удар не обрушился на самые верхи Центрального разведывательного управления.
Могущественный сенатский комитет Конгресса по разведке, задетый невниманием к себе руководства Лэнгли и посчитав оскорбительным для Америки крушение мифа о "жене Цезаря", потерявшей репутацию благопристойной матроны, решил не жалеть начальственных голов ЦРУ. Сенаторы на Капитолийском холме потребовали крови. Одни хищники были очень недовольны другими.
Версия о "кроте" КГБ, погубившего "Пилигрима" и выдавшего русским другие разведывательные операции американцев против Советского Союза, вконец измучила Джеймса Вулрича.
Война не бывает без жертв. Тайная война - не исключение. "Звездочки" в мемориальном зале Лэнгли - это символ ненасытного Молоха*. О жертвах, приносимых на алтарь тайных баталий, вынуждены помнить все те, кто проходит мимо. Это по ним звонит колокол. Он звонит и по Джеймсу "Волку" Вулричу.
...Джеймс Вулрич медленно бредет к автомобильной стоянке. Он сгорбился, плечи опустились. Где же его былая выдержка, где железная воля, где прозорливость, не раз выручавшая в прошлом?
"Волк" Вулрич не привык выставлять наружу свои чувства. Вот и сейчас, похоже, ему придется переживать неудачи в одиночестве. Другие не выручат, не вернут ему уверенности. Не выручит тяжело больной Уильям Кейси, дни директора ЦРУ сочтены, он умирает от мучительного недуга.
Да и всегда ли будет надежно действовать алгоритм, которому Вулрич поклонялся, следуя заветам своих кумиров Аллена Даллеса и Уильяма Кейси? О Карфагене, который должен быть разрушен. О главном противнике, которого следует сокрушить до основания. Ну, допустим, удастся это сделать, и крепость, которую сейчас осаждают Соединенные Штаты, падет. Наверняка появятся новые, невиданные опасности и угрозы. Тысячи ядовитых змей в джунглях, как образно скажет один из ветеранов ЦРУ, когда восьмидесятые годы, наконец, завершатся и многие почувствуют конец "холодной войны".
Шаркая негнущимися ногами, Джеймс Вулрич шел к автомашине. Он думал о потерянных агентах, о своих несбывшихся планах и расчетах, о неудачной надежде на то, что его "крот" обоснуется в русской разведке. О противнике, который на этот раз оказался хитрее и удачливее, чем он сам. О розах и шипах, вечных спутниках разведки, которой он отдал свою жизнь, всю свою карьеру. Об аромате триумфа, который жадно вдыхал в Вашингтоне, и о тяжелой горечи провалов, которые пришлось испытать.
Вулрич видел плотоядный оскал волков и лис, на которых он так любил охотиться. Ему показалось, что волки и лисы смеются. И те, что чучелами и на фотографиях висят в его кабинете, и те, что устроились в его вашингтонской квартире, и те, которых он не сумел сделать своими трофеями.
Наверное, он больше не выдерживает. Да и возраст уже не тот, когда можно спокойно и безучастно переносить беды. Надо уметь вовремя уходить.
Видение смеющихся волков сопровождало Джеймса Вулрича долго, не отпускало его и тогда, когда он двинулся на своей автомашине к дому. Кто знает: может быть, оно теперь никогда не исчезнет из его жизни?
Несостоявшиеся мемуары
Прошло несколько месяцев. Ушли в прошлое события, радостные и неприятные для начальника Советского отдела, наступили новые - полные надежд и очередных разочарований. Пришло время, когда Джеймса Вулрича вежливо и деликатно проводили в отставку. В письме заменившего умершего Кейси нового директора Центрального разведывательного управления, которое начальнику Советского отдела доставили вместе с другими документами, содержалась "глубокая признательность за долгую и безупречную службу". Ложка дегтя в этом полном сладкого меда письме на официальном бланке директора Лэнгли была припрятана в самом конце: "К сожалению, не удалось избежать и неудач, когда вы руководили одним из важнейших отделов". И неожиданное заключение: "Мы понимаем, что в связи с ухудшением состояния здоровья и возрастом вам трудно продолжать работу с прежней энергией".
"Ну, что же, этого следовало ожидать, - подумал Вулрич, в действительности надеявшийся еще на что-то иное, - вполне в духе времени, требующем внимания и обходительности. Ухудшение здоровья и совершенно ясное указание на годы. Хорошо еще, что нет обвинений в некомпетентности".
Ветеран американской разведки, руководитель одного из важнейших подразделений Оперативного Директората, всегда находившегося на острие борьбы с главным противником, должен уходить! "Пора, наконец, отдохнуть, подумал Вулрич, - заняться самим собой, внучками". Джеймс "Волк" Вулрич старался не задумываться над прошлым. Ну, а что же будущее?
Он не станет подобно иным своим коллегам заниматься сочинительством. Литературный труд не для него. Вулрич был крайне раздосадован появлением на книжном рынке постыдных творений о Центральном разведывательном управлении. Пронырливые писаки! Они только и мечтают о том, чтобы заработать на сенсациях! Не помогают и те запретительные меры, которые вводятся руководством Центрального разведывательного управления для защиты своих секретов. Невеселые мысли одолевали бывшего начальника Советского отдела.
Джеймс Вулрич вспомнил недавние метаморфозы. Не столь уж давно американским журналистам и литераторам, всем тем, кто затрагивал проблемы деятельности спецслужб, не рекомендовалось писать о зарубежных резидентурах Центрального разведывательного управления. "Не рекомендовалось" - сказано мягко. Эта тема была запретной. Могли пострадать кадровые разведчики и особенно агенты, действующие в глубоком подполье. И запрету подчинялись. Абсолютным табу для средств массовой информации оставалась московская резидентура ЦРУ.
События разразившейся бури на этом не закончились, хотя и не сразу сообщения обо всех из них появились в средствах массовой информации.
Уже в самом конце зимы советской контрразведкой был арестован прибывший из долгосрочной командировки в Лиссабон агент Центрального разведывательного управления "Доллар", тот самый майор ГРУ, который вызвался работать на американскую разведку за "сто тысяч" долларов, но не сумевший развернуться после возвращения в Москву. А спустя несколько дней после ареста "Доллара" в Ленинграде при изъятии тайникового контейнера, заложенного разведчиками оперативной группы ЦРУ в американском генеральном консульстве, был задержан с поличным "Дэниэль Рост", любезно уступленный западногерманской разведслужбой своему старшему партнеру.
В наступившей короткой паузе можно было считать потери и готовиться к новому раунду схватки.
Госпожа "Удача"
- Все-таки "господин Случай" что-то значит в нашей жизни, - сказал Иван Платонович Старобельский, возвратившись из Управления военной контрразведки, где ему показали оперативные материалы о майоре ГРУ, завербованном американской разведкой в Лиссабоне. О том самом агенте ЦРУ с причудливым псевдонимом "Доллар", который три недели назад вернулся из Португалии и, подгоняемый желанием отработать свои "тридцать сребреников" и получить обещанный ему новый щедрый гонорар, торопился оповестить Лэнгли о готовности начать работу в Москве.
И в который уже раз для сигнальной метки была пущена в ход губная помада. Разведчиком московской резидентуры ЦРУ, "прочитавшим" сигнал, был уже известный нам Лоренс Кроуфорд.
- Трудно недооценивать роль случайных обстоятельств в любом деле, вступил в разговор Климов.
Иван Платонович Старобельский и Алексей Владимирович Климов снова встречались в кабинете начальника Американского отдела. Втроем они обсуждали итоги жаркой зимы.
- Да, в какой-то мере господин "Случай". Понимаете, Сергей Александрович и Алексей, - проговорил Старобельский, обращаясь к собеседникам, - след к майору военной разведки, можно сказать, потянулся при несколько необычных обстоятельствах. Офицеру безопасности нашего посольства в Лиссабоне попало в руки анонимное письмо от иностранца. Тот, очевидно, неплохо знал, по крайней мере внешне, резидента ЦРУ в Португалии и однажды стал свидетелем встречи американца в одной из гостиниц Лиссабона с каким-то русским дипломатом. Он сделал такой вывод дипломатическому знаку автомашины, который ему удалось заметить. Он также описал в общих чертах внешность русского. Автор письма не сомневался в явно конспиративном характере контакта. Вот в таких условиях и с такой информацией наша резидентура в Лиссабоне стала решать задачу с несколькими неизвестными. Дипломата посольства установили быстро - им оказался помощник военного атташе. Резидентура затем проследила, что он еще дважды конспиративно встречался с резидентом ЦРУ в той же гостинице. Провели осторожную проверку - никаких служебных поручений, связанных с контактами с американцами, помощник военного атташе не должен был выполнять. Так что сомнений просто не оставалось. Стали искать "доброжелателя" - неудачно. Версий много. Это мог быть и какой-то сотрудник американского посольства, не взлюбивший Лэнгли, но по понятным причинам пожелавший остаться неизвестным. Мог быть работник местной службы безопасности, имеющий причины именно так относиться к Центральному разведывательному управлению. В общем, можно только гадать. И ждать, не проявится ли автор этого письма еще раз. Правда, для нас в данный момент это, пожалуй, не имеет значения.
- Вот уж никак нельзя назвать случайностью то, как появилась информация о шпионе американской разведки в Ленинграде. - Климов только что возвратился из Северной Пальмиры, где участвовал в захвате "Дэниэля Роста". - Как я понимаю, наши друзья из ГДР передали нам оперативные данные, которые получили от своего источника в БНД. Это никак нельзя назвать случайным успехом, хотя и такие непредвиденные удачи бывают. Возьмем, например, дело Плахова. Вот где сыграл свою роль господин "Случай", как вы, Иван Платонович, говорите. Его нам "подарил" "Нарцисс" из-за своей небрежности. Кто знает, как бы пошли дела, не соверши они промашки с фотоаппаратом "Минокс". Да и в деле Аркадия Порываева немало случайного.
- Я полагаю, - вмешался Краснов, - вы оба по-своему правы. И все же не будем забывать законов диалектики. Случайность - категория философская. Так же как и ее родная сестра - закономерность. Обе эти категории важны и совершенно объективно действуют в нашей работе, и к обеим необходимо относиться с уважением. Мы в контрразведке обязаны использовать любую возможность, не выходящую за рамки дозволенного законом, чтобы противостоять противнику. С этой точки зрения важен не сам господин "Случай", важно не пройти мимо и умело им воспользоваться. Удача капризная дама, она любит, когда за ней ухаживают. Все названные вами дела, которые контрразведка так удачно завершила, - лучший пример такого подхода. И Плахов, и майор из военной разведки, и Аркадий, который нам очень серьезно помог. И, конечно же, ленинградское дело. Оно в этом же ряду, и отнюдь не исключение из общего правила. Немецкие друзья ведь не случайно занимаются БНД. И мы совершенно не случайно повернули информацию Аркадия Порываева в нужное нам русло.
- И тем не менее господин "Случай" всегда хорош, - сказал Старобельский, - конечно, когда имеет приятный для нас характер.
- Ладно, - не возражал Климов, - давайте повенчаем этого господина с госпожой "Удачей". И скрепим брачный союз еще и умелой настойчивостью.
- Договорились, - рассмеялся Краснов, словно завершая беседу на эту философскую тему. - Однако полагаться только на господина "Случая" было бы, я полагаю, верхом глупости. Неразумно рассчитывать только на то, что происходит само собой. Нужна организующая сила, воля и настойчивость. Можно, конечно, воспринимать случай как везение. Но тогда надо вспомнить, что говорил наш выдающийся полководец Александр Васильевич Суворов: "Везенье - везеньем, но когда-нибудь надобно и уменье!"
Уже перед самым уходом к себе Климов добавил, обращаясь к начальнику отдела:
- Сергей Александрович, мы сейчас готовим завершающую стадию операции с "Рекрутом". К концу дня прошу вас принять меня и Станислава с проектом письма "Рекрута" американцам. Станислав и я завтра сможем с ним увидеться.
Глава четырнадцатая
"По ком звонит колокол"*
"Рекрут" преподносит сюрприз
Говорят, что надо всегда прислушиваться к колокольному звону - колокол может звонить по тебе и навевать мысли о вечном. Или - о чем-то преходящем и неопределенном, как туман, который рано или поздно рассеется.
Телеграмма московской резидентуры о неудачном выходе Арнольда Бронсона на встречу с "Рекрутом", о задержании его милицией по подозрению в ограблении девушки и о радиопередатчике, который попал в руки к русским, поразила начальника Советского отдела Оперативного Директората, может быть, не меньше, чем сообщение о провале "Пилигрима". Возвратившийся из Москвы Питер Николс дополнил это печальное известие подробностями о событиях в отделении милиции на проспекте Маршала Гречко, о которых доложил подавленный случившимся разведчик резидентуры.
- Вы совершенно правильно ставите вопрос об Арнольде, - сказал Николсу Джеймс Вулрич, - ему нельзя оставаться в Советском Союзе. Независимо от того, уцелеет ли "Рекрут" или его ожидает судьба несчастного "Пилигрима".
- Да, сэр, я рад, что вы разделяете мое мнение. Мы немедленно направим телеграмму Александру Нарбекову, чтобы Арнольд готовился к отъезду. Думаю, надо объяснить его отъезд каким-то благовидным предлогом, например, болезнью матери или его самого. Знаете, я уверен, что слежки за Арнольдом не было, как не было наблюдения за ним все последнее время. Да и "J.I.B." все-таки надежное средство, чтобы избавиться от преследователей. Странно, однако, что оказался неудачным отвлекающий маневр с поездкой Александра на Кавказ.
Последствия этого разговора в Советском отделе Лэнгли уже известны. Поспешный отъезд из Москвы Арнольда Бронсона остался малоприметным для большинства американцев с улицы Чайковского, но был по достоинству оценен в доме № 1/3 на улице Дзержинского.
- Совершенно ясно, Питер, - говорил своему заместителю начальник Советского отдела несколько дней спустя после возвращения "Роберта Кэмпбелла" в Вашингтон, - что нам и Эрику Хонтауэру в его новой должности главного контрразведчика ЦРУ потребуется делать серьезный и всесторонний анализ всего, что случилось в Москве. Может быть, мы что-то узнаем о "Рекруте".
Судьба агента, которого в Лэнгли готовили на роль "крота" в Ясеневе, основательно беспокоила Джеймса Вулрича. Вести о "Рекруте" появились в Советском отделе Оперативного Директората уже на следующей неделе. На стол "Волка" Вулрича легло проявленное в лаборатории Лэнгли и расшифрованное в самом отделе письмо от агента ЦРУ:*
"Дорогие друзья! Я вынужден просить вас освободить меня от тех обязательств, которые я так неосторожно взял на себя после всех ваших заверений о безопасности наших встреч. Сегодня я испытал настоящий ужас у места встречи "Крем". Я был в двухстах метрах от телефонной будки и увидел страшную сцену, когда в милицейскую машину усаживали человека, только что вышедшего из будки. Наверное, это был американец или англичанин, потому что он кричал что-то на английском языке. Возможно, мне повезло, я задержался минут на 8-10. Я тут же повернул назад, там был угол улицы. Я уверен, что вы поймете мое чувство. Я больше не могу и не хочу так рисковать. Надеюсь, что вы проявите благородство. Прошу вас не посылать мне радиограмм, я не смогу их прочитать, я все материалы уничтожил. Пожалуйста, не пытайтесь связаться со мной в Москве. Прощайте.
Ваш друг".
- Ну вот, Питер, еще одно недостающее звено. Что вы теперь думаете о событиях в Москве? - Голос начальника Советского отдела непривычно задрожал. - Не знаю, что придется доложить директору и как объяснять все случившееся. Честно говоря, я уже не так уверен в непогрешимости проверки разведчиков резидентуры. Но несравнимо больше этого я думаю о трагической утечке информации отсюда.
- Я вас понимаю, сэр. - "Везунчик" не может скрыть от шефа своей растерянности. - У победы много живых родителей, а неудача - всегда остается сиротой. Мне, наверное, следует, прежде всего винить себя. Особенно сейчас в Москве. И в деле "Рекрута", и тогда, в деле "Пилигрима", слишком велика была жажда удачи. Может быть, и посчастливилось ее поймать, но удержать - не удалось. Не хотелось бы быть охотником, угодившим и капкан.
- Ладно, Питер, прекратите казнить себя. Грустно признавать поражения, но вы безусловно правы. К победам быстро привыкаешь, они создают эйфорию, и она очень вредна, если ею слишком увлекаться. Всегда нужен холодный душ, он закаляет. Как бы ни была трудна схватка с сильным противником (а русские очень крепкий и сильный противник, необходимо это признавать), как ни сложна обстановка для нас в Советском Союзе, - я уверен, что нам удастся разгадать загадки, которые задают нам русские. Жаль только, что приходится тратить на это драгоценное время и массу нервной энергии.
Святая простота
"O, Sancta Simplicitas!" - это были последние в его жизни слова. Обвиненного в ереси и сожженного на костре чешского богослова-реформатора Яна Гуса, успевшего увидеть пожилую женщину, бросавшую в бушующее пламя связку сухого хвороста. Поистине - святая простота.
Начальник Советского отдела Оперативного Директората ЦРУ мог не опасаться казни на костре. Он не был еретиком-отступником от канонов Центрального разведывательного управления. Даже в худшие для Лэнгли времена он оставался усердным и решительным солдатом тайной войны, пользовавшимся непререкаемым авторитетом у всех руководителей, с которыми служил эти долгие годы. Бескомпромиссным борцом с "империей зла".
Вулрича не пугало его будущее. Да, ему не хотелось уходить из разведки, он может еще поработать, и возраст пока не помеха. Но в конце концов он готов к отставке - пенсия у таких, как он, ветеранов Центрального разведывательного управления, позволяет жить вполне безбедно, содержать семью и детей, еще не пустившихся в свободное плавание по жизни, иметь уютное жилище.
В значительно большей мере он был озабочен другим: проигрышем почти выигранной партии, досадой на то, что позволил себя обыграть тем, к кому всегда относился свысока, как к представителям низшей формации, хотя и побаивался их, как Давид боялся грозного гиганта Голиафа*. И еще беспокоило то, что его будут осуждать за "непрофессионализм" коллеги, многие из которых просто недостойны предъявлять ему претензии. Именно они бросят охапку дров в тот костер, который постараются разжечь его недоброжелатели вокруг провалов московской резидентуры и Советского отдела.
Были ли неудачи у Джеймса "Волка" Вулрича? - Он не любил о них вспоминать, но они, конечно, случались, кто в разведке от них застрахован! Однако у Советского отдела в прошлом ее не было столь зловещих "урожаев" на невзгоды, еще никогда на отдел ее не обрушивалось столько провалов, следующих один за другим с такой поразительной частотой!
Вначале непонятный удар судьбы с "Пилигримом". Затем "Рекрут", отказавшийся от сотрудничества в самый разгар удачного поворота событий, и одновременно - потеря ценнейшей уникальной аппаратуры, которая могла изменить работу московской резидентуры с агентами. И вот теперь - трагедия с провалом сразу двух ценных агентов, на которых делалась особая ставка в Лэнгли. Специалиста по подводному флоту СССР из Ленинграда и "крот" ЦРУ в советской военной разведке! Трудно перенести эту катастрофу (иначе просто не назовешь!), тем более что за всеми неприятными неудачами стоит тайна успехов русских.
Об этом новом провале начальнику Советского отдела стало известно совсем недавно. Он был просто поражен случившимся: ведь московская резидентура фактически даже не успела приступить к работе по связи с "Долларом". Правда, все необходимые материалы были направлены Александру Нарбекову.
Катастрофа в Ленинграде, где "Дэниэль Рост" был схвачен в пригороде, пытаясь извлечь свой первый тайниковый контейнер в Советском Союзе, тоже не поддавалась объяснениям. "Наследили" в ленинградской оперативной группе или русские перехватили ее переписку с Лэнгли?* Или еще что-то?
Что же это такое? Русский "крот" в самом Советском отделе? Вулрич метался в сомнениях и догадках, подозревая и оправдывая одних, осторожно добивался перевода в другие подразделения тех, в ком по каким-либо причинам не был уверен или кого просто невзлюбил. А провалы тем временем не прекращались. Так в чем же дело? Джеймс "Волк" Вулрич вконец потерял покой.
На начальника Советского отдела наваливались воспоминания. Так, наверное, бывает всегда, когда радостные события уступают место беспокойному поиску причин жизненных неудач.
Джеймс Вулрич вспомнил, что говорил кумир его юношеских дней Джон Кеннеди. У президента, хорошего оратора, нашлись нужные слова: "О ваших успехах не говорят, о ваших же неудачах - трубят повсюду. Вы не можете говорить о ваших достижениях, ваши же провалы говорят сами за себя".**
Провали Центрального разведывательного управления на московском фронте в восьмидесятые годы становились отвратительным кошмаром для "Волка" Вулрича. Он не мог даже представить себе, что дела в Москве пойдут так скверно.
"Я рад, что мы начинаем преодолевать комплекс неполноценности, говорил он своим новым подчиненным, придя в Советский отдел в конце семидесятых. - Мы не можем позволить Советам вытирать о нас ноги. "Карфаген должен быть разрушен" - призывал известный римский консул. И римляне добились своего - победили своего главного соперника. Русские - теперь наш главный противник, и Москва, как Карфаген когда-то, должна пасть".
"Поведение Советского Союза имеет одну цель - мировое господство. Джеймс Вулрич, возможно, сам того не замечая, говорил в отделе в начале восьмидесятых языком своего нового шефа директора ЦРУ Уильяма Кейси. Американский народ должен противостоять этому намерению нашего главного врага. Такая задача поручена Центральному разведывательному управлению, и мы будем это делать. Неважно, какими методами. И совсем не обязательно надевать при этом белые перчатки".
Вулрич обретал свое амплуа. Недаром в Лэнгли его стали называть "Волком".
И вот теперь приходится говорить о "кроте", агенте русской разведки в Лэнгли, о виновнике всех происходящих бед и несчастий американцев в Москве!
И снова Джеймс Вулрич вспомнил, как несколько лет назад яростно спорил с влиятельным в Лэнгли начальником контрразведки ЦРУ Джеймсом Энгльтоном, высмеивал его теорию "русского проникновения" в американскую разведку. С тем самым Энгльтоном, место которого теперь занимает Эрик Хонтауэр. Тогда, в семидесятые годы, размышления Энгльтона казались Джеймсу Вулричу сумбурной фантазией. Центральное разведывательное управление безупречно. Оно должно быть вне подозрений. Никакой иностранной разведке не под силу проникнуть в его ряды - такие постулаты были не просто живучи, они стояли стальным изваянием и подпитывались американским патриотизмом. До поры до времени. Пока не были свергнуты суровой действительностью с догматического пьедестала.
Со временем Джеймс Вулрич перестал критиковать "теории" Энгльтона. Они уже не казались ему такими безосновательными. Но его решение было более радикальным: "клин надо вышибать клином". Русские "кроты" - жестокая реальность, их надо выискивать и преследовать всей мощью американских спецслужб. И главное в этом - необходимо заводить своих собственных "кротов" в русской разведывательной службе. Нельзя жалеть средств и времени на их приобретение.
Вот тогда-то и были усилены "русские группы" в зарубежных резидентурах ЦРУ, нацеленные на вербовку "кротов" в советских представительствах за границей. Вот тогда-то и заработала в полную мощь программа ЦРУ-ФБР "Кортшип" в Вашингтоне, Нью-Йорке и Сан-Франциско*.
Первая эйфория успехов делала свое дело. Презирая противника, Джеймс Вулрич (и не он один!) считал, что это правильный путь в сфере противоборства с русскими. Американские "кроты" в советских спецслужбах важная гарантия для Центрального разведывательного управления, эффективное лекарство от всяческих бед, надежное средство от неожиданностей.
Последние провалы в Москве, расцененные многими в Лэнгли как следствие тайной работы русского "крота", привели к новому всплеску "теорий" Энгльтона, но уже в несколько другом варианте. Версия о советском "кроте" устраивала многих в ЦРУ. Она была удобным оправданием собственных ошибок и оплошностей, а главное - помогала принизить силу противника, всю совокупную способность оппонента к эффективной обороне, которую в Лэнгли никак не хотели признавать. Поэтому-то и списывали поражения на проникшего в американские спецслужбы "крота", а может быть, целое семейство "кротов", мостивших успехи русских в борьбе с благородным соперником!
Кошмар "русских кротов" висел в кабинетах Лэнгли липким туманом, внося нервозность и суматоху в размеренную жизнь ведомства и ломая судьбы многих американских разведчиков, становившихся жертвами подозрений. Создавались специальные комиссии, шли бесконечные расследования, появлялись на свет пухлые доклады с грифом "совершенно секретно".
В Лэнгли, выставляя напоказ свои аналитические таланты, искали "истину". Ту истину, которая должна была сделать ее носителей свободными и сильными. Если верить призыву Нагорной проповеди, запечатленному в вестибюле здания штаб-квартиры ЦРУ.
Пока удар не обрушился на самые верхи Центрального разведывательного управления.
Могущественный сенатский комитет Конгресса по разведке, задетый невниманием к себе руководства Лэнгли и посчитав оскорбительным для Америки крушение мифа о "жене Цезаря", потерявшей репутацию благопристойной матроны, решил не жалеть начальственных голов ЦРУ. Сенаторы на Капитолийском холме потребовали крови. Одни хищники были очень недовольны другими.
Версия о "кроте" КГБ, погубившего "Пилигрима" и выдавшего русским другие разведывательные операции американцев против Советского Союза, вконец измучила Джеймса Вулрича.
Война не бывает без жертв. Тайная война - не исключение. "Звездочки" в мемориальном зале Лэнгли - это символ ненасытного Молоха*. О жертвах, приносимых на алтарь тайных баталий, вынуждены помнить все те, кто проходит мимо. Это по ним звонит колокол. Он звонит и по Джеймсу "Волку" Вулричу.
...Джеймс Вулрич медленно бредет к автомобильной стоянке. Он сгорбился, плечи опустились. Где же его былая выдержка, где железная воля, где прозорливость, не раз выручавшая в прошлом?
"Волк" Вулрич не привык выставлять наружу свои чувства. Вот и сейчас, похоже, ему придется переживать неудачи в одиночестве. Другие не выручат, не вернут ему уверенности. Не выручит тяжело больной Уильям Кейси, дни директора ЦРУ сочтены, он умирает от мучительного недуга.
Да и всегда ли будет надежно действовать алгоритм, которому Вулрич поклонялся, следуя заветам своих кумиров Аллена Даллеса и Уильяма Кейси? О Карфагене, который должен быть разрушен. О главном противнике, которого следует сокрушить до основания. Ну, допустим, удастся это сделать, и крепость, которую сейчас осаждают Соединенные Штаты, падет. Наверняка появятся новые, невиданные опасности и угрозы. Тысячи ядовитых змей в джунглях, как образно скажет один из ветеранов ЦРУ, когда восьмидесятые годы, наконец, завершатся и многие почувствуют конец "холодной войны".
Шаркая негнущимися ногами, Джеймс Вулрич шел к автомашине. Он думал о потерянных агентах, о своих несбывшихся планах и расчетах, о неудачной надежде на то, что его "крот" обоснуется в русской разведке. О противнике, который на этот раз оказался хитрее и удачливее, чем он сам. О розах и шипах, вечных спутниках разведки, которой он отдал свою жизнь, всю свою карьеру. Об аромате триумфа, который жадно вдыхал в Вашингтоне, и о тяжелой горечи провалов, которые пришлось испытать.
Вулрич видел плотоядный оскал волков и лис, на которых он так любил охотиться. Ему показалось, что волки и лисы смеются. И те, что чучелами и на фотографиях висят в его кабинете, и те, что устроились в его вашингтонской квартире, и те, которых он не сумел сделать своими трофеями.
Наверное, он больше не выдерживает. Да и возраст уже не тот, когда можно спокойно и безучастно переносить беды. Надо уметь вовремя уходить.
Видение смеющихся волков сопровождало Джеймса Вулрича долго, не отпускало его и тогда, когда он двинулся на своей автомашине к дому. Кто знает: может быть, оно теперь никогда не исчезнет из его жизни?
Несостоявшиеся мемуары
Прошло несколько месяцев. Ушли в прошлое события, радостные и неприятные для начальника Советского отдела, наступили новые - полные надежд и очередных разочарований. Пришло время, когда Джеймса Вулрича вежливо и деликатно проводили в отставку. В письме заменившего умершего Кейси нового директора Центрального разведывательного управления, которое начальнику Советского отдела доставили вместе с другими документами, содержалась "глубокая признательность за долгую и безупречную службу". Ложка дегтя в этом полном сладкого меда письме на официальном бланке директора Лэнгли была припрятана в самом конце: "К сожалению, не удалось избежать и неудач, когда вы руководили одним из важнейших отделов". И неожиданное заключение: "Мы понимаем, что в связи с ухудшением состояния здоровья и возрастом вам трудно продолжать работу с прежней энергией".
"Ну, что же, этого следовало ожидать, - подумал Вулрич, в действительности надеявшийся еще на что-то иное, - вполне в духе времени, требующем внимания и обходительности. Ухудшение здоровья и совершенно ясное указание на годы. Хорошо еще, что нет обвинений в некомпетентности".
Ветеран американской разведки, руководитель одного из важнейших подразделений Оперативного Директората, всегда находившегося на острие борьбы с главным противником, должен уходить! "Пора, наконец, отдохнуть, подумал Вулрич, - заняться самим собой, внучками". Джеймс "Волк" Вулрич старался не задумываться над прошлым. Ну, а что же будущее?
Он не станет подобно иным своим коллегам заниматься сочинительством. Литературный труд не для него. Вулрич был крайне раздосадован появлением на книжном рынке постыдных творений о Центральном разведывательном управлении. Пронырливые писаки! Они только и мечтают о том, чтобы заработать на сенсациях! Не помогают и те запретительные меры, которые вводятся руководством Центрального разведывательного управления для защиты своих секретов. Невеселые мысли одолевали бывшего начальника Советского отдела.
Джеймс Вулрич вспомнил недавние метаморфозы. Не столь уж давно американским журналистам и литераторам, всем тем, кто затрагивал проблемы деятельности спецслужб, не рекомендовалось писать о зарубежных резидентурах Центрального разведывательного управления. "Не рекомендовалось" - сказано мягко. Эта тема была запретной. Могли пострадать кадровые разведчики и особенно агенты, действующие в глубоком подполье. И запрету подчинялись. Абсолютным табу для средств массовой информации оставалась московская резидентура ЦРУ.