Страница:
Плахов молчит, он почти не слышит, что ему говорит Вулрич.
Тот заметил это и повторил свой вопрос:
- Когда заканчивается срок Вашей командировки? Когда Вы намерены быть в Москве?
Только теперь Плахов уловил существо обращенного к нему вопроса.
- Долго здесь в таком климате нас не держат. Так что командировка завершится через 7-8 месяцев. Я вернусь пароходом, а жена отправится самолетом - она не переносит морской качки.
- Мы встретимся с Вами здесь же ровно через неделю. Условились? произнес Николс, вступая в разговор. - Вам следует принять еще большие меры предосторожности. А пока посмотрите вот эти списки - персонал вашего посольства в Бангкоке. Пожалуйста, отметьте тех, кто относится к Комитету государственной безопасности и к Главному разведывательному управлению Генштаба министерства обороны СССР. Да, еще кое-что. Пожалуйста, не скрывайте от нас, если у вас есть долги и потребуется наша денежная помощь. Я понимаю, это щепетильный вопрос, но бывают разные обстоятельства. Сэлли больше не ищите - если нужно будет, мы займемся этим сами.
Николс улыбнулся Плахову своей обворожительной улыбкой, которая, он был уверен, так нравилась собеседникам, и мужчинам, и женщинам. Но на русского приветливость Питера Николса уже не подействовала. Он понимал, чего ждут от него американцы, и ему стало ясно, в какую глубокую яму он угодил.
- Ну, хватит заниматься делами, - вступил в разговор Джеймс Вулрич, пора отметить начало нашего сотрудничества.
Тягостное свидание в роскошном номере гостиницы "Ориенталь" продолжалось. Участники этой драматической встречи - русский и два американца - были заняты своими планами и думами...
Сертификат о рождении
Вернувшись в Вашингтон самолетом "Пан-Америкен", Джеймс Вулрич дал себе совсем немного времени на отдых после утомительного перелета и направился в Лэнгли. Ему не терпелось побыстрее доложить об успехе проведенной вербовки советского разведчика руководству ЦРУ и, конечно, самому директору Джону Кейси. Вулрич знал: директор, почти целиком поглощенный советскими делами, любит острые, рискованные операции. Особенно когда они завершаются удачей.
"Волк"-Вулрич не ошибся: Кейси принял его лично в своем служебном кабинете на седьмом этаже здания в Лэнгли. Он не скрывал удовольствия любой успех в тайной войне с Советским Союзом его радует. Вот и на этот раз директор ЦРУ своим шепелявым голосом дотошно расспрашивал начальника Советского отдела о подробностях триумфально завершающегося дела. Кейси перескакивал с одной темы разговора на другую, но Вулрич чувствовал, что шеф доволен.
Соединенные Штаты при всех обстоятельствах должны атаковать главного противника. Директору ЦРУ нет дела до того, что Советский Союз, озабоченный своей собственной безопасностью, обязан защищаться. Ему нужно знать, что замышляет Москва и в особенности - что она планирует делать против его ведомства. Уильям Кейси не был сентиментальным. Только Вашингтону позволено заботиться о своих интересах. Такой одержимостью можно гордиться, и Кейси внушал ее всем своим подчиненным. И небезуспешно.
Возвратившись в свой кабинет, Джеймс Вулрич продиктовал Кристине текст телеграммы резиденту ЦРУ в Бангкок:
"Директор поздравляет вас с успешно проведенной акцией. Он доложил о вербовке сотрудника КГБ президенту, и президент благодарит вас за отличную работу. Вы награждаетесь медалью "За заслуги". Приобретение источника в русской разведывательной службе - одно из наших высших достижений, оно заслуживает особой похвалы. Примененная тактика вербовки сильного противника будет отмечена в истории оперативной деятельности нашей разведки. Полученная от агента информация признана весьма ценной. В дальнейшем он будет проходить под именем "Пилигрим". Сейчас важно получить от агента по возможности все, что ему известно о деятельности русских против Соединенных Штатов. Имейте в виду, что он может попытаться уклониться от активного сотрудничества с нами и не всегда будет достаточно откровенен".
Вулрич делает паузу, смотрит в окно. Затем продолжает диктовать:
"До отъезда "Пилигрима" в Москву следует максимально укрепить с ним отношения доверительности. Сообщите, что мы будем выплачивать ему гонорар, соответствующий его вкладу в наше дело, и кроме того, откроем на его имя специальный счет в одном из банков в Соединенных Штатах. Он сможет получить свои деньги, как только приедет в нашу страну, но не торопите его с отъездом. Весьма необходимо, чтобы он поработал на нас, по крайней мере, несколько лет в центральном аппарате Первого главного управления в Ясенево".
...В своем кабинете в посольстве на Вайрлес-роуд Питер Николс дочитывал уже давно принесенную сотрудником резидентуры расшифрованную телеграмму начальника Советского отдела:
"...Сейчас самое главное - договориться с "Пилигримом" о работе с нашей московской резидентурой. Обратите внимание на его психологическое состояние. Используйте то обстоятельство, что "Пилигрим" слабоволен, жаден, трусоват и поддается давлению. Заверьте агента в полной безопасности связи с нами в Москве. Мы будем применять на первом этапе систему тайников и радиосвязь, а также письма с тайнописью, которые он должен будет направлять на подставные адреса в Европе и в Соединенных Штатах. Я посылаю вам план связи в Москве. Ознакомьте с ним "Пилигрима". Необходимо обучить его некоторым приемам работы с тайнописью и шифрами. Миниатюрную копию плана мы надежно укрыли в потайном отсеке футляра для очков, который передайте агенту. О месте для тайника, которое подберет московская резидентура, мы сообщим "Пилигриму" по радио..."
Николс задумался о чем-то и снова продолжил чтение телеграммы:
"Отдельно поздравляю вас с новым назначением. Буду рад видеть вас своим заместителем в Вашингтоне. Рассчитываю на ваш опыт работы по советской разведке..."
Питер Николс отложил в сторону телеграмму Вулрича и довольно улыбнулся. Прибывшее из Лэнгли известие радовало, возбуждало азартность его натуры. Всегда приятно выслушать похвалу начальства. Тем более получить лестное назначение, о котором давно мечтал.
Резидент Центрального разведывательного управления в Бангкоке знал, что его продвижение по службе зависит от многих обстоятельств: от числа и характера разведывательных донесений, которые он направит в Лэнгли, от количества и качества завербованных агентов. И, конечно, нужен сильный покровитель. Вербовка советского разведчика - огромная удача для него. Николс недаром слыл счастливчиком: ему везло на обстоятельства, везло на патронов.
Рождение "крота" состоялось. Необходимый сертификат оформлен. Новорожденный прошел обряд крещения. Теперь предстоял сложный процесс подготовки завербованного агента к работе в тылу грозного главного противника.
Резидентура в Бангкоке - в водовороте событий. Привычная суета сменилась кипучей работой. Сплошным потоком летят в Лэнгли реляции и предложения, в ответ приходят телеграммы и письма, приезжают специалисты-инструктора по многообразным аспектам оперативного ремесла. "Пилигрима" необходимо обучить всему тому, что должно обеспечить бесперебойную и эффективную связь агента со штаб-квартирой ЦРУ через московскую резидентуру американской разведки.
Страхи и сомнения
Морской пассажирский порт Бангкока находится в 35 километрах от Сиамского залива, из которого дальнейший путь ведет на просторы Тихого и Индийского океанов. Нижнее течение реки Менам Чао Прайя, некогда непригодное для судоходства, теперь расчищено от ила. Бангкокский порт принимает большие морские суда - торговые и пассажирские.
В день отплытия из Бангкока вице-консула советского посольства у одного из пирсов порта возвышался белый красавец - теплоход "Ярослав Мудрый". Деловито работала команда корабля, по трапу поднимались пассажиры.
Плахов стоял на верхней палубе. В Таиланде нет строгих пограничных и таможенных правил для дипломатов. Все формальности - позади, объемистый багаж погружен в трюм. Планов смотрел на город. Он привык к Бангкоку, ему было трудно с ним расставаться. Но прощание неизбежно, командировка в далекую страну завершилась, его ждали на Родине. Дипломат направился в свою уютную каюту. В ней он проведет долгие дни морского путешествия.
Питер Николс из вестибюля порта наблюдал за отплытием теплохода. Вот он уже отошел от пирса, влекомый мощными буксирами, и медленно плывет по широкой реке. Волны, рожденные "Ярославом Мудрым", ударяются в пирс и откатываются назад. Николс пошел к своей автомашине, припаркованной неподалеку. Он возвращался в посольство - нужно дать телеграмму в Лэнгли об отъезде "Пилигрима".
А Лев Плахов уже в каюте. Его ждут долгие дни тяжелых раздумий о пережитом и о грядущем. В каюте он достал из кармана футляр для очков, вынул очки и внимательно, с каким-то испугом начал разглядывать футляр. Вновь задумался...
Плаховым уже многие дни безотчетно владели два чувства - какой-то холодящий страх и неукротимое стремление к наживе. Страх перед разоблачением его контакта с американской разведкой леденил, отталкивая все другие думы. Он еще со времени учебы в разведывательной школе в Москве знал о силе советской контрразведки. В Ясеневе, когда он уже работал в Первом Главном управлении КГБ, ему приходилось знакомиться с документами о провалах агентов Центрального разведывательного управления и других иностранных разведок. Плахов был осведомлен об эффективности Второго Главного управления, которое занимается посольскими резидентурами разведок противника и раскрыло и обезвредило немало операций спецслужб противника в Советском Союзе. Все эти картины проносились сейчас перед ним, и он думал, что теперь ему самому придется выступать в совершенно реальной роли разыскиваемого шпиона. Он отгонял эту мысль, как водитель, который убежден, что аварии с ним никогда не произойдет. С кем угодно, - но только не с ним! Ведь он всегда следует правилам дорожного движения! Кошмарная мысль о собственном провале появилась и исчезла. Уступая, впрочем, место не осознаваемому до конца чувству опасности. Страх - плохой советчик. От него хочется избавиться, если возможно - подавить. Но он почти никогда не подсказывает верных решений.
И тогда вступает в свои права алчная страсть к обогащению, дремавшая в тайниках души и теперь проснувшаяся как альтернатива страху, боязни разоблачения. Он утешал себя тем, что постарается глубоко не втягиваться в контакт с американцами, будет избегать передавать ЦРУ важную информацию. Он старался не думать о том, что уже связал себя с американской разведкой, раскрыл ЦРУ данные, которые представляют государственную и служебную тайну. "Да, решено, - думал Плахов, - я буду сообщать американцам кое-что, но не самое существенное, не ту информацию, которая может нанести ущерб стране и моей разведывательной службе. Пока не найду способа избавиться от своей зависимости от ЦРУ".
Правда, Плахов еще не знал, как это можно сделать. "В конце концов я все же обязан американцам - они вытащили меня из большой беды. Пусть вся история с Сэлли - оперативная комбинация ЦРУ, но ведь американцы заплатили за мои проигрыши в казино". Да, он продал душу дьяволу, но этот "дьявол" обещал осыпать его золотым дождем!
Теперь он вспоминал о том, как пытался уклониться от связи с московской резидентурой Центрального разведывательного управления. Он действительно боится этого. Пусть подождут его следующей заграничной командировки! Но Питер Николс нажимал и уговаривал, ссылаясь на опыт ЦРУ и на умение резидентуры в Москве обеспечить надежные и безопасные условия контактов. Уговорил! Впрочем, Плахов уже давно понял, что бессилен противостоять той таинственной злой силе, которая неожиданно и бесцеремонно вторглась в его жизнь. Он понял и другое: отказаться от связи с американцами в Москве не удастся. Утешить может лишь то, что речь идет о радио и тайниках, о способах связи, не требующих личных встреч, крайне опасных в условиях Москвы. "Я начну работать, а потом просто уйду в тень под каким-нибудь предлогом".
Плахов отвлекся от раздумий. Достал бутылку коньяка и налил полный стакан. Выпив, скоро погрузился в тяжелое дурманящее забытье.
Теплоход "Ярослав Мудрый" шел по широкой реке, приближаясь к Сиамскому заливу и готовясь к встрече с океаном. В спокойное разливное течение русских народных мотивов, исполняемых радиоцентром теплохода, ворвалась вдруг песня Владимира Высоцкого:
Сгину я, меня пушинкой ураган сметет с ладони.
И в санях меня галопом повлекут по снегу утром.
Вы на шаг неторопливый перейдите, мои кони.
Хоть немножко, но продлите путь к последнему приюту.
Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее.
Умоляю вас вскачь не лететь.
Но что-то кони мне попались привередливые,
Коль дожить не успел, так успеть бы допеть.
Я коней напою, я куплет допою.
Хоть немного еще постою на краю.
Тревожная, взрывная песня знаменитого барда пронеслась над водой и затихла, когда "Ярослав Мудрый" вошел в Сиамский залив, откуда открывалась дорога в океан. Теплоход шел в Одессу, с каждым днем приближая "Пилигрима" к родным берегам. И - к неизвестности.
Глава пятая
Москва.
Лето и осень 1986 года
Стрела летит в цель
Москва 1986 года - это, конечно, не сегодняшняя столица России с роскошными зданиями банков и офисов частных коммерческих компаний, богатыми магазинами, ресторанами, казино и гостиницами. Еще нет сотен тысяч иностранных автомашин и миллионных толп вечно спешащих куда-то москвичей и приезжих, давно ставших постояльцами столицы.
Но Москва восьмидесятых отчаянно пробивала себе окно в Европу, самонадеянно замахивалась на то, чтобы слыть третьим Римом. Кое-где ей раскрывали объятия, она уже научилась заманивать новых друзей, хоть и не была еще так криминальна, как в последующие годы. Впрочем, и тогда сюда стекались люди самых пестрых судеб и невероятных характеров. Ибо жить в других местах большой страны им казалось неполноценным занятием.
Ну, а у иностранцев разочарований было гораздо меньше, у них была своя судьба. Дипломатам и вовсе приходилось смиряться и надеяться. Правда, им было совсем не трудно это делать, так как жизнь у них протекала в собственном узком мирке, чаще всего - в пределах Садового кольца.
Здания иностранных посольств в столице во все времена отличались своей импозантностью, броской архитектурой. Они были чуждыми вкраплениями в суматошную жизнь огромного города, обрекавшего обитателей на всегдашние неудобства, но зато компенсировавшего их обильными материальными благами, вполне достаточными для того, чтобы не роптать на временные беды.
Здание американского посольства, дающее приют московской резидентуре Центрального разведывательного управления, расположилось на улице Чайковского, на Садовом кольце столицы. На флагштоке массивного здания государственный флаг Соединенных Штатов - символ мощи и величия супердержавы. Денно и нощно посольство бдительно охраняют морские пехотинцы из элитарного подразделения вооруженных сил США. Это настоящая крепость, защищенная крепкими стенами и безжалостной военной силой от непрошеных гостей.
Всем посетителям посольства оставлен доступ в здание через специальный проход в западном крыле. Бравые охранники - морские пехотинцы не пропустят злоумышленников, они надежно "профильтруют" всех входящих в узкие двери двух тамбуров, оборудованных металлоискателями. А если кто-нибудь поведет себя агрессивно, пустят в ход оружие. Они у себя дома, на своей территории.
Охраняет дипломатическое представительство далекой Америки и московская милиция, ее сотрудники тоже всегда на посту.
В рабочие дни у здания посольства многолюдно. Утром подъезжают и паркуются вдоль тротуаров лимузины американских дипломатов. Вечером автомашины аккуратно развозят служащих представительства по домам в разные концы Москвы. Приливы и отливы у посольства не затухают и в дневные часы. Да и визитеров, которым требуется побывать на улице Чайковского, достаточно. Разве что глубокой ночью внушительный дом посольства отдыхает от суеты.
И этот день уходящего лета 1986 года ничем не выделялся среди других.
На двери кабинета руководителя посольской резидентуры висит табличка: "Советник по региональным вопросам". Это - должность прикрытия резидента ЦРУ, которая ему предоставлена Государственным департаментом по указанию президента Соединенных Штатов*.
Резидент Центрального разведывательного управления - в посольстве фигура очень влиятельная. Он старший оперативный начальник для всех разведывательных подразделений Вашингтона, которые пользуются "крышей" в американском посольстве - военные, служба радиоэлектронной разведки, секция безопасности. С ним считается глава представительства. Он, конечно, не вникает в оперативные дела резидентуры. "Грязная работа", - полагают многие американские послы. Впрочем, они почти всегда внешне весьма лояльны к разведке. А некоторые - и очень услужливы. Надо поддерживать с ЦРУ корректные отношения. От него зависит многое. Резидентура американской разведки имеет в Соединенных Штатах могущественных покровителей и свой канал связи с Вашингтоном.
Совсем недавно в особняк посла, так называемый Спасо-Хауз, недалеко от здания посольства на улице Чайковского, тайно проник русский военный, служивший до своего увольнения в ракетных войсках. Он был одержим идеей заработать на продаже американцам известных ему военных секретов. Помощник посла, проживавший в Спасо-Хаузе, с согласия своего шефа быстро вызвал в особняк тогдашнего резидента ЦРУ, и они вдвоем договорились с русским. Ну, а потом помощник посла, незаметно от русской контрразведки, вывез русского парня из особняка. Русским вскоре удалось поймать нового агента ЦРУ, но они - надо отдать должное их благородству - не стали поднимать шум насчет роли посла в этом шпионском деле.
Нынешний посол был весьма расположен к руководителю московской резидентуры ЦРУ Эрику Хонтауэру и очень лоялен к деятельности посольской резидентуры. Всем сотрудникам посольства он велел оказывать всемерную помощь резидентуре - и тогда, когда им случалось знакомиться с кем-либо из русских, кто мог заинтересовать разведку, и тогда, когда к ним попадала информация, которая могла пригодиться Лэнгли. Посол разрешал Эрику Хонтауэру использовать для своих целей помещения представительства. Например, когда необходимо было принять кого-то, кто был ценен для Центрального разведывательного управления. Или устроить так, чтобы в нужный день и час в одном из окон посольства зажегся свет, который должен был служить условным сигналом для агента, проходившего или проезжавшего по улице Чайковского. Сигналом к тому, чтобы выйти на личную встречу с разведчиком или изъять тайник, заложенный резидентурой.
Эрик Хонтауэр - высокий, грузный мужчина с загорелым, обветренным лицом. Ему 45 лет. Весь его вид выражает уверенность в себе, силу и решительность. Он находился в Москве уже почти два года. В Советский Союз, где требуется особенно высокая разведывательная квалификация, он прибыл, имея большой опыт работы в зарубежных резидентурах ЦРУ и в центральном аппарате. Послужной список Эрика Хонтауэра охватывал Ближний Восток и Латинскую Америку, Западный Берлин и скандинавские страны. И везде, даже там, где доводилось возглавлять резидентуры, он лично участвовал в разведывательных операциях - проводил встречи с агентами, закладывал тайники, осуществлял сеансы радиосвязи с источниками, отправлял письма в адреса нужных лиц. У него накопился солидный опыт работы по советским учреждениям за границей и в США. В его оперативном архиве - вербовки русских, опросы перебежчиков, общение с предателями. И в Москве он не придерживался кабинетного стиля.
Эрик Хонтауэр слыл философом. Может быть, даже больше, чем этого требовала работа в таком ведомстве, как Центральное разведывательное управление. Он знал цену себе, своим способностям. "Каждый человек король, - поется в популярной американской песенке, - никто не должен остаться без доли. Богатства хватит на всех". Эта нехитрая, известная каждому белому жителю Соединенных Штатов песня олицетворяет крайний индивидуализм американца, его мечту обрести свою долю богатства.
Хентауэр был как раз из этой породы, которую в изобилии взращивает Америка. Он просто не мог не преуспеть в Советском Союзе. Иначе это остановило бы его так удачно складывающуюся карьеру. Он и не думал искать применения своим талантам где-то в другом месте, где тоже ценят людей хватких и энергичных, не обремененных чрезмерно интеллигентской философией. Работа в разведке - это всегда обретение трезвого прагматизма. Резидент ЦРУ верит в свою звезду. Москва для него - трамплин к очередному прыжку в его карьере.
Хонтауэр знал, что Советский Союз - основной объект внимания спецслужб его страны. Знал и то, что хотя возглавляемая им московская резидентура является далеко не самым многочисленным и крупным подразделением разведки, ей обоснованно принадлежит важная роль в конфронтации с Советским Союзом. Недаром в Лэнгли, в Оперативном управлении и в Советском отделе ее называют "святая святых" американской разведки*. Это не только признание занимаемого ею ведущего места в деятельности против "главного противника", но и стремление подчеркнуть необходимость особого засекречивания всего того, чем она занимается.
А занималась московская резидентура делами, которые действительно нуждались в строгой конспирации, - операциями по связи с агентами ЦРУ, завербованными в Москве и вне Советского Союза, а также специальными техническими акциями, когда использовались так называемые АУТРы автоматические устройства технической разведки. АУТРы были гордостью американских инженеров и специалистов, величайшей ценностью Лэнгли, и все же не они составляли настоящую силу Центрального разведывательного управления. Этой силой, способной добывать самую ценную и нужную для разведки информацию, были агенты - и те, кто добровольно предлагал свои шпионские услуги, и те, кого удавалось склонить к сотрудничеству и кто был согласен работать с ЦРУ на территории СССР.
Эрик Хонтауэр был ярым сторонником агентурной работы. Агенты должны кормить разведку! Он помнил слова директора Центрального разведывательного управления:
"Основные усилия ЦРУ должны направляться на качественное и продуктивное использование существующей на территории Советского Союза американской агентурной сети, на ее наращивание. Агентура является критически важной даже в эпоху разведывательных спутников и других технических средств разведки. Мы очень заинтересованы в получении разведывательной информации, которая становится бесценной, когда речь идет о проникновении в планы и замыслы противника". Так говорил директор на одном совещании в Лэнгли, и Хонтауэр слушал его с особым вниманием. И вот теперь резидент ЦРУ в Москве старательно проводил идеи руководства Лэнгли в жизнь. За это и ценят Эрика Хонтауэра в Вашингтоне - за его напористость, хватку, за бурную инициативу смелого и отважного разведчика.
Да и сам Эрик Хонтауэр был преисполнен честолюбивых замыслов. Под его руководством московская резидентура стала организатором смелых разведывательных операций в Советском Союзе. Идеи и предложения рождались в его голове одно за другим. Не важно, что решения принимаются в Лэнгли, где готовятся директивы по важнейшим вопросам. Эрику Хонтауэру был известен стиль работы Вашингтона. За долгие годы службы он научился влиять на положение дел, знал, что когда возникают проблемы согласования и получения инструкций, на это требуются считанные часы. Связь действует бесперебойно! Хонтауэр знал решительную натуру своего непосредственного начальника "Волка" Вулрича и надеялся на то, что новый директор ЦРУ всегда поддержит московскую резидентуру. Отваги, инициативы и настойчивости Эрику Хонтауэру не занимать!
...Руководитель московской резидентуры медленно ходил по своему кабинету и, размеренно жестикулируя, вел неторопливый разговор со своим собеседником. Иногда он умолкал и подходил к столу, на котором что-то записывал на небольших листочках, показывая их тому, кто его внимательно слушал. А собеседник стоял в углу кабинета - это был молодой человек лет тридцати, атлетического телосложения и весьма приятной внешности. На его холеном лице - выражение самодовольства и самоуверенности. Молодой человек - специальный сотрудник московской резидентуры - разведчик "глубокого прикрытая" Арнольд Бронсон. В посольстве стараниями ЦРУ он числился атташе отдела личного состава. В Советский Союз Бронсон приехал несколько месяцев тому назад.
- Русские угрожают Соединенным Штатам. Они стремятся уничтожить нашу свободу. Мы должны сделать все, чтобы этого не произошло. Советы - наш враг. Его надо разбить, иначе он разобьет и уничтожит нас. - Эрик Хонтауэр не заметил, как перешел на тон и манеру лектора, которому дорого внимание аудитории. Но Бронсон, казалось, не обращал внимания на высокопарное красноречие шефа. Работники кадрового аппарата ЦРУ, принимая его на работу в разведку, отмечали в молодом и симпатичном американце немало привлекательных качеств. Они быстро подметили его энергию и активность, стремление не размышлять, а действовать. Мимо их внимания не прошло и то, что Бронсон умел терпеливо слушать, что ему говорят начальники. Он твердо усвоил заповедь: не перечить руководству, выполнять то, что от него требуют, и тогда можно добиться успеха.
Тот заметил это и повторил свой вопрос:
- Когда заканчивается срок Вашей командировки? Когда Вы намерены быть в Москве?
Только теперь Плахов уловил существо обращенного к нему вопроса.
- Долго здесь в таком климате нас не держат. Так что командировка завершится через 7-8 месяцев. Я вернусь пароходом, а жена отправится самолетом - она не переносит морской качки.
- Мы встретимся с Вами здесь же ровно через неделю. Условились? произнес Николс, вступая в разговор. - Вам следует принять еще большие меры предосторожности. А пока посмотрите вот эти списки - персонал вашего посольства в Бангкоке. Пожалуйста, отметьте тех, кто относится к Комитету государственной безопасности и к Главному разведывательному управлению Генштаба министерства обороны СССР. Да, еще кое-что. Пожалуйста, не скрывайте от нас, если у вас есть долги и потребуется наша денежная помощь. Я понимаю, это щепетильный вопрос, но бывают разные обстоятельства. Сэлли больше не ищите - если нужно будет, мы займемся этим сами.
Николс улыбнулся Плахову своей обворожительной улыбкой, которая, он был уверен, так нравилась собеседникам, и мужчинам, и женщинам. Но на русского приветливость Питера Николса уже не подействовала. Он понимал, чего ждут от него американцы, и ему стало ясно, в какую глубокую яму он угодил.
- Ну, хватит заниматься делами, - вступил в разговор Джеймс Вулрич, пора отметить начало нашего сотрудничества.
Тягостное свидание в роскошном номере гостиницы "Ориенталь" продолжалось. Участники этой драматической встречи - русский и два американца - были заняты своими планами и думами...
Сертификат о рождении
Вернувшись в Вашингтон самолетом "Пан-Америкен", Джеймс Вулрич дал себе совсем немного времени на отдых после утомительного перелета и направился в Лэнгли. Ему не терпелось побыстрее доложить об успехе проведенной вербовки советского разведчика руководству ЦРУ и, конечно, самому директору Джону Кейси. Вулрич знал: директор, почти целиком поглощенный советскими делами, любит острые, рискованные операции. Особенно когда они завершаются удачей.
"Волк"-Вулрич не ошибся: Кейси принял его лично в своем служебном кабинете на седьмом этаже здания в Лэнгли. Он не скрывал удовольствия любой успех в тайной войне с Советским Союзом его радует. Вот и на этот раз директор ЦРУ своим шепелявым голосом дотошно расспрашивал начальника Советского отдела о подробностях триумфально завершающегося дела. Кейси перескакивал с одной темы разговора на другую, но Вулрич чувствовал, что шеф доволен.
Соединенные Штаты при всех обстоятельствах должны атаковать главного противника. Директору ЦРУ нет дела до того, что Советский Союз, озабоченный своей собственной безопасностью, обязан защищаться. Ему нужно знать, что замышляет Москва и в особенности - что она планирует делать против его ведомства. Уильям Кейси не был сентиментальным. Только Вашингтону позволено заботиться о своих интересах. Такой одержимостью можно гордиться, и Кейси внушал ее всем своим подчиненным. И небезуспешно.
Возвратившись в свой кабинет, Джеймс Вулрич продиктовал Кристине текст телеграммы резиденту ЦРУ в Бангкок:
"Директор поздравляет вас с успешно проведенной акцией. Он доложил о вербовке сотрудника КГБ президенту, и президент благодарит вас за отличную работу. Вы награждаетесь медалью "За заслуги". Приобретение источника в русской разведывательной службе - одно из наших высших достижений, оно заслуживает особой похвалы. Примененная тактика вербовки сильного противника будет отмечена в истории оперативной деятельности нашей разведки. Полученная от агента информация признана весьма ценной. В дальнейшем он будет проходить под именем "Пилигрим". Сейчас важно получить от агента по возможности все, что ему известно о деятельности русских против Соединенных Штатов. Имейте в виду, что он может попытаться уклониться от активного сотрудничества с нами и не всегда будет достаточно откровенен".
Вулрич делает паузу, смотрит в окно. Затем продолжает диктовать:
"До отъезда "Пилигрима" в Москву следует максимально укрепить с ним отношения доверительности. Сообщите, что мы будем выплачивать ему гонорар, соответствующий его вкладу в наше дело, и кроме того, откроем на его имя специальный счет в одном из банков в Соединенных Штатах. Он сможет получить свои деньги, как только приедет в нашу страну, но не торопите его с отъездом. Весьма необходимо, чтобы он поработал на нас, по крайней мере, несколько лет в центральном аппарате Первого главного управления в Ясенево".
...В своем кабинете в посольстве на Вайрлес-роуд Питер Николс дочитывал уже давно принесенную сотрудником резидентуры расшифрованную телеграмму начальника Советского отдела:
"...Сейчас самое главное - договориться с "Пилигримом" о работе с нашей московской резидентурой. Обратите внимание на его психологическое состояние. Используйте то обстоятельство, что "Пилигрим" слабоволен, жаден, трусоват и поддается давлению. Заверьте агента в полной безопасности связи с нами в Москве. Мы будем применять на первом этапе систему тайников и радиосвязь, а также письма с тайнописью, которые он должен будет направлять на подставные адреса в Европе и в Соединенных Штатах. Я посылаю вам план связи в Москве. Ознакомьте с ним "Пилигрима". Необходимо обучить его некоторым приемам работы с тайнописью и шифрами. Миниатюрную копию плана мы надежно укрыли в потайном отсеке футляра для очков, который передайте агенту. О месте для тайника, которое подберет московская резидентура, мы сообщим "Пилигриму" по радио..."
Николс задумался о чем-то и снова продолжил чтение телеграммы:
"Отдельно поздравляю вас с новым назначением. Буду рад видеть вас своим заместителем в Вашингтоне. Рассчитываю на ваш опыт работы по советской разведке..."
Питер Николс отложил в сторону телеграмму Вулрича и довольно улыбнулся. Прибывшее из Лэнгли известие радовало, возбуждало азартность его натуры. Всегда приятно выслушать похвалу начальства. Тем более получить лестное назначение, о котором давно мечтал.
Резидент Центрального разведывательного управления в Бангкоке знал, что его продвижение по службе зависит от многих обстоятельств: от числа и характера разведывательных донесений, которые он направит в Лэнгли, от количества и качества завербованных агентов. И, конечно, нужен сильный покровитель. Вербовка советского разведчика - огромная удача для него. Николс недаром слыл счастливчиком: ему везло на обстоятельства, везло на патронов.
Рождение "крота" состоялось. Необходимый сертификат оформлен. Новорожденный прошел обряд крещения. Теперь предстоял сложный процесс подготовки завербованного агента к работе в тылу грозного главного противника.
Резидентура в Бангкоке - в водовороте событий. Привычная суета сменилась кипучей работой. Сплошным потоком летят в Лэнгли реляции и предложения, в ответ приходят телеграммы и письма, приезжают специалисты-инструктора по многообразным аспектам оперативного ремесла. "Пилигрима" необходимо обучить всему тому, что должно обеспечить бесперебойную и эффективную связь агента со штаб-квартирой ЦРУ через московскую резидентуру американской разведки.
Страхи и сомнения
Морской пассажирский порт Бангкока находится в 35 километрах от Сиамского залива, из которого дальнейший путь ведет на просторы Тихого и Индийского океанов. Нижнее течение реки Менам Чао Прайя, некогда непригодное для судоходства, теперь расчищено от ила. Бангкокский порт принимает большие морские суда - торговые и пассажирские.
В день отплытия из Бангкока вице-консула советского посольства у одного из пирсов порта возвышался белый красавец - теплоход "Ярослав Мудрый". Деловито работала команда корабля, по трапу поднимались пассажиры.
Плахов стоял на верхней палубе. В Таиланде нет строгих пограничных и таможенных правил для дипломатов. Все формальности - позади, объемистый багаж погружен в трюм. Планов смотрел на город. Он привык к Бангкоку, ему было трудно с ним расставаться. Но прощание неизбежно, командировка в далекую страну завершилась, его ждали на Родине. Дипломат направился в свою уютную каюту. В ней он проведет долгие дни морского путешествия.
Питер Николс из вестибюля порта наблюдал за отплытием теплохода. Вот он уже отошел от пирса, влекомый мощными буксирами, и медленно плывет по широкой реке. Волны, рожденные "Ярославом Мудрым", ударяются в пирс и откатываются назад. Николс пошел к своей автомашине, припаркованной неподалеку. Он возвращался в посольство - нужно дать телеграмму в Лэнгли об отъезде "Пилигрима".
А Лев Плахов уже в каюте. Его ждут долгие дни тяжелых раздумий о пережитом и о грядущем. В каюте он достал из кармана футляр для очков, вынул очки и внимательно, с каким-то испугом начал разглядывать футляр. Вновь задумался...
Плаховым уже многие дни безотчетно владели два чувства - какой-то холодящий страх и неукротимое стремление к наживе. Страх перед разоблачением его контакта с американской разведкой леденил, отталкивая все другие думы. Он еще со времени учебы в разведывательной школе в Москве знал о силе советской контрразведки. В Ясеневе, когда он уже работал в Первом Главном управлении КГБ, ему приходилось знакомиться с документами о провалах агентов Центрального разведывательного управления и других иностранных разведок. Плахов был осведомлен об эффективности Второго Главного управления, которое занимается посольскими резидентурами разведок противника и раскрыло и обезвредило немало операций спецслужб противника в Советском Союзе. Все эти картины проносились сейчас перед ним, и он думал, что теперь ему самому придется выступать в совершенно реальной роли разыскиваемого шпиона. Он отгонял эту мысль, как водитель, который убежден, что аварии с ним никогда не произойдет. С кем угодно, - но только не с ним! Ведь он всегда следует правилам дорожного движения! Кошмарная мысль о собственном провале появилась и исчезла. Уступая, впрочем, место не осознаваемому до конца чувству опасности. Страх - плохой советчик. От него хочется избавиться, если возможно - подавить. Но он почти никогда не подсказывает верных решений.
И тогда вступает в свои права алчная страсть к обогащению, дремавшая в тайниках души и теперь проснувшаяся как альтернатива страху, боязни разоблачения. Он утешал себя тем, что постарается глубоко не втягиваться в контакт с американцами, будет избегать передавать ЦРУ важную информацию. Он старался не думать о том, что уже связал себя с американской разведкой, раскрыл ЦРУ данные, которые представляют государственную и служебную тайну. "Да, решено, - думал Плахов, - я буду сообщать американцам кое-что, но не самое существенное, не ту информацию, которая может нанести ущерб стране и моей разведывательной службе. Пока не найду способа избавиться от своей зависимости от ЦРУ".
Правда, Плахов еще не знал, как это можно сделать. "В конце концов я все же обязан американцам - они вытащили меня из большой беды. Пусть вся история с Сэлли - оперативная комбинация ЦРУ, но ведь американцы заплатили за мои проигрыши в казино". Да, он продал душу дьяволу, но этот "дьявол" обещал осыпать его золотым дождем!
Теперь он вспоминал о том, как пытался уклониться от связи с московской резидентурой Центрального разведывательного управления. Он действительно боится этого. Пусть подождут его следующей заграничной командировки! Но Питер Николс нажимал и уговаривал, ссылаясь на опыт ЦРУ и на умение резидентуры в Москве обеспечить надежные и безопасные условия контактов. Уговорил! Впрочем, Плахов уже давно понял, что бессилен противостоять той таинственной злой силе, которая неожиданно и бесцеремонно вторглась в его жизнь. Он понял и другое: отказаться от связи с американцами в Москве не удастся. Утешить может лишь то, что речь идет о радио и тайниках, о способах связи, не требующих личных встреч, крайне опасных в условиях Москвы. "Я начну работать, а потом просто уйду в тень под каким-нибудь предлогом".
Плахов отвлекся от раздумий. Достал бутылку коньяка и налил полный стакан. Выпив, скоро погрузился в тяжелое дурманящее забытье.
Теплоход "Ярослав Мудрый" шел по широкой реке, приближаясь к Сиамскому заливу и готовясь к встрече с океаном. В спокойное разливное течение русских народных мотивов, исполняемых радиоцентром теплохода, ворвалась вдруг песня Владимира Высоцкого:
Сгину я, меня пушинкой ураган сметет с ладони.
И в санях меня галопом повлекут по снегу утром.
Вы на шаг неторопливый перейдите, мои кони.
Хоть немножко, но продлите путь к последнему приюту.
Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее.
Умоляю вас вскачь не лететь.
Но что-то кони мне попались привередливые,
Коль дожить не успел, так успеть бы допеть.
Я коней напою, я куплет допою.
Хоть немного еще постою на краю.
Тревожная, взрывная песня знаменитого барда пронеслась над водой и затихла, когда "Ярослав Мудрый" вошел в Сиамский залив, откуда открывалась дорога в океан. Теплоход шел в Одессу, с каждым днем приближая "Пилигрима" к родным берегам. И - к неизвестности.
Глава пятая
Москва.
Лето и осень 1986 года
Стрела летит в цель
Москва 1986 года - это, конечно, не сегодняшняя столица России с роскошными зданиями банков и офисов частных коммерческих компаний, богатыми магазинами, ресторанами, казино и гостиницами. Еще нет сотен тысяч иностранных автомашин и миллионных толп вечно спешащих куда-то москвичей и приезжих, давно ставших постояльцами столицы.
Но Москва восьмидесятых отчаянно пробивала себе окно в Европу, самонадеянно замахивалась на то, чтобы слыть третьим Римом. Кое-где ей раскрывали объятия, она уже научилась заманивать новых друзей, хоть и не была еще так криминальна, как в последующие годы. Впрочем, и тогда сюда стекались люди самых пестрых судеб и невероятных характеров. Ибо жить в других местах большой страны им казалось неполноценным занятием.
Ну, а у иностранцев разочарований было гораздо меньше, у них была своя судьба. Дипломатам и вовсе приходилось смиряться и надеяться. Правда, им было совсем не трудно это делать, так как жизнь у них протекала в собственном узком мирке, чаще всего - в пределах Садового кольца.
Здания иностранных посольств в столице во все времена отличались своей импозантностью, броской архитектурой. Они были чуждыми вкраплениями в суматошную жизнь огромного города, обрекавшего обитателей на всегдашние неудобства, но зато компенсировавшего их обильными материальными благами, вполне достаточными для того, чтобы не роптать на временные беды.
Здание американского посольства, дающее приют московской резидентуре Центрального разведывательного управления, расположилось на улице Чайковского, на Садовом кольце столицы. На флагштоке массивного здания государственный флаг Соединенных Штатов - символ мощи и величия супердержавы. Денно и нощно посольство бдительно охраняют морские пехотинцы из элитарного подразделения вооруженных сил США. Это настоящая крепость, защищенная крепкими стенами и безжалостной военной силой от непрошеных гостей.
Всем посетителям посольства оставлен доступ в здание через специальный проход в западном крыле. Бравые охранники - морские пехотинцы не пропустят злоумышленников, они надежно "профильтруют" всех входящих в узкие двери двух тамбуров, оборудованных металлоискателями. А если кто-нибудь поведет себя агрессивно, пустят в ход оружие. Они у себя дома, на своей территории.
Охраняет дипломатическое представительство далекой Америки и московская милиция, ее сотрудники тоже всегда на посту.
В рабочие дни у здания посольства многолюдно. Утром подъезжают и паркуются вдоль тротуаров лимузины американских дипломатов. Вечером автомашины аккуратно развозят служащих представительства по домам в разные концы Москвы. Приливы и отливы у посольства не затухают и в дневные часы. Да и визитеров, которым требуется побывать на улице Чайковского, достаточно. Разве что глубокой ночью внушительный дом посольства отдыхает от суеты.
И этот день уходящего лета 1986 года ничем не выделялся среди других.
На двери кабинета руководителя посольской резидентуры висит табличка: "Советник по региональным вопросам". Это - должность прикрытия резидента ЦРУ, которая ему предоставлена Государственным департаментом по указанию президента Соединенных Штатов*.
Резидент Центрального разведывательного управления - в посольстве фигура очень влиятельная. Он старший оперативный начальник для всех разведывательных подразделений Вашингтона, которые пользуются "крышей" в американском посольстве - военные, служба радиоэлектронной разведки, секция безопасности. С ним считается глава представительства. Он, конечно, не вникает в оперативные дела резидентуры. "Грязная работа", - полагают многие американские послы. Впрочем, они почти всегда внешне весьма лояльны к разведке. А некоторые - и очень услужливы. Надо поддерживать с ЦРУ корректные отношения. От него зависит многое. Резидентура американской разведки имеет в Соединенных Штатах могущественных покровителей и свой канал связи с Вашингтоном.
Совсем недавно в особняк посла, так называемый Спасо-Хауз, недалеко от здания посольства на улице Чайковского, тайно проник русский военный, служивший до своего увольнения в ракетных войсках. Он был одержим идеей заработать на продаже американцам известных ему военных секретов. Помощник посла, проживавший в Спасо-Хаузе, с согласия своего шефа быстро вызвал в особняк тогдашнего резидента ЦРУ, и они вдвоем договорились с русским. Ну, а потом помощник посла, незаметно от русской контрразведки, вывез русского парня из особняка. Русским вскоре удалось поймать нового агента ЦРУ, но они - надо отдать должное их благородству - не стали поднимать шум насчет роли посла в этом шпионском деле.
Нынешний посол был весьма расположен к руководителю московской резидентуры ЦРУ Эрику Хонтауэру и очень лоялен к деятельности посольской резидентуры. Всем сотрудникам посольства он велел оказывать всемерную помощь резидентуре - и тогда, когда им случалось знакомиться с кем-либо из русских, кто мог заинтересовать разведку, и тогда, когда к ним попадала информация, которая могла пригодиться Лэнгли. Посол разрешал Эрику Хонтауэру использовать для своих целей помещения представительства. Например, когда необходимо было принять кого-то, кто был ценен для Центрального разведывательного управления. Или устроить так, чтобы в нужный день и час в одном из окон посольства зажегся свет, который должен был служить условным сигналом для агента, проходившего или проезжавшего по улице Чайковского. Сигналом к тому, чтобы выйти на личную встречу с разведчиком или изъять тайник, заложенный резидентурой.
Эрик Хонтауэр - высокий, грузный мужчина с загорелым, обветренным лицом. Ему 45 лет. Весь его вид выражает уверенность в себе, силу и решительность. Он находился в Москве уже почти два года. В Советский Союз, где требуется особенно высокая разведывательная квалификация, он прибыл, имея большой опыт работы в зарубежных резидентурах ЦРУ и в центральном аппарате. Послужной список Эрика Хонтауэра охватывал Ближний Восток и Латинскую Америку, Западный Берлин и скандинавские страны. И везде, даже там, где доводилось возглавлять резидентуры, он лично участвовал в разведывательных операциях - проводил встречи с агентами, закладывал тайники, осуществлял сеансы радиосвязи с источниками, отправлял письма в адреса нужных лиц. У него накопился солидный опыт работы по советским учреждениям за границей и в США. В его оперативном архиве - вербовки русских, опросы перебежчиков, общение с предателями. И в Москве он не придерживался кабинетного стиля.
Эрик Хонтауэр слыл философом. Может быть, даже больше, чем этого требовала работа в таком ведомстве, как Центральное разведывательное управление. Он знал цену себе, своим способностям. "Каждый человек король, - поется в популярной американской песенке, - никто не должен остаться без доли. Богатства хватит на всех". Эта нехитрая, известная каждому белому жителю Соединенных Штатов песня олицетворяет крайний индивидуализм американца, его мечту обрести свою долю богатства.
Хентауэр был как раз из этой породы, которую в изобилии взращивает Америка. Он просто не мог не преуспеть в Советском Союзе. Иначе это остановило бы его так удачно складывающуюся карьеру. Он и не думал искать применения своим талантам где-то в другом месте, где тоже ценят людей хватких и энергичных, не обремененных чрезмерно интеллигентской философией. Работа в разведке - это всегда обретение трезвого прагматизма. Резидент ЦРУ верит в свою звезду. Москва для него - трамплин к очередному прыжку в его карьере.
Хонтауэр знал, что Советский Союз - основной объект внимания спецслужб его страны. Знал и то, что хотя возглавляемая им московская резидентура является далеко не самым многочисленным и крупным подразделением разведки, ей обоснованно принадлежит важная роль в конфронтации с Советским Союзом. Недаром в Лэнгли, в Оперативном управлении и в Советском отделе ее называют "святая святых" американской разведки*. Это не только признание занимаемого ею ведущего места в деятельности против "главного противника", но и стремление подчеркнуть необходимость особого засекречивания всего того, чем она занимается.
А занималась московская резидентура делами, которые действительно нуждались в строгой конспирации, - операциями по связи с агентами ЦРУ, завербованными в Москве и вне Советского Союза, а также специальными техническими акциями, когда использовались так называемые АУТРы автоматические устройства технической разведки. АУТРы были гордостью американских инженеров и специалистов, величайшей ценностью Лэнгли, и все же не они составляли настоящую силу Центрального разведывательного управления. Этой силой, способной добывать самую ценную и нужную для разведки информацию, были агенты - и те, кто добровольно предлагал свои шпионские услуги, и те, кого удавалось склонить к сотрудничеству и кто был согласен работать с ЦРУ на территории СССР.
Эрик Хонтауэр был ярым сторонником агентурной работы. Агенты должны кормить разведку! Он помнил слова директора Центрального разведывательного управления:
"Основные усилия ЦРУ должны направляться на качественное и продуктивное использование существующей на территории Советского Союза американской агентурной сети, на ее наращивание. Агентура является критически важной даже в эпоху разведывательных спутников и других технических средств разведки. Мы очень заинтересованы в получении разведывательной информации, которая становится бесценной, когда речь идет о проникновении в планы и замыслы противника". Так говорил директор на одном совещании в Лэнгли, и Хонтауэр слушал его с особым вниманием. И вот теперь резидент ЦРУ в Москве старательно проводил идеи руководства Лэнгли в жизнь. За это и ценят Эрика Хонтауэра в Вашингтоне - за его напористость, хватку, за бурную инициативу смелого и отважного разведчика.
Да и сам Эрик Хонтауэр был преисполнен честолюбивых замыслов. Под его руководством московская резидентура стала организатором смелых разведывательных операций в Советском Союзе. Идеи и предложения рождались в его голове одно за другим. Не важно, что решения принимаются в Лэнгли, где готовятся директивы по важнейшим вопросам. Эрику Хонтауэру был известен стиль работы Вашингтона. За долгие годы службы он научился влиять на положение дел, знал, что когда возникают проблемы согласования и получения инструкций, на это требуются считанные часы. Связь действует бесперебойно! Хонтауэр знал решительную натуру своего непосредственного начальника "Волка" Вулрича и надеялся на то, что новый директор ЦРУ всегда поддержит московскую резидентуру. Отваги, инициативы и настойчивости Эрику Хонтауэру не занимать!
...Руководитель московской резидентуры медленно ходил по своему кабинету и, размеренно жестикулируя, вел неторопливый разговор со своим собеседником. Иногда он умолкал и подходил к столу, на котором что-то записывал на небольших листочках, показывая их тому, кто его внимательно слушал. А собеседник стоял в углу кабинета - это был молодой человек лет тридцати, атлетического телосложения и весьма приятной внешности. На его холеном лице - выражение самодовольства и самоуверенности. Молодой человек - специальный сотрудник московской резидентуры - разведчик "глубокого прикрытая" Арнольд Бронсон. В посольстве стараниями ЦРУ он числился атташе отдела личного состава. В Советский Союз Бронсон приехал несколько месяцев тому назад.
- Русские угрожают Соединенным Штатам. Они стремятся уничтожить нашу свободу. Мы должны сделать все, чтобы этого не произошло. Советы - наш враг. Его надо разбить, иначе он разобьет и уничтожит нас. - Эрик Хонтауэр не заметил, как перешел на тон и манеру лектора, которому дорого внимание аудитории. Но Бронсон, казалось, не обращал внимания на высокопарное красноречие шефа. Работники кадрового аппарата ЦРУ, принимая его на работу в разведку, отмечали в молодом и симпатичном американце немало привлекательных качеств. Они быстро подметили его энергию и активность, стремление не размышлять, а действовать. Мимо их внимания не прошло и то, что Бронсон умел терпеливо слушать, что ему говорят начальники. Он твердо усвоил заповедь: не перечить руководству, выполнять то, что от него требуют, и тогда можно добиться успеха.