Крайтон Майкл. Человек-компьютер

   Дженет обернулась.
   — Что это?
   Герхард показал на металлический ящичек на полке в углу. Ящичек был подсоединен к телефону. В нем мигала зеленая лампочка,
   — Что это? — повторила Дженет.
   — Специальный провод, — ответил Герхард. — Двадцатичетырехчасовая магнитофонная запись для жетона.
   Дженет подошла к телефону и сняла трубку. Четкий, размеренный голос говорил: «…тело нельзя кремировать или вскрывать, пока не будет изъята атомная батарейка. Иначе может возникнуть опасность радиоактивного заражения. Для более подробной информации…»
   Дженет обернулась к Герхарду.
   — Как отключить запись?
   Герхард нажал кнопку на ящичке. Магнитофон остановился.
   — Я слушаю, — сказала Дженет в трубку.
   Молчание. Потом мужской голос спросил:
   — С кем я говорю?
   — С доктором Росс.
   — Вы как-то связаны с… — короткая пауза — нейропсихиатрическим исследовательским отделением?
   — Да.
   — Возьмите карандаш и запишите адрес. Говорит капитан Андерс из лос-аджелесской полиции.
   Дженет знаком попросила у Герхарда ручку.
   — Что случилось, капитан?
   — Мы расследуем убийство, — сказал Андерс, — и у нас есть к вам кое-какие вопросы.

7

   У многоэтажного дома на одной из улиц, отходящих от бульвара Сансет, стояли три патрульные машины. Несмотря на ранний час и утреннюю прохладу, вокруг них уже собралась толпа. Дженет Росс остановила свою машину в начале улицы и пошла дальше пешком. В подъезде молодой полицейский преградил ей дорогу.
   — Вы здесь живете?
   — Я доктор Росс. Мне позвонил капитан Андерс.
   Полицейский махнул в сторону лифта.
   — Третий этаж, налево, — сказал он и пропустил ее. Зеваки с интересом смотрели, как Дженет вошла в вестибюль и остановилась перед лифтом. Они вставали на цыпочки, чтобы лучше видеть, толкались, перешептывались. «За кого они меня принимают?» — мелькнуло у нее в голове. На патрульных машинах вспыхивали и гасли красные мигалки, отбрасывая багровые отблески в вестибюле. Подошел лифт, и двери сомкнулись.
   Кабина выглядела неряшливо: пластиковая облицовка под дерево, истертый зеленый коврик, весь в пятнах, оставленных бесчисленными поколениями собак. Дженет раздраженно ждала, чтобы лифт наконец дополз до третьего этажа. Она хорошо знала такие дома — приют проституток, наркоманов и всякого городского отребья. Квартиры тут сдавались на короткий срок, помесячно, и жильцы постоянно менялись.
   На третьем этаже она вышла из лифта и направилась к двери, у которой толпились полицейские. Ей снова пришлось повторить, что ее вызвал капитан Андерс, и только тогда полицейский пропустил ее в квартиру, предупредив, чтобы она ничего не трогала.
   Квартира была однокомнатная, обставленная в псевдоиспанском стиле. Во всяком случае, так ей показалось. Человек двадцать там фотографировали, измеряли, посыпали вещи порошком, снимали отпечатки пальцев, что-то брали, что-то уносили — представить себе, как выглядела комната до этого, было попросту невозможно.
   К ней подошел Андерс. Он был довольно молод — лет тридцать пять, не больше, в строгом темном костюме. Длинные волосы, достававшие сзади до воротничка, и роговые очки придавали ему неожиданное сходство с университетским преподавателем. «Как все-таки в нас сильны предрассудки», — подумала Дженет.
   — Доктор Росс? — спросил он негромким приятным голосом.
   — Да.
   — Капитан Андерс. — Быстрое, уверенное рукопожатие. — Спасибо, что пришли. Тело в спальне. Медицинский эксперт тоже там.
   Андерс проводил ее в спальню. На кровати лежал труп девушки лет двадцати пяти. Голова у нее была разбита, на теле зияли раны. Постельное белье пропиталось кровью, и в воздухе стоял тошнотворный сладковатый запах.
   Кругом царил полнейший беспорядок: стул у туалетного столика был опрокинут, флаконы и тюбики валялись на испачканном ковре, который усеивали осколки разбитого ночника. В комнате работало шесть человек. Полицейский врач за столиком писал заключение.
   — Это доктор Росс, — сказал Андерс. — Сообщите ей подробности.
   Врач посмотрел на труп.
   — Метод довольно зверский, как видите. Сильный удар в левую височную область, повреждение черепа, за которым последовала немедленная потеря сознания. Удар нанесен вот этой лампой. На ней обнаружены волосы убитой и кровь ее группы.
   Росс посмотрела на лампу, потом снова на труп.
   — А ножевые раны?
   — Они нанесены позже, почти наверное после смерти. Она была убита ударом по голове.
   Дженет смотрела на голову убитой: с одной стороны голова была промята, как волейбольный мяч, из которого выпустили воздух; лицо, прежде миловидное, было обезображено.
   — Заметьте, — сказал врач, подходя вплотную к кровати, — она только начала краситься. Мы предполагаем, что она сидела за туалетным столиком, вот так. Удар был нанесен сверху и сбоку, так что она упала вместе со стулом, смахнув со столика флаконы и все прочее. Потом ее подняли… — полицейский врач вскинул руки и поднатужился, словно поднимая невидимое тело, — и положили на кровать.
   — Кто-то очень сильный?
   — О да. Это был мужчина.
   — Откуда вы знаете?
   — Волосы в стоке ванны. Мы нашли два типа. Одни ее, а другие по некоторым признакам могут принадлежать только мужчине. Не менее очевидно, что они совершили половой акт, после которого мужчина принял душ. На влажном полотенце мы обнаружили следы крови группы АО. Группа крови убитой другая. После душа он, по-видимому, вышел из ванной и ударил ее сзади.
   Дженет кивнула.
   — Затем он поднял ее с пола и положил на кровать. Крови почти не было — ни на туалетном столике, ни на ковре ее практически нет. Но потом убийца взял какое-то орудие и нанес ей несколько ударов в живот. Заметьте, что самые глубокие раны находятся в нижней части живота, так что убийство носит, возможно, сексуальный характер. Но это пока только предположение.
   Дженет кивнула, но ничего не сказала. Она уже решила про себя, что полицейский врач — довольно мерзкий тип, а потому не собиралась рассказывать ему ничего, кроме самого необходимого. Она нагнулась, рассматривая раны. Они были небольшими и круглыми. Кожа около них была сильно повреждена.
   — Вы нашли оружие?
   — Нет, — ответил врач.
   — Как по-вашему, что это могло быть?
   — Не знаю. Что-то не очень острое, но крепкое; чтобы нанести подобные раны относительно тупым орудием, требовалось значительное усилие.
   — Еще одно доказательство, что это был мужчина, — заметил Андерс.
   — Да, я бы сказал, что он использовал металлический предмет вроде ножа для разрезания бумаги или отвертку. Но что интересно, — продолжал врач, указывая на левую руку убитой, которая была вся исколота. Как видите, он нанес несколько ударов в живот, затем в руку, причем раны находятся на одной прямой. Теперь заметьте, пройдя руку, он продолжает колоть. Видите эти дыры в простыне и одеяле? Они расположены на той же прямой. Он показал на дырки.
   — Мы называем это «персеверацией». Автоматическое повторение бессмысленных движений. Как будто он был машиной, которая непрерывно повторяет одну и ту же операцию.
   — Совершенно верно, — сказала Дженет.
   — Мы предполагаем, — продолжал полицейский врач, — что имеем дело с сумеречным состоянием. Но мы не знаем, было ли оно органическим или функциональным, возникло спонтанно или было спровоцировано внешним воздействием. Поскольку пострадавшая спокойно впустила его в квартиру, можно сделать вывод, что сумеречное состояние наступило уже потом.
   Дженет поняла, что полицейский врач старается пустить ей пыль в глаза, и рассердилась. Сейчас было не время играть в Шерлока Холмса.
   Андерс протянул Росс металлический жетон.
   — Осматривая комнату, мы нашли вот это, — сказал он.
   Росс перевернула жетон и прочла:
   В МОЕМ ТЕЛЕ НАХОДИТСЯ ВЖИВЛЕННЫЙ АТОМНЫЙ ВОДИТЕЛЬ. ТРАВМАТИЧЕСКИЕ ПОВРЕЖДЕНИЯ ИЛИ ОГОНЬ МОГУТ РАЗРУШИТЬ КАПСУЛУ И ВЫСВОБОДИТЬ ТОКСИЧЕСКИЕ ВЕЩЕСТВА. ПРИ НЕСЧАСТНОМ СЛУЧАЕ ИЛИ СМЕРТИ ЗВОНИТЬ НПИО, [phone].
   — Тогда я позвонил вам, — сказал Андерс, внимательно глядя на Дженет. — Мы вам все рассказали. Теперь ваша очередь.
   — Его зовут Гарри Бенсон, — сказала Дженет. — Ему тридцать четыре года, и он болен психомоторной эпилепсией.
   Полицейский врач щелкнул пальцами:
   — А, черт! — сказал он.
   — Что такое психомоторная эпилепсия? — спросил Андерс.
   В этот момент в спальню вошел один из сыщиков.
   — Мы узнали, чьи это отпечатки, — сказал он. — Они зарегистрированы в картотеке Министерства обороны. Это надо же! С шестьдесят восьмого года получил допуск к засекреченным материалам. Его зовут Гарри Бенсон. Место жительства — Лос-Анджелес.
   — К каким материалам? — спросил Андерс.
   — Он специалист по счетно-вычислительным машинам, — ответила Дженет.
   — Верно, — подтвердил сыщик. — Последние три года — засекреченные исследования в области вычислительной техники.
   Андерс делал пометки в своем блокноте.
   — Его группа крови указана?
   — Да. Группа АО.
   Дженет повернулась к врачу.
   — А об убитой вам что-нибудь известно?
   — Дорис Блэнкфурт, сценическое имя Анджела Блэк. Двадцать шесть лет, в этом доме живет шесть недель.
   — Профессия?
   — Танцовщица.
   Дженет кивнула.
   — А это имеет значение? — спросил Андерс.
   — У него особое отношение к танцовщицам.
   — Они его привлекают?
   — И привлекают и отталкивают. Это довольно сложно объяснить.
   Андерс посмотрел на нее с любопытством. Может быть, он опасается, что она его морочит?
   — И он болен эпилепсией?
   — Да, психомоторной эпилепсией.
   Андерс сделал пометку в блокноте.
   — Вам придется кое-что объяснить.
   — Я понимаю.
   — Потом описание, фотографии…
   — Это у нас все есть.
   — …и как можно скорее.
   Она кивнула. Желание противодействовать полиции или, во всяком случае, не помочь ей исчезло без следа. Ее взгляд то и дело возвращался к размозженной голове убитой девушки. Она-то знала, каким внезапным и злобным было это нападение.
   Дженет посмотрела на часы.
   — Сейчас половина восьмого, — сказала она. — Я вернусь в клинику, но по дороге заеду домой принять душ и переодеться. Вы заедете за мной или мы встретимся в клинике?
   — Я заеду за вами, как только кончу здесь, — сказал Андерс. — А это будет минут через двадцать.
   — Прекрасно, — сказала Дженет, и он записал ее адрес.

8

   Дженет с удовольствием чувствовала, как горячие иголочки душа покалывают ее тело. Она расслабилась, вдохнула горячий пар и закрыла глаза. Она любила принимать душ, хотя в этом и крылось какое-то нарушение традиции: женщинам положено принимать ванну, а не душ. На это ей указал доктор Рэмос. Какая чепуха! Да и смысл традиций в том, чтобы их нарушать. У нее есть своя индивидуальность.
   Она знала, что душ применяется для лечения шизофреников. Чередование холодных и горячих струй иногда действует на них успокаивающе.
   — А потому вы подозреваете у себя шизофрению? — спросил доктор Рэмос и рассмеялся. Он смеялся не часто, и ей редко удавалось его рассмешить, даже когда она старалась.
   Дженет выключила душ и, завернувшись в полотенце, подошла к зеркалу. Она протерла запотевшее стекло и посмотрела на свое отражение.
   — Ну и видик! — сказала она и кивнула. Отражение кивнуло ей в ответ. Горячая вода смыла краску с век — единственную косметику, которую она себе позволяла. Теперь ее глаза казались маленькими и утомленно щурились. В котором часу она сегодня должна быть у доктора Рэмоса? Да и сегодня ли?
   Кстати, какой сегодня день? Ей пришлось напрячь память. Ах, да! Пятница… Она не спала по крайней мере сутки и испытывала все сопутствующие бессоннице ощущения, которые помнила с того времени, когда была стажером: ноющее ощущение в желудке, тупая боль во всем теле, тяжесть в голове. Отвратительное состояние!
   Она знала, что будет дальше. Часа через четыре она начнет мечтать о том, чтобы лечь спать. Ей будет представляться кровать, мягкий матрац, блаженное погружение в дремоту.
   Ну, надо надеяться, что Бенсона скоро разыщут. Зеркало опять запотело. Дженет приоткрыла дверь, впустив в ванную прохладный воздух, и ладонью протерла стекло. Она начала подкрашивать глаза, и тут в дверь позвонили.
   Андерс! Ну да, ведь она не заперла двери…
   — Открыто! — крикнула она и снова занялась глазами. Кончив подкрашивать один, она крикнула: — Если хотите кофе, вскипятите воду на кухне.
   Ну, вот все в порядке! Дженет, придерживая полотенце, высунулась из ванной.
   — Ну как, все нашли?
   В коридоре стоял Гарри Бенсон.
   — Доброе утро, доктор Росс, — сказал он приветливо. — Я не очень не вовремя?
   Дженет даже удивилась охватившему ее страху. Бенсон протянул ей руку, и она машинально ее пожала. В эту секунду она не могла думать ни о чем, кроме своего страха. Почему она так испугалась? Она же хорошо его знает, ей часто приходилось бывать с ним наедине, и она никогда не боялась.
   Конечно, отчасти дело в неожиданности. Ведь она думала, что это Андерс. И еще — непрофессиональность обстановки: она вспомнила про полотенце и свои босые ноги.
   — Погодите, я сейчас оденусь, — сказала она.
   Бенсон вежливо кивнул и ушел в гостиную. Быстро пройдя в спальню, Дженет заперла дверь и опустилась на кровать. Она тяжело дышала, как будто ей пришлось пробежать большое расстояние. «Тревожное состояние», — сказала она себе, но это не помогло. Ей вспомнился больной, который в полном отчаянии крикнул: «Не говорите мне, что у меня депрессия. Я чувствую себя ужасно!»
   Она достала из стенного шкафа первое попавшееся платье, а потом вернулась в ванную и посмотрела на себя в зеркало. «Оттягиваю неприятную минуту», — подумала она. Но тянуть время было никак нельзя.
   Глубоко вздохнув, Дженет вышла из спальни.
   Бенсон растерянно стоял в самому центре гостиной, и Дженет вдруг увидела комнату его глазами — современную, стерильную, враждебную. Современная мебель, черная кожа и хром, жесткие линии, абстрактные картины на стенах — современное, сверкающее, машинообразное, функциональное, абсолютно враждебное окружение.
   — Этого я от вас не ждал, — сказал Бенсон.
   — У нас с вами разное восприятие, Гарри. — Дженет старалась говорить весело. — Хотите кофе?
   — Нет, спасибо.
   Бенсон был одет аккуратно — пиджак и галстук, но его парик, черный парик, неприятно подействовал на нее. И его глаза — далекие глаза человека, уставшего до предела. Дженет вспомнила, как выглядели крысы, непрерывно стимулировавшие центр удовольствия, когда эксперимент подходил к концу. Они лежали на полу клетки, тяжело дыша, не в силах подползти к рычажку и нажать его еще хотя бы раз.
   — Вы одна дома? — спросил Бенсон.
   — Да.
   Под левым глазом Бенсона виднелся небольшой синяк. Дженет заметила, что бинты почти не видны — только узенькая белая полоска между париком и верхним краем воротничка.
   — Что-то случилось? — спросил Бенсон.
   — Нет. Ничего.
   — Вы держитесь как-то напряженно. — В его голосе слышалось искреннее участие. Возможно, он только что получил стимуляцию. Дженет вспомнила, как Бенсон проникся к ней нежностью во время интерфейсинга.
   — Нет… Ничего подбного, — Дженет попыталась улыбнуться.
   — У вас очень приятная улыбка, — сказал он.
   Дженет скользнула взглядом по его одежде, ища следы крови. Девушка была буквально залита кровью, которая должна была бы забрызгать и Бенсона, и тем не менее нигде ни пятнышка. Возможно, он снова принял душ и уж потом оделся. После того как убил ее.
   — Ну, а я хочу кофе, — сказала Дженет и ушла в кухню. Теперь, когда она не видела его перед собой, ей стало легче. Она поставила кофейник на плиту, радуясь минутной передышке. Нет, надо взять себя в руки, надо стать хозяйкой положения!
   Странно: его внезапное появление испугало ее, но не удивило. Психомоторные эпилептики все время находятся в состоянии гнетущего страха перед собственным слепым стремлением к насилию. Многие из них в отчаянии покушаются на самоубийство, и все они мучаются и ищут помощи у врачей.
   Но почему Бенсон не вернулся в клинику?
   Дженет пошла в гостиную. Бенсон стоял у широкого окна и смотрел на город, протянувшийся во все стороны на многие мили.
   — Вы на меня сердитесь? — спросил Бенсон.
   — Сержусь? За что?
   — За то, что я убежал.
   — А почему вы убежали, Гарри?
   Дженет почувствовала, что с этими словами она вновь обрела обычное самообладание. Она сумеет с вим справиться. Это ее работа. Ей приходилось бывать наедине с куда более опасными больными. Она вспомнила свою шестимесячную практику в больнице штата, где ей приходилось работать с психопатами и закоренелыми убийцами — симпатичными, обаятельными людьми, от которых, мороз подирал по коже.
   — Почему? Да потому, — Бенсон улыбнулся и сел в кресло. Потом поерзал, встал и сел на диван.
   — У вас вся мебель удивительно, неудобная. Как вы только можете жить в такой неуютной обстановке?
   — Мне она нравится.
   — Но это неудобно, — Бенсон пристально, с вызовом посмотрел на нее, и она снова пожалела, что они встретились здесь. Эта обстановка была угрожающей, а на угрозы Бенсон отвечал нападением.
   — Как вам удалось найти меня, Гарри?
   — Вас удивляет, что я знаю, где вы живете?
   — Немножко.
   — Я предусмотрителен, — сказал Бенсон. — Перед тем как пойти в клинику, я узнал, где вы живете, где живет Эллис и где — Макферсон. Где все живут.
   — Но зачем?
   — На всякий случай.
   — На какой случай?
   Вместо ответа Бенсон встал, подошел к окну и начал смотреть на город.
   — Там меня сейчас ищут, — сказал он. — Ведь так?
   — Да.
   — Но они меня не найдут — город слишком велик.
   Из кухни донесся свист кипящего кофейника. Дженет извинилась и пошла на кухню заварить кофе. Ее глаза шарили по полкам в поисках какого-нибудь тяжелого предмета. Может быть, ей удастся ударить Бенсона по голове. Эллис в жизни не простит ей этого, но…
   — У вас на стене висит картина, — раздался голос Бенсона из комнаты. — Одни только цифры. Чья она?
   — Человека по имени Джонс.
   — Зачем человеку рисовать цифры? Это область машин.
   Дженет размешала растворимый кофе, подлила молока, вернулась в комнату и села на диван.
   — Гарри…
   — Нет, я серьезно. А вот это? Что это должно означать? — Он постучал костяшками пальцев по другой картине.
   — Гарри, сядьте, пожалуйста.
   Бенсон пристально посмотрел на нее, потом подошел и сел напротив. Он, казалось, был весь напряжен, но через секунду безмятежно улыбнулся. На мгновение его зрачки расширились. «Еще одна стимуляция, — подумала Дженет. — Так что же мне делать, черт побери?»
   — Гарри, — сказала она вслух. — Что с вами случилось?
   — Не знаю, — ответил он с той же безмятежностью.
   — Вы ушли из клиники…
   — Да, я ушел из клиники в белом форменном костюме. Я все обдумал заранее. Анджела ждала меня с машиной.
   — А потом?
   — Потом мы поехали ко мне домой. Я был сильно возбужден.
   — Почему вы были возбуждены?
   — Понимаете, я ведь знал, как все это кончится.
   — И как же это кончится? — Она не совсем понимала, что он имеет в виду.
   — А потом мы поехали к ней, выпили немного и вообще… И я рассказал ей, как это кончится. И она перепугалась. Хотела позвонить в клинику, сообщить, где я… — Бенсон вдруг сбился и уставился в одну точку. Дженет не собиралась настаивать, чтобы он продолжал. Ведь затем произошел припадок, и Бенсон просто не помнил, что он убил Анджелу. Его амнезия была полной и непритворной.
   Но необходимо, чтобы Бенсон говорил.
   — Почему вы ушли из клиники, Гарри?
   — Это было днем, — сказал Бенсон и поглядел на нее. — Я лежал в постели и вдруг понял, что за мной ухаживают… понимаете… ухаживают, как за машиной. Я все время этого боялся.
   Одно давнее отвлеченное предположение Дженет вдруг подтвердилось: за параноическим страхом Бенсона перед машинами крылась боязнь потерять самостоятельность, попасть в зависимость от кого-то. И он говорил чистейшую правду, утверждая, что боится, когда за ним ухаживают. А люди обычно ненавидят то, что внушает им страх.
   Но ведь Бенсон в определенной мере зависит от нее… Как на него это действует?
   — Вы там мне все лгали, — неожиданно сказал Бенсон.
   — Вам никто не лгал, Гарри.
   Бенсон начинал сердиться.
   — Нет, лгали. Вы… — Он вдруг осекся и снова улыбнулся.
   Расширенные зрачки — еще одна стимуляция. Они уже следуют одна за другой почти без интервалов. Скоро должен наступить новый кризис.
   — Знаете что? Это удивительное ощущение! — сказал он.
   — Какое ощущение?
   — Это жужжание.
   — Жужжание?
   — Когда все вокруг становится черным — ж-жж-ж! — и я снова счастлив. И на душе так тепло, так радостно.
   — Стимуляция, — сказала Дженет.
   Она подавила в себе желание взглянуть на часы. Зачем? Андерс сказал, что приедет через двадцать минут, но он мог задержаться. Но даже если он и приедет сейчас, то вряд ли сумеет одолеть Бенсона. С психомоторным эпилептиком во время припадка справиться не так-то легко. В конце концов Андерс застрелил бы Бенсона или попытался бы. А этого ей во что бы то ни стало хотелось избежать.
   — Но вот что… Жужжание только иногда бывает приятным. Когда оно становится слишком сильным, то… то можно задохнуться.
   — А сейчас оно становится сильным?
   — Да, — сказал Бенсон. И улыбнулся.
   И в этот миг Дженет вдруг поняла всю полноту своей беспомощности. То, чему ее учили, ее умение контролировать поведение больного, направлять поток его мыслей, истолковывать его слова — все это было сейчас бесполезно. Словесное маневрирование тут ничего не даст и не поможет ему, как не поможет психотерапия человеку, умирающему от бешенства или от опухоли в мозгу. Она имела сейчас дело не с психическим заболеванием. Бенсон находился во власти машины, которая неумолимо подводила его к припадку. Словесное воздействие не могло отключить вживленный компьютер.
   Выход был один: отвезти Бенсона в клинику. Но каким образом? Она попробовала пробудить в нем сознание.
   — Гарри, вы понимаете, что происходит? Стимуляции переутомляют вас и могут вызвать припадок.
   — Это приятное ощущение.
   — Но вы же сами сказали, что оно не всегда приятно?
   — Да, не всегда.
   — Так разве вы не хотите, чтобы это починили?
   — Починили? — сказал он после паузы.
   — Исправили… Устроили так, чтобы у вас больше не было припадков.
   «Надо тщательно выбирать слова…»
   — Вы считаете, что меня нужно починить?
   Дженет вспомнила, что это было любимое словечко Эллиса.
   — Гарри, вы будете чувствовать себя лучше.
   — Я чувствую себя прекрасно, доктор Росс.
   — Но, Гарри, когда вы приехали к Анджеле…
   — Я ничего этого не помню.
   — Вы поехали туда после того, как ушли из клиники.
   — Я ничего не помню. Все записи памяти стерты. Только треск. Включите звук и сами услышите. — Бенсон открыл рот и зашипел. — Понятно? Треск и больше ничего.
   — Вы не машина, Гарри, — сказала она мягко.
   — Пока еще нет.
   Дженет почувствовала, что от напряжения ее начинает тошнить. И опять-таки ее сознание отвлеченно зарегистрировало это интересное физиологическое проявление эмоционального состояния. И она обрадовалась краткой передышке. Но тут же ее охватила злость на Эллиса и Макферсона. Все эти конференции, на которых она без конца доказывала, что вживление компьютера неминуемо усилит его бред.
   Были бы они сейчас тут!
   — Вы хотите превратить меня в машину, — сказал Бенсон. — Вы все. И я веду с вами войну.
   — Гарри…
   — Не перебивайте! — крикнул он. Его лицо словно свела судорога, но оно тут же расплылось в улыбке.
   Еще одна стимуляция. Их разделяют только минуты. Где же Андерс? Хотя бы кто-нибудь пришел! Может быть, выбежать на лестницу и закричать? Или позвонить в клинику? В полицию?
   — Удивительно приятное ощущение, — сказал он, продолжая улыбаться. — Удивительно! С ним ничто не сравнится. Я мог бы без конца купаться в этом ощущении.
   — Гарри, попробуйте расслабиться.
   — А я и не напряжен вовсе. Но ведь вам нужно совсем другое?
   — Что мне нужно?
   — Чтобы я был послушной машиной. Чтобы я подчинялся своим создателям и действовал строго согласно инструкциям. Вам ведь это нужно?
   — Вы не машина, Гарри.
   — И никогда не буду машиной. — Улыбка исчезла с его лица. — Никогда! И ни за что!
   Дженет вздохнула.
   — Гарри. Мне нужно, чтобы вы вернулись в клинику.
   — Нет.
   — Мы вас вылечим.
   — Нет.
   — Нас заботит ваша судьба, Гарри.
   — Моя судьба! — Бенсон зло расхохотался. — Нет, вас интересую не я, а ваш эксперимент. Ваши протоколы. Вас интересует ваша карьера, а до меня вам нет никакого дела. — Он все больше возбуждался. — Статью в медицинском журнале не украсит упоминание, что среди стольких-то пациентов, за которыми велось наблюдение столько-то лет, один умер оттого, что совсем свихнулся, и полицейские его пристрелили.
   — Гарри…
   — Я ведь знаю, — сказал Бенсон и растопырил пальцы. — Час назад мне стало нехорошо, а когда я пришел в себя, то увидел под ногтями кровь. Кровь… Да, я знаю… Он посмотрел на свои ногти, потом потрогал бинты. — Операция должна была принести пользу, а от нее нет никакого толку.
   Он вдруг заплакал. Выражение его лица не изменилось, но по щекам поползли слезы.