Страница:
«Нет, Кевин», сказала она. «Он не хочет.»
«Ноу проблем.»
Я показал Ховицеру одну из кассет. Он повертел ее в руках и пожал плечами. «Похоже на стандартный восьмимиллиметровый картридж. Что на ней?» «Японское TV высокого разрешения.»
«Имеете в виду ВР-сигнал?»
«Думаю, да.»
«Не должно быть проблем. Вы принесли какой-нибудь проигрыватель?»
«Да.» Я достал из коробки плейер и отдал ему. «Ха, милые штучки они делают, правда? Красивая вещь.» Кевин рассмотрел передние кнопки. «Ага, все верно, это высокое разрешение. Это я смогу.» Он перевернул коробку и уставился в разъем на задней стороне. Потом нахмурился, пододвинул поближе настольную лампу и открыл на кассете пластиковый клапан, обнажая ленту. У нее был слабый серебристый оттенок. «Ха! На этих лентах что-нибудь криминальное?»
«В общем, да.»
Он отдал ее обратно. «Извините, я не смогу их скопировать.»
«Почему?»
«Видите серебристый цвет? Это лента с напыленным металлом. С очень высокой плотностью записи. Могу поспорить, что формат включает компрессию и декомпрессию в реальном времени в самом проигрывателе. Я не смогу сделать вам копию, потому что не смогу подобрать формат, то есть не смогу переписать сигнал эквивалентным образом, чтобы гарантировать его читаемость. Копию-то я сделаю, но не уверен, что она будет точной, потому что не смогу подобрать совпадающие форматы. Поэтому, если дело имеет отношение к законности, а я предполагаю, что так и есть, вам придется отнести ленты туда, где их могут скопировать по-настоящему.»
«Куда, например?»
«Должно быть, это новый патентованный формат Д-4. Если так, то единственное место, где их могут скопировать, это Хамагучи.» «Хамагучи?»
«Исследовательская лаборатория в Глендейле, собственность „Каваками Индастриз“. У них имеется любое видеооборудование, известное человеку.» Я спросил: «Думаете, они мне помогут?»
«Сделать копии? Конечно. Я знаю одного из директоров лаборатории, Джима Дональдсона. Если хотите, могу позвонить о вас.» «Было бы великолепно.»
«Ноу проблем.»
«Смотри сюда», сказал один, «вот о чем я говорил. Мы заканчиваем этим снимком, он – завершающий.»
Я взглянул и увидел снимок с полевыми цветами и снежными горными вершинами. Первый постучал по фотографии.
"Я хочу сказать, что это Скалистые Горы, мой друг. Настоящая Америка.
Верь мне, это они покупают. Чертовски большой кусок."
«Насколько он велик?»
«Сто тридцать тысяч акров. Самый большой еще доступный кусок оставшейся Монтаны. Двадцать на десять километров первоклассных площадей для ранчо у подножья Скалистых Гор. Размер национального парка. У него есть величие. У него есть пространство. Земля очень высокого качества. Само совершенство для японского консорциума.»
«Они обговорили цену?»
«Еще нет. Но эти ранчеро, знаешь ли, в жесткой ситуации. Теперь иностранцам можно экспортировать говядину в Токио, а говядина в Японии идет по двадцать – двадцать два доллара за кило. Но никто в Японии не станет покупать американскую говядину. Если американцы присылают говядину, она сгнивает в доках. Но если они продадут свое ранчо японцам, тогда говядину можно экспортировать. Потому что японцы станут покупать у ранчо, принадлежащего японцам. Японцы ведут бизнес с другими японцами. И все ранчо в Монтане и Вайоминге продаются. Оставшиеся ранчеро видят как японские ковбои скачут по грядам. Они видят, как на других ранчо делаются улучшения, перестраиваются амбары, добавляется современное оборудование и все такое. Потому что другие ранчо могут получать высокие цены в Японии. Поэтому американские дельцы, они ведь не дураки. Они видят надпись на стене. Они понимают, что не смогут конкурировать. Поэтому они продают.» «Но что остается делать американцам?»
«Оставаться и работать на японцев. Это не проблема. Японцам нужен кто-то, кто научит их, как вести ранчо. И все на ранчо получают отступные. Японцы понимают американские чувства. Они чувствительный народ.» Второй сказал: «Я знаю, но мне это не нравится. Мне вообще все это не нравится.»
«Прекрасно, Тед. И что ты хочешь сделать: написать своему конгрессмену? В любом случае, они все работают на японцев. Черт, японцы управляют этими ранчо с американскими правительственными субсидиями.» Первый покрутил золотой браслет на запястье. Он склонился ближе к компаньону. «Слушай, Тед. Давай оставим здесь всякую мораль. Потому что я не могу ее себе позволить. И ты тоже не можешь. Мы поговорим о четырехпроцентной накрутке и о пятилетней выплате покупки на семьсот лимонов. Давай договоримся, что именно это мы имеем в виду, окей? Ты лично смотришь на два точка четыре миллиона только в первый год. А выплаты на пять лет. Хорошо?»
«Я понимаю. Просто это меня тревожит.»
«Э-э, Тед. Не думаю, что ты станешь тревожится, когда эта сделка завершится. Но есть пара деталей, которые нам надо обсудить…» в этом месте они, похоже, осознали, что я подслушиваю. Они поднялись и удалились за пределы слышимости. Я услышал как первый сказал что-то вроде: «… гарантии, что штат Монтана отнесется благосклонно и одобрит…», а второй медленно кивнул. Первый потрепал его по плечу, стремясь развеселить. «Лейтенант Смит?»
Перед креслом стояла женщина. «Да?»
"Я – Кристен, ассистент доктора Дональдсона. О вас звонил Кевин из ЛРД.
Что-то о лентах, с которыми вам надо помочь."
«Да. Мне надо их скопировать.»
«Извините, меня не было здесь, когда звонил Кевин. С ним говорила секретарша, а она не очень хорошо понимает ситуацию.» «Как так?»
«К несчастью, сейчас здесь нет доктора Дональдсона. Сегодня утром он выступает с речью.»
«Понятно.»
«У нас возникают затруднения. Когда его нет в лаборатории.» «Я просто хочу скопировать несколько лент. Наверное, кто-нибудь в лаборатории сможет мне помочь», сказал я.
«Обычно, да, но, боюсь, сегодня это невозможно.» Это была стена. Весьма вежливая, но стена. Я вздохнул. Наверное, было нереалистично воображать, что японская исследовательская компания станет мне помогать. Даже в таком нейтральном деле, как копирование лент. «Я понимаю.»
«Сегодня утром в лаборатории вообще нет никого. Они все работали допоздна прошлой ночью, работали над спешным проектом и, наверное, все взяли отгул. Поэтому сегодня все придут поздно. Другая секретарша этого не знала. Все придут очень поздно. Вот так. Не знаю, что еще вам сказать.» Я сделал последнюю попытку. «Как вы знаете, мой босс – шеф полиции. Это второе место, куда я обращаюсь сегодня. Шеф просто наседает на меня, чтобы я скопировал ленты немедленно.»
«Я бы рада помочь вам. Я знаю, что доктор Дональдсон был бы счастлив это сделать. Мы и прежде выполняли специальные работы для полиции. И я уверена, что мы сможем скопировать вам любой материал. Может быть сегодня чуть позднее. Или если вы оставите ленты у нас…» «Боюсь, что этого я не могу сделать.»
«Окей. Конечно. Я понимаю. Что ж, извините, лейтенант. Может быть, вы сможете вернуться позднее днем?» Она чуть пожала плечами. Я сказал: «По-видимому, нет. Думаю, мне просто не повезло, что прошлой ночью все работали.»
«Да, это весьма необычная ситуация.»
«А что это было, что-то срочное? Исследовательская проблема?» «Вообще-то, я не знаю. У нас тут так много видеовозможностей, что иногда мы получаем спешный запрос на что-нибудь необычное. Например, коммерческому TV требуется спецэффект, или что-то еще. Мы как-то работали над новым видеороликом Майкла Джексона для „Сони“. Или кому-то надо восстановить разрушенную видеоленту. Или перестроить сигнал. Но я не знаю, что именно было прошлой ночью, кроме того, что была куча работы. Мы обработали почти двадцать лент. В ужасной спешке. Я слышала, они закончили уже заполночь.»
Я подумал про себя: «Не может быть.»
Я пытался представить, что предпринял бы Коннор, как он справился бы с проблемой. Я попробовал наугад ткнуть кинжалом и сказал: «Ну, я уверен, что Накамото отблагодарит вас за такую тяжелую работу.» «Наверное. Потому что для них она была очень нужна. Они были просто счастливы.»
Я сказал: «Вы сказали, что мистер Дональдсон произносит речь…»
«Доктор Дональдсон, да…»
«А где это происходит?»
«На семинаре по корпоративному тренингу в отеле „Бонавентура“. Техника менеджмента в исследовательских проектах. Сегодня утром он будет весьма уставшим, однако он хороший лектор.»
«Благодарю.» Я вручил ей свою карточку. «Вы были весьма полезны, и если вам придет в голову еще что-нибудь и вы захотите мне рассказать, то обязательно позвоните.»
«Окей.» Она взглянула на карточку. «Благодарю вас.» Я повернулся уходить. Навстречу вошел американец лет под тридцать в костюме от Армани, с самодовольным видом магистра наук, который читает журналы мод, и сказал тем двоим: «Джентльмены, господин Накагава желает встретиться с вами немедленно.»
Мужчины вскочили, похватали свои глянцевые брошюры и снимки и заспешили за помощником, который спокойным размеренным шагом направился к лифту. Я вышел на улицу в утренний смог.
Пока я стоял у стола с табличками имен опоздавших, ко мне подошла женщина в очках и спросила: «Хотите зарегистрироваться? Вы получили свой пакет?»
Я слегка повернулся, показал значок и спросил: «Могу я поговорить с доктором Дональдсоном?»
«Он наш очередной выступающий. Это займет семь-восемь минут. Кто-нибудь еще сможет вам помочь?»
«Разговор займет всего секунду.»
Она поколебалась. «До выступления осталось так мало времени…»
«Тогда вам лучше поторопиться.»
Он взглянула так, словно я дал ей пощечину. Я не понимал, чего она, собственно, ожидала. Я был офицером полиции и хотел с кем-то поговорить. А она воображала, что это является предметом обсуждений. Я почувствовал раздражение, вспомнив молодого модного хлыща в костюме от Армани. Шествующего величественным шагом, словно весомая и важная персона, когда он вел торговцев недвижимостью. Почему этот пацан думает, что он столь важен? Должно быть, у него степень магистра, однако он всего только холуй для своих японских боссов.
Теперь я следил, как женщина кружила по конференц-залу, двигаясь к возвышению, где очереди говорить ожидали четверо мужчин. Бизнес-аудитория продолжала делать заметки, а соломенно-волосый мужчина на подиуме говорил:
«В японской корпорации есть место для иностранца. Не на вершине, конечно, наверное даже не в верхних эшелонах. Однако, там, конечно, есть место. Надо понять, что место, которое вы, как иностранец, занимаете в японской корпорации, является важным, что вас уважают и что вам надо выполнять работу. Как иностранцу, вам придется преодолеть некоторые препятствия, но вы сможете это сделать. Вы сможете добиться успеха, если будете помнить, что надо знать свое место.»
Я смотрел, как бизнесмены в костюмах кивают головами, делая свои заметки. Что они записывали? Что надо знать свое место? Лектор продолжал: «Вы много раз слышали, как сотрудники говорят: „В японской корпорации для меня нет места, и я хочу уволиться“. Или вы слышали, как люди говорят: „Они меня не слушают, у меня нет шансов, чтобы мои идеи внедрялись, нет шансов на продвижение“. Эти люди не понимают роли иностранца в японском обществе. Они не способны адаптироваться, поэтому хотят уйти. Однако, это их проблема. Японцы в высшей степени готовы принять американцев и других иностранцев в свои компании. В действительности, они даже стремятся к этому. И вы будете желанны: до тех пор, пока помните свое место.» Женщина подняла руку и спросила: «А как в японских корпорациях насчет предубеждений против женщин?»
«Против женщин не существует предубеждений», ответил выступающий.
«Я слышала, женщины не могут продвинуться.»
«Это попросту неправда.»
«Тогда отчего все эти иски? Сумитомо Кори только что выиграла громадный антидискриминационный иск. Я читала, что одна треть японских корпораций имеют иски, возбужденные американскими сотрудниками. Как с этим?» «Это совершенно объяснимо», ответил выступающий. «Каждый раз, когда иностранная корпорация начинает делать бизнес в новой стране, она склонна совершать ошибки, пока не привыкнет к обычаям новой страны. Когда в пятидесятых-шестидесятых американскиекорпорации впервыестали мультинациональными в Европе, они испытывали трудности в новых странах и против них тоже возбуждались иски. Поэтому нет ничего особенного в том, что, придя в Америку, японские корпорации тоже переживают некий период приспособления. Необходимо проявить терпение.» Какой-то мужчина сказал со смехом: «Было когда-нибудь время, когда не было необходимости проявлять терпение с Японией?» Но говорил он с раскаянием, а не с гневом.
Остальные в зале продолжали делать заметки.
«Офицер? Я – Джим Дональдсон. В чем дело?»
Я повернулся. Доктор Дональдсон был высоким, худым человеком в очках, с аурой аккуратности, почти высокомерия. Он был одет в стиле колледжа: твидовый спортивный пиджак и красный галстук. Из кармана рубашки торчала солидная пачка карандашей и ручек. Я предположил бы, что он инженер. «Просто у меня пара вопросов о лентах Накамото.»
«Каких лентах Накамото?»
«Тех, что были в вашей лаборатории прошлой ночью.»
«В моей лаборатории? Мистер, э-э?…»
«Смит, лейтенант Смит.» Я дал ему карточку.
«Лейтенант, извините, но я не понимаю, о чем вы говорите. Какие ленты в моей лаборатории прошлой ночью?»
«Ваша секретарша, Кристен, сказала, что все в лаборатории допоздна работали над какими-то лентами.»
«Да, это верно. Большая часть персонала.»
«И что эти ленты привезли от Накамото.»
«От Накамото?» Он покачал головой. «Кто сказал вам такое?»
«Она сказала.»
«Я уверяю вас, лейтенант, ленты были не от Накамото.»
«Я слышал, было двадцать лент.»
«Да, по меньшей мере двадцать, но я не уверен в точной цифре. Однако они были от Макканн-Эриксон. Рекламная кампания для пива Асахи. Нам надо было сделать трансформацию надписей на каждом клипе. Теперь пиво Асахи – номер один в Америке.»
«Вопрос стоит о Накамото…»
«Лейтенант», сказал он, с нетерпением поглядывая на подиум, «позвольте мне вам кое-что объяснить. Я работаю на Исследовательские лаборатории Хамагучи. Компания Хамагучи является собственностью Каваками Индастриз. Конкурента Накамото. Среди японских компаний конкуренция очень интенсивна. Очень интенсивна. Поверьте мне на слово: моя лаборатория прошлой ночью не выполняла никакую работу над лентами Накамото. Такое не может произойти никогда, ни про каких обстоятельствах. Если это сказала моя секретарша, то она ошиблась. Такое абсолютно за пределами мира реальности. Мне пора выступать. Что-нибудь еще?»
«Нет», сказал я, «спасибо.»
Раздались редкие аплодисменты – лектор на подиуме закончил доклад. Я повернулся и вышел из комнаты.
Я рассказал ему о назначенной на час встрече с сенатором Мортоном. «Олл райт», сказал он. «Подхвати меня здесь в десять тридцать. Еще что-нибудь?»
Я рассказал о моих поездках в ЛРД и Хамагучи, потом о разговоре с Дональдсоном.
Коннор вздохнул: «Это была напрасная трата времени.»
«Почему?»
"Потому что Хамагучи финансируется Каваками, а они конкуренты Накамото.
Никоим образом их не заставить сделать хоть что-то в помощь Накамото."
«Так Дональдсон и сказал мне», отозвался я.
«Куда теперь катишь?»
«В видеолабораторию УЮК. Я все еще пытаюсь получить копии с лент.»
Коннор сделал паузу. «Я должен знать что-нибудь еще?»
«Нет.»
«Прекрасно. Увидимся в десять тридцать.»
«Почему так рано?»
«В десять тридцать», повторил он и повесил трубку.
«Конечно.»
«Ты добыл мне информацию?»
«Послушай-ка.» Он сделал паузу. «Ты где-нибудь рядом?»
«Примерно в пяти блоках от тебя.»
«Тогда заверни на чашку кофе.»
«Ты не хочешь говорить по телефону?»
«Ну…»
«Брось, Кен. Ты обо всем говоришь по телефону.» Шубик, как и все репортеры «Таймс», любил сидеть за столом перед компьютером с надетыми наушниками и весь день напролет говорить по телефону. Это был его предпочтительный стиль работы. Весь его персонал находился перед ним, во время разговора он одновременно мог делать записи в компьютер. Когда я работал пресс-офицером, мой кабинет находился в штаб-квартире полиции в Центре Паркера в двух блоках от здания «Таймс». И все же репортеры вроде Кена предпочитали говорить со мной по телефону, чем видеться лично. «Заворачивай, Пит.»
Все было достаточно ясно.
Кен не хотел говорить по телефону.
«Окей, прекрасно», сказал я. «Встретимся через десять минут.»
Рабочая станция Кена стояла в отделе Метро на восточной стороне здания. Я нашел его расхаживающим возле своего стола. Он ждал меня и сразу взял за локоть.
«Кофе», сказал он, «пошли, выпьем кофе.»
«В чем дело?», спросил я. «Не хочешь, чтобы тебя видели со мной?» «Нет. Мать-перемать, я хочу избежать Крысу. Он толчется возле новой девушки из Иностранного отдела. Она его еще не знает.» Кен кивнул головой в дальний угол. Там, у окна, я увидел знакомую фигуру Вилли Вильхельма, которого все знали по кличке Крыса Вильхельм. Узкое, как у хорька, лицо Вилли в данный момент было сложено в маску улыбчивой внимательности, пока он переговаривался с блондинкой, сидящей за терминалом. «Шикарная.»
«Ага. Чуть широковата с тылу. Она голландка», сказал Кен. «Здесь всего неделю. И о нем еще не слышала.»
В большинстве организаций есть тип вроде Крысы: более амбициозный, чем щепетильный, ищущий способ сделаться полезным для людей с властью, и ненавидимый всеми остальными без исключения. Таким и был Крыса Вильхельм. Как и большинство бесчестных людей, Крыса верил в самое худшее о каждом. На него всегда можно было рассчитывать, когда надо подать события в наиболее низменном свете, и он настаивал, что по другому – это маскировка. У него был нюх на человеческие слабости и вкус к мелодраме. В любой ситуации он стремился лишь к истине, а сбалансированный подход считал слабостью. С точки зрения Крысы, лежащая в основе правда всегда была сильнодействующим средством. И именно ее он и разыскивал.
Другие репортеры «Таймс» презирали его.
Кен и я прошли в центральный коридор. Я дошел с ним до кофейного автомата, но он повел меня дальше в библиотеку. В центре этажа «Таймс» имела библиотеку, которая была больше и лучше снабжена чем библиотеки многих колледжей.
«Ну, и что хочет Вильхельм?», спросил я.
«Он был здесь сегодня прошлой ночью», сказал Кен. «Я забежал после театра подобрать кое-какие заметки, которые мне нужны для утреннего интервью, которое я делаю из дома. И я увидел Крысу в библиотеке. Наверное, в одиннадцать вечера. Ты знаешь, какой амбициозный это маленький гаденыш. Я увидел это у него на лице. Он почувствовал запах крови. Поэтому, естественно, тебе надо это знать.»
«Естественно», сказал я. Крыса был законченным убийцей в спину. Годом раньше он ухитрился подстроить увольнение редактора отдела Воскресного Календаря. Только в последнюю минуту сорвалось его назначение на эту должность.
Кен сказал: «Поэтому я шепнул Билли, ночной библиотекарше: „Что это? На что нацелился Крыса?“ Она говорит: „Он ищет полицейские рапорты о каком-то копе.“ Такое облегчение, подумал я. Но потом начал удивляться. Я имею в виду , что я остаюсь старшим репортером отдела Метро. Я все еще делаю заметки из Центра Паркера пару раз в месяц. Что он знает, чего не знаю я? Насколько я понимаю, это должна быть моя история. Поэтому я спросил Билли, как зовут копа?»
«Могу догадаться», сказал я.
«Это верно», сказал Кен. «Питер Дж. Смит.»
«Когда это было?»
«Около одиннадцати.»
«Великолепно», сказал я.
«Я подумал, что тебе надо знать», сказал Кен.
«Да.»
«Поэтому я спросил Билли – прошлой ночью – я сказал: „Билли, какого рода материал он гребет?“ а он гребет все, все старые клипсы из морга, и очевидно у него есть источник в Паркере, кто выдал ему записи отдела внутренних расследований. Какие-то слушанья о растлении детей. Обвинение выдвигали пару лет назад.»
«А, черт», сказал я.
«Это правда?», спросил Кен.
«Слушанье было», сказал я. «Но это была брехня.»
Кен глянул на меня. «Проинформируй.»
«Это было три года назад», сказал я. «Я еще работал детективом. Я с партнером приехал на случай семейного насилия в Лазера-Гейтс. Испанская пара передралась. Оба сильно пьяные. Женщина хотела, чтобы мы арестовали мужа, а когда я отказался, сказала, что он сексуально пристает к ее ребенку. Я пошел взглянуть на ребенка. Ребенок выглядел окей. И я опять отказался арестовать мужа. Женщина разгневалась. На следующий день пришла и обвинила меня в сексуальном растлении. Было предварительное слушанье. Обвинение снято, как безосновательное.»
«Окей», сказал Кен. «Теперь: у тебя были какие-нибудь сомнительные путешествия?»
Я нахмурился: «Путешествия?»
«Крыса пытался найти прошлой ночью сведенья о поездках. Полеты на самолетах, пикники, заранее оплаченные расходы.» Я покачал головой: «Даже рядом ничего нет.»
«Ага, я сам догадался, что он ищет в неверном направлении. Ты – отец-одиночка и не бываешь на пикниках.»
«Никогда.»
«Это хорошо.»
Мы все глубже заходили в библиотеку. С угла сквозь стеклянные стены мы видели редакцию секции Метро. Я заметил, что Крыса, совсем заболтавшись, продолжает разговаривать с девушкой. Я спросил: «Кен, я что-то не совсем понимаю, почему я? Моя работа совсем не горячая. Никаких споров. Уже три года я не работаю детективом. Я даже больше не пресс-офицер, просто связник. Занимаюсь только политикой. Почему же репортер „Таймс“ охотится за мной?» «В одиннадцать вечера в четверг, ты хочешь спросить?», спросил Кен. Он смотрел на меня, словно я идиот. Словно по подбородку у меня течет слюна. Я сказал: «Думаешь, это делают японцы?»
«Крыса наверняка выполняет их задание. Он – наемный подонок. Работает на видеостудии, на компании грамзаписей, на брокерные конторы, даже на риелтеров. Крыса теперь – консультант. Он ездит в Мерседесе-500SL, знаешь?» «Даже так?»
«Весьма неплохо для репортерской зарплаты, не правда.?»
«Да, пожалуй.»
«Вот так. Кому ты наступил на мозоль? И это произошло прошлой ночью?»
«Наверное.»
«Потому что кто-то вызвал Крысу и натравил на тебя.»
Я сказал: «Не могу поверить.»
«Поверь», сказал Кен. «Меня единственно беспокоит, что у Крысы есть крот в Центре Паркера. Кто-то в департаменте выдает ему материалы внутренних расследований. В своем собственном департаменте у тебя все окей?» «Насколько я знаю, да.»
«Хорошо. Потому что Крыса прибегнет к своим обычным фокусам. Сегодня утром я говорил с Роджером Баскомбом, нашим советником.» «И что?»
«Угадай-ка, кто позвонил ему прошлой ночью, весь кипя и бурля вопросами? Крыса. А хочешь угадать, какой задавался вопрос?» Я не ответил.
«А вопрос был такой? Представляет ли общественный интерес служба полицейского пресс-офицера? И может ли офицер полиции подать иск за диффамацию?»
Я вымолвил: «Бож-же мой.»
«Правильно.»
«А какой был ответ?»
«Да кому нужен ответ? Ты же знаешь, как это все работает. Все, что Крысе требуется сделать, это позвонить кое-куда и сказать: „Хай, это Билл Вильхельм из „ЛА Таймс“. Мы завтра печатаем статью, что лейтенант Питер Смит занимается растлением детей, у вас есть какие-нибудь комментарии?“ Несколько хорошо нацеленных звонков – и статью даже не надо печатать. Редакторы могут ее пристукнуть, но ущерб уже нанесен.»
Я ничего не ответил. Я знал, что Кен говорит правду. И много раз я видел, как это бывает.
Я спросил: «Что я могу сделать?»
Кен засмеялся: «Устроить один из знаменитых инцидентов, связанных с жестокостью полиции ЛА.»
«Ноу проблем.»
Я показал Ховицеру одну из кассет. Он повертел ее в руках и пожал плечами. «Похоже на стандартный восьмимиллиметровый картридж. Что на ней?» «Японское TV высокого разрешения.»
«Имеете в виду ВР-сигнал?»
«Думаю, да.»
«Не должно быть проблем. Вы принесли какой-нибудь проигрыватель?»
«Да.» Я достал из коробки плейер и отдал ему. «Ха, милые штучки они делают, правда? Красивая вещь.» Кевин рассмотрел передние кнопки. «Ага, все верно, это высокое разрешение. Это я смогу.» Он перевернул коробку и уставился в разъем на задней стороне. Потом нахмурился, пододвинул поближе настольную лампу и открыл на кассете пластиковый клапан, обнажая ленту. У нее был слабый серебристый оттенок. «Ха! На этих лентах что-нибудь криминальное?»
«В общем, да.»
Он отдал ее обратно. «Извините, я не смогу их скопировать.»
«Почему?»
«Видите серебристый цвет? Это лента с напыленным металлом. С очень высокой плотностью записи. Могу поспорить, что формат включает компрессию и декомпрессию в реальном времени в самом проигрывателе. Я не смогу сделать вам копию, потому что не смогу подобрать формат, то есть не смогу переписать сигнал эквивалентным образом, чтобы гарантировать его читаемость. Копию-то я сделаю, но не уверен, что она будет точной, потому что не смогу подобрать совпадающие форматы. Поэтому, если дело имеет отношение к законности, а я предполагаю, что так и есть, вам придется отнести ленты туда, где их могут скопировать по-настоящему.»
«Куда, например?»
«Должно быть, это новый патентованный формат Д-4. Если так, то единственное место, где их могут скопировать, это Хамагучи.» «Хамагучи?»
«Исследовательская лаборатория в Глендейле, собственность „Каваками Индастриз“. У них имеется любое видеооборудование, известное человеку.» Я спросил: «Думаете, они мне помогут?»
«Сделать копии? Конечно. Я знаю одного из директоров лаборатории, Джима Дональдсона. Если хотите, могу позвонить о вас.» «Было бы великолепно.»
«Ноу проблем.»
* * *
Исследовательский институт Хамагучи был бесцветным зданием с зеркальными стенами в промышленном парке на севере Глендейла. Я занес свою коробку в вестибюль. За гладкой приемной стойкой в центре здания я видел атриум с лабораториями по всем сторонам со стенами из дымчатого стекла. Я спросил доктора Джима Дональдсона и присел в вестибюле. Пока я дожидался, вошли двое в костюмах, фамильярно кивнули секретарше и уселись на диван рядом со мной. Не обращая на меня внимания, они разложили на кофейном столике глянцевые брошюры.«Смотри сюда», сказал один, «вот о чем я говорил. Мы заканчиваем этим снимком, он – завершающий.»
Я взглянул и увидел снимок с полевыми цветами и снежными горными вершинами. Первый постучал по фотографии.
"Я хочу сказать, что это Скалистые Горы, мой друг. Настоящая Америка.
Верь мне, это они покупают. Чертовски большой кусок."
«Насколько он велик?»
«Сто тридцать тысяч акров. Самый большой еще доступный кусок оставшейся Монтаны. Двадцать на десять километров первоклассных площадей для ранчо у подножья Скалистых Гор. Размер национального парка. У него есть величие. У него есть пространство. Земля очень высокого качества. Само совершенство для японского консорциума.»
«Они обговорили цену?»
«Еще нет. Но эти ранчеро, знаешь ли, в жесткой ситуации. Теперь иностранцам можно экспортировать говядину в Токио, а говядина в Японии идет по двадцать – двадцать два доллара за кило. Но никто в Японии не станет покупать американскую говядину. Если американцы присылают говядину, она сгнивает в доках. Но если они продадут свое ранчо японцам, тогда говядину можно экспортировать. Потому что японцы станут покупать у ранчо, принадлежащего японцам. Японцы ведут бизнес с другими японцами. И все ранчо в Монтане и Вайоминге продаются. Оставшиеся ранчеро видят как японские ковбои скачут по грядам. Они видят, как на других ранчо делаются улучшения, перестраиваются амбары, добавляется современное оборудование и все такое. Потому что другие ранчо могут получать высокие цены в Японии. Поэтому американские дельцы, они ведь не дураки. Они видят надпись на стене. Они понимают, что не смогут конкурировать. Поэтому они продают.» «Но что остается делать американцам?»
«Оставаться и работать на японцев. Это не проблема. Японцам нужен кто-то, кто научит их, как вести ранчо. И все на ранчо получают отступные. Японцы понимают американские чувства. Они чувствительный народ.» Второй сказал: «Я знаю, но мне это не нравится. Мне вообще все это не нравится.»
«Прекрасно, Тед. И что ты хочешь сделать: написать своему конгрессмену? В любом случае, они все работают на японцев. Черт, японцы управляют этими ранчо с американскими правительственными субсидиями.» Первый покрутил золотой браслет на запястье. Он склонился ближе к компаньону. «Слушай, Тед. Давай оставим здесь всякую мораль. Потому что я не могу ее себе позволить. И ты тоже не можешь. Мы поговорим о четырехпроцентной накрутке и о пятилетней выплате покупки на семьсот лимонов. Давай договоримся, что именно это мы имеем в виду, окей? Ты лично смотришь на два точка четыре миллиона только в первый год. А выплаты на пять лет. Хорошо?»
«Я понимаю. Просто это меня тревожит.»
«Э-э, Тед. Не думаю, что ты станешь тревожится, когда эта сделка завершится. Но есть пара деталей, которые нам надо обсудить…» в этом месте они, похоже, осознали, что я подслушиваю. Они поднялись и удалились за пределы слышимости. Я услышал как первый сказал что-то вроде: «… гарантии, что штат Монтана отнесется благосклонно и одобрит…», а второй медленно кивнул. Первый потрепал его по плечу, стремясь развеселить. «Лейтенант Смит?»
Перед креслом стояла женщина. «Да?»
"Я – Кристен, ассистент доктора Дональдсона. О вас звонил Кевин из ЛРД.
Что-то о лентах, с которыми вам надо помочь."
«Да. Мне надо их скопировать.»
«Извините, меня не было здесь, когда звонил Кевин. С ним говорила секретарша, а она не очень хорошо понимает ситуацию.» «Как так?»
«К несчастью, сейчас здесь нет доктора Дональдсона. Сегодня утром он выступает с речью.»
«Понятно.»
«У нас возникают затруднения. Когда его нет в лаборатории.» «Я просто хочу скопировать несколько лент. Наверное, кто-нибудь в лаборатории сможет мне помочь», сказал я.
«Обычно, да, но, боюсь, сегодня это невозможно.» Это была стена. Весьма вежливая, но стена. Я вздохнул. Наверное, было нереалистично воображать, что японская исследовательская компания станет мне помогать. Даже в таком нейтральном деле, как копирование лент. «Я понимаю.»
«Сегодня утром в лаборатории вообще нет никого. Они все работали допоздна прошлой ночью, работали над спешным проектом и, наверное, все взяли отгул. Поэтому сегодня все придут поздно. Другая секретарша этого не знала. Все придут очень поздно. Вот так. Не знаю, что еще вам сказать.» Я сделал последнюю попытку. «Как вы знаете, мой босс – шеф полиции. Это второе место, куда я обращаюсь сегодня. Шеф просто наседает на меня, чтобы я скопировал ленты немедленно.»
«Я бы рада помочь вам. Я знаю, что доктор Дональдсон был бы счастлив это сделать. Мы и прежде выполняли специальные работы для полиции. И я уверена, что мы сможем скопировать вам любой материал. Может быть сегодня чуть позднее. Или если вы оставите ленты у нас…» «Боюсь, что этого я не могу сделать.»
«Окей. Конечно. Я понимаю. Что ж, извините, лейтенант. Может быть, вы сможете вернуться позднее днем?» Она чуть пожала плечами. Я сказал: «По-видимому, нет. Думаю, мне просто не повезло, что прошлой ночью все работали.»
«Да, это весьма необычная ситуация.»
«А что это было, что-то срочное? Исследовательская проблема?» «Вообще-то, я не знаю. У нас тут так много видеовозможностей, что иногда мы получаем спешный запрос на что-нибудь необычное. Например, коммерческому TV требуется спецэффект, или что-то еще. Мы как-то работали над новым видеороликом Майкла Джексона для „Сони“. Или кому-то надо восстановить разрушенную видеоленту. Или перестроить сигнал. Но я не знаю, что именно было прошлой ночью, кроме того, что была куча работы. Мы обработали почти двадцать лент. В ужасной спешке. Я слышала, они закончили уже заполночь.»
Я подумал про себя: «Не может быть.»
Я пытался представить, что предпринял бы Коннор, как он справился бы с проблемой. Я попробовал наугад ткнуть кинжалом и сказал: «Ну, я уверен, что Накамото отблагодарит вас за такую тяжелую работу.» «Наверное. Потому что для них она была очень нужна. Они были просто счастливы.»
Я сказал: «Вы сказали, что мистер Дональдсон произносит речь…»
«Доктор Дональдсон, да…»
«А где это происходит?»
«На семинаре по корпоративному тренингу в отеле „Бонавентура“. Техника менеджмента в исследовательских проектах. Сегодня утром он будет весьма уставшим, однако он хороший лектор.»
«Благодарю.» Я вручил ей свою карточку. «Вы были весьма полезны, и если вам придет в голову еще что-нибудь и вы захотите мне рассказать, то обязательно позвоните.»
«Окей.» Она взглянула на карточку. «Благодарю вас.» Я повернулся уходить. Навстречу вошел американец лет под тридцать в костюме от Армани, с самодовольным видом магистра наук, который читает журналы мод, и сказал тем двоим: «Джентльмены, господин Накагава желает встретиться с вами немедленно.»
Мужчины вскочили, похватали свои глянцевые брошюры и снимки и заспешили за помощником, который спокойным размеренным шагом направился к лифту. Я вышел на улицу в утренний смог.
* * *
Надпись в холле гласила: «Работаем вместе: Японский и американский стили управления.» Внутри конференц-зала я увидел один из тех сумеречных бизнес-семинаров, где мужчины и женщины сидят за длинными столами, покрытыми серой материей и делают заметки в полутьме, в то время как лектор монотонно бубнит на подиуме.Пока я стоял у стола с табличками имен опоздавших, ко мне подошла женщина в очках и спросила: «Хотите зарегистрироваться? Вы получили свой пакет?»
Я слегка повернулся, показал значок и спросил: «Могу я поговорить с доктором Дональдсоном?»
«Он наш очередной выступающий. Это займет семь-восемь минут. Кто-нибудь еще сможет вам помочь?»
«Разговор займет всего секунду.»
Она поколебалась. «До выступления осталось так мало времени…»
«Тогда вам лучше поторопиться.»
Он взглянула так, словно я дал ей пощечину. Я не понимал, чего она, собственно, ожидала. Я был офицером полиции и хотел с кем-то поговорить. А она воображала, что это является предметом обсуждений. Я почувствовал раздражение, вспомнив молодого модного хлыща в костюме от Армани. Шествующего величественным шагом, словно весомая и важная персона, когда он вел торговцев недвижимостью. Почему этот пацан думает, что он столь важен? Должно быть, у него степень магистра, однако он всего только холуй для своих японских боссов.
Теперь я следил, как женщина кружила по конференц-залу, двигаясь к возвышению, где очереди говорить ожидали четверо мужчин. Бизнес-аудитория продолжала делать заметки, а соломенно-волосый мужчина на подиуме говорил:
«В японской корпорации есть место для иностранца. Не на вершине, конечно, наверное даже не в верхних эшелонах. Однако, там, конечно, есть место. Надо понять, что место, которое вы, как иностранец, занимаете в японской корпорации, является важным, что вас уважают и что вам надо выполнять работу. Как иностранцу, вам придется преодолеть некоторые препятствия, но вы сможете это сделать. Вы сможете добиться успеха, если будете помнить, что надо знать свое место.»
Я смотрел, как бизнесмены в костюмах кивают головами, делая свои заметки. Что они записывали? Что надо знать свое место? Лектор продолжал: «Вы много раз слышали, как сотрудники говорят: „В японской корпорации для меня нет места, и я хочу уволиться“. Или вы слышали, как люди говорят: „Они меня не слушают, у меня нет шансов, чтобы мои идеи внедрялись, нет шансов на продвижение“. Эти люди не понимают роли иностранца в японском обществе. Они не способны адаптироваться, поэтому хотят уйти. Однако, это их проблема. Японцы в высшей степени готовы принять американцев и других иностранцев в свои компании. В действительности, они даже стремятся к этому. И вы будете желанны: до тех пор, пока помните свое место.» Женщина подняла руку и спросила: «А как в японских корпорациях насчет предубеждений против женщин?»
«Против женщин не существует предубеждений», ответил выступающий.
«Я слышала, женщины не могут продвинуться.»
«Это попросту неправда.»
«Тогда отчего все эти иски? Сумитомо Кори только что выиграла громадный антидискриминационный иск. Я читала, что одна треть японских корпораций имеют иски, возбужденные американскими сотрудниками. Как с этим?» «Это совершенно объяснимо», ответил выступающий. «Каждый раз, когда иностранная корпорация начинает делать бизнес в новой стране, она склонна совершать ошибки, пока не привыкнет к обычаям новой страны. Когда в пятидесятых-шестидесятых американскиекорпорации впервыестали мультинациональными в Европе, они испытывали трудности в новых странах и против них тоже возбуждались иски. Поэтому нет ничего особенного в том, что, придя в Америку, японские корпорации тоже переживают некий период приспособления. Необходимо проявить терпение.» Какой-то мужчина сказал со смехом: «Было когда-нибудь время, когда не было необходимости проявлять терпение с Японией?» Но говорил он с раскаянием, а не с гневом.
Остальные в зале продолжали делать заметки.
«Офицер? Я – Джим Дональдсон. В чем дело?»
Я повернулся. Доктор Дональдсон был высоким, худым человеком в очках, с аурой аккуратности, почти высокомерия. Он был одет в стиле колледжа: твидовый спортивный пиджак и красный галстук. Из кармана рубашки торчала солидная пачка карандашей и ручек. Я предположил бы, что он инженер. «Просто у меня пара вопросов о лентах Накамото.»
«Каких лентах Накамото?»
«Тех, что были в вашей лаборатории прошлой ночью.»
«В моей лаборатории? Мистер, э-э?…»
«Смит, лейтенант Смит.» Я дал ему карточку.
«Лейтенант, извините, но я не понимаю, о чем вы говорите. Какие ленты в моей лаборатории прошлой ночью?»
«Ваша секретарша, Кристен, сказала, что все в лаборатории допоздна работали над какими-то лентами.»
«Да, это верно. Большая часть персонала.»
«И что эти ленты привезли от Накамото.»
«От Накамото?» Он покачал головой. «Кто сказал вам такое?»
«Она сказала.»
«Я уверяю вас, лейтенант, ленты были не от Накамото.»
«Я слышал, было двадцать лент.»
«Да, по меньшей мере двадцать, но я не уверен в точной цифре. Однако они были от Макканн-Эриксон. Рекламная кампания для пива Асахи. Нам надо было сделать трансформацию надписей на каждом клипе. Теперь пиво Асахи – номер один в Америке.»
«Вопрос стоит о Накамото…»
«Лейтенант», сказал он, с нетерпением поглядывая на подиум, «позвольте мне вам кое-что объяснить. Я работаю на Исследовательские лаборатории Хамагучи. Компания Хамагучи является собственностью Каваками Индастриз. Конкурента Накамото. Среди японских компаний конкуренция очень интенсивна. Очень интенсивна. Поверьте мне на слово: моя лаборатория прошлой ночью не выполняла никакую работу над лентами Накамото. Такое не может произойти никогда, ни про каких обстоятельствах. Если это сказала моя секретарша, то она ошиблась. Такое абсолютно за пределами мира реальности. Мне пора выступать. Что-нибудь еще?»
«Нет», сказал я, «спасибо.»
Раздались редкие аплодисменты – лектор на подиуме закончил доклад. Я повернулся и вышел из комнаты.
* * *
Я уже выезжал на Бонавентура, когда с гольфа позвонил Коннор. Он говорил с раздражением: «Я получил ваш вызов. Мне пришлось прервать игру. А ставка была хороша.»Я рассказал ему о назначенной на час встрече с сенатором Мортоном. «Олл райт», сказал он. «Подхвати меня здесь в десять тридцать. Еще что-нибудь?»
Я рассказал о моих поездках в ЛРД и Хамагучи, потом о разговоре с Дональдсоном.
Коннор вздохнул: «Это была напрасная трата времени.»
«Почему?»
"Потому что Хамагучи финансируется Каваками, а они конкуренты Накамото.
Никоим образом их не заставить сделать хоть что-то в помощь Накамото."
«Так Дональдсон и сказал мне», отозвался я.
«Куда теперь катишь?»
«В видеолабораторию УЮК. Я все еще пытаюсь получить копии с лент.»
Коннор сделал паузу. «Я должен знать что-нибудь еще?»
«Нет.»
«Прекрасно. Увидимся в десять тридцать.»
«Почему так рано?»
«В десять тридцать», повторил он и повесил трубку.
* * *
Как только я положил трубку, телефон снова зазвонил. «Предполагалось, что ты сам мне позвонишь.» Это был Кен Шубик из «Таймс». Он говорил хмуро. «Извини, я был связан. Мы можем сейчас говорить.»«Конечно.»
«Ты добыл мне информацию?»
«Послушай-ка.» Он сделал паузу. «Ты где-нибудь рядом?»
«Примерно в пяти блоках от тебя.»
«Тогда заверни на чашку кофе.»
«Ты не хочешь говорить по телефону?»
«Ну…»
«Брось, Кен. Ты обо всем говоришь по телефону.» Шубик, как и все репортеры «Таймс», любил сидеть за столом перед компьютером с надетыми наушниками и весь день напролет говорить по телефону. Это был его предпочтительный стиль работы. Весь его персонал находился перед ним, во время разговора он одновременно мог делать записи в компьютер. Когда я работал пресс-офицером, мой кабинет находился в штаб-квартире полиции в Центре Паркера в двух блоках от здания «Таймс». И все же репортеры вроде Кена предпочитали говорить со мной по телефону, чем видеться лично. «Заворачивай, Пит.»
Все было достаточно ясно.
Кен не хотел говорить по телефону.
«Окей, прекрасно», сказал я. «Встретимся через десять минут.»
* * *
«Лос-Анджелес Таймс» – это наиболее доходная ежедневная газета Америки. Редакция новостей занимала целый этаж здания «Таймс», а само здание было размером в целый блок. Пространство искусно подразделялось, так что никак не ощущалось, насколько оно велико на самом деле и как много сотен людей работает здесь. Но все же казалось, что идешь часами мимо репортеров, группами сидящих за модулями рабочих станций со светящимися экранами компьютеров, мимо их помигивающих телефонов и снимков детишек, прикрепленных кнопками.Рабочая станция Кена стояла в отделе Метро на восточной стороне здания. Я нашел его расхаживающим возле своего стола. Он ждал меня и сразу взял за локоть.
«Кофе», сказал он, «пошли, выпьем кофе.»
«В чем дело?», спросил я. «Не хочешь, чтобы тебя видели со мной?» «Нет. Мать-перемать, я хочу избежать Крысу. Он толчется возле новой девушки из Иностранного отдела. Она его еще не знает.» Кен кивнул головой в дальний угол. Там, у окна, я увидел знакомую фигуру Вилли Вильхельма, которого все знали по кличке Крыса Вильхельм. Узкое, как у хорька, лицо Вилли в данный момент было сложено в маску улыбчивой внимательности, пока он переговаривался с блондинкой, сидящей за терминалом. «Шикарная.»
«Ага. Чуть широковата с тылу. Она голландка», сказал Кен. «Здесь всего неделю. И о нем еще не слышала.»
В большинстве организаций есть тип вроде Крысы: более амбициозный, чем щепетильный, ищущий способ сделаться полезным для людей с властью, и ненавидимый всеми остальными без исключения. Таким и был Крыса Вильхельм. Как и большинство бесчестных людей, Крыса верил в самое худшее о каждом. На него всегда можно было рассчитывать, когда надо подать события в наиболее низменном свете, и он настаивал, что по другому – это маскировка. У него был нюх на человеческие слабости и вкус к мелодраме. В любой ситуации он стремился лишь к истине, а сбалансированный подход считал слабостью. С точки зрения Крысы, лежащая в основе правда всегда была сильнодействующим средством. И именно ее он и разыскивал.
Другие репортеры «Таймс» презирали его.
Кен и я прошли в центральный коридор. Я дошел с ним до кофейного автомата, но он повел меня дальше в библиотеку. В центре этажа «Таймс» имела библиотеку, которая была больше и лучше снабжена чем библиотеки многих колледжей.
«Ну, и что хочет Вильхельм?», спросил я.
«Он был здесь сегодня прошлой ночью», сказал Кен. «Я забежал после театра подобрать кое-какие заметки, которые мне нужны для утреннего интервью, которое я делаю из дома. И я увидел Крысу в библиотеке. Наверное, в одиннадцать вечера. Ты знаешь, какой амбициозный это маленький гаденыш. Я увидел это у него на лице. Он почувствовал запах крови. Поэтому, естественно, тебе надо это знать.»
«Естественно», сказал я. Крыса был законченным убийцей в спину. Годом раньше он ухитрился подстроить увольнение редактора отдела Воскресного Календаря. Только в последнюю минуту сорвалось его назначение на эту должность.
Кен сказал: «Поэтому я шепнул Билли, ночной библиотекарше: „Что это? На что нацелился Крыса?“ Она говорит: „Он ищет полицейские рапорты о каком-то копе.“ Такое облегчение, подумал я. Но потом начал удивляться. Я имею в виду , что я остаюсь старшим репортером отдела Метро. Я все еще делаю заметки из Центра Паркера пару раз в месяц. Что он знает, чего не знаю я? Насколько я понимаю, это должна быть моя история. Поэтому я спросил Билли, как зовут копа?»
«Могу догадаться», сказал я.
«Это верно», сказал Кен. «Питер Дж. Смит.»
«Когда это было?»
«Около одиннадцати.»
«Великолепно», сказал я.
«Я подумал, что тебе надо знать», сказал Кен.
«Да.»
«Поэтому я спросил Билли – прошлой ночью – я сказал: „Билли, какого рода материал он гребет?“ а он гребет все, все старые клипсы из морга, и очевидно у него есть источник в Паркере, кто выдал ему записи отдела внутренних расследований. Какие-то слушанья о растлении детей. Обвинение выдвигали пару лет назад.»
«А, черт», сказал я.
«Это правда?», спросил Кен.
«Слушанье было», сказал я. «Но это была брехня.»
Кен глянул на меня. «Проинформируй.»
«Это было три года назад», сказал я. «Я еще работал детективом. Я с партнером приехал на случай семейного насилия в Лазера-Гейтс. Испанская пара передралась. Оба сильно пьяные. Женщина хотела, чтобы мы арестовали мужа, а когда я отказался, сказала, что он сексуально пристает к ее ребенку. Я пошел взглянуть на ребенка. Ребенок выглядел окей. И я опять отказался арестовать мужа. Женщина разгневалась. На следующий день пришла и обвинила меня в сексуальном растлении. Было предварительное слушанье. Обвинение снято, как безосновательное.»
«Окей», сказал Кен. «Теперь: у тебя были какие-нибудь сомнительные путешествия?»
Я нахмурился: «Путешествия?»
«Крыса пытался найти прошлой ночью сведенья о поездках. Полеты на самолетах, пикники, заранее оплаченные расходы.» Я покачал головой: «Даже рядом ничего нет.»
«Ага, я сам догадался, что он ищет в неверном направлении. Ты – отец-одиночка и не бываешь на пикниках.»
«Никогда.»
«Это хорошо.»
Мы все глубже заходили в библиотеку. С угла сквозь стеклянные стены мы видели редакцию секции Метро. Я заметил, что Крыса, совсем заболтавшись, продолжает разговаривать с девушкой. Я спросил: «Кен, я что-то не совсем понимаю, почему я? Моя работа совсем не горячая. Никаких споров. Уже три года я не работаю детективом. Я даже больше не пресс-офицер, просто связник. Занимаюсь только политикой. Почему же репортер „Таймс“ охотится за мной?» «В одиннадцать вечера в четверг, ты хочешь спросить?», спросил Кен. Он смотрел на меня, словно я идиот. Словно по подбородку у меня течет слюна. Я сказал: «Думаешь, это делают японцы?»
«Крыса наверняка выполняет их задание. Он – наемный подонок. Работает на видеостудии, на компании грамзаписей, на брокерные конторы, даже на риелтеров. Крыса теперь – консультант. Он ездит в Мерседесе-500SL, знаешь?» «Даже так?»
«Весьма неплохо для репортерской зарплаты, не правда.?»
«Да, пожалуй.»
«Вот так. Кому ты наступил на мозоль? И это произошло прошлой ночью?»
«Наверное.»
«Потому что кто-то вызвал Крысу и натравил на тебя.»
Я сказал: «Не могу поверить.»
«Поверь», сказал Кен. «Меня единственно беспокоит, что у Крысы есть крот в Центре Паркера. Кто-то в департаменте выдает ему материалы внутренних расследований. В своем собственном департаменте у тебя все окей?» «Насколько я знаю, да.»
«Хорошо. Потому что Крыса прибегнет к своим обычным фокусам. Сегодня утром я говорил с Роджером Баскомбом, нашим советником.» «И что?»
«Угадай-ка, кто позвонил ему прошлой ночью, весь кипя и бурля вопросами? Крыса. А хочешь угадать, какой задавался вопрос?» Я не ответил.
«А вопрос был такой? Представляет ли общественный интерес служба полицейского пресс-офицера? И может ли офицер полиции подать иск за диффамацию?»
Я вымолвил: «Бож-же мой.»
«Правильно.»
«А какой был ответ?»
«Да кому нужен ответ? Ты же знаешь, как это все работает. Все, что Крысе требуется сделать, это позвонить кое-куда и сказать: „Хай, это Билл Вильхельм из „ЛА Таймс“. Мы завтра печатаем статью, что лейтенант Питер Смит занимается растлением детей, у вас есть какие-нибудь комментарии?“ Несколько хорошо нацеленных звонков – и статью даже не надо печатать. Редакторы могут ее пристукнуть, но ущерб уже нанесен.»
Я ничего не ответил. Я знал, что Кен говорит правду. И много раз я видел, как это бывает.
Я спросил: «Что я могу сделать?»
Кен засмеялся: «Устроить один из знаменитых инцидентов, связанных с жестокостью полиции ЛА.»