Крайтон Майкл. Восходящее солнце

   «Здесь интервью сенатора Мортона газете „Вашингтон Пост“. Он повторяет свою точку зрения на МайкроКон. Продавать компанию – против интересов национальной обороны и американской конкурентоспособности. В общем, трепотня. Такова была его позиция в четверг утром. В четверг вечером он присутствует на приеме В Калифорнии. В пятницу утром оказалось, что у него другой взгляд на МайкроКон. Продажа стала прекрасной. А теперь, скажи мне, почему?»
   «Боже мой», сказал я. «Что мы будем делать?»
   Потому что в работе полицейского есть определенные нюансы. В некоторые моменты до тебя доходит, что ты всего лишь коп, и весьма низко расположен на социальной лестнице. И ты весьма неохотно трогаешь людей, близких к власти. Ибо все будет гнусно. Все выйдет из-под контроля. И тебе дадут по заднице.
   «Что нам делать?», повторил я.
   «Все по порядку», сказал Коннор. «Там не твой дом?»

* * *

   Микроавтобусы TV выстроились вдоль улицы. Стояло несколько седанов с надписями «Пресса» за ветровыми стеклами. Толпа репортеров теснилась перед дверью в мою квартиру и вытянулась вдоль улицы. Я не увидел свой бывшей жены.
   «Продолжай ехать, кохай», сказал Коннор. «Доезжай до конца квартала и сверни вправо.»
   «Зачем?»
   «Я недавно позволил себе позвонить в офис прокурора округа. И устроил твою встречу с женой в парке.»
   «Да?»
   «Подумалось, что так будет лучше для всех.»
   Я свернул за угол. Хемптон-парк примыкал к начальной школе. В этот час дети носились снаружи, играя в бейсбол. Я медленно двигался по улице, высматривая место для парковки, и миновал седан. На пассажирском месте мужчина курил сигарету. Женщина за рулем барабанила пальцами по баранке. Это была Лорен.
   Я припарковал машину.
   «Подожду здесь», сказал Коннор. «Удачи.»

* * *

   Она всегда предпочитала бледные цвета и надела бежевый костюм и кремовую шелковую блузку. Светлые волосы были зачесаны назад. Никаких драгоценностей. Сексуальная и деловая одновременно, ее особый талант. Мы пошли по дорожке на краю парка, глядя на детей, играющих в мяч.
   Никто из нас ничего не сказал. Приехавший с ней мужчина остался в машине.
   Кварталом дальше мы видели прессу, кучковавшуюся возле моего дома. Лорен посмотрела на меня и сказала: «Боже мой, Питер. Не могу себе поверить, в самом деле не могу. Это нечестно. Ты равнодушен к моему положению.»
   Я спросил: «А кто же им сказал?»
   «Не я!»
   «Но кто-то же сказал. Кто-то им сказал, что ты придешь в четыре часа.»
   «Что ж, это не я.»
   «Просто так уж случилось, что ты при полном параде.»
   «Утром я была в суде.»
   «Ладно, все прекрасно.»
   «Да чтоб тебя, Питер!»
   «Я сказал, ладно.»
   «Трахнутый детектив!»
   Она повернула и мы пошли обратной дорогой. Уходя от прессы. Она вздохнула. «Послушай», сказала она, «давай попробуем быть цивилизованными.»
   «Окей.»
   «Я не знаю, как тебя угораздило ввязаться в это дерьмо, Питер. Извини, но дело идет к тому, что тебе откажут в опеке. Я не могу позволить, чтобы моя дочь воспитывалась в подозрительном окружении. Не могу позволить. Мне приходится думать о своем положении. О своей репутации в офисе.» Лорен всегда была озабочена внешней стороной. «Почему же в подозрительном окружении?»
   «Почему? Растление малолетних – исключительно серьезное обвинение, Питер.»
   «Не было же растления малолетних.»
   «Старые обвинения могут быть подняты вновь.»
   «Ты же все знаешь об этих обвинениях», сказал я. "Ты была моей женой.
   Ты знаешь об этом все."
   Она упрямо ответила: «Мишель надо проверить.»
   «Хорошо, но проверка будет отрицательной.»
   «На данной стадии мне все равно, что покажет проверка. Дело закрутится дальше, Питер. Я хочу, чтобы тебя лишили опеки. Ради моего спокойствия.» «О, боже ты мой.»
   «Да, Питер.»
   «Ты же не знаешь, что такое воспитывать ребенка. Это отнимет слишком много времени у твоей карьеры.»
   «У меня нет выбора, Питер. Ты не оставил мне выбора.» Теперь она заговорила, как долгая страдалица. Мученичество всегда было ее сильной стороной.
   Я сказал: «Лорен, ты же знаешь, что старые обвинения фальшивы. Ты просто пускаешь их в ход, потому что тебе позвонил Вильгельм.» «Он звонил не мне. Он позвонил помощнику прокурора. Он позвонил моему боссу.»
   «Лорен.»
   «Извини, Питер. Ты сам виноват во всем.»
   «Лорен.»
   «Да, именно так.»
   «Лорен, это очень опасно.»
   Она резко рассмеялась. «И это ты говоришь! Думаешь, я не знаю, как это опасно, Питер. Мне могут оторвать задницу!»
   «О чем ты говоришь?»
   «А ты как думаешь, о чем я говорю, сукин ты сын?», с яростью сказала она. «Я говорю о Лас Вегасе!»
   Я молчал. Я совершенно не мог понять, куда она клонит.
   «Слушай», сказала она. «Сколько раз ты был в Лас Вегасе?»
   «Только раз.»
   «И в тот раз, когда поехал, ты сильно выиграл?»
   «Лорен, ты все об этом знаешь…»
   «Да, знаю. Ясное дело, знаю. А как по времени соотносятся эти два события: твоя поездка и большой выигрыш в Лас Вегасе с обвинением против тебя в растлении малолетних? Неделя разницы? Две недели?» Так вот оно что. Она беспокоится, что кто-нибудь свяжет два этих события, что это как-то будет прослежено. И что это как-то заденет ее. «Тебе надо было еще раз поехать в прошлом году.»
   «Я был занят.»
   "Если ты помнишь, Питер, я говорила, чтобы пару лет ты ездил регулярно.
   Чтобы завелась привычка."
   «Я был занят. Надо было воспитывать ребенка.»
   «Что ж», покачала она головой, «а теперь мы стоим здесь.»
   Я спросил: «А в чем проблема? Этого же никогда не вычислят.»
   Тут она по-настоящему взорвалась: «Не вычислят? Они уже это вычислили! Они уже знают это, Питер. Я уверена, они уже говорили с Мартинесами или Эрнандесами, или как там звали эту пару?»
   «Но они, наверное, не смогут…»
   «Ради бога! Ты думаешь, как кто-то получает работу по связям с японцами? Как ты получил свою работу, Питер?» Я нахмурился и стал вспоминать. Это было больше года назад. «В департаменте повесили объявление о работе и записывали кандидатов…» «Да, а дальше что?»
   Я задумался. Дело в том, что я не слишком был убежден, что назначение прошло административно. Я всего только подал заявление на эту работу и совсем забыл о нем, пока все не решилось где-то за сценой. В те дни я был занят. Работа в отделе прессы весьма лихорадочная. «Я объясню тебе, что произошло», сказала Лорен. «Шеф специальной службы департамента делает окончательное определение кандидатов, консультируясь с представителями азиатской общины.»
   «Может быть, это правда, но я не вижу…»
   «А знаешь, как долго представители азиатской общины просматривали список кандидатов? Три месяца, Питер. Достаточно долго, чтобы о людях в списке узнать все. Все. Они знают все, от размера ворота твоей рубашки до твоего финансового положения. И поверь мне, они знают об обвинениях в растлении детей. И о твоей поездке в Лас Вегас. И они смогут связать их вместе. Да кто угодно сможет связать это.»
   Я хотел было запротестовать, но вспомнил, что несколько раньше говорил Рон: они теперь следят и за бэкхоулом.
   Она сказала: «Ты стоишь здесь и плетешь мне, что не знаешь, как это работает? Что ты не обращал внимания на процесс? Боже, Питер, не надо. Ты прекрасно понимал, что значит работа связного: ты хотел денег. Как и любой другой, кто имеет дела с японцами. Ты знаешь, как они устраивают такие сделки. Для каждого что-нибудь находится. Ты получил кое-что. Департамент получил кое-что. Шеф получил кое-что. Обо всех позаботились. А взамен они подобрали именно того, кого хотели в качестве связника. Они знают, что имеют к тебе ключик. А теперь у них есть ключик и ко мне. И все оттого, что ты не поехал в свой чертов Лас Вегас в прошлом году, а сколько я тебе говорила?» «И поэтому ты хочешь отобрать опеку Мишель?»
   Она вздохнула: «Мы просто сейчас играем свои роли.» Она взглянула на часы и посмотрела в сторону репортеров. Я видел, что ей не терпится, что она хочет встретиться с прессой и произнести речь, которую уже заготовила. У Лорен всегда наличествовало сильное чувство драмы. «Ты уверена, что такова твоя роль, Лорен? Потому что, все идет к тому, что в ближайшие несколько часов все станет очень гнусно. И тебе не захочется быть во все это вовлеченной.»
   «Я уже вовлечена.»
   «Еще нет.» Я достал из кармана один снимок и показал ей.
   «Что это?»
   «Видеокадр с лент службы безопасности Накамото, снятый прошлой ночью во время убийства Черил Остин.»
   Она прищурилась над снимком: «Ты разыгрываешь меня?»
   «Нет.»
   «И ты на такое пойдешь?»
   «Так надо.»
   «Ты хочешь арестовать сенатора Мортона. Да ты сошел со своего трахнутого ума!»
   «Может быть.»
   «Ты не сможешь этого сделать. И знаешь, что не сможешь. В конечном счете, Мишель это только повредит.»
   На это я ничего не ответил. И обнаружил, что она нравится мне все меньше. Мы шли по дорожке, а ее каблуки-гвоздики стучали по асфальту. Наконец она сказала: «Питер, если ты настаиваешь на продолжении этого безрассудного курса действий, тогда я ничего не могу поделать. Как твой друг, я советую тебе не делать этого. Но если ты настаиваешь, то я ничем не могу тебе помочь.»
   Я не ответил. Ждал и смотрел на нее. В ярком солнечном свете я видел, что у нее начали появляться морщины. Я видел темные корни ее волос. Пятнышко помады на зубах. Она сняла темные очки и посмотрела на меня тревожными глазами. Потом повернулась и снова взглянула в сторону прессы. Очки она крутила в руке.
   «Если это действительно произойдет, Питер, я думаю, что мне, наверное, лучше взять день отпуска и пусть события идут своим чередом.» «Хорошо.»
   «Ты ясно понимаешь: я не откладываю в сторону свои опасения, Питер?»
   «Понимаю.»
   «Но я не думаю, что вопрос об опеке Мишель должен смешиваться с еще какой-то сумасшедшей историей.»
   «Конечно, нет.»
   Она снова надела солнечные очки. «Я сочувствую тебе, Питер. Правда. Одно время у тебя было многообещающее будущее в департаменте. Я знаю, что тебя намечали для работы в аппарате шефа. Но ничто не спасет тебя, если ты решишься на такое.»
   Я улыбнулся: «Что ж.»
   «У тебя есть что-то, кроме фотографических улик?»
   «Не думаю, что следует рассказывать тебе слишком много подробностей.» «Потому что, если у тебя имеются только фотографические улики, то дело развалится, Питер. Прокурор к ним даже не притронется. Фотографические свидетельства больше не котируются. Их слишком легко состряпать и суды это знают. Если у вас есть только снимки типа, совершающего убийство, то это не покатит.»
   «Посмотрим.»
   «Питер», сказала она. "Ты потеряешь все. Работу, карьеру, ребенка, все.
   Проснись, не делай этого."
   Она пошла к своей машине. Я пошел рядом. Мы ничего не говорили. Я ожидал, что она спросит, как Мишель, но она не спросила. Не удивительно, ей было над чем подумать. Наконец мы дошли до машины и она направилась к месту водителя.
   «Лорен.»
   Она смотрела на меня поверх автомобиля.
   "Давай ничего не станем предпринимать еще двадцать четыре часа, окей?
   Никаких хорошо просчитанных звонков никому."
   «Не беспокойся», сказала она. "Я ничего не видела и не слышала.
   Откровенно говоря, я хотела бы никогда ничего не слышать о тебе." Она села в машину и отчалила. Глядя, как она уезжает, я чувствовал, как мои плечи осели и напряжение оставило меня. И не только потому, что мне удалось сделать то, что я хотел – отговорить ее на некоторое время. Не только поэтому. Что-то, наконец, окончательно ушло.

* * *

   Коннор поднялся со мной по черному ходу в мою квартиру, избежав прессы. Я рассказал ему, что произошло. Он пожал плечами. «Для тебя это новость – как подбираются связные?»
   «Ага. Наверное, я никогда об этом не задумывался.» Он кивнул: «Так обычно и происходит. Японцы весьма искусны в налаживании того, что они называют стимулами. Первоначально у департамента были опасения, чтобы посторонние вмешивались и говорили, каких офицеров выбирать. Но японцы сказали, что с ними просто консультировались. Что их рекомендации не будут никого связывать. И намекнули, что некоторое их влияние на выбор связных имеет смысл.»
   «Угу…»
   «И чтобы показать, насколько они доброжелательны, предложили вклад в фонд помощи офицерам всего департамента.»
   «И сколько там было?»
   «Кажется, полмиллиона. А шефа пригласили съездить в Токио и дать рекомендации по системе учета преступности. Трехнедельная поездка. С недельной остановкой на Гавайях. И масса паблисити, что шеф любит.» Мы дошли до площадки второго этажа и повернули на третий. «Вот так», сказал Коннор, «к тому времени, когда все кончилось, департаменту стало довольно трудно игнорировать рекомендации азиатской общины. Слишком многое стояло на кону.»
   «Я чувствую, что хочу все бросить», сказал я. «Такая возможность есть всегда», проворчал он. «А кстати, ты отшил свою жену?»
   «Бывшую жену. Она четко ухватывает ситуацию. Лорен из тех существ, кто весьма тонко чувствует политическую ситуацию. Но мне пришлось ей сказать, кто убийца.»
   Он пожал плечами. «В следующую пару часов она не многое сможет сделать.»
   Я сказал: «Но как же со снимками? Она говорит, что снимки не годятся для суда. И Сандерс твердил то же самое: время фотографических улик миновало. У нас имеются какие-то другие улики?» «Я работаю над этим», сказал Коннор. «И, кажется, у нас все в порядке.»
   «Как?»
   Коннор пожал плечами.
   Мы подошли к черному ходу в мою квартиру. Я открыл дверь и мы вошли в кухню. Она была пуста. Я прошел коридором до прихожей. В квартире стояла тишина. Двери в гостиную были закрыты. Но отчетливо доносился запах сигаретного дыма.
   Моя домоправительница Элен стояла у окна прихожей и смотрела вниз на репортеров. Услышав нас, она повернулась. Казалась, она испугалась. Я спросил: «Мишель в порядке?»
   «Да.»
   «Где она?»
   «Играет в гостиной.»
   «Я хочу посмотреть.»
   Элен сказала: «Лейтенант, вначале мне надо кое-что вам сказать.»
   «Не беспокойтесь», сказал Коннор, «мы уже знаем.» Он толкнул дверь в гостиную. И я получил самый большой шок в своей жизни.

* * *

   Джон Мортон сидел в кресле гримера на телевизионной студии. Салфетка подоткнута за воротничок, девушка пудрила ему лоб. Стоя рядом, помощник Вудсон говорил: «Вот как они рекомендуют уладить это дело.» И он передал Мортону факс.
   «Основная линия», продолжил Вудсон, «что иностранные инвестиции взбадривают Америку. Он притока иностранных денег Америка становится сильнее. Америке надо многому научиться у Японии.» «А мы не учимся», мрачно сказал Мортон.
   «Ну, это всего лишь довод», сказал Вудсон. «Это устойчивая позиция, и то, как Марджори ее оформила, воспринимается не как изменение позиции, а скорее как уточнение вашей предыдущей точки зрения. Это может пойти, Джон. Не думаю, что возникнет много вопросов.»
   «А вопрос вообще возникнет?»
   «Похоже, да. Я сказал репортерам, что вы готовы к дискуссии о модификации вашей позиции по МайкроКон. Что теперь вы поддерживаете продажу.»
   «Кто задаст вопрос?»
   «Скорее всего Фрэнк Пирс из „Таймс“.»
   Мортон кивнул: «Это хорошо.»
   «Ага, у него деловая ориентация. Все должно пойти прекрасно. Вы можете поговорить о свободных рынках, о честной торговле. О б угрозах национальной безопасности. Все такое.»
   Девушка-гримерша закончила работу и Мортон поднялся с кресла. «Сенатор, извините, что беспокою вас, но не могу ли я получить ваш автограф?»
   «Конечно», сказал он.
   «Это для моего сына.»
   «Конечно», повторил он.
   Вудсон сказал: «Джон, у нас есть черновой монтаж клипа, если вы хотите посмотреть. Очень сыро, и вы, наверное, сделаете какие-то замечания. Я устрою просмотр для вас в соседней комнате.»
   «Сколько времени у меня есть на это?»
   «Девять минут до эфира.»
   «Прекрасно.»
   Он направился к двери и увидел нас. «Добрый вечер, джентльмены», сказал он. «Я вам зачем-то нужен?»
   «Короткий разговор, сенатор», сказал Коннор.
   «Мне надо взглянуть на клип», сказал Мортон. «Потом мы сможем поговорить. Но у меня останется всего пара минут…» «Олл райт», сказал Коннор.
   Мы проследовали за ним в другую комнату, из которой внизу была видна студия. Там под бежевой надписью НОВОСТИ трое репортеров листали свои заметки и пристраивали микрофоны. Мортон уселся перед телевизором и Вудсон вставил кассету.
   Мы увидели клип, снятый ранее днем. Внизу кадра бежало время. Клип открывался целеустремленным сенатором Мортоном, шагающим по площадке для гольфа.
   Основная мысль заключалась в том, сто Америка утеряла свою экономическую конкурентоспособность, и что нам надо вернуть ее. «Настала время всем нам собраться вместе», говорил Мортон на экране монитора. «Всем, от наших политиков в Вашингтоне, до наших лидеров в бизнесе и производстве, от учителей до детей, собраться всем. Нам надо оплатить наши счета и сократить государственный дефицит. Нам надо увеличить сбережения. Нам надо улучшить наши дороги и наше образование. Нам необходима государственная политика сбережения энергии – ради нашей окружающей среды, ради легких наших детей и ради нашей глобальной конкурентоспособности.» Для завершающего пассажа камера придвинулась ближе к лицу сенатора.
   «Некоторые утверждают, что мы вступили в новую эру глобального бизнеса», говорил он. "Говорят, что больше не имеет значения, где расположены компании или где именно производятся товары. Что идеи национальной экономики старомодны и устарели. Этим людям я отвечу: Япония так не думает. Германия так не думает тоже. Наиболее преуспевающие страны в сегодняшнем мире проводят сильную национальную политику энергосбережения, контроля за импортом, поощрения экспорта. Они подпитывают свою индустрию, защищают ее от нечестной конкуренции извне. Бизнес и государство работают вместе и заботятся о собственном народе и его рабочих местах. И эти страны живут лучше Америки, потому что их экономическая политика соответствует реальному миру. Их политика работает. Наша – нет. Мы живем отнюдь не в идеальном мире, и пока так продолжается, Америке лучше смотреть правде в лицо. Нам следует выстроить свой собственный фирменный твердолобый экономический национализм. Нам надо лучше заботиться об американцах. Потому что никто другой не станет этого делать.
   Я хочу выразиться определенно: индустриальные гиганты – Япония и Германия – не являются причинами наших проблем. Эти страны бросают вызов Америке в новой реальности – и от нас зависит посмотреть в лицо этим реальностям и встретить их экономический вызов с поднятой головой. Если мы сделаем так, наша великая страна вступит в эру беспрецедентного процветания. Но если мы продолжим поступать как ныне, болтать древние пошлости о свободной рыночной экономике, нас ожидает бедствие. Выбор за вами. Присоединяйтесь ко мне и выбирайте встречу с новыми реалиями, выбирайте построение лучшего экономического будущего для американского народа." Экран опустел.
   Мортон откинулся на стуле: «Когда это пойдет в эфир?» «Стартуем через девять недель. Тестовый прогон в Чикаго, присоединяем группы опроса, потом какие-нибудь модификации, потом в июле – национальный съезд.»
   «Много после МайкроКон…»
   «О, да.»
   «Окей, хорошо, сделано.»
   Вудсон забрал ленту и покинул комнату. Мортон повернулся к нам. "Ну?
   Чем могу помочь?"
   Коннор подождал, пока дверь закроется. Потом он сказал: «Сенатор, что вы можете рассказать нам о Черил Остин?»

* * *

   Наступила тишина. Мортон посмотрел на каждого из нас. На его лице было озадаченное выражение: «Черил Остин?»
   «Да, сенатор.»
   «Я не уверен, что знаю, кто…»
   «Да, сенатор», сказал Коннор. И вручил Мортону часы. Женские, золотые, фирмы Ролекс.

* * *

   «Где вы это взяли?», спросил Мортон. Теперь его голос был низким и ледяным.
   В дверь постучала и заглянула женщина: «Шесть минут, сенатор.» И она закрыла дверь.
   «Вы не знаете ее?», спросил Коннор. «Вы даже не взглянули на внутреннюю сторону. На надпись.»
   «Где вы это взяли?»
   «Сенатор, мы хотим, чтобы вы рассказали нам о ней.» Он достал из кармана прозрачный пакет и положил на стол рядом с Мортоном. В пакете лежала пара черных женских трусиков.
   «Мне нечего сказать вам, джентльмены», сказал Мортон. «Совершенно нечего.»
   Коннор достал из кармана видеоленту и положил рядом с пакетом. «Это лента с одной из пяти различных камер, которые записали инцидент на сорок шестом этаже. Ленты были фальсифицированы, но из них все еще можно извлечь изображение того, кто был с Черил Остин.»
   «Мне нечего сказать», повторил Мортон. «Ленты могли быть отредактированы, а потом отредактированы еще раз. Они ничего не значат. Это все ложь и безосновательные обвинения.»
   «Извините, сенатор», сказал Коннор.
   Мортон встал и начал расхаживать по комнате. «Я хочу объяснить вам, джентльмены, тяжесть обвинений, которые вы выдвигаете. Ленты могут быть фальсифицированы. Ленты, о которых идет речь, хранились в японской корпорации, которая, и это можно доказать, желает оказывать на меня давление. Что бы на этих лентах не показывалось, я уверяю вас, они не выдержат скрупулезного исследования. Общественность четко станет рассматривать это, как попытку очернить имя одного из немногих американцев, который желает поднять голову против японской угрозы. И, насколько это касается меня, вы двое – просто пешки в руках иностранных сил. Вы не понимаете последствий своих действий. Вы выдвигаете наносящие ущерб обвинения без всяких доказательств. У вас нет свидетелей ни для чего, что бы ни случилось. На самом деле, я бы сказал…»
   «Сенатор.» Голос Коннора был мягок, но настойчив. «Перед тем, как вы продолжите и скажите что-то такое, о чем станете потом сожалеть, взгляните, пожалуйста вниз, в студию. Вам надо там кое-кого увидеть.» «Что вы имеете в виду?»
   «Просто посмотрите, сенатор. Пожалуйста.»
   Гневно фыркнув, Мортон подошел к окну и взглянул вниз в студию. Я тоже посмотрел. И увидел репортеров, крутящихся в своих креслах и перебрасывающихся шутками в ожидании, когда они начнут задавать вопросы. Увидел модератора, поправляющего галстук и прикрепляющего микрофон. Увидел рабочего, протиравшего сверкающую надпись «НОВОСТИ». А в углу, стоящего точно там, где мы сказали ему стоять, я увидел знакомую фигуру с руками в карманах, смотрящую в нашу сторону.
   Это был Эдди Сакамура.

* * *

   Конечно, Коннор все сразу вычислил. Когда он открыл дверь в гостиную и увидел мою дочь, сидящую на ковру и играющую с Эдди Сакамурой, он даже не моргнул, а просто произнес: «Хелло, Эдди. Удивляюсь, как долго ты сюда добирался.»
   «Я сижу здесь целый день», ответил Эдди. Он говорил обеспокоенно. «Вы, парни, никто из вас сюда не приходит. Я сижу и жду. Ел сэндвичи с Шелли. У вас милая девочка, лейтенант. Очень шустрая.» «Эдди смешной», сказала дочка. «Папка, он курит!» «Вижу», ответил я, ощущая себя тупым тугодумом. Я все никак не мог понять.
   Дочка подошла и подняла руки: «Возьми меня, папка.» Я поднял ее. «Очень милая девочка», сказал Эдди. «Мы сделали ветряную мельницу, видите?» Он крутнул лопасти конструктора. «Работает!» Я сказал: «Мне казалось, что ты умер.»
   «Я-то?», засмеялся он. «Нет, это не я умер. Это Танака умер. И разгрохал мою машину.» Он пожал плечами. «С Феррари мне не везет.» «Танаке тоже», заметил Коннор.
   Я спросил: «Танаке?»
   Мишель сказала: «Папка, я посмотрю „Золушку“?»
   «Не сейчас», сказал я. «Почему Танака оказался в машине?»
   «Паникер», ответил Эдди. "Очень нервный тип. Может, и виновный тоже.
   Должно быть, он перепугался. Я не знаю наверняка."
   Коннор сказал: «Ты и Танака забрали ленты.»
   «Да, конечно. Сразу после. Ишигуро сказал Танаке: забери ленты. Поэтому Танака их забрал. Но я знал Танаку, поэтому тоже пошел. Танака повез их в какую-то лабораторию.»
   Коннор кивнул: «А кто поехал в Империал Армс?» «Я знаю только, что Ишигуро послал каких-то людей все очистить, но не знаю кого.»
   «А ты направился в ресторан.»
   «Да, конечно. Потом на вечеринку к Роду. Ноу проблем.»
   «А как же с лентами, Эдди?»
   «Я говорю вам: Танака их забрал. Но я не знаю куда. Он исчез. Он работал на Ишигуро, на Накамото.»
   «Понятно», сказал Коннор. «Но он забрал не все ленты, правда?»
   Эдди криво ухмыльнулся: «Хей.»
   «Сколько штук забрал ты?»
   «Ну, всего одну. Просто по ошибке, понимаете. Завалялась в кармане.» Он улыбнулся.
   Мишель сказала: «Папка, я посмотрю канал Диснея?»
   «Конечно», сказал я и поставил ее на пол. «Элен тебе поможет.» Дочка убежала. Коннор продолжал говорить с Эдди. Последовательность событий медленно прояснялась. Танака ушел с лентами и в какой-то момент вечера, очевидно, понял, что одной не хватает. Он сообразил, рассказал об Эдди и заявился к нему домой, чтобы забрать пропавшую ленту. Он прервал развлекуху Эдди с девушками и потребовал ленту назад. «Я не знаю наверняка, но после того, как поговорил с вами, я вычислил, что они хотят подставить меня. У нас с Танакой вышел большой спор.» «А потом заявилась полиция. Пришел Грэм.»
   Эдди медленно кивнул. «И Танака-сан врезался в стену. Хей! Несчастный япошка.»
   «И он тебе все рассказал…»
   «Да, капитан. Он проболтался довольно быстро.»
   «А взамен ты ему сказал, где находится пропавшая лента.»
   "Конечно. В моей машине. Я отдал ему ключи. Поэтому он там и оказался:
   У него были ключи. Танака пошел в гараж, забирать ленту. Патрульные внизу приказали ему остановиться. Он завел машину и погнал. Я видел, как он ехал, Джон. Мчался, как бешеный."
   Поэтому, когда машина врезалась в ограждение, ее вел Танака. Именно Танака и сгорел в машине. Эдди объяснил, что он спрятался в кустах за плавательным бассейном и дождался, когда все уйдут." «Замерз там, как собака», сказал он.