Страница:
«Обязательство на Совершенство.»
Секретарь сказал нам: «Мистер Эндерс сейчас примет вас.»
«Благодарю», сказал Коннор.
Через секунду в холл вышли два человека в костюмах. Женщина с чертежами поднялась и сказала: «Здравствуйте, мистер Грейман.» «Привет, Беверли», ответил тот, что постарше. «Я приму тебя через минуту.»
Коннор тоже встал и секретарь немедленно отреагировал, сказав: «Мистер Грейман, эти люди…»
«Минуточку», сказал Грейман. Он повернулся к другому человеку, помоложе, чуть за тридцать: «Просто убедитесь, что с Роджером все пройдет, как по маслу», сказал Грейман.
Молодой покачал головой: «Ему это не понравится.» «Знаю, что не понравится. Но в любом случае, поговорите с ним. Шесть миллионов точка четыре прямой компенсации для боссов – это минимум.» «Но, Артур…»
«Просто скажи ему…»
«Скажу, Артур», согласился молодой, ослабляя галстук. Он понизил голос:
«Но совет директоров может заартачиться на сумму больше шести, когда доходы компании так упали…»
«Мы не говорим о доходах», сказал Грейман. «Мы говорим о компенсации, а это к доходам отношения не имеет. Совету следует сравнить с текущим уровнем компенсаций для директоров компаний. Если Роджер не сможет подравнять совет по этому вопросу, то соберу встречу в марте и потребую его замены. Передай ему и это тоже.»
«Ладно, Артур, я скажу, но только…»
«Просто сделай, как я говорю, а вечером мне позвонишь.»
«Хорошо, Артур.»
Они обменялись быстрым рукопожатием. Молодой ушел с несчастным видом.
Секретарь сказал: «Мистер Грейман, эти джентльмены…» Грейман повернулся к нам. Коннор сказал: «Мистер Грейман, мы бы хотели поговорить с вами минуту о МайкроКон.» Он повернулся немного боком и показал свой значок.
Грейман взорвался в ярости. «О, ради бога, не надо все сначала. Это уже просто изматывание.»
«Изматывание?»
«А как это еще назвать? Здесь у меня были помощники сенаторов, здесь у меня были ФБРовцы. Теперь у меня полиция ЛА? Мы – не преступники. Мы – владельцы компании и имеем полное право продать ее. Где Луис?» Секретарь сказал: «Мистер Эндерс уже идет.»
Коннор спокойно сказал: «Мистер Грейман, извините, что беспокою вас. У нас всего один вопрос. Это отнимет лишь минуту.» Грейман сердито уставился на него: «И каков ваш вопрос?»
«Сколько заявок имеется на МайкроКон?»
«Это не ваше дело», сказал он. «В любом случае, наше соглашение с Акаи обязывает нас ни в коем разе не обсуждать продажу публично.» Коннор спросил: «Заявок больше одной?»
«Слушайте, если у вас есть вопросы, вам надо говорить с Эндерсом. Я занят.» Он повернулся к женщине с чертежами: «Беверли, что у вас для меня?» «Я принесла пересмотренное оформление зала совета, мистер Грейман, и образцы кафеля для ванной. Серый очень красив и, думаю, вам понравится.» «Хорошо, хорошо.» Он повел ее по коридору.
Коннор посмотрел вслед и резко повернулся к лифту. «Пошли, кохай, подышим свежим воздухом.»
«Это возвращает нас к первоначальному вопросу», сказал Коннор. «Кто хотел навредить Накамото? Мы знаем, что продажа МайкроКон имеет стратегическое значение, вот почему конгресс стоит на ушах. Но почти наверняка это значит, что и другие партии тоже стоят на ушах.» «В Японии?»
«Точно.»
«Кто же это может знать точно?»
«Акаи.»
«Мы хотели бы увидеть господина Йошида.» Он был главой компании. «Подождите минуточку, пожалуйста.» Она встала и куда-то заспешила почти бегом.
Акаи Керамикс располагалась на пятом этаже изящного здания в Эль-Сегундо. Декор был экономным и каким-то индустриальным. Из приемной зоны было видно громадное пространство, никак не разделенное на части: множество металлических столов и люди за телефонами. Тихое пощелкивание ворд-процессоров.
Я осмотрелся: «Весьма голо.»
«Только бизнес», кивнув, согласился Коннор. «В Японии показуха осуждается – это знак, что ты не серьезен. Когда старик Мацушита стал главой третьей по величине компании во всей Японии, то между своими головными офисами в Осаке и Токио он все еще летал обычными коммерческими рейсами. Он был главой компании в пятьдесят миллиардов долларов, но личный самолет был не для него.»
Пока мы ждали, я разглядывал людей, работающих за столами. Лишь немногие были японцами, большинство – европейцы. Все – в голубых костюмах. Почти не было женщин.
«В Японии», сказал Коннор, «если дела компании идут плохо, первое, что происходит – работники срезают собственные зарплаты. Они чувствуют ответственность за успех компании и ожидают, что их состояние будет расти и падать в зависимости от успехов или неудач компании.» Женщина вернулась и не говоря ни слова села за стол. Немедленно в нашу сторону пошел японец в голубом костюме. У него были седые волосы, роговые очки и торжественные манеры. Он сказал: «Добрый день. Я – господин Йошида.» Коннор представился. Мы все перекланялись и обменялись карточками. Господин Йошида каждую карточку брал обеими руками, каждый раз церемонно кланяясь. Мы делали так же. Я обратил внимание, что Коннор не говорил с ним по-японски.
Йошида провел нас в свой офис. Его окна выходили на аэропорт.
Обстановка была простой.
«Не желаете ли кофе или чаю?»
«Нет, благодарю вас», ответил Коннор. «Мы пришли по официальному делу.»
«Понимаю.» Он жестом пригласил нас сесть.
«Мы хотим поговорить с вами о покупке МайкроКон.»
«А, да. Хлопотное дело. Но я не уверен, что здесь вовлечена полиция.» «Может быть, и нет», сказал Коннор. «Вы сможете рассказать нам о сделке, или соглашение закрытое?»
Казалось, господин Йошида удивился: «Закрытое? Совсем нет. Все предельно открыто и было таким с самого начала. В сентябре прошлого года к нам обратился господин Кобаяши, представитель Дарли-Хиггинс в Токио. Тогда мы впервые узнали, что компания продается. Откровенно говоря, мы удивились такому предложению. В начале октября мы начали переговоры. К середине ноября переговаривающиеся компании выработали черновик соглашения и перешли к финальной стадии переговоров. Однако потом, шестнадцатого ноября, конгресс выдвинул возражения.»
Коннор сказал: «Вы говорите, что были удивлены тем, что компанию выставили на продажу?»
«Да, конечно.»
«Почему же?»
Господин Йошида положил руки на стол и заговорил медленно, выбирая выражения: «Мы поняли, что компания МайкроКон является собственностью государства. Она частично финансировалась фондами американского правительства. Тринадцать процентов капитала, насколько помнится. В Японии это сделало бы ее собственностью государства. Поэтому, естественно, начиная переговоры, мы были очень осторожны. Мы не хотели никаких нарушений. И мы получили заверения от наших представителей в Вашингтоне, что для сделки не возникнет никаких возражений.»
«Понимаю.»
«Однако трудности все-таки возникли и мы теперь побаиваемся. Мне кажется, мы теперь стали каким-то пунктиком для американцев. В Вашингтоне некоторые рассердились. А мы этого не хотели.» «Вы не ожидали, что Вашингтон выдвинет возражения?» Господин Йошида застенчиво пожал плечами. «Наши страны отличаются друг от друга. В Японии мы знаем, чего ожидать. Здесь же всегда существуют люди, у которые свое мнение, и они его высказывают. Однако Акаи Керамикс не хотела бы оказаться на виду. И теперь все как-то очень неловко.» Коннор сочувственно кивнул: «Звучит так, словно вы хотите отойти в сторону.»
«В нашем японском офисе многие критикуют меня за непонимание того, что могло произойти. Но я говорю им, что этого невозможно было предсказать. У Вашингтона нет твердой политики. Она меняется каждый день, в зависимости от сиюминутных настроений.» Он улыбнулся и добавил: «Лучше сказать, что так на это смотрим мы.»
«Но вы все-таки ожидаете, что сделка состоится?» «Этого я не могу сказать. Наверное, критика Вашингтона – это для нас чересчур много. Вы знаете, что правительство в Токио хочет быть другом Америки. Она оказывает давление на наш бизнес, чтобы не совершались сделки, которые раздражают Америку. Рокфеллер Сеттер и Юниверсал Студиос – за эти сделки нас сильно критиковали. Нам сказали быть еджинбукай, что значит…» «Осмотрительнее», сказал Коннор.
«Осторожнее. Да. Благоразумнее.» Он взглянул на Коннора: «Вы говорите по-японски?»
«Немного.»
Йошида кивнул. Секунду он, похоже, раздумывал, не переключиться ли на японский, но не сделал этого. «Мы хотим иметь дружеские отношения», сказал он. «Мы чувствуем, что эта критика не совсем честная. У компании Дарли-Хиггинс большие финансовые трудности. Наверное, плохой менеджмент, наверное, какие-то другие причины. Я не могу сказать. Но это не наша ошибка. Мы за это не ответственны. Мы не искали МайкроКон. Его нам предложили. А сегодня нас же критикуют за попытку оказать помощь.» Он вздохнул. Снаружи в аэропорту взлетел большой лайнер. Стекла задребезжали.
Коннор спросил: «А другие заявители на МайкроКон? Когда они отпали?» Господин Йошида нахмурился: «Других заявителей не бело. Компания была предложена приватно. Дарли-Хиггинс не хотела, чтобы все знали о ее финансовых затруднениях. Поэтому мы пошли им навстречу. Но теперь… пресса сильно искажает нашу позицию. Мы чувствуем себя… кидзу цуита. Ранеными?» «Да.»
Он пожал плечами. «Вот так мы себя чувствуем. Надеюсь вы не осуждаете мой бедный английский.»
Наступила пауза. Долгую минуту никто ничего не говорил. Коннор сидел и смотрел на Йошиду. Я молча сидел рядом с Коннором. Еще один лайнер взлетел и стекла снова завибрировали. Все молчали. Йошида глубоко вздохнул. Коннор кивнул. Йошида шевельнулся в кресле с сложил руки на животе. Коннор вздохнул и как-то хрюкнул. Йошида снова вздохнул. Оба казались полностью сосредоточенными. Что-то имело место быть, однако я не понимал что именно. Я решил, что это, должно быть и есть бессловесная интуиция. Наконец, Йошида сказал: «Капитан, я не хочу недопонимания. Акаи Керамикс – честная компания. Мы не имеем отношения ни к одному из случившихся… осложнений. Наша позиция трудная. Но я хочу помочь вам всем, чем смогу.»
Коннор сказал: «Я вам признателен.»
«Не за что.»
Потом Йошида встал. Коннор встал. Я тоже встал. Мы все перекланялись и обменялись рукопожатиями.
«Если я смогу оказать вам помощь, пожалуйста, не раздумывайте и снова свяжитесь со мной.»
«Благодарю вас», ответил Коннор.
Йошида довел нас до двери офиса. Мы снова поклонились и он открыл дверь.
Снаружи стоял бодрый американец лет сорока. Я сразу узнал его – блондин, который прошлой ночью был в машине с сенатором Роу. Человек, который не представился.
«О, Ричмонд-сан», сказал Йошида. «Очень кстати, что вы здесь. Эти джентльмены только что интересовались МайкроКон байшу.» Он повернулся к нам:
«Наверное, вы захотите поговорить с мистером Ричмондом. Его английский гораздо лучше моего. Он может рассказать вам гораздо больше подробностей.»
Коннор и я представились. Я спросил: «Сенатор Роу добрался нормально?»
«О, да», сказал Ричмонд. «Благодарю вас за помощь.» Он улыбнулся. «Страшно представить, как он чувствовал себя утром. Но предполагаю, что это не впервые.» Он покачивался вперед-назад на пятках, словно игрок на корте, ожидающий подачу, и казался слегка встревоженным. «Должен признаться, что совсем не ожидал вас здесь увидеть. Есть что-то такое, о чем мне необходимо знать? На переговорах о МайкроКон я представляю фирму Акаи.» «Нет», мягко ответил Коннор. «Мы просто интересовались общей подоплекой.»
«Ваш интерес связан с тем, что произошло прошлой ночью в Накамото?»
Коннор сказал: «Не совсем. Просто общая обстановка.»
«Если хотите, мы можем поговорить в конференц-зале.» «К несчастью», сказал Коннор, «мы опаздываем на встречу. Но, может быть, мы поговорим позже.»
«Обязательно», сказал Ричмонд. «Был счастлив познакомиться. Я вернусь в свой офис примерно через час.» Он вручил нам свою карточку. «Прекрасно», сказал Коннор.
Но Ричмонд все еще не успокоился и пошел вместе с нами к лифту. «Господи Йошида – человек старой школы», сказал он. «Уверен, что он проявил вежливость, но могу также с уверенностью сказать, что он находится в ярости из-за того, что случилось с делом МайкроКон. Его сильно поджаривают из Акаи-Токио. Все это весьма нечестно. Его действительно огорошил Вашингтон. Он получил там заверения, что продаже не будет возражений, а потом Мортон выдернул из-под него ковер.»
Коннор спросил: «Только в этом и дело?»
«Никаких сомнений», сказал Ричмонд. «Я не знаю, в чем проблема у Джонни Мортона, но он свернул на нас прямо из левого ряда. Мы правильно оформили все бумаги. КИИСШ не регистрировал никаких возражений, пока переговоры не были завершены. Так бизнес не делается. Я просто надеюсь, что Джон, наконец, увидит свет и позволит делу пройти. Потому что в данный момент все выглядит весьма расистским.»
«Расистским? Вы так думаете?»
«Конечно. В точности, как дело Фэрчайлд, помните его? Фудзицу в восемьдесят шестом пыталась купить Фэрчайлд Семикондактор, но конгресс блокировал продажу, сказав, что нарушается национальная безопасность. Конгресс на хотел, чтобы Фэрчайлд было продана иностранной компании. Через пару лет Фэрчайлд все таки продали французской компании, и на сей раз свистка из конгресса не последовало. Очевидно, с продажей иностранной компании было все окей – просто не японской компании. Я бы назвал это расистской политикой – простой и чистой.» Мы подошли к лифту. «В любом случае звоните мне, я буду свободен.»
«Благодарю вас», сказал Коннор.
Мы вошли в лифт. Двери закрылись.
«Задница», сказал Коннор.
«До прошлого года Боб Ричмонд был ассистентом в группе Аманды Мардер торговых переговоров с Японией. Он присутствовал на всех стратегических встречах американского правительства. А год назад он перевернулся и начал работать на японцев, которые теперь платят ему по пятьсот тысяч в год плюс бонусы за улаживание сделок. И он стоит того, потому что знает все, что следует знать.»
«Это законно?»
«Вполне. Это обычная процедура. Они все так делают. Если Ричмонд работал бы теперь на высокотехнологичную компанию, вроде МайкроКон, то он подписал бы соглашение, что не станет работать на конкурирующую компанию в течении пяти лет, чтобы он не смог торговать навынос коммерческими секретами с оппонентами. Но у нашего правительства правила полегче.» «Почему же он задница?»
«Чепуха о расизме», фыркнул Коннор. «Он знает правду. Ричмонд точно знает, что происходило про продаже Фэрчайлд. Это не имеет никакого отношения к расизму.»
«Да?»
«И еще одно: Ричмонду точно известно, что самые расистские люди на земле – это японцы.»
«Правда?»
«Абсолютная. На самом деле, когда японские дипломаты…»
В машине зазвонил телефон. Я нажал кнопку и сказал: «Лейтенант Смит.» Мужской голос произнес: «Боже мой, наконец-то. Где вы шатаетесь, ребята, черт побери? Я хочу отправиться спать.» Я узнал голос: Фред Хофман, начальник смены прошлой ночью.
Коннор сказал: «Спасибо, что связался с нами, Фред.»
«Что ты хочешь узнать?»
«Ну, я любопытствую», сказал Коннор, «что там со звонком от Накамото прошлой ночью?»
«Любопытно не только тебе, но и всем остальным в городе», сказал Хофман. «В мою задницу вцепилось полдепартамента. Джим Олсон практически разлегся на моем столе и листает бумаги. Наплевав на всю обычную текучку.» «Ты бы просто пересказал, что происходило…» «Хорошо. Во-первых, я получил транзит от метрополиса. Первоначальный звонок попал туда. Метро не поняло, что это такое, потому что у звонившего был азиатский акцент и говорил он путано. Может, был под наркотиками. Все толковал о „проблемах с расположением тела“. Они не соображали, о чем он говорит. Во всяком случае, около восьми тридцати я выслал черно-белую. Потом, когда они подтвердили смертный случай, я назначил Тома Грэма и Родди Мерино, за что потом получил кучу дерьма.»
«У-гу.»
«Какого черта, они просто были следующие в расписании. Ты же знаешь, нам предписано придерживаться строгой ротации при назначении детективов, для избежания появления особых отношений. Такова политики и я просто ей следовал.»
«У-гу.»
«Ну, вот. Потом Грэм звонит в девять часов и рапортует, что на сцене трудности и есть запрос на связного Специальной Службы. И опять, я просто сверился со списком. От СС на дежурстве был Пит Смит. Поэтому я дал Грэму его домашний номер, и догадываюсь, что он тебе позвонил, Пит.» «Да», ответил я, «он позвонил.»
«Олл райт», сказал Коннор. «Что произошло потом?» «Через пару минут после звонка Грэма, наверное в девять ноль пять, я получил звонок от кого-то с акцентом. Можно сказать, что акцент был похож на азиатский, но я не могу утверждать наверняка. И этот тип сказал, что от имени Накамото он просит, чтобы на дело был назначен капитан Коннор.» «Звонивший не назвался?»
«Конечно, назвался. Я попросил его назваться и записал имя. Конги Ниши.»
«И он был от Накамото?»
«Так он сказал», сказал Хофман. «Я просто сидел здесь и отвечал на звонки, это все, что я знаю, черт возьми. Я хочу сказать, что сегодня утром Накамото заявила формальный протест, что Коннор был назначен на дело; они говорят, что никто по имени Конги Ниши у них не работает. Они заявляют, что это все фабрикация. Но я тебе говорю, кто-то позвонил мне. Я это не придумал.»
«Я убежден, что не придумал», сказал Коннор. «Ты говоришь, что у звонившего был акцент?»
«Ага. Его английский был весьма хорош, понимаешь, почти класс, но был явственный акцент. Я только подумал, забавно, что он, похоже, знает такую прорву всего о тебе.»
«Да?»
«Ага. Во-первых, он спросил у меня, знаю ли я твой номер, или он должен дать его. Я сказал, что знаю номер. Я подумал, что не нуждаюсь, чтобы какие-то японцы говорили мне телефонные номера людей из полиции. Тогда он сказал, веришь ли, что капитан Коннор не всегда отвечает на звонок. Для надежности пошлите кого-нибудь подвести его.» «Интересно», сказал Коннор.
«Тогда я позвонил Питу Смиту и попросил завернуть и подобрать тебя. И это все, что я знаю. То есть, все это в контексте какой-то политической проблемы, которая имеется у Накамото. Я знаю, что Грэм был недоволен. Я понимаю, что и другие люди тоже были недовольны. Но все знают, что у Коннора особые связи с общиной, поэтому я согласился. А теперь все дерьмо упало на меня. И крепко меня трахнуло.»
«Расскажи мне о дерьме», сказал Коннор.
«Началось, наверное, в одиннадцать прошлой ночью, когда шеф позвонил мне по поводу Грэма. Почему я назначил Грэма. Я сказал ему почему. Но он продолжал злиться. Потом как раз под конец моей вахты, наверное в пять утра, возникла проблема, как вмешался Коннор. Как это случилось, почему это случилось. А потом была заметка в „Таймс“ и все штучки о расизме в полиции. Я не знаю, как здесь повернется. И продолжаю объяснять, что делал обычные вещи. По правилам. Никто на это не покупается. Но это правда.» «Уверен, что так», сказал Коннор. «Еще одна вещь, Фред. Ты слышал оригинальный звонок в метрополис?»
«Черт побери, да. Я слышал его примерно час назад. А что?»
«Голос звонившего был похож на Ниши?»
Хофман засмеялся. «Боже. Кто знает, капитан. Наверное. Ты спрашиваешь, похож ли один азиатский голос на другой азиатский голос, который я слышал раньше. Честно, я не знаю. Первоначальный голос звучал весьма путано. Может, в шоке. Может на наркотиках. Я не уверен. Я только знаю, кем бы ни был господин Ниши на самом деле, он знает о тебе чертовски много.» «Что ж, это было очень полезно. Иди отдыхать.» Ко поблагодарил его и положил трубку. Я съехал со фривея и направился к Уилширу на встречу с сенатором Мортоном.
Коннор и я стояли с привлекательной помощницей по имени Дебби, которая прижала к груди свою папку и сказала со значением: «Директор – Эдгар Линн.» «Мы должны знать это имя?», спросил Коннор.
«Это самый дорогой и самый удачливый рекламный директор в мире. Он – великий артист. Эдгар сделал фантастический рекламный клип компании Эппл в 1984, и… о-о, целую массу других! Он работает и в знаменитых фильмах тоже. Эдгар просто самый лучший!» Она помолчала. «И не слишком сдвинутый, точно.» Сенатор Джон Мортон терпеливо стоял напротив камеры, пока четыре человека суетились с его галстуком, пиджаком, волосами и гримом. Мортон был в костюме. Он стоял под деревом, на фоне волнистой площадки для гольфа и небоскребов Беверли-Хиллс. Для подхода к камере съемочная команда разложила для него полоску ковра.
Я спросил: «А как сенатор?»
Дебби кивнула: «Весьма прилично. Мне кажется, у него будет шанс.»
Коннор спросил: «Имеете в виду – на президентство?» «Ага. Особенно, если Эдгар применит свою магию. Я хочу сказать, что если посмотреть правде в глаза, то сенатор Мортон не совсем Мел Гибсон, надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду? У него большой нос, он слегка лысоват, а эти веснушки – целая проблема, потому что слишком заметны на фотографиях и отвлекают от его глаз. А именно глаза – главное у кандидата.» «Глаза?», спросил Коннор.
«О, да. Людей выбирают за их глаза.» Она пожала плечами, словно говорила общеизвестные вещи. «Но если сенатор доверится рукам Эдгара… Эдгар – великий артист. Он сможет это сделать.» Эдгар Линн прошел мимо нас к толпящимся операторам. «Боже, уберите же мешки у него под глазами», сказал Линн. «И займитесь подбородком. Оформите крепкий подбородок.»
«Окей», сказал оператор.
Помощница извинилась и отошла, а мы ждали и наблюдали. Сенатора Мортона все еще окружали гримеры и гардеробщики.
«Мистер Коннор? Мистер Смит?» Я обернулся. Позади нас стоял молодой человек в голубом костюме в полосочку. Он напоминал типичного сенаторского помощника: весь приглаженный, внимательный, вежливый. «Меня зовут Боб Вудсон, я из офиса сенатора. Благодарю, что вы пришли.» «Пожалуйста», ответил Коннор.
«Знаю, что сенатор сильно желает поговорить с вами», сказал Вудсон. «Извините, кажется, что мы немного запаздываем. Предполагалось, что мы закончим к часу.» Он посмотрел на часы. «Кажется, осталось совсем немного. Но я знаю, что сенатору очень хотелось с вами поговорить.»
Коннор спросил: «Вы знаете, о чем?»
Кто-то прокричал: «Просмотр! Просмотр на звук и камеру, пожалуйста!» Кучка вокруг сенатора рассыпалась и Вудсон перевел свое внимание на камеру.
Эдгар Линн снова смотрел сквозь свои линзы. «Все еще недостаточно седины. Элен, надо добавить ему седины. Сейчас не читается.» Вудсон сказал: «Надеюсь, она не слишком его состарит.» Дебби-помощница сказала: «Это только для съемок. Элен чуть-чуть добавит седины на виски. Это сделает его более представительным.» «Я не хочу, чтобы его сильно старило. Он иногда кажется старым, особенно когда устает.»
«Не беспокойтесь», сказала помощница.
«Теперь все хорошо», сказал Линн. «Теперь достаточно. Сенатор, попробуем просмотр?»
Сенатор Мортон спросил: «Откуда начать?»
«Строка?»
Девушка со сценарием подсказала: «Наверное, как и я,…»
Мортон спросил: «Значит, мы уже закончили первую часть?» Эдгар Линн ответил: «Верно, дружок. Начинаем с вашего поворота к камере и вы даете нам очень сильный, очень прямой, мужественный взгляд и продолжаете со слов „наверное, как и я,…“ Хорошо?» «Окей», сказал Мортон.
«Помните: вы думаете мужественно, думаете сильно, думаете сдержанно.»
Мортон спросил: «А нельзя это сразу снять?»
Вудсон прокомментировал: «Линн его допек.»
Эдгар Линн сказал: «Олл райт. Снимаем прослушивание. Начали.»
Наши промышленность плетется в хвосте за остальным миром. Наши рабочие хуже образованы, чем рабочие других стран. Наши инвесторы гонятся за краткосрочной прибылью и калечат способность нашей промышленности планировать будущее. И как результат наши жизненные стандарты быстро понижаются. Перспективы наших детей становятся унылыми." Коннор пробормотал: «Кто-то это уже говорил…» «И в этот момент национального кризиса», продолжал Мортон, «у многих американцев есть и другая тревога. Пока наша экономическая мощь слабеет, мы становимся уязвимыми для нового вида вторжения противника. Многие американцы страшатся, что мы можем оказаться экономической колонией Японии или Европы. Особенно Японии. Многие американцы чувствуют, что японцы прибирают к рукам нашу промышленность, наши земли и даже наши города.» Он жестом показал на лужайку для гольфа с небоскребами на заднем плане. «И многие страшатся, что, поступая так, Япония уже теперь имеет силу оформлять и определять будущее Америки.»
Секретарь сказал нам: «Мистер Эндерс сейчас примет вас.»
«Благодарю», сказал Коннор.
Через секунду в холл вышли два человека в костюмах. Женщина с чертежами поднялась и сказала: «Здравствуйте, мистер Грейман.» «Привет, Беверли», ответил тот, что постарше. «Я приму тебя через минуту.»
Коннор тоже встал и секретарь немедленно отреагировал, сказав: «Мистер Грейман, эти люди…»
«Минуточку», сказал Грейман. Он повернулся к другому человеку, помоложе, чуть за тридцать: «Просто убедитесь, что с Роджером все пройдет, как по маслу», сказал Грейман.
Молодой покачал головой: «Ему это не понравится.» «Знаю, что не понравится. Но в любом случае, поговорите с ним. Шесть миллионов точка четыре прямой компенсации для боссов – это минимум.» «Но, Артур…»
«Просто скажи ему…»
«Скажу, Артур», согласился молодой, ослабляя галстук. Он понизил голос:
«Но совет директоров может заартачиться на сумму больше шести, когда доходы компании так упали…»
«Мы не говорим о доходах», сказал Грейман. «Мы говорим о компенсации, а это к доходам отношения не имеет. Совету следует сравнить с текущим уровнем компенсаций для директоров компаний. Если Роджер не сможет подравнять совет по этому вопросу, то соберу встречу в марте и потребую его замены. Передай ему и это тоже.»
«Ладно, Артур, я скажу, но только…»
«Просто сделай, как я говорю, а вечером мне позвонишь.»
«Хорошо, Артур.»
Они обменялись быстрым рукопожатием. Молодой ушел с несчастным видом.
Секретарь сказал: «Мистер Грейман, эти джентльмены…» Грейман повернулся к нам. Коннор сказал: «Мистер Грейман, мы бы хотели поговорить с вами минуту о МайкроКон.» Он повернулся немного боком и показал свой значок.
Грейман взорвался в ярости. «О, ради бога, не надо все сначала. Это уже просто изматывание.»
«Изматывание?»
«А как это еще назвать? Здесь у меня были помощники сенаторов, здесь у меня были ФБРовцы. Теперь у меня полиция ЛА? Мы – не преступники. Мы – владельцы компании и имеем полное право продать ее. Где Луис?» Секретарь сказал: «Мистер Эндерс уже идет.»
Коннор спокойно сказал: «Мистер Грейман, извините, что беспокою вас. У нас всего один вопрос. Это отнимет лишь минуту.» Грейман сердито уставился на него: «И каков ваш вопрос?»
«Сколько заявок имеется на МайкроКон?»
«Это не ваше дело», сказал он. «В любом случае, наше соглашение с Акаи обязывает нас ни в коем разе не обсуждать продажу публично.» Коннор спросил: «Заявок больше одной?»
«Слушайте, если у вас есть вопросы, вам надо говорить с Эндерсом. Я занят.» Он повернулся к женщине с чертежами: «Беверли, что у вас для меня?» «Я принесла пересмотренное оформление зала совета, мистер Грейман, и образцы кафеля для ванной. Серый очень красив и, думаю, вам понравится.» «Хорошо, хорошо.» Он повел ее по коридору.
Коннор посмотрел вслед и резко повернулся к лифту. «Пошли, кохай, подышим свежим воздухом.»
* * *
«Почему так важно знать, есть ли другие заявки?», спросил я, когда мы вернулись в машину.«Это возвращает нас к первоначальному вопросу», сказал Коннор. «Кто хотел навредить Накамото? Мы знаем, что продажа МайкроКон имеет стратегическое значение, вот почему конгресс стоит на ушах. Но почти наверняка это значит, что и другие партии тоже стоят на ушах.» «В Японии?»
«Точно.»
«Кто же это может знать точно?»
«Акаи.»
* * *
Японская секретарша захихикала, увидев значок Коннора. Коннор сказал:«Мы хотели бы увидеть господина Йошида.» Он был главой компании. «Подождите минуточку, пожалуйста.» Она встала и куда-то заспешила почти бегом.
Акаи Керамикс располагалась на пятом этаже изящного здания в Эль-Сегундо. Декор был экономным и каким-то индустриальным. Из приемной зоны было видно громадное пространство, никак не разделенное на части: множество металлических столов и люди за телефонами. Тихое пощелкивание ворд-процессоров.
Я осмотрелся: «Весьма голо.»
«Только бизнес», кивнув, согласился Коннор. «В Японии показуха осуждается – это знак, что ты не серьезен. Когда старик Мацушита стал главой третьей по величине компании во всей Японии, то между своими головными офисами в Осаке и Токио он все еще летал обычными коммерческими рейсами. Он был главой компании в пятьдесят миллиардов долларов, но личный самолет был не для него.»
Пока мы ждали, я разглядывал людей, работающих за столами. Лишь немногие были японцами, большинство – европейцы. Все – в голубых костюмах. Почти не было женщин.
«В Японии», сказал Коннор, «если дела компании идут плохо, первое, что происходит – работники срезают собственные зарплаты. Они чувствуют ответственность за успех компании и ожидают, что их состояние будет расти и падать в зависимости от успехов или неудач компании.» Женщина вернулась и не говоря ни слова села за стол. Немедленно в нашу сторону пошел японец в голубом костюме. У него были седые волосы, роговые очки и торжественные манеры. Он сказал: «Добрый день. Я – господин Йошида.» Коннор представился. Мы все перекланялись и обменялись карточками. Господин Йошида каждую карточку брал обеими руками, каждый раз церемонно кланяясь. Мы делали так же. Я обратил внимание, что Коннор не говорил с ним по-японски.
Йошида провел нас в свой офис. Его окна выходили на аэропорт.
Обстановка была простой.
«Не желаете ли кофе или чаю?»
«Нет, благодарю вас», ответил Коннор. «Мы пришли по официальному делу.»
«Понимаю.» Он жестом пригласил нас сесть.
«Мы хотим поговорить с вами о покупке МайкроКон.»
«А, да. Хлопотное дело. Но я не уверен, что здесь вовлечена полиция.» «Может быть, и нет», сказал Коннор. «Вы сможете рассказать нам о сделке, или соглашение закрытое?»
Казалось, господин Йошида удивился: «Закрытое? Совсем нет. Все предельно открыто и было таким с самого начала. В сентябре прошлого года к нам обратился господин Кобаяши, представитель Дарли-Хиггинс в Токио. Тогда мы впервые узнали, что компания продается. Откровенно говоря, мы удивились такому предложению. В начале октября мы начали переговоры. К середине ноября переговаривающиеся компании выработали черновик соглашения и перешли к финальной стадии переговоров. Однако потом, шестнадцатого ноября, конгресс выдвинул возражения.»
Коннор сказал: «Вы говорите, что были удивлены тем, что компанию выставили на продажу?»
«Да, конечно.»
«Почему же?»
Господин Йошида положил руки на стол и заговорил медленно, выбирая выражения: «Мы поняли, что компания МайкроКон является собственностью государства. Она частично финансировалась фондами американского правительства. Тринадцать процентов капитала, насколько помнится. В Японии это сделало бы ее собственностью государства. Поэтому, естественно, начиная переговоры, мы были очень осторожны. Мы не хотели никаких нарушений. И мы получили заверения от наших представителей в Вашингтоне, что для сделки не возникнет никаких возражений.»
«Понимаю.»
«Однако трудности все-таки возникли и мы теперь побаиваемся. Мне кажется, мы теперь стали каким-то пунктиком для американцев. В Вашингтоне некоторые рассердились. А мы этого не хотели.» «Вы не ожидали, что Вашингтон выдвинет возражения?» Господин Йошида застенчиво пожал плечами. «Наши страны отличаются друг от друга. В Японии мы знаем, чего ожидать. Здесь же всегда существуют люди, у которые свое мнение, и они его высказывают. Однако Акаи Керамикс не хотела бы оказаться на виду. И теперь все как-то очень неловко.» Коннор сочувственно кивнул: «Звучит так, словно вы хотите отойти в сторону.»
«В нашем японском офисе многие критикуют меня за непонимание того, что могло произойти. Но я говорю им, что этого невозможно было предсказать. У Вашингтона нет твердой политики. Она меняется каждый день, в зависимости от сиюминутных настроений.» Он улыбнулся и добавил: «Лучше сказать, что так на это смотрим мы.»
«Но вы все-таки ожидаете, что сделка состоится?» «Этого я не могу сказать. Наверное, критика Вашингтона – это для нас чересчур много. Вы знаете, что правительство в Токио хочет быть другом Америки. Она оказывает давление на наш бизнес, чтобы не совершались сделки, которые раздражают Америку. Рокфеллер Сеттер и Юниверсал Студиос – за эти сделки нас сильно критиковали. Нам сказали быть еджинбукай, что значит…» «Осмотрительнее», сказал Коннор.
«Осторожнее. Да. Благоразумнее.» Он взглянул на Коннора: «Вы говорите по-японски?»
«Немного.»
Йошида кивнул. Секунду он, похоже, раздумывал, не переключиться ли на японский, но не сделал этого. «Мы хотим иметь дружеские отношения», сказал он. «Мы чувствуем, что эта критика не совсем честная. У компании Дарли-Хиггинс большие финансовые трудности. Наверное, плохой менеджмент, наверное, какие-то другие причины. Я не могу сказать. Но это не наша ошибка. Мы за это не ответственны. Мы не искали МайкроКон. Его нам предложили. А сегодня нас же критикуют за попытку оказать помощь.» Он вздохнул. Снаружи в аэропорту взлетел большой лайнер. Стекла задребезжали.
Коннор спросил: «А другие заявители на МайкроКон? Когда они отпали?» Господин Йошида нахмурился: «Других заявителей не бело. Компания была предложена приватно. Дарли-Хиггинс не хотела, чтобы все знали о ее финансовых затруднениях. Поэтому мы пошли им навстречу. Но теперь… пресса сильно искажает нашу позицию. Мы чувствуем себя… кидзу цуита. Ранеными?» «Да.»
Он пожал плечами. «Вот так мы себя чувствуем. Надеюсь вы не осуждаете мой бедный английский.»
Наступила пауза. Долгую минуту никто ничего не говорил. Коннор сидел и смотрел на Йошиду. Я молча сидел рядом с Коннором. Еще один лайнер взлетел и стекла снова завибрировали. Все молчали. Йошида глубоко вздохнул. Коннор кивнул. Йошида шевельнулся в кресле с сложил руки на животе. Коннор вздохнул и как-то хрюкнул. Йошида снова вздохнул. Оба казались полностью сосредоточенными. Что-то имело место быть, однако я не понимал что именно. Я решил, что это, должно быть и есть бессловесная интуиция. Наконец, Йошида сказал: «Капитан, я не хочу недопонимания. Акаи Керамикс – честная компания. Мы не имеем отношения ни к одному из случившихся… осложнений. Наша позиция трудная. Но я хочу помочь вам всем, чем смогу.»
Коннор сказал: «Я вам признателен.»
«Не за что.»
Потом Йошида встал. Коннор встал. Я тоже встал. Мы все перекланялись и обменялись рукопожатиями.
«Если я смогу оказать вам помощь, пожалуйста, не раздумывайте и снова свяжитесь со мной.»
«Благодарю вас», ответил Коннор.
Йошида довел нас до двери офиса. Мы снова поклонились и он открыл дверь.
Снаружи стоял бодрый американец лет сорока. Я сразу узнал его – блондин, который прошлой ночью был в машине с сенатором Роу. Человек, который не представился.
«О, Ричмонд-сан», сказал Йошида. «Очень кстати, что вы здесь. Эти джентльмены только что интересовались МайкроКон байшу.» Он повернулся к нам:
«Наверное, вы захотите поговорить с мистером Ричмондом. Его английский гораздо лучше моего. Он может рассказать вам гораздо больше подробностей.»
* * *
«Боб Ричмонд, компания Майерс, Лоусон и Ричмонд.» Рукопожатие было крепким. Он был загорелым и выглядел так, словно много играл в теннис. Он радостно улыбнулся: «Мир тесен, не так ли?»Коннор и я представились. Я спросил: «Сенатор Роу добрался нормально?»
«О, да», сказал Ричмонд. «Благодарю вас за помощь.» Он улыбнулся. «Страшно представить, как он чувствовал себя утром. Но предполагаю, что это не впервые.» Он покачивался вперед-назад на пятках, словно игрок на корте, ожидающий подачу, и казался слегка встревоженным. «Должен признаться, что совсем не ожидал вас здесь увидеть. Есть что-то такое, о чем мне необходимо знать? На переговорах о МайкроКон я представляю фирму Акаи.» «Нет», мягко ответил Коннор. «Мы просто интересовались общей подоплекой.»
«Ваш интерес связан с тем, что произошло прошлой ночью в Накамото?»
Коннор сказал: «Не совсем. Просто общая обстановка.»
«Если хотите, мы можем поговорить в конференц-зале.» «К несчастью», сказал Коннор, «мы опаздываем на встречу. Но, может быть, мы поговорим позже.»
«Обязательно», сказал Ричмонд. «Был счастлив познакомиться. Я вернусь в свой офис примерно через час.» Он вручил нам свою карточку. «Прекрасно», сказал Коннор.
Но Ричмонд все еще не успокоился и пошел вместе с нами к лифту. «Господи Йошида – человек старой школы», сказал он. «Уверен, что он проявил вежливость, но могу также с уверенностью сказать, что он находится в ярости из-за того, что случилось с делом МайкроКон. Его сильно поджаривают из Акаи-Токио. Все это весьма нечестно. Его действительно огорошил Вашингтон. Он получил там заверения, что продаже не будет возражений, а потом Мортон выдернул из-под него ковер.»
Коннор спросил: «Только в этом и дело?»
«Никаких сомнений», сказал Ричмонд. «Я не знаю, в чем проблема у Джонни Мортона, но он свернул на нас прямо из левого ряда. Мы правильно оформили все бумаги. КИИСШ не регистрировал никаких возражений, пока переговоры не были завершены. Так бизнес не делается. Я просто надеюсь, что Джон, наконец, увидит свет и позволит делу пройти. Потому что в данный момент все выглядит весьма расистским.»
«Расистским? Вы так думаете?»
«Конечно. В точности, как дело Фэрчайлд, помните его? Фудзицу в восемьдесят шестом пыталась купить Фэрчайлд Семикондактор, но конгресс блокировал продажу, сказав, что нарушается национальная безопасность. Конгресс на хотел, чтобы Фэрчайлд было продана иностранной компании. Через пару лет Фэрчайлд все таки продали французской компании, и на сей раз свистка из конгресса не последовало. Очевидно, с продажей иностранной компании было все окей – просто не японской компании. Я бы назвал это расистской политикой – простой и чистой.» Мы подошли к лифту. «В любом случае звоните мне, я буду свободен.»
«Благодарю вас», сказал Коннор.
Мы вошли в лифт. Двери закрылись.
«Задница», сказал Коннор.
* * *
Я ехал на север к выезду Уилшир на встречу с сенатором Мортоном. Я спросил: «Почему задница?»«До прошлого года Боб Ричмонд был ассистентом в группе Аманды Мардер торговых переговоров с Японией. Он присутствовал на всех стратегических встречах американского правительства. А год назад он перевернулся и начал работать на японцев, которые теперь платят ему по пятьсот тысяч в год плюс бонусы за улаживание сделок. И он стоит того, потому что знает все, что следует знать.»
«Это законно?»
«Вполне. Это обычная процедура. Они все так делают. Если Ричмонд работал бы теперь на высокотехнологичную компанию, вроде МайкроКон, то он подписал бы соглашение, что не станет работать на конкурирующую компанию в течении пяти лет, чтобы он не смог торговать навынос коммерческими секретами с оппонентами. Но у нашего правительства правила полегче.» «Почему же он задница?»
«Чепуха о расизме», фыркнул Коннор. «Он знает правду. Ричмонд точно знает, что происходило про продаже Фэрчайлд. Это не имеет никакого отношения к расизму.»
«Да?»
«И еще одно: Ричмонду точно известно, что самые расистские люди на земле – это японцы.»
«Правда?»
«Абсолютная. На самом деле, когда японские дипломаты…»
В машине зазвонил телефон. Я нажал кнопку и сказал: «Лейтенант Смит.» Мужской голос произнес: «Боже мой, наконец-то. Где вы шатаетесь, ребята, черт побери? Я хочу отправиться спать.» Я узнал голос: Фред Хофман, начальник смены прошлой ночью.
Коннор сказал: «Спасибо, что связался с нами, Фред.»
«Что ты хочешь узнать?»
«Ну, я любопытствую», сказал Коннор, «что там со звонком от Накамото прошлой ночью?»
«Любопытно не только тебе, но и всем остальным в городе», сказал Хофман. «В мою задницу вцепилось полдепартамента. Джим Олсон практически разлегся на моем столе и листает бумаги. Наплевав на всю обычную текучку.» «Ты бы просто пересказал, что происходило…» «Хорошо. Во-первых, я получил транзит от метрополиса. Первоначальный звонок попал туда. Метро не поняло, что это такое, потому что у звонившего был азиатский акцент и говорил он путано. Может, был под наркотиками. Все толковал о „проблемах с расположением тела“. Они не соображали, о чем он говорит. Во всяком случае, около восьми тридцати я выслал черно-белую. Потом, когда они подтвердили смертный случай, я назначил Тома Грэма и Родди Мерино, за что потом получил кучу дерьма.»
«У-гу.»
«Какого черта, они просто были следующие в расписании. Ты же знаешь, нам предписано придерживаться строгой ротации при назначении детективов, для избежания появления особых отношений. Такова политики и я просто ей следовал.»
«У-гу.»
«Ну, вот. Потом Грэм звонит в девять часов и рапортует, что на сцене трудности и есть запрос на связного Специальной Службы. И опять, я просто сверился со списком. От СС на дежурстве был Пит Смит. Поэтому я дал Грэму его домашний номер, и догадываюсь, что он тебе позвонил, Пит.» «Да», ответил я, «он позвонил.»
«Олл райт», сказал Коннор. «Что произошло потом?» «Через пару минут после звонка Грэма, наверное в девять ноль пять, я получил звонок от кого-то с акцентом. Можно сказать, что акцент был похож на азиатский, но я не могу утверждать наверняка. И этот тип сказал, что от имени Накамото он просит, чтобы на дело был назначен капитан Коннор.» «Звонивший не назвался?»
«Конечно, назвался. Я попросил его назваться и записал имя. Конги Ниши.»
«И он был от Накамото?»
«Так он сказал», сказал Хофман. «Я просто сидел здесь и отвечал на звонки, это все, что я знаю, черт возьми. Я хочу сказать, что сегодня утром Накамото заявила формальный протест, что Коннор был назначен на дело; они говорят, что никто по имени Конги Ниши у них не работает. Они заявляют, что это все фабрикация. Но я тебе говорю, кто-то позвонил мне. Я это не придумал.»
«Я убежден, что не придумал», сказал Коннор. «Ты говоришь, что у звонившего был акцент?»
«Ага. Его английский был весьма хорош, понимаешь, почти класс, но был явственный акцент. Я только подумал, забавно, что он, похоже, знает такую прорву всего о тебе.»
«Да?»
«Ага. Во-первых, он спросил у меня, знаю ли я твой номер, или он должен дать его. Я сказал, что знаю номер. Я подумал, что не нуждаюсь, чтобы какие-то японцы говорили мне телефонные номера людей из полиции. Тогда он сказал, веришь ли, что капитан Коннор не всегда отвечает на звонок. Для надежности пошлите кого-нибудь подвести его.» «Интересно», сказал Коннор.
«Тогда я позвонил Питу Смиту и попросил завернуть и подобрать тебя. И это все, что я знаю. То есть, все это в контексте какой-то политической проблемы, которая имеется у Накамото. Я знаю, что Грэм был недоволен. Я понимаю, что и другие люди тоже были недовольны. Но все знают, что у Коннора особые связи с общиной, поэтому я согласился. А теперь все дерьмо упало на меня. И крепко меня трахнуло.»
«Расскажи мне о дерьме», сказал Коннор.
«Началось, наверное, в одиннадцать прошлой ночью, когда шеф позвонил мне по поводу Грэма. Почему я назначил Грэма. Я сказал ему почему. Но он продолжал злиться. Потом как раз под конец моей вахты, наверное в пять утра, возникла проблема, как вмешался Коннор. Как это случилось, почему это случилось. А потом была заметка в „Таймс“ и все штучки о расизме в полиции. Я не знаю, как здесь повернется. И продолжаю объяснять, что делал обычные вещи. По правилам. Никто на это не покупается. Но это правда.» «Уверен, что так», сказал Коннор. «Еще одна вещь, Фред. Ты слышал оригинальный звонок в метрополис?»
«Черт побери, да. Я слышал его примерно час назад. А что?»
«Голос звонившего был похож на Ниши?»
Хофман засмеялся. «Боже. Кто знает, капитан. Наверное. Ты спрашиваешь, похож ли один азиатский голос на другой азиатский голос, который я слышал раньше. Честно, я не знаю. Первоначальный голос звучал весьма путано. Может, в шоке. Может на наркотиках. Я не уверен. Я только знаю, кем бы ни был господин Ниши на самом деле, он знает о тебе чертовски много.» «Что ж, это было очень полезно. Иди отдыхать.» Ко поблагодарил его и положил трубку. Я съехал со фривея и направился к Уилширу на встречу с сенатором Мортоном.
* * *
«Окей, сенатор, теперь посмотрите сюда, пожалуйста… еще чуть-чуть… вот так, это очень сильно, очень мужественно, мне это страшно нравится. Да, отпадно хорошо. Теперь мне нужны три минуты, пожалуйста.» Директор, затянутый в летнюю куртку, в бейсбольной шапочке, спустился с камеры и залаял приказы с британским акцентом. «Джерри, поставь здесь экран, солнце слишком яркое. И можем мы сделать что-нибудь с его глазами? Надо чуть наполнить глаза, пожалуйста. Элен? Ты видишь сияние на его правом плече? Ослабь его , милая. Расслабь воротничок. Микрофон виден на галстуке. И я не вижу седины в его волосах. Усиль ее. Мы упускаем самый красивый свет.»Коннор и я стояли с привлекательной помощницей по имени Дебби, которая прижала к груди свою папку и сказала со значением: «Директор – Эдгар Линн.» «Мы должны знать это имя?», спросил Коннор.
«Это самый дорогой и самый удачливый рекламный директор в мире. Он – великий артист. Эдгар сделал фантастический рекламный клип компании Эппл в 1984, и… о-о, целую массу других! Он работает и в знаменитых фильмах тоже. Эдгар просто самый лучший!» Она помолчала. «И не слишком сдвинутый, точно.» Сенатор Джон Мортон терпеливо стоял напротив камеры, пока четыре человека суетились с его галстуком, пиджаком, волосами и гримом. Мортон был в костюме. Он стоял под деревом, на фоне волнистой площадки для гольфа и небоскребов Беверли-Хиллс. Для подхода к камере съемочная команда разложила для него полоску ковра.
Я спросил: «А как сенатор?»
Дебби кивнула: «Весьма прилично. Мне кажется, у него будет шанс.»
Коннор спросил: «Имеете в виду – на президентство?» «Ага. Особенно, если Эдгар применит свою магию. Я хочу сказать, что если посмотреть правде в глаза, то сенатор Мортон не совсем Мел Гибсон, надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду? У него большой нос, он слегка лысоват, а эти веснушки – целая проблема, потому что слишком заметны на фотографиях и отвлекают от его глаз. А именно глаза – главное у кандидата.» «Глаза?», спросил Коннор.
«О, да. Людей выбирают за их глаза.» Она пожала плечами, словно говорила общеизвестные вещи. «Но если сенатор доверится рукам Эдгара… Эдгар – великий артист. Он сможет это сделать.» Эдгар Линн прошел мимо нас к толпящимся операторам. «Боже, уберите же мешки у него под глазами», сказал Линн. «И займитесь подбородком. Оформите крепкий подбородок.»
«Окей», сказал оператор.
Помощница извинилась и отошла, а мы ждали и наблюдали. Сенатора Мортона все еще окружали гримеры и гардеробщики.
«Мистер Коннор? Мистер Смит?» Я обернулся. Позади нас стоял молодой человек в голубом костюме в полосочку. Он напоминал типичного сенаторского помощника: весь приглаженный, внимательный, вежливый. «Меня зовут Боб Вудсон, я из офиса сенатора. Благодарю, что вы пришли.» «Пожалуйста», ответил Коннор.
«Знаю, что сенатор сильно желает поговорить с вами», сказал Вудсон. «Извините, кажется, что мы немного запаздываем. Предполагалось, что мы закончим к часу.» Он посмотрел на часы. «Кажется, осталось совсем немного. Но я знаю, что сенатору очень хотелось с вами поговорить.»
Коннор спросил: «Вы знаете, о чем?»
Кто-то прокричал: «Просмотр! Просмотр на звук и камеру, пожалуйста!» Кучка вокруг сенатора рассыпалась и Вудсон перевел свое внимание на камеру.
Эдгар Линн снова смотрел сквозь свои линзы. «Все еще недостаточно седины. Элен, надо добавить ему седины. Сейчас не читается.» Вудсон сказал: «Надеюсь, она не слишком его состарит.» Дебби-помощница сказала: «Это только для съемок. Элен чуть-чуть добавит седины на виски. Это сделает его более представительным.» «Я не хочу, чтобы его сильно старило. Он иногда кажется старым, особенно когда устает.»
«Не беспокойтесь», сказала помощница.
«Теперь все хорошо», сказал Линн. «Теперь достаточно. Сенатор, попробуем просмотр?»
Сенатор Мортон спросил: «Откуда начать?»
«Строка?»
Девушка со сценарием подсказала: «Наверное, как и я,…»
Мортон спросил: «Значит, мы уже закончили первую часть?» Эдгар Линн ответил: «Верно, дружок. Начинаем с вашего поворота к камере и вы даете нам очень сильный, очень прямой, мужественный взгляд и продолжаете со слов „наверное, как и я,…“ Хорошо?» «Окей», сказал Мортон.
«Помните: вы думаете мужественно, думаете сильно, думаете сдержанно.»
Мортон спросил: «А нельзя это сразу снять?»
Вудсон прокомментировал: «Линн его допек.»
Эдгар Линн сказал: «Олл райт. Снимаем прослушивание. Начали.»
* * *
Сенатор Мортон неторопливо пошел в сторону камеры. «Наверное, как и я», сказал он, "вы встревожены эрозией нашей национальной позиции в последние годы. Америка остается величайшей военной державой, однако наша безопасность зависит не только от нашей способности оборонять себя военной силой, но и от силы экономической. Но именно экономически Америка отстает. Насколько отстает? Что ж, при последних двух администрациях Америка из величайшей мировой нации-кредитора превратилась в величайшую мировую нацию-должника.Наши промышленность плетется в хвосте за остальным миром. Наши рабочие хуже образованы, чем рабочие других стран. Наши инвесторы гонятся за краткосрочной прибылью и калечат способность нашей промышленности планировать будущее. И как результат наши жизненные стандарты быстро понижаются. Перспективы наших детей становятся унылыми." Коннор пробормотал: «Кто-то это уже говорил…» «И в этот момент национального кризиса», продолжал Мортон, «у многих американцев есть и другая тревога. Пока наша экономическая мощь слабеет, мы становимся уязвимыми для нового вида вторжения противника. Многие американцы страшатся, что мы можем оказаться экономической колонией Японии или Европы. Особенно Японии. Многие американцы чувствуют, что японцы прибирают к рукам нашу промышленность, наши земли и даже наши города.» Он жестом показал на лужайку для гольфа с небоскребами на заднем плане. «И многие страшатся, что, поступая так, Япония уже теперь имеет силу оформлять и определять будущее Америки.»