Страница:
Однако одних слухов для свержения Гладстона было явно недостаточно. Прежде нужно раздобыть доказательства, а чтобы этим доказательствам поверили, его обвинителем должен стать человек влиятельный и пользующийся доверием как в политических, так и в светских кругах.
— Со стариком надо срочно что-то решать, — раздраженно заявил Тоттенхэм. Он уже одной ногой в могиле и твердо намерен забрать туда с собой всю аристократию. Этот пижон опирается на вечно хныкающий либеральный сброд и «визжащее сестринство», которые все пороки нации вешают на знать. Он опирается на тех, кто изображает нас алчными чудовищами, а шлюх «несчастными совращенными дочерьми». Я уверен, что поддержка постановления «Об инфекционных заболеваниях — это только цветочки, ягодки еще впереди. Поверь мне, Питер, старик замышляет погубить весь класс землевладельцев.
— Не думаю, — задумчиво проговорил Сэндборн. — Скорее он замышляет извести привилегии и грех. Для всех, кроме себя, разумеется. А вот этого, мой друг, я не могу ему позволить. Если он допускает полную отмену законов и в то же время пытается запретить проституцию, то я верю, что ему действительно удастся переделать Англию по своему образу и подобию. Не пройдет и десятилетия, как мы превратимся в нацию лицемеров.
Несмотря на то, что Питер был очень терпелив, одной вещи он терпеть не мог — лицемерия.
Граф Сэндборн считал, что все люди по сути своей абсолютно одинаковы. И политический деятель, и ремесленник, лорд и сапожник в основе своей похожи. У них одинаковые потребности и желания: еда, Кров, уважение близких и ублажение плоти. А это в Левого очередь значит, что мужчины вроде Уильяма Гладстона, которые выносят приговор страстям обывателей, тем временем тайно удовлетворяя свои собственные грязные желания, являются худшими из лицемеров. И нет им прощения.
Придерживаясь этой прямолинейной философии, Питер заработал себе репутацию здравомыслящего ; и беспристрастного человека. Но та же самая прямота, перенесенная на личную жизнь, навлекла на Питера немало бед. Его собственная мать, леди весьма строгих правил, считала своего сына развратником и повесой. Для тех же знатных особ, которые решили разоблачить и низвергнуть Гладстона, положение Питера в свете, его знакомства и открытое презрение ко лжи оказались весьма кстати. — Лучшую кандидатуру на роль обвинителя сэра Уильяма Гладстона трудно было отыскать. Так граф Сэндборн познакомился с полковником Тоттенхэмом.
— Не стоит так расстраиваться, дорогой друг. Я лично не считаю сегодняшний вечер потерянным, — продолжал Питер. — Мне удалось убедить девчонку еще раз увидеться с Гладстоном. Потом она расскажет о том, как прошла их встреча. Может статься, в первый раз старик просто заигрывал с ней.
— О, это уже кое-что, — Тоттенхэм выпрямился и поставил свой бокал на столик. — Я знал, что мы можем рассчитывать на вас, Сэндборн. Наши люди следят за Гладстоном день и ночь, они сообщат вам о его передвижениях. Я же со своей стороны попробую добыть информацию о его планах на будущее. Хотя никогда не знаешь, что ему взбредет в голову и когда он решит отправиться на очередную «ночную прогулку».
Питер кивнул.
— Как только у меня появятся доказательства, я дам вам знать. Полагаю, ждать этого осталось недолго.
Тоттенхэм попрощался и вышел так же осторожно, как и вошел. Питер посидел еще некоторое время у камина, раздумывая, отправиться ли ему в клуб или вернуться домой и завалиться спать. Так ничего и не надумав, он залпом осушил бокал и нервно зашагал по комнате. От мрачных мыслей Питера отвлек приход лакея, который сообщил, что карета графа вернулась. Услышав это, Питер Сент-Джеймс схватил шляпу, перчатки и быстро пошел к выходу.
Дождь уже перестал, и в воздухе висел лишь легкий туман. Тщательно обходя лужи, граф Сэндборн добрался до своего экипажа, и, встав на подножку, окликнул кучера.
— Куда ты отвез ее, Джек?
— Туда, куда она приказала, милорд. На Итон-сквер, двадцать один.
— Она вошла в заднюю или переднюю дверь?
— В переднюю, милорд, определенно в переднюю. От мрачного настроения Питера не осталось и следа. Девчонка назвала ему настоящий адрес, так, может быть, и в остальном она не лгала? Дай-то Бог!
— Домой, Джек, — приказал Питер, удовлетворенно откидываясь на спинку сиденья.
Ночной ливень словно умыл Лондон. Со стен исчезли неизменные сажа и копоть, а воздух стал чист и прозрачен. Люди высыпали на улицы, насладиться свежестью и ярким солнцем. Ясный день стал настоящим праздником для торговцев: от покупателей не было отбоя. То тут, то там раздавался смех и, казалось, сама атмосфера заражена весельем.
Настроение графа Сэндборна ничуть не соответствовало всеобщему ликованию. Питер угрюмо сидел в карете и ежеминутно смотрел на часы. Он опаздывал. Намного опаздывал. Это было неприлично само по себе, а если учесть то, что он едет в незнакомый дом, его опоздание превращалось просто в катастрофу. Было от чего прийти в уныние. И еще неизвестно, как его встретит мать Габриэллы. Вы думаете, это так легко — предстать перед дамой и заявить, что страстно влюблен в ее дочь? Питер Сент — Джеймс так не думал.
Задор и пыл вчерашнего вечера угасли, и сейчас графу Сэндборну было немного не по себе. И зачем только он принял предложение Габриэллы или как ее там? Сейчас их соглашение казалось Питеру смехотворным и даже в некоторой степени унизительным. Как выглядит девушка, он почти не помнил, и, может быть, при свете дня она не покажется ему такой уж пленительной. Эх, если бы не старик Гладстон, Питер с удовольствием плюнул на все и покатил в клуб.
Карета постепенно замедляла ход и, наконец, остановилась перед большим домом в итальянском стиле. Граф огляделся по сторонам и пришел к выводу, что это, пожалуй, самый роскошный особняк на площади. Серый камень, из которого он был сложен, и изящная лепнина выглядела очень величественно. Приглядевшись, он заметил табличку с номером дома. Двадцать один. Все равно, если, конечно, девчонка не наврала ему с три короба. Расправив плечи, Питер поднялся по ступенькам к черной лакированной двери и позвонил.
В дом Питера впустил какой-то тевтонский рыцарь, судя по манерам, исполняющий здесь обязанности дворецкого. Слуга, а это был конечно же Гюнтер, кто же еще, почтительно принял шляпу, перчатки, трость и, оставив гостя любоваться кафельными плитками пола, неторопливо пошел к дверям гостиной.
Оставшись один, Питер Сент-Джеймс изумленно присвистнул. Дом, в котором он оказался, нисколько не напоминал бордель. Массивная мраморная лестница, стены, усеянные коринфскими пилястрами, дополняли классический характер архитектуры. Граф ощутил забавное чувство неловкости. Он и не предполагал, что его ночная гостья живет в частном и к тому же очень красивом доме.
Вернулся дворецкий и, поклонившись, пригласил его в гостиную. При этом он слегка прищелкнул каблуками, а может быть, Питеру это только показалось.
После того как «тевтонский рыцарь» объявил его имя и титул, граф, выдержав приличествующую его званию паузу, вошел в комнату. Готовый ко всему, он все-таки был поражен и едва удержался от того, чтобы не присвистнуть вторично. Холл был очень красив, но гостиная, в которую он попал, являла собой истинное произведение искусства. Большие окна, задрапированные тяжелыми бархатными портьерами, мебель, обитая прекрасными гобеленами и парчой, зеркала в позолоченных рамах делали комнату уютной и комфортабельной.
В центре перед роскошным резным камином сидели четыре женщины. Они были одеты по последнему писку моды; каждая в элегантном шелковом платье, эффектной шляпке и тонко расшитых перчатках. Все, кроме одной. Эта единственная была облачена в поразительно красивое зеленое платье, выгодно оттеняющее белизну ее кожи. Когда женщина с улыбкой на лице пошла к нему навстречу, Питер едва не лишился дара речи. Приветствующая его дама была точной копией Габриэллы. Только копией более зрелой и утонченной, а в остальном сходство было просто поразительным. Те же волнистые светлые волосы, огромные голубые глаза, пленительный, изогнутый в лукавой улыбке рот…
— Граф Сэндборн, — гортанно произнесла женщина. — Добро пожаловать в мой дом.
— Я счастлив, мадам, что вы согласились принять меня. А учитывая столь короткий срок уведомления, я расцениваю ваш поступок Как подлинное великодушие.
Он взял ее руку и поднес к губам, внутренне негодуя на себя за то, что не удосужился даже спросить у Габриэллы имя ее матери. Впрочем, до того ли ему было вчера?
— Да, уведомление было коротким, — согласитесь она и повела Питера к остальным дамам. — Но моя малютка Габриэлла была так настойчива, что убедила меня принять вас. Вам ведь должно быть известно, как она умеет убеждать?
Граф вежливо улыбнулся. Он припас для маленькой интриганки совсем другое слово, и звучало оно отнюдь не как «убеждать».
— Дорогой граф, позвольте представить вам моих подруг.
Они остановились у кресла, в котором сидела хорошенькая черноволосая женщина, чью внешность можно было назвать пикантной, не испытывая никаких угрызений совести.
— Женевьева Франсет, уроженка Парижа.
— Рад с вами познакомиться, миссис Франсет, — пробормотал Питер, целуя томно протянутую руку. Под пронзительным взглядом Женевьевы он почувствовал себя напроказившим школьником, которому выставляют отметки за поведение.
— Миссис Клементина Болт, — продолжала хозяйка, беря его под руку с той грациозной фамильярностью, которая ясно дает понять, что эта женщина привыкла не только дотрагиваться до мужчин, но и манипулировать ими.
Питер попытался вспомнить, что же Габриэлла говорила ему о своей матери, но в голове крутились только обрывки фраз. Романтична… любит шампанское. .. страстная любовь… и еще что-то о прагматизме и хладнокровии. Что ж, девчонка наблюдательна и очень верно обрисовала свою мать. Но ведь это… Это значит, что Габриэлла сказала правду!
Питер был потрясен. С трудом придя в чувство, он обнаружил, что стоит перед полногрудой, рыжеволосой женщиной, чья искусственная бледность говорила о бесконечной и, увы, тщетной борьбе с веснушками.
— Очень приятно, миссис Болт, — выдохнул он, запечатлев легкий поцелуй на ее руке.
— А это миссис Ариадна Баден-Пауэлл, — потянула его хозяйка к третьей гостье, высокой стройной женщине с каштановыми волосами и глазами как у кошки.
На шее она носила небольшое состояние в виде .нитки прелестного жемчуга. Ариадна вопросительно приподняла одну бровь и протянула Питеру руку, но не для поцелуя, а для рукопожатия, которое не оставило места старомодной галантности.
— Граф Сэндборн, — процедила она. — Наконец-то мы с вами познакомились. У нас есть общий друг, и он очень много рассказывал мне о вас.
— В самом деле? — искренне удивился Питер. — И кто же это, позвольте узнать?
— Джеральд Грейвс, лорд Тависток, — ответила она с собственнической, как показалось Питеру, интонацией.
— Джеральд? Ах, да, старина Тависток, — отозвался он, пожалев о своих словах уже в момент их произнесения. Пытаясь исправить положение, он только усугубил свой промах, сказав: — Простите, но я думал, он умер.
— Да, .в прошлом году, — подтвердила миссис Баден-Пауэлл и откинулась на спинку кресла с таким видом, словно ей до сих пор тяжело об этом вспоминать. — Он умер у меня на руках, — добавила она и прикрыла глаза рукой, давая понять, что аудиенция закончена.
Ее признание застигло Питера врасплох. Ясно, что она была любовницей старика, но как принято обращаться к скорбящей любовнице? Поразмыслив, Питер остановился на нейтральном:
— Мои соболезнования, мадам. Лорд Тависток был настоящим джентльменом.
— Да, да, вы правы, — пробуждаясь от транса, согласилась Ариадна. — Джентльмен старой закалки, как говорится. Благородный, честный, щедрый…
— Тогда вы должно быть знаете и Эддисона Савоя, лорда Кэньона, — спросила хозяйка, усаживая Питера в кресло с высокой спинкой. — Сэр Эддисон был большим другом нашей Женевьевы. А Дикки Говард, лорд Батлзфорд — давний знакомый и наперсник моей подруги Клементипы.
Сэндборн кивнул каждой женщине по очереди. Нетрудно было догадаться, что название господа, ныне почившие, были их любовниками. Питер пробормотал какие-то сочувственные слова и исподтишка поглядел на хозяйку дома, гадая, кому же принадлежит она? Тоже лорду? Скорее всего да, и судя по обстановке, это очень состоятельный человек и, конечно же, джентльмен. Он перебрал всех своих богатых и титулованных знакомых, которые имели пассий на стороне, но ни одного из них не смог представить рядом с матерью Габриэллы.
— Дорогой граф, с вашей стороны было очень мило прийти сюда и составить нам компанию за чаем, — проворковала хозяйка. — Когда Габриэлла рассказала мне о своих злоключениях, я пришла в ужас. Мы обе в огромном долгу перед вами, ваша светлость.
Питер механически улыбнулся в ответ, недоумевая, что же такого «ужасного» наболтала хитрая девчонка своей мамаше.
— Это ваша дочь сделала мне честь, мадам. На моем месте любой поступил бы так же.
— Думаю, мы можем обойтись без «мадам», лорд Сэндборн. Обычно меня называют миссис Леко, — она игриво посмотрела на графа и добавила: — Но вы можете звать меня просто Розалиндой. Учитывая те отношения, которые завязались у вас с моей дочерью, полагаю, это не будет выглядеть фамильярно.
Розалинда Леко! Глаза Питера округлились. Так вот куда он попал! Неужели это та самая Розалинда — любовница герцога Карлайлза?
О любовной связи герцога в свете ходили легенды. Говорили, что он содержит сказочную красавицу, но никто ее никогда не видел. Она не посещала излюбленные места полусвета, такие как скачки, рестораны и сомнительные вечеринки. И сам пэр после смерти жены оставил общество и посвятил себя целиком своей дорогой Розалинде.
Внезапно Питер понял, кто такая Габриэлла. Она и есть то самое таинственное «дитя любви», которое Розалинда, не без помощи герцога, разумеется, произвела на свет. Габриэлла — дочь герцога… Соблазнительный плод страстного и запретного союза. Боже, во что он впутался!
— Скажите, ваша светлость, — продолжила Розалинда, пристально наблюдая за сменой выражений на лице Сэндборна. — Почему вы, элегантный, знатный, богатый молодой человек, до сих пор не женаты? Насколько мне известно, вы никогда не были даже обручены. Неужели не нашлось ни одной женщины, которая завоевала бы ваше сердце?
Слова Розалинды не оставили сомнений в том, что она хорошо знакома с его репутацией повесы.
— Видите ли, миссис Леко, я э-э… человек, превыше всего ставящий личную свободу, — промямлил граф, с трудом приходя в себя после сделанного им открытия. Он нервно забарабанил пальцами по подлокотнику кресла, подыскивая правдоподобное объяснение внезапной перемене в своем образе жизни. Что же ей ответить? А что-то ответить необходимо, ведь он пришел в этот дом как потенциальный любовник Габриэллы.
— Значит, вы любите свободу и не желаете связывать себя узами брака? — зондировала почву Розалинда. — Вы надеюсь, понимаете, что это дает мне право задать вам несколько вопросов.
— Вопросов? — тупо переспросил Питер, чувствуя, как у него засосало под ложечкой.
— Да, вопросов. И вполне определенных. Вы уверены, что вам нужна именно любовница, а не просто «партнер по сексу»?
Питер оцепенел. Такой прямоты он не ожидал даже от знаменитой куртизанки. Поистине ее практичность сделала бы честь любому торговцу скобяным товаром.
— О, я вполне уверен в этом, мадам, — горячо заверил Питер. — Свет рампы, шумные компании, скачки — все это меня больше не привлекает. Я чувствую, что нуждаюсь в наслаждении другого рода, — Питер Сент-Джеймс искренне надеялся, что Розалинда примет это объяснение за чистую монету.
— Вы хотите сказать, что подобное наслаждение вам уже известно? — подала голос Женевьева. — Вы были влюблены?
— Как долго длилась ваша связь? — заинтересованно спросила Клементина, чуть подавшись вперед.
— И что это была за женщина? — потребовала ответа миссис Баден-Пауэлл. При этом вид у нее был такой, словно она в любой момент готова наброситься на него.
К допросу с пристрастием Питер не был готов. Он привык к тому, что женщины предлагают ему себя сами, а тут он вынужден доказывать свою состоятельность. И главное где? В нарядной гостиной за чаем! Ну уж нет, граф Сэндборн не распространяется о своих амурных делах и не намерен изображать из себя тушку курицы, которую придирчивая хозяйка вертит на базаре, раздумывая — брать или не брать. Питер выпрямился и с плохо скрываемым раздражением проговорил:
— Ну, какой же мужчина не увлекался представительницами прекрасного пола? — дипломатичность этого суждения удивила даже его самого. — Однако все знают, что ранние привязанности редко бывают долговечны. Рассудительность и умение разбираться в людях приходят с возрастом. Признаюсь, до сих пор я не до конца сознавал произошедшую со мной перемену, но, увидев Габриэллу, понял, что все остальные блага мира мне больше не интересны.
Розалинда обменялась многозначительными взглядами с подругами и спросила:
— И чем же вас пленила наша Габриэлла?
— Пленила… да, это именно то слово. Она взяла меня в плен, опутав своими чарами, — разошелся Питер, входя во вкус новой игры. — Ее красота и очарование околдовали меня, — он огляделся. — Но где же Габриэлла?
Разве она к нам не присоединится? А я так надеялась увидеть королеву моего сердца.
— Ну, разумеется, — ледяным голосом ответила Розалинда, взглядом пригвождая его к месту. Ее критический взгляд, брошенный на пустые руки Питера, объяснил холодность тона. Ни цветов, ни шоколада… Человек, который не позаботился об элементарных знаках внимания, не заслуживает другого обращения. — Габриэлла скоро спустится к нам, а пока вам придется довольствоваться нашим обществом. Моя дочь — еще очень юная и неопытная девушка, и ее эмоции иногда бегут впереди здравого смысла. Как мать я должна предостеречь ее от каких бы то ни было ошибок, надеюсь, вы меня понимаете?
Взгляд, которым она одарила Сэндборна, ясно говорил о том, что, несмотря на древнейшую профессию, ей не чужда добродетель. В широком понимании этого слова, разумеется.
— Я понимаю и восхищаюсь вами, мадам — натянуто улыбаясь, ответил Питер.
Розалинда кивнула и вновь посмотрела на своих товарок, словно спрашивая у них совета, стоит ли продолжать? Подруги безмолвно дали ей утвердительный ответ, и Розалинда спросила:
— Полагаю, вы состоите членом какого-нибудь клуба?
— Да, и даже не одного, а нескольких.
— Вы предпочитаете обедать там или держите своего повара?
— У меня есть повар, но иногда я обедаю в клубе.
— В клубах и ресторанах всегда так шумно, — недовольно заметила Розалинда, — насколько лучше тихая трапеза в компании приятного, понимающего собеседника.
Питер поспешил с этим согласиться и был награжден благосклонной улыбкой. После этого ему задали не меньше дюжины вопросов, целью которых было выяснить его планы на будущее, размеры винного погреба, местоположение родового имения, фамилию ювелира, услугами которого он пользуется, и многое-многое другое.
Розалинда оценивала Сэндборна как породистого скакуна. Будь ее воля, она не преминула бы заглянуть ему в рот и проверить, хороши ли зубы. Питеру с трудом удавалось сохранить самообладание. В аристократическом обществе никто не стал бы вслух интересоваться его платежеспособностью и брезгливо кривить губы, услышав, что он держит деньги в «Эспрей и К», а не в «Эгньюз Гаррард» на Бонд-стрит. Однако здесь в полусвете, где все перевернуто с ног на голову, это было не только возможно, но и необходимо. Здесь женщины выносят приговор мужчинам, точно так же, как мужчины обсуждают достоинства женщин в так называемом приличном обществе.
После некоторой паузы Розалинда взглянула на пылающее лицо Питера и, удовлетворившись тем, что увидела, сказала;
— Итак, ваша светлость, я по-прежнему жду ответа на вопрос, что же так пленило вас в моей Габриэлле?
Питер мог поклясться, что все окружающие его дамы считают этот вопрос самым главным в их сегодняшней беседе. Если ту экзекуцию, которую они ему учинили, можно назвать беседой.
— Она… прелестна, — проговорил Питер, хватаясь за первое пришедшее ему на ум слово. — Восхитительна, совершенна…
— Возможно, — с уксусно-медовой улыбкой отозвалась Розалинда. — Если вам нравятся босые, насквозь промокшие, перепуганные школьницы, то это, безусловно, так.
Шевеля мозгами, Питер Сент-Джеймс понял, обычной лестью эту дамочку не возьмешь.
— Габриэлла умна, артистична и… совершенно непредсказуема, — честно признался Питер.
— Ну, это очевидно. Девушка с другими наклонностями не стала бы бегать по лондонским улицам ночью под проливным дождем, — Розалинда вздернула подбородок, явно бросая ему вызов.
Граф Сэндборн сделал глубокий вдох и бросил испепеляющий взгляд на своего инквизитора. Мадам Леко прямолинейна и настаивает на правде, а не на эфемерных любезностях? Прекрасно, он представит ей правду, и тогда посмотрим, действительно ли великолепная Розалинда хочет ее слышать. Наверняка она, как и большинство женщин, только утверждает, что жаждет истины, а на самом деле предпочитает сладость обмана.
— Честно говоря, я и сам не могу понять, что привлекло меня в этой маленькой сумасбродке, — с обезоруживающей искренностью проговорил Питер. — Единственное, что я могу сказать вам наверняка, так это то, что мои пальцы горят, кровь бросается в голову, а в паху начинает зудеть при одном взгляде на Габриэллу. Вчера она меня рассмешила, заставила задуматься и остановиться. Видит Бог, уже одно это ставит ее на голову выше всех остальных женщин.
Лица стареющих куртизанок вытянулись от удивления, а в глазах забегали веселые искорки. Глядя на них, Питер понял, что этот раунд выиграл он.
— Обязуюсь быть щедрым и выполнять любые прихоти Габриэллы, — добавил граф для пущей убедительности и увидел, как лицо Розалинды расплылось в довольной улыбке.
Розалинда величественно поднялась и резко дернула шнурок звонка. Дворецкий в своих блестящих латах появился незамедлительно.
— Гюнтер, пригласи Габриэллу присоединиться к нам.
Глава 5
— Со стариком надо срочно что-то решать, — раздраженно заявил Тоттенхэм. Он уже одной ногой в могиле и твердо намерен забрать туда с собой всю аристократию. Этот пижон опирается на вечно хныкающий либеральный сброд и «визжащее сестринство», которые все пороки нации вешают на знать. Он опирается на тех, кто изображает нас алчными чудовищами, а шлюх «несчастными совращенными дочерьми». Я уверен, что поддержка постановления «Об инфекционных заболеваниях — это только цветочки, ягодки еще впереди. Поверь мне, Питер, старик замышляет погубить весь класс землевладельцев.
— Не думаю, — задумчиво проговорил Сэндборн. — Скорее он замышляет извести привилегии и грех. Для всех, кроме себя, разумеется. А вот этого, мой друг, я не могу ему позволить. Если он допускает полную отмену законов и в то же время пытается запретить проституцию, то я верю, что ему действительно удастся переделать Англию по своему образу и подобию. Не пройдет и десятилетия, как мы превратимся в нацию лицемеров.
Несмотря на то, что Питер был очень терпелив, одной вещи он терпеть не мог — лицемерия.
Граф Сэндборн считал, что все люди по сути своей абсолютно одинаковы. И политический деятель, и ремесленник, лорд и сапожник в основе своей похожи. У них одинаковые потребности и желания: еда, Кров, уважение близких и ублажение плоти. А это в Левого очередь значит, что мужчины вроде Уильяма Гладстона, которые выносят приговор страстям обывателей, тем временем тайно удовлетворяя свои собственные грязные желания, являются худшими из лицемеров. И нет им прощения.
Придерживаясь этой прямолинейной философии, Питер заработал себе репутацию здравомыслящего ; и беспристрастного человека. Но та же самая прямота, перенесенная на личную жизнь, навлекла на Питера немало бед. Его собственная мать, леди весьма строгих правил, считала своего сына развратником и повесой. Для тех же знатных особ, которые решили разоблачить и низвергнуть Гладстона, положение Питера в свете, его знакомства и открытое презрение ко лжи оказались весьма кстати. — Лучшую кандидатуру на роль обвинителя сэра Уильяма Гладстона трудно было отыскать. Так граф Сэндборн познакомился с полковником Тоттенхэмом.
— Не стоит так расстраиваться, дорогой друг. Я лично не считаю сегодняшний вечер потерянным, — продолжал Питер. — Мне удалось убедить девчонку еще раз увидеться с Гладстоном. Потом она расскажет о том, как прошла их встреча. Может статься, в первый раз старик просто заигрывал с ней.
— О, это уже кое-что, — Тоттенхэм выпрямился и поставил свой бокал на столик. — Я знал, что мы можем рассчитывать на вас, Сэндборн. Наши люди следят за Гладстоном день и ночь, они сообщат вам о его передвижениях. Я же со своей стороны попробую добыть информацию о его планах на будущее. Хотя никогда не знаешь, что ему взбредет в голову и когда он решит отправиться на очередную «ночную прогулку».
Питер кивнул.
— Как только у меня появятся доказательства, я дам вам знать. Полагаю, ждать этого осталось недолго.
Тоттенхэм попрощался и вышел так же осторожно, как и вошел. Питер посидел еще некоторое время у камина, раздумывая, отправиться ли ему в клуб или вернуться домой и завалиться спать. Так ничего и не надумав, он залпом осушил бокал и нервно зашагал по комнате. От мрачных мыслей Питера отвлек приход лакея, который сообщил, что карета графа вернулась. Услышав это, Питер Сент-Джеймс схватил шляпу, перчатки и быстро пошел к выходу.
Дождь уже перестал, и в воздухе висел лишь легкий туман. Тщательно обходя лужи, граф Сэндборн добрался до своего экипажа, и, встав на подножку, окликнул кучера.
— Куда ты отвез ее, Джек?
— Туда, куда она приказала, милорд. На Итон-сквер, двадцать один.
— Она вошла в заднюю или переднюю дверь?
— В переднюю, милорд, определенно в переднюю. От мрачного настроения Питера не осталось и следа. Девчонка назвала ему настоящий адрес, так, может быть, и в остальном она не лгала? Дай-то Бог!
— Домой, Джек, — приказал Питер, удовлетворенно откидываясь на спинку сиденья.
Ночной ливень словно умыл Лондон. Со стен исчезли неизменные сажа и копоть, а воздух стал чист и прозрачен. Люди высыпали на улицы, насладиться свежестью и ярким солнцем. Ясный день стал настоящим праздником для торговцев: от покупателей не было отбоя. То тут, то там раздавался смех и, казалось, сама атмосфера заражена весельем.
Настроение графа Сэндборна ничуть не соответствовало всеобщему ликованию. Питер угрюмо сидел в карете и ежеминутно смотрел на часы. Он опаздывал. Намного опаздывал. Это было неприлично само по себе, а если учесть то, что он едет в незнакомый дом, его опоздание превращалось просто в катастрофу. Было от чего прийти в уныние. И еще неизвестно, как его встретит мать Габриэллы. Вы думаете, это так легко — предстать перед дамой и заявить, что страстно влюблен в ее дочь? Питер Сент — Джеймс так не думал.
Задор и пыл вчерашнего вечера угасли, и сейчас графу Сэндборну было немного не по себе. И зачем только он принял предложение Габриэллы или как ее там? Сейчас их соглашение казалось Питеру смехотворным и даже в некоторой степени унизительным. Как выглядит девушка, он почти не помнил, и, может быть, при свете дня она не покажется ему такой уж пленительной. Эх, если бы не старик Гладстон, Питер с удовольствием плюнул на все и покатил в клуб.
Карета постепенно замедляла ход и, наконец, остановилась перед большим домом в итальянском стиле. Граф огляделся по сторонам и пришел к выводу, что это, пожалуй, самый роскошный особняк на площади. Серый камень, из которого он был сложен, и изящная лепнина выглядела очень величественно. Приглядевшись, он заметил табличку с номером дома. Двадцать один. Все равно, если, конечно, девчонка не наврала ему с три короба. Расправив плечи, Питер поднялся по ступенькам к черной лакированной двери и позвонил.
В дом Питера впустил какой-то тевтонский рыцарь, судя по манерам, исполняющий здесь обязанности дворецкого. Слуга, а это был конечно же Гюнтер, кто же еще, почтительно принял шляпу, перчатки, трость и, оставив гостя любоваться кафельными плитками пола, неторопливо пошел к дверям гостиной.
Оставшись один, Питер Сент-Джеймс изумленно присвистнул. Дом, в котором он оказался, нисколько не напоминал бордель. Массивная мраморная лестница, стены, усеянные коринфскими пилястрами, дополняли классический характер архитектуры. Граф ощутил забавное чувство неловкости. Он и не предполагал, что его ночная гостья живет в частном и к тому же очень красивом доме.
Вернулся дворецкий и, поклонившись, пригласил его в гостиную. При этом он слегка прищелкнул каблуками, а может быть, Питеру это только показалось.
После того как «тевтонский рыцарь» объявил его имя и титул, граф, выдержав приличествующую его званию паузу, вошел в комнату. Готовый ко всему, он все-таки был поражен и едва удержался от того, чтобы не присвистнуть вторично. Холл был очень красив, но гостиная, в которую он попал, являла собой истинное произведение искусства. Большие окна, задрапированные тяжелыми бархатными портьерами, мебель, обитая прекрасными гобеленами и парчой, зеркала в позолоченных рамах делали комнату уютной и комфортабельной.
В центре перед роскошным резным камином сидели четыре женщины. Они были одеты по последнему писку моды; каждая в элегантном шелковом платье, эффектной шляпке и тонко расшитых перчатках. Все, кроме одной. Эта единственная была облачена в поразительно красивое зеленое платье, выгодно оттеняющее белизну ее кожи. Когда женщина с улыбкой на лице пошла к нему навстречу, Питер едва не лишился дара речи. Приветствующая его дама была точной копией Габриэллы. Только копией более зрелой и утонченной, а в остальном сходство было просто поразительным. Те же волнистые светлые волосы, огромные голубые глаза, пленительный, изогнутый в лукавой улыбке рот…
— Граф Сэндборн, — гортанно произнесла женщина. — Добро пожаловать в мой дом.
— Я счастлив, мадам, что вы согласились принять меня. А учитывая столь короткий срок уведомления, я расцениваю ваш поступок Как подлинное великодушие.
Он взял ее руку и поднес к губам, внутренне негодуя на себя за то, что не удосужился даже спросить у Габриэллы имя ее матери. Впрочем, до того ли ему было вчера?
— Да, уведомление было коротким, — согласитесь она и повела Питера к остальным дамам. — Но моя малютка Габриэлла была так настойчива, что убедила меня принять вас. Вам ведь должно быть известно, как она умеет убеждать?
Граф вежливо улыбнулся. Он припас для маленькой интриганки совсем другое слово, и звучало оно отнюдь не как «убеждать».
— Дорогой граф, позвольте представить вам моих подруг.
Они остановились у кресла, в котором сидела хорошенькая черноволосая женщина, чью внешность можно было назвать пикантной, не испытывая никаких угрызений совести.
— Женевьева Франсет, уроженка Парижа.
— Рад с вами познакомиться, миссис Франсет, — пробормотал Питер, целуя томно протянутую руку. Под пронзительным взглядом Женевьевы он почувствовал себя напроказившим школьником, которому выставляют отметки за поведение.
— Миссис Клементина Болт, — продолжала хозяйка, беря его под руку с той грациозной фамильярностью, которая ясно дает понять, что эта женщина привыкла не только дотрагиваться до мужчин, но и манипулировать ими.
Питер попытался вспомнить, что же Габриэлла говорила ему о своей матери, но в голове крутились только обрывки фраз. Романтична… любит шампанское. .. страстная любовь… и еще что-то о прагматизме и хладнокровии. Что ж, девчонка наблюдательна и очень верно обрисовала свою мать. Но ведь это… Это значит, что Габриэлла сказала правду!
Питер был потрясен. С трудом придя в чувство, он обнаружил, что стоит перед полногрудой, рыжеволосой женщиной, чья искусственная бледность говорила о бесконечной и, увы, тщетной борьбе с веснушками.
— Очень приятно, миссис Болт, — выдохнул он, запечатлев легкий поцелуй на ее руке.
— А это миссис Ариадна Баден-Пауэлл, — потянула его хозяйка к третьей гостье, высокой стройной женщине с каштановыми волосами и глазами как у кошки.
На шее она носила небольшое состояние в виде .нитки прелестного жемчуга. Ариадна вопросительно приподняла одну бровь и протянула Питеру руку, но не для поцелуя, а для рукопожатия, которое не оставило места старомодной галантности.
— Граф Сэндборн, — процедила она. — Наконец-то мы с вами познакомились. У нас есть общий друг, и он очень много рассказывал мне о вас.
— В самом деле? — искренне удивился Питер. — И кто же это, позвольте узнать?
— Джеральд Грейвс, лорд Тависток, — ответила она с собственнической, как показалось Питеру, интонацией.
— Джеральд? Ах, да, старина Тависток, — отозвался он, пожалев о своих словах уже в момент их произнесения. Пытаясь исправить положение, он только усугубил свой промах, сказав: — Простите, но я думал, он умер.
— Да, .в прошлом году, — подтвердила миссис Баден-Пауэлл и откинулась на спинку кресла с таким видом, словно ей до сих пор тяжело об этом вспоминать. — Он умер у меня на руках, — добавила она и прикрыла глаза рукой, давая понять, что аудиенция закончена.
Ее признание застигло Питера врасплох. Ясно, что она была любовницей старика, но как принято обращаться к скорбящей любовнице? Поразмыслив, Питер остановился на нейтральном:
— Мои соболезнования, мадам. Лорд Тависток был настоящим джентльменом.
— Да, да, вы правы, — пробуждаясь от транса, согласилась Ариадна. — Джентльмен старой закалки, как говорится. Благородный, честный, щедрый…
— Тогда вы должно быть знаете и Эддисона Савоя, лорда Кэньона, — спросила хозяйка, усаживая Питера в кресло с высокой спинкой. — Сэр Эддисон был большим другом нашей Женевьевы. А Дикки Говард, лорд Батлзфорд — давний знакомый и наперсник моей подруги Клементипы.
Сэндборн кивнул каждой женщине по очереди. Нетрудно было догадаться, что название господа, ныне почившие, были их любовниками. Питер пробормотал какие-то сочувственные слова и исподтишка поглядел на хозяйку дома, гадая, кому же принадлежит она? Тоже лорду? Скорее всего да, и судя по обстановке, это очень состоятельный человек и, конечно же, джентльмен. Он перебрал всех своих богатых и титулованных знакомых, которые имели пассий на стороне, но ни одного из них не смог представить рядом с матерью Габриэллы.
— Дорогой граф, с вашей стороны было очень мило прийти сюда и составить нам компанию за чаем, — проворковала хозяйка. — Когда Габриэлла рассказала мне о своих злоключениях, я пришла в ужас. Мы обе в огромном долгу перед вами, ваша светлость.
Питер механически улыбнулся в ответ, недоумевая, что же такого «ужасного» наболтала хитрая девчонка своей мамаше.
— Это ваша дочь сделала мне честь, мадам. На моем месте любой поступил бы так же.
— Думаю, мы можем обойтись без «мадам», лорд Сэндборн. Обычно меня называют миссис Леко, — она игриво посмотрела на графа и добавила: — Но вы можете звать меня просто Розалиндой. Учитывая те отношения, которые завязались у вас с моей дочерью, полагаю, это не будет выглядеть фамильярно.
Розалинда Леко! Глаза Питера округлились. Так вот куда он попал! Неужели это та самая Розалинда — любовница герцога Карлайлза?
О любовной связи герцога в свете ходили легенды. Говорили, что он содержит сказочную красавицу, но никто ее никогда не видел. Она не посещала излюбленные места полусвета, такие как скачки, рестораны и сомнительные вечеринки. И сам пэр после смерти жены оставил общество и посвятил себя целиком своей дорогой Розалинде.
Внезапно Питер понял, кто такая Габриэлла. Она и есть то самое таинственное «дитя любви», которое Розалинда, не без помощи герцога, разумеется, произвела на свет. Габриэлла — дочь герцога… Соблазнительный плод страстного и запретного союза. Боже, во что он впутался!
— Скажите, ваша светлость, — продолжила Розалинда, пристально наблюдая за сменой выражений на лице Сэндборна. — Почему вы, элегантный, знатный, богатый молодой человек, до сих пор не женаты? Насколько мне известно, вы никогда не были даже обручены. Неужели не нашлось ни одной женщины, которая завоевала бы ваше сердце?
Слова Розалинды не оставили сомнений в том, что она хорошо знакома с его репутацией повесы.
— Видите ли, миссис Леко, я э-э… человек, превыше всего ставящий личную свободу, — промямлил граф, с трудом приходя в себя после сделанного им открытия. Он нервно забарабанил пальцами по подлокотнику кресла, подыскивая правдоподобное объяснение внезапной перемене в своем образе жизни. Что же ей ответить? А что-то ответить необходимо, ведь он пришел в этот дом как потенциальный любовник Габриэллы.
— Значит, вы любите свободу и не желаете связывать себя узами брака? — зондировала почву Розалинда. — Вы надеюсь, понимаете, что это дает мне право задать вам несколько вопросов.
— Вопросов? — тупо переспросил Питер, чувствуя, как у него засосало под ложечкой.
— Да, вопросов. И вполне определенных. Вы уверены, что вам нужна именно любовница, а не просто «партнер по сексу»?
Питер оцепенел. Такой прямоты он не ожидал даже от знаменитой куртизанки. Поистине ее практичность сделала бы честь любому торговцу скобяным товаром.
— О, я вполне уверен в этом, мадам, — горячо заверил Питер. — Свет рампы, шумные компании, скачки — все это меня больше не привлекает. Я чувствую, что нуждаюсь в наслаждении другого рода, — Питер Сент-Джеймс искренне надеялся, что Розалинда примет это объяснение за чистую монету.
— Вы хотите сказать, что подобное наслаждение вам уже известно? — подала голос Женевьева. — Вы были влюблены?
— Как долго длилась ваша связь? — заинтересованно спросила Клементина, чуть подавшись вперед.
— И что это была за женщина? — потребовала ответа миссис Баден-Пауэлл. При этом вид у нее был такой, словно она в любой момент готова наброситься на него.
К допросу с пристрастием Питер не был готов. Он привык к тому, что женщины предлагают ему себя сами, а тут он вынужден доказывать свою состоятельность. И главное где? В нарядной гостиной за чаем! Ну уж нет, граф Сэндборн не распространяется о своих амурных делах и не намерен изображать из себя тушку курицы, которую придирчивая хозяйка вертит на базаре, раздумывая — брать или не брать. Питер выпрямился и с плохо скрываемым раздражением проговорил:
— Ну, какой же мужчина не увлекался представительницами прекрасного пола? — дипломатичность этого суждения удивила даже его самого. — Однако все знают, что ранние привязанности редко бывают долговечны. Рассудительность и умение разбираться в людях приходят с возрастом. Признаюсь, до сих пор я не до конца сознавал произошедшую со мной перемену, но, увидев Габриэллу, понял, что все остальные блага мира мне больше не интересны.
Розалинда обменялась многозначительными взглядами с подругами и спросила:
— И чем же вас пленила наша Габриэлла?
— Пленила… да, это именно то слово. Она взяла меня в плен, опутав своими чарами, — разошелся Питер, входя во вкус новой игры. — Ее красота и очарование околдовали меня, — он огляделся. — Но где же Габриэлла?
Разве она к нам не присоединится? А я так надеялась увидеть королеву моего сердца.
— Ну, разумеется, — ледяным голосом ответила Розалинда, взглядом пригвождая его к месту. Ее критический взгляд, брошенный на пустые руки Питера, объяснил холодность тона. Ни цветов, ни шоколада… Человек, который не позаботился об элементарных знаках внимания, не заслуживает другого обращения. — Габриэлла скоро спустится к нам, а пока вам придется довольствоваться нашим обществом. Моя дочь — еще очень юная и неопытная девушка, и ее эмоции иногда бегут впереди здравого смысла. Как мать я должна предостеречь ее от каких бы то ни было ошибок, надеюсь, вы меня понимаете?
Взгляд, которым она одарила Сэндборна, ясно говорил о том, что, несмотря на древнейшую профессию, ей не чужда добродетель. В широком понимании этого слова, разумеется.
— Я понимаю и восхищаюсь вами, мадам — натянуто улыбаясь, ответил Питер.
Розалинда кивнула и вновь посмотрела на своих товарок, словно спрашивая у них совета, стоит ли продолжать? Подруги безмолвно дали ей утвердительный ответ, и Розалинда спросила:
— Полагаю, вы состоите членом какого-нибудь клуба?
— Да, и даже не одного, а нескольких.
— Вы предпочитаете обедать там или держите своего повара?
— У меня есть повар, но иногда я обедаю в клубе.
— В клубах и ресторанах всегда так шумно, — недовольно заметила Розалинда, — насколько лучше тихая трапеза в компании приятного, понимающего собеседника.
Питер поспешил с этим согласиться и был награжден благосклонной улыбкой. После этого ему задали не меньше дюжины вопросов, целью которых было выяснить его планы на будущее, размеры винного погреба, местоположение родового имения, фамилию ювелира, услугами которого он пользуется, и многое-многое другое.
Розалинда оценивала Сэндборна как породистого скакуна. Будь ее воля, она не преминула бы заглянуть ему в рот и проверить, хороши ли зубы. Питеру с трудом удавалось сохранить самообладание. В аристократическом обществе никто не стал бы вслух интересоваться его платежеспособностью и брезгливо кривить губы, услышав, что он держит деньги в «Эспрей и К», а не в «Эгньюз Гаррард» на Бонд-стрит. Однако здесь в полусвете, где все перевернуто с ног на голову, это было не только возможно, но и необходимо. Здесь женщины выносят приговор мужчинам, точно так же, как мужчины обсуждают достоинства женщин в так называемом приличном обществе.
После некоторой паузы Розалинда взглянула на пылающее лицо Питера и, удовлетворившись тем, что увидела, сказала;
— Итак, ваша светлость, я по-прежнему жду ответа на вопрос, что же так пленило вас в моей Габриэлле?
Питер мог поклясться, что все окружающие его дамы считают этот вопрос самым главным в их сегодняшней беседе. Если ту экзекуцию, которую они ему учинили, можно назвать беседой.
— Она… прелестна, — проговорил Питер, хватаясь за первое пришедшее ему на ум слово. — Восхитительна, совершенна…
— Возможно, — с уксусно-медовой улыбкой отозвалась Розалинда. — Если вам нравятся босые, насквозь промокшие, перепуганные школьницы, то это, безусловно, так.
Шевеля мозгами, Питер Сент-Джеймс понял, обычной лестью эту дамочку не возьмешь.
— Габриэлла умна, артистична и… совершенно непредсказуема, — честно признался Питер.
— Ну, это очевидно. Девушка с другими наклонностями не стала бы бегать по лондонским улицам ночью под проливным дождем, — Розалинда вздернула подбородок, явно бросая ему вызов.
Граф Сэндборн сделал глубокий вдох и бросил испепеляющий взгляд на своего инквизитора. Мадам Леко прямолинейна и настаивает на правде, а не на эфемерных любезностях? Прекрасно, он представит ей правду, и тогда посмотрим, действительно ли великолепная Розалинда хочет ее слышать. Наверняка она, как и большинство женщин, только утверждает, что жаждет истины, а на самом деле предпочитает сладость обмана.
— Честно говоря, я и сам не могу понять, что привлекло меня в этой маленькой сумасбродке, — с обезоруживающей искренностью проговорил Питер. — Единственное, что я могу сказать вам наверняка, так это то, что мои пальцы горят, кровь бросается в голову, а в паху начинает зудеть при одном взгляде на Габриэллу. Вчера она меня рассмешила, заставила задуматься и остановиться. Видит Бог, уже одно это ставит ее на голову выше всех остальных женщин.
Лица стареющих куртизанок вытянулись от удивления, а в глазах забегали веселые искорки. Глядя на них, Питер понял, что этот раунд выиграл он.
— Обязуюсь быть щедрым и выполнять любые прихоти Габриэллы, — добавил граф для пущей убедительности и увидел, как лицо Розалинды расплылось в довольной улыбке.
Розалинда величественно поднялась и резко дернула шнурок звонка. Дворецкий в своих блестящих латах появился незамедлительно.
— Гюнтер, пригласи Габриэллу присоединиться к нам.
Глава 5
А в это время Габриэлла, сидя за столом в своем будуаре, запечатывала конверт.
— Ради Бога, осторожнее! — взмолилась ее служанка Ру, с тревогой глядя на испачканные чернилами и воском пальцы девушки. — У вас совсем не осталось времени, чтобы переодеться. Его светлость уже здесь.
Служанка отложила конверт в сторону и принялась, ловко орудуя бумажной салфеткой, стирать чернила с пальцев своей хозяйки.
— И запомни, ты должна отнести письмо сразу же, как только я спущусь вниз. Обещай мне, Ру.
— Oui, Oui[4], мисс Габриэлла, обещаю, — заверила ее маленькая француженка.
В эту ночь Габриэлла совсем не ложилась. Тяжелые мысли и мрачные предчувствия не давали ей спать. Правильно ли она сделала, доверившись Питеру Сэндборну? Сработает ли ее план, и хватит ли у графа терпения исполнять роль мнимого любовника до тех пор, пока она не подыщет себе мужа? Да и где его вообще искать…
Габриэлла была вполне уверена в своих силах и считала, что сумеет очаровать любого мужчину. Проблема заключалась только в том, что ей негде с этим мужчиной познакомиться. Не в доме же у матери в самом деле! Те джентльмены, которые приходят к Розалинде, во-первых, давно женаты, а во-вторых, их отнюдь нельзя назвать порядочными людьми.
Промучившись до самого утра, Габриэлла так и не нашла ответа на вопрос где? В изнеможении упав на кровать, она зарылась головой в подушку и зарыдала. Она так и плакала бы до самого вечера, если бы Ру не принесла ей чашку чая и свежие газеты. Габриэлла мельком взглянула на «Тайм» и «Пэлл Мэлл Газетт», и тут ее осенило. Газеты!
Теперь она знала, что нужно делать.
Ру заставила Габриэллу встать на ноги и тщательно расправила ряд оборок, спускавшихся вниз по переду платья. Затем она подколола выбившийся локон, отошла и, оглядев свою хозяйку, удовлетворенно кивнула.
Габриэлла посмотрела на часы и изумленно ахнула. Прошла уже четверть часа, а мать до сих пор не прислала за ней. Что же могло их так задержать?
— Скажи мне, пожалуйста, ну, о чем она может говорить с ним пятнадцать минут? — обратилась она к Ру, нервно расхаживая по комнате.
— Она ваша мать и naturellement[5] говорит о вас, — пожала плечами Ру.
— С какой стати им говорить обо мне! — негодующе воскликнула Габриэлла. — Я надеюсь, что Розалинда, очарованная титулом и манерами графа, позовет меня вниз и, увидев, как мы увлечены друг другом… — девушка нахмурилась, раздумывая, каким же должен быть следующий шаг. — Благословит нас и отпустит на прогулку в Гайд-парк.
— Ради Бога, осторожнее! — взмолилась ее служанка Ру, с тревогой глядя на испачканные чернилами и воском пальцы девушки. — У вас совсем не осталось времени, чтобы переодеться. Его светлость уже здесь.
Служанка отложила конверт в сторону и принялась, ловко орудуя бумажной салфеткой, стирать чернила с пальцев своей хозяйки.
— И запомни, ты должна отнести письмо сразу же, как только я спущусь вниз. Обещай мне, Ру.
— Oui, Oui[4], мисс Габриэлла, обещаю, — заверила ее маленькая француженка.
В эту ночь Габриэлла совсем не ложилась. Тяжелые мысли и мрачные предчувствия не давали ей спать. Правильно ли она сделала, доверившись Питеру Сэндборну? Сработает ли ее план, и хватит ли у графа терпения исполнять роль мнимого любовника до тех пор, пока она не подыщет себе мужа? Да и где его вообще искать…
Габриэлла была вполне уверена в своих силах и считала, что сумеет очаровать любого мужчину. Проблема заключалась только в том, что ей негде с этим мужчиной познакомиться. Не в доме же у матери в самом деле! Те джентльмены, которые приходят к Розалинде, во-первых, давно женаты, а во-вторых, их отнюдь нельзя назвать порядочными людьми.
Промучившись до самого утра, Габриэлла так и не нашла ответа на вопрос где? В изнеможении упав на кровать, она зарылась головой в подушку и зарыдала. Она так и плакала бы до самого вечера, если бы Ру не принесла ей чашку чая и свежие газеты. Габриэлла мельком взглянула на «Тайм» и «Пэлл Мэлл Газетт», и тут ее осенило. Газеты!
Теперь она знала, что нужно делать.
Ру заставила Габриэллу встать на ноги и тщательно расправила ряд оборок, спускавшихся вниз по переду платья. Затем она подколола выбившийся локон, отошла и, оглядев свою хозяйку, удовлетворенно кивнула.
Габриэлла посмотрела на часы и изумленно ахнула. Прошла уже четверть часа, а мать до сих пор не прислала за ней. Что же могло их так задержать?
— Скажи мне, пожалуйста, ну, о чем она может говорить с ним пятнадцать минут? — обратилась она к Ру, нервно расхаживая по комнате.
— Она ваша мать и naturellement[5] говорит о вас, — пожала плечами Ру.
— С какой стати им говорить обо мне! — негодующе воскликнула Габриэлла. — Я надеюсь, что Розалинда, очарованная титулом и манерами графа, позовет меня вниз и, увидев, как мы увлечены друг другом… — девушка нахмурилась, раздумывая, каким же должен быть следующий шаг. — Благословит нас и отпустит на прогулку в Гайд-парк.