Эвелин Вассар вдруг встрепенулась и направилась к Кларис.
   — Кларис, милая, ты вся горишь.
   — Вовсе нет, мама. Я прекрасно себя чувствую… — Эвелин решительно приложила ладонь ко лбу девушки.
   — Горячий. Как я и думала. Простите нас, джентльмены… моей дочери нездоровится.
   — Ну что ж… — Вассар проследил за тем, как его жена уводит дочь подальше от соблазнов, и расплылся в усмешке. — Кажется, нас оставили одних.
   Через мгновение Вассар, испустив довольный вздох, уселся в свое кресло во главе стола, распустил галстук и показал жестом, чтобы Беар и Холт, севшие по обе стороны от него, сделали то же самое. Дав указание дворецкому сменить легкое белое вино на крепкое красное, он прямо за столом закурил сигару.
   — Да, чуть не забыл, Макквайд, — заявил Вассар сквозь завесу едкого голубого дыма, — отдайте ваши выходные костюмы слугам, они их освежат. На эту субботу намечен благотворительный светский бал. Это будет роскошное мероприятие. Официальные благотворительные организации угощают всех подряд и запускают руку в чужие карманы. Вино и деньги текут рекой, и каждый старается выглядеть милосердней соседа.
   Он пригубил вино и посмотрел на Беара поверх края рюмки.
   — И разумеется, Даймонд Вингейт будет там…

Глава 12

   В темноте, образованной деревьями и живыми изгородями, которые тянулись перед входом в имение Вассара Пенниуорт, притаились три фигуры. Они следили за тем, как местный кучер выводит из конюшни карету. Когда экипаж остановился совсем рядом, один из троицы выругался и сделал резкий жест рукой. Двигаясь со сдержанным нетерпением, они перешли в кусты, откуда можно было лучше рассмотреть пространство между парадным крыльцом и каретой. Под ногами хрустнули ветки.
   — Смотрите, куда наступаете, черт бы вас побрал! — рявкнул Лайонел Бичер на своих спутников. — Вы шумите, как стадо бизонов.
   В ответ раздалось глухое ворчание.
   Когда перед глазами у них опять ясно возникли парадные двери, высокий Бичер нагнулся и осторожно раздвинул ветки.
   — Вы уверены, что он здесь?
   — Мы видели его своими собственными глазами.
   — Его и того, второго. Они сели в этот шикарный экипаж с белыми колесами. Потом мы опять увидели его в городе и проследили за ним.
   — Они остановились здесь, это точно. Плати.
   — Сначала я должен увидеть их своими собственными глазами, — отозвался Бичер.
   Долго ждать ему не пришлось. Вскоре в дверях появился одетый в черное слуга и остановился на верхней ступеньке лестницы. Из дома вышел приземистый полный мужчина в выходном костюме. Он обернулся, чтобы подхватить под руку высокую, прямую, как рельс, даму и другую женщину, помоложе.
   — Это Вассар из «Меркантил бэнк». — Бичер скрипнул зубами. — Что, черт возьми, они делают в его доме?
   Когда Вассары сошли с крыльца, в дверях появились двое мужчин. Один — в вечернем костюме, другой — в одежде попроще. Бичер узнал Беара Макквайда и Холта Финнегана.
   — Проклятие! — Он увидел, как Макквайд и Холт садятся в карету к Вассарам. Экипаж, громыхая, покатил по круговой дорожке в сторону главной аллеи, и Бичер вышел из оцепенения.
   — Как, черт возьми, им это удалось? Негодяи не только свели знакомство с Вассаром — они переехали к нему в дом! — Он обратил свирепый взгляд на своего приспешника и повысил голос. — В Балтиморе две дюжины жирных банкиров, а они выбрали такого, у которого мы не были! Вассар известен своей прижимистостью. Я не думал, что он уделит Макквайду хотя бы минуту времени.
   В этот момент карета поравнялась с их убежищем. Бичер замолчал и пригнулся к земле, увлекая за собой остальных. Как только экипаж благополучно проехал, он встал и пошел меж деревьями обратно, к главной дороге. К тому времени, когда они добрались до лошадей, спрятанных в четверти мили от места наблюдения, у Бичера уже созрел план.
   — Макквайд получил деньги — или скоро их получит. Это значит, что оба отправятся назад, в Монтану, чтобы осуществить права на свои земельные опционы. Они начнут перевозить рельсы и шпалы… даже могут проложить колею к… — Бичер прищурился, производя в уме вычисления. — Проклятие! Гулд выпустит мне все кишки, если…
   Он понял, что его приспешники смотрят на него во все глаза, и тоже уставился на них, явно прикидывая, на что они могут сгодиться.
   — Трудно сказать, сколько еще времени Макквайд здесь пробудет. — Бичер задумчиво потер подбородок. — Пока никто в Монтане не знает, что деньги получены. Если мне удастся вернуться туда первым, я смогу приобрести для Гулда несколько опционов. — Кажется, ему понравилась та картина, которая родилась в его воображении. — А вы двое… — По его длинному болезненно-желтому лицу расползлась мрачная улыбка. — Ему понадобятся люди… с крепкими хребтами… привычные к плохой пище и скудным заработкам.
   — Что? — один из его прихвостней хмуро взглянул на другого: до него дошла мысль Бичера. — Ты хочешь, чтобы мы нанялись к нему на работу?
   — Черта с два! — объявил другой, скрестив на груди свои мясистые руки и втянув голову в толстую шею. — Я не буду вкалывать изо дня в день под палящим солнцем!
   Он получил яростный тычок в бок от своего напарника. Бичер наблюдал за ними, и улыбка его расползалась все шире.
   — Конечно, не будешь. А как вам нравится идея не вкалывать? Причем за деньги, вдвое больше тех, что заплатит вам Макквайд.
   Благотворительный светский бал считался одним из самых значительных мероприятий сезона. Балтиморское благотворительное общество было создано в начале восьмидесятых годов, дабы привнести видимость порядка и подотчетности в хаотичную, а порой и теневую деятельность городских благотворительных организаций. За пять лет своего существования обществу удалось осмотреть, проинспектировать и зарегистрировать большинство организаций, имевших дело с городскими нищими, больными и нуждающимися. Несколько активных дам города решили внести свою лепту в реформу благотворительной системы и разработали план финансовой поддержки официальных благотворительных организаций.
   Таким образом, бал представлял собой любопытную смесь богатства и благородного рвения. Это был вечер лести, торгашества и укоров совести. В этом году его устраивал у себя Чарльз Дж. Бонапарт, внук младшего брата Наполеона Бонапарта и выдающийся общественный реформатор. Как и раньше, одной из главных приманок мероприятия было присутствие на нем балтиморской «доброй души».
   Не успела Даймонд приехать на бал, как ее начали осаждать просители, и она, как обычно в таких случаях, поспешила укрыться в танцзале. По крайней мере там на нее наседало только по одному человеку за раз.
   — О, мисс Вингейт, если бы вы только видели слезы благодарности, текущие по лицам наших измученных голодом детишек… два, три, четыре… если бы вы только слышали, как жалобно плачут эти сироты… два, три, четыре… укладываясь по ночам в свои одинокие постели…
   — Конечно, мы пристроили к нашей больнице два операционных зала, после того как вы в последний раз… Ой, милочка, это была ваша нога? Где был я? Помните, как мы мучились оттого, что испачканный кровью пол становится скользким? Так вот, в обеих новых операционных мы залили полы бетоном и установили раковину с проточной водой… Вы уверены, что с вашей ногой все в порядке? Вдобавок вам будет приятно узнать, что мы наконец-то нашли источник дурного запаха в заднем крыле, рядом с цистернами. Похоже, одна из уборщиц выливала туда помойные ведра… О нет — ваш подол! Надеюсь, его можно будет поправить…
   — В прошлом году стоимость наших услуг возросла на четырнадцать целых и три десятых процента, однако годовой доход повысился только на… Это кто ж там такой? Уж не сенатор ли Горман? …десять целых и семь десятых процента. В этом году нам нужно как минимум на двадцать процентов больше… Здравствуйте, губернатор Ллойд! Шикарно выглядите! А это десять тысяч долларов дополнительно, ведь цены продолжают расти. Мы планируем… Миссис Бонапарт! О Боже, сегодня вечером вы просто неотразимы!
   — Как жаль, что мы не встретились раньше, мисс Вингейт. У нас с вами много общего. Мы оба отдаем себя другим людям — без остатка, до последней капли крови. Мы лишаем наши души гордыни обладания и снимаем с себя последнюю рубаху… Послушайте… такой здоровой молодой женщине, как вы, наверное, очень одиноко жить в большом старом доме…
   За первые полчаса Даймонд вытерпела все: ей льстили, на нее бросали плотоядные взоры, с ней сталкивались лбами, ее хватали за руки, на нее капали потом… ее душили, тянули, останавливали на ходу… ей делали предложения и докучали назойливыми просьбами балтиморские вымогатели всех мастей. Подняв глаза от порванного кружева на своем подоле и испачканных атласных туфелек, девушка увидела устремленного к ней Моргана Кенвуда. Первой ее мыслью было: «Слава Богу!» По крайней мере Морган умел танцевать.
   Но ее облегчение длилось недолго. Он увлек ее в танце и сразу же начал читать нотацию:
   — Слушай, Даймонд, ты не должна позволять этим людям так с собой обращаться. Среди них есть… — он с усмешкой оглядел пеструю толпу, являвшую взору все многообразие костюмов и манер, — самые обыкновенные подонки общества. Никакого светского приличия! А собрать троих вместе — и то не получится нормальных мозгов. Благотворительность — дело неплохое, но, как говорится, милосердие начинается дома. Именно там тебе и следует быть — дома, готовиться к…
   — А, вот и ты!
   Этот раздражающе гнусавый голос прозвучал, как горн американской кавалерии, скачущей на ее спасение. Морган легко провел девушку в серии танцевальных поворотов мимо кружка зрителей, и она успела разглядеть Пирпонта, одетого в свой обычный «пасторский» костюм.
   — Луис! — Даймонд улыбнулась в благодарность за его своевременное появление, но улыбка эта померкла, как только она заметила его хмурый взгляд и поняла, что ему неприятно видеть ее в объятиях Моргана. Сердито отвернувшись, девушка увидела в другом конце зала смазливую физиономию и завораживающие голубые глаза. От удивления она сбилась с танцевального шага.
   «О Господи!» — мысленно простонала Даймонд. Появления Луиса она ожидала. Недавно он был избран в правление благотворительного общества и назначен директором портовой миссии. Почему здесь находится Морган, она тоже могла понять: несмотря на свою неприязнь к благотворительности, он любил бывать там, где собирались влиятельные, важные люди. Но что, черт возьми, здесь делает Пэйн Вебстер? Она успела заметить лишь его безукоризненный костюм и странно напряженное лицо. Что-то в нем было не так. Морган изящно закружил ее по залу, и, мельком взглядывая на Пэйна, она поняла, в чем дело: он трезв.
   Даймонд перевела глаза на самодовольную мину Моргана, потом — на осуждающее лицо Луиса и вновь обернулась к серьезному Пэйну. Что-то в них было общее… Решимость! Каждый пришел сюда по делу.
   По какому делу — об этом нетрудно догадаться.
   Они вышли из кареты в вечернее тепло погожего весеннего дня. Беар хотел было предложить Кларис Вассар руку, но Эвелин поспешно подхватила его под локоть и повела к крыльцу. Пока они стояли, ожидая своей очереди быть представленными, Беар разглядывал роскошную мебель эпохи Людовика XIV в парадном вестибюле и незаметно вытягивал шею, пытаясь отыскать Даймонд.
   Сегодня вечером, говорил он себе, все состоится. Он застанет ее наедине и сразу же выскажет свое предложение. И не важно, что она подумает о нем. Хватит ходить вокруг да около и решать ее проблемы. Больше он не будет смотреть в эти огромные голубые глаза и испытывать дрожь в коленках. Охваченный мрачной решимостью, Беар поздоровался с гостями и направился прямо в танцзал.
   Гости разошлись по группам по тому же принципу, по которому вода ищет собственный уровень. Юноши и девушки-дебютантки толпились в противоположных углах, разглядывая друг друга. Матроны среднего класса в благоговении жались по стенкам, тогда как светские дамы демонстративно сидели в креслах под оркестровой галереей. Состоятельные господа уединились в библиотеке или попыхивали сигарами на террасе, а остальные стекались к столу с закусками, набивая себе рты и карманы едой, которую никогда раньше не пробовали.
   Тут он увидел ее в паре с Морганом Кенвудом и на мгновение застыл, пораженный. Ее юбки насыщенно-голубого цвета, как ночное небо Монтаны, постепенно бледнели к талии, переходя в белый с голубоватым оттенком лиф. Вырез был украшен мелкими лазурными бусинками и зернистым жемчугом, а соблазнительно-короткие рукава состояли из одних кружевных оборок. Когда она вальсировала, шлейф платья, закрепленный на время танца петлей вокруг запястья, развевался широким блестящим облаком.
   Она была похожа на принцессу.
   А он казался самому себе коварным обманщиком… но только до тех пор, пока не заметил в толпе Луиса Пирпонта, выжидающего момента, чтобы ринуться на свою жертву. Руки Беара сами сжались в кулаки.
   «Черт возьми, не лезь не в свое дело!» — мысленно приказал он себе. Посмотрев на толпившихся в танцзале гостей, Макквайд заметил, что многие из них смотрят на Даймонд жадными глазами. Его так и подмывало поколотить всех этих стервятников, особенно ханжу Пирпонта.
   — Чудесная музыка, правда? — донесся сбоку приятный мужской голос. — И представление неплохое.
   Беар вспомнил этот голос, обернулся и увидел Пэйна Вебстера, который с понимающей улыбкой следил за его взглядом. Сдержав удивление, Беар согласился:
   — Да, неплохое. Вебстер засмеялся.
   — Никогда еще не встречал такую последовательную женщину, как Даймонд.
   Беар нахмурился.
   — Последовательная — не то слово, которым я бы ее описал.
   — И все же оно прекрасно ее характеризует. — Вебстер следил за вальсирующей девушкой, и на губах его играла горькая улыбка. — И внутри, и снаружи она одинаковая — в точности такая, как кажется. Редкое свойство для женщины.
   — Вот как? — спросил Беар. Его разозлил косвенный намек Вебстера на близкое знакомство с Даймонд.
   — Она красивая, щедрая, добросердечная… — Беар фыркнул.
   — А еще упрямая, непостоянная и до нелепого независимая.
   — Значит, вы плохо ее знаете, — заключил Вебстер. Под его внимательным взглядом Беар почувствовал себя неуютно.
   — К счастью для меня, — парировал Беар, которого выводила из себя многозначительная ухмылка Вебстера.
   — Да. К счастью для вас.
   В этот момент музыка смолкла.
   Вебстер поспешил вперед и вместе с Кенвудом и Пирпонтом оттеснил джентльменов, которые тоже мечтали пройтись с мисс Вингейт в круге вальса.
   Беар смотрел на Даймонд, ее женихов и чувствовал, как в душе поднимается волна ярости. Он напомнил себе, что ее затруднительные отношения с этой троицей его не касаются, и уже хотел уйти, но тут она подняла глаза, заметила его и застыла на месте. Наперекор всем своим благим намерениям, чуть ли не наперекор собственной воле Макквайд остался на месте.
   Расстояние между ними и окружающая толпа вдруг исчезли. В мгновение ока он опять очутился в ее гостиной. Она была в его объятиях, а он крепко прижимал ее к себе.
   — Здравствуйте, мисс Вингейт, — сказал Беар, беря ее протянутую руку и с досадой обнаруживая, что он пересек половину танцзала, чтобы встать рядом с ней.
   — Рада вас видеть, мистер Макквайд. — Не отпуская его руки, она обернулась к остальным. — Вы помните мистера Макквайда? Строителя-железнодорожника из Монтаны?
   На Западе такие угрюмые и вызывающие взгляды, которыми они его окатили, скорее всего привели бы к потасовке. Здесь же обошлось холодной вежливостью и сдержанным напряжением. Каждый приосанился, выпятил грудь и понизил голос на пол-октавы.
   Вчетвером они проводили ее к столу с пуншем. Беар негодовал в душе. Черт с ними, с деньгами! Надо было бежать отсюда, только завидев это трио женихов. Так нет же — он чувствовал на себе ее умоляющие взгляды украдкой, которые туманили его разум. Она опять затягивала в паутину, ею же самой и сплетенную. А он не в силах был вырваться из нее.
   Эллен Чаннинг Дэй Бонапарт, хозяйка торжества, и Вильям Фишер, первый председатель благотворительного общества, сели в оркестровой галерее танцзала и позвали гостей на первый отчет о пожертвованиях. В течение вечера им предстояло сделать несколько таких отчетов. На самом же деле эти объявления о самых крупных вкладах являлись хитро спланированными во времени ударами по самолюбию для менее обеспеченных спонсоров. Это было своего рода мерило: человек, включенный в список спонсоров, автоматически вставал на более высокую ступень экономической и социальной лестницы.
   Фишер хлопнул в ладоши и призвал всех к вниманию, а миссис Бонапарт провозгласила:
   — У нашего сегодняшнего вечера замечательное начало. Общество детских домов выносит благодарность Даймонд Вингейт, которая пожертвовала в его фонд пятнадцать тысяч долларов.
   Все последующие объявления потонули в шуме толпы. Зал наполнили возгласы удивления перед столь значительной суммой. Люди округляли глаза и вытягивали шеи, чтобы взглянуть на щедрую дарительницу.
   — Вот она! — воскликнула Эвелин Вассар, которая только что вошла в танцзал в сопровождении знакомых дам и услышала объявление. Заметив Даймонд в стороне от толпы, она показала на нее остальным, зааплодировала и радостно кивнула девушке.
   — Я правильно расслышал? — резко спросил Морган у Даймонд. — Пятнадцать тысяч долларов? О Господи, давать им столько денег — значит поощрять их разгильдяйство. Это только способствует нищете.
   — Похвальная щедрость! — подхватил Луис, не обращая внимания на Моргана. — Но нельзя же класть все яйца в одну корзину. Есть и другие благотворительные организации, которые тоже заслуживают внимания и спонсорства, милая.
   — Я собираюсь пожертвовать и в другие организации, — сказала она, — в том числе в миссию.
   — Да? — Луис расслабился. — Ну конечно. Я знаю, что ты одобряешь нашу деятельность. И сколько же, разреши узнать, ты собираешься пожертвовать?
   — Ну, это зависит от обстоятельств. — Она быстро взглянула на Беара.
   — От каких обстоятельств, мой драгоценный ангел? — Луис явно нервничал. Все тело его напряглось, глаза сверкали. Но раздавшийся в толпе взрыв аплодисментов опять привлек внимание всех к галерее.
   Даймонд не успела ответить, потому что в этот момент послышалось очередное объявление:
   — И замечательное пожертвование в пожарный фонд — десять тысяч долларов, которые наверняка будут использованы для устранения последствий пожаров в Хэмпдене. Спонсор — мисс Даймонд Вингейт.
   — Десять тысяч? — Лицо Луиса покрылось неприятны ми красными пятнами.
   — На борьбу с пожарами? — недовольно процедил Морган. — Это забота города, а не твоя!
   — У них нет денег на оборудование и новые станции в Хэмпдене и восточном квартале. — Даймонд отступила назад и огляделась, пытаясь найти путь для бегства. Слева и справа от них толпились люди, а прямо за ними была стена. Она бросила тоскливый взгляд на двери.
   — Но десять тысяч долларов! — проговорил Пэйн и провел языком по пересохшим губам. — И все потому, что в пожаре сгорело несколько домов-развалюх? Да за такие деньги можно спалить половину восточного квартала и заново его отстроить!
   Беар с яростью смотрел, как она терпит их дружное осуждение. Этот спор пробудил в нем два совершенно противоположных порыва: первый — вмешаться, обратив в бегство этих самонадеянных негодяев, и второй — не лезть, предоставив ей упасть в ту яму, которую она же себе и вырыла.
   Даймонд Вингейт отнюдь не беспомощна, говорил он себе. Ей хватает сил, решимости и крепости духа, чтобы давать отпор постоянным вымогателям. Она не нуждается в его поддержке. В этот момент она подняла голову, и Беар заметил в ее невероятно голубых глазах мольбу.
   — …выбрали этот вечер, чтобы объявить о самом большом пожертвовании новой больнице Джона Хопкинса, — рокочущим голосом вещал Вильям Фишер. Беар не стал бы к нему прислушиваться, если бы не выражение ужаса, появившееся на лице Даймонд. — Мисс Даймонд Вингейт внесла колоссальную сумму — сто тысяч долларов — на организацию детского отделения!
   — Сто тысяч… — Морган лишь молча пошевелил губами.
   — Сто тысяч?! — У Луиса был такой вид, как будто его пырнули ножом. — Да это же превышает все границы щедрости… все границы милосердия… все границы здравого смысла!
   — Надеешься купить себе священный нимб побольше, Даймонд Вингейт? — насмешливо спросил Пэйн. — Я знаю из достоверных источников, что они выпускаются только одного размера.
   — Я… я не думала, что о пожертвовании больнице объявят сегодня вечером, — проговорила девушка с запинкой, заметно поеживаясь от бурной реакции толпы. — Я решила сделать этот вклад… просто чтобы… отпраздновать свой день рождения.
   При упоминании о дне рождения на висках Моргана вздулись жилки.
   — Ты должна была поговорить со мной на этот счет, Даймонд. Подумать только: какая безответственность — отдать столько денег больнице!
   — Как ты могла? — резко спросил Луис; лицо его пылало. — Выбросить на ветер такую крупную сумму, не посоветовавшись со мной?
   Люди оборачивались к Даймонд, чтобы ее поздравить или просто поглазеть. Подошла Эвелин Вассар и воскликнула, хлопая в ладоши:
   — Браво, дорогая!
   Беар опять оглянулся и увидел, что Даймонд смутилась.
   — Я хочу сделать жизнь балтиморских детей здоровее, — совсем тихо заявила она, оглядываясь по сторонам и моля Бога, чтобы никто посторонний не расслышал ее слов. Но ее попытки защититься вызвали еще большее негодование.
   — Я настаиваю, Даймонд, чтобы ты перестала жертвовать такие крупные суммы! — громогласно заявил Морган. Стоявшие вокруг начали поворачивать головы и вытягивать шеи. — Больше того, я считаю, что тебе надо вообще прекратить жертвовать деньги!
   — Не говорите глупостей, Кенвуд! — прорычал маленький миссионер и сам обратился к девушке: — Даймонд, ты знаешь, как я отношусь к непомерным пожертвованиям университета на эту, с позволения сказать, больницу. Такую жалкую, вонючую лачугу построят и без твоей помощи. Для твоих денег есть более достойные области применения…
   — Избавьте нас от душеспасительных бесед, Пирпонт, — раздраженно бросил Пэйн и взял девушку за руки: — Даймонд, ты знаешь, что мой отец презирает университеты. А этих напыщенных индюков из больницы Джона Хопкинса тем более. Он придет в ярость, узнав о твоем вкладе. Тебе надо забрать свои деньги обратно.
   — Вы забываетесь, Вебстер, — сердито заявил Морган. — Ваших драгоценных родителей это совсем не касается.
   — Разумеется. — Луис, явно был задет замечанием Пэйна. — Прежде чем учить других, посмотрите на себя. А вы, Морган, какое вы имеет право советовать ей, как распоряжаться деньгами?
   Гости, стоявшие рядом, напряженно прислушивались к каждому слову. Беар снова сжал кулаки. Джентльменское перемирие женихов перешло в словесную баталию. После сегодняшнего вечера у Даймонд не должно остаться никаких иллюзий на их счет.
   И тут, когда казалось, что хуже и быть не может, подал голос Морган:
   — Я имею полное право требовать от моей будущей жены, чтобы она советовалась со мной по поводу вложения своего капитала.
   Это заявление произвело эффект маленького динамитного взрыва. Девушка схватилась за горло, Луис в ужасе прижал к губам носовой платок, а Пэйн потянулся к фляжке, спрятанной в кармане брюк.
   — Ваша будущая жена? — Пирпонт опять покрылся пятнами. — Как вы смеете публично говорить такие вещи без…
   — Пора, Даймонд, — объявил Морган, схватив ее за руку. — Мы ждали достаточно долго. До твоего дня рождения остались считанные дни.
   — До дня рождения? — всполошился Пэйн. — Скажи им, милая Даймонд, чья помолвка будет объявлена на твоем дне рождения.
   Она открыла рот, но Луис ее опередил:
   — Наша с Даймонд, конечно. — Он попытался забрать ее руку у Пэйна, но вынужден был удовольствоваться локтем. — Мы намерены объявить о нашей будущей свадьбе на дне рождения моей драгоценной Даймонд.
   — Вы? Женитесь на Даймонд? — Пораженный Морган уже не скрывал негодования.
   Луис обернулся к девушке:
   — Скажи им, милая. Скажи, что мы собираемся пожениться до конца лета и устроить в Грейсмонте наш первый сиротский приют.
   Глаза ее наполнились ужасом.
   — Сиротский приют?
   — Даймонд, скажи им!
   — Говори же, дорогая! — требовал Луис.
   Поставь их на место, милая Даймонд, иначе придется это сделать мне самому, — пообещал Пэйн.
   Даймонд молчала. Мужчины, которых она еще недавно считала добрыми друзьями, терзают ее. Беару доводилось видеть, как волки терзают отбившуюся от стада овечку, но эта троица вела себя куда более жестоко. В висках у него стучала кровь, а руки изнывали от бездействия. И тут Макквайд утратил остатки разумной сдержанности.
   — Мне жаль вас разочаровывать, джентльмены, — услышал он собственный голос, громкий и хриплый от гнева, — но она не выйдет замуж ни за кого из вас! Она выходит замуж за меня.
   Воцарилась оглушительная тишина. Отзвуки его слов достигли дальних углов танцзала, и все присутствующие дружно задержали дыхание.
   — За вас? — переспросил Морган упавшим голосом.
   — За меня, — громко подтвердил Беар, — причем в самое ближайшее время.
   «Черт возьми, что я делаю? — возмущалась какая-то часть его существа. — Должно быть, я спятил. Она свела меня с ума!» Тут он опустил голову и взглянул на ее обращенное кверху лицо. Эти голубые глаза, такие невыносимо ясные и обманчиво глубокие… Его охватил необъяснимый порыв обладать ими и защищать.