Кристиан Зита. Золотые узы

   Наконец, когда они выловили из воды все что можно, Аурелия легла на согретый солнцем валун и неожиданно для самой себя спросила:
   – А как ты оказался в Сиэтле?
   Клейтон сел и устало прислонился спиной к валуну.
   – Из-за Эли. После смерти Мэри тетя Лиза приехала в Канзас, чтобы помочь мне с мальчиком.
   Но сразу сказала, что останется только на время. Она и раньше приезжала на ранчо. Когда умер мой отец, тетя прожила с нами три года и научила меня почти всему, что мне понадобится в жизни. Так или иначе, тетя Лиза убедила меня, что для Эли будет лучше в Сиэтле. Какие у него перспективы в прерии? Да и для меня жизнь на ранчо была несладкой.
   – И ты позволил тете Лизе увезти своего сына?
   – О нет! Я не мог расстаться с Эли и тоже поехал. Дело в том, что отец Мэри жил в Сиэтле и был банкиром. В свое время я работал на него год, чтобы скопить денег и купить ранчо. Мы отлично ладили. Так что у меня был опыт работы в банке, поэтому, приехав в Сиэтл, я легко нашел работу. И купил хороший дом. Тетя Лиза помогла найти для Эли няню. В общем, мы с малышом жили не так уж плохо.
   Клейтону, видимо, было не очень приятно рассказывать Аурелии историю своей жизни. Он встал, потянулся, сказал, что надо посмотреть лодку, и ушел. Но Аурелия уже знала продолжение его истории: если бы не Виолетта и Скалли, мистер Гардиан и дальше «неплохо бы жил с малышом».
   Пришел тихий, теплый вечер, а Клейтон все еще был погружен в задумчивость. Он сидел и молча глядел в догорающий костер, бесцельно вороша палкой угли и сгребая золу в аккуратные кучки.
   – О чем ты думаешь? – тихо спросила его Аурелия.
   – Так, об одной работе, которую подрядился сделать, когда мне было тринадцать лет.
   – Ты, наверное, был красивый парень?
   – Да нет, не особенно. – Клейтон улыбнулся в ответ на комплимент, но взгляд его оставался грустным. – Штаны были мне коротки, а голос уже ломался на каждом слове – во всяком случае, каждый раз, когда я пытался что-нибудь сказать Джорджии Свитуотер – дочке владельца магазина. Ей стукнуло одиннадцать лет, и она была моей первой любовью. И вот в город приехала ярмарка. Мне очень хотелось пригласить Джорджию покататься на карусели, но не было на это денег. Поэтому, когда Абнер Колмен предложил почистить у него трубы, я с радостью согласился. Я работал и представлял себе, как мы с Джорджией сядем верхом на лошадок и как я буду держать ее за руку.
   Клейтон поднял глаза и с удивлением понял, что Аурелия, как маленькая девочка, зачарованно слушает его рассказ.
   – Ну так расскажи, как ты с Джорджией катался на каруселях, – нетерпеливо сказала она.
   – Никак. – Клейтон снова уставился на костер. – Весь день я выгребал сажу и золу и без конца спрашивал Колмена, который час. Мне ведь еще нужно было соскрести с себя грязь. В ушах у меня уже звучала веселая музыка. Закончил я работу уже после ужина и пошел к Колмену за деньгами. Он похвалил меня и протянул сигару.
   – Сигару?
   – Да. Я пробормотал, что предпочел бы получить деньгами, мол, рассчитываю на двадцать пять центов. На самом-то деле я мечтал получить пятьдесят. Но Колмен засмеялся и сказал, что я уж больно много хочу. Да кто я такой? Отродье этого пьяницы Гардиана.
   – Какой бессовестный человек! – негодующе воскликнула Аурелия. – Он должен был тебе заплатить! Как ты ему это спустил?
   – В тот раз я ему спустил, – ответил Клейтон, глядя Аурелии в глаза. – Но с тех пор не спускал никогда и никому.
 
   На следующий день они поплыли дальше. Клейтон ни разу не упомянул имя ее сестры. Но Аурелия знала, что он думает о Виолетте. Аурелия также знала, что скоро они прибудут в Доусон и разлука неумолимо приближается. Забыть Клейтона – вот какую цель она себе поставила. Хотя Аурелия и любит Клейтона, главное для нее – сестра, так же как для Клейтона главное – сын.
   Она поймала себя на том, что пытается представить Клейтона обманутым подростком. Неудивительно, что он склонен никому не верить. Судьба устроила так, что их пути пересеклись, и за это Аурелия будет до конца жизни ей благодарна. Но та же судьба решила, что им не быть вместе. Аурелии понадобится все ее мужество, чтобы смириться с этим.
   Она посмотрела на Клейтона, стараясь запомнить волевые черты его лица. Она тоже обладает внутренней силой. Она окончит колледж и станет врачом, будет лечить больных женщин. И конечно, будет помнить эти темные проницательные глаза и горевший в них свет любви. И щетину, которая скрывает симпатичные ямочки на его щеках.
   У Аурелии защемило сердце. Такого наслаждения, как с Клейтоном, она уже не испытает никогда. «Что я делаю! – одернула она себя. – Я должна забыть его!» Но чем больше Аурелия думала о том, как будет жить без Клейтона, тем сильнее ее захлестывала любовь к нему.
 
   Клейтону был невыносим ее неотступный взгляд. Еще немного, и он… он сам не знает, что сделает. Аурелия как-то рассказывала про вскрытия. Похоже, ей сейчас хочется вскрыть его и заглянуть внутрь. И в этом виноват он сам. С какой стати он вдруг вспомнил старого прохвоста и его сигару? Клейтон и сам этого не понимал, но когда закончил рассказ, то понял, что думает не о Колмене, а о Виолетте. Поняла это, к своему огорчению, и Аурелия.
   Пару часов назад она заметила линию телеграфных столбов, идущих вдоль берега реки, и сказала, что рада видеть следы первооткрывателей. Это была первая длинная фраза, которую она произнесла за несколько дней. А что сделал Клейтон? Ухватился за возможность восстановить былое взаимопонимание? Нет! Он показал на деревянные плиты и каменные надгробия, которые тоже шли вдоль берега реки, и назидательно объяснил, что первооткрывательство требует жертв.
   Больше всего ему хотелось хорошенько встряхнуть Аурелию, внушить ей, что слепая преданность авантюристке и воровке может погубить их любовь. Клейтон отвернулся, чтобы Аурелия не видела выражения его лица.
   За честь приходится дорого платить, иногда и жизнью. Но чего стоит человек без чести и достоинства?
 
   Через одиннадцать дней Клейтон и Аурелия остановились на ночлег в очень красивом месте. Невысокие холмы так близко подходили к берегу, что они едва нашли место, где поставить палатку и плиту. Рядом журчал ручей, берега которого заросли мягким зеленым мхом. На склонах холмов цвели розовые флоксы, желтые маки, лиловый вереск и голубые незабудки.
   Клейтон вытащил лодку на берег и привязал ее к дереву. И, как всегда, натянул кусок брезента для кухни.
   – Положим спальные мешки около ручья, – сказал он, вынимая из лодки плиту и передавая Аурелии продукты. – Здесь такой мягкий мох.
   У Аурелии, пораженной прелестью окружающей природы, невольно вырвалось:
   – Как бы мне хотелось когда-нибудь приехать сюда с Виолеттой – просто отдохнуть несколько дней. Ее художественная натура оценила бы такую красоту.
   – Неужели ты ничего не понимаешь? – резко перебил ее Клейтон. – Виолетта никогда не приедет сюда отдохнуть. Она поедет со мной в Сиэтл.
   – Почему ты всегда говоришь только о Виолетте? Разве Скалли не заслуживает наказания? Если все, что произошло, правда, то Скалли виноват не менее ее. Почему же ты не собираешься везти в Сиэтл и его?
   – Потому что Скалли, может, и был ее сообщником, но меня ограбила Виолетта.
   – И ты даже не собираешься дать ей возможность оправдаться?
   – Почему же? Я выслушаю твою сестру. Мы оба ее выслушаем. Завтра будем в Доусоне.
   Завтра?
   У Аурелии упало сердце. Если она хочет, чтобы Клейтон пощадил Виолетту, надо рассказать ему всю правду.
   Клейтон чистил рыбу, которую поймал утром. Потом положил розовые куски на горячую сковородку и усмехнулся:
   – Наверно, этот лосось не ожидал, что к вечеру окажется на сковородке.
   – Рыба видит только крючок, – сказала Аурелия. – Так говорила Нана Брук. Если бы рыба могла видеть что-нибудь, кроме приманки на крючке, то не дала бы себя поймать. Но она не видит и попадается. Иногда и люди ведут себя точно так же. Видят приманку, и ничего больше.
   – Или не хотят видеть ничего больше, – добавил Клейтон.
   Аурелию не удивляло его твердокаменное упорство. Бесполезно ждать от него сочувствия, Клейтон не пощадит ее сестру. Тем не менее Аурелия решила сделать последнюю попытку.
   – Клейтон, о Виолетте и Флетчере Скалли я рассказала тебе правду. Но не всю. Дело в том, что во всем виновата я.
   Клейтон увидел слезы в ее глазах, снял с плиты сковороду и приготовился слушать.
   – Я никогда раньше не бывала в дансинге и в тот вечер тоже не пошла бы. Но мы только что сдали последний экзамен, и мои сокурсницы уговорили меня махнуть рукой на запреты и отпраздновать вместе с ними. Мы все, конечно, знали, что студенткам не разрешается ходить в дансинг. Если бы нас поймали, то отчислили бы. В колледже у меня не было близких подруг. Я очень много занималась. Но в нашем пансионе царила дружеская атмосфера, и мне хотелось, чтобы меня считали своей.
   – Ты решила отпраздновать и пошла с подругами в дансинг? – уточнил Клейтон.
   – Нет. То есть да. Я действительно пошла в дансинг, но не потому, что хотела отпраздновать окончание экзаменов. Видишь ли, в конце семестра ко мне на неделю-другую приехала Виолетта. И я вдруг решила покрасоваться перед ней. Показать, что мне все нипочем, что я все время развлекаюсь подобным образом. – Аурелия чертила носком ботинка по песку. – Я хотела дать ей понять: может, ты и пользуешься успехом у мужчин, но я в этом не нуждаюсь.
   Клейтон медленно кивнул, понимая, что Аурелии было нелегко сделать такое признание.
   – Дансинг находится недалеко от колледжа. Мы отправились туда всемером, включая Виолетту. Две мои сокурсницы улыбались всем мужчинам подряд. Остальные сидели за столиком, стараясь не смотреть на развешанные по стенам афиши с изображением полуголых женщин и не морщиться при каждом глотке пива. Как всегда, Виолетта оказалась в центре внимания. Мои подруги были в восторге: сестра привлекала к нашему столику самых интересных мужчин. А потом, словно считая себя вправе ими распоряжаться, говорила: «Нет, я сейчас не хочу танцевать. Пригласите Эми». Или Сару, или Бернис. Благодаря Виолетте и ее неотразимой привлекательности все мои подруги оказались с кавалерами. Бернис даже сказала, что мне повезло с такой красивой сестрой. «Странно, – подумала я тогда, – почему-то я никогда не считала, что мне повезло».
   Аурелия умолкла, словно собираясь с силами. Самое худшее, по ее мнению, было еще впереди. Клейтон не торопил.
   – Все наши девушки танцевали, но не я. И тут к нашему столику подошел молодой человек. Я знала, что он хочет пригласить меня, потому что я одна сидела за столиком. Не такой уж красавец, но мне понравилось, как он скромно держался. Молодой человек сказал, что он со Среднего Запада, по профессии бухгалтер и ему предложили работу в филадельфийской фирме. Он пригласил меня танцевать – первый раз в моей жизни. Я набралась было храбрости согласиться, но тут вернулась Виолетта, взяла его под руку, и получилось так, словно он пригласил ее. Я слышала, как сестра со смехом объяснила ему, что, хотя меня и вывозили в свет, танцевать я так и не научилась. Больше этот бухгалтер ко мне не подходил. Поздно вечером, когда нам всем давно пора было уйти, в дансинге появился Флетчер Скалли. Он был одет в форму полисмена, которая ему очень шла. Виолетта тут же бросила бухгалтера и обратила свои чары на более, по ее мнению, достойную добычу.
   Аурелия встала, прошлась взад и вперед. Казалось, от волнения она не знала, куда деть руки. Клейтон хранил молчание.
   – И еще Виолетта обратилась ко мне. Скалли слишком сильно прижимает ее к себе во время танцев и просит назначить свидание. Она спросила, что я о нем знаю. «Мне и так ясно, что он много старше меня, – сказала Виолетта, – ему, наверное, лет тридцать. Он уверен в себе, не считая тратит деньги на виски, а главное, в нем есть какой-то магнетизм».
   Голос Аурелии дрогнул. Она снова села возле плиты и продолжила, пытаясь унять дрожь в руках.
   – Мне следовало забыть про то, как Виолетта обошлась со мной, и сказать ей правду: о Скалли говорят, что он связан с бандитами и зарабатывает на продаже опиума. Но я думала, что сестра поиграет с ним, как с бухгалтером, и бросит. Мне и в голову не приходило, что Виолетта через неделю убежит с этим негодяем. Ей было всего шестнадцать лет!
   – И ты чувствуешь себя виноватой? – удивленно спросил Клейтон.
   – Разумеется! И родители считали, что мне следовало лучше присматривать за младшей сестрой.
   – А почему ты не сообщила в полицию, что Скалли соблазнил твою несовершеннолетнюю сестру?
   Боясь смотреть Клейтону в глаза, Аурелия не отводила взгляда от огня. Она забыла о Клейтоне, о красоте вокруг, обо всем, что выпало на ее долю за это время.
   – Вот это и есть самое худшее. Если бы я пожаловалась в полицию, то пришлось бы рассказать и в колледже, и моим родителям, что мы были в дансинге да еще пили там пиво. Меня наверняка исключили бы из колледжа. И от меня отказались бы родители. Поэтому я никуда не пожаловалась. Я предпочла свои интересы благополучию сестры. Но, видит Бог, я не думала, что дело зайдет так далеко!
   – Она сама сделала выбор, – жестко сказал Клейтон. – Ни с кем не посоветовалась. А могла бы отказаться от предложения Скалли.
   – Она была слишком юной и невинной, чтобы предвидеть последствия своего поступка.
   – А другие девушки из вашей компании не предупредили Виолетту о том, какая репутация у Флетчера Скалли?
   – Откуда я знаю? Даже если предупредили, ее это, как видишь, не остановило. Но ты просто не знаешь Виолетту так, как знаю я. Она эгоистична, но в ней есть невинность и доброта, которые приносили радость и в мою жизнь, и в жизнь других. Так или иначе, меня будет мучить совесть до тех пор, пока я не найду сестру и не выпрошу у нее прощения.
   На лице Клейтона расплылась довольная улыбка, словно он наконец-то узнал что-то важное.
   – Значит, тобой, по сути дела, руководят эгоистические интересы?
   До этой минуты ей и в голову не приходило, что она ищет сестру из эгоистических побуждений, и Аурелия зло огрызнулась:
   – И тобой тоже!
   Они ели молча, и больше ни словом не обмолвились о Виолетте. Каждый заснул в своем мешке, будучи уверен в своей правоте.
 
   Не доезжая десяти миль до города, Клейтон причалил к берегу, нарубил дров и загрузил ими лодку до отказа. Его предупреждали, что в Доусоне трудно с топливом. Он также слышал, что там практически негде причалить. Уже за две мили до города лодки теснятся вдоль обоих берегов в три-четыре ряда.
   Аурелия возбужденно вытягивала шею, пока Клейтон слишком медленно, по ее мнению, огибал островки на слиянии рек Юкон и Клондайк. Наконец они вошли в затон с темной грязной водой.
   Аурелия недоверчиво смотрела на скопление палаток и домишек на сваях. Неужели это и есть Доусон, который называют Северным Парижем? Может быть, они не туда попали? Где же цивилизованный город, в котором живут порядочные люди, готовые оказать помощь попавшей в беду девушке? Аурелии стало не по себе. Приглядевшись, она различила подальше от берега несколько дощатых домов, но в основном кругом стояли хижины, сложенные из цельных бревен, и палатки. Склон пологой горы был заставлен тысячью белых и серых палаток.
   Клейтон отыскал небольшой клочок глинистого берега, куда можно было вытащить лодку. Но Аурелии не терпелось отправиться на поиски сестры, и она спросила:
   – А нельзя заняться лодкой потом?
   – Успокойтесь. Если Виолетта здесь, мы ее найдем. Нам всего-навсего надо пройтись по салунам.
   – Откуда такая уверенность? Может быть, вас ждет сюрприз.
   Аурелию уже не волновало, что на ней неприличная мужская одежда. И она не стала дожидаться Клейтона. Но партнер пошел следом.
   Они увидели детей, игравших на берегу. Босоногие замарашки в грязных платьях продавали яблоки по доллару за штуку, а мальчишки – старые газеты из Сиэтла, тоже по доллару за штуку.
   – Как можно драть такие деньги за какое-то яблоко или газету? Мне жаль тех, кто не нашел золота. Они, наверное, оказались в отчаянном положении.
   – Отчаянном? – спросил Клейтон, который, видимо, заподозрил в этой фразе скрытый смысл. – Уже придумываете ей оправдания?
   – Хватит! – отрезала Аурелия и подумала: «Как можно быть таким бессердечным?»
   – Куда вы? – крикнул Клейтон.
   Аурелия вернулась к лодке, взяла свой медицинский сундучок, небольшую сумку и твердо заявила:
   – Нам пора расстаться. Чему вы удивляетесь? Уж не думаете ли вы, что я приведу вас к сестре и позволю оттащить ее в полицию?
   – Вам нельзя идти в город одной. Здесь опасно.
   – Ничего страшного.
   – Где вы будете ночевать?
   – Найду комнату. Не может же здесь быть хуже, чем в Дайе или Каньон-Сити!
   Клейтон ласково положил руки ей на плечи.
   – Аурелия, успокойтесь и ведите себя разумно.
   – Я и веду себя разумно. Мы оба знали, что этим все кончится. – И она вырвалась из его рук.
   Хорошо хоть, Клейтон не пытается ее поцеловать, не говорит, что любит, и вообще не делает ничего, что усложнило бы их и без того трудное расставание. Аурелия взяла свои вещи и уверенной походкой направилась в город. Оглянуться она не посмела.

Глава 22

   Этому городу нужна срочная «архитектурная операция» – таково было впечатление Аурелии от Доусона. Вдоль главной Парадной улицы – подумать только, Парадной! – тянулись ряды хижин, сколоченных из старых ящиков, или из толя, прибитого к деревянным рамам, или из сплющенных керосиновых канистр. Посреди улицы торчали пеньки от срубленных деревьев, по бокам валялись вывороченные с корнем кусты.
   Ловко увертываясь от лошадей, повозок и собачьих упряжек, Аурелия пересекла улицу, ступила на деревянный тротуар и пошла вдоль хибарок, украшенных цветистыми вывесками. И скоро увидела то, что ей было нужно: «Гостиница».
   Сняв номер, она решила тут же приступить к поискам Виолетты. Хотя и не хотелось верить Клейтону, все же Аурелия начала с салунов, стараясь опередить мистера Гардиана.
   В Доусоне оказалось двадцать восемь салунов! Большинство скрывались за старательно выписанным искусственным фасадом, у некоторых были элегантные окна-эркеры, резные балюстрады и претенциозные названия типа «Канкан», «Монте-Карло» и даже «Флорадора». Неужели здесь все только и делают, что пьют и играют в азартные игры? Да на то, чтобы расспросить хозяина каждого салуна, уйдет не один день!
   Тут Аурелия заметила написанное от руки объявление, прикрепленное к выбеленной стене бара под названием «Аллилуйя». Обойдя груду ящиков и спящего на земле пьяного, она подошла и прочитала, что бар открывается в восемь часов вечера и здесь играет оркестр. Оркестр! Виолетта любит классическую музыку. Может быть, она здесь бывает? Аурелия решила вернуться сюда вечером и пошла дальше.
   Она увидела парикмахерскую – значит, некоторые в Доусоне все же бреются и стригутся. Но в парикмахерской никто не узнал фотографию Виолетты. Потом внимание Аурелии привлекла выписанная золотыми буквами вывеска магазина мадам Руссо, предлагавшей наряды и шляпки прямо из Парижа. Но мадам Руссо была занята с покупателями. В другом магазине продавали красную герань, кружевные зонтики и духи. Но и там никто не знал Виолетту. Не слыхали о ней и в кафе, где подавали чай с горячими булочками.
   Хозяйка кафе посоветовала Аурелии навести справки в полиции. Аурелия и сама об этом подумывала – но вдруг… вдруг… обвинения Клейтона справедливы? В таком случае она причинит сестре только вред. Нет, надо искать самой.
 
   Перед тем как снова выйти на улицы Доусона, Аурелия начистила оставшуюся у нее пряжку и обратилась к бабушке: «Дай мне мужества, Нана!»
   И в восемь часов снова была возле бара «Аллилуйя». На улице стояла все та же сутолока. Измученных тяжелым трудом золотоискателей было легко отличить от прибывших стампидеров. Однако последние были настолько пьяны или огорошены увиденным, что едва держались на ногах. Им тоже требовалось мужество. Днем Аурелия только и слышала, как они обсуждали ужасную новость: оказалось, что все заявки на золотоносных участках Клондайка были разобраны еще год назад. Пришельцам уже ничего не осталось. Весь этот тяжелый путь они проделали напрасно.
   «Дай мне мужества, Нана!» – повторила про себя Аурелия, открывая дверь бара.
   Сквозь клубы табачного дыма она увидела, как закончившие танцевать пары устремились к стойке. Мужчины здесь мало отличались от тех, каких она видела последние три месяца. У большинства были висячие усы, у многих к тому же бороды. Никто не снял головных уборов. Некоторые были в белых рубашках и жилетках. От всех разило потом и виски.
   Но женщины! Пышные фигуры, раскрашенные лица, вытравленные перекисью волосы! А как вырядились! Ничего вульгарнее невозможно себе представить. Красный бархат с черной бахромой, зеленый атлас с лиловыми бусами, серебряные галуны, золотые кисточки, плюмажи из перьев! И открытые почти до бедер ноги! Виолетта никогда не надевала ничего подобного. Все ее наряды были выдержаны в нежных пастельных тонах.
   Заметив, что ее негодующий взгляд привлекает внимание, Аурелия подошла к стойке и увидела за ней три огромные картины, изображающие обнаженных женщин в полный рост. Брюнетка с изумрудной коронкой на одном из передних зубов со стуком поставила перед ней рюмку виски.
   – Привет, милая! Меня зовут Глория. Ищешь работу?
   – Нет, – поспешно ответила Аурелия.
   – Если ищешь золото, то опоздала. А если мужа, тебе придется подрумяниться и снять с себя брюки. Но если ты просто предлагаешь свои услуги – что ж, на это ты сгодишься. В Доусоне красивым личиком все еще можно неплохо заработать.
   Аурелия покраснела.
   – Мне надо кое-что узнать, – сказала она и вынула из сумочки фотографию Виолетты. – Вы не встречали эту девушку?
   Глория взяла фотографию, и дружелюбная улыбка исчезла с ее лица.
   – В глаза не видела, – сказала она и вернула фотографию.
   – Мне очень нужно ее найти. Посмотрите внимательно.
   – Чего мне смотреть. Такую красотку я бы запомнила.
   – Это моя сестра. – Аурелия с трудом сдерживала навернувшиеся на глаза слезы.
   Никогда бы в жизни она не подумала, что такой человек, как Глория, способен ее пожалеть, но в подведенных глазах барменшы Аурелия увидела сочувствие:
   – Уезжайте отсюда поскорее – пока не поздно. Здесь вы ничего не найдете. Заявки все разобраны…
   – Мне не нужно золото! Я хочу найти свою сестру! Глория вышла из-за стойки, взяла Аурелию под руку и повела ее к выходу.
   – Уезжайте. Этой девочки в Доусоне нет. Уезжайте на материк.
   Выставленная на улицу, Аурелия посмотрела на закрывшуюся за ней дверь бара.
   – Лжете, мисс Глория, – прошептала она. – Виолетта здесь.
 
   Аурелия решила, что надо поближе познакомиться с местными жителями. Кому, как не им, знать про Виолетту. На следующее утро Аурелия зашла в аптеку и спросила, не нужен ли в городе врач. Хозяин аптеки, Герт Вильсон, как будто искренне ей обрадовался и разговаривал без всякого пренебрежения.
   Во второй половине дня он привел ее в клинику и познакомил с похоронных дел мастером Симпсоном О'Дей, который по совместительству выполнял также обязанности лекаря. Симпсон был очень рад, что в городе появился еще один врач, но говорил не столько о медицине, сколько о том, как он будет выступать в «Павильоне» – театре-варьете, который на днях открывается в Доусоне. Аурелия недоуменно спросила Герта Вильсона:
   – Что у вас тут за сумасшедший дом? Палатки рядом с театрами. Салуны рядом с модными магазинами. Пьяные валяются на улице. Люди, которые потеряли все в погоне за призраком золота, просят подаяния на выпивку, а новоявленные миллионеры не находят времени помыться.
   – Такой уж наш Доусон, – с улыбкой заметил Герт.
   А Симпсон О'Дей провел рукой по обивке только что законченного гроба и спросил:
   – Вы, случайно, не поете, мисс Брейтон?
   – Нет, – ответила она, озадаченная таким вопросом.
   – Жаль. Один я в «Павильоне» петь не посмею. Придется подождать, пока выздоровеет наша очаровательная певица из Детройта.
   Аурелия похолодела. Неужели напала на след? Она достала из сумочки фотографию Виолетты и протянула ее Симпсону.
   – Вы не об этой девушке говорите? Здесь ока на несколько лет моложе.
   Симпсон внимательно посмотрел на фотографию и радостно улыбнулся.
   – Ну конечно, это она – Вера Брук! Прелестный голос. Раньше пела в баре «Аллилуйя».
   Аурелия, забыв о приличиях, вырвала фотографию у него из рук.
   – Спасибо, мистер О'Дей. Мне надо бежать! Симпсон открыл было рот, но она не стала слушать, выбежала на улицу и бросилась к бару.
   – Ну вот, не успел ее предупредить, чтобы не совалась в «Аллилуйю», – огорченно сказал Симпсон аптекарю. – Там хозяйничает Скалли.
 
   Глория сидела на высоком стульчике возле стойки в красном кимоно, открывавшем все ее прелести. Забросив горжетку из перьев через плечо, она отхлебывала виски из рюмки.
   – Так вы считаете, что я знаю вашу сестру?
   – Она выступала у вас под именем Веры Брук. Мистер О'Дей…
   – Симпсон О'Дей – болтун и недоумок. Занимался бы своими покойниками.
   – Меня не интересует ваше мнение о мистере О'Дее. Мне нужно найти сестру. Если вы не скажете, где она, я обращусь в полицию.
   Аурелия прибегла к этой угрозе от отчаяния; на самом деле у нее и в мыслях не было обращаться в полицию.