Эми выкатила Кирка из комнаты.
– Придется сделать небольшой крюк, – сказала Эми и двинула кресло обратно в палату мальчиков.
– Брент, – позвала его Эми, – я не могу уйти, не попрощавшись с тобой.
– До свидания, Эми, – Брент улыбнулся. – Желаю вам хорошо провести время.
– Постараемся, – ответила Эми. – Все-таки неправильно, что мы тебя оставляем. Мы ведь почти все вечера были вместе с тех пор, как тебя сюда привезли. Но мы не будем долго гулять.
– Счастливо оставаться, – махнул рукой Кирк. – Не вешай носа.
Эми и Кирк ушли. И Брент вдруг почувствовал такую пустоту… Раньше одиночество ему было приятно. А вот Кирка с Эми нет, и точно свет для него померк. Даже самому стало смешно.
Он потянулся к тумбочке, достал альбом, краски и кисточки. И начал писать небольшую акварель: Эми, Кирк и он сам. Работа подвигалась успешно, хотя рисовать автопортрет оказалось не так-то легко, даже с зеркалом.
Он ведь через день-другой уйдет отсюда и надо что-то оставить на память. Акварель он подарит Эми, Кирк бы посмеялся над такими сантиментами. «Но дома все-таки что-нибудь нарисую ему и пошлю, – подумал Брент, – а эту акварель надо закончить здесь».
Картина будет в приглушенных тонах. Они втроем среди зарослей, каштановые пряди волос Эми перепутались с зелеными стеблями. Брент был доволен композицией и сходством. Он не хотел показывать акварель Эми и Кирку до самого ухода и писал ее тайком.
Может успеет закончить сегодня до их возвращения.
Брент макнул кисточку в воду и начал работать.
Эми докатила Кирка до лифта. Дверь открылась, и они вошли внутрь. В кабине у дальней стены стояли двое, один из них – ординатор в белом халате.
– Как я рад, – сказал Кирк. – Джонни сегодня гораздо лучше. Глядишь, через неделю-другую он опять появится в бассейне.
– Я надеюсь, – ответила Эми. – И щеки порозовели. А ведь операция была не из легких.
– Пересадка мозга, – подмигнул Кирк врачу.
Тот в ответ улыбнулся.
Они вышли на цокальном этаже и с независимым видом двинулись к выходу. Выехали через главный вход, миновали широкую аллею и очутились на улице.
– Свобода! – закричал Кирк. – Я даже не верю этому. – И он три раза повернулся на кресле вокруг своей оси.
Больница находилась в одном квартале от центра города. Чтобы помочь Эми, Кирк руками вращал колеса. Проехали мимо старых домов, разбросанных по больничному саду, в них была контора больницы, разные канцелярии. Оставили позади школу, библиотеку и небольшой парк.
Свет от уличных фонарей падал на тротуар сквозь листву затейливым пятнистым узором. Над головой вспыхивали светляки. Вокруг ламп кружились ночные бабочки. Каблучки Эми негромко постукивали по тротуару. Шуршали шины в тихом ночном воздухе.
Дошли до главного перекрестка и свернули налево по центральной улице. В середине квартала манил огнями кинотеатр художественных фильмов. Его зрителями были главным образом студенты двух соседних колледжей. На афише стояло: «Похищение».
– Если бы я мог выбирать, я бы предпочел что-нибудь другое, – сказал Кирк.
– А мне все равно. Кино есть кино, и я жажду посмотреть что угодно. К тому же «Тайм» писал, что фильм потрясающий. Единственный досягаемый фильм для нашего кресла.
– О чем он? – спросил Кирк.
– Не знаю. Это иностранный.
– Не везет, так уж до конца. Идем.
Кирк заплатил за билеты шесть долларов из тех денег, что оставил отец.
– А чем здесь кормят? – спросил он у кассирши. – Воздушная кукуруза есть?
Кассирша, продолжая жевать резинку, ничего не ответила. Фильм уже начался.
– Беглецы не могут быть особенно требовательны, – сказала Эми. – Если хочешь, можно посмотреть начало после конца. А здесь довольно прохладно. Слишком мощный кондиционер.
– Ты хочешь конфет или воздушную кукурузу? – спросил Кирк.
– Кукурузу. Я ее не пробовала месяца два. И побольше масла.
– Отлично, – сказал Кирк и покатил в буфет. За прилавком стояла женщина необъятных размеров. Пятнистая ярко-оранжевая кофта не спасала.
– Две кукурузы и побольше масла, – сказал Кирк. – Загримировались под корову?
Женщина презрительно фыркнула и привычной рукой насыпала в бумажные стаканчики кукурузы. Полила сверху маслом и протянула Кирку, не сказав ни слова.
Кирк заплатил за кукурузу и вместе с Эми отправился в зал. Там было холодно и темно, на экране мелькали одетые в голубое и зеленое люди.
Эми с Кирком прошли вперед.
– Здесь тебе будет удобно? – остановилась Эми у полупустого ряда.
– Прекрасно.
Эми села в первое кресло от прохода. Кирк пристроился рядом и поставил свое кресло на тормоз. Оба с аппетитом принялись уплетать кукурузу.
Фильм был о любви. В конце героиня гибла, и Эми плакала, глядя, как на нее медленно надвигался поезд.
Вышли из кинотеатра вместе с негромко переговаривающимися зрителями. Ночь была теплая, летняя. Подождали, пока все разойдутся. Скоро тротуар опустел, машин почти не было.
– Какой хороший фильм, – сказала Эми.
– Да, неплохой. Немного слюнявый, да и титры мелькали чересчур быстро – для таких фильмов надо кончать курсы скоростного чтения.
– Я очень рада, что мы убежали.
– И я.
– Хорошо бы нам не попасться на обратном пути, – сказала Эми.
– Чем позже вернемся, тем меньше опасность. Лучше подождать, пока выключат свет и все заснут. Ты хочешь есть?
– Хочу. Раз уж мы на свободе, надо попробовать все, чем может порадовать нас этот мир. А что, интересно, делает Брент?
– Наверное, читает.
– Жалко, что он не с нами.
– Очень.
Свернули в переулок направо. Через три дома от угла был небольшой ресторанчик «Creperie».[12]
– Зайдем? – спросил Кирк.
– С удовольствием. Я люблю блины.
– Я бы предпочел шашлычную, но делать нечего.
– Какой ты привередливый, Кирк. Я уверена, блины тебе понравятся.
В ресторане было почти пусто. Кирк подъехал к столику на двоих, Эми села, официантка принесла меню и тут же исчезла. Кирк закурил.
Проглядели меню.
– Господи, что это за дыра такая, – сказал Кирк. – Нет даже пиццы.
– Тебе все не так, – сказала Эми. – Я буду только блины. Вот эти с ликером «гран марниер».
– И я тоже. Смотри, если их в рот нельзя будет взять!
– Почему ты, Кирк, не можешь быть галантным, как герой фильма?
– Мы же с тобой не влюбленные. И почему девчонки так любят сюсюкать!
– Но ведь мы убежали тайком. А раз такая игра, значит, влюбленные.
Заказали две порции блинов «гран марниер» и с наслаждением их съели. Блины были обсыпаны сахарной пудрой, политы ликером и корочка у них была такая хрустящая. Играла тихая музыка, уютно горели свечи и, покончив с блинами, они посидели еще немного.
– Как хорошо хотя бы вечер провести не в больнице. А то начинаешь думать, что за стенами больницы вообще ничего нет, – сказала Эми.
– Да это верно. Хотя иногда я спрашиваю себя, так ли уж плохо в больнице по сравнению с реальной жизнью.
– Мне понравился сегодняшний фильм. Только он очень грустный. Жалко, что эта девушка в конце умерла.
– На экране всегда так. Конечно, жалко. Но ведь это только в кино.
– Ты когда-нибудь плакал, когда смотрел фильм? Я всегда плачу. Глупо, конечно, но я ничего не могу поделать.
– Да, плакал один раз. Мне было пять лет и меня взяли посмотреть «Бемби». Когда его мама умерла, я заревел. Но я был совсем маленький.
– Я даже борюсь с собой, чтобы фильмы меня так сильно не трогали. В конце концов, это все только выдумка.
– А один раз я убежал из зала. Мне было шесть лет, я стащил у мамы из кошелька доллар и один пошел смотреть «Волшебник из Оза».[13] Когда летучие обезьяны спрыгнули вниз и схватили Дороти, я так испугался, что чуть не наделал в штаны. Убежал из зала и конец фильма смотрел, стоя в дверях.
– Какой ты был смешной. А здесь прохладно. Нам, наверное, пора возвращаться. Все-таки надо было взять кофту, – сказала Эми и кашлянула.
– Да, наверное, надо было. А Брент сейчас думает, куда это мы запропастились.
Кирк заплатил за блины, и они вышли на пустынную улицу. Их силуэты отражались в темных витринах.
– Как жаль, что мы ничего не принесем Бренту, – сказала Эми.
– А почему бы и не принести?
– Все магазины уже закрыты.
Прошли мимо витрины с керамикой и заморскими диковинками, мимо магазина, где продавались джинсы и джерси.
– Что можно найти в городе, когда все уже закрыто? Как же мы не подумали об этом раньше! Могли бы захватить для него хоть стаканчик кукурузы, – сказала Эми.
– Можно разбить окно и что-нибудь стащить, – предложил Кирк. – Пустимся во все тяжкие.
– А как будем удирать с твоим креслом?
– Со скоростью черепахи.
– Вот именно.
– Представь себе сенсационный заголовок в газетах: «Ограбление витрины! Больная мононуклиозом и прикованный к креслу инвалид опять оставили свой зловещий след»! Пожалуй, чересчур драматично.
Кирк остановился, нагнулся и поднял яркий фантик от конфеты.
– Давай подарим Бренту этот фантик. Как ты думаешь, он на что-нибудь ему пригодится?
– Ты очень заботлив. Но, по-моему, у него их и так девать некуда.
– Хуже всего дарить тому, у кого все есть. Можно бы принести ему цветы. В больницу ведь всегда приходят с цветами.
– Кирк, это прекрасная мысль. Только где мы их возьмем? Нам по дороге не попался ни один цветочный магазин, торгующий круглосуточно.
– Это верно. А я знаю где!
– Где?
– В квартале отсюда есть кладбище.
– Ты, наверное, шутишь.
– Нет, я совершенно серьезно. На кладбищах всегда горы цветов. И они пропадают там зря.
– Нет, это нельзя.
– Почему? Один цветок оттуда, один отсюда. Никто и не хватится. Ну кому их будет жалко? Потом от них только один мусор. По-моему, вообще на кладбищах надо вешать таблички с надписью: «Не сорить».
– Может, ты и прав, – засмеялась Эми. – Только бы нас не заметили.
– Да кто же нас заметит в такую пору?
Часы на углу пробили половину двенадцатого.
Кирк ехал впереди. Эми шла за ним. В конце небольшого парка стояла церковь и при ней небольшое кладбище. Кирк с Эми вошли в ворота. Здесь было темнее и теплее. Свет от уличных фонарей сюда не доходил.
– А тут, наверное, водятся привидения, – сказала Эми.
Высоко в кронах деревьев горели светляки. Эми бродила среди надгробий. Кирк ехал по сырой траве.
– Завтра кто-нибудь заметит твои следы, – вполголоса проговорила Эми.
– И решат, что приезжали вурдалаки на велосипедах, – отозвался Кирк.
Подходящих цветов пока не было. На могилах стояли горшки с геранью, петуньей и ноготками.
– Совсем ничего нет, – сказал Кирк. – Герань пахнет тиной. А Бренту я какую-нибудь дрянь не понесу.
Углубились в самую темень.
– Эми, смотри, – позвал Кирк.
Эми подошла к нему. Кирк остановился у целой горы цветов: свежие белые гвоздики и белые розы.
– Наверное, сегодня положены, – сказал Кирк. – Давай возьмем несколько роз и гвоздик. Смотри как их много.
– Я не могу, – сказала Эми.
– Глупая. Всего два или три цветка. Никто и не заметит. Брент их оценит больше, чем этот бедняга. Дай мне вот эти розы.
Эми нагнулась и взяла две розы. Протянула Кирку и уколола палец шипом. Пососала его, пока кровь не остановилась.
– Вон еще те гвоздики.
Эми протянула несколько гвоздик. Цветов было так много, что изъян был совсем незаметен.
– Еще немного, Эми, – сказал Кирк.
Эми протянула ему еще цветок. У Кирка на коленях вырос душистый ворох, излучающий слабое белое сияние.
– Как они красивы, – тихо сказала Эми. – Бренту понравится.
– Очень! Вот как здорово мы придумали.
– Я что-то очень устала, – сказала Эми, прислонившись к памятнику. – А вечер был чудесный. Если мы здесь останемся ночевать, к утру нас подернет росой. Как это будет красиво. Волосы будут сверкать бриллиантами. Если бы Брент был с нами, я бы осталась.
– Пожалуй, все-таки пора возвращаться, – сказал Кирк.
Эми взглянула на могильный холмик, откуда они взяли цветы.
– Спасибо, – сказала она. – Брент будет рад. Надеюсь, вы не рассердились на нас.
– Идем скорее, смешная ты девчонка, – позвал ее Кирк.
Они шли по темному кладбищу между могильными памятниками и надгробьями. Скоро показались ворота, и они вышли на улицу, освещенную фонарями.
– Какой у тебя глупый вид, Кирк, – сказала Эми. – Ты словно оранжерея на колесах.
На крыльце одного темного дома залаяла собака. Это была большая немецкая овчарка. Она стояла на верхней ступеньке и грозно рычала.
– Милый песик, – сказал Кирк, – почему бы тебе не заняться своей костью.
Собака сбежала с крыльца и, громко лая, помчалась прямо к ним.
– Она разбудит всю улицу, – сказала Эми и бросилась бежать. Каблучки ее дробно стучали.
Кирк что было сил крутил колеса. Собака еще немного побежала за ними и в конце своего двора остановилась, не переставая лаять.
– Тише ты, брехунья, – крикнул ей Кирк.
Догнал Эми, бросил ей с колен гвоздику и проехал мимо нее вперед. Эми шла за ним, размахивая гвоздикой. Она напевала песенку без слов на собственный мотив, и голое ее нежно звучал в ночном воздухе. Кирк замедлил ход. Эми пошла рядом, похлопывая его гвоздикой по голове.
Вот и ворота больницы.
– Ш-ш-ш, – прошептала Эми, смеясь и немножко задыхаясь. – Мы с тобой похитители цветов. Сейчас мы их контрабандой внесем в больницу. Давай двигаться тихо, тихо. Иначе мы попали в беду.
Она толкнула дверь на пружине, и Кирк въехал во двор. Эми вошла следом. В вестибюле было темно и пусто. Светилось только табло под лифтом. Стараясь не шуметь, пересекли вестибюль. Эми не удержалась и прыснула.
– Ш-ш-ш, – зашипел теперь Кирк. – Ты можешь хоть минуту побыть серьезной?
– Какой у тебя смешной вид с этой охапкой цветов, – сказала она, схватила гвоздику и сунула ему за ухо.
Кирк нажал кнопку, дверь лифта раскрылась. Нажали на шестой этаж, и кабина взмыла. Наверху было светлее: в дальнем конце горела лампа на посту дежурной сестры.
– Ну, теперь тихо. Не дай бог нас поймают.
Эми пошла на цыпочках, но шаги ее гулко раздались в ночной тиши. Казалось, даже шины шуршат оглушительно. Взглянув на разукрашенного цветами Кирка, Эми опять хихикнула. Они были уже у самой двери в ее комнату, как вдруг сестра Шульц поднялась из-за стола и двинулась прямо к ним.
– Явились, беглецы. Знаете какого я страху из-за вас натерпелась. Хорошо, что Брент сказал мне, куда вы делись. Чур, на него не сердиться! Я вымолила у него признание.
– А кто-нибудь еще знает?
– Нет, хотя я должна была немедленно сообщить о вашем исчезновении. Вы поступили очень неразумно. Особенно ты, Эми. Ночь довольно холодная.
– Но такая прекрасная.
– Да, знаю. Вы хоть немножко развлеклись?
– Еще как!
– А теперь – марш спать. Уже очень поздно.
Эми пошла к себе.
– Отдай Бренту цветы, хорошо, Кирк? – сказала она, обернувшись. – И пожелай ему от меня спокойной ночи. Спасибо тебе, Кирк. Я очень люблю кино.
– Спокойной ночи, Эми. До завтра.
До палаты Кирка довезла сестра Шульц. Она несколько раз прищелкнула языком, один раз даже как будто издала смешок.
– Спасибо, сестра Шульц. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи. И больше так не делай. Ты ведь не хочешь, чтобы у старушки Шульц были из-за тебя неприятности.
– Спокойной ночи, – попрощался Кирк и въехал к себе в палату, едва освещенную двумя ночниками.
– Добрый вечер, Кирк. – Брент еще не спал. – Хорошо повеселились?
– Шикарно! И тебя есть чем порадовать.
– Спасибо. А что это такое?
– Сейчас увидишь. Включи свою лампу.
Брент включил и рассмеялся.
– Вы что, ограбили оранжерею?
– Почти угадал, – рассмеялся и Кирк. – Просто решили хоть чем-нибудь скрасить тебе скучный вечер.
Кирк подъехал к умывальнику и, налив в раковину воды, сунул туда цветы.
– Пусть до утра тут полежат. Эми устроит нам взбучку, если они завянут.
Кирк подъехал к своей кровати. С трудом разоблачился, надел пижаму и лег. Брент выключил свет.
– Хороший был фильм?
– Ничего. Про любовь. У героини был очень милый возлюбленный.
– Жаль, что я не был с вами.
– Конечно, жаль. Одно утешение – ты скоро будешь дома.
– Да, корсет уже готов. Доктор сказал, что я завтра смогу встать и немного походить, только очень осторожно. Надевать его совсем просто. Сестра мне уже показала.
– Вот здорово.
– А мне что-то не хочется уезжать, – сказал Брент.
В дверях появилась тоненькая призрачная фигурка, силуэт ее четко рисовался в неярком свете коридора. Это была Эми в голубом халатике поверх ночной рубашки.
– Добрый вечер, Брент, – сказала она шепотом, – я не могла уснуть, не узнав, понравились ли тебе цветы?
– Роскошные цветы, Эми. Мне очень приятно, что вы подумали обо мне, – ответил Брент.
Эми подошла к его кровати.
– Ты очень скучал? Мы так хотели чем-нибудь порадовать тебя.
– Мы их доставали с риском для жизни. Нас чуть не съела собака Баскервилей,[14] – сказал Кирк. – Еще бы они тебе не понравились!
Все трое тихо рассмеялись.
– Только бы меня не застала здесь сестра Шульц. Какая она добрая – не выдала нас. А я что-то устала. Ноги прямо подкашиваются. Можно, Брент, присесть на твою кровать с краешка?
– Конечно.
– Как у тебя тепло, – сказала Эми.
– Хорошая была прогулка?
– Чудесная. Мне хотелось принести тебе светлячка.
– Цветы тоже неплохо. Спасибо.
– Кирк, – позвала Эми, – как ты думаешь, сколько может поместиться детей на больничной койке?
– Не знаю, – донесся из темноты его голос.
– А трое уместятся?
– Сейчас проверим.
– Иди сюда! – позвал его Брент.
Кирк сел и потянулся за костылями. Брент и Эми подвинулись к окну, давая ему место.
– Но рассчитана-то она точно не на троих, – сказал Кирк, ложась с краю. – Я, конечно, не жалуюсь, как вы понимаете.
Несколько времени лежали молча, дыхание их, казалось, слилось в одно.
– Нет, жизнь устроена не так уж плохо, – сказала Эми.
– Бег на трех ногах. У финиша мы всегда вместе, – сказал Кирк.
Одной рукой Эми взяла за руку Кирка, другой Брента. И соединила все руки вместе.
– Ты молодец, Эми, – прошептал Брент.
– Тише, не надо ничего говорить, – сказала она.
Долго лежали молча. Наконец Эми прошептала:
– Мы друзья, и это прекрасно. Кирк с Брентом ничего не ответили.
Понемногу дыхание Эми и Кирка стало размереннее, и они незаметно уснули. Брент лежал в темноте с открытыми глазами. Потолок не был виден. В его руке лежала рука Эми. Он слышал ее дыхание. «Время, остановись! – подумал он. – Пусть бы так было всегда». Наконец заснул и он.
Эми проснулась от приступа кашля. Все тело разламывала боль. Она взглянула на часы. Было начало пятого. Она попыталась удержать кашель и не могла. В груди что-то хлюпало и прокашляться было невозможно. Она потрогала свой лоб. Он горел.
Эми села. Кашель не унимался, в голове стучало. Кирк и Брент крепко спали.
Эми откинула одеяло, соскользнула с постели и встала на пол. Голова закружилась так, что она чуть не упала. Эми ухватилась за перекладину кровати, собралась с силами и тихонько вышла. У себя в палате забралась под одеяло и заснула.
ГЛАВА VIII
– Придется сделать небольшой крюк, – сказала Эми и двинула кресло обратно в палату мальчиков.
– Брент, – позвала его Эми, – я не могу уйти, не попрощавшись с тобой.
– До свидания, Эми, – Брент улыбнулся. – Желаю вам хорошо провести время.
– Постараемся, – ответила Эми. – Все-таки неправильно, что мы тебя оставляем. Мы ведь почти все вечера были вместе с тех пор, как тебя сюда привезли. Но мы не будем долго гулять.
– Счастливо оставаться, – махнул рукой Кирк. – Не вешай носа.
Эми и Кирк ушли. И Брент вдруг почувствовал такую пустоту… Раньше одиночество ему было приятно. А вот Кирка с Эми нет, и точно свет для него померк. Даже самому стало смешно.
Он потянулся к тумбочке, достал альбом, краски и кисточки. И начал писать небольшую акварель: Эми, Кирк и он сам. Работа подвигалась успешно, хотя рисовать автопортрет оказалось не так-то легко, даже с зеркалом.
Он ведь через день-другой уйдет отсюда и надо что-то оставить на память. Акварель он подарит Эми, Кирк бы посмеялся над такими сантиментами. «Но дома все-таки что-нибудь нарисую ему и пошлю, – подумал Брент, – а эту акварель надо закончить здесь».
Картина будет в приглушенных тонах. Они втроем среди зарослей, каштановые пряди волос Эми перепутались с зелеными стеблями. Брент был доволен композицией и сходством. Он не хотел показывать акварель Эми и Кирку до самого ухода и писал ее тайком.
Может успеет закончить сегодня до их возвращения.
Брент макнул кисточку в воду и начал работать.
Эми докатила Кирка до лифта. Дверь открылась, и они вошли внутрь. В кабине у дальней стены стояли двое, один из них – ординатор в белом халате.
– Как я рад, – сказал Кирк. – Джонни сегодня гораздо лучше. Глядишь, через неделю-другую он опять появится в бассейне.
– Я надеюсь, – ответила Эми. – И щеки порозовели. А ведь операция была не из легких.
– Пересадка мозга, – подмигнул Кирк врачу.
Тот в ответ улыбнулся.
Они вышли на цокальном этаже и с независимым видом двинулись к выходу. Выехали через главный вход, миновали широкую аллею и очутились на улице.
– Свобода! – закричал Кирк. – Я даже не верю этому. – И он три раза повернулся на кресле вокруг своей оси.
Больница находилась в одном квартале от центра города. Чтобы помочь Эми, Кирк руками вращал колеса. Проехали мимо старых домов, разбросанных по больничному саду, в них была контора больницы, разные канцелярии. Оставили позади школу, библиотеку и небольшой парк.
Дошли до главного перекрестка и свернули налево по центральной улице. В середине квартала манил огнями кинотеатр художественных фильмов. Его зрителями были главным образом студенты двух соседних колледжей. На афише стояло: «Похищение».
– Если бы я мог выбирать, я бы предпочел что-нибудь другое, – сказал Кирк.
– А мне все равно. Кино есть кино, и я жажду посмотреть что угодно. К тому же «Тайм» писал, что фильм потрясающий. Единственный досягаемый фильм для нашего кресла.
– О чем он? – спросил Кирк.
– Не знаю. Это иностранный.
– Не везет, так уж до конца. Идем.
Кирк заплатил за билеты шесть долларов из тех денег, что оставил отец.
– А чем здесь кормят? – спросил он у кассирши. – Воздушная кукуруза есть?
Кассирша, продолжая жевать резинку, ничего не ответила. Фильм уже начался.
– Беглецы не могут быть особенно требовательны, – сказала Эми. – Если хочешь, можно посмотреть начало после конца. А здесь довольно прохладно. Слишком мощный кондиционер.
– Ты хочешь конфет или воздушную кукурузу? – спросил Кирк.
– Кукурузу. Я ее не пробовала месяца два. И побольше масла.
– Отлично, – сказал Кирк и покатил в буфет. За прилавком стояла женщина необъятных размеров. Пятнистая ярко-оранжевая кофта не спасала.
– Две кукурузы и побольше масла, – сказал Кирк. – Загримировались под корову?
Женщина презрительно фыркнула и привычной рукой насыпала в бумажные стаканчики кукурузы. Полила сверху маслом и протянула Кирку, не сказав ни слова.
Кирк заплатил за кукурузу и вместе с Эми отправился в зал. Там было холодно и темно, на экране мелькали одетые в голубое и зеленое люди.
Эми с Кирком прошли вперед.
– Здесь тебе будет удобно? – остановилась Эми у полупустого ряда.
– Прекрасно.
Эми села в первое кресло от прохода. Кирк пристроился рядом и поставил свое кресло на тормоз. Оба с аппетитом принялись уплетать кукурузу.
Фильм был о любви. В конце героиня гибла, и Эми плакала, глядя, как на нее медленно надвигался поезд.
Вышли из кинотеатра вместе с негромко переговаривающимися зрителями. Ночь была теплая, летняя. Подождали, пока все разойдутся. Скоро тротуар опустел, машин почти не было.
– Какой хороший фильм, – сказала Эми.
– Да, неплохой. Немного слюнявый, да и титры мелькали чересчур быстро – для таких фильмов надо кончать курсы скоростного чтения.
– Я очень рада, что мы убежали.
– И я.
– Хорошо бы нам не попасться на обратном пути, – сказала Эми.
– Чем позже вернемся, тем меньше опасность. Лучше подождать, пока выключат свет и все заснут. Ты хочешь есть?
– Хочу. Раз уж мы на свободе, надо попробовать все, чем может порадовать нас этот мир. А что, интересно, делает Брент?
– Наверное, читает.
– Жалко, что он не с нами.
– Очень.
Свернули в переулок направо. Через три дома от угла был небольшой ресторанчик «Creperie».[12]
– Зайдем? – спросил Кирк.
– С удовольствием. Я люблю блины.
– Я бы предпочел шашлычную, но делать нечего.
– Какой ты привередливый, Кирк. Я уверена, блины тебе понравятся.
В ресторане было почти пусто. Кирк подъехал к столику на двоих, Эми села, официантка принесла меню и тут же исчезла. Кирк закурил.
Проглядели меню.
– Господи, что это за дыра такая, – сказал Кирк. – Нет даже пиццы.
– Тебе все не так, – сказала Эми. – Я буду только блины. Вот эти с ликером «гран марниер».
– И я тоже. Смотри, если их в рот нельзя будет взять!
– Почему ты, Кирк, не можешь быть галантным, как герой фильма?
– Мы же с тобой не влюбленные. И почему девчонки так любят сюсюкать!
– Но ведь мы убежали тайком. А раз такая игра, значит, влюбленные.
Заказали две порции блинов «гран марниер» и с наслаждением их съели. Блины были обсыпаны сахарной пудрой, политы ликером и корочка у них была такая хрустящая. Играла тихая музыка, уютно горели свечи и, покончив с блинами, они посидели еще немного.
– Как хорошо хотя бы вечер провести не в больнице. А то начинаешь думать, что за стенами больницы вообще ничего нет, – сказала Эми.
– Да это верно. Хотя иногда я спрашиваю себя, так ли уж плохо в больнице по сравнению с реальной жизнью.
– Мне понравился сегодняшний фильм. Только он очень грустный. Жалко, что эта девушка в конце умерла.
– На экране всегда так. Конечно, жалко. Но ведь это только в кино.
– Ты когда-нибудь плакал, когда смотрел фильм? Я всегда плачу. Глупо, конечно, но я ничего не могу поделать.
– Я даже борюсь с собой, чтобы фильмы меня так сильно не трогали. В конце концов, это все только выдумка.
– А один раз я убежал из зала. Мне было шесть лет, я стащил у мамы из кошелька доллар и один пошел смотреть «Волшебник из Оза».[13] Когда летучие обезьяны спрыгнули вниз и схватили Дороти, я так испугался, что чуть не наделал в штаны. Убежал из зала и конец фильма смотрел, стоя в дверях.
– Какой ты был смешной. А здесь прохладно. Нам, наверное, пора возвращаться. Все-таки надо было взять кофту, – сказала Эми и кашлянула.
– Да, наверное, надо было. А Брент сейчас думает, куда это мы запропастились.
Кирк заплатил за блины, и они вышли на пустынную улицу. Их силуэты отражались в темных витринах.
– Как жаль, что мы ничего не принесем Бренту, – сказала Эми.
– А почему бы и не принести?
– Все магазины уже закрыты.
Прошли мимо витрины с керамикой и заморскими диковинками, мимо магазина, где продавались джинсы и джерси.
– Что можно найти в городе, когда все уже закрыто? Как же мы не подумали об этом раньше! Могли бы захватить для него хоть стаканчик кукурузы, – сказала Эми.
– Можно разбить окно и что-нибудь стащить, – предложил Кирк. – Пустимся во все тяжкие.
– А как будем удирать с твоим креслом?
– Со скоростью черепахи.
– Вот именно.
– Представь себе сенсационный заголовок в газетах: «Ограбление витрины! Больная мононуклиозом и прикованный к креслу инвалид опять оставили свой зловещий след»! Пожалуй, чересчур драматично.
Кирк остановился, нагнулся и поднял яркий фантик от конфеты.
– Давай подарим Бренту этот фантик. Как ты думаешь, он на что-нибудь ему пригодится?
– Ты очень заботлив. Но, по-моему, у него их и так девать некуда.
– Хуже всего дарить тому, у кого все есть. Можно бы принести ему цветы. В больницу ведь всегда приходят с цветами.
– Кирк, это прекрасная мысль. Только где мы их возьмем? Нам по дороге не попался ни один цветочный магазин, торгующий круглосуточно.
– Это верно. А я знаю где!
– Где?
– В квартале отсюда есть кладбище.
– Ты, наверное, шутишь.
– Нет, я совершенно серьезно. На кладбищах всегда горы цветов. И они пропадают там зря.
– Нет, это нельзя.
– Почему? Один цветок оттуда, один отсюда. Никто и не хватится. Ну кому их будет жалко? Потом от них только один мусор. По-моему, вообще на кладбищах надо вешать таблички с надписью: «Не сорить».
– Может, ты и прав, – засмеялась Эми. – Только бы нас не заметили.
– Да кто же нас заметит в такую пору?
Часы на углу пробили половину двенадцатого.
Кирк ехал впереди. Эми шла за ним. В конце небольшого парка стояла церковь и при ней небольшое кладбище. Кирк с Эми вошли в ворота. Здесь было темнее и теплее. Свет от уличных фонарей сюда не доходил.
– А тут, наверное, водятся привидения, – сказала Эми.
Высоко в кронах деревьев горели светляки. Эми бродила среди надгробий. Кирк ехал по сырой траве.
– Завтра кто-нибудь заметит твои следы, – вполголоса проговорила Эми.
– И решат, что приезжали вурдалаки на велосипедах, – отозвался Кирк.
Подходящих цветов пока не было. На могилах стояли горшки с геранью, петуньей и ноготками.
– Совсем ничего нет, – сказал Кирк. – Герань пахнет тиной. А Бренту я какую-нибудь дрянь не понесу.
Углубились в самую темень.
– Эми, смотри, – позвал Кирк.
Эми подошла к нему. Кирк остановился у целой горы цветов: свежие белые гвоздики и белые розы.
– Наверное, сегодня положены, – сказал Кирк. – Давай возьмем несколько роз и гвоздик. Смотри как их много.
– Я не могу, – сказала Эми.
– Глупая. Всего два или три цветка. Никто и не заметит. Брент их оценит больше, чем этот бедняга. Дай мне вот эти розы.
Эми нагнулась и взяла две розы. Протянула Кирку и уколола палец шипом. Пососала его, пока кровь не остановилась.
– Вон еще те гвоздики.
Эми протянула несколько гвоздик. Цветов было так много, что изъян был совсем незаметен.
– Еще немного, Эми, – сказал Кирк.
Эми протянула ему еще цветок. У Кирка на коленях вырос душистый ворох, излучающий слабое белое сияние.
– Как они красивы, – тихо сказала Эми. – Бренту понравится.
– Очень! Вот как здорово мы придумали.
– Я что-то очень устала, – сказала Эми, прислонившись к памятнику. – А вечер был чудесный. Если мы здесь останемся ночевать, к утру нас подернет росой. Как это будет красиво. Волосы будут сверкать бриллиантами. Если бы Брент был с нами, я бы осталась.
Эми взглянула на могильный холмик, откуда они взяли цветы.
– Спасибо, – сказала она. – Брент будет рад. Надеюсь, вы не рассердились на нас.
– Идем скорее, смешная ты девчонка, – позвал ее Кирк.
Они шли по темному кладбищу между могильными памятниками и надгробьями. Скоро показались ворота, и они вышли на улицу, освещенную фонарями.
– Какой у тебя глупый вид, Кирк, – сказала Эми. – Ты словно оранжерея на колесах.
На крыльце одного темного дома залаяла собака. Это была большая немецкая овчарка. Она стояла на верхней ступеньке и грозно рычала.
– Милый песик, – сказал Кирк, – почему бы тебе не заняться своей костью.
Собака сбежала с крыльца и, громко лая, помчалась прямо к ним.
– Она разбудит всю улицу, – сказала Эми и бросилась бежать. Каблучки ее дробно стучали.
Кирк что было сил крутил колеса. Собака еще немного побежала за ними и в конце своего двора остановилась, не переставая лаять.
– Тише ты, брехунья, – крикнул ей Кирк.
Догнал Эми, бросил ей с колен гвоздику и проехал мимо нее вперед. Эми шла за ним, размахивая гвоздикой. Она напевала песенку без слов на собственный мотив, и голое ее нежно звучал в ночном воздухе. Кирк замедлил ход. Эми пошла рядом, похлопывая его гвоздикой по голове.
Вот и ворота больницы.
– Ш-ш-ш, – прошептала Эми, смеясь и немножко задыхаясь. – Мы с тобой похитители цветов. Сейчас мы их контрабандой внесем в больницу. Давай двигаться тихо, тихо. Иначе мы попали в беду.
Она толкнула дверь на пружине, и Кирк въехал во двор. Эми вошла следом. В вестибюле было темно и пусто. Светилось только табло под лифтом. Стараясь не шуметь, пересекли вестибюль. Эми не удержалась и прыснула.
– Ш-ш-ш, – зашипел теперь Кирк. – Ты можешь хоть минуту побыть серьезной?
– Какой у тебя смешной вид с этой охапкой цветов, – сказала она, схватила гвоздику и сунула ему за ухо.
Кирк нажал кнопку, дверь лифта раскрылась. Нажали на шестой этаж, и кабина взмыла. Наверху было светлее: в дальнем конце горела лампа на посту дежурной сестры.
– Ну, теперь тихо. Не дай бог нас поймают.
Эми пошла на цыпочках, но шаги ее гулко раздались в ночной тиши. Казалось, даже шины шуршат оглушительно. Взглянув на разукрашенного цветами Кирка, Эми опять хихикнула. Они были уже у самой двери в ее комнату, как вдруг сестра Шульц поднялась из-за стола и двинулась прямо к ним.
– Явились, беглецы. Знаете какого я страху из-за вас натерпелась. Хорошо, что Брент сказал мне, куда вы делись. Чур, на него не сердиться! Я вымолила у него признание.
– А кто-нибудь еще знает?
– Нет, хотя я должна была немедленно сообщить о вашем исчезновении. Вы поступили очень неразумно. Особенно ты, Эми. Ночь довольно холодная.
– Но такая прекрасная.
– Да, знаю. Вы хоть немножко развлеклись?
– Еще как!
– А теперь – марш спать. Уже очень поздно.
Эми пошла к себе.
– Отдай Бренту цветы, хорошо, Кирк? – сказала она, обернувшись. – И пожелай ему от меня спокойной ночи. Спасибо тебе, Кирк. Я очень люблю кино.
– Спокойной ночи, Эми. До завтра.
До палаты Кирка довезла сестра Шульц. Она несколько раз прищелкнула языком, один раз даже как будто издала смешок.
– Спасибо, сестра Шульц. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи. И больше так не делай. Ты ведь не хочешь, чтобы у старушки Шульц были из-за тебя неприятности.
– Спокойной ночи, – попрощался Кирк и въехал к себе в палату, едва освещенную двумя ночниками.
– Добрый вечер, Кирк. – Брент еще не спал. – Хорошо повеселились?
– Шикарно! И тебя есть чем порадовать.
– Спасибо. А что это такое?
– Сейчас увидишь. Включи свою лампу.
Брент включил и рассмеялся.
– Вы что, ограбили оранжерею?
– Почти угадал, – рассмеялся и Кирк. – Просто решили хоть чем-нибудь скрасить тебе скучный вечер.
Кирк подъехал к умывальнику и, налив в раковину воды, сунул туда цветы.
– Пусть до утра тут полежат. Эми устроит нам взбучку, если они завянут.
Кирк подъехал к своей кровати. С трудом разоблачился, надел пижаму и лег. Брент выключил свет.
– Хороший был фильм?
– Ничего. Про любовь. У героини был очень милый возлюбленный.
– Жаль, что я не был с вами.
– Конечно, жаль. Одно утешение – ты скоро будешь дома.
– Да, корсет уже готов. Доктор сказал, что я завтра смогу встать и немного походить, только очень осторожно. Надевать его совсем просто. Сестра мне уже показала.
– Вот здорово.
– А мне что-то не хочется уезжать, – сказал Брент.
В дверях появилась тоненькая призрачная фигурка, силуэт ее четко рисовался в неярком свете коридора. Это была Эми в голубом халатике поверх ночной рубашки.
– Добрый вечер, Брент, – сказала она шепотом, – я не могла уснуть, не узнав, понравились ли тебе цветы?
– Роскошные цветы, Эми. Мне очень приятно, что вы подумали обо мне, – ответил Брент.
Эми подошла к его кровати.
– Ты очень скучал? Мы так хотели чем-нибудь порадовать тебя.
– Мы их доставали с риском для жизни. Нас чуть не съела собака Баскервилей,[14] – сказал Кирк. – Еще бы они тебе не понравились!
Все трое тихо рассмеялись.
– Только бы меня не застала здесь сестра Шульц. Какая она добрая – не выдала нас. А я что-то устала. Ноги прямо подкашиваются. Можно, Брент, присесть на твою кровать с краешка?
– Конечно.
– Как у тебя тепло, – сказала Эми.
– Хорошая была прогулка?
– Чудесная. Мне хотелось принести тебе светлячка.
– Цветы тоже неплохо. Спасибо.
– Кирк, – позвала Эми, – как ты думаешь, сколько может поместиться детей на больничной койке?
– Не знаю, – донесся из темноты его голос.
– А трое уместятся?
– Сейчас проверим.
– Иди сюда! – позвал его Брент.
Кирк сел и потянулся за костылями. Брент и Эми подвинулись к окну, давая ему место.
– Но рассчитана-то она точно не на троих, – сказал Кирк, ложась с краю. – Я, конечно, не жалуюсь, как вы понимаете.
Несколько времени лежали молча, дыхание их, казалось, слилось в одно.
– Нет, жизнь устроена не так уж плохо, – сказала Эми.
– Бег на трех ногах. У финиша мы всегда вместе, – сказал Кирк.
Одной рукой Эми взяла за руку Кирка, другой Брента. И соединила все руки вместе.
– Ты молодец, Эми, – прошептал Брент.
– Тише, не надо ничего говорить, – сказала она.
Долго лежали молча. Наконец Эми прошептала:
– Мы друзья, и это прекрасно. Кирк с Брентом ничего не ответили.
Понемногу дыхание Эми и Кирка стало размереннее, и они незаметно уснули. Брент лежал в темноте с открытыми глазами. Потолок не был виден. В его руке лежала рука Эми. Он слышал ее дыхание. «Время, остановись! – подумал он. – Пусть бы так было всегда». Наконец заснул и он.
Эми проснулась от приступа кашля. Все тело разламывала боль. Она взглянула на часы. Было начало пятого. Она попыталась удержать кашель и не могла. В груди что-то хлюпало и прокашляться было невозможно. Она потрогала свой лоб. Он горел.
Эми села. Кашель не унимался, в голове стучало. Кирк и Брент крепко спали.
Эми откинула одеяло, соскользнула с постели и встала на пол. Голова закружилась так, что она чуть не упала. Эми ухватилась за перекладину кровати, собралась с силами и тихонько вышла. У себя в палате забралась под одеяло и заснула.
ГЛАВА VIII
Брент проснулся утром в самом радужном настроении. Как он хорошо выспался! Брент потянулся, взглянул на Кирка. Тот уже сидел на своей кровати.
– Доброе утро, – сказал Кирк.
– А где Эми? – спросил Брент.
– Не знаю. Когда я проснулся, ее не было. Наверное, ночью ушла к себе.
– Наверное. Представь себе ужас сестрицы Рэш, если бы она застала ее здесь.
– Пришлось бы послушать лекцию о том, как вредно спать втроем в одной постели.
– Да, сестрица Рэш помешана на гигиене.
– А ты уже поставил цветы в воду? – спросил Брент, увидев на столе в графине большой букет.
– Я проснулся, гляжу, а они совсем завяли в этой раковине. Я испугался, что Эми расстроится. И поставил их в графин. Правда, я не очень-то умею составлять букеты, но зато они теперь в воде и, может, еще оживут.
– Я что-то беспокоюсь об Эми. Она вчера очень устала?
– Не беспокойся, – ответил Кирк. – Я думаю, она придет сегодня немного позже. Пусть поспит. Мы вчера очень поздно заснули.
Вдруг дверь распахнулась и в палату ворвалась мать Эми. Ее било как в лихорадке, глаза ничего не видели.
– Негодяй! Если она умрет, виноват будешь ты! – кричала она. – Как ты мог на такое решиться?
Кинувшись к Кирку, она задела букет цветов, графин упал на стол, вода разлилась, цветы рассыпались по полу. Мать ничего не замечала. Она стояла у кровати Кирка, сжимая кулаки. Бренту показалось, что она сейчас ударит его.
– Эми? Что с ней?
– И ты еще спрашиваешь! Господи, опять переливание. Дали кислород. Она еле дышит. Все эти трубки…
– Что случилось?
– Что? Ты не знаешь, гнусный, мерзкий мальчишка? Моли бога, чтобы она осталась жива. Моя девочка…
– Но я, правда, ничего не знаю… не может быть… – лепетал Кирк.
– Она уже выздоравливала. Доктор говорил, ей гораздо лучше. Ты что, не хотел, чтобы она выздоровела? Такое кровотечение, а теперь еще воспаление легких. Если она умрет…
– Умрет? От мононуклеоза? Ерунда!
– Какой мононуклеоз! Что я могла еще ей сказать?
– Если бы я знал… – тихо проговорил Кирк.
– Таким как ты на все наплевать! Утащить девочку ночью в кино. Мне ночная сестра все рассказала. Если все будет хорошо, ты больше никогда – слышишь – никогда ее не увидишь. Если твоя нога ступит в ее палату…
В дверях появилась сестра Рэш.
– Идите к дочери, – сказала она. – Вы ей сейчас нужны. Не надо волновать других больных.
– Но я должна…
– Сейчас же уходите отсюда, – приказала сестра Рэш.
Мать Эми повернулась и выбежала из комнаты.
– А я все равно к ней пойду, – крикнул ей вдогонку Кирк.
– Прости, Кирк, но Эми сейчас очень плохо. Я знаю, ты не виноват, – сказала сестра Рэш, – хотя, конечно, это была глупая выдумка. Но не надо пока к ней ходить. Там и без того тяжело. Не хватает только истерики матери. Врач сейчас никого туда не пускает. Вам будут все сообщать.
– Спасибо.
Сестра вышла.
Брент и Кирк долго молчали.
– А сестра Рэш не такая уж и плохая. – проговорил наконец Кирк.
– Да, неплохая, – отозвался Брент. Надо было что-то еще сказать, но слова не находились.
– Какая подлая все-таки жизнь, – сказал Кирк. – Почему несчастья всегда случаются с самыми хорошими людьми. Бедная Эми. Если бы я только знал…
– Ты, Кирк, не виноват, что Эми так тяжело больна. Она сама очень хотела вчера вечером пойти погулять.
– Но я не должен был ее пускать.
– Ты бы ее не остановил.
– Это была глупая затея.
– Успокойся. Нам остается только ждать. Эми поправится.
– Брось ты эту взрослую ахинею: «Успокойся, подожди…» Я не узнаю тебя. Уж лучше бы помолчал.
– Ладно, Кирк, не буду, – примирительно сказал Брент.
Опять долго лежали молча, ожидая известий.
– Может, я пойду посмотрю, как она там? – не выдержал Кирк.
– Не ходи. Ее мать опять на тебя накинется. Если что, сестра придет и скажет.
– Но я так хочу ее видеть. Так все ужасно получилось. Мне очень тяжело.
– Она это понимает.
– Да, наверное…
В палату тихо вошла Фея.
– Эми больше нет, – глухо проговорила она.
Точно ледяная волна окатила Брента.
– Господи, – выдохнул Кирк. – Почему Эми?
Он схватил подушку и несколько раз ударил ею по стене. Соскочил с постели, взял костыли. Фея подошла к нему и опустила руки ему на плечи.
– Кирк, теперь уж ничего не поделаешь, – сказала она.
Кирк оттолкнул ее и двинулся к двери, размахивая костылями и ударяя ими по стенам.
– Господи, – говорил он, – только не Эми!
Навстречу по коридору катила свою тележку сестра из лаборатории. Пробирки в штативах тоненько позвякивали. Кирк вдруг размахнулся и ударил костылем по тележке. Еще раз, еще, второй костыль он отбросил в сторону. Сестра в испуге прижалась к стене. Кирк бил по пробиркам, и скоро его пижаму и белые стены запятнала кровь. Кирк, точно раненый зверь, издал вопль, и еще раз изо всей силы ударил по тележке. Она опрокинулась, пробирки упали на пол и разбились. Кирк стал босыми ногами топтать их. Он топтал и топтал осколки стекла. Ноги у него были в крови. Сестра закричала.
«Не могу я больше лежать», – потянулся Брент за корсетом, который принесли накануне. Втиснул тело в серый полотняный каркас, просунул руку в одну лямку и попытался надеть вторую. Скорее, скорее, торопил он себя. Корсет сопротивлялся, но Брент все-таки ухитрился влезть в него, застегнул спереди застежку и сбросил ноги с постели.
Встал, и комната перед его глазами поплыла. Закружилась голова после почти трехнедельного лежания. Поправил корсет и почувствовал, как туловище охватила плотная ткань. Голова закружилась еще сильнее. Но он должен преодолеть слабость.
Брент шагнул к двери, держась за спинку своей кровати. Шагнул еще раз, ухватившись за кровать Кирка. Еще шаг, еще… Ноги не держали. Ему казалось, что он сейчас упадет.
Кирк стоял у самого входа, прислонившись к стене. Плечи его вздрагивали.
Прижавшись к косяку, Брент заставил себя стоять.
Кафельный пол был усеян осколками. Сестра из лаборатории все еще оставалась в оцепенении. Сестра Рэш бежала по коридору. Фея стояла в дверях рядом с Брентом.
– Кирк, – тихо позвал Брент. – Дай мне руку. Я сейчас упаду.
Кирк посмотрел на Брента, и такая знакомая, чуть заметная улыбка, тронула его губы.
– Иду, – сказал он.
Опершись на один костыль, попрыгал к Бренту и поддержал его свободной рукой.
– Ты просто спятил, Брент. Встать первый раз с постели без всякой помощи!
Поддерживая друг друга, вернулись в комнату. Кирк помог Бренту лечь, шагнул к своей кровати и тоже лег.
В дверях появилась сестра Рэш и быстро подошла к кровати Кирка.
– Ты успокоился, Кирк? – спросила она.
– Да, спасибо, – ответил Кирк. – Я… простите меня.
Сестры ушли.
– Как это подло, Брент, – произнес, не поворачивая головы, Кирк. – Хорошее всегда быстро кончается.
Этот вечер длился бесконечно долго.
Назавтра Брента выписывали. Было непривычно стоять, ходить. Пижама, зубная щетка, книги, краски, все уже было уложено в чемодан. Он так сжился со своей комнатой, что мир здоровых людей иногда просто не существовал, и вид за окном казался нарисованной кем-то картиной.
Когда все было собрано, Брент повернулся к Кирку и сказал:
– Мне почти не хочется уезжать отсюда. Надеюсь, что и тебя скоро выпишут.
– Выпишут когда-нибудь, – ответил Кирк. – Но в общем-то, мне все равно.
– У тебя есть мой адрес и телефон? – спросил Брент.
– Есть.
– Мы ведь будем видеться? То есть, я хочу сказать, я дня через два навещу тебя.
– Хорошо.
– Одно утешает – дома хоть можно вкусно поесть.
– Завидую тебе.
– Передай от меня привет Фее.
– Передам.
– Обязательно сообщи мне адрес твоей новой школы.
– Не беспокойся, сообщу.
– И береги себя – меня ведь теперь рядом не будет.
– Не волнуйся о старине Кирке. Он сейчас в полном порядке. Как никогда.
– У тебя, наверное, скоро будет новый сосед.
– Опять какая-нибудь Жаба, будет смотреть весь день рекламные комиксы. Мне даже хочется побыть одному. Кое-чему от тебя все-таки научился.
«Как мы уже далеки друг от друга», – подумал Брент, и ему стало еще тяжелее.
– На улице, по-моему, очень жарко. Слава богу, что здесь есть кондиционеры, – сказал Брент.
– Да, что бы здесь было, если бы не они!
– Экваториальная Африка.
И оба невесело рассмеялись.
– В корсете неудобно? – спросил Кирк.
– А ты как думаешь? Я уже не один раз хотел сорвать его и выбросить. К счастью, хоть на ночь можно снимать. Как-нибудь привыкну. Что тебе принести?
– Ничего не надо, спасибо. У меня все есть.
– Ну ладно. Ты, наверное, уже мечтаешь о своей новой школе и как бы скорее вырваться отсюда.
– Конечно. А знаешь, Брент, старый дружище, ты не так плохо выглядишь в этом корсете. Можешь стать законодателем мод.
– Вот будет смешно, – сказал Брент, но не засмеялся. – Сниму его с плеч и осчастливлю кого-нибудь таким подарком.
– Отдавать даром такую великолепную технику! Брент Макаллистер, ты просто глуп!
«Ну, заговори же об этом, – уговаривал себя Брент, – открой рот и заговори. Нельзя ведь так уйти».
– А мы славно здесь жили, – сказал он.
– Да.
– Мы были хорошими друзьями.
– Да, конечно. Все трое.
И мальчики чуть улыбнулись друг другу.
– Я хочу что-то подарить тебе на память, – сказал Брент, подошел к тумбочке и вынул почти законченную акварель, на которой они были изображены все трое. Фон был закончен, только лица немного не завершены. Это был удачный рисунок. Бренту удалось передать волну каштановых волос Эми, ее распахнутые внимательные глаза и легкую, чуть лукавую улыбку Кирка.
Брент протянул рисунок. Кирк его взял и долго рассматривал.
– Мне бы хотелось что-нибудь подарить тебе, – сказал Брент.
– Ты уже подарил, спасибо.
Брент опустил глаза и долго молчал.
– Ну, Кирк, – наконец сказал он, – мне пора идти. Меня ждет мама.
– Иди, конечно.
– Я дня через два приду к тебе, хорошо?
– Приходи. Когда сможешь. Я, кажется, в ближайшее время никуда не собираюсь. А увидеть тебя было бы здорово.
– Спасибо, Кирк. До свидания.
– Всего. И, пожалуйста, осторожнее. Много не плавай в бассейне.
– Об этом можешь не беспокоиться. Я еще нескоро расстанусь с корсетом.
В дверях появилась мать Брента.
– Я подожду тебя в коридоре, – сказала она.
– Мы очень скоро увидимся, Кирк. До свидания.
– Береги свою спину. И не падай больше в люки. Ты ведь ловкостью не отличаешься, – сказал Кирк и достал сигарету.
– Постараюсь не падать, Кирк. Ну, всего.
– Счастливо, Брент.
Брент ушел. Ему хотелось плакать. Но только не здесь – дома.
– Доброе утро, – сказал Кирк.
– А где Эми? – спросил Брент.
– Не знаю. Когда я проснулся, ее не было. Наверное, ночью ушла к себе.
– Наверное. Представь себе ужас сестрицы Рэш, если бы она застала ее здесь.
– Пришлось бы послушать лекцию о том, как вредно спать втроем в одной постели.
– Да, сестрица Рэш помешана на гигиене.
– А ты уже поставил цветы в воду? – спросил Брент, увидев на столе в графине большой букет.
– Я проснулся, гляжу, а они совсем завяли в этой раковине. Я испугался, что Эми расстроится. И поставил их в графин. Правда, я не очень-то умею составлять букеты, но зато они теперь в воде и, может, еще оживут.
– Я что-то беспокоюсь об Эми. Она вчера очень устала?
– Не беспокойся, – ответил Кирк. – Я думаю, она придет сегодня немного позже. Пусть поспит. Мы вчера очень поздно заснули.
Вдруг дверь распахнулась и в палату ворвалась мать Эми. Ее било как в лихорадке, глаза ничего не видели.
– Негодяй! Если она умрет, виноват будешь ты! – кричала она. – Как ты мог на такое решиться?
Кинувшись к Кирку, она задела букет цветов, графин упал на стол, вода разлилась, цветы рассыпались по полу. Мать ничего не замечала. Она стояла у кровати Кирка, сжимая кулаки. Бренту показалось, что она сейчас ударит его.
– Эми? Что с ней?
– И ты еще спрашиваешь! Господи, опять переливание. Дали кислород. Она еле дышит. Все эти трубки…
– Что случилось?
– Что? Ты не знаешь, гнусный, мерзкий мальчишка? Моли бога, чтобы она осталась жива. Моя девочка…
– Но я, правда, ничего не знаю… не может быть… – лепетал Кирк.
– Она уже выздоравливала. Доктор говорил, ей гораздо лучше. Ты что, не хотел, чтобы она выздоровела? Такое кровотечение, а теперь еще воспаление легких. Если она умрет…
– Умрет? От мононуклеоза? Ерунда!
– Какой мононуклеоз! Что я могла еще ей сказать?
– Если бы я знал… – тихо проговорил Кирк.
– Таким как ты на все наплевать! Утащить девочку ночью в кино. Мне ночная сестра все рассказала. Если все будет хорошо, ты больше никогда – слышишь – никогда ее не увидишь. Если твоя нога ступит в ее палату…
В дверях появилась сестра Рэш.
– Идите к дочери, – сказала она. – Вы ей сейчас нужны. Не надо волновать других больных.
– Но я должна…
– Сейчас же уходите отсюда, – приказала сестра Рэш.
Мать Эми повернулась и выбежала из комнаты.
– А я все равно к ней пойду, – крикнул ей вдогонку Кирк.
– Прости, Кирк, но Эми сейчас очень плохо. Я знаю, ты не виноват, – сказала сестра Рэш, – хотя, конечно, это была глупая выдумка. Но не надо пока к ней ходить. Там и без того тяжело. Не хватает только истерики матери. Врач сейчас никого туда не пускает. Вам будут все сообщать.
– Спасибо.
Сестра вышла.
Брент и Кирк долго молчали.
– А сестра Рэш не такая уж и плохая. – проговорил наконец Кирк.
– Да, неплохая, – отозвался Брент. Надо было что-то еще сказать, но слова не находились.
– Какая подлая все-таки жизнь, – сказал Кирк. – Почему несчастья всегда случаются с самыми хорошими людьми. Бедная Эми. Если бы я только знал…
– Ты, Кирк, не виноват, что Эми так тяжело больна. Она сама очень хотела вчера вечером пойти погулять.
– Но я не должен был ее пускать.
– Ты бы ее не остановил.
– Это была глупая затея.
– Успокойся. Нам остается только ждать. Эми поправится.
– Брось ты эту взрослую ахинею: «Успокойся, подожди…» Я не узнаю тебя. Уж лучше бы помолчал.
– Ладно, Кирк, не буду, – примирительно сказал Брент.
Опять долго лежали молча, ожидая известий.
– Может, я пойду посмотрю, как она там? – не выдержал Кирк.
– Не ходи. Ее мать опять на тебя накинется. Если что, сестра придет и скажет.
– Но я так хочу ее видеть. Так все ужасно получилось. Мне очень тяжело.
– Она это понимает.
– Да, наверное…
В палату тихо вошла Фея.
– Эми больше нет, – глухо проговорила она.
Точно ледяная волна окатила Брента.
– Господи, – выдохнул Кирк. – Почему Эми?
Он схватил подушку и несколько раз ударил ею по стене. Соскочил с постели, взял костыли. Фея подошла к нему и опустила руки ему на плечи.
– Кирк, теперь уж ничего не поделаешь, – сказала она.
Кирк оттолкнул ее и двинулся к двери, размахивая костылями и ударяя ими по стенам.
– Господи, – говорил он, – только не Эми!
Навстречу по коридору катила свою тележку сестра из лаборатории. Пробирки в штативах тоненько позвякивали. Кирк вдруг размахнулся и ударил костылем по тележке. Еще раз, еще, второй костыль он отбросил в сторону. Сестра в испуге прижалась к стене. Кирк бил по пробиркам, и скоро его пижаму и белые стены запятнала кровь. Кирк, точно раненый зверь, издал вопль, и еще раз изо всей силы ударил по тележке. Она опрокинулась, пробирки упали на пол и разбились. Кирк стал босыми ногами топтать их. Он топтал и топтал осколки стекла. Ноги у него были в крови. Сестра закричала.
«Не могу я больше лежать», – потянулся Брент за корсетом, который принесли накануне. Втиснул тело в серый полотняный каркас, просунул руку в одну лямку и попытался надеть вторую. Скорее, скорее, торопил он себя. Корсет сопротивлялся, но Брент все-таки ухитрился влезть в него, застегнул спереди застежку и сбросил ноги с постели.
Встал, и комната перед его глазами поплыла. Закружилась голова после почти трехнедельного лежания. Поправил корсет и почувствовал, как туловище охватила плотная ткань. Голова закружилась еще сильнее. Но он должен преодолеть слабость.
Брент шагнул к двери, держась за спинку своей кровати. Шагнул еще раз, ухватившись за кровать Кирка. Еще шаг, еще… Ноги не держали. Ему казалось, что он сейчас упадет.
Кирк стоял у самого входа, прислонившись к стене. Плечи его вздрагивали.
Прижавшись к косяку, Брент заставил себя стоять.
Кафельный пол был усеян осколками. Сестра из лаборатории все еще оставалась в оцепенении. Сестра Рэш бежала по коридору. Фея стояла в дверях рядом с Брентом.
– Кирк, – тихо позвал Брент. – Дай мне руку. Я сейчас упаду.
Кирк посмотрел на Брента, и такая знакомая, чуть заметная улыбка, тронула его губы.
– Иду, – сказал он.
Опершись на один костыль, попрыгал к Бренту и поддержал его свободной рукой.
– Ты просто спятил, Брент. Встать первый раз с постели без всякой помощи!
Поддерживая друг друга, вернулись в комнату. Кирк помог Бренту лечь, шагнул к своей кровати и тоже лег.
В дверях появилась сестра Рэш и быстро подошла к кровати Кирка.
– Ты успокоился, Кирк? – спросила она.
– Да, спасибо, – ответил Кирк. – Я… простите меня.
Сестры ушли.
– Как это подло, Брент, – произнес, не поворачивая головы, Кирк. – Хорошее всегда быстро кончается.
Этот вечер длился бесконечно долго.
Когда все было собрано, Брент повернулся к Кирку и сказал:
– Мне почти не хочется уезжать отсюда. Надеюсь, что и тебя скоро выпишут.
– Выпишут когда-нибудь, – ответил Кирк. – Но в общем-то, мне все равно.
– У тебя есть мой адрес и телефон? – спросил Брент.
– Есть.
– Мы ведь будем видеться? То есть, я хочу сказать, я дня через два навещу тебя.
– Хорошо.
– Одно утешает – дома хоть можно вкусно поесть.
– Завидую тебе.
– Передай от меня привет Фее.
– Передам.
– Обязательно сообщи мне адрес твоей новой школы.
– Не беспокойся, сообщу.
– И береги себя – меня ведь теперь рядом не будет.
– Не волнуйся о старине Кирке. Он сейчас в полном порядке. Как никогда.
– У тебя, наверное, скоро будет новый сосед.
– Опять какая-нибудь Жаба, будет смотреть весь день рекламные комиксы. Мне даже хочется побыть одному. Кое-чему от тебя все-таки научился.
«Как мы уже далеки друг от друга», – подумал Брент, и ему стало еще тяжелее.
– На улице, по-моему, очень жарко. Слава богу, что здесь есть кондиционеры, – сказал Брент.
– Да, что бы здесь было, если бы не они!
– Экваториальная Африка.
И оба невесело рассмеялись.
– В корсете неудобно? – спросил Кирк.
– А ты как думаешь? Я уже не один раз хотел сорвать его и выбросить. К счастью, хоть на ночь можно снимать. Как-нибудь привыкну. Что тебе принести?
– Ничего не надо, спасибо. У меня все есть.
– Ну ладно. Ты, наверное, уже мечтаешь о своей новой школе и как бы скорее вырваться отсюда.
– Конечно. А знаешь, Брент, старый дружище, ты не так плохо выглядишь в этом корсете. Можешь стать законодателем мод.
– Вот будет смешно, – сказал Брент, но не засмеялся. – Сниму его с плеч и осчастливлю кого-нибудь таким подарком.
– Отдавать даром такую великолепную технику! Брент Макаллистер, ты просто глуп!
«Ну, заговори же об этом, – уговаривал себя Брент, – открой рот и заговори. Нельзя ведь так уйти».
– А мы славно здесь жили, – сказал он.
– Да.
– Мы были хорошими друзьями.
– Да, конечно. Все трое.
И мальчики чуть улыбнулись друг другу.
– Я хочу что-то подарить тебе на память, – сказал Брент, подошел к тумбочке и вынул почти законченную акварель, на которой они были изображены все трое. Фон был закончен, только лица немного не завершены. Это был удачный рисунок. Бренту удалось передать волну каштановых волос Эми, ее распахнутые внимательные глаза и легкую, чуть лукавую улыбку Кирка.
Брент протянул рисунок. Кирк его взял и долго рассматривал.
– Мне бы хотелось что-нибудь подарить тебе, – сказал Брент.
– Ты уже подарил, спасибо.
Брент опустил глаза и долго молчал.
– Ну, Кирк, – наконец сказал он, – мне пора идти. Меня ждет мама.
– Иди, конечно.
– Я дня через два приду к тебе, хорошо?
– Приходи. Когда сможешь. Я, кажется, в ближайшее время никуда не собираюсь. А увидеть тебя было бы здорово.
– Спасибо, Кирк. До свидания.
– Всего. И, пожалуйста, осторожнее. Много не плавай в бассейне.
– Об этом можешь не беспокоиться. Я еще нескоро расстанусь с корсетом.
В дверях появилась мать Брента.
– Я подожду тебя в коридоре, – сказала она.
– Мы очень скоро увидимся, Кирк. До свидания.
– Береги свою спину. И не падай больше в люки. Ты ведь ловкостью не отличаешься, – сказал Кирк и достал сигарету.
– Постараюсь не падать, Кирк. Ну, всего.
– Счастливо, Брент.
Брент ушел. Ему хотелось плакать. Но только не здесь – дома.