Страница:
Но как идти? Не лучше ли попытаться проникнуть в таежную глушь немедленно, пока мороз сковал болота?
Куда там! Маленький караван навьюченных лошадей не смог пройти и десятка километров через заваленный снегом лес. Тут были нужны олени, "вездеходы тайги", с их широкими копытами. К тому же для оленя не надо брать овса или сена: он сам добывает себе корм из-под снега.
Вернувшись в Вановару, Кулик кое-как уговорил Лючеткана и эвенка Охчена довезти его на оленях до страшного места.
Что это был за поход! Видимо, Охчен в душе надеялся, что приехавший издалека сумасброд не выдержит долгой дороги и с полпути к спаленной огнем тайге велит возвращаться назад. Хитрец-проводник вставал поздно, долго, со смаком, пил чай, еще дольше собирался в путь, а пройдя немного, начинал охать и жаловаться на какие-то немыслимые болезни. После этого Охчен останавливал оленей и задолго до вечера устраивался на ночлег.
Но Кулик, отлично понимая, что его спутникам ужасно не хочется идти к "заколдованному" месту, где обитает бог огня Огды, проявлял поистине неистощимое терпение. Он даже делал вид, что очень доволен своими проводниками.
А между тем ему временами хотелось бросить эвенков и бежать на лыжах вперед, на север. Ведь маленький караван незаметно втянулся уже в зону бурелома.
На вершинах холмов тайга была начисто вырвана пронесшимся здесь два десятилетия назад, сверхураганом. Глядя на вывороченные черные корни, жутко распластавшиеся над переломленными, словно спичка, стволами, Кулик понял, почему суеверные эвенки боятся этих мест. И когда не только Охчен, но и более смелый Лючеткан решительно отказались идти дальше, он не стал настаивать.
- Хорошо, гирки, - сказал Кулик. (Он знал уже несколько эвенкийских слов и называл спутника "гирки" - друг, товарищ.) - Хорошо, мы не пойдем туда, где "он" упал. Но зато мы походим вокруг этого места. Ладно?
Лючеткан кивнул головой. Вокруг - это уже не так страшно...
Вдвоем они начали обход окрестных холмов и гор, всюду натыкаясь на мертвую, поваленную, сожженную тайгу. Все это натворил метеорит. Только он! Сибирь не знает таких ураганов, которые могли бы повалить, вырвать, переломать тысячи столетних, крепчайших лиственниц.
А эти толстые стволы и тонкие ветви, одинаково покрытые черным, обуглившимся слоем! Если бы тут прошел обычный лесной пожар, мелкие ветви не обуглились бы, а сгорели дотла. Только страшный, но мгновенный ожог мог обуглить их. Лес, обожженный метеоритом!
Раздумывая так, Кулик поднимался на довольно высокий хребет. Дело было уже в апреле, подтаявший снег налипал на лыжи. Отирая пот, струившийся из-под меховой шапки, Кулик вышел на гребень - и замер.
Перед ним лежало плоскогорье, покрытое мелкой редкой порослью и замкнутое цепью снежных гор. Взрослых деревьев здесь не было: их поваленные стволы лежали на земле. А по краям плоскогорья синела тайга.
Из-под горы, кряхтя, появился отставший эвенк. Осмотревшись, он подозрительно покосился на Кулика. Но тот равнодушно смотрел вдоль хребта.
- А что, амикан в здешних местах водится? Амиканом эвенки называют медведя.
- Есть, однако, маленько.
- А белка?
- Бывает, однако. Только нынче белка далеко ушла: шишка не уродилась, белке кушать нечего.
И эвенк стал рассказывать, как белка в поисках корма кочует из одного конца тайги в другой. Говорил он долго, а Кулик внимательно слушал. Наконец повесть о белке была окончена. Помолчали. Эвенк набил огромную трубку, искусно вырезанную из какого-то корня и украшенную медной крышкой с отверстиями. Покурил, ожидая вопросов. Кулик молчал и только рукой отмахивался от дыма: он чувствовал отвращение к табаку. И вдруг эвенк, не вытерпев, возбужденно заговорил, указывая рукой на далекие снежные горы:
- Там, сказывают, "он" лес валил во все стороны и всё палил, досюда палил, а дальше огонь не ходил...
Сказал - и осекся. Но Кулику и этого было достаточно. Слова эвенка только подтверждали то, что он видел сам. Если у гор "он" валил лес во все стороны, - значит, где-то там и был центр падения.
Но что это за горы? На карту надежда плоха - она составлена на глаз, по расспросам. Надо было найти какие-то знакомые ориентиры. Он припомнил разговор на фактории.
- Скажи, друг, речка Хушмо далеко течет от тех гор?
Эвенк посмотрел на снежные вершины хребта, напоминавшие сахарные головы:
- Видишь, гирки, дыру? Это ручей проделал, он в Хушмо впадает.
Среди гор темнела узкая долина. Отлично, один ориентир есть!
Терпеливо, по нескольку раз повторяя вопросы, Кулик выспросил у своего спутника все, что тот знал об окрестных хребтах и реках.
Следующие два дня, предоставив эвенкам наслаждаться чаем с утра до вечера, Кулик бродил по обожженным склонам с буссолью, делая съемку местности и обдумывая, что предпринять дальше. Конечно, лучше всего было бы проникнуть к заветным горам немедленно, пока не стаял снег.
Но суеверные эвенки не согласились на это. Лючеткан рассердился, замахал руками и наотрез отказался идти к "заколдованному месту". Кулик вернулся в Вановару, раздосадованный, злой.
Он снова смог выйти в тайгу лишь тогда, когда дружная, солнечная весна пожаловала в эти края. По мокрому снегу Кулик едва добрался до вздувшейся синеватой реки Чамбэ и стал здесь лагерем. Когда начался ледоход, два крепких плота были уже готовы.
На плотах разместились Кулик, его помощник, ангарские охотники с шестами в руках и таежный малорослый конь. Эвенк, кочевавший в этих местах, кричал с берега:
- Езжай, езжай! Как минешь Дилюшму, так будет Хушмо! Пройдешь по Хушмо две речки, Укогиткон и Ухагитту, а там будет Чургима, ручей Великого болота! Тут "он" землю ворочал...
Эвенк кричал еще что-то, но быстрое течение подхватило плоты, и конь громко, испуганно заржал. Через минуту эвенк остался один на берегу извилистой Чамбэ. Покачав головой, он отправился к себе в чум.
Вода то с размаху бросала плоты на ледяные "заторы", то несла их к "заломам" из перегородивших русло деревьев, подмытых половодьем. Багры и топоры минуты не лежали спокойно.
Как-то ночью, пока путники спали на берегу, один плот унесло вниз по реке, и его едва удалось догнать. Не раз на ночлегах Кулик просыпался от тревожных всхрапываний коня, который чуял медведей, кормившихся у весенней реки.
А потом шестнадцать дней конь и люди тянули плоты бечевой против течения порожистой речки Хушмо, то бредя в ледяной воде, то оставляя клочья одежды в густых прибрежных зарослях.
Кулик покидал ночные стоянки на рассвете, стараясь не будить ангарцев. Он поднимался на ближайший холм. Красноватое солнце в дымке испарений выплывало из-за дальних хребтов, освещая угрюмую таежную страну. Но сколько ни вглядывался Кулик, знакомых голых гор и темной впадины ущелья между ними нигде не было видно.
Подавив невольный вздох, Кулик брел к лагерю. Молчаливые ангарцы ни о чем не спрашивали его и впрягали коня в лямку...
Но однажды с холма открылись вдруг - и притом близко - горы, те самые горы. Правда, они не походили уже на сахарные головы, снег давно растаял, но Кулик не мог спутать их ни с какими другими на свете.
Плот пробирается по мрачному ущелью, куда едва втиснулся Хушмо. С темнобурых скал падает в реку светлая струя. Под ней белеет пласт нетающего льда.
- А ведь это, пожалуй, и есть Чургима, ручей Великого болота! - Кулик возбужденно потирает руки. - Причаливай, братцы, плот.
Пройдя вверх по ручью, экспедиция попадает в котловину, занятую огромным болотом. Вокруг - цепи голых гор, словно заштрихованных стволами поваленных деревьев. Кое-где в защищенных горами низинах стоят на корню черные, мертвые деревья; воздушная волна не сломала их, но они смертельно обожжены.
Разбили лагерь. Кулик начал кружить по горам вокруг котловины. И тут одно обстоятельство поразило его, будя догадку. Всюду - на севере, юге, востоке - поваленные стволы были обращены вершинами от котловины к горам. Котловина словно ощетинилась во все стороны.
Кулик сделал чертеж в записной книжке. Стрелки показывали, в какую сторону повален лес на сопках. Боже мой, да ведь метеорит ударил как раз в котловину!
Как струя воды, ударившись в плоскую поверхность, рассеивает брызги на все четыре стороны, так точно и струя из раскаленных газов с роем твердых тел вонзилась в землю и непосредственным воздействием, а также и взрывной отдачей произвела всю эту картину мощного разрушения. Вот откуда этот радиальный вывал леса, этот "веер" поваленной тайги.
Но где же самый центр падения?
В северо-восточной части котловины Кулик наткнулся на десятки кратеров-воронок, очень похожих по форме на те, которые можно наблюдать в телескоп на поверхности Луны. Не осколки ли метеорита образовали эти воронки?
Кулику хотелось тотчас немедленно начать раскопки. Но воронки сочились водой, их затянул мох. Чтобы отвести воду хотя бы из одного кратера, нужно было затратить много дней. А в лагере трясли мешки, собирая последние горсти муки...
- Давай, Леонид Алексеевич, сматывать удочки, а то сивку-бурку кушать придется. - Один из ангарцев кивнул на отощавшего коня.
...Через несколько дней люди, первыми в мире увидевшие место падения самого гигантского метеорита последних столетий, тронулись через тайгу в обратный путь.
* * *
Как быстро пролетел год!
Кулику казалось, что он только вчера покинул вот эту бревенчатую избу на фактории Вановара, где его теперь встретили, как старого знакомого, с искренним, но сдержанным сибирским радушием.
Далеко-далеко остался Ленинград, комнаты Минералогического музея Академии наук, кафедра с зеленой лампой, недоверчивые покашливания в зале.
Его доклад об открытии в тунгусской тайге убедил далеко не всех. Некоторые утверждали, что бурелом мог быть следом сильного циклона, что пожарище могло остаться после самого обычного лесного пожара, вспыхнувшего от удара молнии или костра охотника. Указывалось, что воронки, похожие на те, которые он обнаружил, встречаются и в других местах, где под тонким слоем мха дремлет вечная мерзлота.
Но академики Вернадский и Ферсман поддержали предложение об организации новой экспедиции, которая могла бы продолжить изучение котловины.
На трех лодках, названных "Кометой", "Болидом", "Метеором", Кулик решает спуститься от фактории Вановара по Подкаменной Тунгуске до устья Чамбэ, подняться по Чамбэ вверх бечевой, а дальше знакомым путем проникнуть по Хушмо к Великому болоту.
На пятый день экспедиция добирается до безымянного порога в низовьях Чамбэ. Реке тесно в каменном коридоре. Крутясь водоворотами, она несет пену.
Утром, когда розоватые отсветы зари пляшут на волнах, начинается самое трудное. Семь человек тянут лямку, восьмой сидит на руле. Первая лодка оказывается за порогом.
Вторая лодка - Кулика. Он сам садится за руль. Опасно? А где сказано, что начальник должен прятаться за спину других?
Лодка доходит до середины порога. В этот миг кто-то из "бурлаков", поскользнувшись, падает, толкая других. Бечева ослабевает, лодка мгновенно разворачивается поперек реки. Еще секунда - и в хлопьях пены мелькают темное дно перевернувшейся лодки и рука рулевого.
- Спасайте! Утонул! Ах ты, грех какой! Люди бегут к порогу, толкая друг друга.
- Гляди, выплыл!
- Где?.. Верно!
Ниже порога, ухватившись за веревку, брошенную с третьей лодки, выходит из воды знакомая высокая фигура. Кулик бледен, но добродушно улыбается:
- Вот это, называется, повезло! Посмотрите - целехоньки!
Он протягивает ладонь. На ладони - мокрые очки...
Добравшись до котловины Великого болота, экспедиция прежде всего построила лабаз и крохотную избушку - таежное зимовье.
В тот год летний зной погубил ягоды, высушил траву.
И без того унылый, мертвый лес стал еще мрачнее. Торчавшие кое-где на корню огромные высохшие стволы валились при первом крепком порыве ветра. Исчезли птицы, звери обходили котловину стороной. Только пискливые бурундуки - земляные белки - проворно носились по обгоревшим стволам да летучие мыши, охотившиеся за комарами, бесшумно чертили воздух после заката.
Кулик и его помощники делали топографическую съемку котловины. Поздней осенью, когда болота подмерзнут, ученый с помощью магнитометра предполагал "пощупать" воронки: если метеорит был железный, то чувствительный прибор обнаружил бы его осколки глубоко вонзившиеся в землю.
Но до осени было еще далеко, а в тайгу пришла беда. Экспедиция жила на голодном пайке с того дня, когда в пороге перевернулась лодка и погибла часть продуктов. Болтушка из муки, скудно заправленная маслом, два-три куска сахару - разве это настоящая еда для таежников? Охоты - никакой, ягод нет; мудрено ли, что болезнь непрошенной гостьей пожаловала в зимовье.
И вот через тайгу пробирается печальная процессия. Только Кулика пощадила болезнь, и, часто поглядывая на компас, он ведет остальных. Его высокая, чуть сутулая фигура мелькает между стволами. А ведь надо было продержаться всего какой-нибудь месяц до заморозков... Проклятая цынга!
Люди еле бредут по тайге, часто останавливаясь и отирая пот. Но уже видны домики Вановары. Теперь - к Енисею, где, сверкая яркими огнями, плывут на юг белые пассажирские пароходы. Однако проходит день, второй, третий, а начальник экспедиции не торопится с отплытием.
- Ну, Леонид Алексеевич, когда же в путь-дорогу? - спрашивает Кулика его помощник.
Кулик загадочно смотрит из-под стекол очков:
- Вам, да и всем остальным я бы советовал не задерживаться. С цынгой не шутят.
- "Вам"?!
- Вот именно. А я... Что вы так на меня смотрите? Я, пожалуй, вернусь к моему метеориту.
- Леонид Алексеевич! - почти сердито говорит помощник. - Это даже не фанатизм, это безумие, самоубийство! Одному в тайге!
Кулик спокойно улыбается:
- А почему одному? Вот товарищ Китьян тоже хочет своими глазами увидеть то место, где с неба упал камень.
Плотный, коренастый таежник, возившийся с ружьем в тени у забора, не спеша подходит к Кулику.
* * *
Скоро месяц, как Кулик и его новый помощник, охотник Китьян Васильев, живут в таежном зимовье. Темно в избушке. Чтобы записать что-либо, Кулику приходится каждый раз открывать дверь. Они донесли в зимовье железную печку, а стекло для окон сберечь так и не сумели. В лунную ночь - это было, кажется, на седьмой день обратного пути к Великому болоту - проснувшийся Кулик при свете чуть тлевшего костра увидел медведя, обнюхивавшего печку. Ученый потянулся к ружью. Зверь, быстро повернувшись на звук, раздавил прислоненные к печке два листа стекла и был таков.
По вечерам Кулик и Китьян раскладывали у входа в избушку едкий дымокур. Охотник рассказывал таежные были, Кулик вспоминал фронтовую жизнь, камеру-одиночку, свои скитания. Но больше всего у костра говорили о метеорите. Китьяну никогда не надоедали эти разговоры.
- Алексеич, - говорил он, глядя в осеннее небо, - а что, если все звезды на нас повалятся?
- Никогда этого не будет, Китьян, - отвечал Кулик.
- А ведь наш же вот упал...
- Эх, Китьян! Я же тебе говорил, что наш - не звезда, а метеорит. Метеориты - это, вероятно, обломки крупного небесного тела - планеты. Они носятся во вселенной, в межпланетном пространстве, и мы не видим их до тех пор, пока какой-нибудь из них не влетит в земную атмосферу. Знаешь, какова их скорость? Двадцать, а то и больше километров в секунду. Семьдесят тысяч километров в час! Вот ты идешь, и воздух для тебя совсем не помеха. А когда катишься с горы на санках - кажется, что тот же воздух стал гуще, плотнее.
- Верно, Алексеич. Аж дыхание захватывает.
- Ну вот. А для небесного гостя воздух - уже огромное препятствие. При трении о воздух метеорит так раскаляется, что начинает светиться и иногда сгорает весь, не долетев до Земли. Но наш-то с тобой не сгорел, нет! Он был слишком велик для этого. Он весил, наверно, многие тысячи тонн. Правда, он мог раздробиться при ударе, и поэтому найти хотя бы его обломок будет нелегко. Но все же мы попробуем, Китьян, а? Помнишь воронки, которые я тебе показывал? Пусть только подмерзнет!
Но зима заупрямилась и не шла в таежные края. Опять настали голодные дни. Сначала Китьян стрелял бурундуков, ловил рыбу в ручье. Но бурундуки скоро попрятались по гнездам на зиму, а рыба ушла в омуты Хушмо.
Как-то в конце сентября Кулик сказал Китьяну:
- Вот что, друг. Давай поделим остатки муки - и отправляйся-ка ты в Вановару. Не могу я больше морить тебя голодом.
Китьян побагровел:
- Сибиряку такие слова! Пришли вместе - и уйдем вместе. А умрем - так тоже вместе. А ты... Эх, ты...
Кулик шагнул к Китьяну, хотел обнять его, но тот увернулся, выскочил из избушки и долго еще дулся на ученого.
Болото не замерзло и в октябре. Снег оседал на черных стволах. В ночь, когда поднялась первая метель, Китьян разбудил Кулика:
- Слышишь, стреляют?
Они открыли дверь и прислушались. Ветер свистел над болотом. Снег, влетая в избушку, таял у порога.
- Может, тебе показалось?
- Какое там показалось! Стреляли, верно говорю. А охотники сюда не заходят. Ты как знаешь, а я больше спать не лягу.
До утра они сидели молча, слушая метель. Один раз показалось, что опять стреляют. Но это упало сломленное ветром мертвое дерево.
Утром Китьян, вышедший на разведку, быстро вернулся назад:
- Идут! Много, с ружьями.
С сопки спускался караван вооруженных всадников. Кулику вспомнились слухи о том, что где-то в тунгусской тайге бродит последняя шайка давно разбитых колчаковцев.
Несколько минут Кулик и Китьян, застыв на пороге с ружьями, смотрели как спускается караван. Вдруг головной всадник поднял руку и закричал:
- Он жив! Ура! Ура!
Это был помощник Кулика. А через минуту ученого тискали, обнимали знакомые и незнакомые. Перед Куликом была соединенная экспедиция, снаряженная Академией наук и редакцией московского журнала "Всемирный следопыт" для его розысков. К ней примкнул и старый знакомый Кулика корреспондент сибирской газеты.
- Ничего с нами не случилось бы, зря вы всё это... - Кулик чувствовал себя неловко, узнав, что экспедиция спешила, опасаясь за его жизнь.
- Леонид Алексеевич, да у вас что, зеркала нет? Вы же истощены до последней степени. В могилу краше кладут! - горячился корреспондент. - И вот, возьмите, почитайте. - Он распахнул полушубок и достал из-за пояса тетрадь в клеенчатом переплете: - Дневник нашей экспедиции. Вот отсюда...
Корреспондент отчеркнул ногтем. Кулик прочел: "С тревожными мыслями вступили мы на таежную тропу. Накануне нашего выхода из Тайшета сибирские газеты сообщили, что из приангарских селений бежало несколько человек ссыльных уголовников, которые, оперируя в верховьях Подкаменной Тунгуски, расспрашивают местных охотников, как пробраться к избушке Кулика. Бандиты думают, что ученый ищет в тайге золото".
Кулик возвратил дневник:
- Ну что же, золото так золото. Вон оно, наше "золото"! - И он кивнул туда, где под снегом лежало Великое болото. - Приступим же к магнитометрической съемке места падения тунгусского метеорита! торжественно докончил он.
* * *
Что же сказать о третьей экспедиции в тунгусскую тайгу, которая состоялась в следующем, 1929 году? Она принесла Кулику больше огорчений, чем радости. Но она же дала ключ к окончательной разгадке всех тайн тунгусского метеорита.
Во время третьей экспедиции Кулик, его помощник Евгений Леонидович Кринов и несколько добровольцев, поехавших с ними в тайгу, исследовали наконец воронки, на которые возлагались такие большие надежды.
Но сколько ни копали в этих воронках лопатами, сколько ни прощупывали их буром - никаких признаков осколков метеорита не обнаружили.
Тяжело ученому, когда созданная им после долгих раздумий теория, которая казалась такой прочной, правильной, достоверной, вдруг начинает опровергаться самой жизнью. Кулик после раскопок в воронках переживал трудные дни. Видимо, правыми оказались те, кто утверждал, что происхождение злосчастных воронок связано только с вечной мерзлотой. Сначала просочившаяся сквозь торф вода, замерзнув, приподняла торфяной покров. Летом эта выпуклость, этот бугор, хорошо прогреваемый солнцем, растрескался. Тепло проникло внутрь, и тогда растаял не только лед, но и прикрытый им вечномерзлый ил. Так вместо бугра получилась воронка...
Третья экспедиция, подробнее и внимательнее изучив многие участки поваленного леса, пришла и к другому важному выводу - что метеорит упал несколько в стороне от первоначального места поисков, в западной части так называемого Южного болота.
Эвенк Лючеткан, которого научили грамоте и который понял, что никакого бога Огды нет, отправился на пожарище. Он лично подтвердил, что найденные там Криновым обгоревшие столбы и доски - не что иное, как остатки лабазов его свата, Онкуля, кочевавшего тут со своими оленями в день падения метеорита. Лючеткан нашел даже деревянные гвозди, на которые когда-то вешал свое ружье... Но он же уверял, что Южного болота здесь раньше не было, а была сухая впадина.
Тогда присмотрелись к берегам болота и увидели, что из воды кое-где торчат затопленные стволы обожженных деревьев. Значит, либо болото и в самом деле образовалось недавно, либо уровень воды в нем резко поднялся.
Кулик решил сделать промеры дна этого огромного водоема. Ему показалось, что там имеется нечто похожее на яму, на метеоритный кратер...
Работы в тунгусской тайге продолжались и летом 1930 года. Позже они не раз возобновлялись, причем была сделана аэрофотосъемка предполагаемого района падения метеорита. К лету 1941 года готовилась большая экспедиция, которая собиралась сделать точные магнитные измерения на Южном болоте. Эти измерения помогли бы обнаружить метеорит или его крупные осколки даже в том случае, если они углубились на десятки метров в толщу земли - ведь предполагалось, что небесный гость состоял в основном из железа.
Экспедиция не успела даже покинуть Москву. На второй день войны Кулик подал заявление о вступлении в Коммунистическую партию. С отрядом народного ополчения он ушел на фронт. Ему было тогда почти шестьдесят лет, без очков он становился совсем беспомощным, но никакие уговоры, никакие запрещения врачей не заставили его вернуться в тыл. В груди ученого билось благородное сердце.
Трудной осенью 1941 года, в дни боев за Москву, вражеская пуля настигла его. Рана оказалась смертельной. Он умер, веря в победу, веря в то, что придет время, когда советская наука узнает все, что могут открыть ей вестники далеких миров.
И он не ошибся.
После окончания войны новая экспедиция, во главе с Криновым, собиралась в тунгусскую тайгу, когда телеграф принес вдруг чрезвычайное известие: из небесного пространства на Землю пожаловал еще один гигант.
В морозное февральское утро огненный шар с разноцветным хвостом пронесся над советским Приморьем. Через несколько дней летчики, кружа над сихотэ-алинской тайгой, обнаружили хорошо различимые на снегу свежие воронки. На место падения вскоре прибыла экспедиция во главе с академиком Фесенковым и Криновым. Ученые нашли свыше десяти тысяч крупных и мелких осколков метеорита и собрали богатейший материал, сразу расширивший представление мировой науки о природе метеоритов.
Но почему же тогда не повезло Кулику? В Сихотэ-Алине - десять тысяч осколков, целый метеоритный дождь, в тунгусской тайге - ни одного! В печати по этому поводу высказывались разные предположения. Было среди них и такое: за тунгусский метеорит, мол, ошибочно принимали межпланетный корабль. С помощью атомной энергии он прилетел к нам с соседней планеты, но в земной атмосфере потерпел аварию и взорвался...
Заманчиво? В самом деле, сколько простора для фантазии дает такое толкование загадки тунгусского метеорита!
Но с тех пор, как Леонид Алексеевич Кулик шагал по таежному бурелому, советская метеоритика сделала огромные успехи - особенно после изучения сихотэ-алинского метеорита.
И ученые уверенно говорят сегодня: никакой загадки тунгусского метеорита больше не существует.
Вот что произошло с ним в действительности. Гигантский метеорит двигался навстречу Земле и влетел в земную атмосферу со скоростью 50-60 километров в секунду. Его масса достигала нескольких миллионов тонн. Раскалившись при трении о воздух, он почти весь распылился, превратился в газ еще в верхних слоях атмосферы - и эта тончайшая пыль, освещенная на огромной высоте солнцем, была причиной памятных белых ночей сразу после падения небесного гостя.
Итак, на Землю упала лишь незначительная часть метеорита. Разработанная ныне советскими учеными теория взрывов небесных тел, падающих на Землю с космической скоростью, говорит, что при таком падении метеорит взрывается с силой, в тысячу раз превосходящей силу обычных взрывчатых веществ. В тунгусской тайге небесный гость упал на сухой торфяник, прикрывающий толщу вечной мерзлоты. Взрыв превратил в газ сам метеорит, опустошил тайгу, разбросал торф, но в твердом, мерзлом грунте даже он мог сделать лишь не очень глубокую впадину. Эта впадина постепенно заполнилась водой, образовав Южное болото.
Но почему же тогда не превратился в газ сихотэ-алинский метеорит? Потому, что он двигался не навстречу Земле, а догонял ее и, влетев в атмосферу со сравнительно небольшой скоростью, распался здесь на куски.
Куда там! Маленький караван навьюченных лошадей не смог пройти и десятка километров через заваленный снегом лес. Тут были нужны олени, "вездеходы тайги", с их широкими копытами. К тому же для оленя не надо брать овса или сена: он сам добывает себе корм из-под снега.
Вернувшись в Вановару, Кулик кое-как уговорил Лючеткана и эвенка Охчена довезти его на оленях до страшного места.
Что это был за поход! Видимо, Охчен в душе надеялся, что приехавший издалека сумасброд не выдержит долгой дороги и с полпути к спаленной огнем тайге велит возвращаться назад. Хитрец-проводник вставал поздно, долго, со смаком, пил чай, еще дольше собирался в путь, а пройдя немного, начинал охать и жаловаться на какие-то немыслимые болезни. После этого Охчен останавливал оленей и задолго до вечера устраивался на ночлег.
Но Кулик, отлично понимая, что его спутникам ужасно не хочется идти к "заколдованному" месту, где обитает бог огня Огды, проявлял поистине неистощимое терпение. Он даже делал вид, что очень доволен своими проводниками.
А между тем ему временами хотелось бросить эвенков и бежать на лыжах вперед, на север. Ведь маленький караван незаметно втянулся уже в зону бурелома.
На вершинах холмов тайга была начисто вырвана пронесшимся здесь два десятилетия назад, сверхураганом. Глядя на вывороченные черные корни, жутко распластавшиеся над переломленными, словно спичка, стволами, Кулик понял, почему суеверные эвенки боятся этих мест. И когда не только Охчен, но и более смелый Лючеткан решительно отказались идти дальше, он не стал настаивать.
- Хорошо, гирки, - сказал Кулик. (Он знал уже несколько эвенкийских слов и называл спутника "гирки" - друг, товарищ.) - Хорошо, мы не пойдем туда, где "он" упал. Но зато мы походим вокруг этого места. Ладно?
Лючеткан кивнул головой. Вокруг - это уже не так страшно...
Вдвоем они начали обход окрестных холмов и гор, всюду натыкаясь на мертвую, поваленную, сожженную тайгу. Все это натворил метеорит. Только он! Сибирь не знает таких ураганов, которые могли бы повалить, вырвать, переломать тысячи столетних, крепчайших лиственниц.
А эти толстые стволы и тонкие ветви, одинаково покрытые черным, обуглившимся слоем! Если бы тут прошел обычный лесной пожар, мелкие ветви не обуглились бы, а сгорели дотла. Только страшный, но мгновенный ожог мог обуглить их. Лес, обожженный метеоритом!
Раздумывая так, Кулик поднимался на довольно высокий хребет. Дело было уже в апреле, подтаявший снег налипал на лыжи. Отирая пот, струившийся из-под меховой шапки, Кулик вышел на гребень - и замер.
Перед ним лежало плоскогорье, покрытое мелкой редкой порослью и замкнутое цепью снежных гор. Взрослых деревьев здесь не было: их поваленные стволы лежали на земле. А по краям плоскогорья синела тайга.
Из-под горы, кряхтя, появился отставший эвенк. Осмотревшись, он подозрительно покосился на Кулика. Но тот равнодушно смотрел вдоль хребта.
- А что, амикан в здешних местах водится? Амиканом эвенки называют медведя.
- Есть, однако, маленько.
- А белка?
- Бывает, однако. Только нынче белка далеко ушла: шишка не уродилась, белке кушать нечего.
И эвенк стал рассказывать, как белка в поисках корма кочует из одного конца тайги в другой. Говорил он долго, а Кулик внимательно слушал. Наконец повесть о белке была окончена. Помолчали. Эвенк набил огромную трубку, искусно вырезанную из какого-то корня и украшенную медной крышкой с отверстиями. Покурил, ожидая вопросов. Кулик молчал и только рукой отмахивался от дыма: он чувствовал отвращение к табаку. И вдруг эвенк, не вытерпев, возбужденно заговорил, указывая рукой на далекие снежные горы:
- Там, сказывают, "он" лес валил во все стороны и всё палил, досюда палил, а дальше огонь не ходил...
Сказал - и осекся. Но Кулику и этого было достаточно. Слова эвенка только подтверждали то, что он видел сам. Если у гор "он" валил лес во все стороны, - значит, где-то там и был центр падения.
Но что это за горы? На карту надежда плоха - она составлена на глаз, по расспросам. Надо было найти какие-то знакомые ориентиры. Он припомнил разговор на фактории.
- Скажи, друг, речка Хушмо далеко течет от тех гор?
Эвенк посмотрел на снежные вершины хребта, напоминавшие сахарные головы:
- Видишь, гирки, дыру? Это ручей проделал, он в Хушмо впадает.
Среди гор темнела узкая долина. Отлично, один ориентир есть!
Терпеливо, по нескольку раз повторяя вопросы, Кулик выспросил у своего спутника все, что тот знал об окрестных хребтах и реках.
Следующие два дня, предоставив эвенкам наслаждаться чаем с утра до вечера, Кулик бродил по обожженным склонам с буссолью, делая съемку местности и обдумывая, что предпринять дальше. Конечно, лучше всего было бы проникнуть к заветным горам немедленно, пока не стаял снег.
Но суеверные эвенки не согласились на это. Лючеткан рассердился, замахал руками и наотрез отказался идти к "заколдованному месту". Кулик вернулся в Вановару, раздосадованный, злой.
Он снова смог выйти в тайгу лишь тогда, когда дружная, солнечная весна пожаловала в эти края. По мокрому снегу Кулик едва добрался до вздувшейся синеватой реки Чамбэ и стал здесь лагерем. Когда начался ледоход, два крепких плота были уже готовы.
На плотах разместились Кулик, его помощник, ангарские охотники с шестами в руках и таежный малорослый конь. Эвенк, кочевавший в этих местах, кричал с берега:
- Езжай, езжай! Как минешь Дилюшму, так будет Хушмо! Пройдешь по Хушмо две речки, Укогиткон и Ухагитту, а там будет Чургима, ручей Великого болота! Тут "он" землю ворочал...
Эвенк кричал еще что-то, но быстрое течение подхватило плоты, и конь громко, испуганно заржал. Через минуту эвенк остался один на берегу извилистой Чамбэ. Покачав головой, он отправился к себе в чум.
Вода то с размаху бросала плоты на ледяные "заторы", то несла их к "заломам" из перегородивших русло деревьев, подмытых половодьем. Багры и топоры минуты не лежали спокойно.
Как-то ночью, пока путники спали на берегу, один плот унесло вниз по реке, и его едва удалось догнать. Не раз на ночлегах Кулик просыпался от тревожных всхрапываний коня, который чуял медведей, кормившихся у весенней реки.
А потом шестнадцать дней конь и люди тянули плоты бечевой против течения порожистой речки Хушмо, то бредя в ледяной воде, то оставляя клочья одежды в густых прибрежных зарослях.
Кулик покидал ночные стоянки на рассвете, стараясь не будить ангарцев. Он поднимался на ближайший холм. Красноватое солнце в дымке испарений выплывало из-за дальних хребтов, освещая угрюмую таежную страну. Но сколько ни вглядывался Кулик, знакомых голых гор и темной впадины ущелья между ними нигде не было видно.
Подавив невольный вздох, Кулик брел к лагерю. Молчаливые ангарцы ни о чем не спрашивали его и впрягали коня в лямку...
Но однажды с холма открылись вдруг - и притом близко - горы, те самые горы. Правда, они не походили уже на сахарные головы, снег давно растаял, но Кулик не мог спутать их ни с какими другими на свете.
Плот пробирается по мрачному ущелью, куда едва втиснулся Хушмо. С темнобурых скал падает в реку светлая струя. Под ней белеет пласт нетающего льда.
- А ведь это, пожалуй, и есть Чургима, ручей Великого болота! - Кулик возбужденно потирает руки. - Причаливай, братцы, плот.
Пройдя вверх по ручью, экспедиция попадает в котловину, занятую огромным болотом. Вокруг - цепи голых гор, словно заштрихованных стволами поваленных деревьев. Кое-где в защищенных горами низинах стоят на корню черные, мертвые деревья; воздушная волна не сломала их, но они смертельно обожжены.
Разбили лагерь. Кулик начал кружить по горам вокруг котловины. И тут одно обстоятельство поразило его, будя догадку. Всюду - на севере, юге, востоке - поваленные стволы были обращены вершинами от котловины к горам. Котловина словно ощетинилась во все стороны.
Кулик сделал чертеж в записной книжке. Стрелки показывали, в какую сторону повален лес на сопках. Боже мой, да ведь метеорит ударил как раз в котловину!
Как струя воды, ударившись в плоскую поверхность, рассеивает брызги на все четыре стороны, так точно и струя из раскаленных газов с роем твердых тел вонзилась в землю и непосредственным воздействием, а также и взрывной отдачей произвела всю эту картину мощного разрушения. Вот откуда этот радиальный вывал леса, этот "веер" поваленной тайги.
Но где же самый центр падения?
В северо-восточной части котловины Кулик наткнулся на десятки кратеров-воронок, очень похожих по форме на те, которые можно наблюдать в телескоп на поверхности Луны. Не осколки ли метеорита образовали эти воронки?
Кулику хотелось тотчас немедленно начать раскопки. Но воронки сочились водой, их затянул мох. Чтобы отвести воду хотя бы из одного кратера, нужно было затратить много дней. А в лагере трясли мешки, собирая последние горсти муки...
- Давай, Леонид Алексеевич, сматывать удочки, а то сивку-бурку кушать придется. - Один из ангарцев кивнул на отощавшего коня.
...Через несколько дней люди, первыми в мире увидевшие место падения самого гигантского метеорита последних столетий, тронулись через тайгу в обратный путь.
* * *
Как быстро пролетел год!
Кулику казалось, что он только вчера покинул вот эту бревенчатую избу на фактории Вановара, где его теперь встретили, как старого знакомого, с искренним, но сдержанным сибирским радушием.
Далеко-далеко остался Ленинград, комнаты Минералогического музея Академии наук, кафедра с зеленой лампой, недоверчивые покашливания в зале.
Его доклад об открытии в тунгусской тайге убедил далеко не всех. Некоторые утверждали, что бурелом мог быть следом сильного циклона, что пожарище могло остаться после самого обычного лесного пожара, вспыхнувшего от удара молнии или костра охотника. Указывалось, что воронки, похожие на те, которые он обнаружил, встречаются и в других местах, где под тонким слоем мха дремлет вечная мерзлота.
Но академики Вернадский и Ферсман поддержали предложение об организации новой экспедиции, которая могла бы продолжить изучение котловины.
На трех лодках, названных "Кометой", "Болидом", "Метеором", Кулик решает спуститься от фактории Вановара по Подкаменной Тунгуске до устья Чамбэ, подняться по Чамбэ вверх бечевой, а дальше знакомым путем проникнуть по Хушмо к Великому болоту.
На пятый день экспедиция добирается до безымянного порога в низовьях Чамбэ. Реке тесно в каменном коридоре. Крутясь водоворотами, она несет пену.
Утром, когда розоватые отсветы зари пляшут на волнах, начинается самое трудное. Семь человек тянут лямку, восьмой сидит на руле. Первая лодка оказывается за порогом.
Вторая лодка - Кулика. Он сам садится за руль. Опасно? А где сказано, что начальник должен прятаться за спину других?
Лодка доходит до середины порога. В этот миг кто-то из "бурлаков", поскользнувшись, падает, толкая других. Бечева ослабевает, лодка мгновенно разворачивается поперек реки. Еще секунда - и в хлопьях пены мелькают темное дно перевернувшейся лодки и рука рулевого.
- Спасайте! Утонул! Ах ты, грех какой! Люди бегут к порогу, толкая друг друга.
- Гляди, выплыл!
- Где?.. Верно!
Ниже порога, ухватившись за веревку, брошенную с третьей лодки, выходит из воды знакомая высокая фигура. Кулик бледен, но добродушно улыбается:
- Вот это, называется, повезло! Посмотрите - целехоньки!
Он протягивает ладонь. На ладони - мокрые очки...
Добравшись до котловины Великого болота, экспедиция прежде всего построила лабаз и крохотную избушку - таежное зимовье.
В тот год летний зной погубил ягоды, высушил траву.
И без того унылый, мертвый лес стал еще мрачнее. Торчавшие кое-где на корню огромные высохшие стволы валились при первом крепком порыве ветра. Исчезли птицы, звери обходили котловину стороной. Только пискливые бурундуки - земляные белки - проворно носились по обгоревшим стволам да летучие мыши, охотившиеся за комарами, бесшумно чертили воздух после заката.
Кулик и его помощники делали топографическую съемку котловины. Поздней осенью, когда болота подмерзнут, ученый с помощью магнитометра предполагал "пощупать" воронки: если метеорит был железный, то чувствительный прибор обнаружил бы его осколки глубоко вонзившиеся в землю.
Но до осени было еще далеко, а в тайгу пришла беда. Экспедиция жила на голодном пайке с того дня, когда в пороге перевернулась лодка и погибла часть продуктов. Болтушка из муки, скудно заправленная маслом, два-три куска сахару - разве это настоящая еда для таежников? Охоты - никакой, ягод нет; мудрено ли, что болезнь непрошенной гостьей пожаловала в зимовье.
И вот через тайгу пробирается печальная процессия. Только Кулика пощадила болезнь, и, часто поглядывая на компас, он ведет остальных. Его высокая, чуть сутулая фигура мелькает между стволами. А ведь надо было продержаться всего какой-нибудь месяц до заморозков... Проклятая цынга!
Люди еле бредут по тайге, часто останавливаясь и отирая пот. Но уже видны домики Вановары. Теперь - к Енисею, где, сверкая яркими огнями, плывут на юг белые пассажирские пароходы. Однако проходит день, второй, третий, а начальник экспедиции не торопится с отплытием.
- Ну, Леонид Алексеевич, когда же в путь-дорогу? - спрашивает Кулика его помощник.
Кулик загадочно смотрит из-под стекол очков:
- Вам, да и всем остальным я бы советовал не задерживаться. С цынгой не шутят.
- "Вам"?!
- Вот именно. А я... Что вы так на меня смотрите? Я, пожалуй, вернусь к моему метеориту.
- Леонид Алексеевич! - почти сердито говорит помощник. - Это даже не фанатизм, это безумие, самоубийство! Одному в тайге!
Кулик спокойно улыбается:
- А почему одному? Вот товарищ Китьян тоже хочет своими глазами увидеть то место, где с неба упал камень.
Плотный, коренастый таежник, возившийся с ружьем в тени у забора, не спеша подходит к Кулику.
* * *
Скоро месяц, как Кулик и его новый помощник, охотник Китьян Васильев, живут в таежном зимовье. Темно в избушке. Чтобы записать что-либо, Кулику приходится каждый раз открывать дверь. Они донесли в зимовье железную печку, а стекло для окон сберечь так и не сумели. В лунную ночь - это было, кажется, на седьмой день обратного пути к Великому болоту - проснувшийся Кулик при свете чуть тлевшего костра увидел медведя, обнюхивавшего печку. Ученый потянулся к ружью. Зверь, быстро повернувшись на звук, раздавил прислоненные к печке два листа стекла и был таков.
По вечерам Кулик и Китьян раскладывали у входа в избушку едкий дымокур. Охотник рассказывал таежные были, Кулик вспоминал фронтовую жизнь, камеру-одиночку, свои скитания. Но больше всего у костра говорили о метеорите. Китьяну никогда не надоедали эти разговоры.
- Алексеич, - говорил он, глядя в осеннее небо, - а что, если все звезды на нас повалятся?
- Никогда этого не будет, Китьян, - отвечал Кулик.
- А ведь наш же вот упал...
- Эх, Китьян! Я же тебе говорил, что наш - не звезда, а метеорит. Метеориты - это, вероятно, обломки крупного небесного тела - планеты. Они носятся во вселенной, в межпланетном пространстве, и мы не видим их до тех пор, пока какой-нибудь из них не влетит в земную атмосферу. Знаешь, какова их скорость? Двадцать, а то и больше километров в секунду. Семьдесят тысяч километров в час! Вот ты идешь, и воздух для тебя совсем не помеха. А когда катишься с горы на санках - кажется, что тот же воздух стал гуще, плотнее.
- Верно, Алексеич. Аж дыхание захватывает.
- Ну вот. А для небесного гостя воздух - уже огромное препятствие. При трении о воздух метеорит так раскаляется, что начинает светиться и иногда сгорает весь, не долетев до Земли. Но наш-то с тобой не сгорел, нет! Он был слишком велик для этого. Он весил, наверно, многие тысячи тонн. Правда, он мог раздробиться при ударе, и поэтому найти хотя бы его обломок будет нелегко. Но все же мы попробуем, Китьян, а? Помнишь воронки, которые я тебе показывал? Пусть только подмерзнет!
Но зима заупрямилась и не шла в таежные края. Опять настали голодные дни. Сначала Китьян стрелял бурундуков, ловил рыбу в ручье. Но бурундуки скоро попрятались по гнездам на зиму, а рыба ушла в омуты Хушмо.
Как-то в конце сентября Кулик сказал Китьяну:
- Вот что, друг. Давай поделим остатки муки - и отправляйся-ка ты в Вановару. Не могу я больше морить тебя голодом.
Китьян побагровел:
- Сибиряку такие слова! Пришли вместе - и уйдем вместе. А умрем - так тоже вместе. А ты... Эх, ты...
Кулик шагнул к Китьяну, хотел обнять его, но тот увернулся, выскочил из избушки и долго еще дулся на ученого.
Болото не замерзло и в октябре. Снег оседал на черных стволах. В ночь, когда поднялась первая метель, Китьян разбудил Кулика:
- Слышишь, стреляют?
Они открыли дверь и прислушались. Ветер свистел над болотом. Снег, влетая в избушку, таял у порога.
- Может, тебе показалось?
- Какое там показалось! Стреляли, верно говорю. А охотники сюда не заходят. Ты как знаешь, а я больше спать не лягу.
До утра они сидели молча, слушая метель. Один раз показалось, что опять стреляют. Но это упало сломленное ветром мертвое дерево.
Утром Китьян, вышедший на разведку, быстро вернулся назад:
- Идут! Много, с ружьями.
С сопки спускался караван вооруженных всадников. Кулику вспомнились слухи о том, что где-то в тунгусской тайге бродит последняя шайка давно разбитых колчаковцев.
Несколько минут Кулик и Китьян, застыв на пороге с ружьями, смотрели как спускается караван. Вдруг головной всадник поднял руку и закричал:
- Он жив! Ура! Ура!
Это был помощник Кулика. А через минуту ученого тискали, обнимали знакомые и незнакомые. Перед Куликом была соединенная экспедиция, снаряженная Академией наук и редакцией московского журнала "Всемирный следопыт" для его розысков. К ней примкнул и старый знакомый Кулика корреспондент сибирской газеты.
- Ничего с нами не случилось бы, зря вы всё это... - Кулик чувствовал себя неловко, узнав, что экспедиция спешила, опасаясь за его жизнь.
- Леонид Алексеевич, да у вас что, зеркала нет? Вы же истощены до последней степени. В могилу краше кладут! - горячился корреспондент. - И вот, возьмите, почитайте. - Он распахнул полушубок и достал из-за пояса тетрадь в клеенчатом переплете: - Дневник нашей экспедиции. Вот отсюда...
Корреспондент отчеркнул ногтем. Кулик прочел: "С тревожными мыслями вступили мы на таежную тропу. Накануне нашего выхода из Тайшета сибирские газеты сообщили, что из приангарских селений бежало несколько человек ссыльных уголовников, которые, оперируя в верховьях Подкаменной Тунгуски, расспрашивают местных охотников, как пробраться к избушке Кулика. Бандиты думают, что ученый ищет в тайге золото".
Кулик возвратил дневник:
- Ну что же, золото так золото. Вон оно, наше "золото"! - И он кивнул туда, где под снегом лежало Великое болото. - Приступим же к магнитометрической съемке места падения тунгусского метеорита! торжественно докончил он.
* * *
Что же сказать о третьей экспедиции в тунгусскую тайгу, которая состоялась в следующем, 1929 году? Она принесла Кулику больше огорчений, чем радости. Но она же дала ключ к окончательной разгадке всех тайн тунгусского метеорита.
Во время третьей экспедиции Кулик, его помощник Евгений Леонидович Кринов и несколько добровольцев, поехавших с ними в тайгу, исследовали наконец воронки, на которые возлагались такие большие надежды.
Но сколько ни копали в этих воронках лопатами, сколько ни прощупывали их буром - никаких признаков осколков метеорита не обнаружили.
Тяжело ученому, когда созданная им после долгих раздумий теория, которая казалась такой прочной, правильной, достоверной, вдруг начинает опровергаться самой жизнью. Кулик после раскопок в воронках переживал трудные дни. Видимо, правыми оказались те, кто утверждал, что происхождение злосчастных воронок связано только с вечной мерзлотой. Сначала просочившаяся сквозь торф вода, замерзнув, приподняла торфяной покров. Летом эта выпуклость, этот бугор, хорошо прогреваемый солнцем, растрескался. Тепло проникло внутрь, и тогда растаял не только лед, но и прикрытый им вечномерзлый ил. Так вместо бугра получилась воронка...
Третья экспедиция, подробнее и внимательнее изучив многие участки поваленного леса, пришла и к другому важному выводу - что метеорит упал несколько в стороне от первоначального места поисков, в западной части так называемого Южного болота.
Эвенк Лючеткан, которого научили грамоте и который понял, что никакого бога Огды нет, отправился на пожарище. Он лично подтвердил, что найденные там Криновым обгоревшие столбы и доски - не что иное, как остатки лабазов его свата, Онкуля, кочевавшего тут со своими оленями в день падения метеорита. Лючеткан нашел даже деревянные гвозди, на которые когда-то вешал свое ружье... Но он же уверял, что Южного болота здесь раньше не было, а была сухая впадина.
Тогда присмотрелись к берегам болота и увидели, что из воды кое-где торчат затопленные стволы обожженных деревьев. Значит, либо болото и в самом деле образовалось недавно, либо уровень воды в нем резко поднялся.
Кулик решил сделать промеры дна этого огромного водоема. Ему показалось, что там имеется нечто похожее на яму, на метеоритный кратер...
Работы в тунгусской тайге продолжались и летом 1930 года. Позже они не раз возобновлялись, причем была сделана аэрофотосъемка предполагаемого района падения метеорита. К лету 1941 года готовилась большая экспедиция, которая собиралась сделать точные магнитные измерения на Южном болоте. Эти измерения помогли бы обнаружить метеорит или его крупные осколки даже в том случае, если они углубились на десятки метров в толщу земли - ведь предполагалось, что небесный гость состоял в основном из железа.
Экспедиция не успела даже покинуть Москву. На второй день войны Кулик подал заявление о вступлении в Коммунистическую партию. С отрядом народного ополчения он ушел на фронт. Ему было тогда почти шестьдесят лет, без очков он становился совсем беспомощным, но никакие уговоры, никакие запрещения врачей не заставили его вернуться в тыл. В груди ученого билось благородное сердце.
Трудной осенью 1941 года, в дни боев за Москву, вражеская пуля настигла его. Рана оказалась смертельной. Он умер, веря в победу, веря в то, что придет время, когда советская наука узнает все, что могут открыть ей вестники далеких миров.
И он не ошибся.
После окончания войны новая экспедиция, во главе с Криновым, собиралась в тунгусскую тайгу, когда телеграф принес вдруг чрезвычайное известие: из небесного пространства на Землю пожаловал еще один гигант.
В морозное февральское утро огненный шар с разноцветным хвостом пронесся над советским Приморьем. Через несколько дней летчики, кружа над сихотэ-алинской тайгой, обнаружили хорошо различимые на снегу свежие воронки. На место падения вскоре прибыла экспедиция во главе с академиком Фесенковым и Криновым. Ученые нашли свыше десяти тысяч крупных и мелких осколков метеорита и собрали богатейший материал, сразу расширивший представление мировой науки о природе метеоритов.
Но почему же тогда не повезло Кулику? В Сихотэ-Алине - десять тысяч осколков, целый метеоритный дождь, в тунгусской тайге - ни одного! В печати по этому поводу высказывались разные предположения. Было среди них и такое: за тунгусский метеорит, мол, ошибочно принимали межпланетный корабль. С помощью атомной энергии он прилетел к нам с соседней планеты, но в земной атмосфере потерпел аварию и взорвался...
Заманчиво? В самом деле, сколько простора для фантазии дает такое толкование загадки тунгусского метеорита!
Но с тех пор, как Леонид Алексеевич Кулик шагал по таежному бурелому, советская метеоритика сделала огромные успехи - особенно после изучения сихотэ-алинского метеорита.
И ученые уверенно говорят сегодня: никакой загадки тунгусского метеорита больше не существует.
Вот что произошло с ним в действительности. Гигантский метеорит двигался навстречу Земле и влетел в земную атмосферу со скоростью 50-60 километров в секунду. Его масса достигала нескольких миллионов тонн. Раскалившись при трении о воздух, он почти весь распылился, превратился в газ еще в верхних слоях атмосферы - и эта тончайшая пыль, освещенная на огромной высоте солнцем, была причиной памятных белых ночей сразу после падения небесного гостя.
Итак, на Землю упала лишь незначительная часть метеорита. Разработанная ныне советскими учеными теория взрывов небесных тел, падающих на Землю с космической скоростью, говорит, что при таком падении метеорит взрывается с силой, в тысячу раз превосходящей силу обычных взрывчатых веществ. В тунгусской тайге небесный гость упал на сухой торфяник, прикрывающий толщу вечной мерзлоты. Взрыв превратил в газ сам метеорит, опустошил тайгу, разбросал торф, но в твердом, мерзлом грунте даже он мог сделать лишь не очень глубокую впадину. Эта впадина постепенно заполнилась водой, образовав Южное болото.
Но почему же тогда не превратился в газ сихотэ-алинский метеорит? Потому, что он двигался не навстречу Земле, а догонял ее и, влетев в атмосферу со сравнительно небольшой скоростью, распался здесь на куски.