Хагет хмыкнул:
   – Мы, должно быть, совсем рядом.
   – Мы настолько близко к краю, насколько посмели, и идем для Паутины чертовски медленно. Но все же движемся к ней. Возмущения и туман становятся сильнее. Вы не чувствуете, сэр?
   Джо ощутила неопределенный ужас, ползущий вдоль позвоночника холод. Рядом было что-то голодное, смертельное, и оно приближалось… Нет это бессмысленно. Нет реального объекта страха.
   – Да. Полагаю, что поблизости впереди поворотного узла нет?
   – Нет, сэр. – Тиммербах показал на далекое звездное скопление. – Это Дж. Дуосконика, якорный пункт восьми прядей. Если мы до него доберемся – все в порядке.
   Скопление приближалось медленно.
   Джо всегда полагала, что с Паутины звезды видны так же, как в космосе. В конце концов, не может же пространство быть пустым?
   У краев экрана были светлые точки.
   Что-то впереди скрывало все, кроме сияния этого якорного пункта.
   Страх нарастал.
   Туманная лента туманилась сильнее.
   И это было неправильно. Здоровая прядь выглядит как волоконный кабель, сияющий светом, твердый и поблескивающий, когда смотришь на него со стороны. Как пряди, выходящие из якорного пункта.
   – Вы можете сойти возле Дж. Дуосконики? И лечь в дрейф, пока здесь не затихнет?
   – Эта звезда – белый карлик, сэр. Связь лежит слишком близко. Там слишком горячо. Остается только идти вперед. И молиться, чтобы добраться туда за Сущностью.
   Страх нарастал.
   Началась вибрация.
   Сначала это была дрожь, которую Джо еле улавливала подошвами ног. Через минуту тревеллер мотало, как самолет в грозовом облаке.
   Тиммербах крикнул с мостика:
   – Больше не можем идти не по центру, сэр! Рискуем преждевременным сходом!
   Джо сморщилась. Если они слетят, то будут всего в световом годе от слишком горячей Дж. Дуосконики. И залезть обратно может оказаться невозможным. Приборы не найдут такую затуманенную прядь.
   Она стиснула коммуникатор:
   – Полковник Вайда! Класс вызывает.
   – Вайда слушает, сержант, – ответил после краткой паузы голос. – Что там у вас?
   – Ерунда с Паутиной. Я на мостике. И подумала: может оказаться интересным, что там делают наши чужаки? Можете проверить?
   – Сделаем, сержант.
   – Хорошая мысль, Класс, – кивнул капитан-лейтенант Хагет. – Шкипер, сколько до якорного пункта?
   – Десять минут, сэр. По грубой оценке. Нам придется, может быть, вернуться на ту же прядь, если…
   – Шкипер! – крикнул кто-то. – Там за нами кто-то есть и быстро нагоняет… Боги! Это же здоровенный носитель… Черт, что он творит? Он же собирается на нас налететь!
   Тиммербах подбежал, выругался и погрозил кулаком второму экрану.
   – Быстро к центру! Полный вперед! Это Страж! Это Страж, кол ему в глотку, и он выбьет нас с Паутины к чертовой матери!
   Тревеллер задрожал, заурчал и рванул. Джо покачнулась, ухватилась за поручень. Прядь становилась размытее, корабль мотало. Он потрескивал и стонал. Откуда-то сзади доносился визг терзаемого металла.
   В экране заднего вида распухал яйцеобразный корпус, идущий сквозь Паутину.
   – Этот гад нас видит! – ярился Тиммербах. – И ему наплевать, если он нас раздавит! Сволочь наглая! Селиго! Сворачивай на исходящую прядь от якоря!
   – Сэр, если я ошибусь…
   – Выполняй! Наши шансы пять к одному.
   Если сначала они не напорются на Сущность, подумала Джо. Если Страж не спихнет их с пряди, ведущей к Дж. Дуосконике…
   Тиммербах рвал и метал, требуя добавить скорость. Страж приближался. Стали видны обводы.
   – Это «Траяна-4»! – выдохнула Джо. Хагет глотнул воздух. Впервые за все время он сбросил маску спокойствия.
   – Не может быть! Ее никто не видел с самого Энхерренраата!
   – Добавить ходу! – дымился Тиммербах. – Проклятая Паутина, здесь можно только по прямой! Селиго! Рассчитай курс на ближайшую отходящую прядь на случай, если нас вышибут.
   По прикидкам Джо, до якорного пункта было две световые недели. Секунды по Паутине. И месяцы в пространстве.
   Коммуникатор зашептал:
   – Класс? Вайда говорит. Когда я проходил, Посыльный впал в буйство. Сейчас, кажется, в кататонии. Второй ничего не делал.
   – Понял вас. Конец связи.
   – Может выйти, черт возьми! – Тиммербах обернулся к экрану заднего вида. «Траяна-4» заполнила все поле. – Дай мне минуту, слышишь, ты, паразит? Одну минуту дай!
   «Искатель славы» трясся, будто разваливаясь. Страх стал густым, как туман. Джо почти чуяла его запах. И подумала, что так пахнет древняя смерть.

23

   Трегессерский вояджер «Элмор Трегессер» сошел с Паутины далеко в стороне от Примы Трегессера. Так распорядился Лупо Провик. Вторая пошла в корму информировать пассажира. Лупо кивнул Третьему, послав его подготовить фальшивый отзыв, если будет запрос. Они должны были прибыть не замеченными ни агентами Канона, ни сторонниками Валерены.
   Провик направил вояджер к П. Бенетонике ЗЕ – обычной станции, обслуживающей рудники внутри системы. Если не будет запроса, вояджер притворится, что идет из этой системы.
   Это был обычный для Симона Трегесеера способ тайно проскальзывать в свою систему и из нее.
   Запроса не было. Здесь контроль движения был небрежен и плохо организован. Так больше нравилось Симону Трегессеру.
   Лупо послал код своим людям на станции. Когда вояджер вошел в ангар, остальные секции были закрыты. Поблизости были только верные люди.
   Нет смысла рисковать зря.
   Когда приходило время перемещать Симона, никто в команде не был похож на Лупо Провика. Это были с виду грубые шахтеры с астероидов, может быть, из одной семьи.
   Той породы люди, что повезут опасный груз, не задавая вопросов. Такие, каких и нанял бы Лупо Провик.
   Вскорости к порту на севере от Гораты Трегессера направился потрепанный лихтер. Через шесть часов он приземлился. Еще через час операторы лихтера доставили Симона Трегессера в цоколь одного здания неподалеку от Пилона Трегессера – шестикилометровой башни, вознесшейся от Нижнего Города Гораты Трегессера к Верхнему Городу, а оттуда все выше и выше, пролетая мимо башен Высшего Города Гораты Трегессера и еще на километр вверх. В шаре, венчавшем вершину Пилона, ждал дубль Симона Трегессера.
   Лупо глядел на колоссальной высоты Пилон. Ему башня не нравилась. Слишком уязвимая. Большая показуха. Монумент самомнению Симона. Он, Лупо, знал не меньше дюжины способов свалить эту штуку. Неужто Симон думает, что не найдется сумасшедшего, готового убить тысячи, чтобы добраться до одного? Он бы сам не задумался так сделать.
   – Слабое место, – сказал он. – Вот куда Валерена ударит, если ее разведка такая, как должна быть.
   – Она не такая, – сказала Вторая. – У Валерены нет того, что для этого нужно. Она ленива.
   – Это есть. Не люблю я Герату Трегессерскую.
   – Это потому, что она не в твоей власти.
   – Да.
   Герата была замечательна своей огромностью. Ни Высший, ни Верхний Города не могли вместить всех, кому полагалось там жить. Когда был расчищен центр Нижнего Города под основание Пилона, Верхний Город просочился вниз и занял площадь вокруг. Теперь социальный градиент падал вниз от Пилона до Черного Кольца, потом рос опять. В тридцати километрах оттуда росли оседлавшие холм дворцы новых суперклассов, на шаг возвысившихся над шушерой Высшего Города.
   Самый большой из них, феерическая крепость, оседлавшая край обрыва, откуда открывался вид на природный абсурд нагромождений разлома Фуэрогоменга, принадлежал Валерене Трегессер.
   Отдел Безопасности, которым командовал Лупо, занимал десять уровней Пилона, захватывая и Высший Город. Лупо не любил этого сооружения, но жил в нем, когда бывал дома.
   В секторе неба между дном Верхнего Города и слоновой костью облицовки Пилона толклись воздушные лодки. Мошки, подумал Лупо. Смертоносные мошки. Он смотрел на каждую из них, наполовину ожидая самоубийственной атаки. Такое случалось. Пилон на километр вверх был покрыт языками черной копоти.
   – Если волнуешься, вызови службу наблюдения, – предложила Вторая. – Спроси, что у них есть.
   – Мне с ними не связаться, не назвав себя. А мне сейчас не полагается быть на Приме.
   – Мы в графике. Нетерпение – это на тебя непохоже, – заметила Четвертая.
   Верно. Обычно у него было терпение паука.
   – Это все из-за этого места. Это волчья яма.
   – Валерена его, может быть, снесет, если унаследует.
   – Если унаследует. Когда я говорю с Симоном о наследнике, он колеблется. У него свои соображения. А у меня – свои.
   Дубли посмотрели на него.
   – У Блаженного есть то, что нужно, чтобы властвовать.
   – Валерена о нем не беспокоится.
   – У нее самомнение истинного Трегессера. Учитывая ее горизонтальный стиль жизни, сомнительно, чтобы она могла вообразить, будто хоть какой-то мужчина представляет для нее опасность.
   – А что она построит на месте Пилона? – спросила Четвертая.
   – Что-нибудь столь же смехотворное, как замок, только в сто раз больше.
   Лупо глянул на Пилон. Если бы желание могло свергнуть Симона, он бы сейчас преодолевал звуковой барьер.
   Вернулся Третий:
   – Он приближается.
   – Пусть его перевезут. Я хочу, чтобы вояджер ушел раньше, чем Валерена даже подумает установить наблюдение.
 
* * *
 
   Колокол в подвале был точно такой же, как и отбывший. Идентификационные метки и серийные номера были продублированы. Сидящее внутри создание было изувечено по образу и подобию Симона Трегессера.
   Лупо смотрел, как дубли загружают колокол. И поморщился. Симон любил быть умнее других. Не перехитрит ли он сам себя, притворившись, что его дубль возвращается, а на самом деле оставив дубля на месте?
   Может быть. Чертовски может быть.
   Нужно было выполнить кое-какие проверки. Лупо напомнил об этом Третьему и Четвертой, сделав предложения. Они отведут вояджер обратно в космос. Он и Вторая останутся.
   У него были идентификационные коды, которые мог использовать он и его семья. Они принадлежали людям, которые прибывали и исчезали таинственно, без очевидного смысла.
   Когда лихтер поднялся, Лупо сделал вызов. Они со Второй превратились в мужчину и женщину, которые в Горате были ходячим скандалом. Они притворялись мужем и женой, но все знали, что это брат и сестра.
   Это давало людям возможность отвлечься от собственных темных грехов.
   На Приму Трегессера обрушилось цунами света.
   – Корабль-Страж! – Лупо от души выругался. – Что за черт?
   Трудно было придумать более неудачное место и время.

24

   Лупо Первый встретил Третьего на пути в ангар. – Симон не сделал подмены, – сказал Третий. – Он притворяется собственным дублем.
   Первый глянул на Четвертую. Она кивнула и сообщила остальное:
   – С Паутины сошел Страж, пока мы были на переходе от Примы-ЗЕ.
   – Ну сплошь одни радостные вести. Который?
   – «Аджатрикс-6». Занял позицию подальше от движения и там и повис. Никаких сигналов не подает.
   – Что это может значить? – спросил Третий. – Что-то просочилось?
   – Не похоже. Да все равно с этим ничего не сделать. Пусть висит. Этого мы знаем. Давайте перевозить Симона. И следите за ним, пока мы не узнаем его игру.
   Появился колокол Симона, и загремел его голос:
   – А, Лупо Провик, старый сукин сын! Я ж не видел твоей морды с тех пор, как мой старший брат тебя сюда переволок!
   Не так, но Первый не стал корректировать представление Симона о действительности. Симон вошел в роль. Среди своих дубль Симона выдавал острое восприятие реальности, притворяясь, что он больше чем просто полезный фантом.
   – Значит, это и есть убежище на дне космоса. Хочу видеть тут все закоулки и щели.
   – Я это организую. Только сейчас мы должны доставить тебя туда, где можно будет устроить спектакль. Чтобы у местного персонала волосы на голове зашевелились.
   – Это если у них есть волосы. Кстати, твои люди тебе сказали, что около Примы сошел с Паутины какой-то чертов Страж? Что там творится вокруг?
   Когда с Паутины сходил корабль, окрестное пространство перестраивалось для его восприятия. При сходе тревеллера выделялась энергия в диапазоне от радиоволн до видимого света. Для Стража вспышка белого света – это был лишь длинноволновый край спектра.
   – Ты была внутри короны? – спросил Первый. Четвертая кивнула.
   – Данные есть?
   – Мало.
   Первый хмыкнул. Вот это и называется невезением. В этом месте не оказалось ни одного исследовательского корабля.
 
* * *
 
   Симон Трегессер плыл через огромную камеру, ощущая самодовольство. В конце концов он выполнил собственную хитрость. Подключив колокол к системам центра, он вплыл внутрь проверить Чужака.
   Проклятая тварь, казалось, находится в коме. Ответа от нее добиться было невозможно. Что за чертовщина с ней случилась?
   Показания приборов регистрировали наличие биологической активности. Тело было на месте. Отсутствовали разумы. Если то, чем оно думает, можно назвать разумами. Если оно вообще думает.
   Ну и черт с ней, с этой тварью. Он и без нее знает, что происходит. Каждый уходящий с П. Джексоники тревеллер был приманкой для любого Стража. И ясно было, что скоро какой-нибудь припрется, вынюхивая след.
   Что ж, время пришло.
   Он направил колокол вниз и стал играть с громами, молниями и иллюзиями. Несколько неуклюже. Потом позвал Ноя.
   Тот появился, лавируя между молниями, и спикировал на свой насест.
   – Да, господин? Вы плохо себя чувствовали, господин? Безумный смех Симона Трегессера отразился от стен камеры. Но в этом безумии улавливалась крупица расчета.
   – Скажем так, что я на данный момент отложил Великую Миссию. Чтобы привести в чувство моих возлюбленных отпрысков.
   Симон сосредоточил все внимание на Ное, выискивая малейшие признаки предательства.
   Список преступлений Симона был бесконечен. Но глупости в нем не значилось.
   Ноя какое-то время не было. Вернувшись, он поступал чуть-чуть странно. Лупо советовал никому не доверять тайну подмены. Значит, Лупо знает про Ноя. И что? Лупо вообще все на свете знает. Он сделал знание своей профессией.
   Несколько вопросов задано в Пилоне. Достаточно странностей вокруг полета Ноя на Приму, чтобы подозрения превратились в подсознательную уверенность. Чтобы возникла мысль загнать в угол Валерену с ее двойной игрой. Объяснить этой суке, что она играет с большими мальчиками.
   Ной маскировался хорошо, но недостаточно хорошо. Его выдала его реакция.
   Трегессер сразу понял, как Валерена до него добралась. Купила его женщинами. Он, Симон, не придавал достаточного значения похоти своего биоробота.
   Второй раз он не сделает той же ошибки.
   Очень осторожно Симон подвел Ноя к подозрению, что тот имеет дело с дублем своего хозяина, быстро подмененного, когда Провик унюхал намерения Валерены. И потом отослал биоробота с каким-то рутинным заданием.
   Лупо Первый закрыл коммуникатор, отдал его начальнику штаба и пошел к себе. Семья уже собралась.
   – Симон только что приказал мне подготовить вояджер к путешествию на Приму.
   – Биоробот будет на нем? – спросила Шестая. – И будет думать, что подмену уже совершили?
   – Если мы собираемся обратно, – заметил Третий, – то лучше нам подумать об этом Страже. Черта с два можно будет проскользнуть незамеченными.
   – Эту работу я оставлю тебе, – ответил Первый. – А заодно подумай, не слишком ли хитрым оказался Симон.
 
* * *
 
   Лупо Первый изучал голокарту космоса Канона, когда в центральный сектор Главного Штаба вплыл Симон. Карта плавала между потолком и полом и была похожа на гигантскую фасолину пятидесяти метров в длину, тридцати трех в ширину и двадцати четырех в высоту. В ней было представлено больше трех миллионов звезд и космических объектов. По прикосновению их можно было добавлять, удалять и менять масштаб.
   Первый возвращал карту в прошлое по сотне тысяч лет в минуту. При этом отображал только несколько прядей. Не поворачиваясь, он спросил:
   – Что бывает, когда естественное движение звезд перемещает якорные точки так, что соединяющие их пряди соприкасаются?
   – Не знаю, Лупо.
   – Примерно через шесть лет можем узнать. Прядь, соединяющая Б. Шеллику и Б. Филипию пересечется с прядью, соединяющей Н. Нуттику и Б. Белнапию. Первое такое соударение с момента выхода человечества на Паутину.
   – Б. Белнапия? У нас там были какие-то интересы?
   – И сейчас есть довольно серьезные. Шейговая древесина.
   – Зачем тебе эта игра?
   – Знание. Знание – сила, Симон. Мощь.
   – Мощь – это огневая мощь. Я эту штуку построил, чтобы ты мог следить за Стражами, а не в игрушки играть.
   – Как ты думаешь, у них такое есть?
   – У них есть лучше. Они уже целую вечность рыщут по Паутине. А ты явно знаешь, что я – не дубль Симона Трегессера.
   – Знаю.
   – Это значит, ты догадался, что я задумал. Ты знаешь про моего биоробота.
   – Да.
   – Есть что-нибудь, чего ты не знаешь, Лупо?
   – Я не знаю, что будет, если столкнутся две пряди. Я не знаю, откуда берутся у прядей свободные концы. Я не знаю, как возникла Паутина. Я много чего не знаю.
   – Вояджер готов?
   – Да.
   – Там будет еще один пассажир. Но это ты тоже знал.
   – Я это предвидел.
   – Черт тебя побери! Я должен был бы плюнуть и бросить весь этот бардак на тебя. К черту Валерену и директорат. Пусть жуют дерьмо. Пусть бы за это взялся кто-то, кто сможет держать чудовище в узде.
   Лупо вернулся к картинке, с которой работал.
   – Я бы не принял Кресла, Симон.
   – Не принял бы? Хладнокровный ты сукин сын. Ты его просто не хочешь. Может быть, поэтому я тебе верю. Только я адски хотел бы знать, чего же ты хочешь.
   – Я хочу знать, откуда взялась Паутина. Я хочу знать, как возникают новые пряди и почему вдруг восстанавливаются старые, распущенные. За мою жизнь это было три раза. Никто ничего не знает, кроме того, что так бывает.
   – Целеустремленный ты мой. Собери экипаж. Когда я буду готов, я тебе скажу.
   Первый еще полминуты поиграл с картой, а потом глянул на удаляющийся колокол. Пора обновлять информацию.

25

   А. Саарика, Дж. М. Ледетика, С. Фритсия. В каждой системе гарнизон Канона сначала изолировал инфекцию, а затем искоренил. Фагоциты за работой. Военачальник был приятно удивлен. Он был невысокого мнения о войсках или офицерах Канона.
   А его собственные мотивы и компетенция попали под огонь критики. Обожествленные влезали повсюду самым противным образом, придираясь и строя догадки.
   Слишком долго «Джемина-7» не ведала оживления. Все они теперь хотели каждый свой кусок. Славы, работы, ответственности. И каждый хотел кусок больше, чем у соседа.
   Еще были осложнения с его предшественницей. Обожествленная Макарска Виз обижалась, что ее лишили давней и принадлежавшей ей по праву добычи. И уж если ей не дали вырвать сердце квая, ее устроит сердце Ханавера Стрейта. Пока что она могла досаждать лишь по мелочам, на которые можно наплевать. И все равно он был рад, что он Диктат. Эта почетная должность давала ему власть заткнуть рот Обожествленной.
   «Джемина-7» сошла с Паутины возле планеты Дома Горио М. Анстии-3.
   В каюте Военачальника загудел клочок воздуха, отвлекая его внимание.
   – А, черт!
   – Мне уйти, господин?
   Голос биоробота был звоном серебряных колокольчиков.
   – Нет.
   Слишком поздно останавливаться. Теперь он вынужден был довести это до конца.
   Для леди Миднайт тоже было слишком поздно. Ее уже терзал первый трепет удовольствия. Даже с мужчиной, который был ей противен, очень рано наступал момент, когда нельзя было остановиться до тех пор, пока судорожные, конвульсивные спазмы не погрузят ее в коматозное состояние удовлетворения.
   Генные инженеры сделали ее рабыней собственной плоти.
   Как можно было выбросить столь полезное создание? Может быть, у нее есть какой-то скрытый дефект?
   – Военачальник, – ответил он на гудение. – Я занят. В чем дело?
   Искусственная застонала. Это был почти вопль отчаяния.
   – Мы сошли с Паутины, Военачальник, – прожурчал голос. – Дом Горио позвал на помощь для подавления восстания. Данные по ситуации заставляют предположить, что дело не так серьезно, как на В. Ортике-4.
   Военачальник тяжело дышал. А эта – она вообще поняла, что он был занят делом? Нет. Наверняка нет. В ее голове сейчас не может быть мыслей – только огонь, который надо угасить.
   – Приду, как только смогу.
   Его попытка поторопить Миднайт потерпела неудачу в борьбе с искусством создавших биоробот инженеров. Ее беспомощное тело было безжалостно требовательным.
 
* * *
 
   Военачальник вошел в Военный центр, щурясь. Не сразу воспринял информацию с дисплеев. Обожествленные недовольно смотрели со своих экранов. Или, как Макарска Виз, ухмылялись. Он проявил слабость.
   Проклятая искусственная! Такой биоробот может человека сделать одержимым…
   И Военачальник Ханавер Стрейт осознал, что впервые подумал о каком бы то ни было биороботе как обладающем свободой воли.
   Восстание на М. Антсии шло по классической схеме. Восставшие разбили стены Высшего Города Горио Глум и дестабилизировали супрессоры гравитации, так что он уплыл в верхние слои атмосферы.
   Помимо обычной глупости, сопровождавшей такие восстания, на этот раз бунтовщики забыли учесть особые обстоятельства М. Антсии. Основным занятием Дома Горио были природные драгоценные камни. Постоянно донимаемый ворами Дом развил широкую сеть частной охраны. О ней-то и забыли восставшие в атмосфере первого кровопускания. Охрана успела организоваться.
   Результат: охрана выстояла.
   Обожествленные стали засыпать Военачальника вопросами.
   Он глядел на ряды экранов и позволил себе легкую презрительную улыбку.
   Общий вопрос высказал в конце концов Обожествленный Ансель Ронигос:
   – Что вы собираетесь предпринять по этому поводу, Военачальник?
   – Ничего, Обожествленный.
   – Объяснитесь, Военачальник.
   – Вы меня удивляете, Обожествленный. С теми ресурсами, которые есть в вашем распоряжении… Очевидно, те, кого уже нет среди живых, забывают, как мыслят живые. Обожествленные, самое эффективное действие, которое могла предпринять «Джемина-7», – это сойти с Паутины. Сейчас мятежники разбегаются. Военные силы Дома их преследуют.
   Над его плечом вспыхнуло мерцание.
   – Связь? Военачальник, вы поддерживаете контакт с Домом Горио?
   – Да, сэр.
   – Доклады о действиях мятежников?
   – Инсургенты стали рассеиваться, сэр, в предвидении прибытия наших войск.
   Военачальник оглядел Обожествленных. Дело сделано. Некоторые исчезли с экранов. Другие улыбались в знак одобрения. Третьи выглядели так, будто раскусили что-то невыносимо горькое. Макарска Виз чуть помедлила, сверля его взглядом. Ее неудовольствие было, пожалуй, слишком для электронного существа. Может быть, кабала таких вот и сделала из «Фульминаты-12» то, что из нее получилось? Виз на «Фульминате-12» пришлась бы к месту.
   Он вспомнил искусственную. Тело отреагировало немедленным подъемом. Он попытался выбросить мысли о ней. Двум остальным он еще не уделил достаточно внимания. Эта одна обволокла его своими чародейскими усилиями.
   Он рассмеялся. Назвать действия чуждой жизни колдовством – явно квайский образ мысли. Кто бы мог в такое поверить? Раса, вышедшая в космос и столь примитивная, что смотрела на мир сквозь очки мистицизма и магии.
   Что ж, кваи стали видом, побежденным и порабощенным коммерчески, и когда они умирают, они остаются мертвыми – не так, как люди Стражей, которым гарантировалось бессмертие. Никто не оставался мертвым долго, хотя люди из операционного и обслуживающего экипажей прошлых жизней не помнили.
   Но помнила «Джемина». «Джемина» не забывала ничего и прощала все.
   И мысли его ушли от не-кризиса на М. Антсии.

26

   Морской бриз, несущий бормотание духов, призраков и прохлады, ласкал щеки Блаженного. Трегессер глядел на волны, как одна накатывается за другой и разбивается у подножия утеса в сотне метров под ним. Над водой сгущались тени. Солнце садилось у него за спиной. И начиналось вечернее веселье.
   Блаженный повернул калейдоскоп и подумал, что планы его деда – еще одна волна, которая разобьется об утес Стражей. Да, волны могут подточить подножие утеса, но не за год и не за десять тысяч лет. Может быть, разумнее смириться с реальностью и ее ограничениями. Так делает большинство Домов – и преуспевает.
   Но есть латентный ген бунта – холодный ад, пожирающий поколение за поколением. И ни для одного Дома это не было настолько верно, как для Дома Трегессер. От своей наследственности не избавишься. Но и кланяться глупости предков Блаженный не собирался.
   Откуда-то из-за спины послышался смех Валерены. Слишком напряженный, слишком затейливый, преждевременный в начале вечера. Но она была гостьей Линаса Мазеранга и очень старалась его привлечь.
   Мазеранг стал выказывать признаки освобождения от ее очарования.
   – Блаженный? Может, присоединишься к нам, сын? А то сидишь там на краю и смотришь на черное тусклое море Линаса – даже на других тоску наводишь.
   Блаженный обернулся к истрепанной улыбке и мертвым синим глазам Мита Воргемута. За ним пожал плечами Кейбл Шайк, будто спрашивая: «А как я мог его остановить?» Слуги уже зажигали бумажные фонарики.
   – Я еще слишком молод, и мне все можно извинить, Мит, – сказал Блаженный. – Ты слишком стар, чтобы тебе можно было простить хоть что-нибудь.