Дальше к югу началось нечто необычное: сторожевые разъезды, да такие крупные, каких я нигде никогда не видывал. В каждой деревне нас узнавали, поднимая такой же точно шум и гам, как л в Таглиосе. Молодые выходили на улицы с оружием.
На этику и мораль мне, в общем, плевать. Однако как-то совестно становилось при виде такого, словно бы это из-за меня тихие, смирные люди превратились в милитаристов с горящими глазами…
Масло полагал, что оружие их было захвачено в отражении прошлогоднего нападения. Может быть. Отчасти, Однако большая его часть была так источена ржой и временем — врагу не пожелал бы подобного.
Разведка наша с каждым часом выглядела все невероятнее.
Все таглиосцы, каких мы только видели, были милыми, дружелюбными людьми, благословенными землею, где жизнь не есть непрестанная борьба. Однако даже деревенские, похоже, посвящали большую часть свободного времени батальонам своих божеств…
— Единственная хоть сколь-нибудь значимая победа, — сказал я Госпоже, когда мы удалились от города миль на восемьдесят, — если эти люди спятят настолько, чтобы противостоять любым испытаниям, какие только смогут предложить Хозяева Теней.
— А если мы примем эту разведку, но проиграем первое сражение, все равно не будет никакой разницы. Нас уже не будет в живых, и последствия нас не коснутся.
— За что люблю мою девочку, так это за позитивность мышления.
— А ты действительно собираешься подрядиться на эту работу?
— Нет, если только смогу избежать ее. Затем мы и выехали на разведку. Однако есть у меня такое поганое чувство, что желаемое будет иметь мало общего с действительным.
Гоблин крякнул и проворчал что-то насчет произвола когтистой лапы судьбы. Сущая правда. Единственной возможностью ни во что не встревать было отыскать иной путь на юг. — Черт с ними, с этими Хозяевами Теней.
Мы не слишком торопились и остановились на обед, еще не переварив завтрак. Тела наши не выдерживали испытания непрерывной скачкой. Стареем…
Масло с Ведьмаком предложили разложить костер и приготовить горячее. Я сказал: «Валяйте», а сам, усталый и разбитый, устроился поблизости, положил голову на камень и принялся разглядывать облака, плывущие через чужое небо, ничем в свете дня не отличавшееся от родного.
События неслись вскачь и были столь странны, что я никак не мог докопаться до их сути. Мною прочно завладел ужас, внушавший мне, что я влез не в свое дело, что для Отряда наступили далеко не лучшие времена и способностей моих не хватает, чтобы справиться с тем, что угрожает Таглиосу. Смогу ли я повести в битву целый народ? Пожалуй, нет. Даже если все мужчины, женщины и дети Таглиоса объявят меня своим спасителем.
Я пытался успокоиться, внушая себе, что не меня первого из капитанов обуревают сомнения и, уж конечно, я далеко не первый из вовлеченных в местные дрязги, имеющий на вооружении лишь осознание масштабов проблемы и того, что поставлено на кон. Пожалуй, мне даже повезло больше, чем остальным: со мной была Госпожа, а для нее интриги — родная стихия. Здесь она все равно что рыба в воде. Если только удастся воспользоваться ее талантами. Также со мной Могаба, который, несмотря на не изжитые до сей поры культурный и языковой барьеры, становится прямо-таки идеальным солдатом. Со мною — Гоблин, Одноглазый, Жабомордый и, не исключено. Меняющий Облик. А в сумке моей хранятся все трюки нашего Отряда за четыреста лет.
Однако все это не прибавляло душевного покоя.
Что, собственно, втравило нас в это возвращение к началу боевой деятельности Отряда?
Не в том ли источник беды, что мы достигли неизведанных земель, о которых Летопись ничего не говорит? Не в отсутствии ли исторических документов?
У меня имелось множество вопросов по поводу нашей братии и этой страны. Но почти не было возможностей добыть информацию. Из разрозненных намеков явствовало, что наши старики не были такими уж славными ребятами. Складывалось впечатление, что диаспора изначальных Вольных Отрядов была совсем не так уж религиозно предана знамени и прочему в том же роде. Расхожая доктрина, ее следы несли нары, похоже, имела до ужасного мало общего с действительностью. Само имя Отряда до сих пор внушало страх и чувство напряженности.
Усталость наконец одержала верх, и я незаметно для самого себя уснул. Разбудив меня воронья беседа.
Я вскочил. Все прочие удивленно воззрились на меня. Они ничего не слышали. Обед подходил к концу. Масло держал на огне мою порцию.
Приглядевшись к одинокому дереву близ нашей стоянки, я заметил несколько ворон. Склонив свои безобразные головы, они смотрели на меня. Внезапно они разразились карканьем. Я определенно почувствовал, что они желают привлечь мое внимание.
Я направился к ним.
Когда до дерева оставалось примерно полпути, две вороны взлетели, по-вороньи неуклюже набрав высоту, и понеслись к небольшой рощице в миле от нас. Над рощицей той кружила добрая полусотня ворон.
Последняя, убедившись, что я все видел, также покинула одинокое дерево. Я вернулся к обедавшим в задумчивом настроении. Прикончив половину подгоревшего тушеного мяса, я решил, что получил предупреждение. Дорога проходила лишь в нескольких ярдах от той рощи.
Когда мы начали рассаживаться по седлам, я заговорил:
— Ребята! Оружие держать наготове. Гоблин! Видишь те деревья? Не спускай с них глаз. Точно от этого зависит твоя жизнь.
— В чем дело. Костоправ?
— Не знаю. Предчувствие. Может, оно и не оправдается, однако осторожность не помешает.
— Ну, как скажешь.
Он подозрительно взглянул на меня, словно сомневаясь в здравости моего ума.
А Госпожа посмотрела на меня еще подозрительнее, когда мы приблизились к роще и Гоблин квакнул:
— Ух ты! Да их тут полно! Засада! Больше он ничего не успел сказать. Подстерегающие нас вырвались из укрытия. Это были те самые смуглые карлики. Около сотни. В военной сметке им было не отказать: пешим никак не справиться с конницей без подавляющего численного превосходства.
— И-ик! — сказал Гоблин.
Затем он пробормотал что-то еще, и карликов окутало облако насекомых.
Им бы из луков по нам стрелять…
Масло с Ведьмаком избрали, по-моему, наиглупейший путь. Они атаковали, и инерция внесла их в толпу нападающих. Мой способ был мудрее, и остальные последовали моему примеру. Мы просто развернулись и рысью поскакали прочь, оставив карликов на милость Гоблина.
Мой конь споткнулся. Будучи мастером верховой езды, я тут же вылетел из седла и, прежде чем успел подняться на ноги, был окружен смуглыми. Однако Гоблин свое дело знал крепко. Не ведаю уж, что он проделал, но толк из этого вышел. Оставив мне на память несколько приличных синяков, карлики решили нагнать тех, у кого хватило ума остаться в седлах.
Мимо, чтобы атаковать с тыла, промчались Масло и Ведьмак. Я поднялся на ноги и огляделся в поисках коня. Тот мирно пасся поодаль, озадаченно поглядывая на меня. Я побежал к нему.
Карлики располагали лишь ерундовыми чарами, а действовали они на редкость глупо. Просто навалились толпой. Мерли, словно мухи, однако когда нападающих — дюжина к одному, поневоле начнешь тревожиться не только о том, как положить их побольше.
Будучи занят, я не совсем разглядел, что там творилось. А взгромоздив наконец избитое тело на спину коня, увидел, что весь рататуй скрылся в узкой низенькой долинке.
А я непонятным образом ухитрился заплутать. Словом, когда я поехал следом за нашими, то не нашел их. Хотя времени на поиски судьба мне отмерила не много. Явилась она в образе полудюжины смуглых карликов верхами, что было бы ужасно смешно, не размахивай они мечами и копьями да не несись на меня с намерениями, однозначно заслуживающими порицания.
В другое время я перестрелял бы их из лука, не подпустив ближе чем на сорок ярдов. Однако, будучи в неподходящем расположении духа, я просто хотел спокойно отыскать своих.
Я пустил коня галопом и, обогнув несколько холмов, легко оторвался от погони. Но в этом процессе заблудился окончательно. Во время наших забав небо плотно затянуло тучами. Пошел отвратительный мелкий дождь. Просто так, чтобы еще пуще очаровать меня избранным мною образом жизни. Я принялся за поиски дороги, надеясь обнаружить на ней следы товарищей.
Поднявшись на холм, я снова увидел эту проклятую фигуру в окружении воронья, преследующую меня от самого Храма Отдыха Странствующих. Она парила вдалеке, удаляясь прочь от меня. Тут я, позабыв об остальных, пришпорил коня. Тот пустился в галоп. Фигура, приостановившись, оглянулась. Я буквально кожей почувствовал направленный на меня взгляд, но не замедлил хода. Уж теперь-то я разгадаю эту тайну!
Скатившись с невысокого холма, я влетел в ложбинку, где пузырилась жидкая грязь. Фигура на минуту скрылась из виду. Поднявшись же на вершину другого, я не увидел в воздухе ничего, кроме нескольких ворон, круживших безо всякого смысла. То, что я сказал после этого, безмерно расстроило бы мою матушку.
Я продолжал скачку, пока не достиг того места, где видел фигуру в последний раз. Осадив коня, я спешился и принялся искать следы. Как следопыт я велик и могуч, однако на столь мокрой земле не могло не остаться следов. Если, конечно, я не сошел с ума и все это мне не причудилось.
Следы я, конечно же, нашел. И ощущение того самого взгляда меня не оставляло. Но искомой твари нигде не было. Это меня озадачило. Включая даже вероятность вмешательства волшебных сил, как ей удалось полностью сгинуть? Вокруг совершенно негде было укрыться!
Тут я заметил ворон, кружащих в четверти мили от меня.
— Ладно, сук-кин ты сын. Сейчас посмотрим, быстро ли бегаешь…
Там тоже не обнаружилось ничего.
Так повторилось три раза, и ровным счетом ничего я не достиг. В последний раз я остановился на гребне холма, откуда был виден лес — этак в сотню акров. Спешившись, я встал рядом со своим жеребцом. Дыхание его, подобно моему, было неровным.
— Что? Тоже устал? — спросил я. А ведь эти чудища никогда не выдыхаются… Внизу же было на что посмотреть. Столько воронья сразу я видел разве что над полем только что кончившейся битвы.
За свою долгую, в странствиях проведенную жизнь я слыхал около полусотни рассказов о населенных призраками лесах. Леса всегда описываются как темные, густые и старые, или деревья в них почти все мертвы, а ветви их словно руки скелетов, подъятые к небесам. Этот лес, пожалуй, похож был только по густоте, однако, судя по ощущениям, призраков в нем хватало.
Пристегнув поводья к луке седла, я вытащил из седельных ножен меч и направился к лесу. До него было около четверти мили. Жеребец тронулся следом, футах в восьми за спиной, склонив голову так, что ноздри его едва не касались земли, словно он принюхивался к следу.
Больше всего ворон оказалось над центром леса. Я уже не слишком доверял собственным глазам, однако там, среди деревьев, виднелось некое темное приземистое строение. По мере приближения к нему я двигался все медленнее. Возможно, какая-то доля здравого смысла во мне еще оставалась. Эта самая доля и подсказывала мне, что для подобных вещей я не гожусь. Я вовсе не походил на бравого рыцаря, коему под стать пробираться в самое логово зла.
Нездоровое любопытство — мое сущее проклятие. Невзирая ни на что, оно тащило меня за бороду вперед.
Здесь обнаружилось дерево, подходящее под все описания: древнее, полузасохшее, в мой рост толщиной. Словно часовой, возвышалось оно над лесом по крайней мере футов на тридцать. Его подножие окружали кустарники и молодые деревца по пояс мне в высоту. Прислонившись к его стволу, я попробовал уговорить себя продолжать путь — а может, наоборот, удержаться от неосмотрительных поступков. Жеребец брел за мной, пока не уткнулся мордой в мое плечо. Я обернулся к нему…
Последовало краткое змеиное шипение, а следом — глухой удар.
С отвисшей челюстью взирал я на стрелу, еще дрожавшую в стволе в трех дюймах от моих пальцев, и уж совсем собрался броситься наземь, но тут до меня дошло, что стрела эта предназначалась вовсе не для моей груди.
Наконечник ее, древко и оперение — вся стрела была чернее сердца жреца, словно сделанная из черной эмали. В дюйме от наконечника древко было обернуто белым. Выдернув стрелу из дерева, я поднес послание к глазам.
«Еще не время. Костоправ».
Писано это было на диалекте Самоцветных Городов. Интересно.
Пожалуй, и впрямь еще не время.
Я ободрал бумагу с древка, скатал ее в шарик и забросил в кусты, а затем огляделся в поисках стрелка. Естественно, вокруг никого не было.
Я вложил стрелу в свой колчан, вскочил в седло, развернул коня и шагом поехал вперед.
Мелькнувшая в воздухе воронья тень заставила меня поднять глаза — и увидеть семерых смуглых карликов, поджидавших меня на вершине холма.
— Все вам, ребята, неймется…
Я снова спешился, встал позади коня, достал лук, согнул его, вынул из колчана только что подобранную стрелу и двинулся через склон, все так же прикрываясь конем. Карлики развернули свои игрушечные лошадки и двинулись ко мне.
Приблизившись на подходящее расстояние, я высунулся из-за коня и выстрелил в ближайшего. Стрелу он увидел и попытался увернуться, чем только навредил себе. Я метил в шею пони, а стрела пронзила его ногу насквозь, достав и животинку также.
Пони взбрыкнул, выбросив седока из седла, и понесся, волоча за собой карлика, чья нога застряла в стремени.
Вскочив в седло, я направил коня в образовавшуюся брешь. Карликовые лошадки бежали слишком медленно, чтобы хотя бы приблизиться.
Словом, мы понеслись вперед, и за час я перестрелял всех их лошадок, причем мой жеребец шел легким галопом и, по-моему, развлекался от души. Никогда прежде я не видал лошади, которая оглядывалась бы, чтобы посмотреть, как там погоня, и соразмеряла аллюр в дразнящей близости.
Я не имел никакого понятия, откуда взялись эти карлики, однако их было немало, судя по тому, что они продолжали появляться. Из соображений осторожности я продолжал снимать их по одному. Если понадобится, можно потом послать Отряд и набрать пленных сколько заблагорассудится.
Интересно, как там Госпожа, Гоблин и остальные? Вряд ли, учитывая превосходство наших зверюг, им причинен какой-либо вред, но все же…
Мы разминулись, поэтому не было смысла тратить остаток светового дня на их поиски. Лучше вернуться на дорогу, повернуть к северу и найти какой-нибудь городок, и обсушиться.
Мерзкая мелкая морось раздражала куда пуще, чем преследователи.
А пуще дождя — стрела из лесу. Тайна ее пугала до мурашек по коже.
Вороны с ходячим пнем были реальны. В этом сомнений больше нет. И пень к тому ж знал меня по имени.
Пожалуй, стоило бы привести сюда весь Отряд и прочесать все в округе.
Дорога была из тех, волшебных, что обращаются в грязь по пояс, стоит только плюнуть на нее. В этой части света ограды были не в обычае, и потому я просто поехал по обочине. Сразу показалась в виду деревня.
Можно назвать это судьбою. Или же — совпадением ритмов. Ритмов жизни. Вот моя жизнь идет в весьма странном ритме. С севера в деревню въезжали всадники, перемазанные грязью еще сильнее, чем я. То были не сморщенные смуглые карлики, однако я взглянул на них с подозрением и огляделся в поисках укрытия — они везли с собой гораздо больше оружия, чем я, а моего хватим) бы на целый взвод.
— Йо-о! Костоправ!
Черт возьми! То был Мурген. Приблизившись, я узнал в остальных троих: Лозана Лебедя, Корди Мотера и Ножа.
Какого черта они здесь делают?
Глава 26
ВЕРШИНА
Даже того, у кого отнято все, моральная поддержка не лишает права на жалобы и критику..
Сбор Хозяев Теней проходил в возносящейся к небесам резиденции, называемой Вершина, выстроенной хозяином под новую столицу и фортификацию в двух милях к югу от Тенелова. То было необычайное мрачное крепостное сооружение, превосходящее размерами и некоторые города. Толстые стены его достигали тысячи футов в высоту. Всякая вертикальная поверхность была облицована плитами из полированной бронзы либо железа, где уродливыми серебряными литерами алфавита, известного лишь нескольким, выполнявшим насечные работы, провозглашались устрашающие запреты и налагались проклятия.
Хозяева Теней встретились в зале, вообще-то не отвечающем их пристрастиям к темноте. Сквозь прозрачные потолки и хрустальные стены ослепительно сияло солнце. Трое прибывших съежились в его лучах, даже укутанные в самые темнейшие из своих одеяний. Хозяин парил в воздухе рядом с южной стеной, устремив взгляд вдаль и лишь изредка оглядывая зал. Его отрешенность была навязчивой.
Снаружи, за многие мили от башни, однако видимая с такой огромной высоты, лежала просторная, ровная долина, ярко блестевшая в лучах солнца. Она была бела и напоминала дно давно исчезнувшего моря.
Гости полагали, что страх и навязчивые идеи хозяина не сулят ничего, кроме опасности. Если только они не притворство. Не средство маскировки. Не холодная стратегма… Однако великолепие возводимых им укреплений не могло не произвести впечатления.
Крепость строилась уже семнадцать лет и до сих пор была выстроена не более чем на две трети.
— Теперь снаружи спокойно? — спросила женщина маленького роста.
Она говорила на языке, на котором были высечены надписи на стенах крепости.
— Днем всегда тихо. Но с приходом ночи… С приходом ночи…
Воздух словно почернел от страха и ненависти.
Во всем ужасе своего положения хозяин винил пришедших. Это они извлекли Тени из глубин и разбудили ужас, а затем бросили его перед лицом последствий.
Он повернулся к ним:
— Вы проиграли. И не в первый раз. Радиша беспрепятственно совершила поездку на север. Они проплыли сквозь болота словно воплощение возмездия, да так легко, что Ей не пришлось пошевелить и пальцем. Они идут куда желают, без всяких препон, в столь блаженной уверенности, что даже не замечают ваших потуг. Теперь они — вместе с Нею — в ваших пределах творят смуту. И вы пришли ко мне.
— Но кто же мог думать, что Величайший — с нею? Его считали поверженным…
— Глупцы! Будто он не мастер перемен и иллюзий? Вы обязаны были знать, что он дожидается их! Как может такой укрыться от всех глаз?
— Значит, ты знал, что он там, но не предупредил нас? — насмешливо спросила женщина.
Он отвернулся к окну. Он не отвечал. Вместо ответа он произнес:
— Сейчас они в пределах вашей досягаемости. На этот раз вы справитесь с ними?
— Они — всего лишь полусотня смертных.
— Вместе с Ней. И Величайшим.
— Однако нас четверо. И каждый имеет армию. Вода в реках скоро спадет. Тогда десять тысяч человек переправятся через Майн и уничтожат само имя Черного Отряда.
Сидящий у окна исторг из себя зловещее шипение, все усиливающееся и переходящее в холодный, презрительный хохот.
— Вот как? Это пытались исполнить бесчисленное множество раз. Постоянно! Однако ж они выстояли. Выстояли в продолжение четырех веков! Десять тысяч? Не смешите меня. И миллиона может оказаться мало. Их не удалось уничтожить и в северной Империи.
Трое пришедших обменялись взглядами. Он был — само безумие. Безумие и одержимость. И, когда угроза с севера будет уничтожена, он, пожалуй, разделит ее судьбу.
— Подойдите сюда, — сказал он. — Взгляните туда. Где призрак старой дороги змеится через долину к белым, сияющим землям.
На дороге вращалось, свиваясь в спираль, нечто. Сгусток тьмы, куда темнее их нарядов. — Видите?
— Что это?
— Ловушка для Теней. Они идут через врата, пробитые вами. Древние, великие и могучие. Не под стать игрушкам, подчиняющимся и призываемым вами. Я могу высвободить их. И так и сделаю, если вы снова не сможете справиться.
Троими овладело беспокойство. Он не шутил. Хозяин, словно прочтя их мысли, расхохотался.
— Ключ к ловушке, братья мои, есть Имя мое. Будь я повержен, ловушка рухнет, и врата в мир останутся открытыми.
Он снова разразился хохотом.
Тот, кто больше помалкивал, злобно сплюнул и двинулся к выходу. Двое остальных, поколебавшись, последовали его примеру. Говорить более было не о чем.
Безумный смех преследовал их, пока они спускались по бесконечной спирали винтовой лестницы.
— Может быть, мы и не завоюем его, — подытожила женщина. — Но, пока он упирает свое внимание на юг, он нам не помеха. Впредь не стоит принимать его в расчет.
— Значит, трое против двоих, — буркнул ее спутник.
Шедший впереди согласно хмыкнул. — Но есть еще тот, в болотах, и злобой его можно манипулировать, сложись слишком отчаянная ситуация. К тому же у нас есть золото. Когда золоту дают сказать свое слово, в рядах врагов всегда находятся подходящие орудия. Не так ли?
Она рассмеялась. И смех ее был почти так же безумен, как тот, что доносился сверху.
Глава 27
НОЧНАЯ ГОНКА
Когда Мурген подскакал ко мне, я одарил его одним из самых злобных своих взглядов. Он понимал, за что. Позже еще поговорим. Замявшись на секунду, он сказал:
— Ты велел глаз с них не спускать…
Тут подъехал и Лебедь.
— Боги мои, ну и ездите же вы! Я уже в седле еле держусь… — Он показал небу непристойный жест. — Мы выехали через пять минут после вас, а вы еще пару привалов сделать успели — и все одно Держались впереди! — Он покачал головой. — Железные вы ребята. Корди, я же говорил, что меня не под то делали.
— А где все? — спросил Мурген.
— Не знаю. Мы попали в засаду и разминулись. Мотер, Лебедь и Нож переглянулись.
— Маленькие такие, смуглые? — спросил Лебедь. — Сморщенные все?
— Ты их знаешь?
— Да, стыкнулись мы с ними на реке, по пути на север. Есть совершенно бредовая идея. Надо поговорить, только пошли спрячемся от дождя. А то люмбаго меня вконец прикончит.
— Какое люмбаго? — спросил Мотер. — Откуда у тебя люмбаго?
— Забыл однажды шляпу дома, и тут дождь пошел. Нож, ты в прошлом году бывал здесь. Есть у них тут постоялый двор или еще что?
Нож, не отвечая, развернул коня и поехал вперед. Странный он тип, безусловно. Однако Лебедь полагал, что с ним все в порядке, а сам Лебедь нравился мне — настолько, насколько вообще может нравиться тот, кто работает на человека, играющего с тобой в подобные игры.
Я хотел было тронуться вслед за всеми, но тут Мурген сказал:
— Постой-ка. Кто-то едет.
Я вгляделся в дождь. С южной стороны к нам приближались фигуры троих всадников. Кони их были так высоки, что не могли оказаться никем, кроме скакунов Госпожи. Лебедь выругался, будучи недоволен задержкой, однако мы придержали коней.
Трое всадников оказались Ведьмаком, Масло и рои — Шадидом. Этот последний был порядком потрепан, а Масло и Ведьмак — ранены.
— Чтоб вас обоих черт побрал! Вы без ран уж и обойтись не можете!
Вот уж около тридцати лет их знаю, и раны они все это время получают раза по три в год. И до сих пор живы. Я уже начал подозревать, что оба они бессмертны, а бессмертие покупают ценою крови.
— Та засада. Костоправ, была прикрытием для другой, — объяснил Ведьмак. — Они оттеснили нас в долинку — прямиком на другой отряд, верхами.
Желудок мой сжался в тугой ком.
— И — что?
Он слабо улыбнулся:
— Пожалуй, им пришлось в этом раскаяться. Мы их порядочно покромсали.
— Где остальные?
— Не могу знать. Мы разъехались. Госпожа велела нам с Шадидом ехать сюда у ждать. А она, мол, уведет этих коротышек.
— Ладно. Нож, показывай наконец, где этот их курятник.
Мурген вопрошающе посмотрел мне в глаза.
— Именно, — тихо сказал я. — Пристроим этих, а сами отправимся.
Место, куда привел нас Нож, оказалось не то чтоб постоялым двором, а просто большим домом, его хозяин прирабатывал, пуская на постой путников. Восхищения от нашего появления он явно не испытывал, хотя он — как и все прочие в мире — знал, кто мы такие. Однако блеск наших монет осиял его день и добавил любезности к его улыбке. И все-таки мне казалось, что пустил он нас лишь из боязни применения силы в случае отказа.
Здесь я заштопал и перевязал Масло с Ведьмаком и прописал им обычный режим, который они уже давно знали наизусть. Хозяин меж тем принес еду, за что Лебедь выразил ему нашу искреннюю признательность.
— Темнеет, Костоправ, — сказал Мурген.
— Вижу. Лебедь, мы едем искать остальных. Хочешь ехать с нами — возьми запасную лошадь.
— Шутите? В такую мокреть да по собственной воле… Черт возьми. Ладно. Пожалуй… Он заворочался, поднимаясь с кресла.
— Сиди уж, Лозан, — сказал Мотер. — Я поеду. Я в лучшей ферме.
— Уговорил, красноречивый ты сукин сын, — немедля откликнулся Лебедь. — Не знаю уж, как ты это делаешь, ублюдок золотоязыкий… Но я тебе ни в чем не могу отказать. Будь осторожен.
— Вы готовы? — спросил Мотер, слегка улыбнувшись.
— Ага.
Мы вышли наружу и оседлали малость подуставших коней. Я поехал вперед, однако скоро Шадид обогнал меня, сказав, что лучше направляющим будет он, так как знает, куда ехать. День, стало быть, продолжался. Солнце почти скрылось. Погода стояла предельно мрачная. Чтобы отвлечься, я велел Мургену:
— Объясни-ка теперь, что происходит.
— Корди расскажет лучше. Я-то просто увязался за ними.
Седалище Шадида, судя по аллюру, заданному коню, вовсе не было стерто о седло. К тому же я изо всех сил боролся с нарастающим беспокойством. Я старался убедить себя, что она Девочка уже взрослая, и сама о себе позаботится, и была взрослой еще при моем рождении, однако мужчина во мне продолжал твердить, что, раз это твоя женщина, именно ты должен заботиться о ней. Что было полностью верно.