— Оно бы неплохо… Мы за других дрались достаточно; Корди, скажи?
— Да, пожалуй.
Команда шестами вытолкала баркас на стрежень, по здесь, у самого устья, течения почти не существовало. Затем они подняли льняной парус и развернули баркас носом к северу. Дул крепкий бриз, и суденышко пошло быстрее течения — примерно со скоростью шага с ленцой.
Небыстро — однако никто особенно и не торопился.
— Не понимаю, зачем было вообще отправляться? — сказал Лозан. — Все равно не попадем, куда она хочет. Голову даю: река все еще перекрыта выше Третьего Порога. И дальше Треша нам не пробраться. Хотя для меня и это достаточно далеко.
— Учитывая, что продолжать путь пешим ходом ты не согласен, — заметил Корди.
— Не-ет, он помнит, что его ждет в Джии-Зле, — сказал Нож. — У ростовщиков чувства юмора нет.
Две недели занял путь до Каторца, города чуть ниже Первого Порога. Копченого с Радишей друзья за это время почти не видели. А команда чертовски наскучила им. То была самая угрюмая банда речников на всем белом свете. Все они приходились друг другу отцами, сыновьями, дядьями и братьями, и им просто нельзя было давать воли. Радиша не позволяла даже остановок на ночь: кто-нибудь мог проболтаться, вследствие чего весь белый свет узнал бы, кто путешествует по реке без всякой охраны.
Это ранило чувства Лозана сразу с обеих сторон.
Первый Порог являл собою препятствие лишь для тех, кто поднимался вверх по реке. Течение здесь было слишком быстрым для парусов и весел, а отмели — слишком редки и топки для бурлака. Радише пришлось оставить баркас в Каторце с тем, чтобы команда дожидалась их возвращения, и восемнадцать миль до Дадица, города, лежавшего за порогом, они проделали пешком.
По дороге Лозан с тоской глядел на несущиеся вниз по течению барки и ворчал.
Нож с Корди лишь посмеивались над ним.
Для плавания ко Второму Порогу Радиша наняла другую лодку. Здесь они с Копченым перестали прятаться ото всех. Она посчитала, что так далеко от Таглиоса их вряд ли кто-нибудь узнает. Первый Порог все же был четырьмястами восемьюдесятью милями севернее.
Через полдня после отплытия из Дадица Лозан подошел к Ножу и Корди, стоящим на носу.
— Ребята, вы не заметили там, в городе, таких смуглых карликов? Вроде бы следили за нами. Корди кивнул. Нож утвердительно хрюкнул.
— А то я боялся, что у меня просто воображение разыгралось. А может, и хотел, чтоб так оно и оказалось. Вы никого из них не узнали?
Корди покачал головой.
— Нет, — сказал Нож.
— Да вам, ребята, и челюстью шевельнуть лень!
— Лозан, ну откуда им знать, за кем следить? Кто бы они там ни были. Единственный, кто знает, куда мы направились, это Прабриндрах Драх, и даже он не знает, зачем.
Лозан хотел было что-то ответить, однако решил прежде поразмыслить.
— А Хозяева Теней? — сказал он через минуту. — Они могли как-нибудь прознать…
— Ага. Эти — могли.
— По-вашему, они могут нам помешать?
— А ты бы на их месте что сделал?
— Да. Пойду-ка вздрючу этого Копченого. Копченый вполне мог оказаться крапленой картой. Он заявлял, что Хозяева Теней не знают о нем ничего, а если и знают, то не могут верно оценить его компетенции.
Они с Радишей удобно расположились в тени и наблюдали за течением воды. Да, на реку стоило полюбоваться, с этим Лозан был согласен. Даже здесь она была в добрых полмили шириной.
— Копченый! Дружище! Кажется, у нас возникли трудности.
Колдун прекратил жевать какую-то жвачку, которую с утра не выпускал изо рта, и, сузив глаза, посмотрел на Лозана. Такой стиль общения ему не нравился.
— В Дадице за нами следили маленькие — вот такие примерно — смуглые людишки, тощие и сморщенные. Я спрашивал Корди с Ножом; они тоже заметили.
Копченый перевел взгляд на женщину. Та посмотрела на Лозана.
— Вы по пути на юг не нажили себе врагов?
— Ну нет. — Лозан рассмеялся. — Нет у меня никаких таких врагов. Между Белой Розой и Таглиосом такие люди не живут. Я вообще подобных никогда не видел. Сдается мне, не я их интересовал.
Она перевела взгляд на Копченого:
— Ты заметил?
— Нет. Но я и не присматривался. Думал, нужды нет.
— Э-э, Копченый, всегда ко всему надо присматриваться, — возразил Лозан. — Таков наш старый и, в основном, недружественный мир. Когда ты в пути, лучше ни на минуту глаз не смыкать. Тут, понимаешь ли, плохие парни водиться могут. Веришь ли, нет ли, но не всем же быть такими вежливыми, как ваши таглиосцы.
Лебедь вернулся на нос.
— Этот болван колдун даже не заметил ничего. Мозги у него в сало превратились…
Нож вытащил тесак и оселок и принялся за работу.
— Лучше уж наточить. Еще снова затупиться успеет, пока этот старый хрен проснется и увидит, что на нас напали.
От Второго Порога их отделяли три сотни миль неровно петляющей меж темных, мрачных холмов реки. Сами по себе места не располагали к долгим остановкам. С правого берега над рекой возвышались развалины Чон Делора, напомнившие Лоэану кучу старых черепов. Со времен падения Болибога вдоль правого берега не плавал никто. И даже звери избегали этих мест.
На холмах по левому берегу располагались руины Тройственного Союза трех городов: Нечета, Случая и Лишка. По дороге на юг Корди слыхал, что эти города принесли себя в жертву ради победы над Болибогом.
Теперь же люди обитали лишь на узкой полоске обок с Порогом, в городе из одной десятимильной улицы, и постоянно опасались призраков погибших в ту войну. Свой причудливый городок они назвали Идоном, а сами являли собою редчайшую коллекцию самых разных людских вывертов. Путники не останавливались в Идоне дольше совсем уж необходимого срока, так же, в общем, как и многие постоянные граждане города.
По пути через город Лозан, делая вид, что глазеет на местные странности, заметил шныряющих повсюду смуглых карликов. — Эй, Копченый! Ублюдок ты наш востроглазый… Теперь видишь?
— Что?
— Да не видит он ничего, — сказал Нож. — Пожалуй, одного режика мне не хватит.
— Старичок, обрати внимание. Они же — всюду, словно тараканы.
На самом деле Лозан заметил всего восьмерых или девятерых, но и этого было достаточно. Особенно если за ними стоят Хозяева Теней.
А за этими карликами явно кто-то стоял. Это стало совершенно очевидно вскоре после того, как Радиша нашла лодку для плавания к Трешу и Третьему Порогу.
Стоило им миновать излучину, где река текла через земли, не затронутые войной между Тройственным Союзом и Чон Делором, как откуда ни возьмись появились две быстрые лодки, наполненные смуглыми карликами. Те работали веслами, словно на гонках, первым призом которых являлось бессмертие.
Команда, нанятая Радишей, секунд за двадцать сообразила, что встревать в драку не стоит, и попрыгала за борт, направившись затем к ближайшей отмели.
— Ну, теперь-то видишь. Копченый? — спросил Лозан, готовясь принять бой. — Надеюсь, ты хоть вполовину такой хороший колдун, каким себя мнишь.
Каждая лодка несла по крайней мере два десятка смуглых.
Челюсть Копченого заработала быстрее. Он чавкал своей жвачкой и ничего не предпринимал, пока лодки не поравнялись с ним. Тогда он протянул руки к одной из них, смежил веки и шевельнул пальцами.
Гвозди и клинья, скреплявшие лодку, так и брызнули во все стороны. Смуглые завопили. Большая их часть явно не имела никакого понятия о плавании.
Копченый перевел дух и обернулся к другой лодке. Та уже поворачивала к берегу.
Копченый развалил на части и ее, одарил Лозана мрачным взглядом и вернулся на свое сиденье в тени паруса. После этого случая он сладко улыбался всякий раз, как слышал воркотню Лозана по поводу тяжести матросской работы.
— Ладно, — ворчал про себя Лозан. — Теперь мы хоть знаем, что он настоящий колдун.
Положение дел в Треше оказалось именно таким, как предсказывал Лозан. Дальше к северу река была перекрыта. Пиратами. И Радиша не нашла никого, согласного рискнуть, отправившись в долгое плавание до Джии-Зле, где она намеревалась ждать. Все ее посулы никого не привлекли. Даже ее спутников, когда она пыталась подбить на угон лодки.
Она пришла в бешенство. Можно было подумать, что своды мира обрушатся, если она не попадет в Джии-Зле.
Но тем не менее в Джии-Зле она не попала.
На несколько месяцев они застряли в Треше, прячась от смуглых карликов и внимая слухам о том, что купцы из Джии-Зле отчаялись достаточно, чтобы хоть что-то предпринять против речных пиратов. Треш превратился в угрюмое змеиное гнездо. Без торговли с северными землями городу грозило увядание. Но все надежды на прорыв блокады северянами выглядели абсурдно. Все, кто пробовал, погибали.
Однажды утром Копченый вышел к завтраку задумчивым.
— Я видел сон, — объявил он.
— Р-рррасчудесно! — зарычал Лозан. — Все эти месяцы я только и молился о том, чтобы тебе привиделся очередной кошмар! Что же нам делать на сей раз? Идти воевать в Страну Теней?
Копченый игнорировал его. Ему приходилось делать так постоянно, общаясь через Радишу — единственный способ в общении с Лебедем не дойти до рукоприкладства. Он сказал женщине:
— Они вышли из Джии-Зле. Целый конвой.
— Они смогут пробиться? Копченый пожал плечами:
— Это — сила, столь же могучая и жестокая, как сами Хозяева Теней на болотах. Может, даже более могучая. Я не смог разглядеть этого во сне.
— Надеюсь, что эти смуглые дурни не курят, в отличие от тебя. А то, если поймут, кому мы навстречу вышли, могут стать куда амбициознее.
— Лебедь, они не знают, зачем мы здесь. Я пошарил по округе и уж это-то выяснил. Им нужны только ты да мы с Корди. Они бы прикончили нас и в Таглиосе, если бы нашли там.
— А не один ли хрен… Скоро этот конвой придет сюда. Скоро ли, Копченый? — спросила Радиша.
Колдун ответил со всей твердокаменной уверенностью, присущей колдуньей породе. Он — весьма уверенно — пожал плечами.
Передовое судно было замечено кем-то, рыбачившим на реке. Новость достигла Треша за несколько часов до прихода барки. Лозан со товарищи, вместе с половиной города, отправились на пирс встречать прибывших. Толпа вопила, приветствуя победителей, пока они не начали сходить на берег. После этого немедля воцарилась глубокая, гробовая тишина.
Радиша — судя по всему, болезненно — вцепилась в плечо Копченого.
— Вот это и есть твои хваленые избавители?! Старик, ты, пожалуй, вывел меня из терпения…
Глава 21
ТРЕШ
Сломав бревно, мы направились к торговому городу, под названием Треш, лежащему чуть выше Третьего Порога. Река мирно несла свои воды на юг. Казалось, в мире, кроме как на нашей барке, нет никого живого. Но обломки, плывущие обок с нами, являли собою вопиющее напоминание о том, что мы не одни на белом свете и принадлежим к виду мрачному и кровожадному. Компания, как говорится, не подходящая ни человеку, ни зверю. Я стоял под изрядно пострадавшей крокодильей головой, присобаченной Гоблином на носовую фигуру. Ко мне подошел Одноглазый.
— Скоро прибудем, Костоправ. Я порылся в своей торбочке с остроумными отповедями и отвечал ему скептическим хмыком.
— Мы с постреленком составили впечатление об этом месте впереди.
Я ответил новым хмыканьем. В этом заключались его обычные обязанности.
— Не по-хорошему оно ощущается. — Тут нам па глаза попалась еще одна рыбачья лодчонка, поспешно поднявшая якорь и на всех парусах унесшаяся к югу с новостью о нашем приближении. — Не то чтоб настоящая опасность… Не так уж плохо… Просто как-то не так ощущается. Как бы что-то такое там происходит…
Слишком уж неуверенно звучали у него окончания фраз.
— Если полагаешь, что это касается нас, так пошли своего беса разузнать. Он ведь для этого куплен?
Одноглазый ехидно улыбнулся.
Ленивое течение на плавном повороте реки поднесло нас под правый берег. Две вороны чопорно наблюдали за нами с одинокого сухого дерева. Скрюченное, уродливое дерево навевало мысли о петлях и висельниках.
— Ну неужели я бы об этом не подумал. Костоправ? Как раз сейчас он в городе, оценивает обстановку.
То есть — поучи, Костоправ, свою бабушку яичницу бить…
Бес вернулся из города с настораживающей вестью. Там, в Треше, нас ждали какие-то люди. Именно нас. Черный Отряд.
Что за дьявольщина? Похоже, каждый знает, что мы идем на юг!
Когда мы подошли к городу, на берегу было полно народу, хотя никто не верил, что мы взаправду пришли из Джии-Зле. Наверное, полагали, что мы спонтанно возникли прямо посреди реки, за ближайшим поворотом. Я держал наших на борту и подальше от посторонних глаз, пока не подтянулся весь конвой.
Их по дороге никто не тронул. Матросы и охранники так и кипели рассказами о том, какое опустошение мы произвели на болотах. Город охватило всеобщее ликование: блокада едва не задушила его.
Я наблюдал за добрыми обывателями из-за мантелета. Тут и там в толпе мелькали неприметные смуглые карлики, явно куда менее остальных очарованные нашим явлением.
— Ты этих имел в виду? — спросил я Одноглазого.
Он, скроив на них козью морду, покачал головой.
— Нет, наши не таковы должны быть. А, вон один. Странный такой.
Я понял, что он хотел сказать. Среди них был человек с длинными русыми волосами. Какого черта ему здесь нужно?
— Приглядывай за ними.
Собрав отряд из Могабы, Гоблина и еще двоих такого облика, словно завтракают исключительно малыми детьми, я отправился на совещание с прочими главами конвоя. Они меня приятно удивили. Они не только без звука выплатили наш гонорар, но, и добавили премию с каждой добравшейся до места назначения барки. Затем я собрал своих, занимавших ключевые посты, и сказал:
— Давайте-ка выгружаться — ив путь. От этих мест меня в дрожь бросает.
Гоблин с Одноглазым заныли. Ну естественно: они-то желали задержаться здесь и попраздновать.
Местные поняли, в чем дело, когда стальная карета, запряженная громадными вороными, съехала по трапу и над дорогой в город взвилось отрядное знамя. Вся радость и веселье мигом улетучились. Я этого ожидал.
С каменными лицами взирали собравшиеся на наше незабываемое знамя.
Треш был нашим противником, когда Черный Отряд служил в Гоэсе. И наша братия здорово отпинала их. Так здорово, что они вспомнили Отряд через столько лет, хотя и Гоэса-то больше не существовало.
По дороге к южному выезду из города мы остановились у рынка под открытым небом.
Могаба послал пару своих лейтенантов за различными припасами. Тут Гоблин расквакался, едва не заходясь от негодования, — Одноглазый настропалил бесенка держаться за его спиной, передразнивая каждое слово и жест. Вот и сейчас бес тащится за Гоблином, изображая глубокую задумчивость на лице. Масло с Ведьмаком и Шандалом утрясают детали сложного спора, в результате которого большие деньги должен выиграть тот, кто точнее всех угадает время определенного Гоблинова контрудара. Трудность заключалась в определении, что же считать определенностью.
Одноглазый обозревал происходящее с кроткой улыбкой на губах. Он был весьма доволен собой. Он уверен, что наконец-то утвердил свое первенство. Нары стояли вокруг по-военному угрюмые, однако слегка озадаченные тем, что прочие выказывали куда меньше дисциплинированности — то есть держались как обычно. Ранее, на реке, у них не было случая разочароваться в нас.
Одноглазый подкатился ко мне:
— Эти люди опять на нас кисляк мочат. Теперь я всех вычислил. Четверо мужчин и женщина.
— Окружить и взять. Посмотрим, что у них на уме. Где Сопатый?
Одноглазый показал на него и исчез. Приблизившись к Сопатому, я заметил пропажу дюжины своих. Одноглазый желал работать наверняка.
Я приказал Сопатому объяснить Могабе, что Нам все же не полгода воевать, к чему столько запасов? Достаточно на раз или два, пока не минуем Порог. Он заболтал в обе стороны. Могаба героически боролся с диалектом Самоцветных Городов, который уже начал осваивать. Умом и сообразительностью он не был обделен. Мне он нравился. Мыслил он достаточно гибко, чтобы понимать: за двести лет легко могли возникнуть две различные версии Отряда. И, соответственно, старался отнестись к нашей без предубеждений.
Как и я сам.
— Эй, Костоправ! Иди сюда!
Явился Одноглазый, ухмыляясь, словно опоссум, волокущий домой добычу. Добычей оказались трое мужчин помоложе, причем двое из них были белыми, и все — весьма обескуражены. Женщина — здорово разозленная. И старик, точно спящий на ходу.
Я смерил взглядом белых, снова задаваясь вопросом: какого дьявола им здесь понадобилось?
— Есть им что сказать в свою защиту? Подошедший Могаба задумчиво осмотрел черного.
Тут выяснилось, что женщине, безусловно, есть что сказать, да еще как! Белый с волосами потемнее слегка поник духом, но прочие лишь ухмылялись.
— Проверим их на разных языках, — сказал я. — Наши знают почти все северные наречия. Откуда ни возьмись, выскочил Жабомордый:
— Попробуй на розеанском, начальник! Нутром чую.
Затем он что-то протарахтел, обращаясь к старику. Тот подскочил едва ли не на фут. Жабомордый захрюкал от смеха. Старик взирал на него, словно на привидение.
Прежде чем я успел спросить, чем это он так вербально уязвил старца, блондин заговорил по-розеански:
— Вы — Капитан этой части? Я понял его, однако мой розеанский, много лет пролежавший без дела, здорово заржавел.
— Да. Каких языков еще знаешь говорить? Он попробовал еще пару. Форсбергский его оказался паршивеньким, но лучше моего розеанского.
— Что за дьявольщина с вами, ребята? Тут же он пожалел о сказанном.
Я взглянул на Одноглазого. Тот пожал плечами.
— О чем ты говоришь? — спросил я.
— Э-э… О вашем сплаве по реке. Вы совершили невозможное. Года два до вас никто не мог пробраться. Я да Корди с Ножом — мы были из последних.
— Нам просто повезло.
Он нахмурился. Он слышал, что рассказывали наши матросы.
Глава 22
ТАГЛИОС
Добравшись до реки, мы поплыли ко Второму Порогу. Обгонявшие нас разносили вести о нашем возвращении. Идон, длинный и узкий обрывок настоящего города, оказался городом призраков. Живых душ там набиралось едва ли с дюжину. И это было еще одно место, где Черный Отряд до сих пор помнили. Внутреннего покоя это не прибавляло.
Что же наша братия им такого сделала? Летопись изрядно распространялась о Нежных Войнах, но не упоминала ничего, что могло бы ужасать потомков, переживших их.
За Идоном, пока искали шкипера, набравшегося бы духу отвезти нас на юг, я велел Мургену поднять знамя над лагерем. Могаба, подходя к делу со своеобычной серьезностью, окружил наш бивак рвом и слегка укрепил оборону. А я тем временем взял лодку, переправился через реку и поднялся на холмы, к развалинам Чон Делора. Там, в полном (если не считать ворон) одиночестве, я целый день скитался по этому весьма популярному мемориалу мертвой собаки и все думал: какие же люди служили в Отряде в прежнее время?
Подозрения, что они не многим отличались от меня, внушали опасения. Захваченные ритмом походного марша настолько, что свернуть в сторону просто не могли…
Летописец, описывавший эпическую борьбу, имевшую место в те времена, когда Отряд служил Болибогу, написал множество всякого, порою уж слишком увлекаясь сиюминутными подробностями, но почти ничего не сказал о людях, с которыми нес службу бок о бок. Большинство солдат упоминалась лишь в списках выбывших.
Впрочем, и меня упрекали в подобном. Мне часто говорили, что я — если и позабочусь упомянуть кого в отдельности, то только в списках погибших. И в этом, может быть, есть правда. А может, просто больно писать о тех, кого пережил. Даже о просто ушедших — и то больно. Отряд — это моя семья. Теперь — почти что мои дети. Моя Летопись — памятник им, а мне — повод выговориться. Но, даже сам будучи ребенком, я мастерски глушил и скрывал свои чувства…
Впрочем, я говорил о развалинах Чон Делора, следах былой битвы.
Нежные Войны, должно быть, были столь же жестоки, как и те, что мы вынесли на севере, однако затронули меньшую территорию. Шрамы их до сих пор выглядели устрашающе. Такое зарубцовывается тысячелетиями.
Дважды во время этой прогулки мне казалось, что краем глаза я вижу тот ходячий пень, который наблюдал со стены Храма Отдыха Странствующих. Попробовал подойти поближе и разглядеть, но он всякий раз исчезал.
Да и было то всего лишь мельканием в самом уголке глаза. Может, просто показалось.
Осмотреть развалины так тщательно, как хотелось бы, мне не удалось. Я склонен был остаться здесь подольше, но какой-то старик крестьянин, оказавшийся неподалеку, сказал, что на ночь в развалинах застревать не стоит. Он поведал, что по ночам Чон Делор полон злобных созданий, и я, вняв предупреждению, вернулся на берег. Там меня встретил Могаба, желавший знать, что мне удалось найти. Он не меньше моего интересовался историей Отряда.
С каждым часом я все больше любил и уважал этого черного здоровяка. Этим же вечером я формально утвердил его фактически настоящий статус командира пехотного подразделения Отряда. А заодно утвердился в решении посерьезней взяться за обучение Мургена премудростям летописца.
Может, то было просто интуицией, но именно тогда я решил, что внутренний распорядок в Отряде приведен к надлежащему уровню.
До сего момента местные жители боялись нас, культивируя в себе старую неприязнишку. Возможно, в низовьях реки найдется кто-либо не столь пугливый, но куда более недоброжелательны».
Мы подошли к самому началу тех земель, которые описывались в первых, утраченных томах Летописи. Самый ранний из оставшихся в наличии продолжал повествование о странствиях Отряда в городах на севере от Трого Таглиоса — этих городов уже не существовало. Как хотелось мне отыскать способ разузнать от местных о подробностях! Но они не больно-то разговаривали с нами…
Пока я бродил по Чон Делору, Одноглазый нашел какого-то южного шкипера, согласившегося доставить нас прямиком в Трого Таглиос. Цену он заломил несусветную, но Лозан Лебедь заверил меня, что дешевле мы не найдем. Наследие прошлого Отряда неотвязно преследовало нас.
И Лебедь со товарищи ни словом об этом не обмолвились.
Дело выявления сути этой кампании продвинулось вперед не намного. Женщина запретила своим общаться с нами, к вящему неудовольствию Корди Мотера, жаждущего послушать, что нового в Империи. Я узнал, что старика зовут Копченым, но имя женщины не упоминалось ни разу. Иначе Жабомордый бы слышал.
Осторожный, однако, народец…
В то же время они так старательно следили за нами — казалось, замечают даже, сколько раз за день я подходил к борту и увеличивал количество жидкости в реке.
И не только это мне досаждало. Вороны, которые были повсюду. Госпожа, почти ни с кем не разговаривавшая все эти дни. Она выполняла служебные обязанности наравне с прочими, но все остальное время и видна-то была лишь изредка.
Меняющий Облик с подружкой вообще не показывались. Они исчезли, когда мы выгружались в Треше, но я пребывал в тревожащей уверенности, что они по сию пору с нами, и достаточно близко.
Из-за всех этих ворон, да и вкупе со всеобщей осведомленностью о нашем походе, меня не покидало чувство, что за нами следят, и постоянно. Как тут не стать параноиком…
Миновав стремнины Первого Порога, мы отправились дальше — к рассвету истории Отряда.
На моих картах город назывался Троко Таллиос. Местные выговаривали: Трого Таглиос, хотя чаще всего — для краткости — говорили просто: Таглиос. Как утверждал Лебедь, район Трого представлял собою более старый город, поглощенный «младшим братцем», более энергичным Таглиесом.
То был самый большой изо всех виденных мною городов. Он не был опоясан стеной и потому неуклюже раскинулся по местности, быстро разрастаясь вширь. Вот северные города растут ввысь — никто не желает строиться за городской стеной.
Таглиос располагался на юго-восточном берегу, на некотором расстоянии от реки, оккупировав змеящуюся меж полудюжины холмов протоку. Мы высадились в городке-сателлите под названием Махеранга, выстроенном при порту на великой реке. Пожалуй, вскоре эта Махеранга разделит судьбу Трого.
Последний сохранил хоть какую-то индивидуальность лишь потому, что являлся резиденцией повелителей княжества, правительственным и религиозным центром.
Таглиосцы с первого взгляда казались точно такими, как описывали их в обрывочных дорожных беседах Лебедь с Мотером: дружелюбными, мирными и здорово набожными. Однако за всем этим чувствовался страх. Об этом Лебедь ни словом не упоминал.
И боялись они вовсе не Отряда. Нас встретили уважительно и вежливо.
Лебедь со своими исчез, едва мы подошли к пристани. И Одноглазому даже не пришлось напоминать, чтобы присматривал за ними.
Мои карты показывали, что от Таглиоса до моря всего сорок миль, но то — по прямой к западу, через реку. А вниз по реке, со всеми излучинами и лабиринтом дельты, до соленых вод выходило все двести. На карте дельта была похожа на многопалую паучью лапу, вцепившуюся в брюхо моря.
Пожалуй, вам нелишне узнать о Таглиосе побольше, потому что Отряд провел здесь куда больше времени, чем кто-либо из нас намеревался, и срок этот превзошел даже самые смелые ожидания таглиосцев.
Я двинулся в Таглиос, как только убедился в нашей безопасности. Остальные задержались в Махеранге, а мне предстояло провести кое-какие изыскания. Мы, как-никак, дошли до самого края карты, имеющейся в моем распоряжении.