Самый смех наступил, когда она призвала меня для вступления в должность и настояла на внесение в документы настоящего имени. Я это самое имя не сразу вспомнил.
Выезжали мы, словно бежали от погони. Только уже не той оборванной шайкой, что въехала в Башню.
Я расположился в карете вороненой стали, запряженной шестеркой бешеных вороных жеребцов, Мурген — за кучера, а Масло с Ведьмаком — на запятках. Далее — вереница оседланных лошадей. Одноглазый с Гоблином, презрев карету, заняли места направляющего и замыкающего и ехали верхом на зверях под стать запряженным в карету. И двадцать шесть конногвардейцев — в качестве эскорта.
Лошадей она нам пожаловала породы дикой и прекрасной; такими доселе жаловали лишь величайших героев ее Империи. Когда-то, давным-давно, я ездил на таком — в битве при Чарах, когда мы с Госпожой охотились за Душеловом. Такие могут бежать вовсе без отдыха. Волшебные звери! Подарок — просто за гранью вероятного.
И как вся эта непостижимость могла приключиться со мной?
Год назад я жил в земляной норе, в этом прыще на заднице мира, под названием Равнина Страха, с полусотней Других людей, в постоянном страхе быть обнаруженными Империей. Новой или хоть чистой одежды не имел лет десять, а уж баня с бритьем ценились на вес бриллиантов. Напротив меня в карете лежал черный лук, первый подарок от нее. Она подарила его мне еще до того, как Отряд отошел от нее. И служил он мне верой и правдой… Колесо совершило оборот.
Глава 6
ОПАЛ
Ведьмак во все глаза глядел, как я заканчиваю свой туалет.
— Боги мои… Ты, Костоправ, и впрямь тянешь на легата.
— Удивительно, как меняют человека бритва и банька, — добавил Масло. — Я считаю, тебе вполне подходит слово «изысканный».
— Не, Масло, чудо небывалое!
— Что за сарказм, ребята?
— Да я, — заверил меня Масло, — только сказал, что ты вправду здорово выглядишь. Если только тебе удается добыть хоть рогожку, чтобы прикрыть, где линия волос спускается к заднице…
Похоже, он не шутил.
— Ладно вам, — буркнул я и сменил тему. — Словом, я сказал: не спускайте глаз с этой парочки.
Мы только четыре дня как прибыли в город, а мне уже дважды пришлось своим ручательством избавлять Гоблина с Одноглазым от неприятностей. Даже легат не все может покрыть, замять и спустить на тормозах.
— Но нас только трое, Костоправ, — возразил Ведьмак. — Что поделаешь, если они не хотят быть под присмотром?
— Ребята, я вас знаю. Вы что-нибудь придумаете. А пока думаете, проследите, чтобы все это барахло упаковали и отправили на корабль.
— Слушаюсь, сэр, ваше высоколегатское превосходительство!
Я уже готов был выдать один из своих искрометных, остроумнейших, испепеляющих ответов, но тут в комнату заглянул Мурген:
— Капитан, карета подана.
А Ведьмак подумал вслух:
— И как удержать их под присмотром, когда мы даже не знаем, где они? Их с самого обеда никто не видел.
Я отправился к карете, от души надеясь, что не успею нажить себе язву до того, как выберусь из пределов Империи.
С грохотом промчались мы по улицам Опала: мой эскорт из двадцати шести конногвардейцев, мои вороные, звонкая стальная карета и я собственной персоной. Искры сыпались из-под копыт коней и колес кареты. Очень живописно, однако, ездить в этом металлическом чудище — все равно что сидеть в стальном ящике, по которому с энтузиазмом лупят обуянные страстью к разрушению великаны.
Мы подлетели к воротам Садов, распугав ротозеев. Я вышел из кареты, держась куда прямее, чем обычно, и выдал развинченный освобождающий жест, перенятый у какого-то принца, с которым как-то где-то свела меня извилистая судьба. Я прошел в поспешно распахнутые передо мной ворота и направился к Камелиевому Гроту, надеясь, что память прежних дней не выдаст.
Прислуга Садов едва не стелилась под ноги. Я не обращал на них внимания.
Путь мой лежал мимо гладкого и серебристого, словно зеркало, пруда. Тут я замер с отвисшей челюстью.
Да, я и вправду импозантен, если вымыть и приодеть. Но разве глаза мои — вправду две шаровые молнии, а разинутый рот — пылающее горнило?
— Этих двоих — во сне удушу, — пробормотал я про себя.
Мало мне огня в глазах — за спиной еще маячила едва различимая тень. Призрак, намекавший, что легат — всего-навсего иллюзия, созданная куда более темной силой.
Будь проклята эта парочка со своими специфическими шуточками!
Отправившись дальше, я заметил, что в Садах полно народу, однако повисла абсолютная тишина. Все наблюдали за мной.
Я уже слышал, что Сады ныне не так популярны, как некогда.
Значит, собрались специально ради меня. Ну да, как же. Новый генерал. Никому не известный легат из темной башни. Волки желали взглянуть на тигра.
Этого следовало ожидать. Мой эскорт. У них было целых четыре дня, чтобы рассказывать небылицы по всему городу.
Я принял самый высокомерный вид, на какой только был способен. А внутри вовсю шелестел шепоток страха сопляка, впервые выходящего на подмостки.
Я устроился в Камелиевом Гроте, подальше от взглядов толпы. Меня окружали Тени. Служители подошли осведомиться, чего я пожелаю. Раболепны они были — до отвращения.
И какой-то отвратительной частице меня это весьма польстило. Частица была достаточно велика, чтобы я понял, отчего некоторые так жаждут власти. Что до меня самого — нет уж, премного благодарен. Я слишком ленив для этого. Да к тому ж боюсь, неудачливая жертва чувства ответственности. Поставь меня во главу угла, и я ведь вправду стану добиваться целей, для которых предназначена эта должность. Наверное, страдаю недостатком социо-патического духа, необходимого, чтобы стать важной шишкой.
А как вести себя за ужином из нескольких перемен блюд, когда являешься завсегдатаем таких мест, где — либо ешь что дают, либо подыхай? Это ведь искусство — иметь преимущество перед таким стадом, боящимся, что ты сожрешь их всех, если окажешься недоволен. Вопрос, другой, привычная врачебная интуиция относительно намеков и подтекстов — и дело сделано. Я отослал служителей на кухню с наказом не слишком торопиться — попозже ко мне может присоединиться компаньон.
Нет, я не ждал Госпожу. Просто проделывал все по пунктам. То есть намеревался прокрутить свидание без партнерши.
Прочие гости продолжали искать повода пройти мимо и взглянуть на нового человека. Я даже пожалел, что не взял с собой эскорта.
Послышался рокот, наподобие отдаленного раската грома. Рокот приближался; по Садам прокатился шепоток, сменившийся гробовой тишиной, тут же нарушенной ритмичным цокотом стальных каблучков. Поначалу я не поверил. Не верил даже встав, чтобы приветствовать ее.
Показались Стражи Башни, остановились, развернулись, замерли навытяжку. Меж ними, маршируя на «ать-два-три» и задавая такт, словно тамбурмажор, показался Гоблин. Выглядел он — точь-в-точь как настоящий гоблин, только что выдернутый из некоего особо жаркого пекла. Он мерцал, будто раскаленное железо. За ним тянулся шлейф огненной дымки в несколько ярдов длиной. Он взошел в Грот, сделал толпе оловянные глаза, а мне подмигнул. Затем он промаршировал через Грот к противоположным ступеням и занял свой пост, лицом наружу.
Какого беса они опять затевают? Дожимают свою шуточку до конца?
Затем появилась Госпожа — ослепительная, словно мечта, и прекрасная, точно сон. Я, щелкнув каблуками, поклонился. Она спустилась в Грот, дабы присоединиться ко мне. Да, на нее стоило посмотреть! Она протянула мне руку. К счастью, многие тяжкие годы не избавили меня от изящных манер.
Пожалуй, все это даст Опалу тему для пересудов!
Одноглазый, окутанный темной дымкой, где кишмя кишели глазастые тени, спустился вслед за Госпожой и тоже осмотрел Грот.
Затем он повернулся к выходу, но я сказал:
— Пожалуй, я сожгу дотла эту шляпу. Он был разодет, как лорд, однако на голове красовалась все та же шляпа тряпичника. Он ухмыльнулся, занимая свой пост.
— Ты уже сделал заказ? — спросила Госпожа.
— Да. Но только на одного.
Тут в Грот мимо Одноглазого пробежала небольшая орда перепуганных служителей, с хозяином Садов во главе. Если уж они гнусно раболепствовали передо мной, то теперь сделались неописуемо отвратительны. Самого-то меня никогда не впечатляли титулы и должности…
Ужин был долог, неспешен и большей частью прошел в молчании. Только я время от времени посылал через стол недоуменные взгляды. Незабываемый был ужин, хотя Госпожа намекала, что ей доводилось пожрать и куртуазней.
Дело было в том, что мы были совсем уж как на сцене: не только для публики, но и друг перед другом. Как тут прикажете наслаждаться жизнью?
Между всем прочим, я признался, что не ожидал ее появления. Она сказала, что после того, как мы вихрем вылетели из Башни, поняла, что если сию же минуту не бросит все дела, то никогда не стряхнет с себя оков ответственности за Империю — разве что кто-нибудь убьет ее и тем самым освободит.
— Значит, просто так ушла — и все? Да ведь Башня рухнет!
— Нет. Я оставила ее под надежным присмотром. Я наделила властью достойных людей, чьим суждениям верю, но так, чтобы Империя перешла под их власть постепенно, до того, как они поймут, что я дезертировала, — Надеюсь, так оно и будет.
Я, вы, знаете, записной адепт той философской школы, каковая утверждает, что ежели что-то может скваситься, то оно обязательно забродит.
— Но для нас это будет уже неважно. Мы будем вне пределов их досягаемости.
— Но если половина континента будет охвачена гражданской войной — это как-то неуютно. В моральном смысле.
— Я считаю, что искупила этот грех загодя. На меня дохнуло холодом. Ну когда я научусь держать мой проклятый рот на замке?!
— Извини. Ты права. Я не подумал об этом.
— Принимаю. Кстати, мне тоже есть в чем повиниться. Я несколько свободно обошлась с твоими планами.
— Э-э? — В этот момент я выглядел на редкость интеллектуально.
— Я отменила твое плавание на том торговом корабле.
— Как? Зачем?
— Легату Империи не подобает путешествовать на старой и грязной барже с зерном. Капитан. Дешевкой выглядит. Квинквирема, построенная Душеловом, «Крыло Тьмы», стоит в порту. Я приказала подготовить ее к плаванию в Берилл. Боги мои! Та самая роковая квинквирема, что доставила нас на север!
— В Берилле нас не слишком любят.
— Ныне Берилл — одна из провинций Империи. Теперь граница отстоит от берега моря на три сотни миль. Или ты забыл, что сам дрался за это?
Хотелось бы забыть!
— Нет. Но за последние несколько десятков лет я где только ни был…
Если граница отодвинулась так далеко, значит, имперские сапожищи топчут асфальт на улицах моего родного города. Никогда не думал, что южные проконсулы смогут расширить границу дальше прибрежных вольных городов — ведь стратегически необходимы им были лишь сами Самоцветные Города.
— Ну а теперь что не дает тебе покоя?
— Мне? Нет, ничего. Давай наслаждаться цивилизованной жизнью. Нам ее и без того очень мало отпущено.
Наши взгляды встретились. В ее глазах мелькнули вызывающие искорки. Я отвел взгляд.
— Как тебе удалось привлечь к своей шараде этот клоунский дуэт?
— Исключительно щедростью. Я рассмеялся. Ну конечно! За деньги — все что угодно.
— Когда «Крыло Тьмы» будет готово к отплытию?
— Через два дня. Самое большее, через три. Но нет, никакими делами Империи я здесь заниматься не стану!
— Эт-хорошо. Знаешь, я уже нафарширован по самые жабры, хоть в духовку сажай. Надо бы пойти прогуляться, для моциона. Есть тут безопасное место, куда мы могли бы пойти?
— Пожалуй, я знаю Опал хуже, чем ты. Костоправ. Я никогда прежде не бывала здесь. Наверное, вид мой сделался удивленным.
— Не могла же я бывать везде! Некоторое время я была занята на севере и на востоке. Затем некоторое время воевала с мужем. Затем — ловила тебя. У меня никогда не хватало времени на пышные развлекательные туры.
— Благодарение звездам.
— За что?
— За то, что ты не успела испортить фигуру. Вроде как комплимент.
Она испытующе взглянула на меня.
— Но ты и так отлично знал обо всех моих делах. Ты описывал все это в Летописи.
Я усмехнулся. Струйки дыма просочились наружу меж моих зубов. Ну я им задам!
Глава 7
КОПЧЕНЫЙ И БАБА
Лозан полагал, что уж Копченого-то найдешь в любой толпе. То был сморщенный, маленький, тощий типчик; как кожура грецких орехов, подернутая чернотой. Разве что несколько пятнышек осталось — розовыми были его ладони, одно предплечье да пол-лица. Словно после покраски в него плеснули кислотой.
Копченый не сделал Лозану ничего дурного. Пока что. Однако Лозан его не любил. А Нож был просто равнодушен к нему. Тому вообще на всех плевать. Корди Мотер же говорил, что суждения свои держит при себе. Да и Лозан никак не проявлял свою неприязнь: Копченый все-таки был Копченым да еще якшался с Бабой.
Баба тоже ждала их. Она была еще темнее Копченого и, насколько Лозан мог судить, кого угодно в Таглиосе. Лицо ее обычно несло на себе выражение крайней неприветливости, отчего тяжело было смотреть ей в глаза. Габариты ее для таглиоски были почти предельными, то есть, по понятиям Лебедя, дамой она была не слишком-то крупной. Ничто в ней, помимо того, что вела себя уж очень по-хозяйски, не производило впечатления. Одевалась Баба не лучше любой уличной старухи, которых Корди прозвал воронами. Постоянно замотаны в черное, словно крестьянки, виденные друзьями по дороге через земли Самоцветных Городов. Узнать наверняка, кто Баба такая, они не могли, однако понимали, что отнюдь не простая баба. Она имела связи во дворце Прабриндраха, на самом верху. Копченый работал на нее. А простые рыбачки колдунов на жалованье не держат. И вообще оба они были очень похожи на представителей власти, тщетно старающихся не выглядеть официально. Словно бы не вполне представляли, какими должны быть простые люди.
Местом встречи оказался дом, явно принадлежащий персоне важной, только Лозану не удалось вычислить, кому именно. Классовые и иерархические различия не много значили в Таглиосе — религиозные поборы съедали львиную долю доходов. Войдя в комнату, Лозан взял себе кресло и уселся поудобнее. Пусть видят, что он им не мальчик, который прибежит, едва поманят. Нож и Корди проявили больше осмотрительности.
— Нож говорил, — начал Корди, подмигнув Лозану, — что вы, ребята, желаете порассуждать о кошмарах Копченого. Копченый их не из трубки высосал?
— Вы прекрасно понимаете, господин Лебедь, чем интересны для нас. Несколько веков в Таглиосе с прилежащими землями царил мир. Искусство войны забыто. Просто за ненадобностью. Поскольку наши соседи в равной мере пострадали от прохода…
Лозан обратился к Копченому:
— Это она — по-таглиосски?
— Как пожелаете, господин Лебеди. — Лозан уловил мелькнувшую в глазах Бабы злобную искорку. — Вольные Отряды по пути через наши земли творили такую хрень, что люди триста лет и взглянуть-то на оружие боялись.
— Угу, — промычал Лозан. — Так-то лучше. Уже можно говорить. Давай дальше.
— Нам нужна помощь, господин Лебедь.
— Так-так, — пробормотал Лозан. — Я слышал, будто этак семьдесят пять или сто лет назад здешние снова наконец начали играть в подобные игры. Стрельба из лука, то да се… Только не человек в человека. После того как явились Хозяева Теней, взяли Траджевец и Кьяулун и поменяли названия на Бесплотие и Тенелов. — Кьяулун — означало Врата Тени, — сказал Копченый. Голос его, как и кожа, обладал странными контрастам», словно в горле Копченого иногда что-то поскрипывало. По спине Лозана пробежали мурашки. — Так что разница невелика. Да. Они пришли. И, подобно легендарному Кине, выпустили на волю опасное знание. В данном случае, военное искусство.
— Затем они принялись делить Империю, и кабы не та заваруха у Тенелова, кабы не были они так заняты друг другом, то были бы здесь еще пятнадцать лет назад. Это я знаю. Я тут поспрошал по округе с тех пор, как вы, ребята, впервые завели подобный разговор.
— И?
— Значит, пятнадцать лет вы знали, что они в один прекрасный день придут. И за эти самые пятнадцать лет пальцем не шевельнули. Теперь вы вдруг узнаете точно, когда наступит этот день, хватаете трех парней с улицы и говорите, что они способны творить чудеса. Тут уж извини, сестренка. Лозана Лебедя на это не подначишь. На это у тебя — вон — колдун имеется. Пусть-ка старичок хоть голубей со своей шляпы сгонит.
— Чудес нам от вас не требуется, господин Лебедь. Чудо уже произошло. Копченый видел его во сне. Нам требуется время, чтобы чудо подействовало.
Лозан хрюкнул.
— Мы смотрим на ситуацию реалистически, господин Лебедь. С тех пор как появились Хозяева Теней, иначе нельзя. Положение отчаянное, и политика страуса погубит все. Мы делаем то, что может быть полезным, в цивилизованном ключе. Мы вдохновляем массы принять и проникнуться мыслью, что отразить нападение — дело великое и славное.
— И они таки клюнули, — заметил Нож. — Они готовы отправиться навстречу смерти.
— И это все, на что они годятся, — заметил Лебедь. — Пойти и умереть.
— Почему? — спросила Баба.
— Никакой организации, — пояснил Корди Мотер. — И тут ничего не поделать. Ни один человек из главных религиозных семей не подчинится приказу члена другой семьи.
— Совершенно верно. Религиозные конфликты сделают создание армии невозможным. Может быть, три армии? Но тогда высшие священники могут использовать их для сведения счетов между собой…
— Им бы сжечь все храмы да попов передавить, — проворчал Нож.
— Такие же чувства часто выражает мой брат, — сообщила Баба. — Мы с Копченым полагаем, что они пойдут за чужаками, умеющими воевать, но не принадлежащими ни к какой фракции.
— Значит, ты хочешь сделать меня генералом?
— Лозан, — захохотал Корди, — кабы боги думали о тебе хоть вполовину того, что ты о себе мнишь, ты давно правил бы миром! Думаешь, ты и есть то чудо, которое Копченый видел во сне? Не собираются тебя производить в генералы. Успокойся. Может, разве для виду, пока не надоешь.
— Чего?!
— А кто говорил, что провел в армии лишь два месяца и даже в ногу шагать не выучился?
— А-а… — Лозан минуту поразмыслил. — Пожалуй, я понимаю.
— Вы действительно будете генералами, — сказала Баба. — Ив основном нам придется полагаться на практический опыт господина Мотера. Но последнее слово будет за Копченым.
— Нам необходимо выиграть время, — подхватил колдун. — Целую кучу времени. Весьма скоро Лунн Тень двинет объединенные пятитысячные силы на Таглиос. Нам нельзя быть побежденными. Если есть хоть какой-то шанс, мы должны выиграть.
— Если бы желание да было бы конем…
— И вы готовы заплатить за это? — спросил Корди, словно полагал, что задача выполнима.
— Готовы, — ответила Баба. — Какова бы ни оказалась Цена.
Лозан все смотрел на нее и наконец не смог более удерживать за зубами тот самый вопрос:
— А вы, госпожа хорошая, все-таки кто такая будете? Обещания ваши и планы…
— Я — Радиша Драх, господин Лебедь.
— Мать честная, — пробормотал Лебедь. — Старшая сестра князя… — Та самая, которую многие называют истинной владычицей здешних мест… — Я что-то такое подозревал, но…
Он был потрясен, взволнован и перепуган. Однако он был бы не он, кабы не развалился в кресле, не скрестил бы руки на брюхе и не спросил бы с широкой улыбкой:
— Так что же мы с этого будем иметь?
Глава 8
ОПАЛ
ВОРОНЬЕ
На первый взгляд Империя сохранила свою целостность, однако развал старого порядка зашел далеко. Гуляя по улицам Опала, просто чувствуешь всеобщую расслабленность. Ходят наглые слушки по поводу «новой смены власти». Одноглазый говорил о повышении активности черного рынка — в этом вопросе он уже добрую сотню лет спец. А сам я невзначай услыхал о каких-то преступниках, заключенных в тюрьму без всяких официальных санкций…
Госпожу, похоже, это вовсе не трогало.
— Империя возвращается в русло обычной жизни. Войнам конец. В строгостях прошлого времени более нет нужды.
— То есть пора и отдохнуть?
— Отчего нет? Ты же первый жаловался, что за мир заплачено дорого.
— Ну да. Но сравнительный порядок, обеспечение соблюдения законов об общественной безопасности… Этим всем я просто восхищался!
— Как ты мил. Костоправ! Значит, мы были не так уж плохи? Это сказал ты?
Она и раньше чертовски хорошо знала, что я об этом думаю!
— Я, понимаешь ли, не верю в зло в чистом виде.
— Тем не менее оно существует. Оно вспухает нарывом на севере, под серебряной занозой, загнанной твоими друзьями в ствол отпрыска этого «божьего сына».
— Даже во Властелине может быть хоть самая малость хорошего. Может, он маму свою любил…
— Но скорее, вырвал из ее груди сердце и съел. Сырым.
Я хотел было сказать нечто вроде: «Но ты же была за ним замужем», но не следовало давать ей поводов для изменения мнения. Ей и без того хватит.
Но я отвлекся. Я заметил перемены в мире Госпожи. Последней каплей стала дюжина человек, явившихся с вопросом, нельзя ли им записаться в Черный Отряд. Все — опытные, обстрелянные бойцы. А это значит, что люди, годные по возрасту для воинской службы, ныне не у дел. Во время войны были заняты все. Кто не носил серой формы, тот был в рядах Белой Розы.
Шестерым я отказал сразу, а одного, с золотыми коронками на передних зубах, принял. Гоблин с Одноглазым, будучи самозваными распределителями имен, окрестили его «Ваше Сиятельство».
Из остальных пяти трое мне понравились, а двое — нет, однако веских доводов за или против кого-либо из них не нашлось. Пришлось соврать, что все они приняты и пусть явятся на борт «Крыла Тьмы» к отплытию. Затем я посоветовался с Гоблином. Тот сказал, что приглядит, чтобы двое не понравившихся мне опоздали.
Вот тогда я впервые сознательно обратил внимание на воронье. Особого значения этому не придал, просто подивился: куда ни пойди, всюду вороны.
Одноглазый захотел со мной приватно потрепаться.
— Ты не пробовал сунуть нос туда, где остановилась твоя подружка?
Я уже устал оспаривать подобное определение Госпожи.
— А надо бы.
— Как-нибудь потом. И тебя с собой возьму. А что стряслось?
— А то, Костоправ, что это тебе — не жабу гвоздем заколоть. Тяжеленько будет сунуть туда нос, потому что она притащила с собой целую армию. Я думаю, куда бы мы ни направились, она всюду потянет ее за собой.
— Ну нет. Может, она и правит этими землями, но Черный Отряд ей не подчинен. Ни один человек, не подчиненный мне и только мне, не будет командовать этой частью.
Одноглазый захлопал в ладоши.
— Замечательно сказано. Костоправ! Ну совершенно как Капитан! Ты даже собирался точно так же подняться на дыбы, словно громадный старый медведь перед прыжком.
Я, конечно, оригинальностью не отличаюсь, но не думал, что могу быть уличен в плагиате.
— Так в чем дело. Одноглазый? Чем именно она тебя напугала?
— Не напугала. Костоправ. Просто осторожность не помешает. Взять хоть бы ее багаж. Вещей с собой взяла — на целый фургон.
— Ну, с женщинами всегда так.
— Только багаж-то там не женский. Если, конечно, она не носит где-нибудь магических кружавчиков; тут уж тебе лучше знать…
— Магических?
— Что бы у нее там ни было, оно несет в себе заряд силы. И, надо сказать, мощнейший.
— И что мне, по-твоему, делать? Он пожал плечами:
— Не знаю. Просто решил, что ты должен быть в курсе.
— Колдовство — это твоя компетенция. Глянь хоть одним глазком, — тут я хихикнул, — как там, и сообщи, если найдешь что-нибудь полезное.
— Иди ты. Костоправ, со своим чувством юмора…
— Что делать, такое вот оно стало. С кем поведешься… Еще моя мама предостерегала меня насчет таких, как ты. П-шел прочь. Помоги Гоблину отвадить тех двоих или еще чем-нибудь займись. И не встревай ни в какие неприятности. Или поплывешь за кораблем на буксире, в верткой такой, шаткой шлюпке.
Вообще-то чернокожему трудно позеленеть. Одноглазому это удалось.
Угроза подействовала. Он даже удержал Гоблина от излишнего озорства.
Здесь я, хоть и нарушая хронологию событий, набросаю некоторые заметки о четверых новых членах нашего Отряда. Это Ваше Сиятельство, Бадья (не знаю, почему его так окрестили, он пришел с этой кличкой), Рыжий и Шандал. Последний тоже пришел с этой кличкой. Как он ее получил — история долгая и не особенно интересная, поэтому приводить ее здесь смысла нет. Как новички, они в основном вели себя тихо, под ногами не путались, выполняли всю грязную работу и приглядывались к нам. Лейтенант Мурген был просто счастлив — у пего наконец появились подчиненные.
Глава 9
ЧЕРЕЗ БУРНОЕ МОРЕ
Наши черные стальные кареты прогрохотали по улицам Опала, наполняя раннее утро громом и ужасом. Гоблин превзошел самого себя. Вороные жеребцы на сей раз извергали из пастей и ноздрей огонь, а там, где копыта их касались дороги, к небу вздымались языки пламени, угасавшего лишь после того, как мы уносились прочь. Горожане забились по норам.