Глен Кук
Зловещие латунные тени
(Холодные медные слезы-5)
Глава 1
Господи! Вечно я во что-то влипаю. Почти месяц лежал снег, такой глубокий, что в нем по брюхо мог провалиться крупный мамонт, а затем наступила жара, и все растаяло быстрее, чем вы успели бы произнести «клаустрофобия». И вот я бегу по улице, натыкаясь на людей, постоянно рискуя свалиться и расквасить нос, так как все красотки тоже вышли проветриться, являя миру свои восхитительные нижние конечности. С самого начала снегопада я не видел и одной ноги, не то что двух.
Бег? Гаррет? Вот именно. Бегут все его шесть футов и два дюйма, мчатся все его двести фунтов. Поэзия движения. Пусть плохая. Пусть вирши. Но эти вирши мне начали нравиться. Пройдет совсем немного времени, и я стану худым, скромным и отважным морским пехотинцем, каким был в двадцать лет.
Тем, кому за пятьдесят, тридцать покажутся юношеским возрастом. Но если этот юноша задыхается, поднявшись на один этаж, колени его скрипят, а брюхо напоминает стиральную доску, создается впечатление, что он потерял где-то лет двадцать или что время бежало для него значительно быстрее. Когда это случилось со мной, я решил, что пора принимать срочные меры.
Итак, я бежал. И восхищался открывающимися передо мной видами. Кроме того, я пыхтел, фыркал и размышлял, а не послать ли это занятие к дьяволу и не отправиться ли прямым ходом в психушку Бледсо. По правде говоря, мне было вовсе не весело.
Плоскомордый вел себя гораздо умнее. Он сидел на ступенях моего дома с кувшином, который Дин не забывал заботливо пополнять. Впрочем, и Плоскомордый не чурался физической нагрузки – каждый раз, как я пробегал мимо него, он поднимал пальцы, показывая, сколько кругов я ухитрился пережить без сердечного приступа.
Прохожие толкали меня и всячески поносили. Макунадо-стрит от щиколотки до пупка была забита карликами и гномами, гоблинами и бесенятами, эльфами и всякими другими тварями, не говоря о человеческих существах, обитающих по соседству. Голубям в небе не оставалось места, потому что над головами непрестанно проносились сильфы и пикси. Все население Танфера высыпало на улицу – все, за исключением Покойника. Но и он впервые за много недель бодрствовал, разделяя всеобщую эйфорию.
Город, будь он проклят, так и лучился радостью. Крысюки и те лыбились.
Я выскочил из-за угла Дороги Чародея, высоко поднимая колени и бешено работая согнутыми в локтях руками, надеясь, что потрясенный моим видом, изрядно отупевший Плоскомордый собьется со счета и накинет пару лишних кругов. Но не повезло. Точнее, повезло, но не очень. Он показал мне девять пальцев – значит, не жулил, а вел учет точно. Затем Плоскомордый помахал лапой куда-то вбок. Он хотел, чтобы я обернулся. Я сошел с дистанции, извинился перед парочкой влюбленных, совершенно не обративших на меня внимания, и взлетел по ступеням упругими шагами пропитавшейся водой губки. Обернувшись к толпе на улице, я спросил:
– В чем дело?
– Тинни.
– А…
Да, конечно. Моя девочка Тинни Тейт – профессиональная рыжулька. Она выступала в своем наилучшем летнем виде примерно в квартале от нас; мужчины на ее пути замирали и вскидывали подбородки. Огня в ней больше, чем в объятом пламенем доме, а смотреть на нее в десять раз интереснее, чем на пожар.
– Должен быть закон, запрещающий пялиться на чужих женщин.
– Может быть, такое уложение и имеется, но кого в наше время волнуют юридические тонкости?
Я вскинул одну бровь: с чего это он так заговорил?
Тинни чуть за двадцать, крохотулька из крохотуль, но бедра что надо, да и вращаются как посаженные на шарниры. При виде ее грудей даже мертвый епископ взвыл бы на луну. Головку Тинни украшают длиннющие рыжие волосы. Сейчас их разбросал ветер, точно так, как я это сделаю через несколько минут, если удастся прогнать Плоскомордого, избавиться от Дина и убедить Покойника вздремнуть.
Увидев меня, задыхающегося и потного, она приветственно помахала ручкой, мгновенно превратив Гаррета в объект ненависти всех мужчин на Макунадо-стрит. Плевать, это их проблемы.
– Не пойму, как тебе это удается, Гаррет. Урод уродом, манеры как у болотного буйвола. Невероятно!
Друг называется! Но вот он встал на ноги, собираясь удалиться. Все-таки чуткий парень этот Плоскомордый Тарп. Без звука понимает, что приятель хочет остаться наедине со своей девушкой. А может, он просто решил перехватить ее по пути и предупредить, что она зря тратит время с таким уродом, как я.
Урод? Злобная клевета! За прожитые годы моей физиономии, конечно, досталось немало. Однако все на месте и даже примерно на своих местах. Во всяком случае, в зеркало по утрам я смотрю на себя без отвращения. Если не с похмелья.
Едва я взялся за кружку – восполнить потерю жидкости в организме, – какой-то смуглый, смахивающий на хорька человечек с тонкими, словно нарисованными карандашом усиками схватил Тинни левой рукой за подбородок. Другая рука оказалась за ее спиной, но я не сомневался в том, что он делает.
Плоскомордый – тоже. Он затрубил, словно раненый бизон, и помчался вниз по лестнице. Вернее, просто прыгнул, и его подошвы не коснулись ни единой ступеньки. Я ринулся следом, завывая, как саблезубый тигр, которому подпалили хвост. Глаза тигра слепила боль, и он не видел, кого затаптывает на бегу.
Правда, я никого не затоптал. Дорогу мне прокладывал Плоскомордый, расшвыривая тела направо и налево. При этом размер тел не имел значения. Он одинаково непочтительно относился как к двух-, так и к десятифутовым созданиям. Ничто не способно остановить Плоскомордого, когда он сердится. Лишь каменная стена, возможно, смогла бы немного уменьшить его натиск.
Когда мы домчались до цели, Тинни лежала. Толпа вокруг быстро рассасывалась. Никому почему-то не хотелось оставаться рядом с девушкой, у которой из спины торчала рукоятка ножа. Публика начала разбегаться еще поспешнее, завидев рядом с раненой пару безумцев, ревущих что-то нечленораздельное.
Плоскомордый не стал задерживаться. Я остановился, упав на колени рядом с Тинни. Она подняла на меня глаза. В ее взгляде я увидел не боль, а всего лишь грусть и слезы. Она протянула мне руку. Я ничего не сказал, ничего не спросил. Мне перехватило дыхание.
Рядом со мной возник Дин. Не знаю, как он узнал. Скорее всего услышал наш рев. Склонившись над нами, Дин произнес:
– Я отнесу ее в дом, мистер Гаррет. Может быть, Его Милость сможет помочь. А вы делайте то, что следует.
Я издал звук, больше всего похожий на стон, поднял Тинни и передал ее в старые хлипкие руки. Ясно, что Дин не силач, но все же он справился.
Я рванул вслед за Плоскомордым.
Глава 2
Тарп обогнал меня примерно на квартал, но я быстро сокращал разрыв. Я ничего не соображал. Плоскомордый, похоже, сохранил способность мыслить. Он выдерживал ровный темп, не отставая от убийцы, но и не приближаясь к нему – видимо, рассчитывая, что тот приведет его к еще более интересным типам. Мне на это было плевать. Мне было плевать на все. Я не смотрел по сторонам, меня не интересовало, что происходит на улице. Мне нужен был убийца, чтобы посмотреть, какого цвета у него кровь.
Когда я поравнялся с Плоскомордым, он схватил меня за плечо, сдавив так сильно, что боль сдернула красную пелену с моих глаз. Когда я снова смог соображать, он сделал знак рукой. Я понял, чего хочет Плоскомордый, понял первый раз в жизни. Не исключено, что с возрастом я стал умнее.
Тощий тип не знал дороги. Он просто-напросто хотел убежать. В старом Танфере нет прямых улиц. Все они вихляют так, будто их прокладывал пьяный гоблин, ослепленный солнечным светом. Убийца мчался по Макунадо-стрит. Он миновал то место, где она меняет название, становясь Арлекин-уэй, и дальше, сужаясь, переходит в Аллею Дэдвилл.
– Я пошел! – Свернув направо в узкий проулок, я нырнул в подворотню.
Оставив позади закосевшего от выкуренной «травки» крысюка и парочку потерявших человеческий образ алкоголиков, я выскочил на Дэдвилл в том месте, где она делает широкую петлю, огибая Мемориальный квартал. Перебежав через улицу, я остановился у коновязи, сопя, пыхтя и радуясь, что оказался способен покрыть галопом такое расстояние.
Хотя и чувствовал, что мой желудок вот-вот вывернется наизнанку.
Наконец они появились в поле зрения. Урод с усиками обессилел. Он был до смерти испуган и не видел ничего вокруг. Он слышал лишь тяжелый топот у себя за спиной.
Позволив беглецу приблизиться, я выступил навстречу и сделал ему подножку. Он полетел головой вперед, но успел сгруппироваться, перекатиться (видно, у парня приличный опыт по этой части), подняться на ноги и, не снижая скорости, помчаться дальше. Но… Бам! Он добежал лишь до лошадиной поилки. Сила инерции не позволила ему вовремя затормозить, и парень рухнул в воду, подняв тучу брызг. Плоскомордый встал с одной стороны поилки, я – с другой. Тарп шлепнул меня по руке. Он прав: я был чрезмерно огорчен и не мог отвечать за свои действия.
Плоскомордый сграбастал придурка за черные сальные волосы, сунул мордой в воду, вытащил и объяснил:
– С такой одышкой тебе долго не протянуть. – Снова притопив усатого, Плоскомордый продолжил: – Вода холодная, и ты почувствуешь это, когда она потечет тебе в нутро, но сделать ни хрена не сможешь.
Мой друг, ничуть не запыхавшись, дышал ровно, как всегда, парень же в его лапе пыхтел и хрипел даже сильнее, чем я.
Плоскомордый еще разок сунул его под воду, вытянув лишь за полсекунды до того, как тот изготовился втянуть в себя первый галлон.
– Теперь выкладывай все, малыш. Почему ты пырнул девчонку?
Усатик, конечно, ответил бы, если бы мог. Он просто жаждал ответить, но был слишком занят – хватал воздух открытой пастью. Плоскомордый опять погрузил его в воду.
Вынырнув в очередной раз и заглотнув чуть ли не весь воздух в округе, парень выдавил:
– Книга! – Он вдохнул еще немного, и это был его последний вдох.
– Какая книга? – выпалил я. Арбалетная стрела прошила парню горло. Вторая ударилась о край поилки, а третья проделала дыру в рукаве Плоскомордого. Тарп одним прыжком перемахнул через поилку и оказался лежащим на мне. Две, нет, три стрелы просвистели над нами.
Плоскомордый ничего не делал для того, чтобы я смог устроиться поудобнее. Только приподнял на мгновение голову:
– Как только я с тебя скачусь, двигай к той двери.
Мы лежали футах в восьми от входа в таверну. Мне эти несколько футов казались многими милями. Я застонал – единственный звук, на который я был способен, находясь под этой горой мяса.
Плоскомордый скатился. Я пошевелился, но на ноги подняться не смог. Подобрав под себя конечности, я оттолкнулся всеми четырьмя и одним длинным броском головой вперед достиг спасительной двери. Плоскомордый прыгнул следом. Зазвенели тетивы, и стрелы вонзились в захлопывающуюся дверь.
– Ну и ну! – сказал я. – У этих ребят будут большие неприятности.
Использование арбалетов в черте города запрещалось законом.
– Что за дьявольщина? – выдавил я, плотнее прикрывая дверь. – Что за черт? – повторил я, выглядывая через щель в ставнях на улицу.
Улица опустела так быстро, словно Бог прошелся по ней метлой. Осталось лишь шесть довольно зловещего вида типов с арбалетами. Они рассыпались цепью, нацелив оружие в нашу сторону. Двое из них выступили вперед.
Плоскомордый тоже глянул в щелку. Позади раздался вой хозяина:
– Эй там! Я не хочу неприятностей в моем заведении. – Немного подумав, он добавил традиционное: – Убирайтесь отсюда, ребята.
– Три карлика, один гоблин, один крысюк и просто человек, – заметил Тарп. – Необычная компания.
– Точно… – Я обернулся, – Вы уже имеете неприятность, папаша. Если желаете от нее избавиться, протяните нам руку помощи. Какое оружие вы прячете под стойкой для сохранения мира в вашей забегаловке?
У меня с собой ничего не было. Кто вооружается до зубов, выходя порысить вокруг квартала? Тарп вообще никогда не носит оружия, полагаясь на свою силу и ум, то есть он всегда наполовину безоружен.
– Если не уберетесь, скоро узнаете.
– Меньше всего на свете я жажду неприятностей, папочка. Мне они не нужны. Прошу вас, сообщите об этом ребятам на улице. Они уже кого-то прикончили в вашей поилке.
Я снова выглянул в щель. Двое успели вытянуть усатого из воды и теперь внимательно его изучали. Что-то сообразив, они уставились на двери таверны, видимо, размышляя, стоит ли входить внутрь.
Плоскомордый тем временем позаимствовал стол у двух стариканов, попыхивающих трубками и нянчающих кружки, содержимого которых им должно было хватить до вечера. Он вежливо попросил старцев приподнять сосуды, взял стол и оторвал ножку. Бросив ее мне, он вооружился второй; а то, что осталось, превратил в щит. Когда парочка переступила через порог, Плоскомордый двинул карлика по черепку, а гоблина придавил столешницей к косяку, предоставив мне почетное право опробовать ножку стола.
Один из их арбалетов не сломался. Схватив его, я вложил стрелу и, распахнув дверь, с одной руки выстрелил в ближайшую цель. Само собой, промахнулся и сразил карлика, находящегося от меня футах в девяноста. Тот завизжал, а его кореши ударились в бегство.
– Ты не попадешь десятифутовым шестом в зад быка, привязанного в стойле, – проворчал Тарп.
Что он этим хотел сказать? Плоскомордый пытался приподнять не уступающего ему в росте гоблина и вернуть его к жизни. Увы, даже мой дружок Плоскомордый не специалист по общению с покойниками.
С карликом он и не пробовал вступить в контакт. Коротышка после удара стал примерно на фут короче, чем был. Тарп потряс в недоумении головой. Я решил, что это вовсе не плохая идея, и проделал то же самое. Хозяин не переставая выл по поводу убытков, а его клиенты начали потихоньку вылезать из щелей, которые они ухитрились найти в полу.
– Что теперь? – поинтересовался Тарп.
– Не знаю, – ответил я, выглядывая на улицу.
– Они ушли?
– Похоже на то. Народ начинает выползать из нор.
Первый признак того, что события завершились. Теперь любопытные займутся подсчетом трупов и примутся врать друг другу, что видели всю битву от начала до конца. Когда прибудут представители власти – если прибудут, конечно, – в рассказах очевидцев истине будет соответствовать лишь то, что кого-то убили.
– Пойдем спросим у Тинни. Вот оно, подлинное озарение гения.
Глава 3
Тинни Тейт не мышка-домоседка, для которой главное приключение в жизни – ежедневный поход на базар. Но она и не та девчонка, которая якшается с парнями, втыкающими ножи в своих ближних и бегающими шайками, паля из арбалетов в добропорядочных граждан. Она живет в доме своего дядюшки Уилларда. Уиллард Тейт – сапожник. Сапожники, как правило, не обзаводятся врагами, выпускающими из людей кишки. Если ботинок жмет, клиент стонет, бранится и требует возвратить деньги, а вовсе не прибегает к услугам крутых ребят.
Я думал об этом, поспешая домой. Случившееся не имело никакого смысла. Правда, Покойник обожает повторять: если что-то не имеет смысла, значит, в вашем распоряжении не все части головоломки, или вы их разместили не на своих местах. Поэтому, рыся к дому, я твердил себе: не спеши с выводами, подожди, что скажет Тинни. И отгонял мысль о том, что Тинни может оказаться неспособной что-либо сказать.
У нас с ней не совсем обычные и довольно неровные отношения, когда вместе тесно, а врозь – скучно. Ссоримся мы непрерывно. Но наши отношения значат для меня очень много, хотя я и понимаю, что в конечном счете они ни к чему не приведут. Мне кажется, наша связь продолжается только из-за моментов примирения, которые бывают горячее кипящей стали.
Прежде чем я добежал до дома, я твердо знал: какова бы ни была роль Тинни в этом деле, тот, кто с ней так поступил, заплатит – заплатит с такими процентами, которые заставят покраснеть даже самого свирепого ростовщика.
Старина Дин превратил наш дом в хорошо укрепленный форт. Он ни за что не открыл бы дверь, если бы Покойник не бодрствовал. Сейчас-то он наверняка не спал – я ощутил его прикосновение, колотя в дверь и вопя, как поп, возвещающий о божественном откровении.
Дин распахнул дверь. Он выглядел на десяток лет старше, чем обычно, и казался совершенно измотанным. Старик не успел запереть замок за Плоскомордым, как я уже ворвался в комнату Покойника.
«Гаррет!» Телепатический окрик Покойника был похож на удар. Он подействовал на меня как ледяной душ. Мне захотелось кричать. А это могло означать только одно…
Она была распростерта на полу. Я не смотрел на нее. У меня не оставалось на это сил. Я пялился на Покойника, на все его четыреста пятьдесят фунтов, погруженные в кресло. Он оставался в неизменном положении уже лет четыреста – с того момента, когда кто-то пырнул его ножом. Если бы не десятидюймовый хобот, смахивающий на хобот слона, его можно было бы принять за самого толстого человека в мире. Но он – не человек, он логхир, представитель столь редкой расы, что на моей памяти никто не встречал живого логхира. Впрочем, мне хватает забот и с мертвым логхиром, Понимаете, если вы прикончите логхира, он не уходит из нашего мира. Так просто вам от него не избавиться. Он всего-навсего перестает дышать и отказывается от танцулек. Его дух остается в земной оболочке, становясь со временем все сварливее и сварливее. При этом тело не разлагается. По крайней мере с моим Покойником за те годы, что я его знаю, ничего не случилось. Конечно, по краям он немного трачен молью, мышами и всякой другой живностью. Она объедает логхира понемногу, пока тот спит, а рядом нет никого, чтобы эту живность шугануть.
«Не веди себя как дурак, Гаррет. Хоть бы раз за все время нашего знакомства ты подумал, прежде чем что-нибудь предпринять».
В этих словах он весь. Обычно бывает еще хуже. Мой жилец – временами партнер и частенько ментор. Он держал меня под контролем, но я сумел прохрипеть:
– Поговори со мною, Увалень. Поведай, что происходит.
«Успокойся. Страсти порабощают разум. Мудрые существа…» Вот так. Он может продолжать в таком духе бесконечно. Философ. Но только не в трудные моменты… Я начал что-то подозревать. Когда вы привыкаете к определенному логхиру, вы понимаете больше того, что он вкладывает в ваш череп. Покойника рассердило случившееся, но он не впал в ярость и не жаждал мщения, как можно было бы ожидать.
– Неужели опять виноват я?
«Ты, Гаррет, упражняешься в необоснованных умозаключениях больше, чем в беге».
– С ней все будет в порядке?
«Полагаю, да. Однако ей потребуется искусный хирург. Я усыпил ее, и она будет крепко спать до тех пор, пока не станет доступна медицинская помощь».
– Спасибо. Теперь скажи, что ты от нее узнал.
«Она не имеет ни малейшего представления о том, что произошло. Ни в чем не замешана. Человека с ножом не знает».
После небольшой паузы он добавил без обычных для него саркастических комментариев:
«Она шла просто встретиться с тобой. Была безмерно удивлена случившимся».
Он отпустил меня, позволив опуститься в глубокое кресло, специально поставленное для моих визитов.
«Пока ты предавался размышлениям, я пришел к выводу, что это было случайное, немотивированное проявление насилия».
Это означало, что он сумел прочитать мои мысли о недавнем преследовании.
К нам присоединился Плоскомордый. Опершись на спинку моего кресла, Тарп внимательно смотрел на Тинни. Думаю, он пришел к тому же решению, что и я. Его самообладание меня восхищало. Тинни ему нравилась, к тому же у него были особые отношения с ребятами, убивающими женщин. Как-то раз он потерял одну девушку, которую подрядился охранять. Это была не его вина. Пытаясь ее спасти, он истребил полвзвода убийц и сам был умерщвлен процентов на девяносто. С тех пор парень перестал быть самим собой.
– Весельчак уложил ее спать, – сказал я ему. – Считает, что все будет в порядке.
– Сукины дети все равно должны поплатиться за это, – прорычал Тарп, изо всех сил стараясь казаться злобным.
Но в голосе его послышалось облегчение. Я притворился, что не заметил.
«Книга? И это все, что вы оба ухитрились узнать, прежде чем началась стрельба?»
– Все, – без экивоков ответил я. Я сознательно избрал тактику прямых ответов. Он страшно злится, когда я не реагирую на его сарказм и не вступаю в пререкания.
«В ее мыслях ничего не было о книге».
– Зацепиться особо не за что, – вставил Плоскомордый.
Нетерпение его улеглось. Тинни должна выздороветь. И нет острой потребности кого-нибудь укокошить. Но все же мы с ним начнем без устали искать тех, кто виноват в случившемся.
«Не надо. Прежде всего я предлагаю вам успокоиться. Затем попытайтесь припомнить последовательность событий. Даже незначительные детали могут сыграть важную роль. Гаррет, если ты считаешь, что это для тебя так важно, подумай о том, не стоит ли взыскать с Чодо Контагью должок, который, как он полагает, за ним имеется».
Комментарий к моим мыслям.
– Взыщу, если потребуется. Пока об этом думать рано. Прежде чем отправиться в крестовый поход, я должен сделать все, что можно, для безопасности Тинни.
Все тот же прямой подход, который его обычно раздражает. Но на сей раз он предпочел не реагировать.
– Что-то происходит, и она отправляется ко мне. Чодо может быть замешан в… – Не найдя нужного слова, я умело щелкнул пальцами. Я вообще кладезь разнообразных талантов. Чодо Контагью, которого часто зовут Большим Боссом, – король организованной преступности Танфера. В некотором смысле он более могуществен, нежели сам король.
Чодо мне вовсе не друг. Наоборот, он воплощает все то, что мне ненавистно, с чем я сражаюсь всю свою жизнь. Как-то раз, ведя одно дельце, я ненароком оказал ему услугу. Парень одержим каким-то извращенным чувством чести, и если бы я захотел, то по одному моему слову Чодо, ради того чтобы расквитаться с долгом, послал бы на улицу две тысячи головорезов. Я избегал взыскивать долг, так как не хотел, чтобы мое имя ассоциировалось с его. Никоим образом. Если люди заподозрят, что я состою с ним в дружбе, это плохо скажется на моем бизнесе.
Что за черт! Кажется, забыл сообщить, чем занимаюсь. Я тот, кого недоброжелатели называют «соглядатай». Сам я величаю себя конфиденциальным агентом и детективом. Заплатите мне, и я для вас найду все что угодно, главным образом то, о чем вам знать не хотелось бы. Добрых новостей я обычно не приношу. Таков уж характер моей деятельности. Это детективная сторона. В качестве конфиденциального агента я выступаю посредником в расчетах с похитителями заложников или шантажистами, обеспечивая ваши интересы и не давая вас облапошить. Я упорно трудился, создавая себе репутацию честного парня, за которым клиенты чувствуют себя как за каменной стеной. Именно поэтому я не хочу, чтобы у кого-то возникли мысли, будто я работаю на Чодо.
Если Тинни умрет, мне придется изменить правила поведения. Ради Тинни я попру напролом, и пусть тот, кто станет на моем пути, возносит молитвы своим богам. Я не успокоюсь, пока не попробую на вкус печень виновного. Конечно, если Тинни умрет.
Покойник сказал, что она выкарабкается. Надеюсь, он окажется прав. На этот раз. Обычно я тайно лелею мысль, что он ошибается. Но он почти непогрешим и не устает напоминать мне об этом.
Появился Дин с подносом – пиво и более крепкие напитки на всякий случай. Плоскомордый выбрал пиво. Я последовал его примеру.
– Отлично. То, что надо после всей этой беготни.
«Предлагаю тебе немедленно отправиться к ее дяде, – передал мне Покойник. – Проинформируй его о случившемся, и пусть он отдаст необходимые распоряжения. Не исключено, что он сможет пролить некоторый свет на случившееся».
Он все же поднял этот вопрос. А я-то размышлял, кто сообщит печальную весть семье. Похоже, кроме меня, других претендентов не имелось.
«Есть лишь один кандидат – Гаррет».
Оказывается, он пришел к тому же выводу, что и я. Он – гений. Спросите дохлого логхира о его гениальности, и он будет распространяться о ней часами.
В другое время я дал бы ему достойный ответ. Но сейчас надо было спешить. Передо мной замаячил призрак Уилларда Тейта.
– Хорошо, хорошо. Иду.
– Я тоже, – сказал Плоскомордый. – Мне надо кое-что проверить.
«Великолепно. Просто великолепно. Наконец-то я смогу добрать немного сна».
Добрать! Как бы не так! За те годы, что я его знаю, он бодрствовал в сумме не более шести месяцев. Проводив Плоскомордого до дверей, я проследовал в кухню и попросил Дина нацедить его превосходного пива.
– Надо же возместить потерю жидкости, – пояснил я.
Он скорчил недовольную рожу. У Дина своя точка зрения на мой образ жизни. Хотя он работает на меня, я позволяю ему высказываться. Мы достигли своего рода взаимопонимания. Он говорит, а я не слушаю.
Вышел я на улицу без особого энтузиазма. Мы со старым Тейтом отнюдь не закадычные друзья. Когда-то я кое-что для него сделал, и некоторое время он относился ко мне прилично, но за последний год, когда мы с Тинни играли в «приди-уйди», его чувства ко мне несколько охладели.
Глава 4
Вид жилища Тейтов обязательно введет вас в заблуждение. На это, собственно, и рассчитано. Снаружи оно выглядит как целый квартал складов, на сохранность которых всем плевать. Нетрудно догадаться, почему с улицы дома представляются чуть ли не руинами. Во-первых, Холм. Наши правители внимательным оком следят за тем, чтобы чужие капиталы не миновали жерновов юридической мельницы. Во-вторых, трущобы, расположенные в низине. Они порождают вечно голодных и крайне неприятных типов, некоторые из которых готовы выпустить вам кишки за медную монету.