Кукаркин Евгений. Пределы выживания (Полигон - I)

   Только под вечер освободился, обойдя почти все село. Мужика, который меня сюда привез, выловил у закрытого магазина. Он развалился на ступеньках.
   - Эй. Ты меня можешь отвезти обратно в Глушково.
   - Для вас, доктор, хоть на луну.
   Мужик с трудом выжался на руках.
   - Будь спок, доктор, сейчас свою клячу выведу и поедем.
   - Ночью не заблудимся?
   - У меня скотина умная, сама до военного городка приучена ходить, дойдет.
   Он пошатываясь ушел в темноту. Через пол часа к магазину подъехала телега.
   - Поехали, доктор.
   МАЙ
   Рассвет ворвался в окна и комната сразу приняла необыкновенный вид. Вдоль стен и на них висели картины, стояли подносы, вазы, утварь в необычных красках и манере этого села.
   - Мать честная, что же это?
   Надежда смотрела на все богатство и как книгу читала, чье это.
   - Это деда Тимофея, это Верки, эти Марии с Камышевки, эти инвалида Петрушенко, а посуда сумасшедшей Клавки.
   - Как ты узнала?
   - По письму, рисуют то по разному.
   - Они же люди бедные, почему не продают, почему мне такое богатство?
   - Большинство и не очень нуждается, военное ведомство нас кормит, голодными не оставит. А тебе подарили, потому что надеются на что то. Видят в тебе хорошего человека.
   - Надежда, неужели нельзя все это отправить туда, за проволоку, чтобы там люди могли рассмотреть эту красоту?
   - Попробуйте, доктор. Договоритесь с военными, они вас уважают.
   Внизу застучали в дверь.
   - Доктор, доктор, откройте.
   Надежда скатилась с лестницы вниз, я поспешно одевался. В дверь ворвалась грязная девчонка.
   - Доктор, беда. В Камышевке... эпидемия.
   - Ты на машине?
   - Я бежала, всю дорогу бежала. Там солдаты уже оцепили село, я успела прорваться раньше. Люди умирают, доктор. Маманя и папаня там...
   - Надя, осмотри девчонку и не выпускай от сюда. Может быть она тоже... Если надо, вымой. Я пойду...
   Собираю свой чемоданчик и выхожу из дома.
   Командир части оказался на месте.
   - Так это вы и есть доктор из поселка? Мне уже докладывали о вас...
   - Да, я.
   - Слушал о вас много хорошего. Особенно восхищаются хирурги. Чего вы так рано, доктор?
   - Я хочу поехать в Камышевку. Дайте машину.
   Полковник задумался.
   - Значит, вам уже донесли. Понимаете какая штука, там опасно. Мои медики уже в селе, стоит ли вам рисковать...
   - Это моя обязанность лечить людей.
   - Похвально. Я конечно, не очень то желал бы вас туда отпускать, но мне хочется считать вас человеком, которому можно доверять, человеком, который работает в одной команде с нами. Поезжайте, но то что вы увидите там и узнаете, местное население не должно знать.
   - Они сами все видят.
   - Видят, да не все, а знать вообще ничего не знают. Вы как медик должны хранить тайну... Не правда ли?
   - Обязан.
   - Вот и хорошо, что мы договорились. Тогда я вам машину дам, поезжайте в Камышевку.
   Лейтенант по радиостанции долго выяснял, можно пропустить меня или нет, наконец, оцепление разомкнулось и я поплелся по дороге к ближнему дому. В селе зловещая тишина. Из-за угла дома показывается фигура в костюме химзащиты, передо мной она снимает очки и сдергивает капюшон. Это майор Молчанов, он недоволен, хмурит брови и говорит.
   - Доктор, как вы сюда попали?
   - Мне разрешил подъехать полковник.
   - Чего это он вдруг? Ну ладно, я сейчас вам выдам одежду, постойте здесь.
   Через пол часа мне приносят костюм химзащиты. Я одеваюсь и иду в первый попавшийся дом, за мной, как на привязи, топает Молчанов.
   В избе изо всех углов вопит нищета, на печке лежанке, лежат двое испуганных ребят, замотанных в тряпье. Женщина с искаженным от судороги лицом вытянулась недалеко от порога. Я кладу чемоданчик на пол и начинаю ее осматривать. Все мышцы сжаты и разогнуть руку или ногу невозможно.
   - Что за черт. Это же паралич, - ошеломленно бормочу я.
   - Вы правы, доктор, - мычит через респиратор Молчанов. - Это действие нервно-паралитических газов.
   - Это..., это же...
   - Не трудитесь высказываться, доктор...
   - Мать, вашу...
   Ну его к черту. Теперь, дети. На них, при наружным осмотре ничего не видно.
   - Их надо отделить...
   - Все равно помрут.
   - Если они не заражены, так почему они должны помереть?
   - Этим просто досталась малая доза. Сразу не помирают.
   Врешь, я кое что читал о действии этих газов. Просто надо знать сколько времени прошло после взрыва. Я беру в охапку детей и вытаскиваю их на улицу.
   - Вы можете сидеть здесь и никуда не бегать? - спрашиваю их.
   - Хорошо, дядя, - лепечет испуганный старший.
   - Будь умницей, к маме в дом не ходи, это опасно.
   - Хорошо, дядя.
   Мы идем с майором к следующему дому.
   - Майор, как так получилось, что в деревню попал газ?.
   - Ракета принесла.
   - Что? - я обалдел и остановился.
   - Ну, ошиблись ракетчики в расчетах, недалеко от деревни и упала. Что вы думаете, здесь без конца такие ляпы.
   - Разве здесь испытывается бактериологическое и химическое оружие? Вы не находите, что это... варварство, майор?
   - Это не наше дело. На это есть военное ведомство, там решают.
   - Почему не наше? На деревню падают ракеты со страшной начинкой...
   - Слушайте, доктор, держите рот на замке, мне совершенно неинтересны ваши рассуждения о морали. Произошла ошибка, надо ее исправлять.
   В молчании подходим ко второму дому.
   Здесь опять смерть. Красивый мужик скрючился на крыльце и застыл в неестественной позе. В доме, на лавках и кровати его жена и мать. Мать что то помешано говорит, обращаясь к черной иконе в углу. Жена устало глядит в потолок. Я их осматриваю и вывожу на улицу.
   - Что вы задумали? - спрашивает Молчанов.
   - Пытаюсь хоть немногим спасти жизнь.
   - Поздно.
   - Не каркайте.
   - Все равно, мы их и дома сожжем. По инструкции, зараженные районы должны быть обработаны...
   - Слушайте, майор, не мешайте мне. Вы меня слишком плохо знаете и не стоит вставать поперек... Пока я не проверю и не обезопасю людей, ни о каких пожарах разговора не будет.
   - Да кто ты такой...
   И тут я не выдержал и всадил кулаком в этот противно выпирающий белый респиратор, тело согнулось, заскользило на траве и покатилось под гору.
   Весь день сортировал больных и здоровых и чуть не плакал от бессилия, что нет лекарств, прививок и ничем нельзя помочь несчастным. Кое кто из этих несчастных наверно действительно хватил минимальные дозы газа и теперь медленно загибался, бился на земле в периодичных судоргах. Майора нигде не было и я попросил офицер оцепления прислать мне тридцать небольших одноместных палаток, воды, пищи и лекарств. Все, кроме лекарств, часа через четыре прислали и вскоре маленький лагерь раскинулся на чьем то огороде. На следующий день опять отсев, уже умерших от вчерашних "здоровых" и так три дня. Когда понял, что только семнадцать человек останутся жить, разрешил сжечь село. Мы еще оставались в карантине две недели и потом, все поехали в Глушково... Камышевка исчезла.
   Первой меня встретила медсестра Надежда. Она обняла и тихо всплакнула.
   - Ну что вы? Все в порядке, я вернулся.
   - Я вижу. И все же боялась, всего боялась.
   - Как девочка?
   - Какая? А, из Камышевки, с ней все нормально, я ее здесь три дня выдержала, потом родственники взяли к себе. Ее отец и мать...?
   - Умерли. Если бы вы знали, как я хочу есть.
   Она отрывается от меня и поспешно собирается.
   - Я сейчас.
   - Куда вы?
   - В столовую.
   В комнату врывается Верка и тихо валится на стул.
   - Доктор... Вы вернулись.
   - Вы что, похоронили меня?
   Она молчит и огромными глазами смотрит, как я скидываю рубаху и роюсь в чемодане.
   - Я молилась...
   Я похожу к ней и треплю за щеку.
   - Спасибо. Лучше скажи, сегодня можно сделать баню.
   Теперь Верка подпрыгивает.
   - Я договорюсь. Соседи воды накачают. Совсем забыла, что там был ад.... Я побегу, доктор...
   - Беги.
   Надежда принесла судки.
   - Ешьте доктор. Я как сказала там, что вы вернулись, так они навалили вам... шесть котлет дали..., здесь компот и сок.
   - Спасибо, Надя.
   - Поселок взбудоражен. Камышовцев, что вы привезли, разбирают по домам. Сейчас любопытные сюда прибегут.
   - Это зачем же?
   - Переживали за вас. Сама мать игуменья, отстояла службу, просила бога за вас.
   Пока я ем, дом набирается людьми. В приемной сидят Варька, дед Тимофей, инвалид Петрушенко, сумасшедшая Клавка, еще несколько незнакомых мне людей. Они сидят в приемной и шумят. Когда спускаюсь вниз, наступает тишина.
   - Вы все ко мне на прием?
   - Это... мы, то есть я... с вопросом, - поднимается дед. - Мы уже все знаем. Камышовцы рассказали.
   - Так что за вопрос?
   - Этот, майоришко, Молчанов и его банда, тебе помогали?
   - Он куда то исчез, я его так до конца и не видел, а остальные и не приезжали.
   - Я говорил, - торжественно обращается ко всем дед, - этим до нас дела нет. Все сошлось.
   Теперь все загалдели. Дед подходит ко мне и наклоняется к уху.
   - Это правда, что ты Молчанову морду набил?
   - Да нет. Просто один раз ударил и все... Потом чего то я его не видел.
   - Молодец. Хорошо врезал, он же здесь в больнице с переломом челюсти лежит.
   - Да что вы говорите?
   Я действительно изумлен. Варька подбегает ко мне.
   - Доктор, баня скоро будет готова.
   Она пришла, когда я прибирался в комнатке и развешивал свое постиранное бельишко. Скрипнула дверь и Рита застыла на пороге.
   - Здравствуй, Рита.
   Молчание. Я подхожу и осторожно целую ее. Глаза полные слез, не могут оторваться от меня.
   - Мы тебя ждали, - шепчут губы. - Когда узнала, что ты здесь, не могла досидеть в школе...
   - Ну и правильно сделала. Идем, чего ты встала на пороге.
   Я сажаю ее на кровать, а сам опускаюсь на пол и кладу голову на ее колени. Она опускает руки мне на голову и перебирает волосы.
   - Ты сегодня останешься со мной? - спрашиваю ее.
   - Останусь.
   - Только не как в тот раз.
   ИЮЛЬ
   После того, как произошли события в Камышевке, у меня стали появляться пациенты. Пошли со всеми своими болезнями и тут я увидел, что почти большинство жителей поселка страдает от полигона, На них обрушилось все, химическое отравление и биологическое, плохая вода, пища и от сюда болезни сердца, почек, печени, желудка. Не имея лекарств, я понял, что без помощи военных мне все равно не обойтись. Пришлось опять придти на прием к полковнику.
   - Здорово, вояка, - уже по свойски сказал мне командир части. - Слышал, как пашешь и как рукой машешь.
   - Сорвалось..., - понял я его намек.
   - И правильно, армия хлюпиков не любит. Я бы с удовольствием тебя взял в штат.
   - Мне кажется, пока я при своем месте...
   - Да брось ты. Давай на спор, я скажу зачем ты ко мне пришел?
   - Давайте попробуем, на бутылку водки.
   - Идет. Ты пришел ко мне за лекарствами. Ну что отгадал?
   - В общем то так. Но там есть больные, которым требуется хирургическое вмешательство и помощь других специалистов.
   Ха... ха..., - ржет полковник, - ну и хитер, стервец. Что придумал, чтобы только бутылку получить. Загрузить больницу решил. Ну нет, - он вдруг прекратил смеяться. - Мы и так много гражданских у себя держим. Не хватало нам загружать своих врачей. Вас прислали, вы и выкручивайтесь. Лекарствами выручим, кое что дадим.
   - Полковник, там есть раковые больные, больные с циррозом печени...
   - Этих сюда, выявляй и сюда. Мы их возьмем. Часть больных, заболевших в результате воздействия на них местных условий, обязаны лечиться у нас
   - Но есть еще и другие...
   - Слушайте, доктор. Мы с вами на полигоне должны быть как одна команда. Только каждый должен заниматься своим делом. Наш госпиталь лечит военных и тех гражданских, которые пострадали на полигоне, вы лечите, на своем уровне, местное население.
   - Но больные, которых вы называете вашими, не хотят идти к вам лечиться.
   - Вот тут вы и должны помочь нам доктор. Надо убедить их, чтобы они шли.
   - Это трудно, полковник. Те кто к вам приходят, обычно назад не возвращаются.
   Наступила тишина. Командир части начал наливаться кровью.
   - Доктор, я бы не стал упрекать в некомпетентности персонал госпиталя. У нас в основном лежат конченные люди и выходить их трудно.
   Мне совсем не хотелось с ним ссорится.
   - Извините, полковник. Я не хотел обидеть ваших людей. Когда были раненые, я помогал вашему хирургу и могу сказать, что это действительно классные специалисты.
   - То, то. Ладно, доктор. Бутылка с меня, будем считать, что выиграл, лекарства тоже дам, они ваши. Список лекарств отдайте старшему лейтенанту Павлову, он сейчас замещает Молчанова и вам поможет.
   В это время зазвонил телефон. Полковник взял трубку.
   - Але... Привет... Здесь он... Тебе нужен? Сейчас пошлю... Хорошо...,он кладет трубку на место. - Тебя хочет видеть полковник Семененко. Просил зайти.
   - Тогда пошел.
   - До свидания, доктор.
   Семененко чуть привстал и вежливо показал рукой на стул.
   - Садитесь, Борис Дмитриевич.
   - Мне командир части сказал. что вы хотели бы меня видеть?
   - Да. Знаете, у нас очень неспокойная жизнь, то одно, то другое и все надо совместить с безопасностью нашей страны.
   - Что вы этим хотите сказать, Владимир Дмитриевич?
   - Ничего. Мне просто интересно как вы в Камышевке осмелились изувечить офицера исполнявшего свои служебные обязанности.
   - Это тоже связано с безопасностью нашей родины?
   - Естественно. Майор Молчанов не отходил от инструкций военного министерства и как честный офицер выполнял все его требования.
   - Я все никак не могу понять, поселки Глушково, Комарово, исчезнувшая Камышевка, не представляют территорию Советского Союза?
   - Представляют.
   - Значит, они подчиняются законам нашего государства?
   - Естественно.
   - Значит и майор Молчанов, как медик, должен нести ответственность и бороться за жизнь граждан своей страны?
   - Должен.
   - Тогда мы с вами нашли общий язык, я ему и врезал, за то, что он нарушил это право.
   Полковник смеется.
   - Подвел базу, ха..., ха... - смех резко кончился и перешел в сухой шепот. - Ну нет, я не нашел с вами общий язык. Майор тоже защищал интересы граждан и, в отличии от вас, соблюдал все меры предосторожности. Его задача также была ясна, не допустить эпидемию на Комарово, Глушклово и военный городок. Это и есть основное правило инструкции.
   - Майор должен лечить людей...
   - Все, инцидент исчерпан. На первое время, я не предъявлю вам никаких обвинений.
   - Вы считаете, что я виновен?
   - Не будем опять углубляться в теорию права. То что вы избили офицера при исполнении служебных обязанности, не позволяет мне в этом сомневаться. Можете быть свободны.
   - Владимир Дмитриевич, у меня к вам вопрос, не касающийся предыдущей темы...
   - Говорите.
   - Мне бы хотелось съездит в Барнаул...
   Наступила пауза, полковник размышлял.
   - Нет, я не могу вас отпустить. За последние пол года возрос поток больных и нам просто нельзя ослабить медицинское обслуживание населения.
   - Но меня же здесь не было почти полтора года и никто не замечал отсутствие врача...
   - Ну и что? Свои по срочным вызовам были. Район то все равно оказался совсем запущен, а с вашим приходом мы убедились, что надо расчищать все завалы. Вы необходимы здесь, Борис Дмитриевич.
   Все встало на свои места.
   - До свидания, Владимир Дмитриевич
   Меня душила ярость.
   Павлов встретил как закадычного знакомого.
   - Доктор, мать твою, я вас так рад видеть. После того вечера, когда мы чуть не трахнули Машку, я часто вспоминал вас. А Машка то, до сих пор, только и говорит о вас.
   - Я к тебе по делу.
   - Да брось ты все о делах.
   - Рад бы, да вот командир части послал меня опять к тебе. Похоже он очень обиделся. Только что, я отыграл у него бутылку водки.
   - Да ты что? Его расколоть, все равно что пытаться ключом открыть пещеру Али Бабы.
   - Я еще добился и немного лекарств для своего мед пункта. Он прислал меня к тебе, чтобы помог отоварить.
   - По моему у шефа крыша поехала. Для своих он не очень то раскошелится, а для тебя выложился. Что там у тебя, покажи.
   Я передаю ему несколько бумажек с перечнем лекарств.
   - Ух ты, сколько. Я бы конечно мог сейчас покопаться по складам, но это такая возня и половины того что вы просите здесь нет. Есть другой вариант. Я завтра по служебным делам еду в Барнаул. Там смогу заказать на армейских складах все, что угодно. Вы согласны, доктор.
   - В Барнаул?
   - Да, а что?
   - Ваша машина не будет очень загружена? Мне бы картины и другие вещи перевезти туда.
   - В чем дело. Конечно перевезу у меня машина пустая. В шесть утра буду у вашего дома, так что пакуйте вещи.
   - Спасибо, старлей.
   У меня бедлам. Надежда, Вера, Рита и, откуда то взявшаяся сумасшедшая Клавка, упаковывают картины и другие, художественные изделия.
   - И куда это? - рябая Клавка с вытянутым лицом смотрит на связанные полотна.
   - В Барнаул.
   - Далече наверно. Я так дальше монастыря и не ездила. А что там с ними делать будут?
   - Сделаю выставку.
   - Ишь ты как. Значит люди будут ходить и мои картины смотреть. А там город то большой?
   - Очень. Но там еще и приезжих много.
   - Значит много будут смотреть.
   Клавка безобразным жестом скребет подбородок.
   - А чего, доктор, если я все свои вещи вам отдам, там их покажите?
   - Покажу.
   - Я тогда побежала домой.
   Она косолапо пошла в дверь.
   - Доктор, как же вы будете делать выставки? - удивляется Верка. - Вас же от сюда не выпустят.
   - Я должен отсюда уйти. Если выберусь, буду писать об этом месте, показывать выставки, рассказывать людям обо всем.
   - А как же мы?
   - Кто то за вас должен биться. Я и хочу, чтобы вы были как все, все там живущие за проволокой.
   - Это не реально, доктор, - говорит Рита. - Во первых никто от сюда еще не уходил просто так. Во вторых, даже если вы выйдете, вам заткнут рот и не дадут рассказывать об этих местах.
   - Может ты и права. Но если только молчать, и смотреть как издеваются, уничтожают людей, расправляются с тобой, на кой хрен тогда жить. Да я понимаю, что постараются заткнуть рот, может посадят, но не все же люди идиоты, если капля сомнения или правды проникнет в их души, то у меня уже будут помощники и соратники. Ты представляешь, выставка жителей полигона, где люди живут в ужасных условиях, гниют, умирают и пишут такие вещи. Это уже агитация за нас.
   Рита смотрит с сомнением. Верка и Надежда с одобрением в глазах.
   - Я тоже принесу свои самые лучшие вещи, - кивает головой Верка.
   Она тоже исчезает.
   - Не забил ли ты им головы несбывшимися надеждами?
   - Нет.
   - А куда ты все отвезешь?
   - Там у меня в больнице работает один знакомый, теперь тоже доктор. Мы с ним учились вместе. Вот хочу ему подбросить.
   - Не надо ему. Вот возьми письмо, вот адрес моей мамы, пусть привезут все к ней, она сможет пока у себя все сохранить.
   - Спасибо, Риточка.
   В шесть утра у моего дома останавливается машина и тут же словно из под земли появились люди из поселка, они столпились у двери.
   - Что там у тебя, давай грузи, - кричит мне старлей.
   - Сейчас.
   - Доктор, мы тебе поможем, - это дед Тимофей. - Пойдем, - командует он окружившим его людям и рукой зовет их в дом.
   За пол часа машина загружена и мне показалось, что картин и вещей увеличилось, чуть ли не в двое. Я отдаю письмо Риты и адрес ее мамы старлею.
   - Вот отвезешь сюда.
   - Ну ты даешь, старина, надо же как прибарахлился, а всего то живешь, несколько месяцев. Будь спокоен, довезу.
   Днем у меня сидят несколько пациентов и завсегдатаев. Неожиданно приехала развалюха-машина из монастыря. Монахиня робко вошла в кабинет и встала передо мной.
   - Игуменья Аграфена просит вас срочно приехать.
   - Что произошло?
   - Ракета... разорвалась над нами...
   - Шариковая, с пластинами, химическая?
   - Нет..., с огнем... Несколько монахинь пожгло. С пожаром, слава богу, справились...
   - Сволочи, мать их в стенку, что же они делают.
   Монахиня испуганно крестится. У медсестры Надежды от изумления выпал из рук карандаш. Я иду собираю свой чемоданчик.
   Опять машина, противно скрипя изношенными конструкциями, вывозит меня из села.
   В огромном дворе монастыря еще дымится бревенчатое строение. Сам монастырь не пострадал, камень и черепица, спасли его от небесного подарка. Игуменья Аграфена, с испачканным сажей белым воротничком, встретила меня на ступенях.
   - Как это произошло? - после приветствия спросил я.
   - Слава богу, что взрыв был там, метрах в ста от забора. Сначала ухнуло, а потом яркая вспышка и все вокруг залило огнем... Камень забора сдержал силу огня, но все же язык лизнул крышу часовенки. Она в основном и загорелась, три монахини, что там были, в пламени выскочили наружу. Еле погасили на них огонь. Пойдемте, доктор, я их покажу.
   Только одна из них без сознания. Ожоги охватили всю нижнюю часть тела. Я чищу ранки, дезинфицирую пораженные площади и смазываю все мазью Вишневского. Теперь я бессилен, нужно терпение и время для ее лечения. С остальными легче, очаги поражения небольшие, им тоже оказываю помощь.
   Игуменья угощает меня чаем.
   - Говорят, вы картины отправили в Барнаул.
   Ну вот об этом уже все знают.
   - Да, матушка, хочу там показать их людям.
   - Вы здесь нужны, доктор. Кто то должен бороться против этой... военной мерзости.
   - Матушка, надо бороться в миру, а не в этом котле. Здесь дальше проволоки не плюнешь.
   Она красиво, как Кустодиевская купчиха, держит блюдце с чаем и размышляет.
   - Хорошо, будете там, вас же раздавят... Машина подавления такова, что и слова пикнуть не посмеете.
   - Я считаю надо попробовать.
   - Как же вы думаете пробраться туда?
   - Пока еще точного плана у меня нет, но я знаю одно, надо бежать... В отличии от местных, у меня же пока есть паспорт и на первых порах где то можно устроиться, есть друзья, которые может быть и не предадут. Я понимаю, могут объявить всесоюзный розыск, обозвать преступником, но даже если потом и поймают, я хочу успеть написать письма во все общественные организации, министерства, за границу. Хочу устроить передвижную выставку...
   Игуменья качает головой.
   - Что-нибудь не так, матушка.
   - Мне в это мало вериться, но дай вам бог счастья. Если вы действительно хотите спасти нас, я хочу благословить вас на это.
   - Спасибо.
   - Теперь давайте подумаем как исчезнуть от сюда. Разговоры это одно, а организовать бегство это другое, я хочу помочь вам. У меня в Иркутске, служит в православной церкви отец Иоанн, очень хороший человек. Если будет совсем худо, бегите туда. Я дам рекомендательные письма к нему, а дальше все зависит от вас.
   - Хорошо, матушка. Только осталось самое сложное, как выскользнуть от сюда.
   - Есть только один способ..., через полигон.
   - Через полигон?
   - Да. Границы полигона столь огромны, что не все тщательно охраняются. Река Чулым, приток Оби граничит на севере, там постоянных постов нет и как я знаю, ходят только патрульные машины. Закрыты на проволочные заграждения только западные и восточные направления, здесь тоже ходят патрульные машины, но зато имеется больше сюрпризов и сигнализации. На южной части, из-за гористой местности, есть только редкие посты, в основном на дорогах. Где то у меня сохранилась старая карта этого района, на ней есть проходы..., но сохранились ли они, я не знаю.
   - Спасибо, матушка. Тогда только, когда я буду удирать, молитесь за меня, чтобы мне на голову не упала какая-нибудь ракета или не застукали наблюдатели.
   - Это я постараюсь. Посиди здесь, я тебе карту принесу.
   Через двадцать минут она приносит мне сложенную огромную черно белую карту с масштабом 1:2.
   - Вот, это аэросъемки, которые здесь проводили десять лет назад, когда размечали полигон. Только просьба не спеши удирать, хорошо подготовься и выбери момент.
   - Матушка, на карте по мимо наших поселков указано еще несколько других, которых... нет, это же... документ...
   - Десять лет назад действительно это был цветущий край, поля давали хлеб, леса полны живностью, но теперь осталась эта карта, свидетельница прошлой жизни. Полигон сожрал почти все.
   - Я поеду, матушка.
   - Бог тебе в помощь.
   Она перекрестила меня.
   Рита слушает меня напряженно.
   - Она тебе дала карту и благословила?
   - Да.
   - А как же я?
   - Бежим вместе.
   - Я боюсь, боюсь этого непредсказуемого полигона, боюсь ходить по его земле, дышать его воздухом...
   - Решайся. Я тебе ничего не могу гарантировать, здесь нужно рисковать.
   - Можно я подумаю.
   - Думай подумай, только учти, скоро наступит осень, вода и грязь уменьшат наши шансы добраться до реки. Там еще надо найти средства переправы.
   - Но там же могут быть... всякие сюрпризы.
   - Игуменья говорила, что здесь нет часовых. Уже больше десятка лет, как возник полигон, здесь разъезжают патрульные машины. Так что проскочить можно.
   - Боже мой, как я боюсь.
   Она ушла от меня в смятении.
   Старлей вернулся из Барнаула навеселе. Машина подъехала к дому и он, вытащив ящик, заорал.
   - Док, забирай свое барахло. Здесь лекарства, большая часть, что просил.
   - Ну как, передал...
   - Будь спокоен. Вот письмо обратно. Душевная старушка попалась. Мы с ней чаи погоняли, она все переживала, как там Рита. Жалко я за ней раньше не приударил. Красивая баба. Правда, недотрога. Ну ладно, док, не буду тебе мешать, да и мне еще надо с семьей повидаться. Я поехал дальше. Пока, док.
   Грузовик поехал по улице дальше и казалось, что он пьян тоже.
   АВГУСТ
   Старожилы говорят, что в этом году интенсивность падения ракет на жилые районы увеличилась.
   Еле-еле приползла к мед пункту монахиня. Она присела на стул и устало откинулась к стене.