Кулаков Феликс. Как я охранял Третьяковку

   Мы с Кулагиным украсили местный шуточный фольклор кружевными рюшечками пикантной двусмысленности, добавили в пресную кухню ЗАО ЧОП пряного посола. Первой жертвой пал милый и безобидный Гена Горбунов. Например, если его вдруг вызывали в дежурку, мы, томно закатывая глаза, говорили ему что-нибудь вроде: «Иди-иди, Гена. Иван Иваныч уже настроил своего Веселого молочника! Будет тебе сейчас денатурализация!». Или, c патетическим идиотизмом восклицали: «Гена! Будь же настоящим тигром, возьми их там всех прямо на столе, среди телефонов!». Или: «Ты куда, Ген? В дежурку? На процедуры, значит?».
   И такое по любому поводу. Постоянно муссировалась тема каких-то особых отношений между отдельными сотрудниками, чего естественно и в помине не было.
   На первый взгляд это может показаться странным и подозрительным. Но всему есть свое разумное объяснение. Дело в том, что так повелось шутки шутить еще в Орехово. Не знаю почему, не помню, хотя и надеюсь, что это никак не было связано с латентностью шутников. Зато помню, рассказывали, что когда Мотор, приглашая Самутенкова отлить в кустах, оформил свой призыв как предложение пойти поцеловаться, дачные друзья (дело происходило у Самутенкова на даче) всерьез стали считать их сексуал-радикалами. Это происходит уже почти бессознательно. Ты брякнешь чего-нибудь, а люди испытывают шок.
   Для наглядности приведу один характерный случай, который произошел уже много позже, во времена моей службы в «Прессбуке». Упомянутый «Прессбук» занимался (да и сейчас продолжает успешно заниматься) розничной книжной торговлей.
   Ну и вот. Стоит как-то у нашей лавочки мужичок самого простецкого вида. Типичный такой ламок мохнолапчатый. Морщит репу в гримасу одухотворенной мысли. Подбирает литературу, чтобы побороть-таки с ее помощью свою персональную ЭВМ, поставить, так сказать, машину на службу людям.
   И держит он в руках огроменную книжищу «Секреты Windows 98», хотя понятно и очевидно, что даже «Windows для чайников» ему пока рановато читать. Да и в среднесрочной перспективе эта замечательная серия – его верхний потолок. Так нет же, схватил кирпич страниц в шестьсот-семьсот про реестр и недокументированные возможности… Впрочем, это вообще характерно для ламеров – без раздумий набрасываться на массив знаний.
   А Директор наш поет тому мужичку прекрасную задушевную песню:

 
И какое же это замечательное, первостатейное издание! Ля-ля-ля!
И как же оно необходимо начинающему пользователю! Ле-ле-ле!
 

   И как же прекрасно там Джим Джимсон все описал – в доступной, ироничной манере! Тирлим-бом-бом!^[1]
   Картина ясная, Одесса красная. Очередная блестящая маркетинговая акция в стиле нашего Директора. За три минуты не только убедить человека в острой необходимости конкретной книжки, но и заставить его потом проявить настойчивость при ее приобретении – вот это и называется класс.
   Просто в качестве примера и иллюстрации.
 
   Место действия: «Савеловский».
   Действующие лица: Директор и Покупатель.
 
   Покупатель: Добрый день!
   Директор: Здра-а-асссь! Чем могу помочь?
   Покупатель: Мне бы что-нибудь по Фотошопу…
   Директор: Адобе?
   Покупатель: Что, простите?
   Директор: Я говорю, по Адобе Фотошопу?
   Покупатель: А что, есть какой-то другой?
   Директор: Нету.
   Покупатель: Мне тогда по Адобе.
   Директор(с необычайно деловым видом): Вам для начинающего? Или, допустим, для продвинутого пользователя?
   Покупатель: Ну… да.
   Директор(улыбаясь): Что «да»?
   Покупатель(смущенно): Для начинающего, наверное…
   Директор(копаясь на полках): Тогда посмотрите эти книжки.
   Сноровисто строит на столе башню из компьютерной литературы. Четыре «Самоучителя», две «Библии», «Внутренний мир», «Быстрый старт», «Официальный курс», и еще пятнадцать наименований. Покупатель, в ужасе от такого разнообразия, какое-то время с беспомощным видом листает книги. Довольно быстро он осознает, что это бесполезно, и что дело его дрянь.
 
   Покупатель: Э… А вы мне что-нибудь можете посоветовать?
   Директор: Конечно. Вам для веб-графики? Или полиграфией будете заниматься? Фотомонтаж, цветокоррекция?
   Покупатель: Не знаю даже. Для всего, наверное…
   Директор(понимающе кивая): Ясно. Тогда вот, рекомендую. Энциклопедия «Весь Adobe». С картинками и примерами.
   Аккуратно достает из-под прилавка запаянную в целлофан здоровенную скотинюгу формата А4 и весом килограмма в три. Скотинюга вся в пыли и мандариновой кожуре. Она вообще, так сказать, «висяк» и ошибка селекции, личная боль Директора. Книжка хорошая, спору нет, красивая. Но уж больно, сука, обобщающая.
 
   Покупатель(недоверчиво оглядывая огромный том): Весь Адобе? Чё-та я это… Ну а по Фотошопу-то здесь есть?
   Директор(со значением в голосе): Сто тридцать страниц. Здесь есть даже по Пейдж Мейкеру!
   Так Покупатель первый раз в жизни слышит словосочетание Page Maker. Это специальное приложение, предназначенное для верстки печатных изданий. Верстка далека от цветокоррекции и монтажа так же, как Земля от Плутона.
 
   Покупатель: Но она дорогая, наверное?
   Директор(небрежно): Да не… Пицот рублей.
   Покупатель терзается сомнениями. Все-таки пятихатник – это было очень дорого по тем временам. Пауза несколько затягивается.
 
   Директор: Можете, конечно, вместо нее вот эту книжку взять…
   Пренебрежительно, двумя пальчиками приподнимает тоненький невзрачный самоучитель, напечатанный на ноздреватой серой бумаге. Как и ожидалось, Покупатель ничуть не вдохновлен этим косорылым уродцем.
 
   Директор(с презрением): Можете, конечно, взять… Но здесь нет Пейдж Мейкера. А вот здесь… Да что там говорить, смотрите сами!
   И бросается в штыковую. Резким, отточенным движением иллюзиониста он срывает целлофан со «Всего Адоба», и широко распахивает книгу. Так папа Карло показывал Буратино его первую Азбуку. Директор обольстительно шелестит страницами под самым носом у Покупателя. Создаваемый этим шелестением бриз врывается прямо в мозг клиента мощным ароматом глянцевой бумаги и дорогой полноцветной полиграфии. Это запах роскоши.
 
   Директор(яростно шепчет): С картинками! Вот, вот и вот! Видите?! И сразу все яснее ясного, понимаете? Это книга для профессиональной работы, понимаете?! Вы хотите работать профессионально?!
   Покупатель(как во сне): Да…
   Директор: Ну и берите тогда. Что тут думать – за пицот рублей весь Адобе!
   Он вспоминает про свой самый козырный туз:
   Директор: Да еще и Пейдж Мейкер! И всего-то пицот… Это не то что даром, это даже можно сказать мне в убыток. Просто вижу: хорошему же человеку отдаю.
   Покупатель почти уже сдался. Он сломлен, хотя и сам того еще не знает. И тут Директор наносит роковой удар:
 
   Директор: Хорошо! Я вам скидку дам. Семь процентов. И в пакетик положу.
   Покупатель, однако, молчит. Пятихатник, ребята… Короче, клиент еще колеблется. Наступило время тонкой психологической игры. Следует коронный выход:
 
   Директор(вздыхая): Ну тогда берите ту, что я вам показывал. Вон ту, тоненькую. Пятьдесят семь рублей.
   Покупатель(безучастно): А она хорошая?
   Директор(убирая книги на полки): Хорошая, хорошая…Только на газете напечатана… И Пейдж Мейкера в ней, конечно же, тоже нет.
   Это нокаут, клиента можно уносить. Покупатель уже не мыслит себя вне среды Пейдж Мейкера. Он как-то постепенно и исподволь свыкся с мыслью, что таинственный Пейдж Мейкер теперь ему дороже родной матери.
 
   Покупатель(шапку оземь хрясь!): А-а-а! Ладно, пропадай все пропадом! Давайте этот ваш «Весь Adobe»!
   Директор(с сомнением): Вы уверены? Это вообще-то для профессиональной работы книга. Для продвинутых… В ней даже Пейдж Мейкер есть.
   Покупатель(с достоинством): Я знаю! Давайте.
   Директор: И все-таки, пицот рублей… Подумайте.
   Покупатель: Но вы же говорили, что скидку мне дадите!
   Директор: Дам, конечно. И пакетик. Я все помню.
   Покупатель(борзеет): А два пакетика дадите?
   Директор(твердо): Нет. У нас их и так мало.
   Покупатель: Заворачивайте в один.
   Наступает кульминация, торжественный момент товарно-денежных сношений. Покупатель, бережно прижимая «Весь Adobe», уходит. В голове его теснятся самые разнообразные мысли: от эйфорического «Супер! Оторвал такую книжку занедорого!» до вполне здравого «А на хера мне, собственно, этот Адобе?». Директор, поплевывая, нежно пересчитывает купюры. Внезапно Покупатель возвращается.
 
   Покупатель: Молодой человек!
   Директор(внутренне напрягаясь): Да?
   Покупатель: Я вот хотел спросить… А Пейдж Мейкер это вообще для чего?
   Директор: Для профессиональной работы!
 
   Занавес.
 
   Иногда я думал: вот дай ему дохлую, лежалую крысу, он и ее продаст. Может не сразу, но продаст! Бетховен мерчиндайзинга, Моцарт директ-сейлза. В общем, гений.
   Еще буквально пару слов про стиль работы Директора. Когда ему вдруг случайно попадался более-менее компетентный покупатель, и начинал задавать конкретные вопросы по теме, то наш Вождь с обезоруживающей улыбкой сознавался:
   – Да у меня вообще компьютера нет!
   Билл Гейтс, братья Мавроди и доктор Хаммер – просто щенки-несмышленыши и мелкие аферисты рядом с ним, поверьте!
   Зомбирует, значит, Директор мохнолапчатого гуманоида на «Секреты Windows 98». Победа близка. Еще немножко и реализует ему эту толстенную, действительно очень хорошую, но вряд ли для того мужичка сильно полезную энцикцлопопию. А мне, что характерно, еще этак победоносно улыбается: учись, мол, практикант с людьми работать! Наполеон при Аустерлице в пятом часу пополудни, небось, и то не выглядел более довольным.
   Ну я подхожу поближе, и с ходу ему хе-е-ерак под штангу:
   – Я уже говорил тебе сегодня, милый, что люблю тебя?
   Это я в шутку, понимаете? Не милый он мне никакой, и не люблю я его вовсе. То есть люблю, разумеется, но только по-христиански, а совсем не в плотском смысле. Это такой сугубо внутренний юмор, не понятный постороннему.
   Хотя… Зря я, конечно, при клиенте. Жестковато. Признаю.
   Но и Директор тоже хорош. Как понес что-то такое вприсядку – только шапочку держи! И «сладкий мой», и «я тебя тоже люблю», и даже совсем уже нечто на грани фола: «я сегодня, между прочим, в кружевном боди, мур-мур»! (Только представь себе, дорогой друг: директор «Прессбука» в боди… Да от одной такой фантазии стошнить может!).
   А гуманоид послушал все это, послушал… И вдруг, с шумом захлопнув книгу, в ужасе бежал прочь. На бегу он размахивал руками и истошно вопил на весь «Савеловский»:
   – Гомос-с-секи!!!
   Так, сука, переживал, будто за ним и вправду скачут лиловые негры в развевающихся пеньюарах и с огромным двуручным dildo наперевес.
   С минуту мы стояли и смотрели ему вслед в крайнем недоумении. Директор первым догадался, в чем дело, недаром все-таки именно он директор. Подбрасывая на руке так и непроданную книгу, он как-то очень по-доброму сказал мне:
   – Ну ты и баран!
   Так мы пострадали уже экономически, вполне реально и ощутимо. Особенно я, потому что Директор в сердцах лишил меня призовой шаурмы, на которую время от времени по необъяснимым причинам расщедривался. Питаясь сухарями и плавлеными сырками, я многое переосмыслил.
   Возвращаясь к третьяковским делам, стоит с сожалением признать, что дурной пример в очередной раз оказался заразительным. Вскоре уже вся смена направо и налево расточала шуточки самого что ни на есть похабного сорта. Свежая новация мгновенно и без остатка растворилась в массах. Почтенные отцы семейств и подмосковные самцы вроде Вована Крыканова отмачивали такие перформансы, что даже я невольно краснел!
   Апофеозом явилась эротическая фантазия того же Вована на тему якобы существующих нежностей между Мишей Чубченко и ЧП. Он даже уморительно показывал в лицах что там у них к чему. А когда, поддавшийся всеобщему веселью Иван Иваныч, сымитировал неестественное сношение с наклонившимся за упавшей ложкой Рогаткиным, стало ясно: дальше дорога ведет только вниз. Курантовская публика с таким пугающим энтузиазмом восприняла эту нашу сугубо специфичную манеру шутить, что я только диву давался какая тут оказывается благодатная почва для всякого порока. Так два придурка могут совершенно морально разложить вполне до того здоровый коллектив.
   А еще мы с Кулагиным придумали себе такое развлечение. Развлечение называлось «поохотиться на Крыкса» и оно заключалось в следующем: мы внезапно с двух сторон подходили к стоящему на посту Крыканову, и просто засыпали его с головой всякой дикой белибердой.
   Побалую-ка я вас еще одной радиопостановкой (она коротенькая, не ссыте).
 
   Место действия: «Пятая» зона, Шишкинский зал.
   Действующие лица: Крыканов, Кулагин, Я.
 
   Я: Привет, Вован!
   Кулагин: Привет, Вован!
   Крыкс(радостно): Привет, парни!
   Я: Как сам?
   Кулагин: Не дрищешь?
   Крыкс(недоуменно): А? Чего?!
   Я(озабочено): Дрищешь, значит?
   Кулагин: Ой-йёй-йёй! Какая неприятность…
   Я: Ну так и поделом тебе!
   Кулагин: Так относиться к себе… Наплевательски!
   Я: И к имиджу!
   Крыкс: Да к какому имиджу?!
   Кулагин: К своему, к чьему ж еще, Вован!
   Крыкс: А что у меня с имиджем?
   Кулагин: Как известно, имидж – ничто. Однако так ли это?
   Я: Это ложь. Боже мой, какая ложь!
   Кулагин: Это империалисты придумали. Черчилль в восемнадцатом году.
   Я: Вот ты опять, гляжу, в белом…
   Кулагин: И обтягивающем…
   Я: А как же станцевать?
   Кулагин: На вечерине?
   Я: Из цветного пластилина.
   Кулагин: Будут же пятна…
   Я: Прям на жопе… На жопе, Вован!
   Кулагин: Непорядок и срамота!
   Крыкс: Да вы чего?!
   Я: Но есть выход, Вован. Ты спасен!
   Кулагин: Прокладки Либресс!
   Я: С крыльями…
   Кулагин: Как у орла!
   Я: Размах – ебануца! Вов, не поверишь – три метра!
   И в таком примерно ключе минут пять-шесть без остановки.
   Вован, искренне радостный при нашем появлении, улыбался все более натянуто, пытался что-то отвечать, но силы, конечно, были неравные. Не хочу хвастать, но на пару с Кулагиным мы убрали бы не то, что Вована, но и любого записного острослова с телевидения. Кто там у вас имеется? Бачинский-Стилавин? Не смешите. Трахтен… кто? Ах, Трахтенберг? Трахтенберг пошел бы и повесился на первом суку – вот что я вам скажу. Подросла свежая поросль, говорите? Молодые и злые волчата, говорите? Это, типа «Комеди клаба», что ли? Бу-га-го! И трусишков бы не осталось.
   Быстро доведя бедного Крыкса до белого каления, мы довольные убегали. Странно, но лично я полагал, что все это не более чем дружеские подколочки. Сейчас, вспоминая те дружеские подколочки, мне не то чтобы стыдно… Мне скорее неловко.
   Крыкс же тем временем все больше и больше напрягался в загривке. Понимаете, ему не очень нравилось, что на него, как на мамонта каждый день охотятся. Он даже жаловался Тюте, бишь Паше Короткевичу на ту невыносимую атмосферу, которую мы с Кулагиным ему создали.
   Кстати, до моего появления свирепый любер Крыкс всю жизнь был просто Володей Крыкановым, Пашу никогда не называли ни «Тютей», ни «Святым Пафнутием – покровителем подводников», Леху Егорова, прошедшего суровую армейскую школу – «Прощай Молодостью», а Илюшу Кропачева – «Илюхой-Кропачухой».
   А Крыкс-то, при всем при том, был парень совсем не промах, доложу я вам. Не какой-нибудь там Гендос-Горбунос безответный.
   Однажды он опоздал в Третьяковку на два с половиной часа. Для ЧП же такие случаи были как… Даже не знаю, как что. Ну вроде нежданного подарка. Почему? Все просто. Потому что у него появлялась чудесная возможность проявить себя во всей своей сияющей административной красе.
   Наехал тогда Упорный на Крыкса сурово, по всем пунктам программы. Устроил ему настоящий полевой трибунал. Еще и Чубченку мобилизовал на экзекуцию. Это, значит, чтобы передать молодежи свой бесценный опыт руководителя, поднатаскать будущего начальничка в настоящем деле.
   И как понес… Нечто совершенно дикое. Нет, правда, сам себя превзошел: «трудовая дисциплина!», «возмутительный случай!», «а вот на фронте я тебя, Крыканов расстрелял бы по законам военного времени!», и всякое такое бла-бла-бла.
   Вован слушал этот бред, слушал… И наконец задумчиво молвил:
   – Эдуард Константинович, если обратиться к первопричине моего проступка, то станет очевидно, что я не так уж и виноват.
   – Это почему же ты не виноват? – саркастически осведомился ЧП. – Объясни нам, будь добр! Мы слушаем.
   Крыкс вздохнул и объяснил:
   – Все дело в том, что сегодня утром я решил послушать заглавную композицию с альбома «Убийственные баллады» австралийского певца Ника Кейва и группы «Негодные зерна».
   – Зачем, Крыканов? – прошептал ЧП.
   – Для настроя, понимаете? Я собирался прослушать только одну песню… И сам не заметил, как прослушал весь альбом целиком.
   – Он над нами издевается, Эдуард Константинович! – прозрел Чубченка.
   ЧП с энтузиазмом накалякал челобитную на Высочайшее имя. Он настоятельно требовал срочного перевода сотрудника Крыканова на объект «Люберецкий ликероводочный завод». В качестве причины указывалось разлагающее и тлетворное влияние, которое оказывает упомянутый Крыкановым на коллектив. Мол, Сергей Рогаткин уж на что благонадежный сотрудничек, а и тот стал вдруг задумываться о смысле жизни. Ранее ни в чем таком Сергей Рогаткин замечен не был, теперь же начал высказывать всякие неоднозначные вольнодумности. Недавно, например, от него слышали словосочетания «охрана труда» и «это не соответствует КЗОТ».
   И сторожить бы Крыксу эту ликеро-помойку до морковкиного заговенья, но тут Упорный очень вовремя додумался проверить «подфонарное». В связи с изменившейся политической обстановкой докладная хода не получила.
   Ситуация с загнанным Крыксом взорвалась наподобие камчатского гейзера – вроде бы внезапно, но вместе с тем вполне предсказуемо. Однажды утром мы, как обычно на него поохотились, а в обед он крайне взволнованный уже рыскал по Галерее в наших поисках. Случилось же вот что.
   Вован числился первым курантовским модником, являясь самым настоящим casual задолго до того, как смысл этого слова стал понятен даже девочкам с Рублевки (девочки тогда предпочитали что-нибудь попугайское, на букву V, а их покровители еще не до конца избавились от привычки носить малиновые пиджаки). У Вована была самая модная стрижка (кажется, даже мелирование), самый модный пиджак Merc с Юнион-Джеком на подкладке, ботиночки Rockport, клетчатые носки Burlington, и даже куртка Burberry цвета беж. Как он умудрялся поднимать такое шмотье, находясь на ставке рядового сотрудника – это просто хер его знает! Ведь стоимость того же Барбариса равнялась примерно трем его месячным зарплатам.
   Причем я предостерег бы думать о Крыксе, как о пригламуренном мажорике. Собственно, это видно даже по маркам, которым он отдавал предпочтение. «Быть можно дельным человеком, и думать о красе ногтей». Крыкс, невзирая на Burberry, Merc, и все остальное, был (и есть, слава Богу) человек, без сомнения, дельный.
   Я не зря тут про куртку толкую, не просто так. Она является серьезной деталью в рассказе. Собственно, не она как таковая, а события с ней связанные.
   В один прекрасный день я… Короче, в ожидании обеда я прогуливался по иконным залам. Туда-сюда, туда-сюда… В «иконах» ведь все по-особому: и свет другой, и потолки низкие, и микроклимат специальный, и вообще атмосфера совсем другая, ни на что больше в Третьяковке не похожая. Кому-то она нравилась, а меня скорее утомляла. Причем по причинам не сложным и прозаическим. В «иконах» потолок – всего-то метра четыре (что не так уж и высоко, если принимать во внимание пропорции залов), полутьма и тишина. Походишь по ним час, и начинаешь чувствовать себя престранно. Как именно затрудняюсь сказать, но определенно престранно.
   Лично я предпочитал служить на втором этаже, в залах второй половины XIX века, а пуще всего во Врубеле. Вот там потолок так потолок – пятиэтажка влезет. И самое яркое освещение в Галерее, и простор, и воздух, и пространство, и гигантская «Принцесса Греза» в веселеньких, несмотря на тоскливую драматичность сюжета, розово-голубых тонах.
   Но в целом отечественная живопись производила на меня, как ни жаль в этом признаваться, удручающее впечатление. Что ни картина, то бичевание каких-то человеческих пороков и язв общества, демонстрация гражданской позиции, и зеркало русской революции. Все эти «Тройки», «Неравные браки», «Боярыни Морозовы», и прочие «Сельские крестные ходы»… Тоска.
   Итак, брожу я, брожу по «иконам». Вдруг смотрю, на дальнем рубеже появляется Крыканов и направляется прямиком ко мне. И, знаете, вот как-то сразу мне не понравилась его напряженная походка. Кроме того, у Вована было странное выражение лица, а само лицо – обычно румяное и свежее, – пугало землистым оттенком кожи. Вскоре я понял, по какой причине. Он этак приобнял меня за плечи (а Вован – парень весьма крупный) и тихим, срывающимся на хрип голосом спросил:
   – Это ты мою куртку узлами завязал?!
   Небо свидетель я не имел к этому кощунству ровным счетом никакого касательства. Но, представив предмет вовановой гордости в виде маленького, бесформенного кулька, просто не смог совладать с собой и гаденько хихикнул. Естественно, Вован мою реакцию расценил как косвенное признание, и натурально позеленел. Я, перепугавшись, тут же поспешил все отрицать, но было уже поздно: Крыкс оставался непреклонен в своем заблуждении. Хорошо еще, что он не закопал меня там же, в иконах. Но слова его были как сталь холодны.
   – Значит так, слушай сюда, – сказал Вован, скрипнув зубами. – Или все эти смехуёчки немедленно прекращаются, или будем круто ссориться!
   Я в те времена скорее согласился бы поссориться с собственным папой, нежели с Крыксом, а потому совершенно расстроился. На обеде я уже без особого удивления узнал от Кулагина, что Крыкс навестил и его тоже. Более того, Крыкс с ним вел себя куда как активнее, и даже делал всякие смелые предложения пойти прогуляться на воздух, спеть дуэтом «Карамболину-Карамболетту».
   Общим голосованием мы признали, что очутилсь в глупом положении. Игриво и по-доброму (в нашем, конечно, понимании) посмеиваться над Вованом – это одно. Но собачиться с ним вдрызг – уже совсем другая история..
   Кстати, добросердечный старина Кулагин был опечален гораздо более моего. И совсем не потому, что Крыкс именно ему предлагал немедленное ристалище и побоище. Случись это самое ристалище в реальном времени, Крыкс скорее всего был бы порван на маленькие бесформенные тряпочки (Кулагин тоже не на помойке себя нашел, и КМС по боксу просто так никому не дают). Печалился старина просто по причине общей мягкости характера. Добрый он человек.
   А вот я совсем даже наоборот. Я не то что не грустил, я был до глубины души возмущен крыкановским демаршем, так как совершенно не видел здесь никакого предмета для обсуждения и ломания копий. Подумаешь, какая цаца! Ишь, не поохоться даже на него!
   Кулагин еще пытался меня урезонивать:
   – Пойми, что естественно для нас с тобой, то не всегда по душе окружающим. И особенно вот эта твоя дурацкая манера постоянных подтруниваний!
   Но я был молод, горяч, и наотрез отказывался вникать во внутренний мир Крыкса.
   – Нам счастье досталось не с миру по нитке! – бессвязно орал я в бешенстве. – Если чертов Крыкс не понимает ни хрена веселого юмора, придется решительно вычеркивать его из списков! Решительно! Самым беспощадным образом!
   – Но Фил, умоляю тебя, будь поосторожней с Крыксом! У него, понимаешь ли, второй дан по тэкван-до и он весьма опасен в гневе. Не хочу тебя пугать, но случись что – Крыкс просто размажет тебя.
   Я сглотнул. У Крыкса оказывается второй дан? Фигасе… За что же мне такое наказание?
   – И зачем ты только прозвал его Крыксом? – сокрушался старина. – Он раньше был Бешеным Псом, и совсем не обижался.
   – А сейчас он что, обижается? – осторожно спросил я.
   Кулагин только фыркнул:
   – П-ф-ф! А как ты думаешь?
   – Ну… никак.
   – А ты подумай! Одно дело быть Бешеным Псом, Мистером Брауном, мариачи-десперадос… И, совсем другое – каким-то там Братцем Крыксом. В Люберцах это не котируется, Фил.
   Сама же история с подлой шуткой неизвестного завершилась просто. Сергей Львович, который в тот роковой обеденный перерыв более пятнадцати минут наблюдал за манипуляциями с курткой, подошел к Вовану и, не закладывая преступника (теперь уже можно сказать, что это был Горобец), все же восстановил наше совместное с Кулагиным доброе имя.
   Вроде бы все прояснилось, но с тех пор дурная слава стала бежать впереди нас. Что бы ни случалось в «Куранте» особо гадкого и циничного, подозрение моментально падало или на меня, или на старину. Приведу характерный пример такой предубежденности.
   Работал у нас некий Курочкин Виктор Карлович. Начитанный, религиозный инженер благостного вида, постоянно толковавший о душе и возможных последствиях. Однажды кто-то из многочисленных курантовских недоумков приволок такую, знаете ли, фальшивую резиновую какашку из магазинчика смешных ужасов. Какашка была чудо как хороша! Визуально она представляла собой совершенно натуральный бублик говна во всех подробностях. Это удивительное сходство явилось настоящим кладом для всеразличных веселых шуток и розыгрышей.