Когда клубок черно-белой шерсти на пассажирском сиденье вновь превращается в собаку и поднимает голову, оценивая новую ситуацию, мальчик озабоченно говорит:
– Нам пора двигаться.
В одном аспекте близость тех, кто его ищет, особого значения не имеет. Вероятность того, что на него могут напасть в ближайшие минуты, ничуть не уменьшилась бы, окажись он за тысячу миль от этой стоянки. Мать часто говорила ему: если ты умен, хитер и смел, то сможешь спрятаться у всех на виду с той же легкостью, как в хорошо замаскированном схроне. Ни местоположение, ни расстояние не имеют решающего значения для выживания: важно только время. Чем дольше он будет оставаться на свободе и неузнанным, тем меньше шансов на то, что его поймают.
Но при этом осознание того, что охотники совсем рядом, тревожит. Их близость заставляет его нервничать, а нервничая, он становится не таким умным, не таким хитрым, не таким храбрым, а потому они смогут найти его, узнать, будь он у всех на виду или в пещере на глубине тысячи футов от поверхности земли.
Очень осторожно он открывает дверцу внедорожника и ступает на платформу прицепа.
Прислушивается. К сожалению, он не охотник, а потому не знает, к чему именно надо прислушиваться. Далекий гул доносится от автозаправки. Едва слышно звучит музыка, само собой, кантри, песнь сирены Дикого Запада несется над укрытой ночью пустыней, обещая неземное блаженство.
Платформа чуть шире «Эксплорера», и зазор, конечно же, слишком узок для того, чтобы собака могла благополучно спрыгнуть с сиденья водителя, на которое она уже перебралась. Если она спрыгнула с крыши над крыльцом дома Хэммондов, то, безусловно, ей по силам спрыгнуть на асфальт, благо расстояние между вертикальными стойками прицепа это позволяет. Не такой уж это и подвиг, даже по собачьим меркам, но вот уверенности новому другу мальчика определенно не хватает. Оставаясь на насесте-сиденье, собака смотрит налево, направо, жалобно повизгивает, словно чувствует, что в одиночку не справится, умоляюще смотрит на своего хозяина.
Мальчик снимает собаку с сиденья «Эксплорера», точно так же, как раньше поднимал ее в кабину. Его качает, но он удерживается на ногах и ставит собаку на металл платформы.
Затем мальчик осторожно закрывает дверцу внедорожника, а собака отправляется к заднему борту платформы. Останавливается там, поджидая хозяина.
Вскинув голову, навострив уши, принюхиваясь. Пушистый хвост, обычно гордо вскинутый, опущен.
Хотя и одомашненная, собака в какой-то степени все равно остается охотником, и, как и у мальчика, у нее есть инстинкт выживания. А потому тревогу собаки следует воспринимать со всей серьезностью. Вероятно, она уловила угрожающий, а может, просто подозрительный запах.
В этот момент ни один грузовик не заезжает на стоянку, не покидает ее. Не видно и водителей.
Хотя неподалеку, как минимум двести метров, стоянка безлюдна, словно любой кратер на поверхности Луны.
С запада, из пустыни, дует легкий ветерок, теплый, но не горячий, неся с собой слабый запах песка и аромат растущих там кактусов.
Мальчик вспоминает о доме, который, скорее всего, ему уже больше не увидеть. Ностальгия охватывает его, быстро перекидывая мостик к воспоминаниям об ужасной гибели всей семьи, его вновь качает: поток горя, вливающийся в сердце, буквально валит с ног.
Позже. Слезы позже. Прежде всего выживание. Он слышит, как мамина душа убеждает его взять себя в руки и оставить до лучших времен оплакивание близких.
Собака не хочет покидать прицеп с внедорожниками, словно опасность надвигается со всех сторон. Хвост опускается еще ниже, обвивается вокруг задней правой лапы.
Мотель и ресторан находятся на востоке, невидимые, скрытые рядами грузовиков. Определить их местонахождение можно лишь по отсвету красной неоновой вывески. Мальчик направляется к ним.
Собака стала не только единственным другом мальчика, между ними установилась телепатическая связь. Отбросив страхи, она семенит рядом с хозяином.
– Хорошая собачка, – шепчет мальчик.
Они проходят мимо восьми грузовиков и находятся позади заднего борта девятого, когда собака вдруг тихонько рычит, и мальчик мгновенно останавливается. Даже если бы он не почувствовал тревогу собаки, то в свете ближайшего фонаря прекрасно видно, что шерсть у нее встала дыбом.
Собака вглядывается в масленую тьму под большим грузовиком. Вместо того чтобы вновь зарычать, она смотрит на мальчика и тихонько скулит.
Доверяя мудрости своего собрата по несчастью, мальчик опускается на корточки, одной рукой опирается о задний бампер, вглядывается в темноту. Видит только параллельные колеса и коридор между ними.
Внезапно глаз улавливает движение, не под грузовиком, а рядом с ним. Ковбойские сапоги, заправленные в них синие джинсы. Кто-то идет вдоль трейлера, приближаясь к заднему борту, у которого сидит мальчик.
Скорее всего, это обычный дальнобойщик, понятия не имеющий об охоте на мальчика, которая, не привлекая внимания, ведется сейчас по всему Западу. Наверное, возвращается из ресторана, плотно пообедав, с полным термосом кофе, чтобы продолжить путь.
За первой парой сапог появляется вторая. Двое мужчин, не один. Оба молчат, оба идут уверенно, знают куда.
Может, обычные водители. Может – нет.
Юный беглец ложится на асфальт и заползает под трейлер, собака не отстает. Прижавшись друг к другу, оба наблюдают за проходящими мимо сапогами, и сердце мальчика учащенно бьется, уже не от страха, а от возбуждения: схожие ситуации имеют место во всех приключенческих романах, которые он так любит читать.
Да, конечно, сейчас ощущения совсем не те, какие получаешь, перелистывая страницы книг. Юным героям этих историй, от «Острова сокровищ» до «Янтарной подзорной трубы», не вспарывали живот, их не обезглавливали, не отрывали руки и ноги, не приносили в жертву, а с ним обойдутся именно так, он это знает, вот ему и трудно смотреть в будущее с уверенностью, присущей персонажам этих книг. Так что к возбуждению подмешивается нервозность, какой не испытывал даже Гекльберри Финн, а ведь тому тоже пришлось натерпеться страха. Но он тем не менее мальчик, и программа, заложенная в него природой, способствует выбросу в кровь адреналина при событиях, призванных проверить его отвагу, выдержку, ум.
Двое мужчин подходят к заднему борту трейлера, останавливаются, должно быть, оглядывают стоянку, может, никак не могут вспомнить, где оставили свой грузовик. Они молчат, словно прислушиваются к звукам, которые только охотники могут уловить и истолковать.
Несмотря на затраченные усилия, несмотря на жаркую ночь, собака дышит совершенно бесшумно. Неподвижно лежит под боком хозяина.
Хорошая собачка.
Ветер не только несет из пустыни запахи, напоминающие мальчику о доме, он также подметает стоянку, поднимает облачка пыли, тащит с собой высохшие травинки и бумажки. Одна из таких бумажек лениво скользит по асфальту, пока не цепляется за носок одного из сапог. Огни на стоянке яркие, и с расстояния нескольких футов мальчик видит, что это ценная бумажка: пятидолларовая купюра.
Если незнакомец наклонится, чтобы поднять деньги, он может заглянуть под грузовик… нет, даже если он опустится на колено, вместо того чтобы наклониться, его голова будет значительно выше днища трейлера. Он не сможет разглядеть контуры мальчика и собаки, спрятавшихся в глубокой тени между колес.
Подрожав у носка сапога, пятидолларовая купюра освобождается… и ныряет под задний борт.
В темноте мальчик теряет ее из виду. Он не отрываясь смотрит на ковбойские сапоги.
Конечно, хотя бы один из мужчин попытается достать из-под грузовика пять баксов.
В большинстве детских книг, да и во взрослых тоже, приключения всегда сопряжены с поисками сокровищ. Этот шарик вращается на золотой оси. Именно так и сказал одноногий, с попугаем на плече пират в одном из романов.
Однако никого из ковбоев смятая пятерка не заинтересовала. По-прежнему молча они идут дальше, прочь от грузовика.
Вероятность, что ни один из них не заметил купюру, ничтожно мала. Проявив полное безразличие к пяти долларам, они выдали себя: они лихорадочно ищут что-то гораздо более ценное и не могут позволить себе отвлекаться по пустякам.
Мужчины шагают на запад, в ту сторону, где остался прицеп с внедорожниками.
Мальчик и его спутник ползут вперед, дальше под трейлер, к кабине, потом выбираются из укрытия на открытое пространство между двумя грузовиками, где им на глаза и попались ковбойские сапоги.
Очевидно выхватив маленькое сокровище из зубов ветра, собака держит в пасти пятидолларовую купюру.
– Хорошая собачка.
Мальчик берет пятерку, складывает, прячет в карман джинсов.
Денег у них в обрез, и они не могут надеяться, что ветер принесет им новые, как только старые закончатся. Но на какое-то время они избавлены от угрызений совести, вызванных необходимостью совершить еще одну кражу.
Может, собаки не способны испытывать угрызения совести. Никогда раньше собаки у мальчика не было. Он знает о них только из фильмов, книг да по нескольким случайным встречам.
Вот этот пес, который шумно дышит, поскольку теперь шумное дыхание ничем им не грозит, точно заслуживает добрых слов. Настоящий разбойник, любитель приключений, живущий по простым законам джунглей.
Став братьями, они изменят друг друга. Собака может понять, что над ней, как и над ее хозяином, постоянно висит дамоклов меч смерти, и это будет грустно. Но мальчик знает, что на их отчаянном и, возможно, долгом пути к свободе ему нельзя многое брать от диких животных, прежде всего непродуманную и поспешную ответную реакцию на действия врагов.
Собака бесстыдно справляет малую нужду прямо на асфальте.
Мальчик обещает себе, что никогда не откажется от привычки пользоваться туалетом, как бы ни побуждал его к этому пример нового друга.
Пора двигаться.
Двое молчаливых мужчин, направившиеся к прицепу с внедорожниками, возможно, не единственные, кто ищет его в ночи.
Лавируя между грузовиками, стараясь не задерживаться на коридорах движения, с собакой, ни на секунду не теряющей бдительности, мальчик выбирает кружной маршрут, петляет, как в лабиринте, медленно, но верно приближаясь к красному неону.
Движение придает ему уверенности, а уверенность необходима, чтобы успешно спрятаться. Кроме того, это движение снимает волнение, а спокойствие – важный элемент маскировки. Мудрость матери и здесь помогает ему.
Полезно и находиться среди людей. Толпа отвлекает врага… пусть немного, но иногда и этого достаточно… играет роль ширмы, за которой, при удаче, может укрыться беглец.
К стоянке для грузовиков примыкает стоянка для легковых автомобилей. Здесь мальчика заметить куда проще, чем среди мастодонтов дорог.
Он шагает быстрее и решительнее, к щиту, обещающему «полный набор услуг», которые предлагаются в комплексе построек, расположенных дальше от автострады по сравнению с заправочной станцией и ремонтными мастерскими.
За широкими окнами ресторана путешественники с аппетитом расправляются с содержимым своих тарелок. Мальчику хватает одного взгляда, чтобы вспомнить, как много времени минуло с той поры, когда он, сидя в «Эксплорере», съел холодный чизбургер.
И собака повизгивает от голода.
Из теплой ночи они входят в приятную прохладу ресторана, наполненную аппетитными ароматами, мальчик вдруг ощущает, что голоден как волк, и широко улыбается в предвкушении трапезы.
Но не улыбка, а собака привлекает внимание женщины в униформе, стоящей за стойкой с надписью «ХОЗЯЙКА». Она миниатюрная, красивая, говорит, комично растягивая слова, но сурова, как надзиратель концлагеря, когда, выйдя из-за стойки, обращается к мальчику, загораживая ему дорогу:
– Дорогой мой, я признаю, что у нас не пятизвездочный ресторан, но мы все равно не пускаем босоногих клоунов и прочих четвероногих, какими бы они ни были милашками.
Мальчик в кроссовках и не клоун, поэтому не сразу понимает, что говорит она о собаке. Войдя в ресторан с собакой, он привлек к себе внимание, которое ему совершенно ни к чему.
– Извините, мэм, – признает он свою ошибку.
Возвращается к входной двери вместе с собакой, чувствуя на себе взгляды людей. Улыбающейся официантки. Кассирши, которая поглядывает на него поверх кассового аппарата и очков. Клиента, оплачивающего чек.
Никто из них не смотрит на него подозрительно, среди них, похоже, нет безжалостных охотников, идущих по его следу.
Выйдя из ресторана, он приказывает собаке сесть. Она послушно садится чуть в стороне от дверей. Мальчик наклоняется к ней, гладит, чешет за ушами, говорит: «Жди здесь. Я вернусь. С едой».
Над ними нависает мужчина… высокий, с окладистой черной бородой, в зеленой бейсболке с желтой надписью «ВОДИТЕЛЬ МАШИНЫ» над козырьком… не тот человек, который расплачивался с кассиром, другой, только идущий в ресторан.
– Отличная у тебя собака, – говорит водитель машины, и собака начинает вилять хвостом. – Как зовут?
– Кертис Хэммонд, – без запинки отвечает мальчик, воспользовавшись именем и фамилией хозяина одежды, которая сейчас надета на нем, и тут же задается вопросом: а мудрое ли это решение?
Кертис Хэммонд и его родители погибли менее двадцати четырех часов тому назад. К настоящему моменту полиция Колорадо уже поняла, что фермерский дом сгорел в результате поджога, а медицинские эксперты, если успели провести вскрытия, установили, что все три жертвы умерли насильственной смертью, возможно, после пыток, до того, как загорелся дом. И имена убитых наверняка попали в теле– и радиовыпуски новостей.
Но бородатому водителю, если он тот, за кого себя выдает, а не один из охотников, ни имя, ни фамилия ничего не говорят.
– Кертис Хэммонд, – повторяет он. – Довольно странная кличка для собаки.
– О! Да. Вы про мою собаку. – Мальчику стыдно, потому что он вновь допустил явную ошибку, неправильно истолковал самый обычный вопрос. А насчет клички, так он об этом еще не думал, знал, что, когда они получше познакомятся, станут ближе друг к другу, кличка появится, не абы какая, а та, что в наибольшей степени подходит собаке. Но времени на более близкое знакомство нет, поэтому, почесывая шею собаки, он черпает вдохновение в фильме. – Это Желтый Бок[25].
Водитель усмехается:
– Ты дуришь мне голову, юный друг?
– Нет, сэр. С какой стати?
– Где же логика? Как можно назвать эту красавицу Желтый Бок, если от носа до кончика хвоста у нее нет ни одной желтой волосинки?
Стыдясь своего неумения вести самый что ни на есть простой разговор, мальчик пытается вывернуться:
– Видите ли, сэр, цвет не имеет к кличке никакого отношения. Нам нравится эта кличка, потому что лучшей собаки нет в целом мире. Тот же случай, что и с Желтым Боком в фильме.
– Не совсем, – не соглашается водитель. – Желтый Бок был кобелем. А эта очаровательно черно-белая леди немного сбивает с толку как кличкой, так и отсутствием присутствующего в ней цвета.
Мальчик вообще не думал о том, какого пола собака. Глупо, глупо, глупо.
Он вспоминает совет матери: если хочешь сойти за кого-то еще, ты должен держаться уверенно, прежде всего уверенно, потому что сомнения в себе могут выдать. Так что и последние слова водителя не должны сбить его с толку.
– Понимаете, мы не думали, мужского или женского рода кличка Желтый Бок, – объясняет он, все еще нервничая, но довольный тем, что может говорить быстро и связно, особенно если смотрит не на бородатого дальнобойщика, а на двери ресторана. – Любая собака может быть Желтым Боком.
– Вероятно, да. Пожалуй, я куплю себе кошечку и назову ее Бойскаутом.
Злобы в этом высоком, с большим животом мужчине не чувствуется, в поблескивающих синих глазах не читается подозрительности. Он похож на перекрасившегося Санта-Клауса.
Тем не менее мальчику хочется, чтобы водитель побыстрее ушел, но он не знает, как закруглить разговор.
– А где твои родители, сынок? – спрашивает мужчина.
– Я с отцом. – Мальчик встает. – Он в ресторане, покупает еду, чтобы мы поели в дороге. Собак здесь на порог не пускают, знаете ли.
Дальнобойщик, хмурясь, сравнивает активность у ремонтных мастерских с тишиной и безлюдьем стоянки для грузовиков.
– Тебе не стоит отходить отсюда, сынок. В мире живут всякие люди, и с некоторыми тебе незачем встречаться ночью на пустынной автостоянке.
– Конечно, я знаю о таких людях.
Собака поднимает голову, поглядывает из стороны в сторону, словно показывая, что и ей известно о том, что не все люди хорошие, хватает и плохих.
Улыбаясь, бородач наклоняется, чтобы погладить собаку.
– Полагаю, ты действительно Желтый Бок и отхватишь кусок мяса у любого, кто попытается причинить зло твоему хозяину.
– Она – настоящий защитник, – заверяет его мальчик.
– Главное, не уходи отсюда. – Водитель машины прикасается к козырьку бейсболки, так вежливые ковбои иногда прикасаются к полям стетсона, если выказывают уважение дамам или просто добропорядочным гражданам, и наконец проходит в ресторан.
Мальчик наблюдает через стеклянную дверь и окна, как хозяйка приветствует дальнобойщика и ведет его к столику. К счастью, садится он спиной к входу. Не снимая бейсболки, с головой погружается в изучение меню.
Мальчик поворачивается к собаке:
– Оставайся здесь, девочка. Я скоро вернусь.
Она мягко рычит, словно понимает.
На огромной автомобильной стоянке, где конусы грязно-желтого цвета перемежаются с коридорами темноты, не видно двух молчаливых мужчин, ни один из которых не нагнулся, чтобы подобрать пять долларов.
Рано или поздно они вернутся, чтобы прочесать ресторан, мотель или другие места, на которые укажет их охотничий инстинкт, даже если они все уже осмотрели. А если придут не те двое мужчин, то двое других. Или четверо. Или десять. Или легион.
Пора двигаться.
Глава 11
– Нам пора двигаться.
В одном аспекте близость тех, кто его ищет, особого значения не имеет. Вероятность того, что на него могут напасть в ближайшие минуты, ничуть не уменьшилась бы, окажись он за тысячу миль от этой стоянки. Мать часто говорила ему: если ты умен, хитер и смел, то сможешь спрятаться у всех на виду с той же легкостью, как в хорошо замаскированном схроне. Ни местоположение, ни расстояние не имеют решающего значения для выживания: важно только время. Чем дольше он будет оставаться на свободе и неузнанным, тем меньше шансов на то, что его поймают.
Но при этом осознание того, что охотники совсем рядом, тревожит. Их близость заставляет его нервничать, а нервничая, он становится не таким умным, не таким хитрым, не таким храбрым, а потому они смогут найти его, узнать, будь он у всех на виду или в пещере на глубине тысячи футов от поверхности земли.
Очень осторожно он открывает дверцу внедорожника и ступает на платформу прицепа.
Прислушивается. К сожалению, он не охотник, а потому не знает, к чему именно надо прислушиваться. Далекий гул доносится от автозаправки. Едва слышно звучит музыка, само собой, кантри, песнь сирены Дикого Запада несется над укрытой ночью пустыней, обещая неземное блаженство.
Платформа чуть шире «Эксплорера», и зазор, конечно же, слишком узок для того, чтобы собака могла благополучно спрыгнуть с сиденья водителя, на которое она уже перебралась. Если она спрыгнула с крыши над крыльцом дома Хэммондов, то, безусловно, ей по силам спрыгнуть на асфальт, благо расстояние между вертикальными стойками прицепа это позволяет. Не такой уж это и подвиг, даже по собачьим меркам, но вот уверенности новому другу мальчика определенно не хватает. Оставаясь на насесте-сиденье, собака смотрит налево, направо, жалобно повизгивает, словно чувствует, что в одиночку не справится, умоляюще смотрит на своего хозяина.
Мальчик снимает собаку с сиденья «Эксплорера», точно так же, как раньше поднимал ее в кабину. Его качает, но он удерживается на ногах и ставит собаку на металл платформы.
Затем мальчик осторожно закрывает дверцу внедорожника, а собака отправляется к заднему борту платформы. Останавливается там, поджидая хозяина.
Вскинув голову, навострив уши, принюхиваясь. Пушистый хвост, обычно гордо вскинутый, опущен.
Хотя и одомашненная, собака в какой-то степени все равно остается охотником, и, как и у мальчика, у нее есть инстинкт выживания. А потому тревогу собаки следует воспринимать со всей серьезностью. Вероятно, она уловила угрожающий, а может, просто подозрительный запах.
В этот момент ни один грузовик не заезжает на стоянку, не покидает ее. Не видно и водителей.
Хотя неподалеку, как минимум двести метров, стоянка безлюдна, словно любой кратер на поверхности Луны.
С запада, из пустыни, дует легкий ветерок, теплый, но не горячий, неся с собой слабый запах песка и аромат растущих там кактусов.
Мальчик вспоминает о доме, который, скорее всего, ему уже больше не увидеть. Ностальгия охватывает его, быстро перекидывая мостик к воспоминаниям об ужасной гибели всей семьи, его вновь качает: поток горя, вливающийся в сердце, буквально валит с ног.
Позже. Слезы позже. Прежде всего выживание. Он слышит, как мамина душа убеждает его взять себя в руки и оставить до лучших времен оплакивание близких.
Собака не хочет покидать прицеп с внедорожниками, словно опасность надвигается со всех сторон. Хвост опускается еще ниже, обвивается вокруг задней правой лапы.
Мотель и ресторан находятся на востоке, невидимые, скрытые рядами грузовиков. Определить их местонахождение можно лишь по отсвету красной неоновой вывески. Мальчик направляется к ним.
Собака стала не только единственным другом мальчика, между ними установилась телепатическая связь. Отбросив страхи, она семенит рядом с хозяином.
– Хорошая собачка, – шепчет мальчик.
Они проходят мимо восьми грузовиков и находятся позади заднего борта девятого, когда собака вдруг тихонько рычит, и мальчик мгновенно останавливается. Даже если бы он не почувствовал тревогу собаки, то в свете ближайшего фонаря прекрасно видно, что шерсть у нее встала дыбом.
Собака вглядывается в масленую тьму под большим грузовиком. Вместо того чтобы вновь зарычать, она смотрит на мальчика и тихонько скулит.
Доверяя мудрости своего собрата по несчастью, мальчик опускается на корточки, одной рукой опирается о задний бампер, вглядывается в темноту. Видит только параллельные колеса и коридор между ними.
Внезапно глаз улавливает движение, не под грузовиком, а рядом с ним. Ковбойские сапоги, заправленные в них синие джинсы. Кто-то идет вдоль трейлера, приближаясь к заднему борту, у которого сидит мальчик.
Скорее всего, это обычный дальнобойщик, понятия не имеющий об охоте на мальчика, которая, не привлекая внимания, ведется сейчас по всему Западу. Наверное, возвращается из ресторана, плотно пообедав, с полным термосом кофе, чтобы продолжить путь.
За первой парой сапог появляется вторая. Двое мужчин, не один. Оба молчат, оба идут уверенно, знают куда.
Может, обычные водители. Может – нет.
Юный беглец ложится на асфальт и заползает под трейлер, собака не отстает. Прижавшись друг к другу, оба наблюдают за проходящими мимо сапогами, и сердце мальчика учащенно бьется, уже не от страха, а от возбуждения: схожие ситуации имеют место во всех приключенческих романах, которые он так любит читать.
Да, конечно, сейчас ощущения совсем не те, какие получаешь, перелистывая страницы книг. Юным героям этих историй, от «Острова сокровищ» до «Янтарной подзорной трубы», не вспарывали живот, их не обезглавливали, не отрывали руки и ноги, не приносили в жертву, а с ним обойдутся именно так, он это знает, вот ему и трудно смотреть в будущее с уверенностью, присущей персонажам этих книг. Так что к возбуждению подмешивается нервозность, какой не испытывал даже Гекльберри Финн, а ведь тому тоже пришлось натерпеться страха. Но он тем не менее мальчик, и программа, заложенная в него природой, способствует выбросу в кровь адреналина при событиях, призванных проверить его отвагу, выдержку, ум.
Двое мужчин подходят к заднему борту трейлера, останавливаются, должно быть, оглядывают стоянку, может, никак не могут вспомнить, где оставили свой грузовик. Они молчат, словно прислушиваются к звукам, которые только охотники могут уловить и истолковать.
Несмотря на затраченные усилия, несмотря на жаркую ночь, собака дышит совершенно бесшумно. Неподвижно лежит под боком хозяина.
Хорошая собачка.
Ветер не только несет из пустыни запахи, напоминающие мальчику о доме, он также подметает стоянку, поднимает облачка пыли, тащит с собой высохшие травинки и бумажки. Одна из таких бумажек лениво скользит по асфальту, пока не цепляется за носок одного из сапог. Огни на стоянке яркие, и с расстояния нескольких футов мальчик видит, что это ценная бумажка: пятидолларовая купюра.
Если незнакомец наклонится, чтобы поднять деньги, он может заглянуть под грузовик… нет, даже если он опустится на колено, вместо того чтобы наклониться, его голова будет значительно выше днища трейлера. Он не сможет разглядеть контуры мальчика и собаки, спрятавшихся в глубокой тени между колес.
Подрожав у носка сапога, пятидолларовая купюра освобождается… и ныряет под задний борт.
В темноте мальчик теряет ее из виду. Он не отрываясь смотрит на ковбойские сапоги.
Конечно, хотя бы один из мужчин попытается достать из-под грузовика пять баксов.
В большинстве детских книг, да и во взрослых тоже, приключения всегда сопряжены с поисками сокровищ. Этот шарик вращается на золотой оси. Именно так и сказал одноногий, с попугаем на плече пират в одном из романов.
Однако никого из ковбоев смятая пятерка не заинтересовала. По-прежнему молча они идут дальше, прочь от грузовика.
Вероятность, что ни один из них не заметил купюру, ничтожно мала. Проявив полное безразличие к пяти долларам, они выдали себя: они лихорадочно ищут что-то гораздо более ценное и не могут позволить себе отвлекаться по пустякам.
Мужчины шагают на запад, в ту сторону, где остался прицеп с внедорожниками.
Мальчик и его спутник ползут вперед, дальше под трейлер, к кабине, потом выбираются из укрытия на открытое пространство между двумя грузовиками, где им на глаза и попались ковбойские сапоги.
Очевидно выхватив маленькое сокровище из зубов ветра, собака держит в пасти пятидолларовую купюру.
– Хорошая собачка.
Мальчик берет пятерку, складывает, прячет в карман джинсов.
Денег у них в обрез, и они не могут надеяться, что ветер принесет им новые, как только старые закончатся. Но на какое-то время они избавлены от угрызений совести, вызванных необходимостью совершить еще одну кражу.
Может, собаки не способны испытывать угрызения совести. Никогда раньше собаки у мальчика не было. Он знает о них только из фильмов, книг да по нескольким случайным встречам.
Вот этот пес, который шумно дышит, поскольку теперь шумное дыхание ничем им не грозит, точно заслуживает добрых слов. Настоящий разбойник, любитель приключений, живущий по простым законам джунглей.
Став братьями, они изменят друг друга. Собака может понять, что над ней, как и над ее хозяином, постоянно висит дамоклов меч смерти, и это будет грустно. Но мальчик знает, что на их отчаянном и, возможно, долгом пути к свободе ему нельзя многое брать от диких животных, прежде всего непродуманную и поспешную ответную реакцию на действия врагов.
Собака бесстыдно справляет малую нужду прямо на асфальте.
Мальчик обещает себе, что никогда не откажется от привычки пользоваться туалетом, как бы ни побуждал его к этому пример нового друга.
Пора двигаться.
Двое молчаливых мужчин, направившиеся к прицепу с внедорожниками, возможно, не единственные, кто ищет его в ночи.
Лавируя между грузовиками, стараясь не задерживаться на коридорах движения, с собакой, ни на секунду не теряющей бдительности, мальчик выбирает кружной маршрут, петляет, как в лабиринте, медленно, но верно приближаясь к красному неону.
Движение придает ему уверенности, а уверенность необходима, чтобы успешно спрятаться. Кроме того, это движение снимает волнение, а спокойствие – важный элемент маскировки. Мудрость матери и здесь помогает ему.
Полезно и находиться среди людей. Толпа отвлекает врага… пусть немного, но иногда и этого достаточно… играет роль ширмы, за которой, при удаче, может укрыться беглец.
К стоянке для грузовиков примыкает стоянка для легковых автомобилей. Здесь мальчика заметить куда проще, чем среди мастодонтов дорог.
Он шагает быстрее и решительнее, к щиту, обещающему «полный набор услуг», которые предлагаются в комплексе построек, расположенных дальше от автострады по сравнению с заправочной станцией и ремонтными мастерскими.
За широкими окнами ресторана путешественники с аппетитом расправляются с содержимым своих тарелок. Мальчику хватает одного взгляда, чтобы вспомнить, как много времени минуло с той поры, когда он, сидя в «Эксплорере», съел холодный чизбургер.
И собака повизгивает от голода.
Из теплой ночи они входят в приятную прохладу ресторана, наполненную аппетитными ароматами, мальчик вдруг ощущает, что голоден как волк, и широко улыбается в предвкушении трапезы.
Но не улыбка, а собака привлекает внимание женщины в униформе, стоящей за стойкой с надписью «ХОЗЯЙКА». Она миниатюрная, красивая, говорит, комично растягивая слова, но сурова, как надзиратель концлагеря, когда, выйдя из-за стойки, обращается к мальчику, загораживая ему дорогу:
– Дорогой мой, я признаю, что у нас не пятизвездочный ресторан, но мы все равно не пускаем босоногих клоунов и прочих четвероногих, какими бы они ни были милашками.
Мальчик в кроссовках и не клоун, поэтому не сразу понимает, что говорит она о собаке. Войдя в ресторан с собакой, он привлек к себе внимание, которое ему совершенно ни к чему.
– Извините, мэм, – признает он свою ошибку.
Возвращается к входной двери вместе с собакой, чувствуя на себе взгляды людей. Улыбающейся официантки. Кассирши, которая поглядывает на него поверх кассового аппарата и очков. Клиента, оплачивающего чек.
Никто из них не смотрит на него подозрительно, среди них, похоже, нет безжалостных охотников, идущих по его следу.
Выйдя из ресторана, он приказывает собаке сесть. Она послушно садится чуть в стороне от дверей. Мальчик наклоняется к ней, гладит, чешет за ушами, говорит: «Жди здесь. Я вернусь. С едой».
Над ними нависает мужчина… высокий, с окладистой черной бородой, в зеленой бейсболке с желтой надписью «ВОДИТЕЛЬ МАШИНЫ» над козырьком… не тот человек, который расплачивался с кассиром, другой, только идущий в ресторан.
– Отличная у тебя собака, – говорит водитель машины, и собака начинает вилять хвостом. – Как зовут?
– Кертис Хэммонд, – без запинки отвечает мальчик, воспользовавшись именем и фамилией хозяина одежды, которая сейчас надета на нем, и тут же задается вопросом: а мудрое ли это решение?
Кертис Хэммонд и его родители погибли менее двадцати четырех часов тому назад. К настоящему моменту полиция Колорадо уже поняла, что фермерский дом сгорел в результате поджога, а медицинские эксперты, если успели провести вскрытия, установили, что все три жертвы умерли насильственной смертью, возможно, после пыток, до того, как загорелся дом. И имена убитых наверняка попали в теле– и радиовыпуски новостей.
Но бородатому водителю, если он тот, за кого себя выдает, а не один из охотников, ни имя, ни фамилия ничего не говорят.
– Кертис Хэммонд, – повторяет он. – Довольно странная кличка для собаки.
– О! Да. Вы про мою собаку. – Мальчику стыдно, потому что он вновь допустил явную ошибку, неправильно истолковал самый обычный вопрос. А насчет клички, так он об этом еще не думал, знал, что, когда они получше познакомятся, станут ближе друг к другу, кличка появится, не абы какая, а та, что в наибольшей степени подходит собаке. Но времени на более близкое знакомство нет, поэтому, почесывая шею собаки, он черпает вдохновение в фильме. – Это Желтый Бок[25].
Водитель усмехается:
– Ты дуришь мне голову, юный друг?
– Нет, сэр. С какой стати?
– Где же логика? Как можно назвать эту красавицу Желтый Бок, если от носа до кончика хвоста у нее нет ни одной желтой волосинки?
Стыдясь своего неумения вести самый что ни на есть простой разговор, мальчик пытается вывернуться:
– Видите ли, сэр, цвет не имеет к кличке никакого отношения. Нам нравится эта кличка, потому что лучшей собаки нет в целом мире. Тот же случай, что и с Желтым Боком в фильме.
– Не совсем, – не соглашается водитель. – Желтый Бок был кобелем. А эта очаровательно черно-белая леди немного сбивает с толку как кличкой, так и отсутствием присутствующего в ней цвета.
Мальчик вообще не думал о том, какого пола собака. Глупо, глупо, глупо.
Он вспоминает совет матери: если хочешь сойти за кого-то еще, ты должен держаться уверенно, прежде всего уверенно, потому что сомнения в себе могут выдать. Так что и последние слова водителя не должны сбить его с толку.
– Понимаете, мы не думали, мужского или женского рода кличка Желтый Бок, – объясняет он, все еще нервничая, но довольный тем, что может говорить быстро и связно, особенно если смотрит не на бородатого дальнобойщика, а на двери ресторана. – Любая собака может быть Желтым Боком.
– Вероятно, да. Пожалуй, я куплю себе кошечку и назову ее Бойскаутом.
Злобы в этом высоком, с большим животом мужчине не чувствуется, в поблескивающих синих глазах не читается подозрительности. Он похож на перекрасившегося Санта-Клауса.
Тем не менее мальчику хочется, чтобы водитель побыстрее ушел, но он не знает, как закруглить разговор.
– А где твои родители, сынок? – спрашивает мужчина.
– Я с отцом. – Мальчик встает. – Он в ресторане, покупает еду, чтобы мы поели в дороге. Собак здесь на порог не пускают, знаете ли.
Дальнобойщик, хмурясь, сравнивает активность у ремонтных мастерских с тишиной и безлюдьем стоянки для грузовиков.
– Тебе не стоит отходить отсюда, сынок. В мире живут всякие люди, и с некоторыми тебе незачем встречаться ночью на пустынной автостоянке.
– Конечно, я знаю о таких людях.
Собака поднимает голову, поглядывает из стороны в сторону, словно показывая, что и ей известно о том, что не все люди хорошие, хватает и плохих.
Улыбаясь, бородач наклоняется, чтобы погладить собаку.
– Полагаю, ты действительно Желтый Бок и отхватишь кусок мяса у любого, кто попытается причинить зло твоему хозяину.
– Она – настоящий защитник, – заверяет его мальчик.
– Главное, не уходи отсюда. – Водитель машины прикасается к козырьку бейсболки, так вежливые ковбои иногда прикасаются к полям стетсона, если выказывают уважение дамам или просто добропорядочным гражданам, и наконец проходит в ресторан.
Мальчик наблюдает через стеклянную дверь и окна, как хозяйка приветствует дальнобойщика и ведет его к столику. К счастью, садится он спиной к входу. Не снимая бейсболки, с головой погружается в изучение меню.
Мальчик поворачивается к собаке:
– Оставайся здесь, девочка. Я скоро вернусь.
Она мягко рычит, словно понимает.
На огромной автомобильной стоянке, где конусы грязно-желтого цвета перемежаются с коридорами темноты, не видно двух молчаливых мужчин, ни один из которых не нагнулся, чтобы подобрать пять долларов.
Рано или поздно они вернутся, чтобы прочесать ресторан, мотель или другие места, на которые укажет их охотничий инстинкт, даже если они все уже осмотрели. А если придут не те двое мужчин, то двое других. Или четверо. Или десять. Или легион.
Пора двигаться.
Глава 11
Большие куски домашнего яблочного пирога. Простые белые тарелки, купленные в «Сирсе». Желтые пластиковые подставки из «Уол-Марта»[26]. Медовый свет трех простых, без ароматических добавок, свечей, приобретенных вместе с двадцатью двумя другими в экономичной упаковке в дисконтном магазине скобяных товаров…
Скромный столик на кухне Дженевы вернул Микки на землю, рассеял туман нереальности, оставшийся в голове после встречи с Синсемиллой. Действительно, Дженева, протирающая и так уже чистую десертную вилку кухонным полотенцем, отличалась от Синсемиллы, в одиночестве вальсирующей под луной, как освежающий ветерок – от арктического бурана.
И каким удобным для жизни стал бы этот мир, если бы образ жизни тети Джен превратился в норму.
– Кофе? – спросила Дженева.
– Да, пожалуйста.
– Горячий или ледяной?
– Горячий.
– Черный или чего-нибудь капнуть, дорогая?
– Бренди и молока, – ответила Микки, и тут же Лайлани, которая не пила кофе, уточнила: «Молока», – подтверждая свое право на контроль количества алкоголя, потребляемого Мичелиной Белсонг.
– Бренди, молоко и молоко, – кивнула тетя Джен, наливая кофе.
– Ладно, капельку «Амаретто», – смирилась Микки, но Лайлани стояла на своем: «Только молоко».
Обычно Микки вспыхивала от злости и становилась упрямой, как вол, если кто-то говорил ей, что не следует делать, чего ей хотелось, за исключением тех случаев, когда ее убеждали, что сделанный выбор не из лучших, что она может загубить свою жизнь, если не будет осторожнее, что у нее проблема с алкоголем, с отношением к жизни, с мотивацией, с мужчинами. В недавнем прошлом тихие слова Лайлани о том, что в кофе ей добавят только молока, послужили бы детонатором мощного взрыва, который разнес бы в клочья тишину и покой маленькой кухоньки Дженевы.
Но за последний год Микки отдала очень много часов ночному самоанализу, поскольку обстоятельства сложились так, что она более не могла не зажечь свет в некоторых комнатах своего сердца. Ранее она изо всех сил противилась этим визитам, может, потому, что боялась найти внутри себя дом, населенный всякой нечистью, от призраков до гоблинов, чудовищами, которые прятались за каждой дверью от подвала до чердака. Нескольких монстров она нашла, это точно, но куда больше ее обеспокоило другое: в особняке ее души обнаружилось множество пустых помещений, без мебели, пыльных и холодных. С детства ее средствами борьбы с жестокой жизнью были злость и упрямство. Она видела себя одиноким защитником замка, без устали патрулирующим стены, пребывающим в состоянии войны со всем миром. Но постоянная готовность к битве отпугивала друзей с той же легкостью, что и врагов, и мешала ей ощутить полноту жизни, заполнить хорошими воспоминаниями пустые комнаты, чтобы хоть как-то уравновесить плохие, от которых ломились другие помещения.
Вот для эмоционального выживания она в последнее время и предпринимала усилия, чтобы сдерживать ярость и не вытаскивать упрямство из ножен. И теперь она согласилась с Лайлани:
– Только с молоком, тетя Джен.
Но в этот вечер речь шла не о Микки Белсонг, не о ее желаниях и стремлении к самоуничтожению, не о том, сможет ли она выбраться из огня, в который сама и забралась. Главным действующим лицом этого вечера была Лайлани Клонк, хотя, когда они садились обедать, вопрос, возможно, так и не стоял, и Микки не могла вспомнить другого случая, когда чья-то судьба интересовала ее гораздо больше собственной.
Бренди она попросила автоматически, чтобы снять стресс, вызванный первым столкновением с Синсемиллой. За прошедшие годы алкоголь стал надежной составляющей ее арсенала наряду со злостью и упрямством, помогающими держать жизнь в узде.
– Эта женщина или сумасшедшая, или заторчала покруче шамана навахо после фунтовой дозы мескаля.
Лайлани подцепила вилкой кусочек пирога.
– И то и другое. Хотя и без мескаля. Я же тебе сказала, сегодня это кокаин и галлюциногенные грибы, действие которых усилено влиянием луны. Синсемилла очень чувствительна к полнолунию.
Микки есть не хотелось. Ее кусок пирога остался нетронутым.
– Ее действительно клали в психиатрическую клинику, не так ли?
– Я же тебе вчера говорила. Ей прострелили голову шестьюстами тысячами вольт…
– Ты говорила о пятидесяти или ста тысячах.
– Слушай, я не стояла там и не настраивала оборудование. Могу дать волю фантазии.
– И в какой клинике она лежала?
– Мы тогда жили в Сан-Франциско.
– Давно?
– Более двух лет тому назад. Мне было семь.
– А с кем ты жила, пока она находилась в клинике?
– С доктором Думом. Они вместе уже четыре с половиной года. Видишь, семьи бывают и у чокнутых. Короче, психиатры лечили старушку Синсемиллу электрошоком, не будем уточнять мощность разрядов, но ей это совершенно не помогло, а вот заряд безумия в ее голове вполне мог вывести из строя все трансформаторы в районе Залива. Отличный пирог, миссис Ди!
– Спасибо, дорогая. Это рецепт Марты Стюарт. Не то чтобы она дала мне его лично. Я записала рецепт во время ее телепередачи.
– Лайлани, неужели твоя мать всегда такая… какой я ее только что видела?
– Нет-нет, иногда с ней просто нет сладу.
– Это не смешно, Лайлани.
– Ты не права. Это безумно весело.
– Эта женщина опасна.
– Будем справедливы, – Лайлани отправила в рот очередной кусок пирога, – моя дорогая мамочка не всегда сходит с ума, как вот сегодня. Она приберегает это лакомство для особых вечеров: дней рождения, годовщин, нахождения Луны в седьмом доме, Юпитера и Марса в одном созвездии и так далее. Большую часть времени она обходится косяком, может, иной раз добавляет к нему «колеса». Случается, что она вообще ничего не принимает, но в такие дни пребывает в глубокой депрессии.
– Почему бы тебе не перестать набивать рот пирогом и не поговорить со мной? – в голосе Микки слышалась мольба.
– Я могу говорить и с полным ртом, пусть это невежливо. Я не рыгала весь вечер, поэтому ты не можешь сказать, что я уж совсем невоспитанная. А отказаться от пирога я просто не могу. Синсемилла не смогла бы испечь ничего подобного, даже если бы на кону стояла ее жизнь, хотя я сомневаюсь, чтобы кто-то поставил ее перед дилеммой: испечь вкусный пирог или умереть.
– А какие пироги печет твоя мать? – поинтересовалась Дженева.
– Однажды она испекла пирог с земляными червями, – ответила Лайлани. – Тогда она зациклилась на естественных продуктах, причем под эту категорию попадали и муравьи в шоколаде, и соленые пиявки, и белковый порошок из толченых насекомых. Пирог с червями увенчал все это безобразие. Я абсолютно уверена, что этого рецепта Марта Стюарт своим зрителям не предлагала.
Микки большими глотками допила кофе, словно забыла, что в нем нет ни бренди, ни «Амаретто», при этом ее организм совершенно не требовал кофеина. У нее тряслись руки. Когда она ставила чашку, последняя выбила дробь по блюдцу.
– Лайлани, ты не можешь продолжать с ней жить.
– С кем?
– С Синсемиллой. С кем же еще? Она психически ненормальная. Как говорят власти, когда отправляют человека в психиатрическую больницу помимо его воли… она представляет собой опасность для себя и других.
Скромный столик на кухне Дженевы вернул Микки на землю, рассеял туман нереальности, оставшийся в голове после встречи с Синсемиллой. Действительно, Дженева, протирающая и так уже чистую десертную вилку кухонным полотенцем, отличалась от Синсемиллы, в одиночестве вальсирующей под луной, как освежающий ветерок – от арктического бурана.
И каким удобным для жизни стал бы этот мир, если бы образ жизни тети Джен превратился в норму.
– Кофе? – спросила Дженева.
– Да, пожалуйста.
– Горячий или ледяной?
– Горячий.
– Черный или чего-нибудь капнуть, дорогая?
– Бренди и молока, – ответила Микки, и тут же Лайлани, которая не пила кофе, уточнила: «Молока», – подтверждая свое право на контроль количества алкоголя, потребляемого Мичелиной Белсонг.
– Бренди, молоко и молоко, – кивнула тетя Джен, наливая кофе.
– Ладно, капельку «Амаретто», – смирилась Микки, но Лайлани стояла на своем: «Только молоко».
Обычно Микки вспыхивала от злости и становилась упрямой, как вол, если кто-то говорил ей, что не следует делать, чего ей хотелось, за исключением тех случаев, когда ее убеждали, что сделанный выбор не из лучших, что она может загубить свою жизнь, если не будет осторожнее, что у нее проблема с алкоголем, с отношением к жизни, с мотивацией, с мужчинами. В недавнем прошлом тихие слова Лайлани о том, что в кофе ей добавят только молока, послужили бы детонатором мощного взрыва, который разнес бы в клочья тишину и покой маленькой кухоньки Дженевы.
Но за последний год Микки отдала очень много часов ночному самоанализу, поскольку обстоятельства сложились так, что она более не могла не зажечь свет в некоторых комнатах своего сердца. Ранее она изо всех сил противилась этим визитам, может, потому, что боялась найти внутри себя дом, населенный всякой нечистью, от призраков до гоблинов, чудовищами, которые прятались за каждой дверью от подвала до чердака. Нескольких монстров она нашла, это точно, но куда больше ее обеспокоило другое: в особняке ее души обнаружилось множество пустых помещений, без мебели, пыльных и холодных. С детства ее средствами борьбы с жестокой жизнью были злость и упрямство. Она видела себя одиноким защитником замка, без устали патрулирующим стены, пребывающим в состоянии войны со всем миром. Но постоянная готовность к битве отпугивала друзей с той же легкостью, что и врагов, и мешала ей ощутить полноту жизни, заполнить хорошими воспоминаниями пустые комнаты, чтобы хоть как-то уравновесить плохие, от которых ломились другие помещения.
Вот для эмоционального выживания она в последнее время и предпринимала усилия, чтобы сдерживать ярость и не вытаскивать упрямство из ножен. И теперь она согласилась с Лайлани:
– Только с молоком, тетя Джен.
Но в этот вечер речь шла не о Микки Белсонг, не о ее желаниях и стремлении к самоуничтожению, не о том, сможет ли она выбраться из огня, в который сама и забралась. Главным действующим лицом этого вечера была Лайлани Клонк, хотя, когда они садились обедать, вопрос, возможно, так и не стоял, и Микки не могла вспомнить другого случая, когда чья-то судьба интересовала ее гораздо больше собственной.
Бренди она попросила автоматически, чтобы снять стресс, вызванный первым столкновением с Синсемиллой. За прошедшие годы алкоголь стал надежной составляющей ее арсенала наряду со злостью и упрямством, помогающими держать жизнь в узде.
– Эта женщина или сумасшедшая, или заторчала покруче шамана навахо после фунтовой дозы мескаля.
Лайлани подцепила вилкой кусочек пирога.
– И то и другое. Хотя и без мескаля. Я же тебе сказала, сегодня это кокаин и галлюциногенные грибы, действие которых усилено влиянием луны. Синсемилла очень чувствительна к полнолунию.
Микки есть не хотелось. Ее кусок пирога остался нетронутым.
– Ее действительно клали в психиатрическую клинику, не так ли?
– Я же тебе вчера говорила. Ей прострелили голову шестьюстами тысячами вольт…
– Ты говорила о пятидесяти или ста тысячах.
– Слушай, я не стояла там и не настраивала оборудование. Могу дать волю фантазии.
– И в какой клинике она лежала?
– Мы тогда жили в Сан-Франциско.
– Давно?
– Более двух лет тому назад. Мне было семь.
– А с кем ты жила, пока она находилась в клинике?
– С доктором Думом. Они вместе уже четыре с половиной года. Видишь, семьи бывают и у чокнутых. Короче, психиатры лечили старушку Синсемиллу электрошоком, не будем уточнять мощность разрядов, но ей это совершенно не помогло, а вот заряд безумия в ее голове вполне мог вывести из строя все трансформаторы в районе Залива. Отличный пирог, миссис Ди!
– Спасибо, дорогая. Это рецепт Марты Стюарт. Не то чтобы она дала мне его лично. Я записала рецепт во время ее телепередачи.
– Лайлани, неужели твоя мать всегда такая… какой я ее только что видела?
– Нет-нет, иногда с ней просто нет сладу.
– Это не смешно, Лайлани.
– Ты не права. Это безумно весело.
– Эта женщина опасна.
– Будем справедливы, – Лайлани отправила в рот очередной кусок пирога, – моя дорогая мамочка не всегда сходит с ума, как вот сегодня. Она приберегает это лакомство для особых вечеров: дней рождения, годовщин, нахождения Луны в седьмом доме, Юпитера и Марса в одном созвездии и так далее. Большую часть времени она обходится косяком, может, иной раз добавляет к нему «колеса». Случается, что она вообще ничего не принимает, но в такие дни пребывает в глубокой депрессии.
– Почему бы тебе не перестать набивать рот пирогом и не поговорить со мной? – в голосе Микки слышалась мольба.
– Я могу говорить и с полным ртом, пусть это невежливо. Я не рыгала весь вечер, поэтому ты не можешь сказать, что я уж совсем невоспитанная. А отказаться от пирога я просто не могу. Синсемилла не смогла бы испечь ничего подобного, даже если бы на кону стояла ее жизнь, хотя я сомневаюсь, чтобы кто-то поставил ее перед дилеммой: испечь вкусный пирог или умереть.
– А какие пироги печет твоя мать? – поинтересовалась Дженева.
– Однажды она испекла пирог с земляными червями, – ответила Лайлани. – Тогда она зациклилась на естественных продуктах, причем под эту категорию попадали и муравьи в шоколаде, и соленые пиявки, и белковый порошок из толченых насекомых. Пирог с червями увенчал все это безобразие. Я абсолютно уверена, что этого рецепта Марта Стюарт своим зрителям не предлагала.
Микки большими глотками допила кофе, словно забыла, что в нем нет ни бренди, ни «Амаретто», при этом ее организм совершенно не требовал кофеина. У нее тряслись руки. Когда она ставила чашку, последняя выбила дробь по блюдцу.
– Лайлани, ты не можешь продолжать с ней жить.
– С кем?
– С Синсемиллой. С кем же еще? Она психически ненормальная. Как говорят власти, когда отправляют человека в психиатрическую больницу помимо его воли… она представляет собой опасность для себя и других.