Кунц Дин Рэй. Ледяное пламя

   - Доброхоты обычно так заняты собой, так самонадеянны, что от них больше вреда, чем пользы, - сказал Джим.
   - Я не из их числа, меня не волнует, что обо мне подумают. Я не нуждаюсь в чувстве морального превосходства. Просто хочу быть полезной.
   - В мире полным-полно доброхотов. - Джим и не думал уступать. - Если мне потребуется помощник, а он мне совсем ни к чему, с какой стати я должен отдавать предпочтение вам?
   Невозможный человек. Ей захотелось дать ему пощечину.
   Однако, продолжая мерить шагами кухню, Холли сказала:
   - Вчера, когда я забралась в самолет и вытащила мальчика, Норби, я.., удивилась самой себе. Никогда не думала, что способна на такое. И мне было очень страшно там, в салоне, но я его спасла и почувствовала, что чего-то стою.
   - Любите, когда вами восхищаются, когда все считают вас героиней, - сухо сказал Айренхарт.
   Холли покачала головой.
   - Не правда, дело вовсе не в этом. О том, что я вытащила Норби, не знает никто, кроме одного спасателя. Просто после того, как я это сделала, я выросла в собственных глазах.
   - Словом, у вас "идея фикс" - героизм, риск, вы просто свихнулись на этой почве.
   Сейчас Холли хотелось ударить его дважды. Прямо по лицу, чтобы глаза на лоб полезли. От этого ей сразу станет легче.
   Но она взяла себя в руки.
   - Хорошо, значит, по-вашему, я свихнулась на героизме.
   Он и не подумал извиняться.
   - Но это все-таки лучше, чем каждый день набивать нос кокаином.
   Он не ответил.
   Хотя Холли и старалась не выдавать своих чувств, ею овладело отчаяние.
   - Вчера, когда все закончилось и я отдала мальчика спасателю, знаете, что я почувствовала? Не восторг, не гордость от того, что мне удалось победить смерть, - все это, конечно, было, но словно отошло на второй план, больше всего я чувствовала ярость. Это удивило и даже испугало меня. Я злилась на весь мир: на глазах у мальчика погиб его дядя, он сам едва уцелел и, такой маленький, лежал под креслами среди крови и трупов. Разве сможет ребенок забыть эти ужасы! Он никогда не будет радоваться жизни, как другие дети его возраста. Хотелось кого-нибудь ударить, потребовать извинения за то, что случилось. Но судьба - не слизняк в дешевом костюме. Ее не схватишь за воротник, не заставишь просить прощения. Можно злиться сколько угодно, но ничего нельзя поделать.
   Холли не повышала голоса, но ее внутренняя напряженность росла с каждым словом. Она невольно ускорила шаг. Злость уступила место лихорадочному возбуждению, которое точнее всего говорило о том, что она на грани отчаяния.
   - Ничего нельзя поделать, если только вас не зовут Джим Айренхарт. Вы - единственный, кто способен бороться со смертью. Я знаю это. А после нашей встречи уже не могу жить так, как жила раньше. Благодаря вам я обрела надежду, о которой бессознательно мечтала долгие годы, вы открыли мне путь, о котором до вчерашнего дня я даже не подозревала. Теперь я чувствую в себе силы бороться с судьбой, плевать в лицо смерти. Черт возьми, не можете же вы захлопнуть дверь у меня перед носом и лишить всего этого!
   Он молча смотрел на нее.
   Поздравляю, Торн, презрительно сказала она себе. Ты просто образец выдержки и спокойствия, настоящий монумент самообладания.
   Он смотрел на Нее.
   Она сражалась изо всех сил и в ответ на ледяное молчание швыряла ему в лицо новые и новые потоки жарких слов. Но пыл иссяк, и все, что можно было сказать, она уже сказала.
   Силы внезапно покинули ее, и Холли, жалкая и несчастная, села. Положила локти на стол и, спрятав лицо в ладонях, подумала, что сейчас расплачется или закричит от боли, но лишь горестно вздохнула.
   - Пива хотите? - спросил он.
   - И вы еще спрашиваете!

* * *

   Косое пламя заходящего солнца пробивалось сквозь опущенные ставни, бросая медно-золотистые отсветы на потолок и столик в углу, за которым они расположились. Холли, утонув в кресле, разглядывала Джима, который сидел, наклонившись вперед, молча уставившись на полупустую бутылку пива.
   - Я уже говорил в самолете, что я не экстрасенс. Я не могу предсказывать события, когда хочу. И у меня не бывает видений. Мной управляют какие-то высшие силы.
   - А если точнее? Он пожал плечами:
   - Бог.
   - С вами говорит Бог?
   - Не говорит. Я не слышу вообще никакого голоса. Просто время от времени чувствую, что должен успеть в определенное место...
   Джим, как мог, попытался объяснить Холли свое появление у школы Мак-Элбери в Портленде и в других местах. Он также рассказал о том, как отец Гиэри нашел его на полу церкви и увидел на теле раны Христа.
   Рассказ Айренхарта напоминал странную мистическую смесь из еретических мыслей католика, замешанную на индейском знахарстве и приправленную для равновесия элементами трезвого полицейского протокола. Холли пришла в возбуждение, но не могла не высказать своих сомнений:
   - Сказать по правде, не вижу, при чем здесь Бог.
   - Я вижу, - тихо ответил Джим, давая понять, что для него это вопрос решенный и он не нуждается в ее одобрении.
   Его ответ не смутил Холли.
   - Иногда вы действуете чертовски жестко, даже жестоко. Например, с теми негодяями в пустыне, которые похитили Сузи и ее мать.
   - Они получили по заслугам, - равнодушно сказал Джим. - Есть люди, у которых такие черные души, что их не отмоешь и за пять жизней. Зло - реальность, оно идет по Земле. Порой дьявол сбивает с истинного пути тех, кто послабее, а то и просто посылает в мир психопатов, у которых нет генов жалости и сострадания.
   - Я не спорю, в подобной ситуации по-другому нельзя. У вас просто не было выбора. Я только хочу сказать: странно, что Бог дает своему посланнику дробовик.
   Джим отхлебнул пива.
   - Вы когда-нибудь читали Библию?
   - Конечно.
   - Там сказано: Бог стер с лица земли Содом и Гоморру, обрушив на них вулканы, землетрясения и огненные дожди. А вспомните Всемирный Потоп! Или тот случай, когда он утопил в волнах Красного моря все войско фараона. Не думаю, что он станет возражать против старого дробовика.
   - Я представляла себе Бога из Нового Завета. Наверное, вы о нем слышали - понимающего, сострадающего, милосердного.
   Он смерил ее ледяным взглядом. Его синие глаза могли быть такими нежными: заглянешь в них - и колени подкашиваются, но эти же глаза обольют холодом так, что дрожь пробежит по телу. Еще миг назад взгляд Джима дышал теплом, и вдруг перед ней стена из синего льда. Если у Холли и оставались сомнения, то его враждебность ясно говорила: дверь в его жизнь может в любой момент захлопнуться у нее перед носом.
   - Мне попадались негодяи, которых и животными-то не назовешь. Они этого не стоят. И если бы Бог всегда их прощал, я не хотел бы с ним иметь ничего общего.

* * *

   Холли мыла над раковиной грибы и резала помидоры, а Джим отделял белки от желтков, намереваясь приготовить пару малокалорийных омлетов.
   - Люди не всегда собираются умереть во дворе вашего дома. Часто, чтобы их спасти, вам приходится ехать через всю страну.
   - Один раз во Францию, - ответил он, подтверждая ее предположения, что его деятельность не ограничивается территорией Соединенных Штатов, - раз в Германию, дважды в Японию и один раз в Англию.
   - Почему эти высшие силы посылают вас так далеко?
   - Не знаю.
   - Вы когда-нибудь задумывались: что особенного в этих людях? Я хочу сказать, почему нужно спасать их, а не кого-то еще.
   - Я думал об этом. По телевизору постоянно передают сообщения о жертвах убийств и несчастных случаев здесь, в Южной Калифорнии, и я, как и вы, спрашиваю себя, почему он не велел мне спасти этих несчастных, а направил на другой конец страны, в Бостон? Может быть, дьявол хотел унести мальчика раньше положенного срока и Бог сделал так, чтобы я этому помешал.
   - Среди них очень много молодых.
   - Я заметил это.
   - Но не знаете почему?
   - Не имею ни малейшего понятия.

* * *

   Кухня наполнилась благоуханием жарящихся яиц, лука, грибов и зеленого перца. Джим решил приготовить омлет на одной большой сковородке, а потом поделить его пополам.
   Наблюдая за тем, как в тостере постепенно подрумяниваются ломтики пшеничного хлеба, Холли снова спросила:
   - Почему Бог захотел, чтобы там, в пустыне, вы спасли только Сузи и ее мать, а отец девочки так и погиб?
   - Не знаю.
   - Он же не был плохим человеком?
   - Похоже, что нет.
   - Тогда почему было не спасти их всех?
   Уверенность Джима в том, что он действует по поручению Всевышнего, и легкость, с которой он говорил о том, что Бог хочет смерти некоторых людей, неприятно подействовали на Холли.
   Но, с другой стороны, как еще можно относиться к странным вещам, которые с ним происходят? Какой смысл спорить с Богом?
   Холли вспомнила старую головоломку: Бог дал мне мужество изменить вещи, которые я не приемлю, мужество принять вещи, которые не могу изменить, и мудрость, чтобы увидеть разницу между ними. Что ни говори, а эта головоломка не лишена здравого смысла.
   Она вытащила из тостера два поджаренных хлебца и подложила ему пару ломтиков.
   - Если Бог хотел спасти Николаса О'Коннора, когда взлетела на воздух трансформаторная будка, почему он не сделал так, чтобы взрыва вообще не было?
   - Не знаю.
   - Разве не странно: Бог дает вам задания, вы мчитесь через всю страну и выхватываете мальчика всего за миг до того, как взрывается электрическая линия на семнадцать тысяч вольт? Ведь он мог просто.., ну я не знаю.., плюнуть на горящий кабель. Потратил бы немного божественной слюны ради такого случая. Или вместо того, чтобы посылать вас в Атланту с поручением уничтожить Нормана Ринка, можно было просто щелкнуть Ринку по мозгам - своевременный инсульт, и никаких проблем.
   Джим ловко перевернул сковороду и выложил омлет на тарелку.
   - Почему Бог создал мышей, которые досаждают людям, и кошек, которые охотятся за мышами? Зачем сотворил тлю, которая поедает растения, и божьих коровок, которые уничтожают тлю? Почему он не дал нам глаз на затылке, хотя сделал так, что нам их явно недостает?
   Холли намазала тонкий слой масла на первые два хлебца.
   - Вижу, куда вы клоните. Пути Господни неисповедимы.
   - Именно.

* * *

   Они уселись за стол и принялись за еду. Ели хрустящие хлебцы, омлет с помидорами и запивали пивом.
   За окном стемнело, и в кухню проникли багровые сумерки. Близилась ночь.
   - Нельзя сказать, что вы всегда действуете как марионетка.
   - Я и есть марионетка.
   - У вас есть возможность влиять на исход событий.
   - Абсолютно никакой.
   - Но Бог послал вас на двести сорок шестой рейс, чтобы спасти одних Дубровеков.
   - Да.
   - А вы взяли дело в свои руки и спасли не только Кристин и Кейси. Сколько человек должно было умереть?
   - Сто пятьдесят один.
   - А сколько погибло?
   - Сорок семь.
   - Видите, вы спасли на сто две жизни больше, чем он хотел.
   - Вместе с вашей - на сто три. Но все только потому, что он позволил и помог мне это сделать.
   - Вы хотите сказать, сначала Бог пожелал, чтобы вы спасли одних Дубровеков, а потом передумал?
   - Думаю, что да.
   - И что. Бог сам не знает, чего хочет?
   - Не знаю.
   - Бог иногда оказывается сбитым с толку?
   - Не знаю.
   - Что, у Бога семь пятниц на неделе?
   - Холли, я просто не знаю.
   - Вкусный омлет.
   - Спасибо.
   - Я все-таки никак не могу понять, зачем Богу менять свои решения. В конце концов, он непогрешим и, следовательно, не мог ошибиться в первый раз.
   - Я стараюсь не задавать себе подобных вопросов. Просто не думаю об этом.
   - Оно и видно.
   Его взгляд скользнул по лицу Холли, обжигая ее арктическим холодом. Потом Джим опустил голову. Он молча ел. Его вид ясно говорил, что он не собирается продолжать этот щекотливый разговор.
   Холли поняла: Джим ей по-прежнему не доверяет, и, с тех пор как он неохотно пригласил ее в дом, она не продвинулась ни на шаг. Он все еще не пришел к какому-нибудь выводу, и, возможно, ситуация поворачивается не в лучшую для нее сторону. Холли знала, как пробить брешь в его защите, но решила дождаться более подходящего момента.
   Джим закончил есть и взглянул Холли в лицо:
   - Ну что ж, я вас выслушал, накормил и теперь хочу, чтобы вы ушли.
   - Нет, не хотите. Он прищурился.
   - Мисс Торн...
   - Раньше вы меня называли Холли.
   - Мисс Тори, очень прошу, не заставляйте меня выкидывать вас отсюда.
   - Ведь вам самому не хочется, чтобы я ушла. - Холли старалась говорить как можно увереннее, но внутри у нее все трепетало. - Вы столько раз спасали людей и ни разу не назвали своей фамилии, не упомянули, где живете. Мне одной вы сказали, что приехали из Южной Калифорнии и что вас зовут Джим Айренхарт.
   - Я никогда не считал вас плохим репортером. Уж что-что, а информацию вы добывать умеете.
   - Моей заслуги в этом нет. Не будь на то вашей воли, даже гризли с ломом и университетским дипломом ничего бы от вас не добился. У вас еще пиво найдется?
   - Я же просил вас уйти.
   - Сидите-сидите, я знаю, где вы держите пиво.
   Холли поднялась с кресла, прошла к холодильнику и достала бутылку. Ее порядком покачивало, но третья бутылка - еще один предлог, хотя и не самый лучший, чтобы остаться и продолжить разговор. Прошлой ночью в баре аэропорта Дубьюк Холли тоже выпила три бутылки пива. Но в тот раз она была вся на нервах, точно сиамская кошка, нанюхавшаяся валерьянки, и организм, перенасыщенный адреналином, не реагировал на алкоголь. Несмотря на это Холли свалилась на кровать, как мертвецки пьяный лесоруб. Если она сейчас отключится, то наверняка проснется в своей машине и никогда больше не попадет в дом Айренхарта. Открыв бутылку, Холли вернулась к столу.
   - Вы хотели, чтобы я вас нашла, - сказала она, усаживаясь на прежнее место.
   Он окинул ее взглядом, в котором тепла было не больше, чем в мертвом замороженном пингвине.
   - Я хотел?
   - Вне всякого сомнения. Именно поэтому вы сказали, как вас зовут и где вас можно найти.
   Джим ничего не ответил.
   - А помните, что вы сказали мне в портлендском аэропорту на прощание?
   - Что-то не припоминаю.
   - В жизни не встречала более успешной попытки продолжить знакомство.
   Он молчал.
   Холли заставила его подождать, пока она не сделает глоток прямо из горлышка бутылки.
   - Перед тем как закрыть дверь и войти в здание аэровокзала, вы сказали: "А я вашей, мисс Торн".
   - Что-то не похоже на попытку познакомиться.
   - Это было так романтично.
   - "А я вашей, мисс Торн". А что вы мне перед этим сказали? "Удивляюсь вашей тупости, мистер Айренхарт"?
   - Ха-ха-ха, - медленно произнесла Холли. - Хотите все испортить? Давайте, давайте. Только у вас все равно ничего не выйдет. Я сказала, что восхищена вашей скромностью, а вы ответили: "А я вашей". У меня даже сердце забилось быстрее, когда я это вспомнила. О, вы отлично знали, что делали: сказали, как вас зовут, где живете, смотрели на меня этими дьявольскими глазами и строили из себя невинность, а потом: "А я вашей, мисс Торн" - и скрылись с видом Хэмфри Богарта.
   - Я думаю, вам больше не надо пить.
   - Думаете? Я собираюсь сидеть здесь целую ночь и пить одну бутылку за другой. Он вздохнул.
   - В таком случае мне тоже не мешает выпить.
   Он достал бутылку и снова сел напротив нее.
   Холли подумала, что все складывается не так уж плохо.
   Хотя очень может быть, что коварный Айренхарт просто сменил тактику и готовит ей какую-нибудь западню. Например, попытаться ее напоить. Такая задача не потребует от него больших усилий, а ей не так уж много надо, чтобы свалиться под стол.
   - Вы хотели, чтобы я вас нашла, - снова провозгласила она. Он не ответил.
   - И знаете, почему вы хотели, чтобы я вас нашла?
   Он ничего не сказал.
   - Вы хотели, чтобы я вас нашла потому, что мое общество вам приятно, а вы - самый одинокий и печальный мужчина от Калифорнии до Миссури.
   Джим промолчал. У него было просто потрясающее умение молчать. Можно сказать, что никто в мире не умеет так молчать в момент, когда от него больше всего ждут ответа.
   - Мне хочется вас отшлепать. Ответом ей было новое молчание. Уверенность, которую дало ей пиво, стала внезапно улетучиваться. Холли почувствовала, что снова проигрывает. Два предыдущих раунда остались за ней, но его проклятое молчание послало ее в нокдаун.
   - Почему у меня в голове крутятся эти проклятые метафоры из бокса? - спросила она Джима. - Я его терпеть не могу.
   Он отхлебнул пива и кивком указал на ее бутылку, которую она успела опустошить только на одну треть:
   - Вы уверены, что вам нужно ее допить?
   - Абсолютно.
   Хотя Холли чувствовала, что быстро хмелеет, у нее хватило трезвости понять, что пришло время для последнего решающего удара.
   - Если вы не расскажете мне об этом месте, я буду сидеть здесь до тех пор, пока не превращусь в грязную и толстую старуху алкоголичку. Хотите, чтобы я померла здесь в возрасте восьмидесяти лет" с печенью больше штата Вермонт?
   - Место? - Похоже, ее вопрос сбил его с толку. - О каком месте вы говорите?
   Вот он, решающий миг. Холли наклонилась вперед и сказала тихим, но отчетливым шепотом:
   - Ветряная мельница.
   Хотя Джим не свалился на пол и у него из глаз не посыпались искры, Холли увидела, что удар достиг цели.
   - Вы были на мельнице?
   - Нет. Она что, и в самом деле существует?
   - Если вы там не были, откуда вам о ней известно?
   - Видела во сне. Мне уже три ночи подряд снятся кошмары с мельницей.
   Джим изменился в лице.
   Они не зажигали света и сидели в потемках. На кухне горела только тусклая лампочка над раковиной, и пробивался неяркий свет настольной лампы из соседней комнаты. Но даже при таком слабом освещении Холли заметила, как он побледнел.
   Хотя необычайная яркость и достоверность кошмара, который продолжал преследовать Холли и после пробуждения в номере мотеля, убедили ее, что между ночными видениями и Айренхартом существует некая связь, вид потрясенного Джима, подтвердивший эти подозрения, принес Холли огромное облегчение.
   - Известняковые стены, - заговорила она. - Деревянный пол. Деревянная дверь, тяжелая, окованная железом. За ней - известняковые ступеньки. Желтая свеча на синем блюдце.
   - Я вижу этот сон уже несколько лет, - тихо сказал Джим. - Один или два раза в месяц. Не чаще. А сейчас он снится мне третью ночь подряд. Выходит, мы видим один и тот же сон?
   - Где настоящая мельница?
   - На ферме моего деда. К северу от Санта-Барбары. Это место называется долина Санта-Инес.
   - И там с вами случилось какое-нибудь несчастье?
   Он покачал головой.
   - Нет. Ничего подобного. Наоборот, я очень любил старую мельницу. Она была для меня чем-то вроде.., убежища.
   - Почему же вы так побледнели, когда я о ней сказала?
   - Разве?
   - Представьте кота-альбиноса, который гнался за мышью и вдруг налетел на добермана. Точь-в-точь.
   - Не знаю.., сны о мельнице всегда пугают...
   - Уж мне это известно. Но мельница была для вас хорошим местом, убежищем, как вы сказали. Почему она является в кошмарах?
   - Не знаю.
   - Опять двадцать пять.
   - Я в самом деле не знаю. Почему вам снится мельница, а вы там вообще никогда не были?
   Холли приложилась к бутылке с пивом, но не почувствовала особого просветления в голове.
   - Может быть, вы проецируете на меня ваш сон. Для того чтобы установить связь и позвать меня к себе.
   - Да зачем мне вас звать?
   - Спасибо. Вы очень любезны.
   - Как бы там ни было, я уже сказал и повторю еще раз: я не экстрасенс. У меня нет сверхъестественных способностей. Я всего-навсего орудие, инструмент в чьих-то руках.
   - Тогда - это те же высшие силы. Они посылают мне ваш сон потому, что хотят, чтобы мы встретились.
   Джим провел ладонью по лицу.
   - Оставим это до завтра. У меня голова идет кругом.
   - У меня тоже. Но еще полдевятого, и нам нужно о многом поговорить.
   - Прошлой ночью я спал не больше часа, - сказал Джим. Он в самом деле выглядел смертельно усталым. Бритье и душ немного освежили его, но круги под глазами еще больше потемнели, а к побледневшему лицу так и не вернулся обычный цвет.
   - Давайте вернемся к нашему разговору утром, - предложил Джим.
   - Как бы не так. Я приду утром, а вы меня и в дом не впустите.
   - Впущу.
   - Это вы сейчас так говорите.
   - Вы видите этот сон. Значит, тоже связаны со всем этим, нравится мне это или нет.
   Его голос снова приобрел ледяной оттенок, который ясно показывал, что слова "нравится мне это или нет" на самом деле означали "хотя мне это совсем не нравится".
   Несомненно, он привык жить в одиночестве. Виола Морено, которая относилась к нему, как к сыну, говорила, что, хотя ученики и коллеги любили Джима, глубокая неизбывная печаль отделяла его от других людей, а после ухода из школы он вообще перестал видеться с ней и друзьями по прежней работе. Да, Джим поражен, что они видят один и тот же сон, ее общество ему не неприятно, может быть, она ему даже нравится, но он так долго жил один, что не может смириться с ее вторжением.
   - Не пойдет. Я приду, а вас и след простыл.
   У него не осталось сил, чтобы сопротивляться.
   - Тогда оставайтесь ночевать.
   - У вас найдется свободная спальня?
   - Да. Но у меня нет лишней кровати. Можете лечь в гостиной. Там есть старый диван. Не думаю, что вам будет очень удобно.
   Прихватив недопитую бутылку, Холли прошла в гостиную и критически осмотрела продавленный коричневый диван.
   - Вполне.
   - Смотрите сами. - Джим старался выглядеть равнодушным, но она почувствовала, что он притворяется.
   - Как насчет лишней пижамы?
   - Боже правый!
   - Прошу прощения, но у меня с собой ее нет.
   - Моя вам слишком велика.
   - Ничего, так даже удобнее. И еще неплохо бы принять душ. А то я вся липкая от лосьона. Все-таки полдня на солнце.
   С видом человека, неожиданно обнаружившего на крыльце самого нежеланного из своих родственников, Джим показал ей, где находится ванная, и вручил пижаму с полотенцами.
   - Постарайтесь не шуметь, - предупредил он перед тем, как уйти. - Я ложусь через пять минут.

* * *

   Стоя в клубах пара и нежась под горячими струями воды, Холли радовалась, что хмель не улетучивается. Хотя прошлой ночью ей удалось отдохнуть лучше, чем Айренхарту, за последнюю неделю она ни разу не выкроила на сон положенные восемь часов и надеялась, что после трех бутылок пива будет спать как убитая.
   В то же время Холли беспокоил сумбур, царивший у нее в голове. Нужно привести мысли в порядок. Она в доме человека, о котором ей так мало известно и чья странность не оставляет никаких сомнений. Айренхарт - живая загадка за семью замками, и одному Богу известно, что творится в сердце, которое, похоже, перекачивает не кровь, а ужасные черные тайны. Впрочем, несмотря на холодность, Джим производит впечатление хорошего человека с добрыми намерениями. Трудно поверить, что от него может исходить угроза. С другой стороны, нередко встречаешь статьи, в которых кровавый маньяк, зверски умертвивший собственную семью, описывается соседями как "добрейшей души человек". Айренхарт называет себя Божьим посланником. Но кто знает, может быть, днем он рискует жизнью ради спасения незнакомых людей, а ночью при помощи дьявольских снадобий истязает беззащитных котят.
   Несмотря на подобные опасения, закончив вытираться широким махровым полотенцем, источающим особый запах чистоты, Холли снова отхлебнула из бутылки, так как решила, что риск быть зарезанной в собственной постели ничто по сравнению с прелестью долгожданного ночного отдыха.
   Она натянула пижаму, подвернув штанины и рукава.
   Держа в руке бутылку, в которой осталось еще на пару глотков, тихо открыла дверь ванной и вышла в холл второго этажа. В доме стояла жуткая тишина.
   Холли направилась к лестнице. Проходя мимо открытой двери хозяйской спальни, она заглянула внутрь. Одна из настенных ламп, расположенных по обе стороны кровати, отбрасывала на смятые простыни узкий клин желтого цвета. Джим лежал на спине, закинув руки за голову. Похоже, что он не спал.
   Холли заколебалась, потом шагнула в открытую дверь.
   - Спасибо, - сказала она полушепотом, потому что не была до конца уверена, что он не спит. - Мне гораздо лучше.
   - Хорошо.
   Она вошла в спальню и пошла навстречу синим глазам Джима, в которых отражался свет ламп. Он был без пижамы, и надвинутая выше пояса простыня не мешала Холли увидеть, какая у него широкая грудь и сильные мускулистые руки.
   - Я думала, вы уже спите.
   - Хотел бы, но ничего не могу с собой поделать.
   Взглянув на него сверху вниз, Холли сказала:
   - Виола Морено говорит, что у вас постоянная печаль на сердце.
   - Неплохо потрудились, а?
   Она выпила маленький глоток пива. В бутылке остался еще один. Присела на край кровати.
   - На ферме сейчас кто-нибудь живет?
   - Все мои умерли.
   - Простите.
   - Бабушка - пять лет назад, а дед - спустя - восемь месяцев, точно он не хотел жить без нее. Они прожили долгую хорошую жизнь, но мне их недостает.
   - У вас совсем никого не осталось?
   - Два двоюродных брата в Акроне.
   - Встречаетесь?
   - Лет двадцать как не виделись.
   Холли допила остатки пива и поставила пустую бутылку на ночной столик.
   Некоторое время оба молчали. И в этом молчании не чувствовалось никакой неловкости. Наоборот, от него становилось хорошо и спокойно на душе.
   Она поднялась и перешла на другую сторону кровати. Потянула край простыни и легла рядом с ним, положив голову на подушку. Он нисколько не удивился. Она тоже. Спустя некоторое время их руки соединились. Они лежали бок о бок, глядя в потолок.
   - Должно быть, это ужасно - потерять родителей, когда тебе всего десять лет.
   - Не То слово.