Кунц Дин Рэй. Ледяное пламя

   Веселая миссис Глинн склонилась над большим листом ватмана. Перед ней россыпью лежали цветные карандаши и фломастеры. Библиотекарша рисовала симпатичных мальчишек и девчонок, одетых астронавтами, моряками, акробатами и путешественниками. Поверх листа тянулась сделанная карандашом и еще не раскрашенная надпись: "Ребята и приключения, добро пожаловать в библиотеку. Посторонним вход воспрещен".
   - Замечательно, - искренне сказала Холли, указывая на красочный плакат. - Вы настоящая художница.
   - Все какая-то отдушина, а то постоянно тянет в бар. - Лицо женщины озарилось улыбкой, которая сразу сказала Холли, почему дети в восторге от Элоизы Глинн.
   - Мой жених столько о вас рассказывал. Прошло двадцать пять лет, вы, наверное, его не вспомните.
   Миссис Глинн с любопытством посмотрела на Джима.
   - Я - Джим Айренхарт, миссис Глинн, - не выдержал он.
   - Ну конечно же, конечно, помню! - Она быстро поднялась со своего места и обняла Джима. Затем, отстранившись, обернулась к Холли:
   - Значит, вы выходите замуж за нашего Джима? Я так за вас рада! С тех пор как я сюда пришла, много воды утекло и, хотя городок наш небольшой, не стану сочинять, что помню всех мальчишек, которые здесь побывали. Но Джима помню очень хорошо. Он был у нас особенный, не такой, как все.
   Холли снова выслушала историю об увлечении Джима фантастикой, о том, каким тихим он был, когда впервые приехал в город, и как совершенно ушел в себя после внезапной смерти бабушки.
   Холли сразу ухватилась за последнюю фразу.
   - Видите ли, миссис Глинн, Джим привез меня сюда, чтобы показать ферму. Возможно, мы решим остаться, по крайней мере на какое-то время...
   - Наш городок гораздо лучше, чем можно подумать, - убежденно сказала миссис Глинн. - Уверена, вам у нас понравится. Знаете что, давайте я вам выпишу читательские билеты! - Она села за стол и открыла ящик с чистыми бланками.
   Видя, что библиотекарша достала два билета и приготовилась писать, Холли осторожно сказала:
   - Понимаете, дело в том, что.., с этим местом связано столько тяжелых воспоминаний.., и прежде всего смерть Лены...
   - Когда она умерла, мне было всего десять, может, около одиннадцати, и я как бы заставил себя забыть о том, что случилось. Так вышло, что я совсем не помню подробностей ее смерти. Может быть, вы сумели бы - Холли подумала, что, пожалуй, недооценила способности Джима и из него еще может выйти вполне приличный репортер.
   - Ну, насчет подробностей я и сама мало что могу добавить. Думаю, одному Богу известно, что она делала ночью на старой мельнице. Твой дед говорил, Лена любила там отдыхать. Место тихое, прохладное, есть где повязать, подумать. В то время мельница еще не превратилась в такую развалину, как сегодня. Однако, конечно, странно, что она вздумала вязать в два часа ночи.
   Слова библиотекарши полностью подтверждали предположения Холли: ее сон действительно проекция воспоминаний Джима. Она поежилась и, почувствовав, как к горлу подкатывает тошнота, сглотнула слюну. Элоиза Глинн не знает, что на мельнице Лена была не одна.
   Там находился Джим.
   Холли обернулась и поразилась происшедшей в нем перемене: лицо Джима превратилось в безжизненную маску. Его даже нельзя было назвать бледным, оно стало серым, как небо на улице.
   Миссис Глинн попросила у Холли водительское удостоверение, чтобы заполнить карточку читателя, и та, сама не зная зачем, протянула ей права.
   - Я думаю, именно книги помогли тебе пережить самое трудное время, Джим. Ты читал их запоем. Глотал одну за другой, точно таблетки от головной боли. - Она вернула Холли права и читательский билет. - Джим был удивительным ребенком. Он полностью погружался в мир фантазий, и вымысел становился для него реальностью.
   Чистая правда, подумала Холли.
   - Когда он впервые приехал в наш город и я услышала, что Джим никогда не учился в настоящей школе, то подумала: "Бедный ребенок! Чему его могли научить родители, если они только и делали, что ездили по свету да выступали в ночных клубах..."
   Холли вспомнила галерею фотографий в Лагуна-Нигель: Майами, Атлантик-Сити, Нью-Йорк, Лондон, Чикаго, Лас-Вегас...
   - Но оказалось, дела гораздо лучше, чем я думала. Главное, они привили ему любовь к книгам, и потом это сослужило Джиму хорошую службу. - Библиотекарша повернулась к Джиму:
   - Наверное, ты не захотел расспрашивать деда, потому что побоялся его расстроить, но, мне кажется, он крепче, чем ты думаешь, и знает о смерти Лены больше других.
   - Что с вами, дорогая? - обратилась она к Холли.
   Холли сознавала, что похожа на статую с голубым читательским билетом в руке, которая, подобно фигурам заколдованных людей из сказки, дожидается, когда ее разбудят. Однако она продолжала неподвижно стоять и молчала.
   Джим выглядел не менее ошарашенным. Выходит, дед жив. Но где он?
   - Ничего. Все в порядке, - наконец вымолвила Холли. - Просто я только сейчас сообразила, что уже довольно поздно.
   Опять шорох, напоминающий звук радиопомех, и новая кошмарная сцена перед глазами: в луже крови на полу ее отрубленная голова и руки, обезображенное тело бьется и корчится в агонии. Ее рассекли на части, но она еще жива и дико кричит от боли...
   Холли откашлялась и, перехватив любопытный взгляд миссис Глинн, повторила:
   - Да, довольно поздно, а нам еще нужно к Генри. Мы с Джимом собирались заехать к нему пораньше, а сейчас уже десять часов. Это наша первая встреча, и я очень волнуюсь. - Она как будто не могла остановиться и болтала первое, что приходило в голову. - Мне так хочется поскорее его увидеть.
   Если только он действительно не умер четыре года назад, как рассказывал Джим. В таком случае она берет свои последние слова обратно. Впрочем, миссис Глинн не похожа на медиума, который небрежно предлагает вызвать дух умершего для светской беседы.
   - Генри - замечательный старик, - сказала библиотекарша. - Знаю, ему не хотелось уезжать с фермы, но с инсультом шутки плохи. Моя мать, упокой Господь ее душу, после инсульта не могла ни ходить, ни разговаривать, да еще ослепла на один глаз. И, что хуже всего, стала как бы не в себе, даже собственных детей путала. По крайней мере, у Генри с головой все в порядке, и я слышала, он там капитан команды инвалидов-колясочников.
   - Да, - сказал Джим деревянным голосом, - я слышал то же самое.
   - Хорошо, что ты поместил деда именно в "Светлый Приют", Джим. Чудесное место. А то знаешь, многие дома для престарелых - самые настоящие гадюшники.

* * *

   Из телефонного справочника они узнали, что "Светлый Приют" находится на окраине Солванга, и, покрутившись по узким улочкам, выехали из города.
   - Я помню, как у него случился инсульт, - нарушил молчание Джим. - Я приехал к нему в больницу, но он лежал в реанимации.., и мы так и не встретились... Я не видел его больше тринадцати лет.
   Пораженный взгляд Холли заставил Джима покраснеть до корней волос.
   - Ты тринадцать лет не приезжал к деду?
   - Я не мог, потому что...
   - Почему?
   Джим долго смотрел на дорогу, затем поморщился и ответил:
   - Не знаю. Была какая-то причина, но не могу вспомнить, какая именно. В любом случае я приехал к нему в больницу, куда Генри привезли после инсульта, и узнал о его смерти.
   - Ты в этом уверен?
   - Да.
   - Ты помнишь, что видел его мертвым на больничной койке?
   - Нет, - хмуро признался Джим.
   - Помнишь, как врач сказал тебе, что он умер?
   - Нет.
   - Помнишь, как занимался похоронами?
   - Нет.
   - Тогда почему ты так уверен в его смерти? Джим погрузился в грустные размышления. Холли вела машину, удивляясь, насколько окружающий пейзаж напоминает районы Кентукки. Дорога петляла между пологими холмами, усеянными маленькими домиками, а вдоль обочины тянулись белые изгороди для скота. Сухие бурые окрестности Нью-Свенборга сменились яркой зеленью, но небо потемнело еще сильнее, и на горизонте сгустились иссиня-черные тучи.
   Наконец Джим сказал:
   - Я попытался что-нибудь вспомнить, но не смог. Сплошной туман в голове...
   - Ты платишь за содержание Генри в "Светлом Приюте"?
   - Нет.
   - Ферма перешла к тебе по наследству?
   - О каком наследстве ты говоришь? Ведь он жив!
   - Тогда, может быть, опека?
   С языка почти сорвался еще один отрицательный ответ, но Джим внезапно вспомнил комнату в здании суда, свидетельство врача и речь адвоката деда, подтверждающего, что Генри Айренхарт, находясь в здравом уме и полной памяти, передает своему внуку право распоряжаться принадлежащей ему собственностью.
   - Боже мой, так оно и есть, - ответил Джим, потрясенный мыслью, что забыл события, случившиеся всего четыре года назад. Холли обогнала медленно ползущий грузовик и прибавила скорость. Джим путано поведал ей о том, что ему удалось вспомнить. - Как я мог? Как вышло, что я заново переписал прошлое, потому что правда меня не устраивала?
   - Самозащита? - повторила Холли произнесенные ранее слова. Она снова пошла на обгон. - Могу поспорить, у тебя в памяти сохранилась масса воспоминаний о работе в школе, об учениках и учителях...
   Холли не ошиблась. Стоило ему захотеть - и перед его мысленным взором проходили картины школьной жизни, такие четкие и живые, что казалось, он только вчера вышел из двери класса.
   - ..та жизнь не таила в себе угрозы, была спокойной, осмысленной. Единственное, что ты стараешься забыть, спрятать в самые дальние закоулки памяти, - это воспоминания о смерти родителей и бабушки, о годах, проведенных в Нью-Свенборге. По этой же причине ты не хочешь помнить что-либо связанное с Генри Айренхартом.
   Небо прижалось к земле.
   Из-за туч вынырнула стая черных птиц. Теперь их стало больше, чем он видел на кладбище. Они летели вслед за машиной, точно мрачный эскорт, сопровождающий их в Солванг.
   Джим вспомнил кошмарный сон, который ему привиделся перед поездкой в Портленд, где он спас Билли Дженкинса и встретил Холли: стая гигантских черных птиц кружилась над ним с пронзительным клекотом и неистовым хлопаньем крыльев, а он бежал, пытаясь спастись от кривых, острых, как скальпель, клювов.
   - Самое худшее впереди, - сказал он Холли.
   - Почему ты так решил?
   - Не знаю.
   - Хочешь сказать, что самое худшее нас ждет в "Светлом Приюте"?
   В холодных волнах хмурого неба, распластав огромные крылья, парили черные птицы.
   Сам не зная, что он имеет в виду, Джим ответил:
   - Приближается что-то очень страшное.

Глава 2

   "Светлый Приют" оказался большим одноэтажным зданием, расположенным на окраине Солванга. В архитектуре приюта не прослеживалось никаких следов датского влияния. Обычный типовой проект: бетонная кровля, оштукатуренные стены. Все просто, без излишеств, но в прекрасном состоянии. Живые изгороди и лужок тщательно подстрижены, на бетонных дорожках ни единой соринки.
   Место понравилось Холли с первого взгляда. Она живо представила, как поселится здесь, когда ей стукнет восемьдесят, станет целые дни просиживать перед телевизором и играть в шашки с другими старушенциями. Тихо, спокойно, никаких проблем. Разве что вспомнить утром, куда перед сном засунула вставную челюсть.
   Они вошли в просторный чистый коридор, покрытый желтым линолеумом. В отличие от множества других домов престарелых в воздухе не чувствовалось ни тяжелого запаха немытого тела, ни густого аромата аэрозоля, призванного его замаскировать. Они проходили мимо больших светлых комнат с видом на сад. Некоторые пациенты лежали в кроватях или сидели в креслах с отсутствующим видом, но это были тяжелобольные, для которых окружающий мир уже перестал существовать. Все остальные обитатели "Светлого Приюта" выглядели вполне счастливыми, и из глубины комнат то и дело доносился смех, который нечасто услышишь в подобных местах.
   По словам дежурной медсестры, Генри Айренхарт находился в доме престарелых более четырех лет.
   Они зашли в административный отдел и познакомились с местным администратором миссис Дэнфорт. Та оказалась полной, чуточку самодовольной женщиной, напомнившей Холли жену преуспевающего священника. Она не совсем поняла, зачем посетители хотят проверить то, что им и без того известно, но, покопавшись в своих записях, сообщила: ежемесячные счета за содержание Генри Айренхарта регулярно оплачиваются Джеймсом Айренхартом из Лагуна-Нигель.
   - Я рада, что вы наконец приехали. Надеюсь, вам у нас понравится, - сказала миссис Дэнфорт Джиму. В ее словах угадывался мягкий укор, и в то же время чувствовалось, что она не хочет обидеть невнимательного внука.
   Выйдя из кабинета миссис Дэнфорт, они остановились в вестибюле в стороне от инвалидных колясок и снующих по коридору сиделок.
   - Послушай, давай зайдем к нему в другой раз, - упрямо сказал Джим. - Не сегодня.
   У меня все внутри переворачивается, как подумаю, что он... Я боюсь его, Холли.
   - Почему?
   - Не знаю.
   Взгляд Джима выражал такое отчаяние и панический страх, что она не выдержала и опустила глаза.
   - Когда ты был маленький, он к тебе плохо относился?
   - Нет, не думаю. - Он напряг память, но безуспешно. - Не знаю.
   Боясь оставлять Джима одного, Холли предложила идти к деду вместе, но он настоял, чтобы она пошла первой.
   - Постарайся разузнать побольше. Чтобы, когда я приду, мы могли не задерживаться дольше чем нужно.., если беседа окажется не слишком приятной. Пожалуйста, подготовь его к встрече со мной, Холли.
   Поняв, что спорить с Джимом бесполезно, она неохотно согласилась. Однако не прошло и нескольких секунд, как Холли пожалела о своей уступчивости: если Джим снова потеряет контроль над собой, а ее не будет рядом, неизвестно, сумеет ли он устоять в схватке с Врагом.
   Палата Генри Айренхарта оказалась пустой, но дружелюбная сиделка провела Холли в комнату отдыха, где за столом шла азартная игра в карты, а в другом углу смотрели телевизор.
   Генри играл в покер со своими приятелями. Все четверо сидели за столом, специально предназначенным для инвалидов в колясках. Компания состояла из седой, похожей на птицу старушки в ярко-розовом костюме и двух старичков весьма хрупкого вида. Один из них был одет в красную майку, другой носил белую рубашку с галстуком-бабочкой. Заметив, что игра в полном разгаре и на кону возвышается целая гора голубых пластмассовых фишек, Холли решила не мешать участникам и отошла в сторонку, наблюдая за концом захватывающей партии.
   Игроки, продемонстрировав незаурядную склонность к драматическим эффектам, один за другим открыли карты, и седая женщина, которую звали Тельма, с торжествующим возгласом сгребла со стола выигрыш. Мужчины добродушно посмеивались и выражали сомнения в том, что победа досталась ей честным путем.
   Улучив момент, Холли вмешалась в их забавную перепалку и представилась Генри Айренхарту, не упоминая, что она невеста Джима.
   - Вы не могли бы уделить мне несколько минут? Я хотела бы кое о чем с вами поговорить.
   - Боже правый, Генри! - вскричал старичок в красной майке. - Да ты ей в отцы годишься!
   - Можно подумать, ты не знаешь этого старого развратника, - ввернул его приятель с бабочкой.
   - Лучше помолчи, Стюарт, - вступилась за Айренхарта Тельма. - Генри - истинный джентльмен, не то что некоторые.
   - Да, Генри, на этот раз тебе не уйти от женитьбы.
   - Зато тебе бояться нечего, Джордж, - отпарировала Тельма. - Впрочем, насколько я помню, - она подмигнула приятелям, - Генри в таких делах обходится без формальностей.
   Раздался взрыв хохота. Холли улыбнулась:
   - Похоже, у меня нет никаких шансов.
   - С Тельмой играть бесполезно. У нее всегда все козыри на руках, - сообщил Джордж.
   Заметив, что Стюарт собрал карты и тасует колоду, Холли сказала:
   - Извините, я не хотела прерывать вашу игру.
   - Ничего страшного, - ответил Генри. Он говорил немного невнятно, очевидно, после перенесенного инсульта. - Мы все равно делаем перерывы, чтобы сходить в уборную.
   - В нашем возрасте, - добавил Джордж, - если не следить за подобными вещами, нам никогда не удалось бы всем вместе собраться за столом.
   Они разъехались на своих колясках, а Холли пододвинула стул и села возле Генри.
   Она с большим трудом узнала в нем сильного мужчину с квадратным подбородком, которого видела на фотографии в гостиной. От инсульта больше всего пострадала правая сторона тела, и, хотя Генри не парализовало, Холли обратила внимание, что он, точно раненый медведь, бережно прижимает к груди свою большую руку. Он сильно похудел и, несмотря на здоровый загар, выглядел истощенным. Мышцы правой щеки казались неестественно расслабленными, и лицо несколько вытянулось.
   Грустное зрелище старческой немощи могло бы повергнуть Холли в тоскливые размышления о неизбежности конца каждой человеческой жизни, но в глазах старого Айренхарта она увидела несгибаемую волю и нежелание покориться судьбе. Говорил Генри медленно, запинаясь, но его речь выдавала в нем умного, веселого человека, не склонного впадать в отчаяние. Такие люди если клянут свою слабость, то так, чтобы их не слышали.
   - Я друг Джима, - произнесла она заранее приготовленную фразу.
   Лицо старика изобразило сильное удивление. Похоже, он не знал, что ответить. Наконец сказал:
   - Ну и как дела у Джима?
   - Не слишком хорошо. Генри. - Она решила говорить только правду. - Он очень несчастный человек.
   Старик отвел взгляд и уставился на гору голубых фишек для покера.
   - Да, - тихо произнес он.
   Раньше Холли не исключала возможности, что именно на Генри лежит доля ответственности за то, что Джим предпочел жить в мире фантазий. Однако сидящий перед нею человек совсем не походил на жестокого истязателя малолетних.
   - Генри, я хотела с вами поговорить, потому что мы с Джимом больше чем друзья, я люблю его, и он тоже признался, что любит меня. Я надеюсь, мы будем вместе очень, очень долго.
   К ее изумлению, глаза старика наполнились влагой и по морщинистым щекам побежали крупные слезы.
   - Простите, я не хотела вас расстраивать, - смутилась Холли.
   - Ну что вы, что вы. - Он левой рукой вытер глаза. - Это вы простите меня, старого дурака.
   - Зачем вы так!
   - Видите ли, я никогда не думал.., мне казалось, что Джим так и останется один-одинешенек.
   - Но почему?
   - Видите ли...
   Нежелание Генри говорить плохо о внуке полностью рассеяло ее подозрения.
   - Он привык держать людей на расстоянии. Вы это имеете в виду? - попыталась ему помочь Холли.
   Генри горестно кивнул.
   - Джим всегда был такой неласковый, даже со мной. Я люблю его всем сердцем, но он никогда не показывал своих чувств, никогда не говорил, что любит меня, хотя я-то знаю, как он ко мне относится.
   Холли открыла рот, чтобы задать новый вопрос, но старик вдруг тряхнул головой, и его лицо исказилось страданием. Она даже решила, что у него начинается приступ.
   - Но это не его вина, видит Бог, он здесь ни при чем. - Генри начал заикаться от сильного волнения. - Я сам виноват в том, что наши отношения стали такими. Я не имел права тогда его обвинять.
   - Обвинять?
   - Я обвинил его в смерти Лены.
   Страх закрался в сердце Холли и уколол противной болезненной дрожью.
   Она выглянула в окно. Джима не видно. Он остался во дворе по другую сторону здания. Где он сейчас.., что с ним.., кто он...
   - Но что случилось с Леной? Не пойму, о чем вы говорите, - спросила она, боясь, что уже не нуждается в объяснениях.
   - Не могу себе простить того, как я тогда поступил, что подумал. - Генри замолчал и посмотрел на Холли, но она видела, что мысленно он весь в прошлом. - Джим казался таким странным, в нем ничего не осталось от мальчишки, которого я знал раньше. Таким его сделала Атланта.
   Холли сразу пришли на ум имена Сэма и Эмили Ньюсомов, чьи жизни Джим спас в хозяйственном магазине Атланты, расстреляв из дробовика грабителя Ринка. Однако Генри явно имел в виду совершенно другой случай, произошедший гораздо раньше.
   - Так вы ничего не знаете об Атланте? - спросил он Холли, заметив ее недоумение.
   С улицы донесся странный шум, заставивший Холли насторожиться. Она не сразу сообразила, что непонятные звуки напоминают пронзительный клекот птиц, защищающих свои гнезда. Холли подумала, что птицы вьются над крышей и их крики отражаются эхом в дымоходе камина. Ничего страшного. Птичьи голоса постепенно отдалились и затихли Она вернулась к прерванному разговору.
   - Вы говорите, Атланта? Боюсь, что мне ничего не известно.
   - Ничего удивительного, что он не рассказывал даже вам. Он никогда не станет об этом говорить.
   - Что произошло в Атланте?
   - Это случилось в маленьком ресторанчике, который назывался "Дворец Утенка Дикси"...
   - Боже мой, - прошептала Холли. То самое место, которое она видела во сне.
   - Наверное, вам приходилось об этом слышать. - Старик поглядел на нее печальными глазами.
   Холли почувствовала, как ее лицо исказилось гримасой горя. В этот миг она думала не о родителях Джима, не о Генри, который их любил, а о Джиме.
   - Боже мой... - Она умолкла, не в силах вымолвить ни слова, и слезы застлали ей глаза.
   Генри погладил ее по руке, и Холли благодарно сжала его большую ладонь. Некоторое время она сидела молча, пытаясь прийти в себя.
   На другом конце комнаты, где смотрели телевизор, то и дело слышался звон колокольчиков и рев медных труб - там вовсю разворачивалась захватывающая телевикторина.
   " Родители Джима погибли не так, как он рассказывал. Вымышленная автокатастрофа была одним из способов ухода от кошмарной действительности.
   Она знала правду. Знала, но отказывалась в нее верить. Последнее сновидение оказалось не предостережением, а еще одним воспоминанием Джима, которое он бессознательно спроецировал на ее мозг. Во сне она превратилась в другого человека: она стала Джимом. Точно так же, как две ночи назад побывала в облике Лены Айренхарт. Окажись у нее под рукой зеркало, она бы узнала в нем не себя, а десятилетнего Джима; точно так же в окне мельницы Холли увидела отражение лица Лены. Страшное зрелище залитого кровью ресторана ожило в памяти с новой силой, а по спине пробежала дрожь.
   Она поглядела в окно. Вид пустого двора наполнил ее страхом.
   - Они выступали в клубе, - заговорил старик. - А обедать любили в ресторанчике, который запомнился Джиму еще по прошлому приезду в Атланту.
   - Кто был убийца? - дрогнувшим голосом спросила Холли.
   - Сумасшедший. Представляете, ни за что ни про что умереть из-за какого-то психа!
   - Сколько погибло людей?
   - Много.
   - Сколько, Генри?
   - Двадцать четыре.
   Холли представила ад, в котором оказался маленький Джим. Представила, как он ползет по развороченным трупам. В воздухе стоит тяжелый запах крови и рвоты. Отовсюду слышатся крики ужаса и предсмертные хрипы. Она услышала сухой треск автоматных очередей:
   "Та-та-та-та-та-та..." - и плач молоденькой официантки. Зрелище было невыносимым. Весь ужас существования, вся жестокость человечества воплотились в одном диком кошмаре. Даже взрослому потребовалась бы целая жизнь, чтобы оправиться от страшного потрясения. Для ребенка исцеление вообще могло оказаться невозможным. Единственным способом не потерять рассудок оставался мир фантазий, несовместимый с отвратительной действительностью.
   - Джим был единственный, кому удалось спастись, - сказал Генри. - Опоздай полиция на пару секунд - и все. Они успели пристрелить психа в самый последний момент. - Рука старика слегка сжала ладонь Холли. - Джима нашли в углу на теле Джеми, его отца.., он был весь в отцовской крови.
   Холли вспомнила конец сна: убийца неотвратимо приближается к ней, пиная стулья, отодвигая столы. Она забивается в угол и оказывается прижатой к мертвому мужчине. Сумасшедший подходит ближе, еще ближе, целится ей в лицо. Она не хочет видеть свою смерть и отворачивается...
   Холли вспомнила, как проснулась, захлебываясь несуществующей рвотой.
   Если бы она успела взглянуть в лицо убитому, она бы узнала отца Джима.
   Комната отдыха снова огласилась птичьими криками. Двое стариков подошли к камину, им показалось, что одна из птиц залетела в дымоход и теперь бьется там с пронзительным клекотом.
   - В отцовской крови... - тихо повторила Холли. Понятно, что даже спустя много лет гибель родителей остается незатянувшсйся раной на сердце Джима.
   Мальчик знал не только то, что лежит на теле убитого отца, но и то, что его мать тоже среди мертвых. В один миг он потерял обоих родителей, остался сиротой.

* * *

   Джим сидел на скамейке во дворе приюта. Поблизости никого не было.
   Конец августа - обычно время засухи, но день выдался на удивление хмурый. Темное небо нависало над головой, точно перевернутая пепельница. Цветы на клумбах поблекли, утратили живость красок. Дул слабый ветерок, и верхушки деревьев покачивались, словно ежились от холода.
   Что-то должно случиться. Какое-то несчастье.
   Джим вспомнил, как Холли говорила, что ничего не произойдет, если он сумеет держать себя в руках. Нужно только держать себя в руках - и они в безопасности.
   Однако он чувствовал, что беда приближается.
   Беда.
   До его слуха доносились пронзительные крики птиц.

* * *

   Крики стихли.
   Холли отпустила руку Генри и, достав из сумочки носовой платок, высморкалась и вытерла глаза. К ней вернулась способность говорить, и она сказала:
   - Он винит себя в том, что случилось с его родителями?
   - Я знаю. Джим никогда об этом не говорил, но я видел, что он винит себя за то, что не сумел их спасти.
   - Но почему? Ведь ему было всего десять лет. Что он мог сделать против взрослого мужчины с автоматом?