Страница:
Благодаря сестре Ленина вологодские большевики принимали наиактивнейшее участие в работе ленинской партии. Само собой разумеется, что Мария Ульянова не только получала и рассылала нелегальную литературу, она активно сотрудничала в большевистских изданиях, организуя корреспонденции с мест на острые, животрепещущие темы. В одном из писем Анны Ильиничны читаем: «Дорогая моя Манечка, обнимаю тебя крепко и посылаю любимую твою сирень и пожелание здоровья и хорошей, веселой весны. Как чувствуешь ты себя теперь, голубочка моя? Книги французские постараюсь выслать нынче. Получила ли № 2-й „Работницы“ и что скажешь о нем? Нужен бы пасхальный материал к следующему №. Не имеется ли у кого-нибудь что-нибудь переводное подходящее? Почему не отзываетесь на это?..
Посылаю сейчас № Станиславу: Петру (Залуцкий П.Л. — знакомый М.И. по вологодской ссылке. — Авт.) не хочу, зачем с тобой ссориться...» Конечно же, речь идет не о пасхальном, а о первомайском материале; и не о переводном, а о местном, так необходимом журналу. Из письма Анны Ильиничны также видно, что Мария Ильинична имела в Вологде постоянную связь со всеми товарищами по Саратову, сосланными в разные города Вологодской губернии. Переписывается она и со Станиславом Кржижановским, ведь он по-прежнему друг и соратник по борьбе.
Куда бы царское правительство ни засылало большевиков, вокруг них сейчас же образуются коллективы, разделяющие ленинские идеи и тесно связанные с партийными центрами.
Эти связи были так хорошо законспирированы, известны такому ограниченному количеству лиц, что некоторые письма и сейчас мы не можем расшифровать, то есть объяснить, какое событие в партийной работе за ними скрывается. Одно из таких писем Марии Ильиничны из Вологды в Поронин на имя Надежды Константиновны хотелось бы привести:
Постепенно деятельность Марии Ильиничны приобретает такой размах, что привлекает внимание полиции. Жандармы находят нужным установить за ней тайное наблюдение. И опять в ее дело подшиваются небольшие листки из полицейского журнала наблюдений. Шпики описывают даже одежду, в которой Мария Ильинична вышла из дома, фиксируют, идет она с зонтиком или без него, несет ли в руках что-нибудь и что именно. Скрупулезно перечисляются совместные с матерью прогулки, магазины, в которые они заходили, сделанные ими покупки. Каждый из наблюдателей стремится показать свое рвение. Так, один из них пишет, что М.И.Ульянова вышла из дома с пакетом, похожим на прошение, пошла в губернскую управу, вышла без пакета. По минутам засекается время, которое они с матерью просидели на скамейке в городском саду, перечисляются все, с кем Мария Ильинична говорила на улице хоть несколько минут. А те, кто побывал у нее дома, как правило, уходят в сопровождении филера. 18 марта 1914 года соглядатай доносит: «...Наблюдение начато в 9 часов утра. В 10 час. 35 мин. утра наблюдаемая вышла из своей квартиры и пошла на Пятницкую улицу в редакцию Вологодского листка, 11 час. 15 м. утра из редакции пошла на свою квартиру, в 11 ч. 50 м. утра наблюдаемая вышла из дому вместе со своей матерью, пошли на Александровскую ул. в дом № Дворянского собрания на 5-ю выставку картин, в 1 час. 10 м. д. вышли, пошли в свою квартиру и больше выхода не видели...»[61]
Из полицейских записей мы узнаем, что у Марии Ильиничны на квартире был «Ухват» — такую кличку дали жандармы Юрию Эдуардовичу Клиндзиню, которого они считают главным организатором кассы взаимопомощи ссыльных и распространителем литературы.
События в партии и в международном социал-демократическом движении нарастали. В России рабочий класс вновь перешел в наступление на царизм. Поднималось на борьбу крестьянство. Революционный подъем протекал в условиях быстрого развития капитализма, резкого размежевания классов, в условиях усиления рабочего движения в Европе и пробуждения Азии. Партия Ленина готовила новый съезд, готовился и конгресс II Интернационала. И съезд и конгресс намечалось провести летом 1914 года в Вене. Осенью 1913 года Ленин проводит в Поронине совещание большевиков, которое позднее по важности принятых на нем решений приравнивается к партийной конференции. По докладу ЦК, сделанному Владимиром Ильичем, совещание приняло ленинские резолюции: «О задачах агитации в настоящий момент», «По организационному вопросу и о партийном съезде». Партия разрабатывает новые положения по национальному вопросу. Ленин в извещении о совещании писал: «Путь намечен. Партия нашла основные формы работы в нынешнюю переходную эпоху. Верность старому революционному знамени испытана и доказана в новой обстановке и при новых условиях работы. Самое трудное время позади, товарищи. Наступают новые времена. Надвигаются величайшей важности события, которые решат судьбу нашей родины.
За работу же!»[62]
Этот оптимистический призыв дошел до самых отдаленных партийных ячеек. Большевики пользовались колоссальным авторитетом у рабочих. Газету «Правда», которую большевики начали выпускать весной 1912 года, рабочие считали своей газетой.
ЦК большевиков поручает М.И.Ульяновой («Медведю») возглавить организационную комиссию Севера по подготовке к съезду РСДРП. Первоочередной задачей был сбор необходимых средств. Один из помощников Марии Ульяновой, тоже ссыльный большевик — И.Е.Любимов, рассказывал: «Вместе с Марией Ильиничной мы занялись рядом довольно успешных для партии финансовых предприятий... Нам удалось в течение длительного времени собирать каждый месяц от 100 до 200 рублей и посылать их в распоряжение Ильича. Эти средства получали мы путем устройства лекций наших марксистских лекторов...»
В конце 1913 — начале 1914 года в Вологде была создана сплоченная, сильная группа большевиков, руководителем которой фактически была Мария Ильинична Ульянова.
Начавшееся оживление революционного движения вызывает ответные действия царских властей. Полиция проводит в Петербурге, Москве и других крупных промышленных центрах повальные обыски и аресты. В Петербурге при участии провокатора был разгромлен склад газеты «Правда». Полиции удалось захватить список адресов, по которым рассылали газету. Начальник отделения по охранению общественной безопасности и порядка в С.-Петербурге направил в Вологодскую охранку строго секретное предписание:
«Ввиду предстоящего партийного съезда большевиков Российской социал-демократической рабочей партии и международного социалистического конгресса, требующих предварительного подъема настроения на местах для избрания соответствующих делегатов, и считаясь вообще с недостатком на местах партийных работников для изустной пропаганды, вожаки указанной партии занялись усиленной рассылкой из С.-Петербурга в провинцию специальной литературы, в виде книг и брошюр, изданных явочным порядком в 1905 — 1907 г. преступного и тенденциозного содержания...» Далее в предписании предлагается: «4. Адрес. Вологда. Московская ул., д.Самарина. Ее превосходительству М.А.Ульяновой. Предписывается провести обыск... При производстве обысков надлежит иметь в виду, что рассылалось много литературы, хотя и не поименованной в каталогах, но преступного характера, поэтому в случае обнаружения изданий необходимо осматривать их по существу содержания, не ограничиваясь проверкой по каталогу запрещенных изданий...»[63]
Когда пришло это предписание, Мария Ильинична с матерью, получив соответствующее разрешение, жила на даче в деревне Раскопино. Вместе с ними жила Катюша Макарова — девушка-подросток, которую они вызволили из швейной мастерской, находившейся в подвале дома, где они снимали квартиру. Не было сил смотреть на тычки и зуботычины, которые сыпались на ясноглазую трудолюбивую девчушку. От плохого питания личико ее стало совсем прозрачным. Мария Александровна уговорила хозяйку отпустить с ними Катюшу в деревню. И она помогала по хозяйству, стараясь как-то отблагодарить Марию Ильиничну и ее старушку мать за заботу.
Жандармы, как всегда, нагрянули ночью, до смерти испугав Катю. Прижавшись к спокойно севшей у окна Марии Александровне, она с ужасом смотрела, как все в доме переворачивали вверх дном, и не понимала, почему молчат Мария Ильинична и ее мать. Постепенно расхрабрившись, она вдруг бросилась к жандарму: «Это зачем же вы чистое белье бросаете? Вам его, что ли, стирать!» Тот грубо замахнулся на нее: «Замолчи, малолетка, не лезь не в свое дело». — «Как это не в свое, самое это мое дело!» — «Тогда пойдем!» И ее повели вместе с понятыми на чердак. Простукивали стены, пол, смотрели за застрехами. Ничего. Но вот кто-то толкнул гору бочонков для огурцов и капусты, стоявших в углу. Кадушки рассыпались, из одной выпал сверток с газетами. Жандармы еще более рьяно принялись за дело. Найденные книги, газеты, журналы несли вниз, к ротмистру, носившему звучную фамилию Минин-Минарский, который внимательно просматривал каждую книгу. Так он страницу за страницей прочел сборник стихотворений «Наши песни» и в своем донесении не только отметил тенденциозность и яркую антиправительственную направленность большинства помещенных здесь произведений, но и особо остановился на стихотворении «К ушедшим», так излагая его содержание: «Товарищи-братья, насильно гонимые, не падайте духом: по вашим стопам несем мы заветы, народом хранимые, идем мы навстречу народным мечтам. К вам мы придем и отворим темницы.
Обыск завершился к утру. Ясное небо, солнце, щебетанье птиц так не вязались с разгромом, царившим в доме, со злыми лицами жандармов, с бледностью, залившей лица матери и дочери. Ротмистр решил отвезти Марию Ильиничну в город, чтобы оформить протоколы обыска. Мария Александровна твердо заявила, что проводит дочь до станции. «Мама, ты не дойдешь, это трудно для тебя». — «Ничего, мы с Катей не спеша, прогуляемся». Туда добрались по утренней прохладе хорошо. Скоро подошел поезд. Марию Ильиничну увезли. Жандармы и теперь не увидели слез ни матери, ни дочери. Простились спокойно. «Не волнуйся за меня», — только и сказала Мария Александровна, обняв дочь. Та нежно поцеловала ее и вошла в вагон.
На другой день Мария Ильинична вернулась. И лишь через много лет узнала, как мать добиралась до дачи. Путь до деревни показался ей бесконечным. Позднее Екатерина Кузьминична вспоминала: «...обратно шли часа три-четыре, — Мария Александровна расстроилась, идти не может. На какой-нибудь пенек присядет отдохнуть, я ей цветов наберу...»[64]
У Марии Ильиничны день тоже оказался тяжелым, ее увезли, чтобы сделать обыск на городской квартире. Все повторилось еще раз; разгром, бесконечные вопросы жандармов, стопки отобранной литературы. Уходя, ротмистр сказал: «Пока можете быть свободной. — И еще раз прибавил: — Пока...»
19 июля началась первая мировая война, в которую Россия вступила через три дня, еще через несколько дней в газетах появилось сообщение об аресте Ленина в Польше. Мария Ильинична и Анна Ильинична стараются не показывать матери газет и пытаются выяснить истинное положение вещей. Но война затруднила связи между странами, осложнила формы политической борьбы. Ленин 23 августа наконец прибыл в Швейцарию, освобожденный благодаря поддержке польских и австрийских социал-демократов. На другой день он прочел товарищам свои тезисы: «Задачи революционной социал-демократии в европейской войне».
Только Ленин и большевики выдвинули лозунг — превратить империалистическую войну в гражданскую. Владимир Ильич клеймит измену вождей европейской социал-демократии, голосовавших за военные кредиты. Он выступает на собраниях, работает, а родные в России ничего не знают о его судьбе. Первое известие о нем дошло до Вологды лишь 18 сентября. К этому времени следствие по делу Марии Ильиничны, начатое Вологодским жандармским управлением, было закончено. Все материалы следствия: протоколы, конфискованная литература, характеристики и заключение офицера, ведущего следствие, — пошли по инстанциям, то есть были направлены жандармскому полковнику Иванову, который, старательно «вникнув в дело», написал обстоятельное заключение. В частности, он писал: «...дочь действительного Статского советника Мария Ильина Ульянова хранила у себя произведения печати, на кои наложен арест судебными установлениями, причем журнал „Работница“ был в нескольких экземплярах, из коих один экземпляр был у нее на даче, что указывает на распространение Ульяновой запрещенной литературы... почему постановил: все производство по отношению означенной Ульяновой выделить и препроводить Вологодскому Губернатору с ходатайством о наложении на Ульянову взыскания в административном порядке...»[65]
Собственно, никаких оснований для возбуждения дела нет, но ведь у жандармов уже давно сложилось мнение, что Мария Ульянова «...является в гор. Вологде центральным лицом среди политических ссыльных»[66]. Вот почему губернатор приговорил Марию Ильиничну к тюремному заключению на оставшийся срок ссылки, то есть на месяц.
Предписание застало Марию Ильиничну на даче в Расконине. Хорошо, что в это время вместе с матерью и сестрой жила Анна Ильинична, приехавшая из Петербурга. Когда Марию Ильиничну увезли, мать, державшаяся, казалось, с большим самообладанием, неожиданно потеряла сознание. Доктор, приехавший из города, констатировал нервное переутомление. Пришлось срочно переезжать в город. Мария Александровна была слаба и волновалась — не прибавили бы дочери срока ссылки, которая заканчивалась 22 сентября. Она пишет ей ласковые, заботливые письма, подготавливает посылки и объясняет свою неявку на свидание легкой простудой. Сама она от волнения не находит себе места — война, нет вестей от Владимира, Дмитрий мобилизован в армию, Мария арестована. В городе распоясались черносотенцы, царят ура-патриотические настроения, мещанство озлобилось против политических ссыльных, выступавших за поражение России.
Мария Ильинична в своих воспоминаниях так описывает свое сидение в вологодской тюрьме. Ее посадили в участок, находившийся при пожарной части: «...отсидка была вольготная. Я могла часами гулять по пожарному дворику, ко мне ходили ссыльные, жена брандмейстера приносила мне пирогов и яблок и приглашала к себе на квартиру, которая находилась тут же при участке...»[67]
Городовой, смущенно переминаясь с ноги на ногу и кашляя в усы, попросил позаниматься с его девятилетней дочерью: «Вам все равно сидеть, а так и время пройдет быстрее, и я против ваших прогулок возражать не буду». Школьная премудрость давалась его дочери туго. Мария Ильинична занималась с ней по утрам, девочка привязалась к ней и рассказывала ей все городские новости, а новости были тревожные — аресты, погромы, демонстрации.
Разгул шовинизма приносил свои плоды. Обыватели видели во всем немецком и в каждом немце врага. «Раз поздно вечером, — пишет Мария Ильинична, — я собиралась уже укладываться спать на свои необъятные нары, как в соседней комнате раздался невероятный шум, брань и звуки побоев. Я бросилась к дверной форточке и увидела следующую картину: городовой тащил за шиворот в „пьянку“ немецкого матроса, ругая его на чем свет стоит и награждая обильными тумаками. Я подняла шум и стала требовать объяснений этим побоям...»[68] Городовой стал объяснять, что немец хотел зарезать двух русских детей и его мало посадить в кутузку, его, конечно, повесят, когда разберутся. Мария Ильинична решительно прервала брань городового и обратилась к матросу по-немецки: «Что случилось, друг?» Тот, обрадованный, что наконец может объясниться, рассказал — в городе пристало их торговое судно. Он шел по бульвару, а мальчишки что-то кричали ему вслед и бросали камнями и комьями грязи. «Я не обращал внимания, тогда они подошли ближе, камень попал мне в голову, я пригрозил, что поколочу их, а они позвали городового, он притащил меня сюда». Мария Ильинична перевела ему слова городового, что он якобы хотел зарезать мальчиков. Матрос как-то по-детски улыбнулся и стал выворачивать карманы. «Чем я мог их зарезать, у меня нет оружия». Городовой прервал их разговор и хотел посадить моряка в карцер, но Мария Ильинична решительно потребовала, чтобы вызвали пристава, сказав, что будет переводчиком. Пока посыльный бегал за приставом, они с моряком поговорили. Он оказался социалистом, парнем с рабочих окраин Ростока. Гневно осуждал он войну, говорил, что совсем не хочет воевать с русскими рабочими. Явился пристав и, выслушав рассказ, был вынужден отпустить матроса. Тот долго, горячо благодарил Марию Ильиничну.
Последние дни сидения под арестом тянулись особенно томительно. 19 сентября на свидание пришла Анна Ильинична. Мария сразу заметила, что лицо сестры сияет, она едва сдерживает волнение. После первых приветствий сестры, не сговариваясь, перешли на немецкий язык. Городовой хотел сделать замечание, потом махнул рукой и ушел в другой конец тюремного двора. Обнимая сестру, Анна Ильинична тихо сообщила ей, что Марк прислал письмо, где говорит, что Владимир Ильич жив, вырвался из польской тюрьмы и уже в Швейцарии. Прислал свой новый адрес. Сестры ликовали. Тревога за жизнь любимого брата улеглась.
Вечером Анна Ильинична писала в Швейцарию: «Дорогой Володя. Наконец-то мы получили весть от тебя (через Марка) и узнали твой адрес; очень уж тревожно было до тех пор... У нас с начала августа тоже было неблагополучно: мама захворала на другой же день после переезда из деревни и пролежала три недели. Теперь хоть поправилась, но все еще слаба... Было у нее что-то нервное — от переутомления, объяснял доктор: головные боли и большая слабость.
Очень она беспокоилась о тебе. Мы, конечно, не сказали ей о случае в газетах, она считала, что ты в Стокгольме, но все же тревожилась отсутствием вестей. Не пиши уж лучше ей, если пришлось в большой переделке побывать в Австрии, — будет потом все представляться возможность повторения. Очень она стала нервной. А мне и Марку в Петербург напиши подробнее... У нас еще была неприятность: Маня была административно посажена под арест на месяц за хранение конфискованных изданий. Послезавтра это наконец кончается. Она здорова и вынесла заключение хорошо, кажется. Тяжелее было для мамы...»
На пути к социалистической революции
Посылаю сейчас № Станиславу: Петру (Залуцкий П.Л. — знакомый М.И. по вологодской ссылке. — Авт.) не хочу, зачем с тобой ссориться...» Конечно же, речь идет не о пасхальном, а о первомайском материале; и не о переводном, а о местном, так необходимом журналу. Из письма Анны Ильиничны также видно, что Мария Ильинична имела в Вологде постоянную связь со всеми товарищами по Саратову, сосланными в разные города Вологодской губернии. Переписывается она и со Станиславом Кржижановским, ведь он по-прежнему друг и соратник по борьбе.
Куда бы царское правительство ни засылало большевиков, вокруг них сейчас же образуются коллективы, разделяющие ленинские идеи и тесно связанные с партийными центрами.
Эти связи были так хорошо законспирированы, известны такому ограниченному количеству лиц, что некоторые письма и сейчас мы не можем расшифровать, то есть объяснить, какое событие в партийной работе за ними скрывается. Одно из таких писем Марии Ильиничны из Вологды в Поронин на имя Надежды Константиновны хотелось бы привести:
«Дорогая Надя!О чем здесь идет речь, можно только гадать. Но самое главное для нас ясно — Мария Ульянова как бы представитель большевистского, ленинского ЦК в огромной области, центр, вокруг которого группируются партийцы.
Сейчас получила твое письмо. Почти не сомневаюсь, что мальчик наш проехал, он должен был ехать сейчас после экзаменов. Видеть его здесь мне не удалось, хотя я пыталась. На случай запрошу сегодня, но, повторяю, это совершенно невероятно.
Дядя хотел приехать в июне, но числа точно не знаю.
Целую тебя и В.
Твоя М.».
Постепенно деятельность Марии Ильиничны приобретает такой размах, что привлекает внимание полиции. Жандармы находят нужным установить за ней тайное наблюдение. И опять в ее дело подшиваются небольшие листки из полицейского журнала наблюдений. Шпики описывают даже одежду, в которой Мария Ильинична вышла из дома, фиксируют, идет она с зонтиком или без него, несет ли в руках что-нибудь и что именно. Скрупулезно перечисляются совместные с матерью прогулки, магазины, в которые они заходили, сделанные ими покупки. Каждый из наблюдателей стремится показать свое рвение. Так, один из них пишет, что М.И.Ульянова вышла из дома с пакетом, похожим на прошение, пошла в губернскую управу, вышла без пакета. По минутам засекается время, которое они с матерью просидели на скамейке в городском саду, перечисляются все, с кем Мария Ильинична говорила на улице хоть несколько минут. А те, кто побывал у нее дома, как правило, уходят в сопровождении филера. 18 марта 1914 года соглядатай доносит: «...Наблюдение начато в 9 часов утра. В 10 час. 35 мин. утра наблюдаемая вышла из своей квартиры и пошла на Пятницкую улицу в редакцию Вологодского листка, 11 час. 15 м. утра из редакции пошла на свою квартиру, в 11 ч. 50 м. утра наблюдаемая вышла из дому вместе со своей матерью, пошли на Александровскую ул. в дом № Дворянского собрания на 5-ю выставку картин, в 1 час. 10 м. д. вышли, пошли в свою квартиру и больше выхода не видели...»[61]
Из полицейских записей мы узнаем, что у Марии Ильиничны на квартире был «Ухват» — такую кличку дали жандармы Юрию Эдуардовичу Клиндзиню, которого они считают главным организатором кассы взаимопомощи ссыльных и распространителем литературы.
События в партии и в международном социал-демократическом движении нарастали. В России рабочий класс вновь перешел в наступление на царизм. Поднималось на борьбу крестьянство. Революционный подъем протекал в условиях быстрого развития капитализма, резкого размежевания классов, в условиях усиления рабочего движения в Европе и пробуждения Азии. Партия Ленина готовила новый съезд, готовился и конгресс II Интернационала. И съезд и конгресс намечалось провести летом 1914 года в Вене. Осенью 1913 года Ленин проводит в Поронине совещание большевиков, которое позднее по важности принятых на нем решений приравнивается к партийной конференции. По докладу ЦК, сделанному Владимиром Ильичем, совещание приняло ленинские резолюции: «О задачах агитации в настоящий момент», «По организационному вопросу и о партийном съезде». Партия разрабатывает новые положения по национальному вопросу. Ленин в извещении о совещании писал: «Путь намечен. Партия нашла основные формы работы в нынешнюю переходную эпоху. Верность старому революционному знамени испытана и доказана в новой обстановке и при новых условиях работы. Самое трудное время позади, товарищи. Наступают новые времена. Надвигаются величайшей важности события, которые решат судьбу нашей родины.
За работу же!»[62]
Этот оптимистический призыв дошел до самых отдаленных партийных ячеек. Большевики пользовались колоссальным авторитетом у рабочих. Газету «Правда», которую большевики начали выпускать весной 1912 года, рабочие считали своей газетой.
ЦК большевиков поручает М.И.Ульяновой («Медведю») возглавить организационную комиссию Севера по подготовке к съезду РСДРП. Первоочередной задачей был сбор необходимых средств. Один из помощников Марии Ульяновой, тоже ссыльный большевик — И.Е.Любимов, рассказывал: «Вместе с Марией Ильиничной мы занялись рядом довольно успешных для партии финансовых предприятий... Нам удалось в течение длительного времени собирать каждый месяц от 100 до 200 рублей и посылать их в распоряжение Ильича. Эти средства получали мы путем устройства лекций наших марксистских лекторов...»
В конце 1913 — начале 1914 года в Вологде была создана сплоченная, сильная группа большевиков, руководителем которой фактически была Мария Ильинична Ульянова.
Начавшееся оживление революционного движения вызывает ответные действия царских властей. Полиция проводит в Петербурге, Москве и других крупных промышленных центрах повальные обыски и аресты. В Петербурге при участии провокатора был разгромлен склад газеты «Правда». Полиции удалось захватить список адресов, по которым рассылали газету. Начальник отделения по охранению общественной безопасности и порядка в С.-Петербурге направил в Вологодскую охранку строго секретное предписание:
«Ввиду предстоящего партийного съезда большевиков Российской социал-демократической рабочей партии и международного социалистического конгресса, требующих предварительного подъема настроения на местах для избрания соответствующих делегатов, и считаясь вообще с недостатком на местах партийных работников для изустной пропаганды, вожаки указанной партии занялись усиленной рассылкой из С.-Петербурга в провинцию специальной литературы, в виде книг и брошюр, изданных явочным порядком в 1905 — 1907 г. преступного и тенденциозного содержания...» Далее в предписании предлагается: «4. Адрес. Вологда. Московская ул., д.Самарина. Ее превосходительству М.А.Ульяновой. Предписывается провести обыск... При производстве обысков надлежит иметь в виду, что рассылалось много литературы, хотя и не поименованной в каталогах, но преступного характера, поэтому в случае обнаружения изданий необходимо осматривать их по существу содержания, не ограничиваясь проверкой по каталогу запрещенных изданий...»[63]
Когда пришло это предписание, Мария Ильинична с матерью, получив соответствующее разрешение, жила на даче в деревне Раскопино. Вместе с ними жила Катюша Макарова — девушка-подросток, которую они вызволили из швейной мастерской, находившейся в подвале дома, где они снимали квартиру. Не было сил смотреть на тычки и зуботычины, которые сыпались на ясноглазую трудолюбивую девчушку. От плохого питания личико ее стало совсем прозрачным. Мария Александровна уговорила хозяйку отпустить с ними Катюшу в деревню. И она помогала по хозяйству, стараясь как-то отблагодарить Марию Ильиничну и ее старушку мать за заботу.
Жандармы, как всегда, нагрянули ночью, до смерти испугав Катю. Прижавшись к спокойно севшей у окна Марии Александровне, она с ужасом смотрела, как все в доме переворачивали вверх дном, и не понимала, почему молчат Мария Ильинична и ее мать. Постепенно расхрабрившись, она вдруг бросилась к жандарму: «Это зачем же вы чистое белье бросаете? Вам его, что ли, стирать!» Тот грубо замахнулся на нее: «Замолчи, малолетка, не лезь не в свое дело». — «Как это не в свое, самое это мое дело!» — «Тогда пойдем!» И ее повели вместе с понятыми на чердак. Простукивали стены, пол, смотрели за застрехами. Ничего. Но вот кто-то толкнул гору бочонков для огурцов и капусты, стоявших в углу. Кадушки рассыпались, из одной выпал сверток с газетами. Жандармы еще более рьяно принялись за дело. Найденные книги, газеты, журналы несли вниз, к ротмистру, носившему звучную фамилию Минин-Минарский, который внимательно просматривал каждую книгу. Так он страницу за страницей прочел сборник стихотворений «Наши песни» и в своем донесении не только отметил тенденциозность и яркую антиправительственную направленность большинства помещенных здесь произведений, но и особо остановился на стихотворении «К ушедшим», так излагая его содержание: «Товарищи-братья, насильно гонимые, не падайте духом: по вашим стопам несем мы заветы, народом хранимые, идем мы навстречу народным мечтам. К вам мы придем и отворим темницы.
Если при обыске были отобраны стихи, если одно слово «свобода» относило книгу в разряд недозволенных (отобрали книги А.И.Одоевского, К.Ф.Рылеева, Джека Лондона), то, конечно, отобрали такие работы, как «Еще одно уничтожение социализма», «Исторический материализм», «Две правды», «Больничные кассы», «Капитал и труд», «Из истории культуры», «Бюрократия и абсолютизм», «Материализм и эмпириокритицизм», «Нищета философии» и т.д.
Выведем вас мы из них навсегда.
Ждите: уж вспыхнули счастья зарницы.
Мощь наша — сталь, наша сила тверда.
Радостно встретят вас дети народа,
Меч подадут вам и знамя труда.
Равенство, братство, святая свобода
Нас не покинут уже никогда».
Обыск завершился к утру. Ясное небо, солнце, щебетанье птиц так не вязались с разгромом, царившим в доме, со злыми лицами жандармов, с бледностью, залившей лица матери и дочери. Ротмистр решил отвезти Марию Ильиничну в город, чтобы оформить протоколы обыска. Мария Александровна твердо заявила, что проводит дочь до станции. «Мама, ты не дойдешь, это трудно для тебя». — «Ничего, мы с Катей не спеша, прогуляемся». Туда добрались по утренней прохладе хорошо. Скоро подошел поезд. Марию Ильиничну увезли. Жандармы и теперь не увидели слез ни матери, ни дочери. Простились спокойно. «Не волнуйся за меня», — только и сказала Мария Александровна, обняв дочь. Та нежно поцеловала ее и вошла в вагон.
На другой день Мария Ильинична вернулась. И лишь через много лет узнала, как мать добиралась до дачи. Путь до деревни показался ей бесконечным. Позднее Екатерина Кузьминична вспоминала: «...обратно шли часа три-четыре, — Мария Александровна расстроилась, идти не может. На какой-нибудь пенек присядет отдохнуть, я ей цветов наберу...»[64]
У Марии Ильиничны день тоже оказался тяжелым, ее увезли, чтобы сделать обыск на городской квартире. Все повторилось еще раз; разгром, бесконечные вопросы жандармов, стопки отобранной литературы. Уходя, ротмистр сказал: «Пока можете быть свободной. — И еще раз прибавил: — Пока...»
19 июля началась первая мировая война, в которую Россия вступила через три дня, еще через несколько дней в газетах появилось сообщение об аресте Ленина в Польше. Мария Ильинична и Анна Ильинична стараются не показывать матери газет и пытаются выяснить истинное положение вещей. Но война затруднила связи между странами, осложнила формы политической борьбы. Ленин 23 августа наконец прибыл в Швейцарию, освобожденный благодаря поддержке польских и австрийских социал-демократов. На другой день он прочел товарищам свои тезисы: «Задачи революционной социал-демократии в европейской войне».
Только Ленин и большевики выдвинули лозунг — превратить империалистическую войну в гражданскую. Владимир Ильич клеймит измену вождей европейской социал-демократии, голосовавших за военные кредиты. Он выступает на собраниях, работает, а родные в России ничего не знают о его судьбе. Первое известие о нем дошло до Вологды лишь 18 сентября. К этому времени следствие по делу Марии Ильиничны, начатое Вологодским жандармским управлением, было закончено. Все материалы следствия: протоколы, конфискованная литература, характеристики и заключение офицера, ведущего следствие, — пошли по инстанциям, то есть были направлены жандармскому полковнику Иванову, который, старательно «вникнув в дело», написал обстоятельное заключение. В частности, он писал: «...дочь действительного Статского советника Мария Ильина Ульянова хранила у себя произведения печати, на кои наложен арест судебными установлениями, причем журнал „Работница“ был в нескольких экземплярах, из коих один экземпляр был у нее на даче, что указывает на распространение Ульяновой запрещенной литературы... почему постановил: все производство по отношению означенной Ульяновой выделить и препроводить Вологодскому Губернатору с ходатайством о наложении на Ульянову взыскания в административном порядке...»[65]
Собственно, никаких оснований для возбуждения дела нет, но ведь у жандармов уже давно сложилось мнение, что Мария Ульянова «...является в гор. Вологде центральным лицом среди политических ссыльных»[66]. Вот почему губернатор приговорил Марию Ильиничну к тюремному заключению на оставшийся срок ссылки, то есть на месяц.
Предписание застало Марию Ильиничну на даче в Расконине. Хорошо, что в это время вместе с матерью и сестрой жила Анна Ильинична, приехавшая из Петербурга. Когда Марию Ильиничну увезли, мать, державшаяся, казалось, с большим самообладанием, неожиданно потеряла сознание. Доктор, приехавший из города, констатировал нервное переутомление. Пришлось срочно переезжать в город. Мария Александровна была слаба и волновалась — не прибавили бы дочери срока ссылки, которая заканчивалась 22 сентября. Она пишет ей ласковые, заботливые письма, подготавливает посылки и объясняет свою неявку на свидание легкой простудой. Сама она от волнения не находит себе места — война, нет вестей от Владимира, Дмитрий мобилизован в армию, Мария арестована. В городе распоясались черносотенцы, царят ура-патриотические настроения, мещанство озлобилось против политических ссыльных, выступавших за поражение России.
Мария Ильинична в своих воспоминаниях так описывает свое сидение в вологодской тюрьме. Ее посадили в участок, находившийся при пожарной части: «...отсидка была вольготная. Я могла часами гулять по пожарному дворику, ко мне ходили ссыльные, жена брандмейстера приносила мне пирогов и яблок и приглашала к себе на квартиру, которая находилась тут же при участке...»[67]
Городовой, смущенно переминаясь с ноги на ногу и кашляя в усы, попросил позаниматься с его девятилетней дочерью: «Вам все равно сидеть, а так и время пройдет быстрее, и я против ваших прогулок возражать не буду». Школьная премудрость давалась его дочери туго. Мария Ильинична занималась с ней по утрам, девочка привязалась к ней и рассказывала ей все городские новости, а новости были тревожные — аресты, погромы, демонстрации.
Разгул шовинизма приносил свои плоды. Обыватели видели во всем немецком и в каждом немце врага. «Раз поздно вечером, — пишет Мария Ильинична, — я собиралась уже укладываться спать на свои необъятные нары, как в соседней комнате раздался невероятный шум, брань и звуки побоев. Я бросилась к дверной форточке и увидела следующую картину: городовой тащил за шиворот в „пьянку“ немецкого матроса, ругая его на чем свет стоит и награждая обильными тумаками. Я подняла шум и стала требовать объяснений этим побоям...»[68] Городовой стал объяснять, что немец хотел зарезать двух русских детей и его мало посадить в кутузку, его, конечно, повесят, когда разберутся. Мария Ильинична решительно прервала брань городового и обратилась к матросу по-немецки: «Что случилось, друг?» Тот, обрадованный, что наконец может объясниться, рассказал — в городе пристало их торговое судно. Он шел по бульвару, а мальчишки что-то кричали ему вслед и бросали камнями и комьями грязи. «Я не обращал внимания, тогда они подошли ближе, камень попал мне в голову, я пригрозил, что поколочу их, а они позвали городового, он притащил меня сюда». Мария Ильинична перевела ему слова городового, что он якобы хотел зарезать мальчиков. Матрос как-то по-детски улыбнулся и стал выворачивать карманы. «Чем я мог их зарезать, у меня нет оружия». Городовой прервал их разговор и хотел посадить моряка в карцер, но Мария Ильинична решительно потребовала, чтобы вызвали пристава, сказав, что будет переводчиком. Пока посыльный бегал за приставом, они с моряком поговорили. Он оказался социалистом, парнем с рабочих окраин Ростока. Гневно осуждал он войну, говорил, что совсем не хочет воевать с русскими рабочими. Явился пристав и, выслушав рассказ, был вынужден отпустить матроса. Тот долго, горячо благодарил Марию Ильиничну.
Последние дни сидения под арестом тянулись особенно томительно. 19 сентября на свидание пришла Анна Ильинична. Мария сразу заметила, что лицо сестры сияет, она едва сдерживает волнение. После первых приветствий сестры, не сговариваясь, перешли на немецкий язык. Городовой хотел сделать замечание, потом махнул рукой и ушел в другой конец тюремного двора. Обнимая сестру, Анна Ильинична тихо сообщила ей, что Марк прислал письмо, где говорит, что Владимир Ильич жив, вырвался из польской тюрьмы и уже в Швейцарии. Прислал свой новый адрес. Сестры ликовали. Тревога за жизнь любимого брата улеглась.
Вечером Анна Ильинична писала в Швейцарию: «Дорогой Володя. Наконец-то мы получили весть от тебя (через Марка) и узнали твой адрес; очень уж тревожно было до тех пор... У нас с начала августа тоже было неблагополучно: мама захворала на другой же день после переезда из деревни и пролежала три недели. Теперь хоть поправилась, но все еще слаба... Было у нее что-то нервное — от переутомления, объяснял доктор: головные боли и большая слабость.
Очень она беспокоилась о тебе. Мы, конечно, не сказали ей о случае в газетах, она считала, что ты в Стокгольме, но все же тревожилась отсутствием вестей. Не пиши уж лучше ей, если пришлось в большой переделке побывать в Австрии, — будет потом все представляться возможность повторения. Очень она стала нервной. А мне и Марку в Петербург напиши подробнее... У нас еще была неприятность: Маня была административно посажена под арест на месяц за хранение конфискованных изданий. Послезавтра это наконец кончается. Она здорова и вынесла заключение хорошо, кажется. Тяжелее было для мамы...»
На пути к социалистической революции
Пока Мария Ильинична сидела в тюрьме, Мария Александровна и Анна Ильинична готовились к отъезду. Вновь, в который уже раз, продается мебель, укладываются чемоданы, отправляются в багаж мешки с книгами. Ульяновы всегда оставались равнодушными к накоплению имущества, воспитали в себе отрицание того, что связывает, порабощает человека, — мещанского быта. Они тоже любили удобства и комфорт, но такие, какие обеспечивали возможность лучше и плодотворнее работать, — близость библиотеки, возможность выписать любой журнал или газету, комната, где никто не мешает сосредоточиться. И они без жалости расстаются с мебелью и различной утварью. Ведь нельзя же все возить с собой повсюду, куда только не закидывает их судьба профессиональных революционеров.
22 сентября 1914 года кончилась и месячная отсидка и срок ссылки Марии Ильиничны. Решено — мама поедет со старшей дочерью в Петроград, Мария Ильинична в Москву.
Последние дни в Вологде были заполнены встречами с товарищами, беседами, прощаньями. Здесь, в Вологде, Мария Ильинична узнала, что Станислава Кржижановского пока не мобилизовали в армию, ему дали некоторое время для того, чтобы повидать мать. Он уехал в Саратов, и Мария Ильинична с грустью думает о том, что они могут не увидеться еще долгие годы. Не все из тех, с кем Марии Ильиничне особенно хотелось проститься, не все могли прийти к Ульяновым на квартиру. Многие рабочие-железнодорожники, у которых Мария Ильинична вела кружки, были мобилизованы. Они отправились в армию не только чтобы воевать, а чтобы быть в солдатских окопах проводниками партийных идей.
Марию Ильиничну в Москве ждали товарищи по партии. Здесь в это время работали О.А.Варенцова, Р.С.Землячка, Г.М.Кржижановский, И.И.Скворцов-Степанов. С началом войны усилились массовые аресты. Московский комитет, по существу, отсутствовал до весны 1916 года, и его функции выполняли отдельные райкомы партии, партийные группы, комиссии по восстановлению Московского комитета. Трудно стало поддерживать связь с ЦК. В руках Марии Ильиничны находилась одна из важнейших линий связи с ЦК, с Лениным.
Она поселилась в Сыромятниках. Нашла урок французского языка. Внешне жизнь входила в колею. Из вещей, которые Мария Ильинична решила приобрести в первую очередь, была пишущая машинка. Вернувшись вечером домой, она часто теперь печатает. На вопросы хозяйки, берет ли она работу по перепечатке, Мария Ильинична отвечала: «О нет, я перепечатываю то, что мне нужно для перевода» — и показала один из опубликованных рассказов, переведенный ею с немецкого языка.
Одна из главных ее забот — организация явочных квартир, встреч прибывающих из разных городов товарищей с питерцами и москвичами. Она приехала в Москву в начале октября, а уже 27 октября полицейский агент, скрывавшийся под кличкой «Пелагея», доносил по начальству: «Недавно прибыла в Москву из Вологодской губернии, по отбытии административной ссылки, Мария Ильинична Ульянова — сестра известного „Ленина“. При свидании с некоторыми из местных социал-демократов Ульянова знакомила их с последними тезисами „Ленина“, выставленными им в связи с текущими событиями...»[69] Доносчик прилагает также и тезисы Владимира Ильича «О войне», которые перепечатывала и распространяла Мария Ильинична. Так вот для чего была нужна пишущая машинка! Вот над какими «переводами» трудится она по ночам! Сведения о распространении М.И.Ульяновой ленинских антивоенных тезисов поступают и от других агентов охранки.
В условиях военного времени действовать приходилось особенно осторожно. За «антиправительственные» выступления грозил военный суд. Депутаты Думы — большевики, арестованные царским правительством, были приговорены к вечной ссылке на поселение. Кадровые рабочие — опора партии — мобилизованы и отправлены на фронт. В ответ на забастовки предприниматели все шире объявляли локауты. Постоянные аресты мешали созданию Русского бюро ЦК, его удалось организовать лишь осенью 1915 года.
Мария Ильинична приехала в Москву в тяжелый момент безлюдья — комитет разгромлен, явки провалены. Ей удается связаться с М.А.Савельевым, П.Г. и С.Н.Смидовичами, которые позднее войдут в Московское областное бюро ЦК РСДРП.
Анна Ильинична активно работает в Петербургском комитете. В период разгула шовинизма и ура-патриотизма только большевики, руководимые Лениным, сумели занять правильную, марксистскую позицию по отношению к империалистической бойне. И царизм обрушил все силы именно на большевиков. Жандармы констатируют, что другие партии не пользуются у рабочих авторитетом.
В начале 1915 года Мария Ильинична решила поступить на курсы медицинских сестер, чтобы вступить в продовольственно-медицинский отряд, которые тогда организовывались лучшими представителями русской интеллигенции. Для нее это была возможность помочь простым русским рабочим и крестьянам, терпевшим лишения и погибавшим на фронте за чуждые им интересы международных капиталистов. Вокруг только и говорили о недостатках снабжения армии, о нехватке медицинских работников. Кроме того, поездки на фронт давали широкий простор для распространения большевистской литературы в войсках, давали возможность вести агитацию за революционный выход из войны.
22 сентября 1914 года кончилась и месячная отсидка и срок ссылки Марии Ильиничны. Решено — мама поедет со старшей дочерью в Петроград, Мария Ильинична в Москву.
Последние дни в Вологде были заполнены встречами с товарищами, беседами, прощаньями. Здесь, в Вологде, Мария Ильинична узнала, что Станислава Кржижановского пока не мобилизовали в армию, ему дали некоторое время для того, чтобы повидать мать. Он уехал в Саратов, и Мария Ильинична с грустью думает о том, что они могут не увидеться еще долгие годы. Не все из тех, с кем Марии Ильиничне особенно хотелось проститься, не все могли прийти к Ульяновым на квартиру. Многие рабочие-железнодорожники, у которых Мария Ильинична вела кружки, были мобилизованы. Они отправились в армию не только чтобы воевать, а чтобы быть в солдатских окопах проводниками партийных идей.
Марию Ильиничну в Москве ждали товарищи по партии. Здесь в это время работали О.А.Варенцова, Р.С.Землячка, Г.М.Кржижановский, И.И.Скворцов-Степанов. С началом войны усилились массовые аресты. Московский комитет, по существу, отсутствовал до весны 1916 года, и его функции выполняли отдельные райкомы партии, партийные группы, комиссии по восстановлению Московского комитета. Трудно стало поддерживать связь с ЦК. В руках Марии Ильиничны находилась одна из важнейших линий связи с ЦК, с Лениным.
Она поселилась в Сыромятниках. Нашла урок французского языка. Внешне жизнь входила в колею. Из вещей, которые Мария Ильинична решила приобрести в первую очередь, была пишущая машинка. Вернувшись вечером домой, она часто теперь печатает. На вопросы хозяйки, берет ли она работу по перепечатке, Мария Ильинична отвечала: «О нет, я перепечатываю то, что мне нужно для перевода» — и показала один из опубликованных рассказов, переведенный ею с немецкого языка.
Одна из главных ее забот — организация явочных квартир, встреч прибывающих из разных городов товарищей с питерцами и москвичами. Она приехала в Москву в начале октября, а уже 27 октября полицейский агент, скрывавшийся под кличкой «Пелагея», доносил по начальству: «Недавно прибыла в Москву из Вологодской губернии, по отбытии административной ссылки, Мария Ильинична Ульянова — сестра известного „Ленина“. При свидании с некоторыми из местных социал-демократов Ульянова знакомила их с последними тезисами „Ленина“, выставленными им в связи с текущими событиями...»[69] Доносчик прилагает также и тезисы Владимира Ильича «О войне», которые перепечатывала и распространяла Мария Ильинична. Так вот для чего была нужна пишущая машинка! Вот над какими «переводами» трудится она по ночам! Сведения о распространении М.И.Ульяновой ленинских антивоенных тезисов поступают и от других агентов охранки.
В условиях военного времени действовать приходилось особенно осторожно. За «антиправительственные» выступления грозил военный суд. Депутаты Думы — большевики, арестованные царским правительством, были приговорены к вечной ссылке на поселение. Кадровые рабочие — опора партии — мобилизованы и отправлены на фронт. В ответ на забастовки предприниматели все шире объявляли локауты. Постоянные аресты мешали созданию Русского бюро ЦК, его удалось организовать лишь осенью 1915 года.
Мария Ильинична приехала в Москву в тяжелый момент безлюдья — комитет разгромлен, явки провалены. Ей удается связаться с М.А.Савельевым, П.Г. и С.Н.Смидовичами, которые позднее войдут в Московское областное бюро ЦК РСДРП.
Анна Ильинична активно работает в Петербургском комитете. В период разгула шовинизма и ура-патриотизма только большевики, руководимые Лениным, сумели занять правильную, марксистскую позицию по отношению к империалистической бойне. И царизм обрушил все силы именно на большевиков. Жандармы констатируют, что другие партии не пользуются у рабочих авторитетом.
В начале 1915 года Мария Ильинична решила поступить на курсы медицинских сестер, чтобы вступить в продовольственно-медицинский отряд, которые тогда организовывались лучшими представителями русской интеллигенции. Для нее это была возможность помочь простым русским рабочим и крестьянам, терпевшим лишения и погибавшим на фронте за чуждые им интересы международных капиталистов. Вокруг только и говорили о недостатках снабжения армии, о нехватке медицинских работников. Кроме того, поездки на фронт давали широкий простор для распространения большевистской литературы в войсках, давали возможность вести агитацию за революционный выход из войны.