Страница:
– Тут вы ошибаетесь, Владим Владимыч, – не согласился со мной Ангел. – Сегодня и лексика сменилась, и детки стали другими – с приглушенными эмоциями, расчетливее, прагматичнее. Может быть, от этого – еще страшнее. А то, что в моем рассказе вам послышался чужой голос и иной язык, так это вы в очень небольшой степени услышали самого Зайца, ощутили ход его мыслей… Как говорится, «для полноты постижения внутреннего мира героя». Еще раз повторяю: в очень небольшой степени! Не вошли в его Заячий мир, а всего лишь прикоснулись к самому его краешку…
– Ага… Понятно, – сказал я, прихлебывая остывший чай. – Но этого прикосновения мне оказалось вполне достаточно.
– Я так и думал, – кивнул мне Ангел. – На чем мы остановились?
– Вы сказали, что Зайца даже затошнило от страха, но… И тут влез я.
– Ясно! Будете дальше слушать или передохнёте?
– Я весь внимание.
– Эй, Петрова!
Лидочка словно ждала этого окрика. Остановилась, повернулась к Зайцу, сказала насмешливо:
– Вот и ладушки!.. А то я все думаю – чего это Заяц от самого метро за мной плетется? Может, чего сказать хочет?
Заяц подошел к ней. В холодном воздухе почувствовал тонкий аромат взрослых, женских духов, которые ко дню рождения Лидочке подарила Эсфирь Анатольевна.
Потянул Заяц носом, блаженно прикрыл глаза и, не скрывая своего восхищения, сказал фразу, исполненную глубочайшего и многогранного смысла:
– Ну, ты даешь, Петрова!
На что Лидочка приветливо улыбнулась Зайцу и тут же ответила:
– Но не всем.
Начиная с пятого класса у девчонок это была «школьно-домашняя» заготовочка, но действовала она на мальчишек безотказно!
Заяц заржал, придал голосу искусственную хрипотцу, эту обязательную блатнячковую детальку, и спросил с ухмылочкой:
– Ну а мне?
Лидочка подавила приступ отвращения, зачем-то еще приветливее включилась в игру. Не понимала – зачем, но откуда-то знала: «Сейчас так нужно!..»
Заяц шикарным жестом достал из кармана пачку «ВТ» и зажигалку:
– Айда за киоск, покурим.
– Бросила, – сказала Лидочка.
– Давно? – весело спросил Заяц.
– Четырнадцатый год уж пошел.
Заяц осмыслил шуточку, рассмеялся шагов через десять:
– Ну, давай, я покурю в затишке. Побазарим…
– Некогда, Заяц, некогда, домой пора.
– Чего ты все Заяц и Заяц?.. Я же – Митя.
– Ну, Митя, – согласилась Лидочка. – Какая разница, Заяц?
– Я провожу?
– Проводи, черт с тобой.
Заяц почти уверовал в успех своего будущего полового предприятия и подумал: «Недельку сам ее буду дрючить, а потом соберу пацанов, и на „хор“ пустим. То-то Самоха обрадуется, когда узнает, как его сучку в очередь драли!..»
Дошли до Лидочкиного дома, остановились у подъезда. На лестницу Лидочка Зайца не пустила.
– Отец выйдет – никому мало не будет, – сказала Лидочка, точно зная, что отец сегодня до утра не вернется домой.
– А ты откуда так поздно? – спросил Заяц.
– С Васильевского. Из больницы, – устало проговорила Лидочка. – Ты разве ничего не знаешь про Самошниковых? Брат не говорил?
– Чего-то слышал… – У Зайца даже спина похолодела. – Но меня в это время в городе не было. Я ничего не знаю…
«ОН УБИЛ!!!» – вдруг промелькнуло в голове у Лидочки.
Заяц раздергался, снова достал сигареты. Нервно прикурил от зажигалки, и вот тут, при свете грязной, слабенькой лампочки, висящей под козырьком подъезда, Лидочка увидела на правой руке Зайца, на среднем пальце, хорошо знакомый ей толстый некрасивый золотой перстень!..
Тот самый перстень, который месяц тому назад еще живая, не убитая Любовь Абрамовна показывала Лидочке и рассказывала о нем грустную семейную историю. Историю именно этого толстого золотого не очень красивого кольца…
Внутри у Лидочки все затряслось, задребезжало, истошный крик буквально рвался у нее из груди, но она с величайшей мукой сдержала себя, потрясенно покачала головой и мягко взяла правую руку Зайца в свои теплые ладони.
Подняла руку Зайца с кольцом к несильному свету лампочки, освещавшей подъезд, сказала медленно, распевно:
– Ну ты и крутой, Заяц… Ах ты ж Заяц, Заяц… Ну, крутизна!.. Так ты, говоришь, – Митя?.. Да?
– Ага, – подтвердил Заяц.
И все разглядывала и разглядывала Лидочка этот перстень на среднем пальце Заячьей правой руки… И все пыталась представить себе – как этот Заяц убивал Сергея Алексеевича и Любовь Абрамовну.
– Нравится? – тщеславно спросил Заяц.
Лидочка перевела дух, с трудом выговорила:
– О… О… очень!..
Близость Лидочки и запах ее взрослых духов сводили Зайца с ума! Такого с ним еще никогда не было… Интересно, Самоха уже сломал ей целку или он, Заяц, будет у нее первым?..
Он воровато оглянулся вокруг, никого не увидел и притиснул Лидочку к стенке. Задышал ей в лицо табаком и портвейном:
– Будешь со мной – все твое будет!..
– Буду, – словно эхо, шепотом откликнулась Лидочка. – А где?
– Не боись, завтра придумаем…
Он уже чувствовал тугие Лидочкины бедра, через куртку мял ее грудь левой рукой, а правой хотел было залезть ей под юбку, но Лидочка так и не выпустила из своих рук его пальцев, средний из которых был так великолепно украшен толстым золотым перстнем!
– Ах какой ты крутой, Заяц… – шептала Лидочка. – Ты не думай – где… Приходи завтра на Гжатскую, в десять вечера… В гаражи. Я тебя там буду ждать… Папа все равно нашу тачку продал, и гараж пустой. Хорошо?
– Нет вопросов!.. – прохрипел Заяц.
– Только приходи вот так же, как сейчас… – прошептала Лидочка Зайцу и осторожно высвободилась из его объятий.
– Это как? – не понял Заяц.
А Лидочка все никак не могла выпустить правую руку Зайца!
– Ну, вот как сейчас – с этим колечком… Оно тебе так идет! Ты с ним такой крутой… Мужчина. Только никому… Слышишь? Никому! А то все испортишь…
– Об чем базар, Петрова?! Сукой буду… Век свободы не видать, в натуре!..
– Слушай, как тебя… Митя! По тебе, наверное, все девчонки с Гражданки сохнут? – Лидочка даже улыбнулась кокетливо и наконец выпустила руку Зайца.
– Есть маленько! – польщенно соврал Заяц.
– Так вот, Митя-Заяц. – Лидочка набрала код замка своего подъезда. – Попрощайся с ними. Теперь я к тебе больше никого не подпущу…
– А мне, кроме тебя, никто и не нужен! – искренне воскликнул Заяц.
– Ну, вот и ладушки, – почти спокойно сказала Лидочка. – Завтра в десять, на Гжатской. Гараж номер шестьдесят четыре. Не опаздывай. И чтобы – никому!.. Понял?
– Поддачу взять? – деловито спросил Заяц.
– А как же?! – сказала Лидочка. – Не на сухую же… Привет!
И вошла в свой подъезд, оставив на улице ликующего и распаленного Зайца.
– Тихо ты, чучело! Отец только недавно заснул после дежурства, – цыкнула на Лидочку Наталья Кирилловна и выдала Лидочке десять рублей.
Лидочка чмокнула мать в щеку и выскочила из дому.
Но ни о какой школе сегодня не могло быть и речи!
Через десять минут Лидочка уже по-хозяйски открывала пустую, осиротевшую самошниковскую квартиру ключами, которые ей оставила Эсфирь Анатольевна.
В большой комнате Лидочка вывалила на стол из своей спортивной сумки все учебники и тетрадки, карандаши, ручки и аккуратный мешочек со «сменной обувью».
Прошла в бывшую «детскую» и распахнула створки платяного шкафа с «вольной» одеждой Толика-Натанчика…
… А еще спустя три часа, примерно в то время, когда у Лидочки Петровой в школе на Бутлерова должен был начаться четвертый урок…
…в шестидесяти километрах от славного города трех революций Ленинграда, в воспитательной колонии усиленного режима для несовершеннолетних преступников «воспитаннику» Самошникову кто-то тихо шепнул на ухо:
– Вали к «амбразуре». Там твоя приехала…
«Амбразурой» назывался тщательно закамуфлированный лаз под бетонным забором, опоясывающим всю территорию колонии. Скрывался лаз прямо за строящейся часовней.
Толик был бригадиром на этой «стройке века», пользовался высоким расположением и покровительством священника местного прихода – идейного вдохновителя возникновения часовни на этом островке «детских заблудших душ»…
А посему появление там Толика Самохи даже во внеурочное время ни у кого не могло вызвать больших подозрений.
В недостроенной часовне Лидочка рассказала Толику все…
Толик стоял перед ней в своей казенной серо-зеленой робе с белым тряпочным номерком отряда, пришитым над левым нагрудным карманом «клифта». Молчал тяжело, смотрел в землю, себе под ноги.
Лидочка прохянула ему сумку: .
– Переоденешься, когда поедешь, а то в этом – загребут.
Толик молча взял сумку с вещами.
– Вот тебе семь рублей. На автобус и электричку. В оба конца.
Так же молча Толик сунул деньги в карман.
– Ключ будет под резиновым ковриком у входа. Там навесного замка нет – ригель. Откроешь, положишь ключ обратно под коврик. Войдешь и запрешься изнутри. Заяц придет, я сама снаружи гараж открою. Но ты будешь там за час, понял? Мало ли что?.. Одной мне, наверное, с ним не справиться… – виновато сказала Лидочка.
– Совсем спятила? Это МОЕ дело, – впервые произнес Толик.
– Наше, – твердо поправила его Лидочка. Подумала и добавила:
– А может быть, лучше папе сказать? Они его возьмут и запросто расколют. Он очень психует…
– Сама же сказала – это НАШЕ дело, – ответил ей Толик. – Иди. Я жду вас в гараже. Деньги есть на билет?
– Есть, есть, не волнуйся. Шестьдесят четвертый. Запомнил?
– Да. Но в шестьдесят четвертом ведь…
– Вот именно поэтому! – прервала его Лидочка.
Она очень привычно, как мужняя жена, поцеловала Толика и через лаз выскользнула с территории колонии «усиленного режима».
Не оставалось у Лидочки ни одной копейки ни на автобус, ни на электричку. Она добралась до шоссе и стала, весело улыбаясь, махать рукой проходящим легковым машинам.
Тут же притормозила черная «Волга» с областными номерами. Молоденький паренек открыл пассажирскую дверцу, крикнул:
– В Ленинград?
Лидочка весело кивнула ему головой. Ах, как понравилась шоферу эта девочка…
– Залезай!
Лидочка моментально запрыгнула на переднее сиденье, скромно одернула юбочку и спросила:
– Это ваша собственная?
Парень рассмеялся, не стал врать:
– Была бы моя собственная, стал бы я калымить?!
– А вы за деньги возите? – Лидочка сделала удивленные глаза.
– А ты как думаешь?
– Тогда остановите, пожалуйста, – «огорченно» попросила Лидочка. – У меня нет денег расплатиться с вами.
Трюк был двухступенчатым, проверенным и безотказным.
– Платы бывают разные, – проворковал шофер и положил руку на Лидочкино колено.
Вот и подоспело время для второй ступени!
Лидочка ласково и осторожно убрала руку шофера со своего колена и сказала так, будто это только что пришло ей в голову:
– Ой, я знаю, что мы с вами сделаем!.. Вы довезете меня до Литовского проспекта угол Обводного – там Управление «спецслужбы» милиции ГУВД, а мой папа заместитель начальника этого Управления. Я возьму у него деньги и заплачу вам. Хорошо?
– О, чтоб тебя… – вздохнул шофер и легкомысленное настроение сразу же его покинуло. – Какие деньги?.. О чем вы? Шутка.
– Да? – радостно переспросила Лидочка. – Ой, спасибо! Вы такой милый… Можно я музычку включу?
Лидочка просто светилась благодарностью!
– Ну, прохиндейка! – поразился парень. – Включай, куда денешься…
Там была автомастерская для членов кооператива. Со всем, что положено и необходимо – «смотровая яма» со ступеньками вниз и освещением, верстаки с тисками, баллоны с газом и кислородом для сварки металла, а под потолком, на вмазанной в стены двутавровой балке, электрический тельфер с блоками и крюком для поднятия тяжестей…
Еще в позапрошлом году майор Петров (тогда Николай Дмитриевич был еще майором…) попросил у председателя кооператива ключ от шестьдесят четвертого ремонтного бокса – заменить диск сцепления на своем очень стареньком «жигуленке» первой модели.
В этом поистине советском «гаражном празднике жизни», позволяющем хоть на время забыть обо всем на свете, включая постоянную нехватку денег, дураков-начальников, мелкокалиберные семейные неурядицы и пустынную ясность магазинных полок, участвовали друг-приятель и соученик дочери майора Петрова, одиннадцатилетний Толик Самошников, и его отец – высокий, спокойный и застенчивый Сергей Алексеевич.
По окончании ремонта дети получили на кино и мороженое, а отцы вскрыли баночку «частика в томате», нарезали хлебца, по-братски разделили одну луковицу пополам и, как говорится, разлили по стаканам…
Оба помнили, как в полночь закрывали гараж-мастерскую на все замки, как шли по домам, тихонько неся по пням и кочкам всю, мать ее, Власть Советов, а вот куда потом делся ключ от шестьдесят четвертого бокса, никто из них дня три и вспомнить не мог!
Тогда майор Петров позвонил председателю кооператива и повинился:
– Олег Васильич! Петров Николай Дмитриевич беспокоит. Тут такая накладочка получилась, понимаешь… Ключ я от ремонтного бокса посеял. Но ты, Олег Васильич, не волнуйся. Будешь менять замок – я все оплачу, что потребуется.
– А ни хрена не потребуется, Николай Дмитриевич, – успокоил майора председатель. – Я ж тоже – не с крыши упавший! Я когда этот замок делал у себя на заводе, я ж к нему трое ключей заготовил. Так что ты, Николай Дмитриевич, не убивайся. Хрен с ним, с тем ключом…
Спустя полгода ключ нашелся. Он был обнаружен в старой курточке Николая Дмитриевича, которую он надевал только во время возни с автомобилем. Но к тому времени Петров уже счастливо продал свою развалюху и безуспешно копил деньги на новый, хоть, какой-нибудь автомобильчик.
Он тут же позвонил председателю гаражного кооператива и радостно сообщил, что ключ от ремонтного бокса все же отыскался!
– Нехай у тебя будет, – сказал Олег Васильевич. – Купишь новье, захочешь повозиться, а ключ у тебя уже есть…
Отложила кусок батона и, жуя на ходу, помчалась на Гжатскую.
Счастье, что гаражи были неохраняемы и в это время дня там не было ни одной живой души! Никто не видел, как Лидочка положила ключи под почти истлевший резиновый коврик у шестьдесят четвертого бокса.
Чтобы ни на кого не наткнуться на обратном пути, Лидочка перелезла через институтский забор, нахально прошлась по всей совершенно секретной территории института и благополучно оказалась на Гражданском проспекте.
До условленного «свидания» с Зайцем оставалось четыре часа.
А там, как положено, – телке полстакана в глотку и… понеслась по проселочной!..
Вооруженный столь сильнодействующими средствами «любви», Заяц прибыл к гаражу номер шестьдесят четыре ровно без пяти минут десять вечера.
Был приодет в «фирмовое» шмотье с последнего «скока» в хату одного фраера из филармонии. Так повезло – размер в размер! Что-то толкнул, чего-то себе оставил… Ну, и перстенек – «рыжье» старухино – на среднем пальце. Перед выходом из дому глянул на себя в зеркало. Права эта сучоночка ментовская – круто выглядывает Заяц! Очень круто.
От мыслей о том, что он будет с этой Петровой через полчаса делать, весь низ живота заломило, мошонка затвердела, как каменная.
– Вот и Зайчик явился… – неожиданно услышал он сзади.
Заяц резко повернулся. Лидочка стояла перед ним, улыбалась приветливо, а сама очень внимательно оглядывала Зайца.
– Ты чего? – насторожился Заяц.
И ведь точно уловил Лидочкино напряжение и нервозность!
Но она уже сумела взять себя в руки, увидела на пальце Зайца толстый золотой перстень, еще раз осмотрела Зайца с головы до ног и, как вчера вечером, сказала протяжно:
– Ах какой ты крутой, Заяц… Ну, просто отпад.
Заяц подумал: «Прибалдела телка!..» И сказал севшим от желания голосом:
– Красиво жить не запретишь!
– И сказал-то как здорово, – удивилась Лидочка. Она нагнулась, отбросила старенький резиновый коврик у входа в гараж, увидела, что ключ лежит не на том месте, куда она положила его четыре часа тому назад. Значит, Толик-Натанчик уже там, внутри…
– Чего же это вы так лохово ключи оставляете? – хозяйственно спросил Заяц. – А если кто чужой надыбает?
– У нас брать нечего, – беспечно сказала Лидочка. – Машину мы продали…
Руки у нее предательски тряслись, она никак не могла вставить большой плоский и длинный ключ в прямоугольное отверстие металлической двери гаража.
– Дай-ка сюда, тетеря! – грубовато, по-мужски сказал Заяц.
Забрал ключ у Лидочки, ловко воткнул в отверстие, утопил его до самого конца и распахнул двери в темный гараж. Вытащил ключ, отдал Лидочке и спросил:
– Где у вас свет зажигается?
– Подожди, – прошептала Лидочка. – Двери только закрою…
Она прикрыла тяжелую железную дверь, обшитую изнутри толстыми досками, закрыла ее на ригельный засов и для верности завинтила внутренний стопор замка.
Потом осторожно, чтобы не звякнуть, вынула из кармана милицейские наручники, прижалась сзади к спине Зайца и провела свободной рукой по вздыбившейся ширинке Зайцевых брюк.
– И все-то ты можешь, Зайчик… – прошептала она ему сзади на ухо.
Ошалевший от желания Заяц боялся пошевелиться. В невиданном блаженстве он даже зажмурился в темноте. Только протянул руки назад, цепко ухватил Лидочку за бедра и еще крепче притиснул ее к себе.
Но Лидочка слегка высвободилась из рук Зайца, заведенных назад, и аккуратно защелкнула наручники на его запястьях.
– Эй!.. – в диком испуге рванулся Заяц. – Ты чего?! Ты что, блядюга?!! Зарежу суку!!! Шуточки, в рот вас всех!..
Но тут в гараже зажегся свет и Заяц увидел Толика-Натанчика с газовой горелкой в руках. Толик стоял спиной к двери, перекрывая собою замок. Он спокойно чиркнул спичкой и зажег сварочную горелку. Отрегулировал подачу газа и кислорода и установил на конце горелки короткое синее пламя, способное пополам разрезать автомобиль.
– А-а-а-а!.. Падлы поганые!.. – в ужасе закричал Заяц и бросился к выходу.
Но Толик ногой отбросил Зайца от дверей в глубину гаража, подошел к нему, поднес к носу Зайца горелку, подвывающую жутковатым голубым пламенем, и негромко сказал:
– Не ори, сявка. Закрой пасть. Дернешься, весь фейс сожгу. Лидуня, подставь под него табуретку.
Лидочка усадила Зайца на табурет, обрывком электрического провода примотала его ноги к нижним перекладинам и посмотрела на Толика. Увидела его в домашней «вольной» одежде и уж совсем не во время подумала: «Боже мой, как он из всего вырос!.. Ему же все коротко – и рукава, и брюки…»
Толик передал грозно шипящую горелку Лидочке:
– Подержи-ка. Осторожнее – не обожги себя. Будет дергаться – сразу по глазам ему!
– Ребята… В натуре!.. За что?! – рыдал от страха Заяц.
Толик пошуровал у него за пазухой, вытащил бутылку с ликером. Откупорил ее и сунул горлышко бутылки в рот Зайцу:
– Пей.
Заяц стал судорожно глотать густую зеленоватую жидкость. По гаражу разливался аромат карамели. Попытался было Заяц отдернуть голову, полился ликер по подбородку за воротник курточки того фраера из филармонии.
– Пей! – негромко приказал Толик-Натанчик. Заяц захлебнулся, закашлялся:
– Дай передохнуть, Самоха… Не могу… Помоги-те-е-е-е!.. Я больше никогда не буду…
– А больше и некого, – тихо сказал ему Толик. – Все уже мертвые.
– Я не убива-а-ал!!! Я не… Вы чё?! Я не убивал никого!.. Это не я… – хрипло и тоненько завизжал Заяц.
– Пей. – Толик снова воткнул в рот Зайца горлышко бутылки.
Заяц забулькал, его вырвало, но Толик был неумолим. Он заставил Зайца допить бутылку всю до конца и аккуратно поставил ее на верстак.
– Колечко не жмет? – спросил он у Зайца.
Тот сидел прикрученный к табуретке, со скованными сзади руками, глаза вылезали из орбит, подбородок и куртка были залиты рвотными массами и липким ликером.
– Я спрашиваю, колечко моего деда, Натана Моисеевича Лифшица, тебе не жмет? – почти неслышно снова спросил Толик. – В самый раз?
– Снять? – деловито спросила Лидочка.
– Сними. Он же тебе вчера обещал все сам отдать. Да, Заяц?
Лидочка зашла за спину Зайца, легко стянула большое нелепое золотое кольцо с его тощего пальца, отдала Толику. И сказала Зайцу:
– А теперь расскажи нам, как ты убивал Сергея Алексеевича и Любовь Абрамовну.
– Я не убивал… Так получилось… Я не хотел!.. Отпустите меня!.. – пролепетал Заяц.
– Сейчас отпустим, – пообещал ему Толик. – Дай горелку, Лидочка. Чего зря кислород тратить. Он у нас теперь послушный будет. Да, Заяц?
Заяц молчал. Он был в полуобморочном состоянии от ужаса и просто не мог ответить.
– Да, Заяц? – уже громче повторил Толик и перекрыл подачу газа и кислорода в горелку. В гараже воцарилась тишина.
Заяц согласно закивал головой.
– Поверни голову, Заяц. Посмотри на тельфер. Знаешь, что такое «тельфер»? – тихо говорил Толик, но в его голосе время от времени проскальзывали нервные, звенящие нотки.
Заяц послушно обернулся и увидел, что на крюке подъемного тельфера закреплен белый капроновый буксировочный автомобильный трос, с большой, мягкой, скользящей петлей на конце.
– Это чё?.. Чё это?! Вы чё?.. – быстро забормотал Заяц и неожиданно тоненько прокричал: – Я же привязанный!..
– Ничего, – сказал ему Толик-Натанчик. – Мы тебя потом развяжем.
Он взял колодку включения тельфера на длинном кабеле. На колодке были две кнопки – черная и красная. Толик нажал на черную кнопку: тельфер включился, загудел и стал медленно опускать крюк с закрепленным на нем капроновым тросом с петлей.
Когда петля опустилась совсем низко, Толик отпустил черную кнопку. Гудение электрического мотора под потолком гаража прекратилось, и стало слышно тихое, почти бессознательное оханье Зайца.
Толик поднял капроновую петлю, накинул ее на шею Зайцу и снова взял в руки колодку включения с двумя кнопками – черной и красной.
И в полный голос Толик-Натанчик Самошников приказал Зайцу:
– Посмотри на меня, тварь! Подними голову! Смотри на меня!!!
Заяц очнулся, поднял бессмысленные глаза на Толика.
– Ты мою мать «жидовкой» обозвал, помнишь? А потом из-за тебя умер мой дед. Ты задушил мою бабушку и убил моего отца. И мы тебя приговорили, Заяц.
Толик легонько нажал на красную кнопку. Снова загудел электрический тельфер и подтянул провисающий капроновый трос с петлей на шее у Зайца.
Когда трос натянулся и Зайца стало опрокидывать вместе с табуретом, Толик отпустил красную кнопку.
Лидочку трясло, как в лихорадке! Она тяжело дышала, руки были сжаты в кулаки так, что костяшки пальцев стали иссиня-белыми…
– Ты все понял, Заяц? – Голос Толика вибрировал от напряжения и срывался на крик. – Все?!!
Но Заяц уже не мог ответить. Только просипел жалкую фразу из детства:
– Я больше не буду…
– Это точно, – почти спокойно произнес Толик-Натанчик и нажал на красную кнопку.
Последний предсмертный хрип Зайца слился с гудением электрического мотора гаражного тельфера.
Когда тело перестало содрогаться и повисло неподвижно, искореженное судорогой смерти, Лидочка достала из лифчика маленький ключ от наручников и Толик снял их с рук мертвого Зайца.
Ноги Зайца все еще оставались привязанными к нижним перекладинам табуретки. Освобожденная от веса Зайцева тела, табуретка опрокинуто болталась вверх тормашками и скреблась о дощатый пол ремонтного бокса.
Толик размотал электрический провод, которым Лидочка привязывала ноги Зайца к табуретке, свернул его и бросил на верстак. А табуретку аккуратно поставил на прежнее место.
И тут увидел, что Лидочка едва стоит на ногах и не может отвести глаз от тихо покачивающегося тела. Толик взял ее за руку, усадил на ту же табуретку, сказал:
– Не смотри. Скоро пойдем. Отвернись…
Он пошарил под верстаком, где стояли несколько канистр.
Брал одну за другой, взбалтывал, слушал – есть ли там горючее. В третьей канистре услышал всплеск. Вытащил ее, открыл, намочил тряпку бензином и протер колодку тельфера. А потом все, к чему прикасались и он, и Лидочка…
– Ага… Понятно, – сказал я, прихлебывая остывший чай. – Но этого прикосновения мне оказалось вполне достаточно.
– Я так и думал, – кивнул мне Ангел. – На чем мы остановились?
– Вы сказали, что Зайца даже затошнило от страха, но… И тут влез я.
– Ясно! Будете дальше слушать или передохнёте?
– Я весь внимание.
* * *
… Однако впереди Зайца шли такие прелестные ножки, что Заяц подавил в себе мучительное состояние испуга от возможной встречи с Толиком Самошниковым и решительно окликнул Лидочку:– Эй, Петрова!
Лидочка словно ждала этого окрика. Остановилась, повернулась к Зайцу, сказала насмешливо:
– Вот и ладушки!.. А то я все думаю – чего это Заяц от самого метро за мной плетется? Может, чего сказать хочет?
Заяц подошел к ней. В холодном воздухе почувствовал тонкий аромат взрослых, женских духов, которые ко дню рождения Лидочке подарила Эсфирь Анатольевна.
Потянул Заяц носом, блаженно прикрыл глаза и, не скрывая своего восхищения, сказал фразу, исполненную глубочайшего и многогранного смысла:
– Ну, ты даешь, Петрова!
На что Лидочка приветливо улыбнулась Зайцу и тут же ответила:
– Но не всем.
Начиная с пятого класса у девчонок это была «школьно-домашняя» заготовочка, но действовала она на мальчишек безотказно!
Заяц заржал, придал голосу искусственную хрипотцу, эту обязательную блатнячковую детальку, и спросил с ухмылочкой:
– Ну а мне?
Лидочка подавила приступ отвращения, зачем-то еще приветливее включилась в игру. Не понимала – зачем, но откуда-то знала: «Сейчас так нужно!..»
Заяц шикарным жестом достал из кармана пачку «ВТ» и зажигалку:
– Айда за киоск, покурим.
– Бросила, – сказала Лидочка.
– Давно? – весело спросил Заяц.
– Четырнадцатый год уж пошел.
Заяц осмыслил шуточку, рассмеялся шагов через десять:
– Ну, давай, я покурю в затишке. Побазарим…
– Некогда, Заяц, некогда, домой пора.
– Чего ты все Заяц и Заяц?.. Я же – Митя.
– Ну, Митя, – согласилась Лидочка. – Какая разница, Заяц?
– Я провожу?
– Проводи, черт с тобой.
Заяц почти уверовал в успех своего будущего полового предприятия и подумал: «Недельку сам ее буду дрючить, а потом соберу пацанов, и на „хор“ пустим. То-то Самоха обрадуется, когда узнает, как его сучку в очередь драли!..»
Дошли до Лидочкиного дома, остановились у подъезда. На лестницу Лидочка Зайца не пустила.
– Отец выйдет – никому мало не будет, – сказала Лидочка, точно зная, что отец сегодня до утра не вернется домой.
– А ты откуда так поздно? – спросил Заяц.
– С Васильевского. Из больницы, – устало проговорила Лидочка. – Ты разве ничего не знаешь про Самошниковых? Брат не говорил?
– Чего-то слышал… – У Зайца даже спина похолодела. – Но меня в это время в городе не было. Я ничего не знаю…
«ОН УБИЛ!!!» – вдруг промелькнуло в голове у Лидочки.
Заяц раздергался, снова достал сигареты. Нервно прикурил от зажигалки, и вот тут, при свете грязной, слабенькой лампочки, висящей под козырьком подъезда, Лидочка увидела на правой руке Зайца, на среднем пальце, хорошо знакомый ей толстый некрасивый золотой перстень!..
Тот самый перстень, который месяц тому назад еще живая, не убитая Любовь Абрамовна показывала Лидочке и рассказывала о нем грустную семейную историю. Историю именно этого толстого золотого не очень красивого кольца…
Внутри у Лидочки все затряслось, задребезжало, истошный крик буквально рвался у нее из груди, но она с величайшей мукой сдержала себя, потрясенно покачала головой и мягко взяла правую руку Зайца в свои теплые ладони.
Подняла руку Зайца с кольцом к несильному свету лампочки, освещавшей подъезд, сказала медленно, распевно:
– Ну ты и крутой, Заяц… Ах ты ж Заяц, Заяц… Ну, крутизна!.. Так ты, говоришь, – Митя?.. Да?
– Ага, – подтвердил Заяц.
И все разглядывала и разглядывала Лидочка этот перстень на среднем пальце Заячьей правой руки… И все пыталась представить себе – как этот Заяц убивал Сергея Алексеевича и Любовь Абрамовну.
– Нравится? – тщеславно спросил Заяц.
Лидочка перевела дух, с трудом выговорила:
– О… О… очень!..
Близость Лидочки и запах ее взрослых духов сводили Зайца с ума! Такого с ним еще никогда не было… Интересно, Самоха уже сломал ей целку или он, Заяц, будет у нее первым?..
Он воровато оглянулся вокруг, никого не увидел и притиснул Лидочку к стенке. Задышал ей в лицо табаком и портвейном:
– Будешь со мной – все твое будет!..
– Буду, – словно эхо, шепотом откликнулась Лидочка. – А где?
– Не боись, завтра придумаем…
Он уже чувствовал тугие Лидочкины бедра, через куртку мял ее грудь левой рукой, а правой хотел было залезть ей под юбку, но Лидочка так и не выпустила из своих рук его пальцев, средний из которых был так великолепно украшен толстым золотым перстнем!
– Ах какой ты крутой, Заяц… – шептала Лидочка. – Ты не думай – где… Приходи завтра на Гжатскую, в десять вечера… В гаражи. Я тебя там буду ждать… Папа все равно нашу тачку продал, и гараж пустой. Хорошо?
– Нет вопросов!.. – прохрипел Заяц.
– Только приходи вот так же, как сейчас… – прошептала Лидочка Зайцу и осторожно высвободилась из его объятий.
– Это как? – не понял Заяц.
А Лидочка все никак не могла выпустить правую руку Зайца!
– Ну, вот как сейчас – с этим колечком… Оно тебе так идет! Ты с ним такой крутой… Мужчина. Только никому… Слышишь? Никому! А то все испортишь…
– Об чем базар, Петрова?! Сукой буду… Век свободы не видать, в натуре!..
– Слушай, как тебя… Митя! По тебе, наверное, все девчонки с Гражданки сохнут? – Лидочка даже улыбнулась кокетливо и наконец выпустила руку Зайца.
– Есть маленько! – польщенно соврал Заяц.
– Так вот, Митя-Заяц. – Лидочка набрала код замка своего подъезда. – Попрощайся с ними. Теперь я к тебе больше никого не подпущу…
– А мне, кроме тебя, никто и не нужен! – искренне воскликнул Заяц.
– Ну, вот и ладушки, – почти спокойно сказала Лидочка. – Завтра в десять, на Гжатской. Гараж номер шестьдесят четыре. Не опаздывай. И чтобы – никому!.. Понял?
– Поддачу взять? – деловито спросил Заяц.
– А как же?! – сказала Лидочка. – Не на сухую же… Привет!
И вошла в свой подъезд, оставив на улице ликующего и распаленного Зайца.
* * *
– Дай червончик, мамуль. Мне нужно за школьные завтраки в столовку заплатить за две недели вперед, – утром, перед уходом в школу, попросила Лидочка.– Тихо ты, чучело! Отец только недавно заснул после дежурства, – цыкнула на Лидочку Наталья Кирилловна и выдала Лидочке десять рублей.
Лидочка чмокнула мать в щеку и выскочила из дому.
Но ни о какой школе сегодня не могло быть и речи!
Через десять минут Лидочка уже по-хозяйски открывала пустую, осиротевшую самошниковскую квартиру ключами, которые ей оставила Эсфирь Анатольевна.
В большой комнате Лидочка вывалила на стол из своей спортивной сумки все учебники и тетрадки, карандаши, ручки и аккуратный мешочек со «сменной обувью».
Прошла в бывшую «детскую» и распахнула створки платяного шкафа с «вольной» одеждой Толика-Натанчика…
… А еще спустя три часа, примерно в то время, когда у Лидочки Петровой в школе на Бутлерова должен был начаться четвертый урок…
…в шестидесяти километрах от славного города трех революций Ленинграда, в воспитательной колонии усиленного режима для несовершеннолетних преступников «воспитаннику» Самошникову кто-то тихо шепнул на ухо:
– Вали к «амбразуре». Там твоя приехала…
«Амбразурой» назывался тщательно закамуфлированный лаз под бетонным забором, опоясывающим всю территорию колонии. Скрывался лаз прямо за строящейся часовней.
Толик был бригадиром на этой «стройке века», пользовался высоким расположением и покровительством священника местного прихода – идейного вдохновителя возникновения часовни на этом островке «детских заблудших душ»…
А посему появление там Толика Самохи даже во внеурочное время ни у кого не могло вызвать больших подозрений.
В недостроенной часовне Лидочка рассказала Толику все…
Толик стоял перед ней в своей казенной серо-зеленой робе с белым тряпочным номерком отряда, пришитым над левым нагрудным карманом «клифта». Молчал тяжело, смотрел в землю, себе под ноги.
Лидочка прохянула ему сумку: .
– Переоденешься, когда поедешь, а то в этом – загребут.
Толик молча взял сумку с вещами.
– Вот тебе семь рублей. На автобус и электричку. В оба конца.
Так же молча Толик сунул деньги в карман.
– Ключ будет под резиновым ковриком у входа. Там навесного замка нет – ригель. Откроешь, положишь ключ обратно под коврик. Войдешь и запрешься изнутри. Заяц придет, я сама снаружи гараж открою. Но ты будешь там за час, понял? Мало ли что?.. Одной мне, наверное, с ним не справиться… – виновато сказала Лидочка.
– Совсем спятила? Это МОЕ дело, – впервые произнес Толик.
– Наше, – твердо поправила его Лидочка. Подумала и добавила:
– А может быть, лучше папе сказать? Они его возьмут и запросто расколют. Он очень психует…
– Сама же сказала – это НАШЕ дело, – ответил ей Толик. – Иди. Я жду вас в гараже. Деньги есть на билет?
– Есть, есть, не волнуйся. Шестьдесят четвертый. Запомнил?
– Да. Но в шестьдесят четвертом ведь…
– Вот именно поэтому! – прервала его Лидочка.
Она очень привычно, как мужняя жена, поцеловала Толика и через лаз выскользнула с территории колонии «усиленного режима».
Не оставалось у Лидочки ни одной копейки ни на автобус, ни на электричку. Она добралась до шоссе и стала, весело улыбаясь, махать рукой проходящим легковым машинам.
Тут же притормозила черная «Волга» с областными номерами. Молоденький паренек открыл пассажирскую дверцу, крикнул:
– В Ленинград?
Лидочка весело кивнула ему головой. Ах, как понравилась шоферу эта девочка…
– Залезай!
Лидочка моментально запрыгнула на переднее сиденье, скромно одернула юбочку и спросила:
– Это ваша собственная?
Парень рассмеялся, не стал врать:
– Была бы моя собственная, стал бы я калымить?!
– А вы за деньги возите? – Лидочка сделала удивленные глаза.
– А ты как думаешь?
– Тогда остановите, пожалуйста, – «огорченно» попросила Лидочка. – У меня нет денег расплатиться с вами.
Трюк был двухступенчатым, проверенным и безотказным.
– Платы бывают разные, – проворковал шофер и положил руку на Лидочкино колено.
Вот и подоспело время для второй ступени!
Лидочка ласково и осторожно убрала руку шофера со своего колена и сказала так, будто это только что пришло ей в голову:
– Ой, я знаю, что мы с вами сделаем!.. Вы довезете меня до Литовского проспекта угол Обводного – там Управление «спецслужбы» милиции ГУВД, а мой папа заместитель начальника этого Управления. Я возьму у него деньги и заплачу вам. Хорошо?
– О, чтоб тебя… – вздохнул шофер и легкомысленное настроение сразу же его покинуло. – Какие деньги?.. О чем вы? Шутка.
– Да? – радостно переспросила Лидочка. – Ой, спасибо! Вы такой милый… Можно я музычку включу?
Лидочка просто светилась благодарностью!
– Ну, прохиндейка! – поразился парень. – Включай, куда денешься…
* * *
В трех рядах одноэтажных кооперативных гаражей на Гжатской улице, граничащих со знаменитым и ужасно секретным научно-исследовательским институтом, гараж номер шестьдесят четыре не принадлежал никому.Там была автомастерская для членов кооператива. Со всем, что положено и необходимо – «смотровая яма» со ступеньками вниз и освещением, верстаки с тисками, баллоны с газом и кислородом для сварки металла, а под потолком, на вмазанной в стены двутавровой балке, электрический тельфер с блоками и крюком для поднятия тяжестей…
Еще в позапрошлом году майор Петров (тогда Николай Дмитриевич был еще майором…) попросил у председателя кооператива ключ от шестьдесят четвертого ремонтного бокса – заменить диск сцепления на своем очень стареньком «жигуленке» первой модели.
В этом поистине советском «гаражном празднике жизни», позволяющем хоть на время забыть обо всем на свете, включая постоянную нехватку денег, дураков-начальников, мелкокалиберные семейные неурядицы и пустынную ясность магазинных полок, участвовали друг-приятель и соученик дочери майора Петрова, одиннадцатилетний Толик Самошников, и его отец – высокий, спокойный и застенчивый Сергей Алексеевич.
По окончании ремонта дети получили на кино и мороженое, а отцы вскрыли баночку «частика в томате», нарезали хлебца, по-братски разделили одну луковицу пополам и, как говорится, разлили по стаканам…
Оба помнили, как в полночь закрывали гараж-мастерскую на все замки, как шли по домам, тихонько неся по пням и кочкам всю, мать ее, Власть Советов, а вот куда потом делся ключ от шестьдесят четвертого бокса, никто из них дня три и вспомнить не мог!
Тогда майор Петров позвонил председателю кооператива и повинился:
– Олег Васильич! Петров Николай Дмитриевич беспокоит. Тут такая накладочка получилась, понимаешь… Ключ я от ремонтного бокса посеял. Но ты, Олег Васильич, не волнуйся. Будешь менять замок – я все оплачу, что потребуется.
– А ни хрена не потребуется, Николай Дмитриевич, – успокоил майора председатель. – Я ж тоже – не с крыши упавший! Я когда этот замок делал у себя на заводе, я ж к нему трое ключей заготовил. Так что ты, Николай Дмитриевич, не убивайся. Хрен с ним, с тем ключом…
Спустя полгода ключ нашелся. Он был обнаружен в старой курточке Николая Дмитриевича, которую он надевал только во время возни с автомобилем. Но к тому времени Петров уже счастливо продал свою развалюху и безуспешно копил деньги на новый, хоть, какой-нибудь автомобильчик.
Он тут же позвонил председателю гаражного кооператива и радостно сообщил, что ключ от ремонтного бокса все же отыскался!
– Нехай у тебя будет, – сказал Олег Васильевич. – Купишь новье, захочешь повозиться, а ключ у тебя уже есть…
* * *
… Лидочка вернулась домой, когда родители были еще на работе. Она тут же разыскала этот ключ в отцовском столе, а заодно прихватила оттуда настоящие наручники с ключиком. Наручники сунула в карман куртки, а крохотный ключик – себе в лифчик. Лидочка уже полгода, как гордо носила лифчики…Отложила кусок батона и, жуя на ходу, помчалась на Гжатскую.
Счастье, что гаражи были неохраняемы и в это время дня там не было ни одной живой души! Никто не видел, как Лидочка положила ключи под почти истлевший резиновый коврик у шестьдесят четвертого бокса.
Чтобы ни на кого не наткнуться на обратном пути, Лидочка перелезла через институтский забор, нахально прошлась по всей совершенно секретной территории института и благополучно оказалась на Гражданском проспекте.
До условленного «свидания» с Зайцем оставалось четыре часа.
* * *
Для стопроцентного успеха затеянного предприятия по обоюдосогласному совокуплению с Лидочкой Петровой – «лицом, не достигшим половой зрелости», статья 119 УПК РСФСР 1964 года: лишение свободы до трех лет, а сопряженное с удовлетворением половой страсти в извращенных формах (на что Заяц рассчитывал особо!) до шести лет, тьфу-тьфу, чтобы не накликать!.. – Заяц не поскупился на тридцатиградусный желто-зеленый ликер «Бенедиктин» и пятидесятиграммовую плитку шоколада «Аленушка».А там, как положено, – телке полстакана в глотку и… понеслась по проселочной!..
Вооруженный столь сильнодействующими средствами «любви», Заяц прибыл к гаражу номер шестьдесят четыре ровно без пяти минут десять вечера.
Был приодет в «фирмовое» шмотье с последнего «скока» в хату одного фраера из филармонии. Так повезло – размер в размер! Что-то толкнул, чего-то себе оставил… Ну, и перстенек – «рыжье» старухино – на среднем пальце. Перед выходом из дому глянул на себя в зеркало. Права эта сучоночка ментовская – круто выглядывает Заяц! Очень круто.
От мыслей о том, что он будет с этой Петровой через полчаса делать, весь низ живота заломило, мошонка затвердела, как каменная.
– Вот и Зайчик явился… – неожиданно услышал он сзади.
Заяц резко повернулся. Лидочка стояла перед ним, улыбалась приветливо, а сама очень внимательно оглядывала Зайца.
– Ты чего? – насторожился Заяц.
И ведь точно уловил Лидочкино напряжение и нервозность!
Но она уже сумела взять себя в руки, увидела на пальце Зайца толстый золотой перстень, еще раз осмотрела Зайца с головы до ног и, как вчера вечером, сказала протяжно:
– Ах какой ты крутой, Заяц… Ну, просто отпад.
Заяц подумал: «Прибалдела телка!..» И сказал севшим от желания голосом:
– Красиво жить не запретишь!
– И сказал-то как здорово, – удивилась Лидочка. Она нагнулась, отбросила старенький резиновый коврик у входа в гараж, увидела, что ключ лежит не на том месте, куда она положила его четыре часа тому назад. Значит, Толик-Натанчик уже там, внутри…
– Чего же это вы так лохово ключи оставляете? – хозяйственно спросил Заяц. – А если кто чужой надыбает?
– У нас брать нечего, – беспечно сказала Лидочка. – Машину мы продали…
Руки у нее предательски тряслись, она никак не могла вставить большой плоский и длинный ключ в прямоугольное отверстие металлической двери гаража.
– Дай-ка сюда, тетеря! – грубовато, по-мужски сказал Заяц.
Забрал ключ у Лидочки, ловко воткнул в отверстие, утопил его до самого конца и распахнул двери в темный гараж. Вытащил ключ, отдал Лидочке и спросил:
– Где у вас свет зажигается?
– Подожди, – прошептала Лидочка. – Двери только закрою…
Она прикрыла тяжелую железную дверь, обшитую изнутри толстыми досками, закрыла ее на ригельный засов и для верности завинтила внутренний стопор замка.
Потом осторожно, чтобы не звякнуть, вынула из кармана милицейские наручники, прижалась сзади к спине Зайца и провела свободной рукой по вздыбившейся ширинке Зайцевых брюк.
– И все-то ты можешь, Зайчик… – прошептала она ему сзади на ухо.
Ошалевший от желания Заяц боялся пошевелиться. В невиданном блаженстве он даже зажмурился в темноте. Только протянул руки назад, цепко ухватил Лидочку за бедра и еще крепче притиснул ее к себе.
Но Лидочка слегка высвободилась из рук Зайца, заведенных назад, и аккуратно защелкнула наручники на его запястьях.
– Эй!.. – в диком испуге рванулся Заяц. – Ты чего?! Ты что, блядюга?!! Зарежу суку!!! Шуточки, в рот вас всех!..
Но тут в гараже зажегся свет и Заяц увидел Толика-Натанчика с газовой горелкой в руках. Толик стоял спиной к двери, перекрывая собою замок. Он спокойно чиркнул спичкой и зажег сварочную горелку. Отрегулировал подачу газа и кислорода и установил на конце горелки короткое синее пламя, способное пополам разрезать автомобиль.
– А-а-а-а!.. Падлы поганые!.. – в ужасе закричал Заяц и бросился к выходу.
Но Толик ногой отбросил Зайца от дверей в глубину гаража, подошел к нему, поднес к носу Зайца горелку, подвывающую жутковатым голубым пламенем, и негромко сказал:
– Не ори, сявка. Закрой пасть. Дернешься, весь фейс сожгу. Лидуня, подставь под него табуретку.
Лидочка усадила Зайца на табурет, обрывком электрического провода примотала его ноги к нижним перекладинам и посмотрела на Толика. Увидела его в домашней «вольной» одежде и уж совсем не во время подумала: «Боже мой, как он из всего вырос!.. Ему же все коротко – и рукава, и брюки…»
Толик передал грозно шипящую горелку Лидочке:
– Подержи-ка. Осторожнее – не обожги себя. Будет дергаться – сразу по глазам ему!
– Ребята… В натуре!.. За что?! – рыдал от страха Заяц.
Толик пошуровал у него за пазухой, вытащил бутылку с ликером. Откупорил ее и сунул горлышко бутылки в рот Зайцу:
– Пей.
Заяц стал судорожно глотать густую зеленоватую жидкость. По гаражу разливался аромат карамели. Попытался было Заяц отдернуть голову, полился ликер по подбородку за воротник курточки того фраера из филармонии.
– Пей! – негромко приказал Толик-Натанчик. Заяц захлебнулся, закашлялся:
– Дай передохнуть, Самоха… Не могу… Помоги-те-е-е-е!.. Я больше никогда не буду…
– А больше и некого, – тихо сказал ему Толик. – Все уже мертвые.
– Я не убива-а-ал!!! Я не… Вы чё?! Я не убивал никого!.. Это не я… – хрипло и тоненько завизжал Заяц.
– Пей. – Толик снова воткнул в рот Зайца горлышко бутылки.
Заяц забулькал, его вырвало, но Толик был неумолим. Он заставил Зайца допить бутылку всю до конца и аккуратно поставил ее на верстак.
– Колечко не жмет? – спросил он у Зайца.
Тот сидел прикрученный к табуретке, со скованными сзади руками, глаза вылезали из орбит, подбородок и куртка были залиты рвотными массами и липким ликером.
– Я спрашиваю, колечко моего деда, Натана Моисеевича Лифшица, тебе не жмет? – почти неслышно снова спросил Толик. – В самый раз?
– Снять? – деловито спросила Лидочка.
– Сними. Он же тебе вчера обещал все сам отдать. Да, Заяц?
Лидочка зашла за спину Зайца, легко стянула большое нелепое золотое кольцо с его тощего пальца, отдала Толику. И сказала Зайцу:
– А теперь расскажи нам, как ты убивал Сергея Алексеевича и Любовь Абрамовну.
– Я не убивал… Так получилось… Я не хотел!.. Отпустите меня!.. – пролепетал Заяц.
– Сейчас отпустим, – пообещал ему Толик. – Дай горелку, Лидочка. Чего зря кислород тратить. Он у нас теперь послушный будет. Да, Заяц?
Заяц молчал. Он был в полуобморочном состоянии от ужаса и просто не мог ответить.
– Да, Заяц? – уже громче повторил Толик и перекрыл подачу газа и кислорода в горелку. В гараже воцарилась тишина.
Заяц согласно закивал головой.
– Поверни голову, Заяц. Посмотри на тельфер. Знаешь, что такое «тельфер»? – тихо говорил Толик, но в его голосе время от времени проскальзывали нервные, звенящие нотки.
Заяц послушно обернулся и увидел, что на крюке подъемного тельфера закреплен белый капроновый буксировочный автомобильный трос, с большой, мягкой, скользящей петлей на конце.
– Это чё?.. Чё это?! Вы чё?.. – быстро забормотал Заяц и неожиданно тоненько прокричал: – Я же привязанный!..
– Ничего, – сказал ему Толик-Натанчик. – Мы тебя потом развяжем.
Он взял колодку включения тельфера на длинном кабеле. На колодке были две кнопки – черная и красная. Толик нажал на черную кнопку: тельфер включился, загудел и стал медленно опускать крюк с закрепленным на нем капроновым тросом с петлей.
Когда петля опустилась совсем низко, Толик отпустил черную кнопку. Гудение электрического мотора под потолком гаража прекратилось, и стало слышно тихое, почти бессознательное оханье Зайца.
Толик поднял капроновую петлю, накинул ее на шею Зайцу и снова взял в руки колодку включения с двумя кнопками – черной и красной.
И в полный голос Толик-Натанчик Самошников приказал Зайцу:
– Посмотри на меня, тварь! Подними голову! Смотри на меня!!!
Заяц очнулся, поднял бессмысленные глаза на Толика.
– Ты мою мать «жидовкой» обозвал, помнишь? А потом из-за тебя умер мой дед. Ты задушил мою бабушку и убил моего отца. И мы тебя приговорили, Заяц.
Толик легонько нажал на красную кнопку. Снова загудел электрический тельфер и подтянул провисающий капроновый трос с петлей на шее у Зайца.
Когда трос натянулся и Зайца стало опрокидывать вместе с табуретом, Толик отпустил красную кнопку.
Лидочку трясло, как в лихорадке! Она тяжело дышала, руки были сжаты в кулаки так, что костяшки пальцев стали иссиня-белыми…
– Ты все понял, Заяц? – Голос Толика вибрировал от напряжения и срывался на крик. – Все?!!
Но Заяц уже не мог ответить. Только просипел жалкую фразу из детства:
– Я больше не буду…
– Это точно, – почти спокойно произнес Толик-Натанчик и нажал на красную кнопку.
Последний предсмертный хрип Зайца слился с гудением электрического мотора гаражного тельфера.
Когда тело перестало содрогаться и повисло неподвижно, искореженное судорогой смерти, Лидочка достала из лифчика маленький ключ от наручников и Толик снял их с рук мертвого Зайца.
Ноги Зайца все еще оставались привязанными к нижним перекладинам табуретки. Освобожденная от веса Зайцева тела, табуретка опрокинуто болталась вверх тормашками и скреблась о дощатый пол ремонтного бокса.
Толик размотал электрический провод, которым Лидочка привязывала ноги Зайца к табуретке, свернул его и бросил на верстак. А табуретку аккуратно поставил на прежнее место.
И тут увидел, что Лидочка едва стоит на ногах и не может отвести глаз от тихо покачивающегося тела. Толик взял ее за руку, усадил на ту же табуретку, сказал:
– Не смотри. Скоро пойдем. Отвернись…
Он пошарил под верстаком, где стояли несколько канистр.
Брал одну за другой, взбалтывал, слушал – есть ли там горючее. В третьей канистре услышал всплеск. Вытащил ее, открыл, намочил тряпку бензином и протер колодку тельфера. А потом все, к чему прикасались и он, и Лидочка…