Из кабины выглянул командир экипажа. Увидел мокрые, растатуированные жилистые мальчишечьи тела, удивленно присвистнул.
– Начальник! Двери-то хоть открой – задохнемся же!.. – крикнул один пацан.
– Не положено, – ответил командир. – Сейчас взлетим.
– Ну баран!.. – сказал другой пацан. – Дышать же, бля, нечем!
– Ты как со старшими разговариваешь? – возмутился летчик.
– Какой ты мне «старший»?! Вали отсюда, крути баранку!..
– Принц! Бабай! Заткните пасти, сучий потрох!!! – приказал Костя Чернов и поднял глаза на летчика: – Извини, командир, действительно жарковато...
Вокруг самолета возятся техники. Несколько старших офицеров соединения стоят в напряженном ожидании, смотрят, как садится ЛИ-2 и заруливает на стоянку неподалеку от бомбардировщика.
Небольшой автобусик мгновенно подкатывает к открывающейся двери ЛИ-2, и в полутьме видно, как солдаты батальона аэродромного обслуживания перегружают тяжеленные парашютные сумки из ЛИ-2 в автобус. А затем туда же перебираются восемь фигурок, почти неразличимых в темноте...
Автобус подкатывает к бомбардировщику.
Двери его открываются, и на землю начинают спрыгивать взмокшие от удушающей туркменской жары восемь пацанов...
Кто в одной майке и сиротских брюках, кто – голый по пояс, кто-то в одних трусах. Почти у всех тела пестрят наколками...
Видно, что старшие офицеры АДД ожидали кого угодно, только не такую команду! Они ошарашенно переглядываются, пока Костя Чернов без малейшего признака вежливости спрашивает у потрясенного подполковника:
– Куда?
Тот молча показывает на открытый нижний «кинжальный» люк.
– Пошел! – командует Костя своим. – Тяпа, останься. Считай сумки!
По короткой лестнице пацаны поднимаются сквозь люк во чрево стратегического бомбардировщика дальнего действия.
– Чего хлебало раззявили?! – гавкнул Тяпа на подбежавших солдат. – Грузите сумки! Стоят, падлы, как дохлые!..
Солдаты нерешительно смотрят на офицеров.
– Делайте, что приказано, – говорит им подполковник.
Тяпе это безумно нравится, и он украдкой подмигивает Косте. Солдаты заполошно перегружают сумки из автобуса в самолет...
...Петляков-восьмой уже взлетел в темное небо, а группа старших офицеров, проводив глазами улетающий бомбардировщик, воззрилась на подполковника.
– Ерофеев! – сказал один в кожаной куртке и брюках с лампасами. – Ты у нас кто?
– Как «кто»?! Начальник особого отдела, товарищ генерал...
– Так вот, потрудись объяснить мне, что это была за разрисованная шантрапа?!
Подполковник недоуменно пожал плечами:
– Это вы меня спрашиваете?..
Кутались, кто во что горазд. Костя подошел к кормовой турели, спросил стрелка, лежащего в теплом комбинезоне у крупнокалиберного пулемета:
– Эй, летчик... А потеплее нельзя сделать?
– Я не летчик, я – стрелок.
– Один хрен. Позови начальника.
– Не «начальника», а «командира», – снова поправил Костю стрелок.
– Я же тебе сказал, что мне – один хрен! Скажи, старший группы зовет!..
Стрелок включил СПУ – самолетно-переговорное устройство, насмешливо оглядел замерзшего Котьку, сказал в ларингофон:
– Командир! Я – эф-три, кормовой... Тут с вами поговорить хотят. Жалуются, что холодно.
Из кабины летчиков пришел командир корабля. Тоже в теплом комбинезоне, коротких американских унтах. Сказал стрелку:
– Пока тебе делать нечего – волоки моторные чехлы. – И повернулся к Косте: – Они хоть пованивают бензином и маслом, зато стеганые. Закутаетесь по двое, и на боковую.
– Нам сколько лететь? – спросил Костя.
– Часов восемь. Правда, будем еще садиться на аэродром подскока в Адреанополе на дозаправку.
– Это твоя головная боль. Нам до фонаря. Мы спать будем. Только чехлы давай...
– А вон уже несут... Тебе сколько лет-то?
– Как говорил один клевый старик, «много будешь знать – не успеешь состариться», – улыбнулся Костя. – А правда, что вы еще в начале войны уже Берлин бомбили?
– Правда. И Кенигсберг тоже.
– Ну вы даете!.. – восхитился Котька-художник.
– Я смотрю – вы тоже, – с уважением сказал командир корабля.
– За час до цели разбуди нас, пожалуйста.
– Слушаюсь, ваше благородие! – усмехнулся командир.
...Спустя несколько минут все восемь пацанов, попарно укутавшись в грязные стеганые моторные чехлы, спали мертвым сном прямо на металлическом полу бомбардировщика...
– Чем занимаешься, Паша?
– Да вот, гляжу все... – И Павел Петрович ладонью раздвигает стопку билетов по столу, словно колоду игральных карт.
С комсомольских билетов на Вишневецкого смотрят фотографии Кости Чернова, Тяпы, Принца, Бабая, Зайца, Шкетяры, Кучера, Окуня...
– Не имей я к этому прямого отношения – в жизни бы не поверил, что такое возможно, – глухо проговорил Вишневецкий.
– Я тоже... – И Павел Петрович одним движением ладони сдвинул все комсомольские билеты в одну стопку.
Да так и оставил свою ладонь на ней...
...Валяются на полу фюзеляжа пустые парашютные сумки. Сидят напряженные пацаны в полном боевом снаряжении: комбинезоны, тяжелые горные ботинки, шлемофоны с очками...
На комбинезонах приторочены и пристегнуты бухты манильского троса, молотки, скальные крючья, карабины, «шмайсеры», пояса со взрывчаткой, запасные рожки с патронами, пистолеты, боевые ножи... А поверх всего – парашютная подвесная система и сам парашют ПЛ-3 чуть ли не под задницей.
– Все всё помнят? – спрашивает Костя Чернов.
Пацаны утвердительно кивают головами. Один вытащил из брезентового пояса двухсотграммовую шашку тола, втискивает в технологическое отверстие шашки тоненький взрыватель – ТАТ-8. Отрезает ножом десять сантиметров бикфордова шнура, вставляет во взрыватель, для крепости прикусывает взрыватель зубами, чтобы зажать кусочек бикфордова шнура...
– Эй, Кучер!.. – кричит ему Костя. – Совсем охренел?! Ты прямо здесь нас всех взорвать хочешь?!!
– Не трухай, Художник! – кричит ему Кучер. – Я аккуратненько. Чтобы потом внизу не мудохаться!..
И засовывает уже снаряженную толовую шашку обратно в пояс. Открывается дверь кабины пилотов, выходит командир. Несколько секунд потрясенно разглядывает преображенных пацанов, говорит:
– На подходе. Через двадцать минут – цель. Приготовьтесь.
...укрытой скальным навесом самой Станции, оборудованной по последнему слову радиолокационной техники сорок третьего года!
И только ночь могла как-то размыть в темноте очертание этих антенн, от которых вниз, в операторский зал Станции, шли толстые кабели и мощная система соединения с приборами управления.
Операторы по очереди докладывают, не отрываясь от экранов:
– На подходе! Курс – двести шестьдесят вест!..
– Скорость – четыреста тридцать!
– Высота относительная – три сто, истинная – девятьсот!
– Через восемнадцать минут проход над нами!
– О Боже... – вздыхает Главный в меховой жилетке. – За полтора месяца – третий раз! Теперь сверху... Позывной определитель?
– Наш. Который им подставили.
– Подключаю зенитчиков!
– Не нужно, – говорит Главный. – Они без бомбовой загрузки. Пропускайте...
– А вдруг?
– Нет-нет... Им нужна была дальность полета. По расходу горючего – минус четыре тонны бомб, это очень большой выигрыш по дальности! Судя по информации с той стороны – там всего лишь диверсионная группа смертников, без малейшего шанса на возвращение. Какая-то чудовищная фанатичная обреченность!..
– Количественный состав десанта?
– Точные сведения отсутствуют. Известно только, что группа очень малочисленная. Прикажите охранной службе подсветить десант и уничтожить его еще в воздухе, до приземления. Чтобы не усложнять ситуацию и не затягивать процесс.
– Есть! Внимание всем постам! Приготовиться к приему парашютного десанта. Приземление – исключить!
За левым штурвалом – командир корабля, за правым – второй летчик. Между ними, чуть сзади, инженер – положил руки на сектора газа четырех двигателей...
В носовой застекленной кабине впереди и ниже – штурман. За бронеспинками летчиков – радист, стрелок, техник...
– Командир, как выпускать будем – через бортовую дверь или «кинжальным» люком? – спрашивает инженер.
– Люком! Они такие тощие, легкие... Через дверь может об стабилизатор приложить. А люком – спокойнее. – И обращается ко второму летчику: – Сергеич! Держи курс, я их сам выпущу. А то у меня, не поверишь, такое состояние, будто мне в душу насрали!.. Словно я в чем-то перед ними виноват... За полторы минуты до цели дашь туда сирену...
– Есть, командир!
Первым стоит Шкетяра, вторым – Бабай, третьим – Принц, четвертым – Заяц, пятым – Кучер, шестым – Окунь, а за ними – Тяпа и Костя Чернов...
– Пацаны, внимание! – кричит Костя. – Мы с Тяпой затягиваем раскрытие метров до двухсот, приземляемся первыми и подстраховываем вас снизу!..
– Банкуй, Художник! – кричит Бабай.
– Ты – бугор, ты и мазу держишь!.. – смеется Кучер.
Командир корабля приказывает кормовому стрелку открыть люк. В самолет врывается грохот четырех двигателей!..
Резко верещит внутрисамолетная сирена.
– Простите, если что не так, пацаны!!! – кричит командир.
И Шкетяра первым ныряет в люк...
А за ним и все остальные исчезают в черноте ночи.
Последними выпрыгивают Тяпа и Котька-художник.
Две же фигурки – Котьки и Тяпы – продолжают свое стремительное падение к земле!..
Уходят, уходят навигационные огоньки их бомбардировщика...
Шкетяра, Бабай, Принц, Заяц, Окунь и Кучер опускаются на парашютах – по высоте «лесенкой», неподалеку друг от друга...
Внимательно вглядываются в черную землю под собой, поправляют амуницию, отстегивают притороченные автоматы...
Кучер собрался было что-то крикнуть Бабаю, но Принц, парящий рядом, прикладывает палец к губам и показывает вниз – дескать, «заткнись, услышат!..»
...не открывая парашютов, падают Котька и Тяпа...
И когда до земли остается всего метров двести, Котька дергает за спасительное кольцо!..
Тяпа делает это же метров на сто ниже!!!
Опускаются они в темную полосу скального карниза почти одновременно. Мгновенно сбрасывают с себя подвесные системы с парашютами, залегают за какой-то выступ...
Глядя в черное небо, откуда должны появиться остальные, Костя тихо шепчет Тяпе на ухо:
– Совсем ошалел от храбрости, сволочь?! А если бы купол стропой перехлестнуло? Так бы и влип в землю, мудила! Пошли встречать...
Но в это мгновение с места, куда должна была сейчас приземлиться основная Котькина группа, вдруг...
...Бело-голубым пламенем вспыхнули прожектора, рассекая черноту альпийской ночи!!!
– Ложись!.. – Котька рванул Тяпу, опрокинул его на землю. И увидели Тяпа и Костя из своего укрытия, как безжалостные бело-голубые мечи наземных прожекторов, совсем немного пошарив по небу, на высоте метров четырехсот выловили все шесть парашютов: и Шкетяру, и Кучера, и Принца с Бабаем, и Окуня, и Зайца под их черными куполами для специальных ночных заданий...
Тяпа рванулся было вперед, но Костя снова прижал его, положил свою руку на Тяпин рот, уже открывшийся было в истерическом крике.
В ту же секунду загрохотали зенитные счетверенные пулеметные установки крупного калибра!..
Первым в воздухе был убит Принц – бывший магазинный вор... Он повис на стропах, выронил «шмайсер» из мертвых рук. От удара о землю автомат самопроизвольно дал короткую очередь...
Ослепленный Бабай, бывший «ломщик», жмурясь от нестерпимого света, бил из автомата по прожекторам...
Смертельно раненный в живот Шкетяра, профессиональный «форточник», из последних сил палил по сверкающей земле! И тоже – умер еще в воздухе...
В ослепительном свечении был растерзан налетчик Заяц...
Почти у самой земли погиб рыночный карманник Окунь...
На землю опускались изувеченные трупы мальчишек.
Неожиданно вдребезги разлетелся один из немецких прожекторов! Это ослепленный Бабай умудрился попасть в него из автомата... Но в ответ с земли прогрохотала очередь счетверенной пулеметной установки, и Бабая разнесло в клочья!..
А потом Котька и Тяпа увидели самое страшное!..
Под гибельным огнем Кучер – в прошлом наглый малолетний грабитель – так ловко управлял стропами своего парашюта, что чуть было не выскользнул из смертоносного прожекторного луча...
Но наверное, крупнокалиберная пуля немецкой зенитной установки попала в брезентовый пояс Кучера, где одна шашка тола уже была снаряжена взрывателем, способным сдетонировать всю оставшуюся взрывчатку Кучера...
...и на высоте двадцати метров от земли КУЧЕР ВЗОРВАЛСЯ!!!
Взрыв был такой невероятной силы, что и зенитная счетверенная пулеметная установка немцев, и ее расчет, да и еще несколько человек из охраны базы «Гефлюгельхоф» просто перестали существовать на этом свете!..
– Кучер... – прошептал Костя дрогнувшим голосом...
...а Тяпа просто по-детски заплакал...
Отдельно были свалены в кучу залитые кровью их оружие, шлемофоны, альпийское снаряжение...
Пожилой немец в расшитой баварской меховой жилетке поверх форменного кителя, в сопровождении нескольких офицеров, разглядывал мертвые, искаженные предсмертной мукой лица мальчишек и горестно повторял:
– Боже мой... Боже мой!.. Это же дети... Дети!.. Что же они делают?.. Что же мы все делаем?! Зачем?.. За что? Почему?..
Идущий за ним офицер строго спросил у охраны в камуфляжной горной экипировке:
– А где же шестой? Вы докладывали, что их было шестеро...
– Шестой оставил по себе неплохую память, – ответил старший охраны и показал в сторону, где лежало несколько трупов немцев и валялась искореженная зенитная пулеметная установка.
– Их было шестеро?! – с сомнением спросил Главный.
– Так точно!
– Всего шестеро? Не верю! – жестко произнес Главный.
...почти под самым козырьком висят Котька-художник и Тяпа на альпийских веревках и закладывают толовые шашки в скальные расщелины...
– Давай под антенны тоже засадим, – шепчет Тяпа.
– Даже приближаться не вздумай!.. – шипит на него Костя, не прекращая работы. – Они там наверняка с такими сюрпризами!.. В эту расщелину не засовывай... Продумывай направление взрыва, а то только шуму наделаем, а толку – с гулькин хер... Смотри, куда вот эта идет? Под каким углом? Тебе видно?..
– Прямо под нас уходит...
– А-а-атлично... Давай туда три двухсотграммовки! Не забудь взрыватели вставить...
– Что ж я – пальцем деланный, что ли?! – шепотом огрызается Тяпа, продолжая работу.
Ловко и споро «работают» Тяпа и Котька – взрыватели в шашки, бикфордов шнур во взрыватели, снаряженную взрывчатку – осторожно в скальные трещины...
При выборе места закладки брикета тола Котька отодвигается от расщелины, прищуривается, смотрит на проем в скале, на горизонт, вниз – прикидывает, куда может пойти взрыв...
– Ты как настоящий художник, – шмыгает носом Тяпа. – Я в кино видел. То так посмотрит, то так... И один глаз щурит, будто прицеливается...
– Я и прицеливаюсь – куда она рвануть должна. Если мы этот козырек обрушим – считай, что за всех отработали!..
– Как пацанов жалко... – У Тяпы снова полились слезы, но работать он не прекратил. – И кто же нас так вломил?! Сдали ни за хер собачий...
– Да... Заложили капитально! Засадили по самые яйца... – Костя осторожно закладывает брикет тола в узкую скальную щель. – Я перед отправкой спросил Антона – если в кино показывают, как наши у них там гужуются, то в жизни, наверное, и ихние у нас шустрят...
Собирая концы бикфордовых шнуров в один пучок, Тяпа спросил:
– А Антон чего?..
Котька обматывает пучок изоляционной лентой:
– А ничего... Наверное, расстраивать не хотел. Тяпа, ты закрепись понадежней, я сейчас наверх выберусь и тебя вытяну. А то тебе со мной не справиться будет...
– Ты и вправду меня вытянешь? – испугался Тяпа.
– Дур-р-рак!.. – злобно прошипел Костя и стал ловко поднимать себя способом «стремени с узлом Пруссика».
– Не лайся, – тихо сказал ему вослед Тяпа. – Мне знаешь, как страшно!..
Уже светало. Из-за вершин гор серело небо...
С пучком бикфордова шнура в зубах Костя добрался до края карниза. Оставалось только вылезти наверх...
Но тут он увидел двух немецких охранников с сильными фонарями, обшаривающих каждый выступ, каждый скальный проем.
Костя замер под краем карниза. Он видел, с какой надеждой снизу смотрит на него Тяпа. Костя уперся ногами в скалу, отклонился от стены, чтобы и Тяпа мог его увидеть, и приложил палец к губам.
Не заметив ничего подозрительного, охранники продолжили обход и скоро исчезли в предутреннем тумане, опускавшемся на вершину и огромные локационные антенны...
Костя неслышно вылез на гребень и стал втягивать наверх Тяпу. Вытащил и спросил:
– Как думаешь, сколько метров до закладки?
– Метров двадцать... – Тяпа прикинул на глаз веревку.
– Один сантиметр в секунду... Один сантиметр...
– Ты чего? – тихо поинтересовался Тяпа.
– Считаю – если горение шнура один сантиметр в секунду, сколько у нас времени в запасе...
– Три минуты двадцать, жлобяра! – презрительно сказал Тяпа.
– Ну ты даешь! – удивился Котька.
– Я по арифметике в классе вообще «паханом» был!
– Тогда зажигай, «пахан»! – И Костя протянул Тяпе пучок.
Тяпа вынул из-за пазухи большой альпинистский сгшчечный коробок, достал оттуда спичку в пятнадцать сантиметров, чиркнул и поджег весь пучок бикфордовых шнуров...
Костя быстро перехватил горящий пучок тонким шпагатом и стал осторожно опускать его вниз...
– Бросай так, ни хрена с ним не сделается! – нервничал Тяпа.
– Он под своей тяжестью выскочит из взрывателей – вся работа коту под хвост...
– Время!..
– Не боись... Успеем дрыснуть!
Костя опустил вниз на шнурке весь пучок горящих бикфордовых шнуров, как в это время...
...из-за локационных антенн снова вышли два охранника, совершавших очередной круг обхода.
Котька мгновенно повалил Тяпу на землю, оттащил за невысокий скальный выступ...
...но один охранник вдруг почувствовал в свежем предутреннем горном воздухе запах гари! Тем более что из-за края карниза вился предательский дымок и было слышно потрескивание горящих пороховых шнуров...
Охранники сдернули с плеч автоматы, бросились к карнизу...
Всего десять метров разделяли их с Тяпой и Котькой. Один охранник уже что-то докладывал по рации...
– Эх, нам бы такие телефончики... – позавидовал Тяпа. – Бери, Кот, левого, правый – мой...
Котька сдернул с пояса притороченную «закидуху», а Тяпа достал из брючных ножен свой тяжелый нож...
– Время... – прошептал Тяпа и встал в полный рост. Котькина «закидуха» и Тяпин нож вылетели из их рук одновременно! «Закидуха» обвилась вокруг ног одного немца, а в шею другого, чуть ли не по рукоятку, вошел Тяпин нож...
Костя поддернул конец «закидухи», и «его» немец рухнул вниз с пятидесятиметровой высоты.
Тяпа, пригибаясь, побежал к «своему» уже мертвому немцу...
– Тяпа!.. Время!!! – в полный голос закричал Костя.
– Мой ножик!.. – успел крикнуть Тяпа, и...
...в эту секунду снизу раздался первый взрыв!..
Этим взрывом Тяпу отбросило на несколько метров прямо к Косте. Тот подхватил Тяпу под мышки, поволок его в сторону от карниза....
...нависающего над неуязвимой базой «Гефлюгельхоф», где один за другим гремели взрывы!
Кто-то успел выскочить из здания, кто-то не успевал...
...потому что гигантский скальный карниз, так замечательно укрывавший сурово-секретную базу воздушного наведения, оповещения и связи...
...рухнул вниз, стирая тысячами тонн жуткого и беспощадного камнепада с лица Австрийских Альп все живое на своем пути!
И грохот рушащихся скал был намного страшнее любого взрыва. Как это, впрочем, и бывает обычно в горах...
Бледный от потери крови Тяпа полулежит, полусидит на крохотном плато, привалившись спиной к холмику.
Губы у Тяпы запеклись, глаза тусклые, неподвижные. Комбинезон весь в крови – у Тяпы нет левой кисти руки...
Костя Чернов поправляет жгут на предплечье, кровавые бинты на культе...
Оружие и вся Тяпина амуниция лежат рядом с Тяпой.
– Где же она может быть?.. – шепчет Тяпа.
– Все... Все кончено, Тяпочка... Валька! Не трухай, я тебя вытащу!..
– Может, внизу поискать, когда рассветет? – шепчет Тяпа.
– Что?.. Что поискать, Валюха? – не понимает Костя.
– Руку... Руку мою, – горестно шепчет Тяпа.
– Ты что, Валька... Тяпа, корешок мой самый-самый...
Костя не может договорить – комок в горле. Откашлялся, заговорил быстро, сбивчиво:
– Не боись, Валька... Я тебе всю рану стрептоцидом засыпал, пока ты в отключке был... Таблетки размял и засыпал!.. Американский стрептоцид, оранжевый... Дядя Паша дал... Говорит: «Упаси Бог, что-нибудь с Тяпой, сразу же стрептоцидом этим!.. И полный ажур!» – говорит...
– Чем это меня, Кот? – тихо спрашивает Тяпа.
– Осколком, наверное... Скальным осколком, думаю. Но ты не тушуйся... Кровянку я тебе жгутом остановил, пару часиков отдохнем и начнем тихонько спускаться... Я по карте смотрел – внизу деревушка какая-то. Выйдем к людям, найдем доктора... Не все же там ссучившиеся!
Тяпа впервые посмотрел на Костю осмысленно.
– Слушай, Котька... – прерывающимся голосом с трудом проговорил Тяпа. – Хотел тебя раньше спросить... но стыдился...
– Сейчас-то чего уж... – сказал Костя.
– Вот и я подумал... – от смущения Тяпа даже попытался криво ухмыльнуться. – Скажи, у тебя когда-нибудь с девчонками было ЭТО?
– Нет. А у тебя?
– И у меня не было, – печально вздохнул Тяпа. – Но я видел ЭТО!
– Повезло... – серьезно сказал Костя.
– А теперь, Котька, дай мне мой «шмайсер». И взведи его. Мне одной лапой не оттянуть...
– Ты что, Тяпа?! – испугался Костя. – Ты что, гад, делать собрался?!
– Не ори. И так в голове все горит, а ты орешь... Не бзди, Котяра, самострелов не будет. Взведи пушку и дай мне в руку!..
Костя взвел автомат, отдал его Тяпе.
– Теперь собери свое шматье и отойди от меня, – сказал Тяпа.
– Зачем?
– Делай, что говорю... – И Тяпа наставил автомат на Костю. – Не тяни. Больно же мне...
Костя подобрал свое оружие, часть оставшейся амуниции.
– Иди, Котька... – тихо сказал Тяпа, не опуская автомат. – Иди, корефан мой единственный... Вдвоем – не выбраться. А один ты уж как-нибудь... Ты сможешь, я тебя знаю.
– Успокойся, Валюха... Это у тебя бред сейчас!..
– Иди! – приказал Тяпа и направил автомат на Костю.
– Не-е-ет!!! – И Альпы трижды повторили Костин крик.
– Просил же тебя не орать, – тихо проговорил Тяпа. – Иди.
– Я не могу...
– Сможешь, – жестко сказал Тяпа и полоснул короткой автоматной очередью над головой Кости Чернова. – Иди!
– Что же ты делаешь, сука рваная?! – заплакал навзрыд Костя.
Ответом ему была еще одна автоматная очередь.
– Что же ты делаешь, сволочь?!! – рыдая, прокричал Костя.
– Иди, Кот... – сказал Тяпа. – И не вздумай возвращаться за мной. Пришью, как Жучку. И не оглядывайся. Дай отдохнуть...
И Тяпа прикрыл глаза, чтобы не видеть, как уходит Костя.
...медленно идут и спотыкаются очень старые старики, увешанные от глотки до причинного места старыми военными наградами.
Стараются идти строем... Плохо у них это получается – кто на протезе, кого подагра замучила, кто еле волочит ноги от нищеты и старости...
И только один из них – красивый моложавый старик со шрамом через все лицо, бывший Котька-художник – Константин Аркадьевич Чернов – идет бодро, стараясь попасть в маршевый темп знаменитой песни. Вот только нет у него на модном пиджаке ни одного орденишки, ни одной медальки!..
Идет этот жалкий строй «победителей» мимо трибун, где стоят гости столицы России, прибывшие из всех стран мира на юбилей Дня Победы...
Треплются пожилые зарубежные гости по-английски, по-французски, по-итальянски...
Один худенький пижонистый старичок с очень живым глазом только что болтал со старой американкой по-английски, потом с соседями с другой стороны – по-итальянски и вдруг увидел...
...в старческом строю Константина Аркадьевича. Без орденов и медалей...
Ухмыльнулся старик итальяшка, выдернул два цветочка из букета старой американки – один вставил себе в пиджачный карман, а со вторым цветком вышел из рядов гостей и...
...резво пристроился к ковыляющим ветеранам, чудом не погибшим тогда и не помершим сейчас.
Только теперь мы увидим, что у этого итальянского старого пижона, у этого семидесятипятилетнего «мышиного жеребчика» нету левой руки!..
И торчит из левого рукава жесткий протез в неподвижной кожаной перчатке...
Поравнялся худенький итальянец с моложавым Константином Аркадьевичем, усмехнулся, на ходу вставил тому в верхний карман пиджака второй цветочек и запрыгал, стараясь попасть в ногу стариковскому жалкому строю.
– Тяпа!.. – выдохнул Константин Аркадьевич.
– Бонджорно, Котька, – сказал старик итальянец, стараясь попасть в ногу строю.
– Господи! – сказал бывший Котька-художник. – Ну чего ты дергаешься, как свинья на веревке? Ты что, никогда строем не ходил?..
– Никогда!!! – счастливо ответил бывший Тяпа.
– Начальник! Двери-то хоть открой – задохнемся же!.. – крикнул один пацан.
– Не положено, – ответил командир. – Сейчас взлетим.
– Ну баран!.. – сказал другой пацан. – Дышать же, бля, нечем!
– Ты как со старшими разговариваешь? – возмутился летчик.
– Какой ты мне «старший»?! Вали отсюда, крути баранку!..
– Принц! Бабай! Заткните пасти, сучий потрох!!! – приказал Костя Чернов и поднял глаза на летчика: – Извини, командир, действительно жарковато...
ТУРКМЕНИЯ. МАРЫ. АЭРОДРОМ АДД. ДУШНЫЙ И ТЕМНЫЙ ВЕЧЕР
В прокаленной темноте угадывается силуэт огромного стратегического четырехмоторного бомбардировщика ПЕ-8.Вокруг самолета возятся техники. Несколько старших офицеров соединения стоят в напряженном ожидании, смотрят, как садится ЛИ-2 и заруливает на стоянку неподалеку от бомбардировщика.
Небольшой автобусик мгновенно подкатывает к открывающейся двери ЛИ-2, и в полутьме видно, как солдаты батальона аэродромного обслуживания перегружают тяжеленные парашютные сумки из ЛИ-2 в автобус. А затем туда же перебираются восемь фигурок, почти неразличимых в темноте...
Автобус подкатывает к бомбардировщику.
Двери его открываются, и на землю начинают спрыгивать взмокшие от удушающей туркменской жары восемь пацанов...
Кто в одной майке и сиротских брюках, кто – голый по пояс, кто-то в одних трусах. Почти у всех тела пестрят наколками...
Видно, что старшие офицеры АДД ожидали кого угодно, только не такую команду! Они ошарашенно переглядываются, пока Костя Чернов без малейшего признака вежливости спрашивает у потрясенного подполковника:
– Куда?
Тот молча показывает на открытый нижний «кинжальный» люк.
– Пошел! – командует Костя своим. – Тяпа, останься. Считай сумки!
По короткой лестнице пацаны поднимаются сквозь люк во чрево стратегического бомбардировщика дальнего действия.
– Чего хлебало раззявили?! – гавкнул Тяпа на подбежавших солдат. – Грузите сумки! Стоят, падлы, как дохлые!..
Солдаты нерешительно смотрят на офицеров.
– Делайте, что приказано, – говорит им подполковник.
Тяпе это безумно нравится, и он украдкой подмигивает Косте. Солдаты заполошно перегружают сумки из автобуса в самолет...
...Петляков-восьмой уже взлетел в темное небо, а группа старших офицеров, проводив глазами улетающий бомбардировщик, воззрилась на подполковника.
– Ерофеев! – сказал один в кожаной куртке и брюках с лампасами. – Ты у нас кто?
– Как «кто»?! Начальник особого отдела, товарищ генерал...
– Так вот, потрудись объяснить мне, что это была за разрисованная шантрапа?!
Подполковник недоуменно пожал плечами:
– Это вы меня спрашиваете?..
ВЫСОТА 8000 МЕТРОВ. СКОРОСТЬ 450 КИЛОМЕТРОВ В ЧАС
На высоте в фюзеляже очень холодно...Кутались, кто во что горазд. Костя подошел к кормовой турели, спросил стрелка, лежащего в теплом комбинезоне у крупнокалиберного пулемета:
– Эй, летчик... А потеплее нельзя сделать?
– Я не летчик, я – стрелок.
– Один хрен. Позови начальника.
– Не «начальника», а «командира», – снова поправил Костю стрелок.
– Я же тебе сказал, что мне – один хрен! Скажи, старший группы зовет!..
Стрелок включил СПУ – самолетно-переговорное устройство, насмешливо оглядел замерзшего Котьку, сказал в ларингофон:
– Командир! Я – эф-три, кормовой... Тут с вами поговорить хотят. Жалуются, что холодно.
Из кабины летчиков пришел командир корабля. Тоже в теплом комбинезоне, коротких американских унтах. Сказал стрелку:
– Пока тебе делать нечего – волоки моторные чехлы. – И повернулся к Косте: – Они хоть пованивают бензином и маслом, зато стеганые. Закутаетесь по двое, и на боковую.
– Нам сколько лететь? – спросил Костя.
– Часов восемь. Правда, будем еще садиться на аэродром подскока в Адреанополе на дозаправку.
– Это твоя головная боль. Нам до фонаря. Мы спать будем. Только чехлы давай...
– А вон уже несут... Тебе сколько лет-то?
– Как говорил один клевый старик, «много будешь знать – не успеешь состариться», – улыбнулся Костя. – А правда, что вы еще в начале войны уже Берлин бомбили?
– Правда. И Кенигсберг тоже.
– Ну вы даете!.. – восхитился Котька-художник.
– Я смотрю – вы тоже, – с уважением сказал командир корабля.
– За час до цели разбуди нас, пожалуйста.
– Слушаюсь, ваше благородие! – усмехнулся командир.
...Спустя несколько минут все восемь пацанов, попарно укутавшись в грязные стеганые моторные чехлы, спали мертвым сном прямо на металлическом полу бомбардировщика...
ПАСМУРНЫЙ ДЕНЬ. ЗАИЛИЙСКИЕ АЛАТАУ. ДИВЕРСИОННАЯ ШКОЛА
Павел Петрович сидит за столиком на складе, разглядывает комсомольские билеты улетевшей «восьмерки». Складывает их в стопку. В дверях склада возникает Вишневецкий:– Чем занимаешься, Паша?
– Да вот, гляжу все... – И Павел Петрович ладонью раздвигает стопку билетов по столу, словно колоду игральных карт.
С комсомольских билетов на Вишневецкого смотрят фотографии Кости Чернова, Тяпы, Принца, Бабая, Зайца, Шкетяры, Кучера, Окуня...
– Не имей я к этому прямого отношения – в жизни бы не поверил, что такое возможно, – глухо проговорил Вишневецкий.
– Я тоже... – И Павел Петрович одним движением ладони сдвинул все комсомольские билеты в одну стопку.
Да так и оставил свою ладонь на ней...
В НОЧНОМ НЕБЕ СТРАТЕГИЧЕСКИЙ БОМБАРДИРОВЩИК ПЕ-8...
Летит во тьме гигантская машина. Посверкивают на консолях плоскостей навигационные огоньки – красный и зеленый......Валяются на полу фюзеляжа пустые парашютные сумки. Сидят напряженные пацаны в полном боевом снаряжении: комбинезоны, тяжелые горные ботинки, шлемофоны с очками...
На комбинезонах приторочены и пристегнуты бухты манильского троса, молотки, скальные крючья, карабины, «шмайсеры», пояса со взрывчаткой, запасные рожки с патронами, пистолеты, боевые ножи... А поверх всего – парашютная подвесная система и сам парашют ПЛ-3 чуть ли не под задницей.
– Все всё помнят? – спрашивает Костя Чернов.
Пацаны утвердительно кивают головами. Один вытащил из брезентового пояса двухсотграммовую шашку тола, втискивает в технологическое отверстие шашки тоненький взрыватель – ТАТ-8. Отрезает ножом десять сантиметров бикфордова шнура, вставляет во взрыватель, для крепости прикусывает взрыватель зубами, чтобы зажать кусочек бикфордова шнура...
– Эй, Кучер!.. – кричит ему Костя. – Совсем охренел?! Ты прямо здесь нас всех взорвать хочешь?!!
– Не трухай, Художник! – кричит ему Кучер. – Я аккуратненько. Чтобы потом внизу не мудохаться!..
И засовывает уже снаряженную толовую шашку обратно в пояс. Открывается дверь кабины пилотов, выходит командир. Несколько секунд потрясенно разглядывает преображенных пацанов, говорит:
– На подходе. Через двадцать минут – цель. Приготовьтесь.
АВСТРИЙСКИЕ АЛЬПЫ. БАЗА «ГЕФЛЮГЕЛЬХОФ». НОЧЬ...
Признаками того, что именно здесь, на высоте почти две тысячи метров, находится база Станции Воздушного Наблюдения, Оповещения, Наведения и Связи, были лишь две многометровые параболические антенны, вынесенные на самый верх скального гребня. Они постоянно вращались, отслеживая все, что появлялось в небе в гигантском радиусе от......укрытой скальным навесом самой Станции, оборудованной по последнему слову радиолокационной техники сорок третьего года!
И только ночь могла как-то размыть в темноте очертание этих антенн, от которых вниз, в операторский зал Станции, шли толстые кабели и мощная система соединения с приборами управления.
ОПЕРАЦИОННЫЙ ЗАЛ СТАНЦИИ «ГЕФЛЮГЕЛЬХОФ»
Операторы за локационными пультами и экранами – только офицеры. Их резкие, короткие доклады стекаются к Главному пульту, за которым сидит пожилой человек, координирующий всю работу Станции. Его чинов не видно – на нем, поверх кителя, изящная баварская меховая жилетка.Операторы по очереди докладывают, не отрываясь от экранов:
– На подходе! Курс – двести шестьдесят вест!..
– Скорость – четыреста тридцать!
– Высота относительная – три сто, истинная – девятьсот!
– Через восемнадцать минут проход над нами!
– О Боже... – вздыхает Главный в меховой жилетке. – За полтора месяца – третий раз! Теперь сверху... Позывной определитель?
– Наш. Который им подставили.
– Подключаю зенитчиков!
– Не нужно, – говорит Главный. – Они без бомбовой загрузки. Пропускайте...
– А вдруг?
– Нет-нет... Им нужна была дальность полета. По расходу горючего – минус четыре тонны бомб, это очень большой выигрыш по дальности! Судя по информации с той стороны – там всего лишь диверсионная группа смертников, без малейшего шанса на возвращение. Какая-то чудовищная фанатичная обреченность!..
– Количественный состав десанта?
– Точные сведения отсутствуют. Известно только, что группа очень малочисленная. Прикажите охранной службе подсветить десант и уничтожить его еще в воздухе, до приземления. Чтобы не усложнять ситуацию и не затягивать процесс.
– Есть! Внимание всем постам! Приготовиться к приему парашютного десанта. Приземление – исключить!
КАБИНА ЛЕТЧИКОВ СТРАТЕГИЧЕСКОГО БОМБАРДИРОВЩИКА
Зелеными и желтыми подсветками мерцает приборная доска...За левым штурвалом – командир корабля, за правым – второй летчик. Между ними, чуть сзади, инженер – положил руки на сектора газа четырех двигателей...
В носовой застекленной кабине впереди и ниже – штурман. За бронеспинками летчиков – радист, стрелок, техник...
– Командир, как выпускать будем – через бортовую дверь или «кинжальным» люком? – спрашивает инженер.
– Люком! Они такие тощие, легкие... Через дверь может об стабилизатор приложить. А люком – спокойнее. – И обращается ко второму летчику: – Сергеич! Держи курс, я их сам выпущу. А то у меня, не поверишь, такое состояние, будто мне в душу насрали!.. Словно я в чем-то перед ними виноват... За полторы минуты до цели дашь туда сирену...
– Есть, командир!
ФЮЗЕЛЯЖ БОМБАРДИРОВЩИКА
Пацаны уже у люка. Правая рука на вытяжном кольце.Первым стоит Шкетяра, вторым – Бабай, третьим – Принц, четвертым – Заяц, пятым – Кучер, шестым – Окунь, а за ними – Тяпа и Костя Чернов...
– Пацаны, внимание! – кричит Костя. – Мы с Тяпой затягиваем раскрытие метров до двухсот, приземляемся первыми и подстраховываем вас снизу!..
– Банкуй, Художник! – кричит Бабай.
– Ты – бугор, ты и мазу держишь!.. – смеется Кучер.
Командир корабля приказывает кормовому стрелку открыть люк. В самолет врывается грохот четырех двигателей!..
Резко верещит внутрисамолетная сирена.
– Простите, если что не так, пацаны!!! – кричит командир.
И Шкетяра первым ныряет в люк...
А за ним и все остальные исчезают в черноте ночи.
Последними выпрыгивают Тяпа и Котька-художник.
НОЧЬ. ЧЕРНОЕ НЕБО НАД АВСТРИЙСКИМИ АЛЬПАМИ...
На восьмисотметровой высоте один за другим открываются шесть парашютов с черными куполами и черными стропами для специальных ночных рейдов...Две же фигурки – Котьки и Тяпы – продолжают свое стремительное падение к земле!..
Уходят, уходят навигационные огоньки их бомбардировщика...
Шкетяра, Бабай, Принц, Заяц, Окунь и Кучер опускаются на парашютах – по высоте «лесенкой», неподалеку друг от друга...
Внимательно вглядываются в черную землю под собой, поправляют амуницию, отстегивают притороченные автоматы...
Кучер собрался было что-то крикнуть Бабаю, но Принц, парящий рядом, прикладывает палец к губам и показывает вниз – дескать, «заткнись, услышат!..»
...не открывая парашютов, падают Котька и Тяпа...
И когда до земли остается всего метров двести, Котька дергает за спасительное кольцо!..
Тяпа делает это же метров на сто ниже!!!
Опускаются они в темную полосу скального карниза почти одновременно. Мгновенно сбрасывают с себя подвесные системы с парашютами, залегают за какой-то выступ...
Глядя в черное небо, откуда должны появиться остальные, Костя тихо шепчет Тяпе на ухо:
– Совсем ошалел от храбрости, сволочь?! А если бы купол стропой перехлестнуло? Так бы и влип в землю, мудила! Пошли встречать...
Но в это мгновение с места, куда должна была сейчас приземлиться основная Котькина группа, вдруг...
...Бело-голубым пламенем вспыхнули прожектора, рассекая черноту альпийской ночи!!!
– Ложись!.. – Котька рванул Тяпу, опрокинул его на землю. И увидели Тяпа и Костя из своего укрытия, как безжалостные бело-голубые мечи наземных прожекторов, совсем немного пошарив по небу, на высоте метров четырехсот выловили все шесть парашютов: и Шкетяру, и Кучера, и Принца с Бабаем, и Окуня, и Зайца под их черными куполами для специальных ночных заданий...
Тяпа рванулся было вперед, но Костя снова прижал его, положил свою руку на Тяпин рот, уже открывшийся было в истерическом крике.
В ту же секунду загрохотали зенитные счетверенные пулеметные установки крупного калибра!..
Первым в воздухе был убит Принц – бывший магазинный вор... Он повис на стропах, выронил «шмайсер» из мертвых рук. От удара о землю автомат самопроизвольно дал короткую очередь...
Ослепленный Бабай, бывший «ломщик», жмурясь от нестерпимого света, бил из автомата по прожекторам...
Смертельно раненный в живот Шкетяра, профессиональный «форточник», из последних сил палил по сверкающей земле! И тоже – умер еще в воздухе...
В ослепительном свечении был растерзан налетчик Заяц...
Почти у самой земли погиб рыночный карманник Окунь...
На землю опускались изувеченные трупы мальчишек.
Неожиданно вдребезги разлетелся один из немецких прожекторов! Это ослепленный Бабай умудрился попасть в него из автомата... Но в ответ с земли прогрохотала очередь счетверенной пулеметной установки, и Бабая разнесло в клочья!..
А потом Котька и Тяпа увидели самое страшное!..
Под гибельным огнем Кучер – в прошлом наглый малолетний грабитель – так ловко управлял стропами своего парашюта, что чуть было не выскользнул из смертоносного прожекторного луча...
Но наверное, крупнокалиберная пуля немецкой зенитной установки попала в брезентовый пояс Кучера, где одна шашка тола уже была снаряжена взрывателем, способным сдетонировать всю оставшуюся взрывчатку Кучера...
...и на высоте двадцати метров от земли КУЧЕР ВЗОРВАЛСЯ!!!
Взрыв был такой невероятной силы, что и зенитная счетверенная пулеметная установка немцев, и ее расчет, да и еще несколько человек из охраны базы «Гефлюгельхоф» просто перестали существовать на этом свете!..
– Кучер... – прошептал Костя дрогнувшим голосом...
...а Тяпа просто по-детски заплакал...
АВСТРИЙСКИЕ АЛЬПЫ. ОКОЛО БАЗЫ «ГЕФЛЮГЕЛЬХОФ». НОЧЬ
...Прожектора были погашены, и в обычном дежурном свете у самого входа в базу «Гефлюгельхоф» лежали пять изувеченных мальчишечьих трупов.Отдельно были свалены в кучу залитые кровью их оружие, шлемофоны, альпийское снаряжение...
Пожилой немец в расшитой баварской меховой жилетке поверх форменного кителя, в сопровождении нескольких офицеров, разглядывал мертвые, искаженные предсмертной мукой лица мальчишек и горестно повторял:
– Боже мой... Боже мой!.. Это же дети... Дети!.. Что же они делают?.. Что же мы все делаем?! Зачем?.. За что? Почему?..
Идущий за ним офицер строго спросил у охраны в камуфляжной горной экипировке:
– А где же шестой? Вы докладывали, что их было шестеро...
– Шестой оставил по себе неплохую память, – ответил старший охраны и показал в сторону, где лежало несколько трупов немцев и валялась искореженная зенитная пулеметная установка.
– Их было шестеро?! – с сомнением спросил Главный.
– Так точно!
– Всего шестеро? Не верю! – жестко произнес Главный.
АВСТРИЙСКИЕ АЛЬПЫ. КОНЕЦ НОЧИ
Неподалеку от гигантских, медленно вращающихся антенн локаторов, на вершине огромного скального козырька, нависающего над секретной базой «Гефлюгельхоф»......почти под самым козырьком висят Котька-художник и Тяпа на альпийских веревках и закладывают толовые шашки в скальные расщелины...
– Давай под антенны тоже засадим, – шепчет Тяпа.
– Даже приближаться не вздумай!.. – шипит на него Костя, не прекращая работы. – Они там наверняка с такими сюрпризами!.. В эту расщелину не засовывай... Продумывай направление взрыва, а то только шуму наделаем, а толку – с гулькин хер... Смотри, куда вот эта идет? Под каким углом? Тебе видно?..
– Прямо под нас уходит...
– А-а-атлично... Давай туда три двухсотграммовки! Не забудь взрыватели вставить...
– Что ж я – пальцем деланный, что ли?! – шепотом огрызается Тяпа, продолжая работу.
Ловко и споро «работают» Тяпа и Котька – взрыватели в шашки, бикфордов шнур во взрыватели, снаряженную взрывчатку – осторожно в скальные трещины...
При выборе места закладки брикета тола Котька отодвигается от расщелины, прищуривается, смотрит на проем в скале, на горизонт, вниз – прикидывает, куда может пойти взрыв...
– Ты как настоящий художник, – шмыгает носом Тяпа. – Я в кино видел. То так посмотрит, то так... И один глаз щурит, будто прицеливается...
– Я и прицеливаюсь – куда она рвануть должна. Если мы этот козырек обрушим – считай, что за всех отработали!..
– Как пацанов жалко... – У Тяпы снова полились слезы, но работать он не прекратил. – И кто же нас так вломил?! Сдали ни за хер собачий...
– Да... Заложили капитально! Засадили по самые яйца... – Костя осторожно закладывает брикет тола в узкую скальную щель. – Я перед отправкой спросил Антона – если в кино показывают, как наши у них там гужуются, то в жизни, наверное, и ихние у нас шустрят...
Собирая концы бикфордовых шнуров в один пучок, Тяпа спросил:
– А Антон чего?..
Котька обматывает пучок изоляционной лентой:
– А ничего... Наверное, расстраивать не хотел. Тяпа, ты закрепись понадежней, я сейчас наверх выберусь и тебя вытяну. А то тебе со мной не справиться будет...
– Ты и вправду меня вытянешь? – испугался Тяпа.
– Дур-р-рак!.. – злобно прошипел Костя и стал ловко поднимать себя способом «стремени с узлом Пруссика».
– Не лайся, – тихо сказал ему вослед Тяпа. – Мне знаешь, как страшно!..
Уже светало. Из-за вершин гор серело небо...
С пучком бикфордова шнура в зубах Костя добрался до края карниза. Оставалось только вылезти наверх...
Но тут он увидел двух немецких охранников с сильными фонарями, обшаривающих каждый выступ, каждый скальный проем.
Костя замер под краем карниза. Он видел, с какой надеждой снизу смотрит на него Тяпа. Костя уперся ногами в скалу, отклонился от стены, чтобы и Тяпа мог его увидеть, и приложил палец к губам.
Не заметив ничего подозрительного, охранники продолжили обход и скоро исчезли в предутреннем тумане, опускавшемся на вершину и огромные локационные антенны...
Костя неслышно вылез на гребень и стал втягивать наверх Тяпу. Вытащил и спросил:
– Как думаешь, сколько метров до закладки?
– Метров двадцать... – Тяпа прикинул на глаз веревку.
– Один сантиметр в секунду... Один сантиметр...
– Ты чего? – тихо поинтересовался Тяпа.
– Считаю – если горение шнура один сантиметр в секунду, сколько у нас времени в запасе...
– Три минуты двадцать, жлобяра! – презрительно сказал Тяпа.
– Ну ты даешь! – удивился Котька.
– Я по арифметике в классе вообще «паханом» был!
– Тогда зажигай, «пахан»! – И Костя протянул Тяпе пучок.
Тяпа вынул из-за пазухи большой альпинистский сгшчечный коробок, достал оттуда спичку в пятнадцать сантиметров, чиркнул и поджег весь пучок бикфордовых шнуров...
Костя быстро перехватил горящий пучок тонким шпагатом и стал осторожно опускать его вниз...
– Бросай так, ни хрена с ним не сделается! – нервничал Тяпа.
– Он под своей тяжестью выскочит из взрывателей – вся работа коту под хвост...
– Время!..
– Не боись... Успеем дрыснуть!
Костя опустил вниз на шнурке весь пучок горящих бикфордовых шнуров, как в это время...
...из-за локационных антенн снова вышли два охранника, совершавших очередной круг обхода.
Котька мгновенно повалил Тяпу на землю, оттащил за невысокий скальный выступ...
...но один охранник вдруг почувствовал в свежем предутреннем горном воздухе запах гари! Тем более что из-за края карниза вился предательский дымок и было слышно потрескивание горящих пороховых шнуров...
Охранники сдернули с плеч автоматы, бросились к карнизу...
Всего десять метров разделяли их с Тяпой и Котькой. Один охранник уже что-то докладывал по рации...
– Эх, нам бы такие телефончики... – позавидовал Тяпа. – Бери, Кот, левого, правый – мой...
Котька сдернул с пояса притороченную «закидуху», а Тяпа достал из брючных ножен свой тяжелый нож...
– Время... – прошептал Тяпа и встал в полный рост. Котькина «закидуха» и Тяпин нож вылетели из их рук одновременно! «Закидуха» обвилась вокруг ног одного немца, а в шею другого, чуть ли не по рукоятку, вошел Тяпин нож...
Костя поддернул конец «закидухи», и «его» немец рухнул вниз с пятидесятиметровой высоты.
Тяпа, пригибаясь, побежал к «своему» уже мертвому немцу...
– Тяпа!.. Время!!! – в полный голос закричал Костя.
– Мой ножик!.. – успел крикнуть Тяпа, и...
...в эту секунду снизу раздался первый взрыв!..
Этим взрывом Тяпу отбросило на несколько метров прямо к Косте. Тот подхватил Тяпу под мышки, поволок его в сторону от карниза....
...нависающего над неуязвимой базой «Гефлюгельхоф», где один за другим гремели взрывы!
Кто-то успел выскочить из здания, кто-то не успевал...
...потому что гигантский скальный карниз, так замечательно укрывавший сурово-секретную базу воздушного наведения, оповещения и связи...
...рухнул вниз, стирая тысячами тонн жуткого и беспощадного камнепада с лица Австрийских Альп все живое на своем пути!
И грохот рушащихся скал был намного страшнее любого взрыва. Как это, впрочем, и бывает обычно в горах...
СЕРЫЙ РАССВЕТ В АВСТРИЙСКИХ АЛЬПАХ
Рваные клочки утреннего тумана проплывают над Котькой и Тяпой. А над головами – серое облачное небо, без единого просвета...Бледный от потери крови Тяпа полулежит, полусидит на крохотном плато, привалившись спиной к холмику.
Губы у Тяпы запеклись, глаза тусклые, неподвижные. Комбинезон весь в крови – у Тяпы нет левой кисти руки...
Костя Чернов поправляет жгут на предплечье, кровавые бинты на культе...
Оружие и вся Тяпина амуниция лежат рядом с Тяпой.
– Где же она может быть?.. – шепчет Тяпа.
– Все... Все кончено, Тяпочка... Валька! Не трухай, я тебя вытащу!..
– Может, внизу поискать, когда рассветет? – шепчет Тяпа.
– Что?.. Что поискать, Валюха? – не понимает Костя.
– Руку... Руку мою, – горестно шепчет Тяпа.
– Ты что, Валька... Тяпа, корешок мой самый-самый...
Костя не может договорить – комок в горле. Откашлялся, заговорил быстро, сбивчиво:
– Не боись, Валька... Я тебе всю рану стрептоцидом засыпал, пока ты в отключке был... Таблетки размял и засыпал!.. Американский стрептоцид, оранжевый... Дядя Паша дал... Говорит: «Упаси Бог, что-нибудь с Тяпой, сразу же стрептоцидом этим!.. И полный ажур!» – говорит...
– Чем это меня, Кот? – тихо спрашивает Тяпа.
– Осколком, наверное... Скальным осколком, думаю. Но ты не тушуйся... Кровянку я тебе жгутом остановил, пару часиков отдохнем и начнем тихонько спускаться... Я по карте смотрел – внизу деревушка какая-то. Выйдем к людям, найдем доктора... Не все же там ссучившиеся!
Тяпа впервые посмотрел на Костю осмысленно.
– Слушай, Котька... – прерывающимся голосом с трудом проговорил Тяпа. – Хотел тебя раньше спросить... но стыдился...
– Сейчас-то чего уж... – сказал Костя.
– Вот и я подумал... – от смущения Тяпа даже попытался криво ухмыльнуться. – Скажи, у тебя когда-нибудь с девчонками было ЭТО?
– Нет. А у тебя?
– И у меня не было, – печально вздохнул Тяпа. – Но я видел ЭТО!
– Повезло... – серьезно сказал Костя.
– А теперь, Котька, дай мне мой «шмайсер». И взведи его. Мне одной лапой не оттянуть...
– Ты что, Тяпа?! – испугался Костя. – Ты что, гад, делать собрался?!
– Не ори. И так в голове все горит, а ты орешь... Не бзди, Котяра, самострелов не будет. Взведи пушку и дай мне в руку!..
Костя взвел автомат, отдал его Тяпе.
– Теперь собери свое шматье и отойди от меня, – сказал Тяпа.
– Зачем?
– Делай, что говорю... – И Тяпа наставил автомат на Костю. – Не тяни. Больно же мне...
Костя подобрал свое оружие, часть оставшейся амуниции.
– Иди, Котька... – тихо сказал Тяпа, не опуская автомат. – Иди, корефан мой единственный... Вдвоем – не выбраться. А один ты уж как-нибудь... Ты сможешь, я тебя знаю.
– Успокойся, Валюха... Это у тебя бред сейчас!..
– Иди! – приказал Тяпа и направил автомат на Костю.
– Не-е-ет!!! – И Альпы трижды повторили Костин крик.
– Просил же тебя не орать, – тихо проговорил Тяпа. – Иди.
– Я не могу...
– Сможешь, – жестко сказал Тяпа и полоснул короткой автоматной очередью над головой Кости Чернова. – Иди!
– Что же ты делаешь, сука рваная?! – заплакал навзрыд Костя.
Ответом ему была еще одна автоматная очередь.
– Что же ты делаешь, сволочь?!! – рыдая, прокричал Костя.
– Иди, Кот... – сказал Тяпа. – И не вздумай возвращаться за мной. Пришью, как Жучку. И не оглядывайся. Дай отдохнуть...
И Тяпа прикрыл глаза, чтобы не видеть, как уходит Костя.
ЮБИЛЕЙНЫЙ ДЕНЬ ПОБЕДЫ СПУСТЯ НЕСКОЛЬКО ДЕСЯТИЛЕТИЙ
«...День Победы порохом пропах, День Победы со слезами на глазах!..» – излишне бодро в маршевом ритме орут динамики на всю площадь, по которой мимо заполненных трибун......медленно идут и спотыкаются очень старые старики, увешанные от глотки до причинного места старыми военными наградами.
Стараются идти строем... Плохо у них это получается – кто на протезе, кого подагра замучила, кто еле волочит ноги от нищеты и старости...
И только один из них – красивый моложавый старик со шрамом через все лицо, бывший Котька-художник – Константин Аркадьевич Чернов – идет бодро, стараясь попасть в маршевый темп знаменитой песни. Вот только нет у него на модном пиджаке ни одного орденишки, ни одной медальки!..
Идет этот жалкий строй «победителей» мимо трибун, где стоят гости столицы России, прибывшие из всех стран мира на юбилей Дня Победы...
Треплются пожилые зарубежные гости по-английски, по-французски, по-итальянски...
Один худенький пижонистый старичок с очень живым глазом только что болтал со старой американкой по-английски, потом с соседями с другой стороны – по-итальянски и вдруг увидел...
...в старческом строю Константина Аркадьевича. Без орденов и медалей...
Ухмыльнулся старик итальяшка, выдернул два цветочка из букета старой американки – один вставил себе в пиджачный карман, а со вторым цветком вышел из рядов гостей и...
...резво пристроился к ковыляющим ветеранам, чудом не погибшим тогда и не помершим сейчас.
Только теперь мы увидим, что у этого итальянского старого пижона, у этого семидесятипятилетнего «мышиного жеребчика» нету левой руки!..
И торчит из левого рукава жесткий протез в неподвижной кожаной перчатке...
Поравнялся худенький итальянец с моложавым Константином Аркадьевичем, усмехнулся, на ходу вставил тому в верхний карман пиджака второй цветочек и запрыгал, стараясь попасть в ногу стариковскому жалкому строю.
– Тяпа!.. – выдохнул Константин Аркадьевич.
– Бонджорно, Котька, – сказал старик итальянец, стараясь попасть в ногу строю.
– Господи! – сказал бывший Котька-художник. – Ну чего ты дергаешься, как свинья на веревке? Ты что, никогда строем не ходил?..
– Никогда!!! – счастливо ответил бывший Тяпа.