«Много прольется слез, но все это в шутку», — пел динамик.
— Эта Мими — лакомый кусок, правда? — сказал Джеймс, еще крепче стискивая Имоджин. — Как сказать по-французски: «Вы танцуете?»
Через несколько минут он уже танцевал с ней. Прислонившись к плечу Мими, Джеймс удобно зарылся своим розовым лицом в ее роскошную грудь.
Тем временем Имоджин долго танцевала с Антуаном, который то беспардонно с ней флиртовал, то говорил ей, насколько, по его мнению, ужасна Кейбл. «В общем ночная шлюха», — заключил он.
«Ночная ведьма», — смеясь, поправила его Имоджин.
Это ее удивило: раньше она подумала, что Антуан и Кейбл поладят друг с другом. Возможно, для этого каждый из них чересчур любил быть центром внимания.
— Отличное местечко, — сказала она.
— Оно принадлежит мне, — просто сообщил Антуан, похожий на самого дьявола, весь в черном со своими ярко сверкавшими бриллиантами и тигриным оскалом белых зубов на смуглом цыганском лице. Ей казалось, что в любой момент он может клубом дыма улететь через люк.
— Мне доставляет удовольствие глядеть на вас, — сказал он. — Мими уедет в Париж на выходные. Я к вам зайду. У меня тут неподалеку вилла. Мы сможем с вами поездить верхом или выйти в море на яхте. Я плавал в Англии, в Калвзе.
— Калвз? — Имоджин была озадачена.
— Да, на острове Уайт.
— А, Кауз! — Ее разобрал смех. Она решила, что его невозможно принимать всерьез.
— Я люблю Англию, но думаю, что ваши соотечественники за границей ведут себя ужасно.
Он смотрел на Джеймса, который с помощью Мими усердно ронял на танцплощадке престиж своей страны.
— Мими подает мне сигналы бедствия, — сказал он, — надо ее выручать. A bientot, ma cherie[19], — и. нежно поцеловав Имоджин в обе щеки, он проводил ее к столу.
Ее пригласил Джеймс, потом снова Ники и опять Джеймс. Кейбл отказывалась оставить стол и шампанское, сидела мрачнее тучи и не приободрилась даже после того, как Ники попросил диск-жокея поставить одну из ее любимых мелодий.
Судьба строит против меня козни, с горечью думала Кейбл. Все так хорошо складывалось первые несколько дней отпуска. Удалось поработить Ники и Джеймса, раздразнить Ивонн, совершенно затмить глупую и наивную Имоджин и, наконец, самое главное — постоянно держать Матта в подвешенном состоянии. Она знала, какое беспокойство скрывается под его внешней невозмутимостью. До этого она все время чувствовала, что полностью справляется с управлением экипажа. И вот теперь ни с того ни с сего поводья стали выскальзывать из ее рук. Матт явно доволен днем, проведенным с Имоджин, которую он привез в достаточно приличном виде — по крайней мере, так явно считают Ники и Джеймс и Антуан, все за ней ухаживающие. Мужчинам всегда нужно что-нибудь новое. Раздражение Кейбл усугублялось тем, что Антуан не поддался на ее чары.
Про него всегда говорили, что он настоящий кот, а он даже не качнулся в ее сторону. А на эту неряшливую толстуху Мими даже в сумраке дискотеки оборачивались все головы и с восхищением пялили глаза.
Точно так же, подумала Кейбл, они уставились бы на слона, если бы он сюда вошел. Да и Ники не такой послушный, как обычно. Не далее как сегодня она застала его, когда он обменивался вороватыми, но достаточно жгучими взглядами с одной светловолосой нимфеткой из воднолыжного клуба. Скоро придется делать ему кое-какие уступки. Она осушила свой бокал шампанского и повелительно звякнула им по столу.
— Давай еще бутылку, — приказала она Матту.
Не обратив на нее никакого внимания, Матт повернулся к Имоджин, которая возвращалась к столу с Джеймсом. После танца волосы ее слегка растрепались, щеки раскраснелись, груди поднялись и почти вываливались из низкого выреза платья.
— Кажется, теперь моя очередь, — сказал он, поднимаясь.
— Красивая, красивая девушка, — произнес Антуан. — Как я люблю йоркширских девушек!
Ники хотел было с ним согласиться и похвалиться тем, что это он ее открыл, но, посмотрев на выражение лица Кейбл, предпочел воздержаться.
— Это не Бьянка Джегер вон там? — спросил Джеймс, вглядываясь в полумрак зала, — пойду приглашу ее на танец.
Имоджин ждала приглашения от Матта весь вечер. Теперь, когда он расслабленно возвышался перед ней, а его треугольные глаза смотрели на нее с веселым одобрением, она почувствовала какое-то щекотание под ложечкой.
— У тебя сегодня хороший вечер, дорогая. Они кружат вокруг тебя, как осы над арбузом.
— Это все благодаря тебе, — сказала она и посмотрела в сторону Ники и Кейбл, занятых разговором. Ники держал Кейбл за руку и, очевидно, старался ее успокоить.
— Жаль, что это не сработало — я имею в виду: отвадить Ники от Кейбл.
— Потерей сна мне это не грозит, — сказал Матт, пожав плечами.
Ритм музыки ускорился, краски замелькали как в калейдоскопе. Площадка заполнилась, и их то и дело толкали. Чтобы защитить ее, Матт положил ей руки на плечи. У нее перехватило дыхание.
Вдруг он уткнулся лицом ей в шею. Все тело у нее словно растаяло.
— Ты стянула духи у Кейбл, — заметил он.
— О, Господи, я так сожалею, — сказала Имоджин, пунцовая от смущения.
— Я ничего не имею против. Можешь не стесняться. Просто, они тебе не подходят. Слишком, прилипчивые.
Имоджин уже хотела сказать, что сама кажется себе прилипчивой, но тут подошел Ники.
— Антуан ушел, Джеймсу почти заморочил голову муж той особы, которую он принимает за Бьянку Джегер, а Кейбл говорит, что ей все надоело.
— А я никуда не спешу. Кейбл для разнообразия может и подождать.
Имоджин не рискнула поглядеть в сторону Кейбл и постаралась удержать свое ликование, когда они с Маттом танцевали еще две песни. За это время стол опустел.
За воротами они увидели Ребла, шофера-негра, который выводил тяжело повисших на нем Антуана и Мими, чтобы поместить их в огромный «роллс-ройс». Кейбл сидела, припав к рулевому колесу «мерседеса», рядом с ней Ники. Рука его лежала на спинке сиденья.
— Где вы там пропадали? — спросила Кейбл, свирепо нажимая на газ.
— Держали тебя в ожидании, — отрезал Матт.
— Ты и твоя дорогая протеже занимаетесь этим весь день.
— На твоем месте я бы написал об этом в «Таймс», — сказал Матт.
— Хватит надо мной куражиться, — взвыла Кейбл. — Вы вдвоем можете отлично дойти до дома пешком, — и, нажав на акселератор, она бешено вырулила на прибрежное шоссе.
— Вздорная сучка, — сказал Матт совершенно невозмутимо. — Пойдем пешком? Тут всего одна-две мили. Если ты притомилась, я пойду и вызову такси.
— О нет, я с удовольствием пройдусь, — сказала Имоджин, не веря своему счастью.
— Пойдем, — сказал Матт, беря ее под руку. — По пути мне надо поближе посмотреть на молодцов, что пасут дом Браганци.
После сильной дневной жары ночь тоже была знойной. Но в сравнении с духотой дискотеки воздух казался свежим и слегка отдавал росой, ароматом чебреца и запахом моря. Цикады на деревьях издавали звуки, похожие на пение лягушек. Перед ними блестел в своей бухте Пор-ле-Пен, и через каждые несколько секунд высокий скалистый выступ освещался лучом маяка. Высоко над ними звезды, планеты, южный крест, луна, казалось, вышли на прогулку по своим небесам и мерцали вечностью. А я так воспламенилась, — подумала Имоджин, — что им, вероятно, оттуда видно, как я здесь на земле мерцаю. От выпитого и от веселого настроения ее слегка покачивало, но Матт поддерживал ее за руку повыше локтя, нежно поглаживая ей кожу. Вероятно, он привык так ласкать Кейбл и теперь делает это машинально, подумала она.
«Ты слишком хороша, чтобы поверить, что это не сон. Я не могу оторвать от тебя глаз», — задумчиво мурлыкал Матт.
При свете луны как призрак возникли силуэты дома Браганци, башенки которого были сплошь покрыты вьющимися растениями.
— Тебе непременно надо его видеть? — нервно спросила Имоджин. — Ты даже на отдыхе не можешь расслабиться?
— Это все журналисты так. Если они что-то унюхают, то уже не отступятся, как кобели, почуявшие суку, у которой течка.
Теперь они были всего в сотне ярдов от дома. В верхнем этаже светились два окна, забранные решеткой, как створ лифта. Возможно, одно из них было окном спальни герцогини. Имоджин представила себе, как та расчесывает свои длинные черные волосы серебряными щетками, украшенными маленькими коронами. Ей захотелось раскрыть все ставни, как церковный календарь, и, может быть, увидеть в одной из комнат спящего младенца или самого Браганци в белой рубашке и черном галстуке, готовящего какое-нибудь подлое преступление.
За входными воротами они разглядели какую-то фигуру, которая прохаживалась взад-вперед с овчаркой на поводке. Собака зарычала, человек погасил сигарету и огляделся вокруг. У Имоджин началась дрожь.
— Давай обойдем кругом, — прошептал Матт.
Почти вокруг всего дома шла стена высотой пятнадцать футов с железными шипами и мотками колючей проволоки наверху. Позади дома стена разделялась надвое и спускалась к морю, ограждая частный пляж Браганци.
— Единственный подход к дому — с моря, — прошептал Матт, — и держу пари, он охраняется днем и ночью. Он, кажется, избегает малейшего риска. Хуже Колдица. — Он посмотрел на установки сигналов тревоги, как раковины моллюсков облепившие стены дома.
Яркий свет луны и сильный сладоватый запах душистого табака и каких-то других ночных цветов придавали всей сцене еще более зловещую атмосферу.
— Давай уйдем отсюда, — попросила Имоджин. Она была уверена, что сторожевые собаки слышат, как у нее колотится сердце. Теперь они крались прямо вдоль стены. Ее нога задела что-то металлическое, и она вдруг услышала резкий трескучий звук.
— Черт, — сказал Матт, наклоняясь, чтобы посмотреть. — Наверное, это сигнализация.
Тут же начался бешеный лай собак и послышался скрип двери.
— Они нас засекли, — выпалила Имоджин.
— Сюда, — сказал Матт и, толкнув ее на землю, стал целовать, резко стянув с ее плеч верх платья. Она почувствовала, как ее спину царапает кустарник и ощутила вкус соли и коньяка на его губах.
Рычание приближалось и становилось все свирепее.
Имоджин в ужасе дернулась.
— Лежи смирно, — прошептал Матт, придавив ее всем своим весом. — Это отличный способ выбраться.
В ту же секунду все место ярко осветилось. Собаки бросились к ним. Казалось, они разорвут их на части, но вдруг их свирепое рычание смолкло в каких-нибудь шести дюймах. Имоджин не была особенно сильна во французском, но смогла сообразить, что Матт в бешенстве спрашивает у сторожей, какого черта, по их мнению, они здесь делают, — поправляя при этом ее платье.
Сторожа оттащили собак и велели ей и Матту подняться. Матт объяснил, что они отдыхающие, отстали от своей компании и решили идти пешком в Пор-ле-Пен, где остановились в гостинце «Реконесанс». Тогда сторожа обыскали Матта. заглянули в его бумажник и чековую книжку. Имоджин от страха чуть не потеряла сознание, увидев, что все четверо вооружены автоматами. Они принялись деловито обыскивать и ее, забираясь своими грубыми руками в самые неудобные места, пока Матт не рявкнул, чтобы они оставили ее в покое.
Потом они с минуту посовещались между собой и сказали им, чтобы они шли своей дорогой, после чего крикнули им что-то вдогонку, грубо захохотав. Имоджин не поняла, что они сказали. Она чувствовала на спине их взгляды, словно какие-то восемь колющих зубцов.
— Не оглядывайся! — шепнул Матт. — Слава Богу, что при мне не было паспорта, а то бы нам досталось.
Прошла, казалось целая вечность, прежде чем они, повернув за угол, скрылись от их глаз и увидели прямо под собой приветливо мигающие огни Пор-ле-Пена.
У Имоджин началась сильная дрожь. Матт обнял ее.
— Дорогая, я страшно перед тобой виноват. Ты в порядке?
— Я в этом не уверена. Я решила, что пришел наш последний час.
Он прижал ее к себе, погладил ей волосы и голые рукн, пока от тепла его тела она не успокоилась.
— Но у тебя мгновенная реакция, — пробормотала она. — Ты так быстро меня повалил, и так убедительно разыграл ошалевшего от страха и обиды туриста, которого застукали за делом.
Матт рассмеялся и достал из кармана пачку сигарет.
— К полуночи я всегда становлюсь хамоватым. Впрочем, мне доводилось с помощью трепа выкарабкиваться из мест похуже этого. Но все равно, мне очень жаль, я не должен был тебя в это впутывать.
— Что они сказали, когда мы уходили?
— Что в другой раз, когда я приведу кого-нибудь на утесы, чтобы перепнхнуться на скорую руку, они советуют выбрать другое место.
— Значит, они тебе в самом деле поверили?
Матт пожал плечами.
— Они не поверят завтра, когда наведут справки в гостинице.
Его рука лежала у нее на плечах, и она вдруг почувствовала себя счастливой до слез, вспомнив, как ей, несмотря на опасность, понравилось, когда он ее целовал и она чувствовала на себе тяжесть его тела. Она все еще дрожала, но уже не от страха.
— Он, должно быть, чего-то боится, если поставил такие ограждения.
— Думаю, боится потерять герцогиню, — предположил Матт.
Они спустились в порт. Огни катеров и яхт, отражаясь в черной воде, скакали по ней, как упавшие серьги. Лес мачт тихо качался на фоне звезд. До них доносились слабые всплески моря, накатывавшегося на белый песок.
Они зашли в одно ночное кафе на набережной. У стойки бара угрюмо пили несколько рыбаков. Усталая официантка, сбросив туфли, сонно протирала бокалы.
— Нам сейчас требуется неотложная скорая помощь, — сказал Матт и, заказывая для обоих черный кофе и тройную порцию коньяка, вдруг повернувшись, улыбнулся ей. Ощущение близости к нему так захватило ее, что у нее ослабли колени. Ей пришлось ухватиться за стул у стойки и вскарабкаться на него.
— Ты завтра пойдешь на встречу с человеком Антуана? — спросила она, когда им подали напитки.
— Если это ни к чему не приведет, я оставлю всю эту затею и сохраню силы для перебранок с миссис Эджуорт, — он взял ее руку, и она побоялась, как бы он не почувствовал пронизавший ее толчок. — Знаешь, мой ангел, мне действительно жаль, что ты испугалась. Для того, кому доводилось иметь дело с полевой жандармерией, с белыми родезийцами и даже молодчиками Иди Амина, как когда-то мне, эти колпаки Браганци могут показаться мелюзгой, но я знаю, как страшно было тебе.
— Зато мне теперь хорошо, — она вряд ли могла ему сказать, что никогда в жизни не чувствовала себя такой счастливой. И она подумала, что он самый замечательный мужчина из всех, кого она знала, и если бы он снова повалил ее на кусты вереска, она бы не возражала, даже если бы при этом весь преступный мир устроил вокруг них визгливый шабаш. Вместо этого она спросила: — А что собой представляют молодчики Амина?
Он рассказал ей про некоторые опасные места, в которых ему пришлось побывать, и когда они приняли еще по нескольку порций коньяка, звезды на небе уже погасли и горизонт окрасился бледной бирюзой. Они прошли мимо «Бара моряков» и отеля «Плаза» с его сложенными на ночь полосатыми навесами и дремлющими привратниками. По дороге им попались несколько пожилых гомосексуалистов, ищущих утешения, и гитаристов из ночных клубов, сонно бренчавших что-то по пути домой.
«Ты слишком хороша, чтобы поверить, что это не сон. Я не могу отвести от тебя глаз», — мурлыкал Матт.
В «Реконесансе» у стойки портье, освещенной одной лампой без колпака, он взял ее ключ и вынул из стоявшей там вазы влажную астру пурпурного цвета. Имоджин поспешила наверх, нажимая на выключатели, пока еще не отключили свет и коридор не погрузился во тьму.
У дверей ее номера он остановился.
— Приятных сновидений, маленькая сообщница, — нежно сказал он, протянув ей пурпурную астру.
Сейчас он меня поцелует, в восторге подумала она. Но едва он наклонил голову и коснулся ее губ, как распахнулась какая-то дверь и выстрелила толстой женщиной в сетке для волос. Столкнувшись с ними, она кинулась в туалет. Вскоре оттуда донеслись звуки страшной рвоты, и оба они зашлись в беззвучном хохоте.
Потом вдруг открылась другая дверь, и появилась Кейбл, закутанная в зеленое полотенце и с сигаретой, торчащей из ярко-красных губ.
— Вы как раз вовремя, — сказала она.
У себя в комнате Имоджин все еще не отошла от изумления. Матт поцеловал ее. Она знала, какими случайными бывают иные поцелуи, да к тому же оба они весь день пили. Но она не думала, что Матт из тех, кто может сделать что-нибудь случайно. В Пор-ле-Пене было полно красивых девушек, но в отличие or Джеймса и Ники он никогда не выказывал большого интереса к какой-нибудь из них, ограничиваясь беглым одобрительным взглядом.
Она посмотрелась в зеркало и потрогала свои губы, с которых он сцеловал всю помаду, потом, дрожа от возбуждения, провела руками по своему телу. В постели — гений, сказала Кейбл. Но ей хотелось не только этого.
Убери с лица эту дурацкую ухмылку, — повторяла она сама себе, — ты слишком много напридумывала. Она легла на кровать, но комната пошла кругом, и тогда она встала и примерила все обновки, стоя прямо на кровати, чтобы видеть себя в полный рост. Завтра она наденет светло-зеленый сарафан или, может быть, голубую рубашку, и большая часть пуговиц будет расстегнута, как у Кейбл. Она представила себе, как теперь Матт ссорится с Кейбл и говорит ей, что между ними все кончено, что он любит Имоджин.
Я не должна на это надеяться, сказала она себе строго, он любит Кейбл, он купил мне эти вещи, чтобы я отвадила от нее Ники. Но эти доводы ее не убеждали.
Я люблю его, я люблю его, — повторяла она, зарывшись лицом в подушку. Потом она бережно положила пурпурную астру между листами своего дневника, а после долго лежала, глядя в светлеющее небо, слушая крики петухов и детей и шум заводящихся машин, пока не заснула.
Глава двенадцатая
— Эта Мими — лакомый кусок, правда? — сказал Джеймс, еще крепче стискивая Имоджин. — Как сказать по-французски: «Вы танцуете?»
Через несколько минут он уже танцевал с ней. Прислонившись к плечу Мими, Джеймс удобно зарылся своим розовым лицом в ее роскошную грудь.
Тем временем Имоджин долго танцевала с Антуаном, который то беспардонно с ней флиртовал, то говорил ей, насколько, по его мнению, ужасна Кейбл. «В общем ночная шлюха», — заключил он.
«Ночная ведьма», — смеясь, поправила его Имоджин.
Это ее удивило: раньше она подумала, что Антуан и Кейбл поладят друг с другом. Возможно, для этого каждый из них чересчур любил быть центром внимания.
— Отличное местечко, — сказала она.
— Оно принадлежит мне, — просто сообщил Антуан, похожий на самого дьявола, весь в черном со своими ярко сверкавшими бриллиантами и тигриным оскалом белых зубов на смуглом цыганском лице. Ей казалось, что в любой момент он может клубом дыма улететь через люк.
— Мне доставляет удовольствие глядеть на вас, — сказал он. — Мими уедет в Париж на выходные. Я к вам зайду. У меня тут неподалеку вилла. Мы сможем с вами поездить верхом или выйти в море на яхте. Я плавал в Англии, в Калвзе.
— Калвз? — Имоджин была озадачена.
— Да, на острове Уайт.
— А, Кауз! — Ее разобрал смех. Она решила, что его невозможно принимать всерьез.
— Я люблю Англию, но думаю, что ваши соотечественники за границей ведут себя ужасно.
Он смотрел на Джеймса, который с помощью Мими усердно ронял на танцплощадке престиж своей страны.
— Мими подает мне сигналы бедствия, — сказал он, — надо ее выручать. A bientot, ma cherie[19], — и. нежно поцеловав Имоджин в обе щеки, он проводил ее к столу.
Ее пригласил Джеймс, потом снова Ники и опять Джеймс. Кейбл отказывалась оставить стол и шампанское, сидела мрачнее тучи и не приободрилась даже после того, как Ники попросил диск-жокея поставить одну из ее любимых мелодий.
Судьба строит против меня козни, с горечью думала Кейбл. Все так хорошо складывалось первые несколько дней отпуска. Удалось поработить Ники и Джеймса, раздразнить Ивонн, совершенно затмить глупую и наивную Имоджин и, наконец, самое главное — постоянно держать Матта в подвешенном состоянии. Она знала, какое беспокойство скрывается под его внешней невозмутимостью. До этого она все время чувствовала, что полностью справляется с управлением экипажа. И вот теперь ни с того ни с сего поводья стали выскальзывать из ее рук. Матт явно доволен днем, проведенным с Имоджин, которую он привез в достаточно приличном виде — по крайней мере, так явно считают Ники и Джеймс и Антуан, все за ней ухаживающие. Мужчинам всегда нужно что-нибудь новое. Раздражение Кейбл усугублялось тем, что Антуан не поддался на ее чары.
Про него всегда говорили, что он настоящий кот, а он даже не качнулся в ее сторону. А на эту неряшливую толстуху Мими даже в сумраке дискотеки оборачивались все головы и с восхищением пялили глаза.
Точно так же, подумала Кейбл, они уставились бы на слона, если бы он сюда вошел. Да и Ники не такой послушный, как обычно. Не далее как сегодня она застала его, когда он обменивался вороватыми, но достаточно жгучими взглядами с одной светловолосой нимфеткой из воднолыжного клуба. Скоро придется делать ему кое-какие уступки. Она осушила свой бокал шампанского и повелительно звякнула им по столу.
— Давай еще бутылку, — приказала она Матту.
Не обратив на нее никакого внимания, Матт повернулся к Имоджин, которая возвращалась к столу с Джеймсом. После танца волосы ее слегка растрепались, щеки раскраснелись, груди поднялись и почти вываливались из низкого выреза платья.
— Кажется, теперь моя очередь, — сказал он, поднимаясь.
— Красивая, красивая девушка, — произнес Антуан. — Как я люблю йоркширских девушек!
Ники хотел было с ним согласиться и похвалиться тем, что это он ее открыл, но, посмотрев на выражение лица Кейбл, предпочел воздержаться.
— Это не Бьянка Джегер вон там? — спросил Джеймс, вглядываясь в полумрак зала, — пойду приглашу ее на танец.
Имоджин ждала приглашения от Матта весь вечер. Теперь, когда он расслабленно возвышался перед ней, а его треугольные глаза смотрели на нее с веселым одобрением, она почувствовала какое-то щекотание под ложечкой.
— У тебя сегодня хороший вечер, дорогая. Они кружат вокруг тебя, как осы над арбузом.
— Это все благодаря тебе, — сказала она и посмотрела в сторону Ники и Кейбл, занятых разговором. Ники держал Кейбл за руку и, очевидно, старался ее успокоить.
— Жаль, что это не сработало — я имею в виду: отвадить Ники от Кейбл.
— Потерей сна мне это не грозит, — сказал Матт, пожав плечами.
Ритм музыки ускорился, краски замелькали как в калейдоскопе. Площадка заполнилась, и их то и дело толкали. Чтобы защитить ее, Матт положил ей руки на плечи. У нее перехватило дыхание.
Вдруг он уткнулся лицом ей в шею. Все тело у нее словно растаяло.
— Ты стянула духи у Кейбл, — заметил он.
— О, Господи, я так сожалею, — сказала Имоджин, пунцовая от смущения.
— Я ничего не имею против. Можешь не стесняться. Просто, они тебе не подходят. Слишком, прилипчивые.
Имоджин уже хотела сказать, что сама кажется себе прилипчивой, но тут подошел Ники.
— Антуан ушел, Джеймсу почти заморочил голову муж той особы, которую он принимает за Бьянку Джегер, а Кейбл говорит, что ей все надоело.
— А я никуда не спешу. Кейбл для разнообразия может и подождать.
Имоджин не рискнула поглядеть в сторону Кейбл и постаралась удержать свое ликование, когда они с Маттом танцевали еще две песни. За это время стол опустел.
За воротами они увидели Ребла, шофера-негра, который выводил тяжело повисших на нем Антуана и Мими, чтобы поместить их в огромный «роллс-ройс». Кейбл сидела, припав к рулевому колесу «мерседеса», рядом с ней Ники. Рука его лежала на спинке сиденья.
— Где вы там пропадали? — спросила Кейбл, свирепо нажимая на газ.
— Держали тебя в ожидании, — отрезал Матт.
— Ты и твоя дорогая протеже занимаетесь этим весь день.
— На твоем месте я бы написал об этом в «Таймс», — сказал Матт.
— Хватит надо мной куражиться, — взвыла Кейбл. — Вы вдвоем можете отлично дойти до дома пешком, — и, нажав на акселератор, она бешено вырулила на прибрежное шоссе.
— Вздорная сучка, — сказал Матт совершенно невозмутимо. — Пойдем пешком? Тут всего одна-две мили. Если ты притомилась, я пойду и вызову такси.
— О нет, я с удовольствием пройдусь, — сказала Имоджин, не веря своему счастью.
— Пойдем, — сказал Матт, беря ее под руку. — По пути мне надо поближе посмотреть на молодцов, что пасут дом Браганци.
После сильной дневной жары ночь тоже была знойной. Но в сравнении с духотой дискотеки воздух казался свежим и слегка отдавал росой, ароматом чебреца и запахом моря. Цикады на деревьях издавали звуки, похожие на пение лягушек. Перед ними блестел в своей бухте Пор-ле-Пен, и через каждые несколько секунд высокий скалистый выступ освещался лучом маяка. Высоко над ними звезды, планеты, южный крест, луна, казалось, вышли на прогулку по своим небесам и мерцали вечностью. А я так воспламенилась, — подумала Имоджин, — что им, вероятно, оттуда видно, как я здесь на земле мерцаю. От выпитого и от веселого настроения ее слегка покачивало, но Матт поддерживал ее за руку повыше локтя, нежно поглаживая ей кожу. Вероятно, он привык так ласкать Кейбл и теперь делает это машинально, подумала она.
«Ты слишком хороша, чтобы поверить, что это не сон. Я не могу оторвать от тебя глаз», — задумчиво мурлыкал Матт.
При свете луны как призрак возникли силуэты дома Браганци, башенки которого были сплошь покрыты вьющимися растениями.
— Тебе непременно надо его видеть? — нервно спросила Имоджин. — Ты даже на отдыхе не можешь расслабиться?
— Это все журналисты так. Если они что-то унюхают, то уже не отступятся, как кобели, почуявшие суку, у которой течка.
Теперь они были всего в сотне ярдов от дома. В верхнем этаже светились два окна, забранные решеткой, как створ лифта. Возможно, одно из них было окном спальни герцогини. Имоджин представила себе, как та расчесывает свои длинные черные волосы серебряными щетками, украшенными маленькими коронами. Ей захотелось раскрыть все ставни, как церковный календарь, и, может быть, увидеть в одной из комнат спящего младенца или самого Браганци в белой рубашке и черном галстуке, готовящего какое-нибудь подлое преступление.
За входными воротами они разглядели какую-то фигуру, которая прохаживалась взад-вперед с овчаркой на поводке. Собака зарычала, человек погасил сигарету и огляделся вокруг. У Имоджин началась дрожь.
— Давай обойдем кругом, — прошептал Матт.
Почти вокруг всего дома шла стена высотой пятнадцать футов с железными шипами и мотками колючей проволоки наверху. Позади дома стена разделялась надвое и спускалась к морю, ограждая частный пляж Браганци.
— Единственный подход к дому — с моря, — прошептал Матт, — и держу пари, он охраняется днем и ночью. Он, кажется, избегает малейшего риска. Хуже Колдица. — Он посмотрел на установки сигналов тревоги, как раковины моллюсков облепившие стены дома.
Яркий свет луны и сильный сладоватый запах душистого табака и каких-то других ночных цветов придавали всей сцене еще более зловещую атмосферу.
— Давай уйдем отсюда, — попросила Имоджин. Она была уверена, что сторожевые собаки слышат, как у нее колотится сердце. Теперь они крались прямо вдоль стены. Ее нога задела что-то металлическое, и она вдруг услышала резкий трескучий звук.
— Черт, — сказал Матт, наклоняясь, чтобы посмотреть. — Наверное, это сигнализация.
Тут же начался бешеный лай собак и послышался скрип двери.
— Они нас засекли, — выпалила Имоджин.
— Сюда, — сказал Матт и, толкнув ее на землю, стал целовать, резко стянув с ее плеч верх платья. Она почувствовала, как ее спину царапает кустарник и ощутила вкус соли и коньяка на его губах.
Рычание приближалось и становилось все свирепее.
Имоджин в ужасе дернулась.
— Лежи смирно, — прошептал Матт, придавив ее всем своим весом. — Это отличный способ выбраться.
В ту же секунду все место ярко осветилось. Собаки бросились к ним. Казалось, они разорвут их на части, но вдруг их свирепое рычание смолкло в каких-нибудь шести дюймах. Имоджин не была особенно сильна во французском, но смогла сообразить, что Матт в бешенстве спрашивает у сторожей, какого черта, по их мнению, они здесь делают, — поправляя при этом ее платье.
Сторожа оттащили собак и велели ей и Матту подняться. Матт объяснил, что они отдыхающие, отстали от своей компании и решили идти пешком в Пор-ле-Пен, где остановились в гостинце «Реконесанс». Тогда сторожа обыскали Матта. заглянули в его бумажник и чековую книжку. Имоджин от страха чуть не потеряла сознание, увидев, что все четверо вооружены автоматами. Они принялись деловито обыскивать и ее, забираясь своими грубыми руками в самые неудобные места, пока Матт не рявкнул, чтобы они оставили ее в покое.
Потом они с минуту посовещались между собой и сказали им, чтобы они шли своей дорогой, после чего крикнули им что-то вдогонку, грубо захохотав. Имоджин не поняла, что они сказали. Она чувствовала на спине их взгляды, словно какие-то восемь колющих зубцов.
— Не оглядывайся! — шепнул Матт. — Слава Богу, что при мне не было паспорта, а то бы нам досталось.
Прошла, казалось целая вечность, прежде чем они, повернув за угол, скрылись от их глаз и увидели прямо под собой приветливо мигающие огни Пор-ле-Пена.
У Имоджин началась сильная дрожь. Матт обнял ее.
— Дорогая, я страшно перед тобой виноват. Ты в порядке?
— Я в этом не уверена. Я решила, что пришел наш последний час.
Он прижал ее к себе, погладил ей волосы и голые рукн, пока от тепла его тела она не успокоилась.
— Но у тебя мгновенная реакция, — пробормотала она. — Ты так быстро меня повалил, и так убедительно разыграл ошалевшего от страха и обиды туриста, которого застукали за делом.
Матт рассмеялся и достал из кармана пачку сигарет.
— К полуночи я всегда становлюсь хамоватым. Впрочем, мне доводилось с помощью трепа выкарабкиваться из мест похуже этого. Но все равно, мне очень жаль, я не должен был тебя в это впутывать.
— Что они сказали, когда мы уходили?
— Что в другой раз, когда я приведу кого-нибудь на утесы, чтобы перепнхнуться на скорую руку, они советуют выбрать другое место.
— Значит, они тебе в самом деле поверили?
Матт пожал плечами.
— Они не поверят завтра, когда наведут справки в гостинице.
Его рука лежала у нее на плечах, и она вдруг почувствовала себя счастливой до слез, вспомнив, как ей, несмотря на опасность, понравилось, когда он ее целовал и она чувствовала на себе тяжесть его тела. Она все еще дрожала, но уже не от страха.
— Он, должно быть, чего-то боится, если поставил такие ограждения.
— Думаю, боится потерять герцогиню, — предположил Матт.
Они спустились в порт. Огни катеров и яхт, отражаясь в черной воде, скакали по ней, как упавшие серьги. Лес мачт тихо качался на фоне звезд. До них доносились слабые всплески моря, накатывавшегося на белый песок.
Они зашли в одно ночное кафе на набережной. У стойки бара угрюмо пили несколько рыбаков. Усталая официантка, сбросив туфли, сонно протирала бокалы.
— Нам сейчас требуется неотложная скорая помощь, — сказал Матт и, заказывая для обоих черный кофе и тройную порцию коньяка, вдруг повернувшись, улыбнулся ей. Ощущение близости к нему так захватило ее, что у нее ослабли колени. Ей пришлось ухватиться за стул у стойки и вскарабкаться на него.
— Ты завтра пойдешь на встречу с человеком Антуана? — спросила она, когда им подали напитки.
— Если это ни к чему не приведет, я оставлю всю эту затею и сохраню силы для перебранок с миссис Эджуорт, — он взял ее руку, и она побоялась, как бы он не почувствовал пронизавший ее толчок. — Знаешь, мой ангел, мне действительно жаль, что ты испугалась. Для того, кому доводилось иметь дело с полевой жандармерией, с белыми родезийцами и даже молодчиками Иди Амина, как когда-то мне, эти колпаки Браганци могут показаться мелюзгой, но я знаю, как страшно было тебе.
— Зато мне теперь хорошо, — она вряд ли могла ему сказать, что никогда в жизни не чувствовала себя такой счастливой. И она подумала, что он самый замечательный мужчина из всех, кого она знала, и если бы он снова повалил ее на кусты вереска, она бы не возражала, даже если бы при этом весь преступный мир устроил вокруг них визгливый шабаш. Вместо этого она спросила: — А что собой представляют молодчики Амина?
Он рассказал ей про некоторые опасные места, в которых ему пришлось побывать, и когда они приняли еще по нескольку порций коньяка, звезды на небе уже погасли и горизонт окрасился бледной бирюзой. Они прошли мимо «Бара моряков» и отеля «Плаза» с его сложенными на ночь полосатыми навесами и дремлющими привратниками. По дороге им попались несколько пожилых гомосексуалистов, ищущих утешения, и гитаристов из ночных клубов, сонно бренчавших что-то по пути домой.
«Ты слишком хороша, чтобы поверить, что это не сон. Я не могу отвести от тебя глаз», — мурлыкал Матт.
В «Реконесансе» у стойки портье, освещенной одной лампой без колпака, он взял ее ключ и вынул из стоявшей там вазы влажную астру пурпурного цвета. Имоджин поспешила наверх, нажимая на выключатели, пока еще не отключили свет и коридор не погрузился во тьму.
У дверей ее номера он остановился.
— Приятных сновидений, маленькая сообщница, — нежно сказал он, протянув ей пурпурную астру.
Сейчас он меня поцелует, в восторге подумала она. Но едва он наклонил голову и коснулся ее губ, как распахнулась какая-то дверь и выстрелила толстой женщиной в сетке для волос. Столкнувшись с ними, она кинулась в туалет. Вскоре оттуда донеслись звуки страшной рвоты, и оба они зашлись в беззвучном хохоте.
Потом вдруг открылась другая дверь, и появилась Кейбл, закутанная в зеленое полотенце и с сигаретой, торчащей из ярко-красных губ.
— Вы как раз вовремя, — сказала она.
У себя в комнате Имоджин все еще не отошла от изумления. Матт поцеловал ее. Она знала, какими случайными бывают иные поцелуи, да к тому же оба они весь день пили. Но она не думала, что Матт из тех, кто может сделать что-нибудь случайно. В Пор-ле-Пене было полно красивых девушек, но в отличие or Джеймса и Ники он никогда не выказывал большого интереса к какой-нибудь из них, ограничиваясь беглым одобрительным взглядом.
Она посмотрелась в зеркало и потрогала свои губы, с которых он сцеловал всю помаду, потом, дрожа от возбуждения, провела руками по своему телу. В постели — гений, сказала Кейбл. Но ей хотелось не только этого.
Убери с лица эту дурацкую ухмылку, — повторяла она сама себе, — ты слишком много напридумывала. Она легла на кровать, но комната пошла кругом, и тогда она встала и примерила все обновки, стоя прямо на кровати, чтобы видеть себя в полный рост. Завтра она наденет светло-зеленый сарафан или, может быть, голубую рубашку, и большая часть пуговиц будет расстегнута, как у Кейбл. Она представила себе, как теперь Матт ссорится с Кейбл и говорит ей, что между ними все кончено, что он любит Имоджин.
Я не должна на это надеяться, сказала она себе строго, он любит Кейбл, он купил мне эти вещи, чтобы я отвадила от нее Ники. Но эти доводы ее не убеждали.
Я люблю его, я люблю его, — повторяла она, зарывшись лицом в подушку. Потом она бережно положила пурпурную астру между листами своего дневника, а после долго лежала, глядя в светлеющее небо, слушая крики петухов и детей и шум заводящихся машин, пока не заснула.
Глава двенадцатая
Разбуженная ярким солнцем, Имоджин проснулась с тем же ощущением счастья, пронизавшим всю ее как легкий жар. Она надела новый бледно-голубой сарафан и спустилась вниз, где нашла остальных в разной степени расстройства, завтракающими и читающими газеты на набережной.
Ивонн выставила на стуле для всеобщего обозрения свои полосатые черные с голубым носки. Так как накануне она не ужинала, то настояла, чтобы Джеймс заказал для нее вареное яйцо.
— Это яйцо твердое, как пуля, Джамбо, — визгливо объявила она, пытаясь просунуть в него кусочек гренка.
— Я сказал, чтобы варили quatorze minutes, — оправдывался Джеймс.
— Это значит четырнадцать минут, а не четыре, — завопила Ивонн. — Зачем ты так много пьешь, Джамбо, если знаешь, что это тебе не по силам? Ты же знаешь, каким идиотом делаешься на следующее утро.
Джеймс, тщетно пытаясь скрыть свое похмелье, держал чашку кофе обеими руками. Выглядел он ужасно. У Матта вид был не намного лучше. Увидев Имоджин, он довольно настороженно улыбнулся ей и старался избежать ее взгляда, когда заказывал ей кофе.
Ники, как всегда, выглядел бодро и читал спортивную страницу в «Таймс».
— Надо же, — сказал он. — Коннорса выбили в третьем круге.
Имоджин заметила, как он украдкой подвинул ногу и тихонько погладил ею щиколотку Кейбл. Та ответила ему тем же, после чего вытянула вперед свои красивые загорелые ножки. На ней была спортивная рубашка от Жана Машина. Она сидела на колене у Матта и читала гороскоп в «Дейли мейл».
— Терпеть не могу смотреть в гороскоп на другой день. По нему выходит, что вчера у меня должен был быть ужасный день в любовных делах, что совершенно не так, правда, дорогой? — Она обвила одной рукой шею Матта и томно его поцеловала.
Имоджин выловила ложечкой крупинки из кофе и почувствовала, как счастье понемногу выходит из нее, словно воздух из плохо завязанного надувного шарика.
Тут вперевалку подошла мадам с телеграммой для Матта.
— Это от Ларри Гилмора, — сказал он, открыв оранжевый конверт и прочитал, — «Прибываю „Плазу“ восемь пополудни».
— О, отлично, — сказала Кейбл.
— Это тот Ларри Гилмор, который фотограф? — спросила Ивонн. — Я слышала, что он — чудовище.
— Он хорошо себя ведет, если не плакать всякий раз, когда он назовет тебя глупой коровой, а его жена Бэмби прелестна, — вступилась за него Кейбл.
— Бэмби, Джамбо, — сказал Ники, — мы будем еще больше похожи на зоопарк.
От перспективы свежего пополнения все повеселели. Возможно, каждый надеялся отдохнуть от остальных, исключая Имоджин, которая просто предположила, что разговоров о фотомоделях станет еще больше.
— Джамбо, ты что сегодня намерен делать? — раздраженно спросила Ивонн.
— Все, что пожелаешь, дорогая.
— Можешь не трудиться. Мне надо съездить в Марсель показать эту ногу приличному врачу, — она обратила на присутствующих стальной взгляд своих незабудковых глаз. — Когда у лошадей бывают такие боли, их пристреливают.
— Я бы хотела поехать на остров Левант и искупаться там голой, — сказала Кейбл. — Вы не представляете, до чего приятно ощущать воду на обнаженном теле.
— Представляю: каждый день в ванной, — ответил Матт.
Ники зевнул и, вытянув ноги, еще раз потерся о щиколотку Кейбл.
— Я чувствую, что совсем вышел из формы, — заявил он. — Поеду в Марсель, найду там какой-нибудь корт и потренируюсь, — Ты не будешь против остаться на пляже, дорогая? — добавил он, обращаясь к Имоджин, и та облегченно кивнула.
— Тогда я тоже еду в Марсель, — заявила Кейбл, бросив злобный взгляд на Имоджин. — Думаю, что сегодня моя очередь обновить свой гардероб. Ты тоже едешь, дорогой? — спросила она у Матта, запустив ему руку под рубашку и поглаживая грудь.
— Не смогу. Мне надо в полдень повидаться с этим парнем в «Баре моряков».
Имоджин просветлела. Возможно, он остается, чтобы побыть с ней.
— Господи, ты когда-нибудь можешь забыть про работу? — выпалила Кейбл.
Она поглядела на Имоджин, которая размешивала кофе и дрожащей рукой крошила булочку, не глядя на Матта и избегая глаз Кейбл. Она втюрилась в Матта как школьница, подумала та. Прежде это довольно часто случалось с теми ее приятельницами, к которым Матт особенно благоволил, или девицами из газеты, заходившими выпить. Все они, увидев Кейбл, впадали в уныние, сообразив, какое им предстоит соперничество. Уделив вчера Имоджин столько внимания, Матт ошибся, если в самом деле поверил, что, купив ей несколько обнов, он этим вернет ей Ники. Она плакса, а Ники плаксы не нравятся, и несколько изысканных платьев дела не меняют. Кейбл ничуть не ревновала к Имоджин. Крупная ссора, которая была у нее с Маттом прошлой ночью, закончилась в постели самыми пылкими объятиями. Но ей не нравилось, когда он выделял кого-нибудь своим особым вниманием. С Ивонн он никогда так не церемонился, как с Имоджин.
Когда они с Маттом пошли наверх, чтобы взять для нее денег, она мягко попеняла ему:
— Дорогой, тебе надо бросить завлекать Имоджин. Она страшно в тебя втюрилась. Все утро с тебя глаз не сводила.
Сидя на пляже рядом с Имоджин, Матт снова и снова перечитывал одну и ту же страницу. С той минуты, как он встал сегодня утром, он ходил и без конца повторял «черт, черт, черт» — как профессор Хиггинс. Надо полагать, прошлой ночью он умом тронулся, иначе ни за что не рискнул бы пойти к дому Браганци и подвергнуть себя и Имоджин такой опасности, но ему ни в коем случае не следовало дарить ей эту астру и целовать на прощанье. Не останови их эта толстуха, что неслась в туалет, Бог знает, как далеко он зашел бы. На его шее была Кейбл. Ему слишком нравилась Имоджин, чтобы чем-то ее обидеть.
День был превосходный. Издалека доносилось тихое дыхание моря. Небосвод над ними был ярко-васильковый. Но вчера их легкие товаришеские отношения испарились. Имоджин тоже была не очень-то увлечена своим «Тристрамом Шенди». Матт захлопнул свою книгу.
— Давай пройдемся, — сказал он.
Он купил ей кока-колу, себе банку пива, и они отправились вдоль берега. Имоджин собирала ракушки. Когда она удалялась, ему было видно, как шевелятся ее губы — «он меня любит, он меня не любит» — и отчаяние, с каким она произносила «он меня не любит».
Они поглядели на мертвую медузу, похожую на полосатый красный пузырь, отвернули большой камень, из-под которого выбежали крабики, а когда шли по мокрому сплетению морских водорослей, шафрановой массой покрывавшему скалы, ее рука доверчиво скользнула в его руку. Так делает ребенок, который боится поскользнуться.
Господи, зачем он ее так увлек? Он только хотел быть к ней внимательным.
Они дошли до конца пляжа и сели, чтобы остыть в индиговой тени от огромной красной скалы. Он посмотрел на ее круглое невинное лицо, ждущее поцелуя.
— Имоджин, дорогая.
— Да, — глаза ее загорелись.
— Сколько тебе лет?
— Почти двадцать.
— Сколько у тебя было мужчин?
— По-настоящему ни одного, — она покраснела. — Во всяком случае, до постели не доходило. Я думала, это будет с Ники, но я потеряла свои таблетки. Потом я их нашла. И вчера проглотила три штуки, — быстро добавила она.
— Ладно, не говори ему, — сказал Матт, делая вид, что не понял ее предложения. — Ники тебе не годится. Его интересует только победа, самая обыкновенная случка. Он обращается с девушками, как с французскими письмами, — выбрасывает после использования.
Он захватил горсть песка и пропустил его сквозь пальцы.
— Знаешь, что тебе надо сделать после этого отпуска? Уехать от отца, от семьи и из Йоркшира и найти работу в Лондоне. В редакции есть классная библиотека, у них иногда бывают вакансии. Ты бы хотела, чтобы я подыскал тебе работу?
Ивонн выставила на стуле для всеобщего обозрения свои полосатые черные с голубым носки. Так как накануне она не ужинала, то настояла, чтобы Джеймс заказал для нее вареное яйцо.
— Это яйцо твердое, как пуля, Джамбо, — визгливо объявила она, пытаясь просунуть в него кусочек гренка.
— Я сказал, чтобы варили quatorze minutes, — оправдывался Джеймс.
— Это значит четырнадцать минут, а не четыре, — завопила Ивонн. — Зачем ты так много пьешь, Джамбо, если знаешь, что это тебе не по силам? Ты же знаешь, каким идиотом делаешься на следующее утро.
Джеймс, тщетно пытаясь скрыть свое похмелье, держал чашку кофе обеими руками. Выглядел он ужасно. У Матта вид был не намного лучше. Увидев Имоджин, он довольно настороженно улыбнулся ей и старался избежать ее взгляда, когда заказывал ей кофе.
Ники, как всегда, выглядел бодро и читал спортивную страницу в «Таймс».
— Надо же, — сказал он. — Коннорса выбили в третьем круге.
Имоджин заметила, как он украдкой подвинул ногу и тихонько погладил ею щиколотку Кейбл. Та ответила ему тем же, после чего вытянула вперед свои красивые загорелые ножки. На ней была спортивная рубашка от Жана Машина. Она сидела на колене у Матта и читала гороскоп в «Дейли мейл».
— Терпеть не могу смотреть в гороскоп на другой день. По нему выходит, что вчера у меня должен был быть ужасный день в любовных делах, что совершенно не так, правда, дорогой? — Она обвила одной рукой шею Матта и томно его поцеловала.
Имоджин выловила ложечкой крупинки из кофе и почувствовала, как счастье понемногу выходит из нее, словно воздух из плохо завязанного надувного шарика.
Тут вперевалку подошла мадам с телеграммой для Матта.
— Это от Ларри Гилмора, — сказал он, открыв оранжевый конверт и прочитал, — «Прибываю „Плазу“ восемь пополудни».
— О, отлично, — сказала Кейбл.
— Это тот Ларри Гилмор, который фотограф? — спросила Ивонн. — Я слышала, что он — чудовище.
— Он хорошо себя ведет, если не плакать всякий раз, когда он назовет тебя глупой коровой, а его жена Бэмби прелестна, — вступилась за него Кейбл.
— Бэмби, Джамбо, — сказал Ники, — мы будем еще больше похожи на зоопарк.
От перспективы свежего пополнения все повеселели. Возможно, каждый надеялся отдохнуть от остальных, исключая Имоджин, которая просто предположила, что разговоров о фотомоделях станет еще больше.
— Джамбо, ты что сегодня намерен делать? — раздраженно спросила Ивонн.
— Все, что пожелаешь, дорогая.
— Можешь не трудиться. Мне надо съездить в Марсель показать эту ногу приличному врачу, — она обратила на присутствующих стальной взгляд своих незабудковых глаз. — Когда у лошадей бывают такие боли, их пристреливают.
— Я бы хотела поехать на остров Левант и искупаться там голой, — сказала Кейбл. — Вы не представляете, до чего приятно ощущать воду на обнаженном теле.
— Представляю: каждый день в ванной, — ответил Матт.
Ники зевнул и, вытянув ноги, еще раз потерся о щиколотку Кейбл.
— Я чувствую, что совсем вышел из формы, — заявил он. — Поеду в Марсель, найду там какой-нибудь корт и потренируюсь, — Ты не будешь против остаться на пляже, дорогая? — добавил он, обращаясь к Имоджин, и та облегченно кивнула.
— Тогда я тоже еду в Марсель, — заявила Кейбл, бросив злобный взгляд на Имоджин. — Думаю, что сегодня моя очередь обновить свой гардероб. Ты тоже едешь, дорогой? — спросила она у Матта, запустив ему руку под рубашку и поглаживая грудь.
— Не смогу. Мне надо в полдень повидаться с этим парнем в «Баре моряков».
Имоджин просветлела. Возможно, он остается, чтобы побыть с ней.
— Господи, ты когда-нибудь можешь забыть про работу? — выпалила Кейбл.
Она поглядела на Имоджин, которая размешивала кофе и дрожащей рукой крошила булочку, не глядя на Матта и избегая глаз Кейбл. Она втюрилась в Матта как школьница, подумала та. Прежде это довольно часто случалось с теми ее приятельницами, к которым Матт особенно благоволил, или девицами из газеты, заходившими выпить. Все они, увидев Кейбл, впадали в уныние, сообразив, какое им предстоит соперничество. Уделив вчера Имоджин столько внимания, Матт ошибся, если в самом деле поверил, что, купив ей несколько обнов, он этим вернет ей Ники. Она плакса, а Ники плаксы не нравятся, и несколько изысканных платьев дела не меняют. Кейбл ничуть не ревновала к Имоджин. Крупная ссора, которая была у нее с Маттом прошлой ночью, закончилась в постели самыми пылкими объятиями. Но ей не нравилось, когда он выделял кого-нибудь своим особым вниманием. С Ивонн он никогда так не церемонился, как с Имоджин.
Когда они с Маттом пошли наверх, чтобы взять для нее денег, она мягко попеняла ему:
— Дорогой, тебе надо бросить завлекать Имоджин. Она страшно в тебя втюрилась. Все утро с тебя глаз не сводила.
Сидя на пляже рядом с Имоджин, Матт снова и снова перечитывал одну и ту же страницу. С той минуты, как он встал сегодня утром, он ходил и без конца повторял «черт, черт, черт» — как профессор Хиггинс. Надо полагать, прошлой ночью он умом тронулся, иначе ни за что не рискнул бы пойти к дому Браганци и подвергнуть себя и Имоджин такой опасности, но ему ни в коем случае не следовало дарить ей эту астру и целовать на прощанье. Не останови их эта толстуха, что неслась в туалет, Бог знает, как далеко он зашел бы. На его шее была Кейбл. Ему слишком нравилась Имоджин, чтобы чем-то ее обидеть.
День был превосходный. Издалека доносилось тихое дыхание моря. Небосвод над ними был ярко-васильковый. Но вчера их легкие товаришеские отношения испарились. Имоджин тоже была не очень-то увлечена своим «Тристрамом Шенди». Матт захлопнул свою книгу.
— Давай пройдемся, — сказал он.
Он купил ей кока-колу, себе банку пива, и они отправились вдоль берега. Имоджин собирала ракушки. Когда она удалялась, ему было видно, как шевелятся ее губы — «он меня любит, он меня не любит» — и отчаяние, с каким она произносила «он меня не любит».
Они поглядели на мертвую медузу, похожую на полосатый красный пузырь, отвернули большой камень, из-под которого выбежали крабики, а когда шли по мокрому сплетению морских водорослей, шафрановой массой покрывавшему скалы, ее рука доверчиво скользнула в его руку. Так делает ребенок, который боится поскользнуться.
Господи, зачем он ее так увлек? Он только хотел быть к ней внимательным.
Они дошли до конца пляжа и сели, чтобы остыть в индиговой тени от огромной красной скалы. Он посмотрел на ее круглое невинное лицо, ждущее поцелуя.
— Имоджин, дорогая.
— Да, — глаза ее загорелись.
— Сколько тебе лет?
— Почти двадцать.
— Сколько у тебя было мужчин?
— По-настоящему ни одного, — она покраснела. — Во всяком случае, до постели не доходило. Я думала, это будет с Ники, но я потеряла свои таблетки. Потом я их нашла. И вчера проглотила три штуки, — быстро добавила она.
— Ладно, не говори ему, — сказал Матт, делая вид, что не понял ее предложения. — Ники тебе не годится. Его интересует только победа, самая обыкновенная случка. Он обращается с девушками, как с французскими письмами, — выбрасывает после использования.
Он захватил горсть песка и пропустил его сквозь пальцы.
— Знаешь, что тебе надо сделать после этого отпуска? Уехать от отца, от семьи и из Йоркшира и найти работу в Лондоне. В редакции есть классная библиотека, у них иногда бывают вакансии. Ты бы хотела, чтобы я подыскал тебе работу?