— Гнусная английская погода, — проворчал Ники.
— По крайней мере, немного помоет машину, — сказал Матт.
Не проехали они и десяти минут, как Кейбл издала вопль.
— Мой ночной крем. Он остался в холодильнике!
— Что ж, я думаю, Бэзил будет есть его с клубникой, — спокойно сказал Матт.
— Перестань пороть чушь, — отрезала Кейбл, — надо вернуться.
— Послушай, малыш, из-за тебя мы и так проваландались лишних двадцать минут.
— Но у меня кожа пересохнет.
— Почему у тебя во рту никогда не пересыхает?
Имоджин наблюдала, как дергается строгий профиль Кейбл. Ники в самом деле увлечен ею или ему просто льстит ее внимание? Словно в ответ на это Ники обнял Имоджин за плечи.
— Все в порядке, моя радость? Волнуешься?
Когда он смотрел на нее так, она была не в состоянии что-нибудь ответить. Она только кивнула и прижалась к нему.
— Кто эта пара, с которой мы встречаемся в Дувре? — спросила она Матта.
— Приятели Кейбл. Я снимаю с себя всякую ответственность.
— Очень интересно, — сказала Кейбл, метнув в его сторону ядовитый взгляд. — Они действительно ужасно милые люди.
— Что бросает на них тень смерти, — сказал Матт.
— Заткнулся бы! Их зовут Эджуорт, Джеймс и Ивонн Эджуорты. Джеймс очень порядочный, у него какие-то дела с акциями в Сити. Она очень известная модель. Ты ее узнаешь в лицо.
О, Боже, подумала Имоджин, еще одна модель. Надеюсь, хоть эта не будет бегать за Ники.
Погода делалась все хуже и хуже. Движение на дорогах тоже было жутким. Они едва не опоздали на паром и были последними, кто въехал на нижнюю палубу, где размешались машины.
— Почему у тебя такой кислый вид, Матт? — раздраженно спросила Кейбл.
— Раз мы вкатили последними, то последними и выкатим. А поскольку гостиница, где у нас заказаны номера, находится в сотне миль к югу от Парижа, ты сегодня вряд ли поужинаешь.
К нему направился матрос, махавший куском замши.
— Нет, машину мыть не надо, — сказал Матт и горделиво пошел наверх.
Кейбл улыбнулась Ники.
— Встретим Джеймса и Ивонн в баре.
Плохо видя в темных очках, она споткнулась о ступеньку. Ники подхватил ее за локоть, не дал ей упасть и задержал ее руку в своей, как показалось Имоджин, чересчур надолго.
— Боже, как плохо одеваются англичане! — вздохнул он, когда они шли по палубе. Имоджин натянула пониже свитер, закрывая плохо сидевшие на ней брюки.
— Кейбл, дорогая! — послышался крик, когда они зашли в бар.
— Ивонн, ангел мой!
— Мы думали, вы опоздали на паром!
— Мы почти опоздали!
— Обалденная шляпа!
— Сногсшибательные туфли!
— Потрясающий костюм!
— Ты изменила прическу!
Повизжав друг с другом несколько минут, словно пара попугаев, они вспомнили об остальных. Ивонн, решила про себя Имоджин, и вполовину не так опасна, как Кейбл. Своему успеху в качестве модели она была обязана впечатляющей стандартности своих черт: глаза фарфоровой китайской синевы, волнистые рыжие волосы, ямочки на щеках. Для мужа-домоседа она непременно должна была держать наготове самый сливочный маргарин, самое свежевыстиранное белье и вечнокипящее горячее молоко. На ней был серый брючный костюм, безупречно белая блузка и кружевной лифчик тридцатого размера на колышущейся груди.
— Вы, должно быть, Матт, — сказала она, сверкнув зубами Ники. — Кейбл так много мне про вас рассказывала, но никогда не говорила, что у вас такая превосходная внешность.
Кейбл была несколько раздосадована.
— Это Ники Бересфорд, — сказала она резко.
— Ну, конечно, — хихикнула Ивонн. — Как глупо с моей стороны. Я видела вас в Уимблдоне.
— Это Матт, — сказала Кейбл.
— О, — произнесла Ивонн, посмотрев на Матта довольно подозрительно, — Ужасно рада познакомиться. Это мой Джамбо.
У Джеймса Эджуорта были пухлые розовые щеки и курчавые волосы, как у тех херувимов, что раздувают ветер в углу старинных географических карт. Он был небольшого роста, округл, на голове — кепка яхтсмена. Весь его вид выражал прилежное ожидание.
— Выпьем, — предложил Ники.
— Мне томатный сок, — сказала Ивонн.
— Жаль не воспользоваться беспошлинными ценами, — сказал Ники, бросив на нее свой выразительный мужской взгляд.
— Ну раз уж вы мне выкручиваете руки, я соглашусь на «Бэбичем», — уступила ему Ивонн.
Остальные заказали по двойной порции коньяка.
— Прекрасно, мы проводим матч на чужом поле, — пошутил Джеймс Эджуорт.
— Сколько бикини ты взяла с собой, Кейбл? — спросила Ивонн.
Ники решил поменять на франки английские деньги, спрятанные у него за подкладкой сумки с аптечкой.
— Тебе понадобится эта аптечка, когда узнаешь курс обмена, — сказал Матт.
Два хихикающих подростка несмело подрулили к Ники:
— Не могли бы мы получить ваш автограф?
Все присутствующие пялили на них глаза. Неудивительно, подумала Имоджин, они самая шумная и заметная компания на всем пароме. Она надеялась, что не окажется среди них на положении бедной родственницы.
— Смотрите, — радостно объявил Джеймс, — ветер усиливается.
Выйдя из гавани, паром начал становиться на дыбы, как необъезженный конь. Через каждые пять минут окна заливало разгневанной серой водой. У Имоджин стало подводить желудок. Она заметила, что все кресла в баре привинчены к полу. Справа от нее Джеймс, Кейбл и Ники обсуждали людей, которых она не знала, и она стала лениво прислушиваться к тому, как Ивонн старается разговорить Матта.
— Вы ведь пишете для газет? Знаете, забавно: в школе у меня совсем неплохо шел английский. Все говорили, что мне надо попробовать писать.
— Было бы трагично, если бы мир моделей лишился вас, — сухо заметил Матт.
Имоджин сдержала улыбку.
— Именно это я тогда и подумала, — призналась Ивонн. — Теперь я пишу речи для Джамбо.
— Речи?
— А вы не знали? — она обнажила зубы на манер волка из «Красной Шапочки». — Джеймс перспективный кандидат в парламент. Теперь он страшно занят, но если вы его хорошенько попросите, я уверена, он выкроит время, чтобы дать интервью для вашей газеты.
— Буду это иметь в виду, — сказан Матт.
— Знаете, — продолжала Ивонн, — я думаю, в ваших статьях есть… как бы сказать… преувеличения.
— В каком смысле? — спросил Матт, и глаза его сузились.
— Ну, эта вещь на прошлой неделе про Северную Ирландию. Вообще-то я до конца ее не дочитала, но я знаю, что все журналисты придают фактам сенсационность ради больших тиражей…
— Продолжайте, — сказал Матт, и в голосе его зазвенела зловещая нота.
— Ну, я думаю, это нелояльно — писать такие вещи.
— Нелояльно к кому? Этих людей подвергли пыткам. Один молодой парень покончил с собой, чтобы избавиться от новых истязаний.
— Такие веши случаются, — сказала Ивонн. — Но все-таки лучше не поднимать излишнего шума, согласитесь. Это только разжигает ненависть и затрудняет работу бедных солдат. Если уж совсем откровенно, то я терпеть не могу, когда вы, ирландцы, приезжаете сюда, забираете наши рабочие места, пользуетесь нашей системой здравоохранения, а потом про нас же говорите всякие гадкие вещи.
— Когда я сталкиваюсь с жестокостью, то всегда пишу про это «гадкие вещи», — отрезал Матт.
— Ну, зачем такая резкость? — упрекнула его Ивонн. — Держу пари, вы сегодня не завтракали. Почему бы не подкрепиться? — И она извлекла из сумки полиэтиленовый пакет с нарезанной морковью. — От овощей ни унции лишнего веса. Попробуйте.
Что на это ответил Матт, Имоджин уже не слышала.
— Мне надо подышать воздухом, — с трудом проговорила она и, шатаясь, пошла к выходу. На палубе ей полегчало. Она уцепилась за поручни, и в лицо ей ударило водяной пылью. Внизу вода бурлила и пенилась. Минуты через две к ней присоединился Матт. Лицо у него было оливкового цвета.
— Господи! С кем она связалась! — прорычал он.
— Она хотела вас раззадорить.
— Скорее всего, довести до нервного срыва.
— Я уверена, что она замечательная модель.
— Ты имеешь в виду, для рекламы? Единственное, что она сможет продать, так это расфасованную морскую болезнь.
— Вы в порядке? — обеспокоенно спросила Имоджин. Его оливковый цвет теперь стал сероватым.
— Справлюсь. Секунду, — и он кинулся на корму парома.
— Ах, бедняга, бедняга! — сказала она, когда он вернулся.
Он слабо улыбнулся.
— Распрощался со вчерашним ужином и чаем. По крайней мере, подпортил их гнусную посудину.
Имоджин удивилась его терпению, особенно, когда он вскоре добавил:
— Ты не должна позволять Кейбл портить тебе настроение.
— Она не портит, — Имоджин покраснела. — То есть, она мне очень нравится.
— Она заигрывает с Ники, только чтобы меня разозлить. Она это проделывает с каждым встречным приятным на вид мужчиной.
— Но чего ради?
— Хочет заставить меня на ней жениться.
— А вы не хотите?
— Я католик, — сказал он, пожав плечами, — и боюсь промашки. Я бы хотел, если уж жениться, то навсегда. Я могу согласиться на свободного полета любовницу, но не жену.
— Вероятно, если бы вы на ней женились, она бы успокоилась.
— Возможно. О, черт, — пробормотал он и вновь позеленел, — теперь подходит вчерашний завтрак.
Она никогда не думала, что можно так страдать от морской болезни. Каждый раз он возвращался к ней бледнее прежнего и еще хуже держась на ногах. Кейбл надо было развеять раздражение и положить на него хозяйскую руку.
— Дорогой, мы идем перекусить. Встретимся позже. Правда, Ивонн мила?
— Очаровательна. Я как раз думаю, каким способом ее прикончить.
Наконец они разглядели сквозь тучу чаек Булонь. Они уже присоединились к своей компании. Те после беспошлинной выпивки держались развязно, у всех были пакеты с беспошлинными сигаретами.
— Привет, — сказала Кейбл. — Дорогой, ты какой-то заморенный. Тебе нравятся мои новые духи? — И она сунула запястье под нос Матту.
Когда паром причалил, небо было сплошь затянуто тучами, и дождь продолжался. На причале стояло несколько толстых французов в синих комбинезонах и беретах. Боже, они совсем как англичане, подумала Имоджин, и погода точно такая же, как в Йоркшире.
— Может быть, я поведу? — спросил Ники, когда они сели в машину.
Матт покачал головой:
— Я отвлекусь от состояния моего желудка.
— Имоджин вся серая. Ей лучше сесть спереди, — сказала Кейбл, юркнув на заднее сиденье рядом с Ники.
«Мерседес» начал проглатывать мили. Это и есть Франция, подумала Имоджин. Большие аллеи тополей, уходящие в бесконечность кукурузные поля, невероятно безобразные города с облупившимися щитами рекламы Дюбонне и садами, пестрыми, как пакеты с семенами. На улицах ни души. Возможно, за этими закрытыми ставнями они все занимаются знаменитой французской любовью.
— Тут всюду прошла первая мировая война, — объяснил ей Матт, — большинство старых домов было разрушено до основания. Поэтому деревни такие новые и уродливые. Ты читала «Прощай, все это»?
Имоджин покачала головой.
— Отличная книга. У меня есть с собой. Я тебе одолжу.
— Я не смогла одолеть больше одной страницы, — сказала Кейбл.
— Для тебя там слишком много длинных слов и нет картинок.
— Не будь таким высокомерным, — огрызнулась Кейбл.
— Здесь на полях до сих пор осталось много неразорвавшихся бомб, — сказал Матт, не удостоив ее ответом.
И в машине тоже, подумала Имоджин. Ники и Кейбл шушукались о своем, имена сыпались, как осенние листья. Наконец угомонились и они. Оглянувшись, Имоджин увидела, что Кейбл спит, положив голову на плечо Ники. Она быстро отвела взгляд, безнадежно пытаясь не обращать на это внимание. Матт, если и видел что-нибудь через водительское зеркало, то вида не подал.
Когда они подъехали к гостинице, дождь прекратился, и несколько звезд пытались пробиться сквозь пелену облаков. Гостиница стояла на берегу реки и была украшена ярко-розовыми гирляндами гераней и ползучими растениями, спускавшимися до самой воды. Привлекательная мадемуазель за стойкой была явно рада приезду Матта. Но когда в дверях появился Джеймс и Ивонн, это ее потрясло. Пошло размахивание руками и пожимание плечами, а потом Матт с унылым видом сообщил:
— Сожалею, мои любезные, но бестолковая секретарша заказала вместо трех двухместных номеров всего два.
— Ну и ничего, — сказала Кейбл. — Поделимся. Ивонн, Имоджин и я сможем поместиться на одной двуспальной кровати. А вы трое на другой.
Матт сказал с облегчением:
— Если это всех устроит…
Имоджин кивнула. Еще один день отсрочки: этой ночью она не была готова к сексуальному марафону с Ники.
— Забавно, — сказал Джеймс Эджуорт, — прямо как в школьном дортуаре.
Однако у Ивонн лицо стало похоже на закипающее молоко.
— Но это какая-то нелепость. Мы с Джамбо в браке.
— Нам всем это известно, малыш, — сказал Матт.
— Не называйте меня «малышом», — Ивонн топнула ногой. — У меня был утомительный день. Не понимаю, почему я должна страдать только из-за того, что вы там что-то напутали.
В глазах ее блеснули слезы. Джеймс ободряюще похлопал ее по плечу.
— Не плачь дорогая. Матт, вы не будете сильно возражать, если мы займем один двухместный номер?
Матт посмотрел на Ники, тот кивнул.
— Вы правы, Джеймс: все к вашим услугам. Мы с Ники можем переночевать в машине. Ужин через четверть часа.
— Переодеваться я не стану, раз уж костюм пойдет у меня вместо пижамы, — сказал Ники.
Уже в спальне Кейбл заметила с удовольствием:
— Не думаю, что у Матта с Ивонн этим дело обойдется. Ты знаешь, у нее целый чемодан набит пакетами с хлебом из отрубей — чтобы держать Джеймса в постоянном весе.
Глава седьмая
— По крайней мере, немного помоет машину, — сказал Матт.
Не проехали они и десяти минут, как Кейбл издала вопль.
— Мой ночной крем. Он остался в холодильнике!
— Что ж, я думаю, Бэзил будет есть его с клубникой, — спокойно сказал Матт.
— Перестань пороть чушь, — отрезала Кейбл, — надо вернуться.
— Послушай, малыш, из-за тебя мы и так проваландались лишних двадцать минут.
— Но у меня кожа пересохнет.
— Почему у тебя во рту никогда не пересыхает?
Имоджин наблюдала, как дергается строгий профиль Кейбл. Ники в самом деле увлечен ею или ему просто льстит ее внимание? Словно в ответ на это Ники обнял Имоджин за плечи.
— Все в порядке, моя радость? Волнуешься?
Когда он смотрел на нее так, она была не в состоянии что-нибудь ответить. Она только кивнула и прижалась к нему.
— Кто эта пара, с которой мы встречаемся в Дувре? — спросила она Матта.
— Приятели Кейбл. Я снимаю с себя всякую ответственность.
— Очень интересно, — сказала Кейбл, метнув в его сторону ядовитый взгляд. — Они действительно ужасно милые люди.
— Что бросает на них тень смерти, — сказал Матт.
— Заткнулся бы! Их зовут Эджуорт, Джеймс и Ивонн Эджуорты. Джеймс очень порядочный, у него какие-то дела с акциями в Сити. Она очень известная модель. Ты ее узнаешь в лицо.
О, Боже, подумала Имоджин, еще одна модель. Надеюсь, хоть эта не будет бегать за Ники.
Погода делалась все хуже и хуже. Движение на дорогах тоже было жутким. Они едва не опоздали на паром и были последними, кто въехал на нижнюю палубу, где размешались машины.
— Почему у тебя такой кислый вид, Матт? — раздраженно спросила Кейбл.
— Раз мы вкатили последними, то последними и выкатим. А поскольку гостиница, где у нас заказаны номера, находится в сотне миль к югу от Парижа, ты сегодня вряд ли поужинаешь.
К нему направился матрос, махавший куском замши.
— Нет, машину мыть не надо, — сказал Матт и горделиво пошел наверх.
Кейбл улыбнулась Ники.
— Встретим Джеймса и Ивонн в баре.
Плохо видя в темных очках, она споткнулась о ступеньку. Ники подхватил ее за локоть, не дал ей упасть и задержал ее руку в своей, как показалось Имоджин, чересчур надолго.
— Боже, как плохо одеваются англичане! — вздохнул он, когда они шли по палубе. Имоджин натянула пониже свитер, закрывая плохо сидевшие на ней брюки.
— Кейбл, дорогая! — послышался крик, когда они зашли в бар.
— Ивонн, ангел мой!
— Мы думали, вы опоздали на паром!
— Мы почти опоздали!
— Обалденная шляпа!
— Сногсшибательные туфли!
— Потрясающий костюм!
— Ты изменила прическу!
Повизжав друг с другом несколько минут, словно пара попугаев, они вспомнили об остальных. Ивонн, решила про себя Имоджин, и вполовину не так опасна, как Кейбл. Своему успеху в качестве модели она была обязана впечатляющей стандартности своих черт: глаза фарфоровой китайской синевы, волнистые рыжие волосы, ямочки на щеках. Для мужа-домоседа она непременно должна была держать наготове самый сливочный маргарин, самое свежевыстиранное белье и вечнокипящее горячее молоко. На ней был серый брючный костюм, безупречно белая блузка и кружевной лифчик тридцатого размера на колышущейся груди.
— Вы, должно быть, Матт, — сказала она, сверкнув зубами Ники. — Кейбл так много мне про вас рассказывала, но никогда не говорила, что у вас такая превосходная внешность.
Кейбл была несколько раздосадована.
— Это Ники Бересфорд, — сказала она резко.
— Ну, конечно, — хихикнула Ивонн. — Как глупо с моей стороны. Я видела вас в Уимблдоне.
— Это Матт, — сказала Кейбл.
— О, — произнесла Ивонн, посмотрев на Матта довольно подозрительно, — Ужасно рада познакомиться. Это мой Джамбо.
У Джеймса Эджуорта были пухлые розовые щеки и курчавые волосы, как у тех херувимов, что раздувают ветер в углу старинных географических карт. Он был небольшого роста, округл, на голове — кепка яхтсмена. Весь его вид выражал прилежное ожидание.
— Выпьем, — предложил Ники.
— Мне томатный сок, — сказала Ивонн.
— Жаль не воспользоваться беспошлинными ценами, — сказал Ники, бросив на нее свой выразительный мужской взгляд.
— Ну раз уж вы мне выкручиваете руки, я соглашусь на «Бэбичем», — уступила ему Ивонн.
Остальные заказали по двойной порции коньяка.
— Прекрасно, мы проводим матч на чужом поле, — пошутил Джеймс Эджуорт.
— Сколько бикини ты взяла с собой, Кейбл? — спросила Ивонн.
Ники решил поменять на франки английские деньги, спрятанные у него за подкладкой сумки с аптечкой.
— Тебе понадобится эта аптечка, когда узнаешь курс обмена, — сказал Матт.
Два хихикающих подростка несмело подрулили к Ники:
— Не могли бы мы получить ваш автограф?
Все присутствующие пялили на них глаза. Неудивительно, подумала Имоджин, они самая шумная и заметная компания на всем пароме. Она надеялась, что не окажется среди них на положении бедной родственницы.
— Смотрите, — радостно объявил Джеймс, — ветер усиливается.
Выйдя из гавани, паром начал становиться на дыбы, как необъезженный конь. Через каждые пять минут окна заливало разгневанной серой водой. У Имоджин стало подводить желудок. Она заметила, что все кресла в баре привинчены к полу. Справа от нее Джеймс, Кейбл и Ники обсуждали людей, которых она не знала, и она стала лениво прислушиваться к тому, как Ивонн старается разговорить Матта.
— Вы ведь пишете для газет? Знаете, забавно: в школе у меня совсем неплохо шел английский. Все говорили, что мне надо попробовать писать.
— Было бы трагично, если бы мир моделей лишился вас, — сухо заметил Матт.
Имоджин сдержала улыбку.
— Именно это я тогда и подумала, — призналась Ивонн. — Теперь я пишу речи для Джамбо.
— Речи?
— А вы не знали? — она обнажила зубы на манер волка из «Красной Шапочки». — Джеймс перспективный кандидат в парламент. Теперь он страшно занят, но если вы его хорошенько попросите, я уверена, он выкроит время, чтобы дать интервью для вашей газеты.
— Буду это иметь в виду, — сказан Матт.
— Знаете, — продолжала Ивонн, — я думаю, в ваших статьях есть… как бы сказать… преувеличения.
— В каком смысле? — спросил Матт, и глаза его сузились.
— Ну, эта вещь на прошлой неделе про Северную Ирландию. Вообще-то я до конца ее не дочитала, но я знаю, что все журналисты придают фактам сенсационность ради больших тиражей…
— Продолжайте, — сказал Матт, и в голосе его зазвенела зловещая нота.
— Ну, я думаю, это нелояльно — писать такие вещи.
— Нелояльно к кому? Этих людей подвергли пыткам. Один молодой парень покончил с собой, чтобы избавиться от новых истязаний.
— Такие веши случаются, — сказала Ивонн. — Но все-таки лучше не поднимать излишнего шума, согласитесь. Это только разжигает ненависть и затрудняет работу бедных солдат. Если уж совсем откровенно, то я терпеть не могу, когда вы, ирландцы, приезжаете сюда, забираете наши рабочие места, пользуетесь нашей системой здравоохранения, а потом про нас же говорите всякие гадкие вещи.
— Когда я сталкиваюсь с жестокостью, то всегда пишу про это «гадкие вещи», — отрезал Матт.
— Ну, зачем такая резкость? — упрекнула его Ивонн. — Держу пари, вы сегодня не завтракали. Почему бы не подкрепиться? — И она извлекла из сумки полиэтиленовый пакет с нарезанной морковью. — От овощей ни унции лишнего веса. Попробуйте.
Что на это ответил Матт, Имоджин уже не слышала.
— Мне надо подышать воздухом, — с трудом проговорила она и, шатаясь, пошла к выходу. На палубе ей полегчало. Она уцепилась за поручни, и в лицо ей ударило водяной пылью. Внизу вода бурлила и пенилась. Минуты через две к ней присоединился Матт. Лицо у него было оливкового цвета.
— Господи! С кем она связалась! — прорычал он.
— Она хотела вас раззадорить.
— Скорее всего, довести до нервного срыва.
— Я уверена, что она замечательная модель.
— Ты имеешь в виду, для рекламы? Единственное, что она сможет продать, так это расфасованную морскую болезнь.
— Вы в порядке? — обеспокоенно спросила Имоджин. Его оливковый цвет теперь стал сероватым.
— Справлюсь. Секунду, — и он кинулся на корму парома.
— Ах, бедняга, бедняга! — сказала она, когда он вернулся.
Он слабо улыбнулся.
— Распрощался со вчерашним ужином и чаем. По крайней мере, подпортил их гнусную посудину.
Имоджин удивилась его терпению, особенно, когда он вскоре добавил:
— Ты не должна позволять Кейбл портить тебе настроение.
— Она не портит, — Имоджин покраснела. — То есть, она мне очень нравится.
— Она заигрывает с Ники, только чтобы меня разозлить. Она это проделывает с каждым встречным приятным на вид мужчиной.
— Но чего ради?
— Хочет заставить меня на ней жениться.
— А вы не хотите?
— Я католик, — сказал он, пожав плечами, — и боюсь промашки. Я бы хотел, если уж жениться, то навсегда. Я могу согласиться на свободного полета любовницу, но не жену.
— Вероятно, если бы вы на ней женились, она бы успокоилась.
— Возможно. О, черт, — пробормотал он и вновь позеленел, — теперь подходит вчерашний завтрак.
Она никогда не думала, что можно так страдать от морской болезни. Каждый раз он возвращался к ней бледнее прежнего и еще хуже держась на ногах. Кейбл надо было развеять раздражение и положить на него хозяйскую руку.
— Дорогой, мы идем перекусить. Встретимся позже. Правда, Ивонн мила?
— Очаровательна. Я как раз думаю, каким способом ее прикончить.
Наконец они разглядели сквозь тучу чаек Булонь. Они уже присоединились к своей компании. Те после беспошлинной выпивки держались развязно, у всех были пакеты с беспошлинными сигаретами.
— Привет, — сказала Кейбл. — Дорогой, ты какой-то заморенный. Тебе нравятся мои новые духи? — И она сунула запястье под нос Матту.
Когда паром причалил, небо было сплошь затянуто тучами, и дождь продолжался. На причале стояло несколько толстых французов в синих комбинезонах и беретах. Боже, они совсем как англичане, подумала Имоджин, и погода точно такая же, как в Йоркшире.
— Может быть, я поведу? — спросил Ники, когда они сели в машину.
Матт покачал головой:
— Я отвлекусь от состояния моего желудка.
— Имоджин вся серая. Ей лучше сесть спереди, — сказала Кейбл, юркнув на заднее сиденье рядом с Ники.
«Мерседес» начал проглатывать мили. Это и есть Франция, подумала Имоджин. Большие аллеи тополей, уходящие в бесконечность кукурузные поля, невероятно безобразные города с облупившимися щитами рекламы Дюбонне и садами, пестрыми, как пакеты с семенами. На улицах ни души. Возможно, за этими закрытыми ставнями они все занимаются знаменитой французской любовью.
— Тут всюду прошла первая мировая война, — объяснил ей Матт, — большинство старых домов было разрушено до основания. Поэтому деревни такие новые и уродливые. Ты читала «Прощай, все это»?
Имоджин покачала головой.
— Отличная книга. У меня есть с собой. Я тебе одолжу.
— Я не смогла одолеть больше одной страницы, — сказала Кейбл.
— Для тебя там слишком много длинных слов и нет картинок.
— Не будь таким высокомерным, — огрызнулась Кейбл.
— Здесь на полях до сих пор осталось много неразорвавшихся бомб, — сказал Матт, не удостоив ее ответом.
И в машине тоже, подумала Имоджин. Ники и Кейбл шушукались о своем, имена сыпались, как осенние листья. Наконец угомонились и они. Оглянувшись, Имоджин увидела, что Кейбл спит, положив голову на плечо Ники. Она быстро отвела взгляд, безнадежно пытаясь не обращать на это внимание. Матт, если и видел что-нибудь через водительское зеркало, то вида не подал.
Когда они подъехали к гостинице, дождь прекратился, и несколько звезд пытались пробиться сквозь пелену облаков. Гостиница стояла на берегу реки и была украшена ярко-розовыми гирляндами гераней и ползучими растениями, спускавшимися до самой воды. Привлекательная мадемуазель за стойкой была явно рада приезду Матта. Но когда в дверях появился Джеймс и Ивонн, это ее потрясло. Пошло размахивание руками и пожимание плечами, а потом Матт с унылым видом сообщил:
— Сожалею, мои любезные, но бестолковая секретарша заказала вместо трех двухместных номеров всего два.
— Ну и ничего, — сказала Кейбл. — Поделимся. Ивонн, Имоджин и я сможем поместиться на одной двуспальной кровати. А вы трое на другой.
Матт сказал с облегчением:
— Если это всех устроит…
Имоджин кивнула. Еще один день отсрочки: этой ночью она не была готова к сексуальному марафону с Ники.
— Забавно, — сказал Джеймс Эджуорт, — прямо как в школьном дортуаре.
Однако у Ивонн лицо стало похоже на закипающее молоко.
— Но это какая-то нелепость. Мы с Джамбо в браке.
— Нам всем это известно, малыш, — сказал Матт.
— Не называйте меня «малышом», — Ивонн топнула ногой. — У меня был утомительный день. Не понимаю, почему я должна страдать только из-за того, что вы там что-то напутали.
В глазах ее блеснули слезы. Джеймс ободряюще похлопал ее по плечу.
— Не плачь дорогая. Матт, вы не будете сильно возражать, если мы займем один двухместный номер?
Матт посмотрел на Ники, тот кивнул.
— Вы правы, Джеймс: все к вашим услугам. Мы с Ники можем переночевать в машине. Ужин через четверть часа.
— Переодеваться я не стану, раз уж костюм пойдет у меня вместо пижамы, — сказал Ники.
Уже в спальне Кейбл заметила с удовольствием:
— Не думаю, что у Матта с Ивонн этим дело обойдется. Ты знаешь, у нее целый чемодан набит пакетами с хлебом из отрубей — чтобы держать Джеймса в постоянном весе.
Глава седьмая
Имоджин чувствовала себя совершенно неприкаянной. Она мечтала о том, чтобы полежать в горячей ванной, а потом долго пробовать и намазывать на себя что-нибудь необыкновенное. Но у нее не было ничего необыкновенного, и она считала себя слишком толстой и нескладной, чтобы переодеваться перед Кейбл. В любом случае при всех этих чемоданах и пузырьках с косметикой Кейбл для двоих места было явно недостаточно. К тому же, если она пораньше спустится вниз, то ей удастся улучить какое-то время наедине с Ники. Поэтому она ограничилась самым быстрым туалетом.
— Если у Матта болит живот, скажи, что я скоро буду, — попросила Кейбл, которая расхаживала теперь по спальне совершенно голая, если не считать зеленого шелкового шарфа, прикрывавшего ее бигуди.
Имоджин отвела глаза и сбежала. Может быть, скромность — это вопрос телосложения, подумала она. Если бы она так же превосходно выглядела, то, возможно, тоже разгуливала бы без всякой одежды. На лестничной площадке она увидела Ивонн, у которой на плечах была розовая пластиковая накидка для предохранения одежды от косметики. Она размахивала феном перед горничной нервного вида.
— Так вы говорите по-английски или нет?
— Oui, Madame[6].
— Тогда почему вы говорите на иностранном языке? Я хочу, чтобы мне немедленно заменили вилку на этом фене.
Имоджин крадучись прошла мимо них. В холле никого не было. Она посмотрела на меню и сглотнула слюну. С кухни доносились манящие запахи чеснока, вина и трав. Она прошла в комнату для отдыха и села в кресло с «Тристрамом Шенди». По соседству какая-то английская семья разговаривала вполголоса, как на похоронах, угрюмо снимая латунные колпачки с кофейных чашек. На ее столе лиловые и телесно-розовые гладиолусы в вазе чудовищно дисгармонировали друг с другом и особенно с клетчатой скатертью. Странно, что французы, которых считают людьми утонченного вкуса, почти лишены чувства цвета.
Она пыталась читать. Это было ужасно, но после встречи с Ники у нее пропала всякая способность к концентрации. Она стала глядеть в окно, где уличные фонари освещали оранжевым светом афишу приехавшего на гастроли цирка.
Мы сами немного похожи на странствующий цирк, подумала она. Джеймс — один из тех бойких и усердных песиков, что прыгают сквозь обруч, а Ивонн — акробатка на трапеции, элегантно выбегающая на вывернутых ногах. Ники и Кейбл напоминают красивых, лоснящихся диких зверей, пантер или тигров, которые вырвались из клеток на свободу и наводят страх на всю округу. А сама она — маленькая, толстая и косматая пони, отчаянно старающаяся со всеми поладить. Она пыталась подыскать сравнение для Матта — что-то большое и добродушное, и вздрогнула, услышав вдруг его голос.
— Так ты никогда не получишь выпивку, моя радость. А мы сидим в баре. Что ты читаешь? — Он взял книгу. — А, это. Сам я так и не удосужился прочитать.
Они нашли Ники сидящим на стуле у стойки бара.
— Ты тоже выглядишь растрепанной, — сказал Ники, налив воды в перно, который сразу вспенился. — Может быть, это и хорошо, что этой ночью ты как следует выспишься, но завтра меня не удержишь, — добавил он, понизив голос.
Имоджин закраснелась, сделала большой глоток и едва не поперхнулась. Это было что-то немыслимо отвратительное, вроде лакричной настойки. Но ей так хотелось пить. Она сделала еще один небольшой глоток и чуть не выплюнула.
Матт взял лежавший на столе номер «Фигаро».
— Ты слышал, — спросил Ники, — про того ирландца, что пытался переплыть Ламанш?
— Нет, — сказал Матт, не поднимая головы.
— Он хотел переплыть его вдоль.
Имоджин прыснула. Ники положил свою теплую ладонь на ее руку.
— Хоть кто-то наконец посмеялся над моей шуткой.
— Гляди-ка, — сказал Матт. — Браганци в Марселе, всего в нескольких милях от того места, где мы остановимся.
— С герцогиней? — спросил Ники.
— Тут сказано, что с ней.
— Никогда не мог понять, — сказал Ники, заглядывая в газету, — как это такая красивая, классная птичка бросила все, чтобы укатить с таким коротышкой-итальянцем.
— Тише, — сказал Матт и огляделся, изображая обеспокоенность. — Мафия повсюду. По крайней мере, он, вероятно, энергичен в постели. А старый герцог, по слухам с Флит-стрит, показал себя величавым гомо, меняя одного за другим миловидных лакеев.
— Каждый лакей ищет повышения, — сказал Ники.
— У герцогини есть ребенок от Браганци? — спросила Имоджин.
— Да, — сказал Матт. — Ему теперь, наверно, полтора года. Они вместе около трех лет. Может быть, ей нравится подчиняться сильной руке. Женщин всегда влечет к себе сила, а Браганци с головы до ног южанин.
Ники всмотрелся в свое отражение в дымчатом стекле за стойкой бара.
— Все равно он маслянистый коротышка.
Матт усмехнулся.
— Как только она услышит, что где-то поблизости малыш Ники, она тут же бросит Браганци.
— У меня никогда не было герцогини, — задумчиво и как бы даже с некоторым удивлением произнес Ники. — Представьте себе, как она вплывает в каком-нибудь красном платье, подбитом горностаем, а под ним — ничего — и говорит: «Какое крыло вы предпочитаете, мистер Бересфорд — западное или восточное?»
— А потом она, вероятно, передаст тебя в банк «Национальный кредит», — сказал Матт, заметив болезненное выражение лица у Имоджин. — Во всяком случае ты займешься бизнесом, где у тебя будут открыты все пути, и тебе понадобится справочник с указанием живого веса крупных леди из Союза матерей, желающих совершить по тебе ознакомительный тур.
— Мне бы это понравилось, — сказал Ники. — Толпа меня заводит.
Имоджин, которой стало нехорошо от мысли про Ники с герцогиней, сделала еще один глоток и, почувствовав себя еще хуже, была вынуждена съесть три ломтика хрустящего картофеля, чтобы отбить вкус напитка.
— Привет, ребята, кто что будет пить? — послышался веселый голос. Это был Джеймс, одетый в бледно-голубой вельветовый костюм. Кудри на его голове были распрямлены. Должно быть, Ивонн заставляла его причесывать их по сто раз на день.
— Моя очередь платить, — сказал Ники.
— Тогда мне, пожалуйста, большую порцию «Белой лошади», — сказал Джеймс и, украдкой оглядевшись, хихикнул. — И лучше побыстрее. Ивонн не одобряет спиртное.
— Сделайте два, — сказал Матт и, взяв перно Имоджнн, вылил его в свой стакан. — Тебе это не очень понравилось, моя радость?
— О, спасибо, — пробормотала Имоджин, тронутая тем, что он заметил.
— Знаешь историю про то, как белый конь зашел в пивную, сел за стойку и заказал себе полную порцию виски? — спросил Джеймс.
— Нет, — сказал Ники, который не любил, когда анекдоты рассказывают другие.
— Бармен дал коню стакан и спрашивает: «А знаешь, что есть сорт виски, названный в честь тебя?» — «В самом деле? — удивился конь. — Я и не знал, что есть виски по имени Эрик».
Рассказчик так захохотал, что в конце концов к нему присоединились и все остальные. Он в самом деле симпатичный, подумала Имоджин, сделав благодарный глоток виски.
Поблизости кружил старший официант, держа наготове меню.
В желудке Имоджин раздался громкий рокот.
— Послушайте, — сказал Матт, — я кого-нибудь убью, если сейчас же не поем.
— Вы, ребята, верно, еще не успели перекусить? — посочувствовал Джеймс.
— Господи, — сказал Ники, поглядев в счет за выпитое. — С тех нор, как я был здесь в мае, все стало еще дороже.
— Именно, — подтвердил Матт. — Поэтому мы и не останавливаемся в четырехзвездных гостиницах. Иначе бы нам пришлось послать Имоджин на панель.
— Считается, что дочери викариев никуда не годятся, — сказал Джеймс.
От выпитого виски Имоджин воспрянула духом. Хорошо быть одной в окружении троих мужчин. Разговор повернул на Северную Ирландию. Имоджин ела свой хрустящий картофель и блаженствовала. Ники держал ее руку в своей и время от времени гладил ее по голове. Джеймс был застигнут на месте преступления появившейся Ивонн, когда расплачивался за очередной круг выпивки.
— Я не опоздала?
— Опоздала, — сказал Матт. — Что будете пить?
— Томатный сок, пожалуйста. Нет, спасибо, Имоджин, я к этому картофелю не притронусь. От него так полнеют. Для меня перебрать количество калорий — хуже, чем расстаться с жизнью.
Она с видимым неодобрением посмотрела на крепкие бедра Имоджин. Имоджин покраснела, стала сосать уже находящийся во рту листок картофеля, как облатку при первом причастии, и посмотрела на Ивонн с восхищением. На ее длинных коралловых ногтях лежал безупречно гладкий, без малейших сколов слой лака, ни один из свежезавитых локонов не сбился в сторону, и белая шелковая блузка так и осталась без единого пятнышка, какой была утром.
Выиграв сражение за двухместный номер, Ивонн решила перейти на примирительный тон. От нее не ускользнули биотоки, возникшие между Ники и Кейбл. Не желая допустить, чтобы одна Кейбл имела своего отпускного обожателя, она решила очаровать Матта.
— Вам полегчало? — спросила она его. — Знаете, я всегда подозревала, что морская болезнь — психоматического свойства.
— Согласен, — сказал Матт. — Как и кровожадность.
Ивонн не уловила в этом никакой иронии.
— Я завидую, что вы приехали из Ирландии, — продолжала она. — У меня там была однажды съемка рекламы сливочного масла. Там кругом зелень, все так нетронуто. Где вы живете, Матт?
— В Муне.
— Приятное место?
— Ну, там очень хорошая охота.
— Я считаю, что охота — жестокая вещь, — но думаю, сельским жителям надо же чем-то себя занять.
— Конечно, надо, ведь ирландцы еще не открыли бесконечных возможностей полового сношения.
— Все мужчины в Муне очень быстро кончают, — сказал Ники.
Матт засмеялся. Ивонн поспешно переменила тему разговора.
— Я не всегда согласна с вашим мнением, но я восхищаюсь вашей способностью делать это еженедельно.
— Делать что?
— Писать ваши забавные статьи. Где вы обдумываете свои идеи?
— На болотах[7]. На следующей неделе думаю сочинить что-нибудь про шлюх.
— О, в этом я могу вам помочь, — с воодушевлением сказала Ивонн. — Их так много в мире моделей. Это цена, которую приходится платить за свою известность, — добавила она, допивая свой томатный сок. Поблизости опять закружил старший официант. Лицо его выражало недоумение.
— Где же Кейбл? — с неодобрением спросила Ивонн. — Знаете, вы не очень хорошо ее воспитали.
— Она знает, что ее подождут, — сказал Матт.
— Так невежливо — заставлять ждать поваров. Должна сказать, что я с нетерпением ожидаю ужина. Французскую кухню превзойти невозможно, — парировала Ивонн.
В этот момент как ни в чем не бывало не спеша вошла Кейбл. На ней были джинсы цвета хаки и плотно облегающая оливковая майка с крупной надписью спереди: «Я еще девственница». Этот цвет придавал теплый смуглый блеск ее лицу и шее и подчеркивал зелень ее глаз. Бармен едва не выронил из рук стакан, который протирал, а старший официант так и не закончил какое-то ворчливое замечание. Ладонь Ники соскользнула с руки Имоджин и, казалось, весь он куда-то от нее ускользнул, чтобы изучить надпись на груди Кейбл.
— Матт только что говорил нам, что ирландцы пока не открыли для себя секса. Вот вам доказательство, — заявил Ники.
— Ты подпадешь под суровое действие закона о рекламных надписях, — предупредил Матт.
— Тогда мне лучше отдать ее Имоджин, — сказала Кейбл. — Она единственная, кто имеет право ее носить.
Все посмотрели на Имоджин, а она сделалась пунцовой и, безмолвно потупясь от смущения, смотрела на свои руки. Ники наверняка сказал Кейбл. Как он мог?
— Если у Матта болит живот, скажи, что я скоро буду, — попросила Кейбл, которая расхаживала теперь по спальне совершенно голая, если не считать зеленого шелкового шарфа, прикрывавшего ее бигуди.
Имоджин отвела глаза и сбежала. Может быть, скромность — это вопрос телосложения, подумала она. Если бы она так же превосходно выглядела, то, возможно, тоже разгуливала бы без всякой одежды. На лестничной площадке она увидела Ивонн, у которой на плечах была розовая пластиковая накидка для предохранения одежды от косметики. Она размахивала феном перед горничной нервного вида.
— Так вы говорите по-английски или нет?
— Oui, Madame[6].
— Тогда почему вы говорите на иностранном языке? Я хочу, чтобы мне немедленно заменили вилку на этом фене.
Имоджин крадучись прошла мимо них. В холле никого не было. Она посмотрела на меню и сглотнула слюну. С кухни доносились манящие запахи чеснока, вина и трав. Она прошла в комнату для отдыха и села в кресло с «Тристрамом Шенди». По соседству какая-то английская семья разговаривала вполголоса, как на похоронах, угрюмо снимая латунные колпачки с кофейных чашек. На ее столе лиловые и телесно-розовые гладиолусы в вазе чудовищно дисгармонировали друг с другом и особенно с клетчатой скатертью. Странно, что французы, которых считают людьми утонченного вкуса, почти лишены чувства цвета.
Она пыталась читать. Это было ужасно, но после встречи с Ники у нее пропала всякая способность к концентрации. Она стала глядеть в окно, где уличные фонари освещали оранжевым светом афишу приехавшего на гастроли цирка.
Мы сами немного похожи на странствующий цирк, подумала она. Джеймс — один из тех бойких и усердных песиков, что прыгают сквозь обруч, а Ивонн — акробатка на трапеции, элегантно выбегающая на вывернутых ногах. Ники и Кейбл напоминают красивых, лоснящихся диких зверей, пантер или тигров, которые вырвались из клеток на свободу и наводят страх на всю округу. А сама она — маленькая, толстая и косматая пони, отчаянно старающаяся со всеми поладить. Она пыталась подыскать сравнение для Матта — что-то большое и добродушное, и вздрогнула, услышав вдруг его голос.
— Так ты никогда не получишь выпивку, моя радость. А мы сидим в баре. Что ты читаешь? — Он взял книгу. — А, это. Сам я так и не удосужился прочитать.
Они нашли Ники сидящим на стуле у стойки бара.
— Ты тоже выглядишь растрепанной, — сказал Ники, налив воды в перно, который сразу вспенился. — Может быть, это и хорошо, что этой ночью ты как следует выспишься, но завтра меня не удержишь, — добавил он, понизив голос.
Имоджин закраснелась, сделала большой глоток и едва не поперхнулась. Это было что-то немыслимо отвратительное, вроде лакричной настойки. Но ей так хотелось пить. Она сделала еще один небольшой глоток и чуть не выплюнула.
Матт взял лежавший на столе номер «Фигаро».
— Ты слышал, — спросил Ники, — про того ирландца, что пытался переплыть Ламанш?
— Нет, — сказал Матт, не поднимая головы.
— Он хотел переплыть его вдоль.
Имоджин прыснула. Ники положил свою теплую ладонь на ее руку.
— Хоть кто-то наконец посмеялся над моей шуткой.
— Гляди-ка, — сказал Матт. — Браганци в Марселе, всего в нескольких милях от того места, где мы остановимся.
— С герцогиней? — спросил Ники.
— Тут сказано, что с ней.
— Никогда не мог понять, — сказал Ники, заглядывая в газету, — как это такая красивая, классная птичка бросила все, чтобы укатить с таким коротышкой-итальянцем.
— Тише, — сказал Матт и огляделся, изображая обеспокоенность. — Мафия повсюду. По крайней мере, он, вероятно, энергичен в постели. А старый герцог, по слухам с Флит-стрит, показал себя величавым гомо, меняя одного за другим миловидных лакеев.
— Каждый лакей ищет повышения, — сказал Ники.
— У герцогини есть ребенок от Браганци? — спросила Имоджин.
— Да, — сказал Матт. — Ему теперь, наверно, полтора года. Они вместе около трех лет. Может быть, ей нравится подчиняться сильной руке. Женщин всегда влечет к себе сила, а Браганци с головы до ног южанин.
Ники всмотрелся в свое отражение в дымчатом стекле за стойкой бара.
— Все равно он маслянистый коротышка.
Матт усмехнулся.
— Как только она услышит, что где-то поблизости малыш Ники, она тут же бросит Браганци.
— У меня никогда не было герцогини, — задумчиво и как бы даже с некоторым удивлением произнес Ники. — Представьте себе, как она вплывает в каком-нибудь красном платье, подбитом горностаем, а под ним — ничего — и говорит: «Какое крыло вы предпочитаете, мистер Бересфорд — западное или восточное?»
— А потом она, вероятно, передаст тебя в банк «Национальный кредит», — сказал Матт, заметив болезненное выражение лица у Имоджин. — Во всяком случае ты займешься бизнесом, где у тебя будут открыты все пути, и тебе понадобится справочник с указанием живого веса крупных леди из Союза матерей, желающих совершить по тебе ознакомительный тур.
— Мне бы это понравилось, — сказал Ники. — Толпа меня заводит.
Имоджин, которой стало нехорошо от мысли про Ники с герцогиней, сделала еще один глоток и, почувствовав себя еще хуже, была вынуждена съесть три ломтика хрустящего картофеля, чтобы отбить вкус напитка.
— Привет, ребята, кто что будет пить? — послышался веселый голос. Это был Джеймс, одетый в бледно-голубой вельветовый костюм. Кудри на его голове были распрямлены. Должно быть, Ивонн заставляла его причесывать их по сто раз на день.
— Моя очередь платить, — сказал Ники.
— Тогда мне, пожалуйста, большую порцию «Белой лошади», — сказал Джеймс и, украдкой оглядевшись, хихикнул. — И лучше побыстрее. Ивонн не одобряет спиртное.
— Сделайте два, — сказал Матт и, взяв перно Имоджнн, вылил его в свой стакан. — Тебе это не очень понравилось, моя радость?
— О, спасибо, — пробормотала Имоджин, тронутая тем, что он заметил.
— Знаешь историю про то, как белый конь зашел в пивную, сел за стойку и заказал себе полную порцию виски? — спросил Джеймс.
— Нет, — сказал Ники, который не любил, когда анекдоты рассказывают другие.
— Бармен дал коню стакан и спрашивает: «А знаешь, что есть сорт виски, названный в честь тебя?» — «В самом деле? — удивился конь. — Я и не знал, что есть виски по имени Эрик».
Рассказчик так захохотал, что в конце концов к нему присоединились и все остальные. Он в самом деле симпатичный, подумала Имоджин, сделав благодарный глоток виски.
Поблизости кружил старший официант, держа наготове меню.
В желудке Имоджин раздался громкий рокот.
— Послушайте, — сказал Матт, — я кого-нибудь убью, если сейчас же не поем.
— Вы, ребята, верно, еще не успели перекусить? — посочувствовал Джеймс.
— Господи, — сказал Ники, поглядев в счет за выпитое. — С тех нор, как я был здесь в мае, все стало еще дороже.
— Именно, — подтвердил Матт. — Поэтому мы и не останавливаемся в четырехзвездных гостиницах. Иначе бы нам пришлось послать Имоджин на панель.
— Считается, что дочери викариев никуда не годятся, — сказал Джеймс.
От выпитого виски Имоджин воспрянула духом. Хорошо быть одной в окружении троих мужчин. Разговор повернул на Северную Ирландию. Имоджин ела свой хрустящий картофель и блаженствовала. Ники держал ее руку в своей и время от времени гладил ее по голове. Джеймс был застигнут на месте преступления появившейся Ивонн, когда расплачивался за очередной круг выпивки.
— Я не опоздала?
— Опоздала, — сказал Матт. — Что будете пить?
— Томатный сок, пожалуйста. Нет, спасибо, Имоджин, я к этому картофелю не притронусь. От него так полнеют. Для меня перебрать количество калорий — хуже, чем расстаться с жизнью.
Она с видимым неодобрением посмотрела на крепкие бедра Имоджин. Имоджин покраснела, стала сосать уже находящийся во рту листок картофеля, как облатку при первом причастии, и посмотрела на Ивонн с восхищением. На ее длинных коралловых ногтях лежал безупречно гладкий, без малейших сколов слой лака, ни один из свежезавитых локонов не сбился в сторону, и белая шелковая блузка так и осталась без единого пятнышка, какой была утром.
Выиграв сражение за двухместный номер, Ивонн решила перейти на примирительный тон. От нее не ускользнули биотоки, возникшие между Ники и Кейбл. Не желая допустить, чтобы одна Кейбл имела своего отпускного обожателя, она решила очаровать Матта.
— Вам полегчало? — спросила она его. — Знаете, я всегда подозревала, что морская болезнь — психоматического свойства.
— Согласен, — сказал Матт. — Как и кровожадность.
Ивонн не уловила в этом никакой иронии.
— Я завидую, что вы приехали из Ирландии, — продолжала она. — У меня там была однажды съемка рекламы сливочного масла. Там кругом зелень, все так нетронуто. Где вы живете, Матт?
— В Муне.
— Приятное место?
— Ну, там очень хорошая охота.
— Я считаю, что охота — жестокая вещь, — но думаю, сельским жителям надо же чем-то себя занять.
— Конечно, надо, ведь ирландцы еще не открыли бесконечных возможностей полового сношения.
— Все мужчины в Муне очень быстро кончают, — сказал Ники.
Матт засмеялся. Ивонн поспешно переменила тему разговора.
— Я не всегда согласна с вашим мнением, но я восхищаюсь вашей способностью делать это еженедельно.
— Делать что?
— Писать ваши забавные статьи. Где вы обдумываете свои идеи?
— На болотах[7]. На следующей неделе думаю сочинить что-нибудь про шлюх.
— О, в этом я могу вам помочь, — с воодушевлением сказала Ивонн. — Их так много в мире моделей. Это цена, которую приходится платить за свою известность, — добавила она, допивая свой томатный сок. Поблизости опять закружил старший официант. Лицо его выражало недоумение.
— Где же Кейбл? — с неодобрением спросила Ивонн. — Знаете, вы не очень хорошо ее воспитали.
— Она знает, что ее подождут, — сказал Матт.
— Так невежливо — заставлять ждать поваров. Должна сказать, что я с нетерпением ожидаю ужина. Французскую кухню превзойти невозможно, — парировала Ивонн.
В этот момент как ни в чем не бывало не спеша вошла Кейбл. На ней были джинсы цвета хаки и плотно облегающая оливковая майка с крупной надписью спереди: «Я еще девственница». Этот цвет придавал теплый смуглый блеск ее лицу и шее и подчеркивал зелень ее глаз. Бармен едва не выронил из рук стакан, который протирал, а старший официант так и не закончил какое-то ворчливое замечание. Ладонь Ники соскользнула с руки Имоджин и, казалось, весь он куда-то от нее ускользнул, чтобы изучить надпись на груди Кейбл.
— Матт только что говорил нам, что ирландцы пока не открыли для себя секса. Вот вам доказательство, — заявил Ники.
— Ты подпадешь под суровое действие закона о рекламных надписях, — предупредил Матт.
— Тогда мне лучше отдать ее Имоджин, — сказала Кейбл. — Она единственная, кто имеет право ее носить.
Все посмотрели на Имоджин, а она сделалась пунцовой и, безмолвно потупясь от смущения, смотрела на свои руки. Ники наверняка сказал Кейбл. Как он мог?