— Помочь тебе? Вот это предложение! Господи, да если тебе надо опыта, то я именно тот, кто тебе нужен, моя радость. Je suis le professeur[32]. Возьми докури и жди меня здесь, а я принесу еще бутылку, и мы с тобой пойдем к берегу.
Имоджин села на скамью и спела для фламинго «Когда является любовь, кипит твоя отвага вновь…» У нее голова пошла кругом.
Вдали был виден аэродром и стоящие на летном поле самолеты. Возможно, какой-нибудь из них должен был доставить знаменитого экранного любовника в Рим. Выше была расположена автостоянка, заполненная машинами, по большей части «роллс-ройсами» и «бентли», но самой чистой среди них была голубая «кортина» Джеймса и Ивонн. Вдруг Имоджин почувствовала какое-то неодолимое побуждение. Она открыла свою сумочку и стала рыться в ней, ища губную помаду. Она нашла там тюбик, подаренный ей Глорией на день рождения. Им она еще ни разу не пользовалась. Помада была темно-бордового цвета и называлась «Династия Слив» — это, как сказала Глория, для большей изысканности.
«Какое слащавое название, — подумала Имоджин, истерически хихикая, и пошла между деревьями к автостоянке. — Модная штучка „Династия Слив“. Вот и пришел твой час, слива. — И, захихикав еще сильнее, она несколько раз сказала про себя „Пошли, слива!“
И вот перед ней голубая крышка багажника машины Ивонн. Она просто просилась, чтобы на ней что-нибудь написали. Открыв тюбик, она крупными бордовыми буквами написала «Ивонн Эджуорт». Потом добавила: «стойловая корова».
Потом зачеркнула слово «корова» и добавила «сука» и «держит мужа под башмаком». Потом трижды написала «блядство» на крыше машины и дважды «поебень» на ветровом стекле. Потом забежала с другой стороны и написала: «Железный канцлер Ивонн Бисмарк», но, немного подумав, переправила «Бисмарк» на «Насморк» и залилась неудержимым смехом от собственной шутки. Когда она начала писать «Катись отсюда, морковный огрызок!», столбик помады переломился надвое, и она с криками кинулась обратно к Ларри. Тот опасно раскачивался, пытаясь сохранить равновесие, стоя на каменном сиденье с бутылкой в одной руке и бокалом — в другой. Он спрыгнул наземь, пролив часть шампанского, и сообщил:
— Я только что слышал, как Ивонн Эджуорт спрашивала Омара Шарифа, приходилось ли тому покупать для кого-нибудь целый прилавок цветов.
Тропинка к морю была довольно крутой, но им даже в сильном подпитии как-то удалось, поддерживая друг друга, благополучно спуститься.
— «Хочу воткнуть мой орган в Морган», — пропел Ларри, и они захохотали дуэтом.
— Кажется, я перехожу из одной постели в другую, — сказала Имоджин. — Я люблю тебя, Ларри. А можно любить сразу двоих?
— Думаю, что можно. Но это довольно дорого обходится.
Он тянул слова еще сильнее обычного, волосы у него разметались во все стороны.
Они вышли на пляж. Имоджин чувствовала под ступнями прохладный песок. Где-то по пути она потеряла свои туфли.
— «Когда является любовь, кипит твоя отвага вновь», — пропел Ларри. — «Хочу воткнуть мой орган в Морган». Этого же хотят тут многие любители. Я видел нескольких гостей в белых смокингах, которые тебя разыскивали.
— Там только один такой был, — сказала Имоджин. — У тебя, должно быть, в глазах четверится.
И они снова громко расхохотались. Пьяному любая глупость кажется смешной.
Весь берег, отдаленные огни Пор-ле-Пена, маяк — все окрасилось в розовое. Накатывающиеся на песок волны шипели, как белые змеи. Луна, похожая на половину грейпфрута, лежала на спине в темном небе — собираясь уступить, вроде меня, — подумала Имоджин. Она, как космонавт, почувствовала невесомость.
Ларри подобрал какой-то прутик и попробовал что-то написать, но песок был слишком сухой.
— Скажи, чтоб море подошло ближе, — сказал он.
Взявшись за руки, они с воплями побежали к воде, и там Ларри огромными буквами написал на мокром песке «Ларри любит Имоджин». Потом он ее поцеловал, и она почувствовала, как теплая вода омывает ее ступни.
— Я прочту тебе такую лекцию, что у тебя будет настоящий прорыв по части опыта, моя тепленькая малышка, — шептал он ей на ухо.
— Ты понимаешь, что я ни с кем ни разу не была в постели?
— Я тебе уже говорил, что очень верю в первые разы, — сказал Ларри, осторожно стягивая с нее джемпер. — Может быть, сначала искупаемся? Перед сексом всегда должно быть омовение.
Кажется, я не такая уж толстая, почему не искупаться голой, подумала Имоджин, снимая с себя брюки и трусики и бросая их на песок. Кинувшись с веселым визгом в волны и восторженно загребая, она почувствовала, что в воде почти так же тепло, как на воздухе.
— Божественно! — крикнула она Ларри. Тот сразу же пустился за ней вдогонку и вскоре обвил руками ее талию.
— Ты прекрасна, — сказал он, любуясь ею, — ты похожа на Венеру, выходящую из волн.
— Боти-Чили, — хихикнула Имоджин. — Хотя вода тут, наверное, теплее, чем в Чили.
— Увертюра закончена, — сказал Ларри, — переходим к первому акту.
Когда он целовал ее в соленые губы, Имоджин была рада, что он ее поддерживает. Она не была уверена, что сама устояла бы теперь на ногах, потому что чувствовала себя по-настоящему пьяной. Она спросила у Ларри, есть ли смысл в такой прорывной лекции, если потом она не сможет вспомнить лучшие ее моменты.
Ларри засмеялся и сказал, что лучший момент — это теперь, когда она прильнула к его груди, что он этого ни в коем случае не забудет. И стал целовать ее взасос.
Издалека все еще доносились звуки пирушки и визги в бассейне. Потом какие-то голоса послышались ближе. Звучали они сердито. Ларри перестал ее целовать и смотрел куда-то поверх ее плеча.
После долгого молчания он проговорил.
— Черт, этого не может быть!
Потом она услышала слишком хорошо ей знакомый голос:
— Бога ради, Гилмор!
Имоджин уткнулась лицом в шею Ларри, потом медленно повернулась. Всего в нескольких ярдах от них на песке стояли мужчина и женщина. Лица обоих были в тени, но она разглядела коротко стриженые светлые волосы женщины. Та была очень стройная. А роста и сложения мужчины не узнать было нельзя.
Ларри нервно глотнул и тихо сказал:
— Привет, Матт.
— О, Боже, — произнесла Имоджин, — Лучше мне изобразить Венеру, входящую в волны, — и с отчаянным смехом она нырнула в воду.
— Какого дьявола? Чем это ты здесь занимаешься, Гилмор? — ледяным тоном спросил Матт.
— Ты мне сказал, чтоб я не спускал с нее глаз, — парировал Ларри.
— Он и не спускал, — подтвердила Имоджин, держа над водой одну голову. — Почти все время оба глаза да еще обе руки. Он был так мил. Мы так хорошо провели время. «Когда является любовь, кипит твоя отвага вновь!..»
— Господи, — изумился Матт. — Что ты с ней сделал?
Ларри был уже на берегу и тщетно пытался натянуть на себя розовые брюки Имоджин, которые отказывались подниматься выше колен.
— Имоджин, дорогая, познакомься с Бэмби, — сказал он.
— Бэмби? — пискнула Имоджин, глядя на спутницу Матта. — Бог ты мой! Как поживаете? Я так много о вас слышала.
— Любопытно, — желчно сказала Бэмби. — Я про вас не слышала ровным счетом ничего.
Матт поднял брюки Гилмора и бросил их ему.
— Я знаю, что ты весь вечер пытался забраться в брюки Имоджин. Теперь для разнообразия попробуй влезть в свои.
— Ужасно приятная вечеринка, — сказала Имоджин, брызгая на них водой.
— Немедленно выходи и одевайся. Я отвезу тебя, — сказал Матт.
Казалось, не прошло и минуты, как она уже сидела в намокшей одежде рядом с Маттом, который гнал свой «мерседес» от дома Клодин. Где-то позади слышался завывающий, как сирена, голос Ивонн.
— Не хочу домой. Хочу еще шампанского, — с раздражением говорила Имоджин.
— Тебе вполне хватит и этого.
Она уронила голову на спинку сиденья.
— А тебе бы только испортить удовольствие другим, — невнятно пробурчала она. — Это были лучшие часы в моей жизни. Каждый хотел меня увести. Героическая Морган, бесстрашная спасительница! Звезды сцены и экрана сражались за мою благосклонность. Я курила «травку» и пила в свое удовольствие и набрала целый вагон опыта. Я уже собиралась завязать свой первый роман с женатым мужчиной, когда ты так неосмотрительно появился вместе с Бэмби и вставил нам палки в колеса.
Матт с каменным выражением лица смотрел на дорогу и нажимал на педаль акселератора.
— Дорогой Ларри давал мне урок, который сулил прорыв по части опыта.
— Нарыв, а не прорыв! Этого Ларри пристрелить надо.
— Не понимаю, чего ты так злишься, — проворчала Имоджин. — Ты же меня не хочешь. Ты прямо как собака на сене. А Ларри просто оказал мне любезность. Я попросила его меня соблазнить. Я думала, что если стану светской женщиной вроде Кейбл, то понравлюсь многим.
— Что ж, ты выбрала для этого неудачный способ, — сказал Матт, свирепо переключая скорость.
— «Когда является любовь, кипит твоя отвага вновь», — пропела Имоджин, не соблюдая мотива. — О-ля-ля, это ужасно скверно. Как ты думаешь, Бэмби привлечет меня как соответчицу?
— Вероятно.
— Ну что за дурацкое время она выбрала для своего возвращения — в самый разгар гулянки. Она должна была знать, что Ларри будет там кем-нибудь занят, не обязательно со мной.
Ничего не сказав, Матт зажег сигарету.
У нее начались какие-то странные ощущения. Все внутри готово было извергнуться подобно Везувию.
— Ну, ладно, отпуск кончается, и я вернусь в свой серенький дом в Уэст Райдинге, — капризно сказала она. — А ты можешь спокойно меня забыть.
И вдруг она заметила краем глаза, что он смеется.
— Ты больше не сердишься?
— Я вне себя от бешенства.
— Страшно сожалею, — сказала она, уронив голову ему на плечо, — но я люблю тебя.
И она полностью вырубилась.
Глава шестнадцатая
Имоджин села на скамью и спела для фламинго «Когда является любовь, кипит твоя отвага вновь…» У нее голова пошла кругом.
Вдали был виден аэродром и стоящие на летном поле самолеты. Возможно, какой-нибудь из них должен был доставить знаменитого экранного любовника в Рим. Выше была расположена автостоянка, заполненная машинами, по большей части «роллс-ройсами» и «бентли», но самой чистой среди них была голубая «кортина» Джеймса и Ивонн. Вдруг Имоджин почувствовала какое-то неодолимое побуждение. Она открыла свою сумочку и стала рыться в ней, ища губную помаду. Она нашла там тюбик, подаренный ей Глорией на день рождения. Им она еще ни разу не пользовалась. Помада была темно-бордового цвета и называлась «Династия Слив» — это, как сказала Глория, для большей изысканности.
«Какое слащавое название, — подумала Имоджин, истерически хихикая, и пошла между деревьями к автостоянке. — Модная штучка „Династия Слив“. Вот и пришел твой час, слива. — И, захихикав еще сильнее, она несколько раз сказала про себя „Пошли, слива!“
И вот перед ней голубая крышка багажника машины Ивонн. Она просто просилась, чтобы на ней что-нибудь написали. Открыв тюбик, она крупными бордовыми буквами написала «Ивонн Эджуорт». Потом добавила: «стойловая корова».
Потом зачеркнула слово «корова» и добавила «сука» и «держит мужа под башмаком». Потом трижды написала «блядство» на крыше машины и дважды «поебень» на ветровом стекле. Потом забежала с другой стороны и написала: «Железный канцлер Ивонн Бисмарк», но, немного подумав, переправила «Бисмарк» на «Насморк» и залилась неудержимым смехом от собственной шутки. Когда она начала писать «Катись отсюда, морковный огрызок!», столбик помады переломился надвое, и она с криками кинулась обратно к Ларри. Тот опасно раскачивался, пытаясь сохранить равновесие, стоя на каменном сиденье с бутылкой в одной руке и бокалом — в другой. Он спрыгнул наземь, пролив часть шампанского, и сообщил:
— Я только что слышал, как Ивонн Эджуорт спрашивала Омара Шарифа, приходилось ли тому покупать для кого-нибудь целый прилавок цветов.
Тропинка к морю была довольно крутой, но им даже в сильном подпитии как-то удалось, поддерживая друг друга, благополучно спуститься.
— «Хочу воткнуть мой орган в Морган», — пропел Ларри, и они захохотали дуэтом.
— Кажется, я перехожу из одной постели в другую, — сказала Имоджин. — Я люблю тебя, Ларри. А можно любить сразу двоих?
— Думаю, что можно. Но это довольно дорого обходится.
Он тянул слова еще сильнее обычного, волосы у него разметались во все стороны.
Они вышли на пляж. Имоджин чувствовала под ступнями прохладный песок. Где-то по пути она потеряла свои туфли.
— «Когда является любовь, кипит твоя отвага вновь», — пропел Ларри. — «Хочу воткнуть мой орган в Морган». Этого же хотят тут многие любители. Я видел нескольких гостей в белых смокингах, которые тебя разыскивали.
— Там только один такой был, — сказала Имоджин. — У тебя, должно быть, в глазах четверится.
И они снова громко расхохотались. Пьяному любая глупость кажется смешной.
Весь берег, отдаленные огни Пор-ле-Пена, маяк — все окрасилось в розовое. Накатывающиеся на песок волны шипели, как белые змеи. Луна, похожая на половину грейпфрута, лежала на спине в темном небе — собираясь уступить, вроде меня, — подумала Имоджин. Она, как космонавт, почувствовала невесомость.
Ларри подобрал какой-то прутик и попробовал что-то написать, но песок был слишком сухой.
— Скажи, чтоб море подошло ближе, — сказал он.
Взявшись за руки, они с воплями побежали к воде, и там Ларри огромными буквами написал на мокром песке «Ларри любит Имоджин». Потом он ее поцеловал, и она почувствовала, как теплая вода омывает ее ступни.
— Я прочту тебе такую лекцию, что у тебя будет настоящий прорыв по части опыта, моя тепленькая малышка, — шептал он ей на ухо.
— Ты понимаешь, что я ни с кем ни разу не была в постели?
— Я тебе уже говорил, что очень верю в первые разы, — сказал Ларри, осторожно стягивая с нее джемпер. — Может быть, сначала искупаемся? Перед сексом всегда должно быть омовение.
Кажется, я не такая уж толстая, почему не искупаться голой, подумала Имоджин, снимая с себя брюки и трусики и бросая их на песок. Кинувшись с веселым визгом в волны и восторженно загребая, она почувствовала, что в воде почти так же тепло, как на воздухе.
— Божественно! — крикнула она Ларри. Тот сразу же пустился за ней вдогонку и вскоре обвил руками ее талию.
— Ты прекрасна, — сказал он, любуясь ею, — ты похожа на Венеру, выходящую из волн.
— Боти-Чили, — хихикнула Имоджин. — Хотя вода тут, наверное, теплее, чем в Чили.
— Увертюра закончена, — сказал Ларри, — переходим к первому акту.
Когда он целовал ее в соленые губы, Имоджин была рада, что он ее поддерживает. Она не была уверена, что сама устояла бы теперь на ногах, потому что чувствовала себя по-настоящему пьяной. Она спросила у Ларри, есть ли смысл в такой прорывной лекции, если потом она не сможет вспомнить лучшие ее моменты.
Ларри засмеялся и сказал, что лучший момент — это теперь, когда она прильнула к его груди, что он этого ни в коем случае не забудет. И стал целовать ее взасос.
Издалека все еще доносились звуки пирушки и визги в бассейне. Потом какие-то голоса послышались ближе. Звучали они сердито. Ларри перестал ее целовать и смотрел куда-то поверх ее плеча.
После долгого молчания он проговорил.
— Черт, этого не может быть!
Потом она услышала слишком хорошо ей знакомый голос:
— Бога ради, Гилмор!
Имоджин уткнулась лицом в шею Ларри, потом медленно повернулась. Всего в нескольких ярдах от них на песке стояли мужчина и женщина. Лица обоих были в тени, но она разглядела коротко стриженые светлые волосы женщины. Та была очень стройная. А роста и сложения мужчины не узнать было нельзя.
Ларри нервно глотнул и тихо сказал:
— Привет, Матт.
— О, Боже, — произнесла Имоджин, — Лучше мне изобразить Венеру, входящую в волны, — и с отчаянным смехом она нырнула в воду.
— Какого дьявола? Чем это ты здесь занимаешься, Гилмор? — ледяным тоном спросил Матт.
— Ты мне сказал, чтоб я не спускал с нее глаз, — парировал Ларри.
— Он и не спускал, — подтвердила Имоджин, держа над водой одну голову. — Почти все время оба глаза да еще обе руки. Он был так мил. Мы так хорошо провели время. «Когда является любовь, кипит твоя отвага вновь!..»
— Господи, — изумился Матт. — Что ты с ней сделал?
Ларри был уже на берегу и тщетно пытался натянуть на себя розовые брюки Имоджин, которые отказывались подниматься выше колен.
— Имоджин, дорогая, познакомься с Бэмби, — сказал он.
— Бэмби? — пискнула Имоджин, глядя на спутницу Матта. — Бог ты мой! Как поживаете? Я так много о вас слышала.
— Любопытно, — желчно сказала Бэмби. — Я про вас не слышала ровным счетом ничего.
Матт поднял брюки Гилмора и бросил их ему.
— Я знаю, что ты весь вечер пытался забраться в брюки Имоджин. Теперь для разнообразия попробуй влезть в свои.
— Ужасно приятная вечеринка, — сказала Имоджин, брызгая на них водой.
— Немедленно выходи и одевайся. Я отвезу тебя, — сказал Матт.
Казалось, не прошло и минуты, как она уже сидела в намокшей одежде рядом с Маттом, который гнал свой «мерседес» от дома Клодин. Где-то позади слышался завывающий, как сирена, голос Ивонн.
— Не хочу домой. Хочу еще шампанского, — с раздражением говорила Имоджин.
— Тебе вполне хватит и этого.
Она уронила голову на спинку сиденья.
— А тебе бы только испортить удовольствие другим, — невнятно пробурчала она. — Это были лучшие часы в моей жизни. Каждый хотел меня увести. Героическая Морган, бесстрашная спасительница! Звезды сцены и экрана сражались за мою благосклонность. Я курила «травку» и пила в свое удовольствие и набрала целый вагон опыта. Я уже собиралась завязать свой первый роман с женатым мужчиной, когда ты так неосмотрительно появился вместе с Бэмби и вставил нам палки в колеса.
Матт с каменным выражением лица смотрел на дорогу и нажимал на педаль акселератора.
— Дорогой Ларри давал мне урок, который сулил прорыв по части опыта.
— Нарыв, а не прорыв! Этого Ларри пристрелить надо.
— Не понимаю, чего ты так злишься, — проворчала Имоджин. — Ты же меня не хочешь. Ты прямо как собака на сене. А Ларри просто оказал мне любезность. Я попросила его меня соблазнить. Я думала, что если стану светской женщиной вроде Кейбл, то понравлюсь многим.
— Что ж, ты выбрала для этого неудачный способ, — сказал Матт, свирепо переключая скорость.
— «Когда является любовь, кипит твоя отвага вновь», — пропела Имоджин, не соблюдая мотива. — О-ля-ля, это ужасно скверно. Как ты думаешь, Бэмби привлечет меня как соответчицу?
— Вероятно.
— Ну что за дурацкое время она выбрала для своего возвращения — в самый разгар гулянки. Она должна была знать, что Ларри будет там кем-нибудь занят, не обязательно со мной.
Ничего не сказав, Матт зажег сигарету.
У нее начались какие-то странные ощущения. Все внутри готово было извергнуться подобно Везувию.
— Ну, ладно, отпуск кончается, и я вернусь в свой серенький дом в Уэст Райдинге, — капризно сказала она. — А ты можешь спокойно меня забыть.
И вдруг она заметила краем глаза, что он смеется.
— Ты больше не сердишься?
— Я вне себя от бешенства.
— Страшно сожалею, — сказала она, уронив голову ему на плечо, — но я люблю тебя.
И она полностью вырубилась.
Глава шестнадцатая
Когда она проснулась, то подумала, что помирает. Она никогда прежде не испытывала такой боли: как будто какой-то щелкунчик ломал ей череп как ореховую скорлупу, а изнутри отряд гномов долбил его молоточками. Несколько минут она лежала, издавая жалобные стоны, а когда открыла глаза, угасающий солнечный луч пронзил ее как нож, и она поспешно закрыла их. Морщась от боли, она начала восстанавливать в памяти события прошедшей ночи: сумасшедший успех, питье и курение и наконец купание в голом виде. Кто-то вывесил из окна для просушки ее мокрые брюки и джерси. Интересно, куда могли деться ее трусики и туфли? Еще она смутно помнила встречу с Бэмби и очень сердитого Матта, который вез ее домой. Но кто же, черт возьми, ее раздел? Ее прошибло потом, и она стала вся мокрая. Она еле успела дойти до туалета, как ее стошнило.
Возвращаясь к себе в номер, она встретила мадам и женщину со шваброй, которые хотели знать все про ее встречу с Браганци и герцогиней. Пробормотав что-то об отравлении омаром и извинившись, Имоджин кинулась к себе. Там она почистила зубы, а потом кое-как доползла до постели. Она пыталась вспомнить, что говорила Матту, когда он вез ее домой. О, почему она ведет себя как идиотка?
В дверь постучали. Для нее этот стук прозвучал как удар грома. Вошел Матт. Он был в джинсах и без рубашки и вытирал большим розовым с пятнами туши полотенцем только что вымытые волосы. Имоджин поспешно исчезла под простыней. Но почувствовав, как он сел на край постели, она осторожно высунулась.
— Ты — настоящий позор, — сказал он.
— Да брось ты это, — простонала она. — Я знаю, что вела себя чудовищно. Я вполне готова к тому, что меня ждет и не рассчитываю ни на какие цветы или записки.
Легкая, едва различимая улыбка тронула один угол его рта.
— Проклятая Франция! — сказала она, зарывшись лицом в подушку. Время уходит на то, чтобы заболеть от любви или просто заболеть.
— Так тебе и надо, если ты пытаешься втиснуть десять лет опыта в одну ночь. А как насчет того, чтобы губной помадой сплошь расписать непристойностями чистый автомобиль миссис Эджуорт?
— Святая зануда? — она резко выпрямилась, при этом сжимая одной рукой себе голову, а другой придерживая простыню на груди. — В самом деле? Она знает, что это сделала я?
— Благодаря мне, не знает. Мне удалось заморочить Ивонн Бисмарк голову, и она думает, что это какой-нибудь случайный пачкун, оказавшийся среди гостей.
— Ох, слава Богу.
— Как сказала когда-то Мэй Уэст, Бог тут не при чем. — Он покачал головой. — Должен сказать, что твое самое скандальное alter ego[33] проявляется, когда ты в сильном подпитии. Не думаю, что твоему отцу очень понравилось бы твое представление прошлой ночью. Хотя нельзя сказать, чтобы другие вели себя совсем примерно. Ники до сих пор не показывался, а у Джамбо весьма жалкий вид.
— Где Ларри? — спросила она, запинаясь, теребя простыню и отводя глаза от Матта.
— Уехал. Посылает тебе свои нежные чувства и письмо. Бэмби увезла его в Антиб.
— У них все будет в порядке?
— Вероятно, после небольшого прямого разговора. Они оба виноваты.
— А Трейси?
— Уехала на гулянку в Марбеллу с одной кинозвездой. Он и тебя хотел взять, но я подумал, что пока для тебя развлечений вполне достаточно. Кстати, у меня для тебя гостинец, — и он вынул из кармана небольшую кожаную коробочку. На какое-то одно безумное мгновение она подумала, не собирается ли он подарить ей кольцо. Он сказал, — Это от герцогини и Браганци в знак благодарности. Тут еще письмо от них.
Имоджин открыла коробочку. Там было золотое ожерелье с жемчугами и рубинами. Она ахнула от удовольствия.
— Правда, красивая вещь? Примерь.
Она вытянула голову. Он нагнулся, чгобы застегнуть ей пряжку. Его широкая загорелая грудь была всего в нескольких дюймах от нее. Ей так хотелось до него дотянуться. Почувствовав у себя на шее его пальцы, она задрожала. И при этом подумала: только бы шея была чистая.
— Так, — Матт подался назад, — смотрится превосходно. Взгляни. — Он взял стоявшее на тумбочке зеркало и поднес его к ней. Ожерелье было красивым, но впечатление несколько портили пятно туши под одним глазом и большой подтек в углу другого. Она поспешно их стерла.
— Это так любезно с их стороны. Я ничего особенного не совершила, — пробормотала она. А потом выдохнула с ужасом. — Ой, я же тебя не спросила, совсем из головы вон: как твой очерк?
— Им понравился. Они там почти ничего не изменили.
— О, замечательно. А в газете?
— Там тоже вполне довольны.
— Я так рада. Значит, ты не зря над ним так бился.
— Да, это почти всегда так. Сегодня чувствую себя кем-то вроде Иисуса Христа. Это лучшее из всех ощущений, или почти лучшее… — Он улыбнулся. — На другой день после того, как закончишь что-нибудь такое, над чем пришлось попотеть, — он легонько пожал ее бедро через одеяло. — И все это благодаря тебе, дорогая.
Имоджин смущенно поежилась.
— Да что ты, — она отчаянно искала другую тему для разговора. — Послушай, Ивонн действительно не догадывается, что это я?
— Ну, сегодня у нее голова занята другим. Джамбо прошлой ночью явно опозорился, и пляж сегодня, в субботу, похож на Оксфорд стрит в часы пик, но она про все это забыла. Сегодня она получила с дневной почтой телеграмму, подтверждающую ее участие в съемке фильма.
— Надо же! — воскликнула Имоджин.
— Вот именно. Она сделалась совсем нетерпимой, особенно теперь, когда поставила Кейбл на место. Как ты можешь догадаться, у той нынче не самое радужное настроение.
Его волосы почти высохли. Светлые и шелковистые, они падали на загорелый лоб. Имоджин хотелось запустить в них пальцы. Его близость сводила ее с ума, и это было такое наслаждение сплетничать вот так с ним, сидящим на ее постели, что она почти забыла о своем похмелье.
Он поднялся.
— Чтобы отпраздновать свое назначение на такую большую роль, миссис Эджуорт приглашает всех нас на ужин. Надеюсь, ты будешь в состоянии прийти. Мне там будут нужны союзники.
Когда он ушел, она открыла конверты с письмами. Среди них было несколько приглашений, адресованных Морган Броклхерст. Ее просили приехать на званые вечера в разные части Европы. В одном из них ей даже предлагали торжественно открыть какое-то празднество в Марселе на будущей неделе.
Письмо Ларри было нацарапано на листке папиросной бумаги:
«Дорогая малышка Имоджин, ты была очень ласкова со мной прошлой ночью, когда я так сильно в этом нуждался, и тебе удалось вызвать у Бэмби дикую ревность, и все это оказалось как нельзя более кстати, хотя в свете событий последней ночи мне было очень трудно убедить ее в том, что я без нее так страдал. Снимки тебе пришлю, когда отпечатаю. Если когда-нибудь тебе надо будет заночевать в Лондоне, приезжай и останавливайся у нас. Обнимаю. P. S. Твое сочинение на машине миссис Эджуорт было вдохновенным».
Последнее письмо было от герцогини:
«Дорогая Имоджин. Еще раз и миллион раз благодарю тебя за то, что ты сделала для нашего Рики. Это маленькое ожерелье лишь в малой мере выражает нашу тебе признательность. Приезжай к нам в следующий раз, когда у тебя будет свободное время, и напиши, как заканчивается твой отдых. Мне понравился твой мистер О'Коннор, и к тому же он прекрасно пишет. На твоем месте я бы надежду не теряла. С любовью, Камилла».
Надежда — это хорошо, но можно и ни с чем остаться, вздохнула Имоджин, но все-таки позволила себе помечтать о квартире в Лондоне, о званых обедах, которые она там будет давать, о том, как будет приглашать к себе герцогиню и Браганци, представлять им Ларри и Бэмби, как Матт будет приходить пораньше, чтобы помочь с напитками, как она будет встречать его в черной шелковой комбинации, а он тут же начнет ее целовать, так что оба они окажутся совершенно не готовы, когда прибудут гости.
Хватит об этом, твердо сказана она себе, но заснула с мыслью о том, что надо будет все же попросить его подыскать ей работу в Лондоне.
Когда около восьми часов она проснулась, оставалась некоторая слабость, но в общем самочувствие было нормальное. Остальные уже сидели в баре и встретили ее как вернувшуюся после долгой отлучки сестру. Через несколько минут ей стало ясно, что всех их ожидает довольно бурный вечер. Ивонн, одетая в длинное небесно-голубое платье, которое вполне могла бы носить дева Мария, держалась отвратительно. Она самодовольно улыбалась и демонстрировала свое превосходство над всеми, особенно над Кейбл, которую Имоджин от всей души пожалела бы, если бы та не была в таком гнусном расположении духа, не огрызалась бы всем и не бросала в сторону Имоджин таких злобных взглядов. Теперь, когда Трейси уехала, она явно вознамерилась отыграться на Ники и настояла на том, чтобы за ужином сидеть рядом с ним.
Они только что кончили есть. Кейбл лишь поиграла с несколькими кусочками спаржи, когда официант положил на край ее тарелки пластиковый пакетик с шампунем.
— К чему это? — сказала Кейбл. — Они что, хотят, чтобы я помыла голову?
— Это для мытья пальцев, — объяснил Ники.
— Я предпочитаю чашки с водой.
— Их вполне можно использовать после секса, — сказан Ники, рассмотрев пакетик. — Им бы надо класть это в спальни.
— Для этого я тоже предпочитаю чашки с водой, — сказала Кейбл.
— Портной, пирожник, солдат, сапожник, — бубнила Имоджин, бессмысленно пересчитывая оливковые косточки.
Кейбл метнула на нее взгляд, полный неукротимой ненависти.
— Жаль, что там никак не рифмуются распутные ирландские журналисты. Тебе ведь это нужно, правда, Имоджин?
— Заткнись, — холодно сказал Матт.
— Вот, я оказалась права, — объявила Кейбл, открыв сумочку и доставая оттуда губную помаду.
Тут же на стол упал какой-то счет. Кейбл быстро потянулась, чтобы подобрать его, но Матт ее опередил.
— Отдай, — прошипела Кейбл.
Матт разгладит счет и внимательно его прочитал. На щеке его задергался мускул.
— Это за что? — спросил он спокойно.
— За некоторые вещи, что я купила себе в Марселе.
— Но тут на четыре с половиной тыщи франков!
Это больше пятисот фунтов, подумала Имоджин, не веря услышанному.
— Должно быть, это твое павлинье платье, — сказана Ивонн, вся посветлевшая от перспективы разборки. — Я тебе говорила, что сдерут с тебя как следует.
— Вроде того, как кто-то содрал его с тебя прямо на той вечеринке, — сказал Джеймс и захохотал, но вскоре замолк, увидев, что никто больше не смеется.
— Ты хочешь сказать, что истратила четыре с половиной тыщи франков на одно платье? — медленно спросил Матт.
— Мне надо было надеть что-то новое. Что же мне было — идти на этот вечер, завернувшись в какой-нибудь старый половик? А это платье все заметили. Так и делаются дела.
— Нет, так дела не делаются. Чем, по-твоему, мы будем платить за оставшиеся дни отпуска?
— Ты опять их отыграешь в казино. Ты всегда можешь позвонить в газету. Ты уже, кажется, два раза это делал из-за истории с твоим драгоценным Браганци.
Оба они сохраняли враждебное молчание, когда подошел официант и убрал все со стола, оставив только чистые бокалы и пепельницы.
— Во всяком случае, — снова начала Кейбл, — раз ты решил купить ей, — она посмотрела на Имоджин, — целый гардероб, я подумала, что теперь моя очередь обзавестись обновками. Я права, Ники?
Тот осклабился с уклончивым видом. Он не собирайся встревать в этот разговор.
— Ребята, ребята, — кокетливо улыбаясь, воскликнула Ивонн, весьма довольная таким поворотом событий, — пожалуйста, не надо портить мне вечер. Я должна всем вам кое-что сказать. Сегодня особый день для Джамбо и меня.
— Ты нам это уже говорила, — проворчала Кейбл и повернулась к Матту. — Не знаю, отчего это последнее время у тебя так туго с деньгами.
— Ладно, — сказал Матт, — об этом поговорим после.
Когда он сложил счет и сунул его себе в карман, лицо его ничего не выражало, но рука дрожала от гнева.
— Вот и хорошо, поцелуйтесь и помиритесь, — сказала Ивонн.
После будет жуткая перебранка, подумала Имоджин. В это время подошел официант и поставил на стол ведерко со льдом и бутылку шампанского.
— Это по какому случаю? — спросил Ники, когда официант открыл пробку и наполнил всем бокалы.
— По случаю моей первой и последней роли в кино, — объявила Ивонн.
— Последней? — спросила Имоджин.
— Когда я была у врача по поводу моей ноги, он подтвердил, что я ожидаю ребенка, — сообщила Ивонн, склонив голову набок и став еще больше похожей на деву Марию.
Установилось долгое молчание. Имоджин перехватила взгляд Ники и на какое-то мгновение подумала, что тот сейчас расхохочется. Она заметила, что Матт с трудом сдерживается. Но его природное добродушие пересилило бешенство, до которого довела его Кейбл.
— Это великая новость. Поздравляю вас обоих, — он поднял бокал. — За младенца Эджуорта!
— За младенца Эджуорта. — повторили Ники и Имоджин.
— Должен признаться, я изрядно взволнован, — сказан Джеймс, наклоняясь через стол и одаривая Ивонн долгим мокрым поцелуем, следы которого она немедленно вытерла салфеткой.
Кейбл молчала, барабаня пальцами по столу. Потом встала.
— Я иду в туапет.
— Ты не хочешь меня поздравить? — спросила Ивонн.
— Перспектива увидеть вскоре твою копию для меня слишком ужасна, — сказала Кейбл и повернулась на каблуках.
Возникла еще одна долгая пауза.
— Как это грубо с ее стороны, — дрожащим голосом сказала Ивонн, а потом добавила более спокойно. — Конечно, она просто завидует. Как я уже говорила ей сегодня утром, Кейбл теперь двадцать шесть, и ее дни фотомодели сочтены. Ей непременно надо подумать, как устроить свою судьбу. Я знаю, Матт, что ты не любишь разговоров о женитьбе, но уверена, что если бы у нее был свой малыш, она стала бы совершенно другой.
— Полагаю, что еще хуже, чем теперь, — сказал Ники, наполняя всем бокалы. — Не могу представить себе Кейбл меняющей пеленки.
— Ну, она вполне могла бы сдавать пеленки в стирку или использовать одноразовые, как ты считаешь, Матт?
— Когда ожидаешь пополнения? — поспешно спросила ее Имоджин.
— Десятого мая, — ответила Ивонн. — Я ужасно довольна, что это будет маленький Телец, а не Близнец, тельцы намного спокойнее. Ведь Кейбл Близнец, не так ли, Матт?
Знает с точностью до дня, подумала Имоджин. Вряд ли они с Джеймсом часто спят вместе.
Ивонн все еще не оставляла младенческую тему, когда вернулась Кейбл. До Имоджин через стол донесся удушливый аромат ее духов. Она еще гуще размалевала себе глаза и стала похожа па ведьму. Кейбл уставилась на них и смотрела, пока Ники и Джеймс с покорным видом не поднялись из-за стола. Матт продолжал сидеть. Глаза его смотрели холодно, губы были плотно сжаты.
— Куда теперь? — спросила Кейбл. — Давайте поедем к Антуану Делатуру.
— Мы никуда не поедем, — отрезал Матт, — это нам не по карману.
— О, не будь таким жутким скрягой.
— Когда я планировал этот отпуск, такие траты, как четыре с половиной тысячи франков за кучу перьев, не предусматривались.
— Я тоже пойду спать, — объявила Ивонн. — В моем теперешнем положении я не намерена гулять допоздна.
— Я хочу пойти в «Реквием Верди», — сказал Джеймс.
— Но ты не пойдешь, — решила Ивонн.
— Почему бы не пойти на компромисс? — примирительно сказал Ники. — Сходим на базар и выбьем в тире какие-нибудь дешевые призы, а потом вместе отправимся обратно в гостиницу.
Одна только Ивонн пожелала отойти ко сну. Это было все равно, что пропустить заключительную часть фильма с захватывающим сюжетом. После посещения базара они все собрались в номере Ники.
Возвращаясь к себе в номер, она встретила мадам и женщину со шваброй, которые хотели знать все про ее встречу с Браганци и герцогиней. Пробормотав что-то об отравлении омаром и извинившись, Имоджин кинулась к себе. Там она почистила зубы, а потом кое-как доползла до постели. Она пыталась вспомнить, что говорила Матту, когда он вез ее домой. О, почему она ведет себя как идиотка?
В дверь постучали. Для нее этот стук прозвучал как удар грома. Вошел Матт. Он был в джинсах и без рубашки и вытирал большим розовым с пятнами туши полотенцем только что вымытые волосы. Имоджин поспешно исчезла под простыней. Но почувствовав, как он сел на край постели, она осторожно высунулась.
— Ты — настоящий позор, — сказал он.
— Да брось ты это, — простонала она. — Я знаю, что вела себя чудовищно. Я вполне готова к тому, что меня ждет и не рассчитываю ни на какие цветы или записки.
Легкая, едва различимая улыбка тронула один угол его рта.
— Проклятая Франция! — сказала она, зарывшись лицом в подушку. Время уходит на то, чтобы заболеть от любви или просто заболеть.
— Так тебе и надо, если ты пытаешься втиснуть десять лет опыта в одну ночь. А как насчет того, чтобы губной помадой сплошь расписать непристойностями чистый автомобиль миссис Эджуорт?
— Святая зануда? — она резко выпрямилась, при этом сжимая одной рукой себе голову, а другой придерживая простыню на груди. — В самом деле? Она знает, что это сделала я?
— Благодаря мне, не знает. Мне удалось заморочить Ивонн Бисмарк голову, и она думает, что это какой-нибудь случайный пачкун, оказавшийся среди гостей.
— Ох, слава Богу.
— Как сказала когда-то Мэй Уэст, Бог тут не при чем. — Он покачал головой. — Должен сказать, что твое самое скандальное alter ego[33] проявляется, когда ты в сильном подпитии. Не думаю, что твоему отцу очень понравилось бы твое представление прошлой ночью. Хотя нельзя сказать, чтобы другие вели себя совсем примерно. Ники до сих пор не показывался, а у Джамбо весьма жалкий вид.
— Где Ларри? — спросила она, запинаясь, теребя простыню и отводя глаза от Матта.
— Уехал. Посылает тебе свои нежные чувства и письмо. Бэмби увезла его в Антиб.
— У них все будет в порядке?
— Вероятно, после небольшого прямого разговора. Они оба виноваты.
— А Трейси?
— Уехала на гулянку в Марбеллу с одной кинозвездой. Он и тебя хотел взять, но я подумал, что пока для тебя развлечений вполне достаточно. Кстати, у меня для тебя гостинец, — и он вынул из кармана небольшую кожаную коробочку. На какое-то одно безумное мгновение она подумала, не собирается ли он подарить ей кольцо. Он сказал, — Это от герцогини и Браганци в знак благодарности. Тут еще письмо от них.
Имоджин открыла коробочку. Там было золотое ожерелье с жемчугами и рубинами. Она ахнула от удовольствия.
— Правда, красивая вещь? Примерь.
Она вытянула голову. Он нагнулся, чгобы застегнуть ей пряжку. Его широкая загорелая грудь была всего в нескольких дюймах от нее. Ей так хотелось до него дотянуться. Почувствовав у себя на шее его пальцы, она задрожала. И при этом подумала: только бы шея была чистая.
— Так, — Матт подался назад, — смотрится превосходно. Взгляни. — Он взял стоявшее на тумбочке зеркало и поднес его к ней. Ожерелье было красивым, но впечатление несколько портили пятно туши под одним глазом и большой подтек в углу другого. Она поспешно их стерла.
— Это так любезно с их стороны. Я ничего особенного не совершила, — пробормотала она. А потом выдохнула с ужасом. — Ой, я же тебя не спросила, совсем из головы вон: как твой очерк?
— Им понравился. Они там почти ничего не изменили.
— О, замечательно. А в газете?
— Там тоже вполне довольны.
— Я так рада. Значит, ты не зря над ним так бился.
— Да, это почти всегда так. Сегодня чувствую себя кем-то вроде Иисуса Христа. Это лучшее из всех ощущений, или почти лучшее… — Он улыбнулся. — На другой день после того, как закончишь что-нибудь такое, над чем пришлось попотеть, — он легонько пожал ее бедро через одеяло. — И все это благодаря тебе, дорогая.
Имоджин смущенно поежилась.
— Да что ты, — она отчаянно искала другую тему для разговора. — Послушай, Ивонн действительно не догадывается, что это я?
— Ну, сегодня у нее голова занята другим. Джамбо прошлой ночью явно опозорился, и пляж сегодня, в субботу, похож на Оксфорд стрит в часы пик, но она про все это забыла. Сегодня она получила с дневной почтой телеграмму, подтверждающую ее участие в съемке фильма.
— Надо же! — воскликнула Имоджин.
— Вот именно. Она сделалась совсем нетерпимой, особенно теперь, когда поставила Кейбл на место. Как ты можешь догадаться, у той нынче не самое радужное настроение.
Его волосы почти высохли. Светлые и шелковистые, они падали на загорелый лоб. Имоджин хотелось запустить в них пальцы. Его близость сводила ее с ума, и это было такое наслаждение сплетничать вот так с ним, сидящим на ее постели, что она почти забыла о своем похмелье.
Он поднялся.
— Чтобы отпраздновать свое назначение на такую большую роль, миссис Эджуорт приглашает всех нас на ужин. Надеюсь, ты будешь в состоянии прийти. Мне там будут нужны союзники.
Когда он ушел, она открыла конверты с письмами. Среди них было несколько приглашений, адресованных Морган Броклхерст. Ее просили приехать на званые вечера в разные части Европы. В одном из них ей даже предлагали торжественно открыть какое-то празднество в Марселе на будущей неделе.
Письмо Ларри было нацарапано на листке папиросной бумаги:
«Дорогая малышка Имоджин, ты была очень ласкова со мной прошлой ночью, когда я так сильно в этом нуждался, и тебе удалось вызвать у Бэмби дикую ревность, и все это оказалось как нельзя более кстати, хотя в свете событий последней ночи мне было очень трудно убедить ее в том, что я без нее так страдал. Снимки тебе пришлю, когда отпечатаю. Если когда-нибудь тебе надо будет заночевать в Лондоне, приезжай и останавливайся у нас. Обнимаю. P. S. Твое сочинение на машине миссис Эджуорт было вдохновенным».
Последнее письмо было от герцогини:
«Дорогая Имоджин. Еще раз и миллион раз благодарю тебя за то, что ты сделала для нашего Рики. Это маленькое ожерелье лишь в малой мере выражает нашу тебе признательность. Приезжай к нам в следующий раз, когда у тебя будет свободное время, и напиши, как заканчивается твой отдых. Мне понравился твой мистер О'Коннор, и к тому же он прекрасно пишет. На твоем месте я бы надежду не теряла. С любовью, Камилла».
Надежда — это хорошо, но можно и ни с чем остаться, вздохнула Имоджин, но все-таки позволила себе помечтать о квартире в Лондоне, о званых обедах, которые она там будет давать, о том, как будет приглашать к себе герцогиню и Браганци, представлять им Ларри и Бэмби, как Матт будет приходить пораньше, чтобы помочь с напитками, как она будет встречать его в черной шелковой комбинации, а он тут же начнет ее целовать, так что оба они окажутся совершенно не готовы, когда прибудут гости.
Хватит об этом, твердо сказана она себе, но заснула с мыслью о том, что надо будет все же попросить его подыскать ей работу в Лондоне.
Когда около восьми часов она проснулась, оставалась некоторая слабость, но в общем самочувствие было нормальное. Остальные уже сидели в баре и встретили ее как вернувшуюся после долгой отлучки сестру. Через несколько минут ей стало ясно, что всех их ожидает довольно бурный вечер. Ивонн, одетая в длинное небесно-голубое платье, которое вполне могла бы носить дева Мария, держалась отвратительно. Она самодовольно улыбалась и демонстрировала свое превосходство над всеми, особенно над Кейбл, которую Имоджин от всей души пожалела бы, если бы та не была в таком гнусном расположении духа, не огрызалась бы всем и не бросала в сторону Имоджин таких злобных взглядов. Теперь, когда Трейси уехала, она явно вознамерилась отыграться на Ники и настояла на том, чтобы за ужином сидеть рядом с ним.
Они только что кончили есть. Кейбл лишь поиграла с несколькими кусочками спаржи, когда официант положил на край ее тарелки пластиковый пакетик с шампунем.
— К чему это? — сказала Кейбл. — Они что, хотят, чтобы я помыла голову?
— Это для мытья пальцев, — объяснил Ники.
— Я предпочитаю чашки с водой.
— Их вполне можно использовать после секса, — сказан Ники, рассмотрев пакетик. — Им бы надо класть это в спальни.
— Для этого я тоже предпочитаю чашки с водой, — сказала Кейбл.
— Портной, пирожник, солдат, сапожник, — бубнила Имоджин, бессмысленно пересчитывая оливковые косточки.
Кейбл метнула на нее взгляд, полный неукротимой ненависти.
— Жаль, что там никак не рифмуются распутные ирландские журналисты. Тебе ведь это нужно, правда, Имоджин?
— Заткнись, — холодно сказал Матт.
— Вот, я оказалась права, — объявила Кейбл, открыв сумочку и доставая оттуда губную помаду.
Тут же на стол упал какой-то счет. Кейбл быстро потянулась, чтобы подобрать его, но Матт ее опередил.
— Отдай, — прошипела Кейбл.
Матт разгладит счет и внимательно его прочитал. На щеке его задергался мускул.
— Это за что? — спросил он спокойно.
— За некоторые вещи, что я купила себе в Марселе.
— Но тут на четыре с половиной тыщи франков!
Это больше пятисот фунтов, подумала Имоджин, не веря услышанному.
— Должно быть, это твое павлинье платье, — сказана Ивонн, вся посветлевшая от перспективы разборки. — Я тебе говорила, что сдерут с тебя как следует.
— Вроде того, как кто-то содрал его с тебя прямо на той вечеринке, — сказал Джеймс и захохотал, но вскоре замолк, увидев, что никто больше не смеется.
— Ты хочешь сказать, что истратила четыре с половиной тыщи франков на одно платье? — медленно спросил Матт.
— Мне надо было надеть что-то новое. Что же мне было — идти на этот вечер, завернувшись в какой-нибудь старый половик? А это платье все заметили. Так и делаются дела.
— Нет, так дела не делаются. Чем, по-твоему, мы будем платить за оставшиеся дни отпуска?
— Ты опять их отыграешь в казино. Ты всегда можешь позвонить в газету. Ты уже, кажется, два раза это делал из-за истории с твоим драгоценным Браганци.
Оба они сохраняли враждебное молчание, когда подошел официант и убрал все со стола, оставив только чистые бокалы и пепельницы.
— Во всяком случае, — снова начала Кейбл, — раз ты решил купить ей, — она посмотрела на Имоджин, — целый гардероб, я подумала, что теперь моя очередь обзавестись обновками. Я права, Ники?
Тот осклабился с уклончивым видом. Он не собирайся встревать в этот разговор.
— Ребята, ребята, — кокетливо улыбаясь, воскликнула Ивонн, весьма довольная таким поворотом событий, — пожалуйста, не надо портить мне вечер. Я должна всем вам кое-что сказать. Сегодня особый день для Джамбо и меня.
— Ты нам это уже говорила, — проворчала Кейбл и повернулась к Матту. — Не знаю, отчего это последнее время у тебя так туго с деньгами.
— Ладно, — сказал Матт, — об этом поговорим после.
Когда он сложил счет и сунул его себе в карман, лицо его ничего не выражало, но рука дрожала от гнева.
— Вот и хорошо, поцелуйтесь и помиритесь, — сказала Ивонн.
После будет жуткая перебранка, подумала Имоджин. В это время подошел официант и поставил на стол ведерко со льдом и бутылку шампанского.
— Это по какому случаю? — спросил Ники, когда официант открыл пробку и наполнил всем бокалы.
— По случаю моей первой и последней роли в кино, — объявила Ивонн.
— Последней? — спросила Имоджин.
— Когда я была у врача по поводу моей ноги, он подтвердил, что я ожидаю ребенка, — сообщила Ивонн, склонив голову набок и став еще больше похожей на деву Марию.
Установилось долгое молчание. Имоджин перехватила взгляд Ники и на какое-то мгновение подумала, что тот сейчас расхохочется. Она заметила, что Матт с трудом сдерживается. Но его природное добродушие пересилило бешенство, до которого довела его Кейбл.
— Это великая новость. Поздравляю вас обоих, — он поднял бокал. — За младенца Эджуорта!
— За младенца Эджуорта. — повторили Ники и Имоджин.
— Должен признаться, я изрядно взволнован, — сказан Джеймс, наклоняясь через стол и одаривая Ивонн долгим мокрым поцелуем, следы которого она немедленно вытерла салфеткой.
Кейбл молчала, барабаня пальцами по столу. Потом встала.
— Я иду в туапет.
— Ты не хочешь меня поздравить? — спросила Ивонн.
— Перспектива увидеть вскоре твою копию для меня слишком ужасна, — сказала Кейбл и повернулась на каблуках.
Возникла еще одна долгая пауза.
— Как это грубо с ее стороны, — дрожащим голосом сказала Ивонн, а потом добавила более спокойно. — Конечно, она просто завидует. Как я уже говорила ей сегодня утром, Кейбл теперь двадцать шесть, и ее дни фотомодели сочтены. Ей непременно надо подумать, как устроить свою судьбу. Я знаю, Матт, что ты не любишь разговоров о женитьбе, но уверена, что если бы у нее был свой малыш, она стала бы совершенно другой.
— Полагаю, что еще хуже, чем теперь, — сказал Ники, наполняя всем бокалы. — Не могу представить себе Кейбл меняющей пеленки.
— Ну, она вполне могла бы сдавать пеленки в стирку или использовать одноразовые, как ты считаешь, Матт?
— Когда ожидаешь пополнения? — поспешно спросила ее Имоджин.
— Десятого мая, — ответила Ивонн. — Я ужасно довольна, что это будет маленький Телец, а не Близнец, тельцы намного спокойнее. Ведь Кейбл Близнец, не так ли, Матт?
Знает с точностью до дня, подумала Имоджин. Вряд ли они с Джеймсом часто спят вместе.
Ивонн все еще не оставляла младенческую тему, когда вернулась Кейбл. До Имоджин через стол донесся удушливый аромат ее духов. Она еще гуще размалевала себе глаза и стала похожа па ведьму. Кейбл уставилась на них и смотрела, пока Ники и Джеймс с покорным видом не поднялись из-за стола. Матт продолжал сидеть. Глаза его смотрели холодно, губы были плотно сжаты.
— Куда теперь? — спросила Кейбл. — Давайте поедем к Антуану Делатуру.
— Мы никуда не поедем, — отрезал Матт, — это нам не по карману.
— О, не будь таким жутким скрягой.
— Когда я планировал этот отпуск, такие траты, как четыре с половиной тысячи франков за кучу перьев, не предусматривались.
— Я тоже пойду спать, — объявила Ивонн. — В моем теперешнем положении я не намерена гулять допоздна.
— Я хочу пойти в «Реквием Верди», — сказал Джеймс.
— Но ты не пойдешь, — решила Ивонн.
— Почему бы не пойти на компромисс? — примирительно сказал Ники. — Сходим на базар и выбьем в тире какие-нибудь дешевые призы, а потом вместе отправимся обратно в гостиницу.
Одна только Ивонн пожелала отойти ко сну. Это было все равно, что пропустить заключительную часть фильма с захватывающим сюжетом. После посещения базара они все собрались в номере Ники.