— Хотел бы я, чтобы такое произошло в Лондоне, — вздохнул Гилмор, — для моих ребят это единственный путь когда-нибудь получить отличные оценки. Ты что-нибудь собираешься на эту тему написать?
— Может быть, — сказал Матт. — Если соберусь с силами.
— В Перу началась какая-то заварушка. Главный сказал, что если там дела пойдут еще хуже, тебе, возможно, придется срочно бросить все здешние удовольствия и вылететь туда.
— А что там такое? — спросил Матт.
«Он счастлив, — тоскливо подумала Имоджин. — За эту неделю все мы, должно быть, смертельно ему надоели».
Тут их прервала Кейбл.
— Так и будете все время говорить о делах? Где Бэмби? В ванной?
— Н-н-нет, — протянул Гилмор, поправив серьгу в ухе и поморщившись. — Господи, эта штука чувствуется. Она в Ислингтоне.
— Она — что? — переспросила Кейбл.
— В Ислингтоне.
— Значит, ты приехал один?
— Вообще-то, нет.
— Ты кого-то привез? — подозрительно спросила Кейбл.
— В общем, да.
Наступившая было полная тишина была прервана Джеймсом, издавшим возглас изумления. Вдоль набережной шла, возбуждая значительное оживление, невероятная блондинка на высоких серебряных каблуках, в серебряном комбинезоне космического покроя, и длинноволосая.
— Это она, — сказал Гилмор, и легкий румянец пробился сквозь его загар. — Мой херувим.
— Она прямо как Брижит Бардо, ведь правда? — возбужденно сказал Джеймс.
— Не совсем, — уточнил Гилмор. — Я называю ее Брижит Бармэйд[24].
— Господи, посмотрите на эту грудь! — сказал Ники, поправляя себе прическу.
Матт разрывался между смехом и неодобрением.
— Где ты такую нашел? — спросил он.
— Она приходила к нам на временную работу, — сказал Ларри, — И я все время сталкивался с ней в лифте.
— Там хватало места для вас двоих? — спросил Матт.
— Я подумал, что она окажет хорошее успокаивающее влияние на Кейбл, — признался Гилмор. — Я знаю, что она любит, чтобы вокруг нее было как можно больше хорошеньких девиц.
Кейбл была похожа на тучу, из которой неминуемо вылетит молния.
— Позвольте представить вам Трейси, — сказал Гилмор, когда блондинка села между ним и Имоджин, смущенно пробормотав свое «рада познакомиться». — Она никогда ничего не пьет, кроме сладкого чинзано, потому что подвержена греху сладострастья, не так ли, моя драгоценная?
— Ты не против? — спросила Трейси. — У вас красивый загар, — сказала она, лучезарно улыбнувшись Имоджин. — Я всегда считала, что блондинкам он идет больше всего. Слава Богу, я быстро загораю.
— Вы не обгораете? — спросила Имоджин, глядя на ее платиновые волосы.
— Никогда, — сказала Трейси, — а этот цвет — из пузырька, мой настоящий — темно-каштановый.
Не привыкшая к такой откровенности, Имоджин заморгала:
— У Ларри уже чудесный цвет кожи.
— О, это мазь, — сообщила Трейси. — На ногах она не сработала. Они у него теперь в полоску, как у тигра.
Имоджин хихикнула и вдруг повеселела.
В этот момент появилась Ивонн, нагруженная бумажными сумками и пачками открыток.
— Это я взяла для нашей газеты, — объяснила она, вынув даму в кринолине, сделанную из ракушек. — Правда, оригинально? О, здравствуйте, — обратилась она к Гилмору. — Вы, должно быть, Ларри. Мы никогда не встречались, но я так восхищаюсь вашей работой. А вы, очевидно, Бэмби, — сказала она, повернувшись к Трейси. — Я так много о вас слышала. Можно мне называть вас Бэмби?
— Ну, я все время так ее называю, — лениво протянул Гилмор, — Но ей это не очень нравится.
Ивонн села между Джеймсом и Маттом.
— Где вы остановились? — спросила она.
— В «Плазе», — сказала Трейси, — комнаты ужасно убогие.
Ивонн выглядела расстроенной.
— Вам бы стоило посмотреть, в каких щелях ютимся мы, — сказала она, свирепо взглянув на Матта.
Трейси снова заговорила с Имоджин:
— Это просто ужас! В любой гостинице здесь всякий раз, когда открываешь кран ванной, тебя тут же сразу всю обдает душем. Этой ночью я вся промокла.
Вряд ли она намного старше меня, подумала Имоджин. Кейбл и Ивонн обе смотрели на нее так, будто это был какой-то необыкновенно гнусный червяк, оказавшийся у них в салате. Приглядевшись к ней поближе, Имоджин увидела под толстым слоем краски круглое лицо, огромные карие глаза и очень приятную улыбку.
— Благодарю, — сказала она Матту, получив от него свой бокал с чинзано, а потом спросила у Имоджин. — Кто тут с кем? Кто этот маленький розовощекий? Он похож на Рони Корбета.
— Это Джеймс. Он муж Ивонн, вон той рыжей. Она фотомодель.
— А этот приятный брюнет, что по ту сторону от тебя? Он красивый. Должно быть, из береговой охраны или инструктор по плаванию, что-нибудь вроде этого.
— Его зовут Ники Бересфорд, — сказала Имоджин, подавив смех.
При упоминании своего имени Ники посмотрел в их сторону.
— Я тут хотела угадать, чем вы занимаетесь, — сказала Трейси, улыбнувшись ему с обезоруживающей простотой.
— Он играет в теннис, — выпалила Имоджин, а потом, чуть помедлив, — исключительно успешно.
— О, как мило! Я люблю теннис. Может быть, завтра сыграем с вами?
— Может быть, — с улыбкой сказал Ники. — Не обязательно в теннис.
— Encore de whisky![25] — крикнул Гилмор, оглядывая девиц, сидевших за соседними столами и прогуливающихся вдоль набережной. — Черт возьми, да тут невероятный класс. Прямо как когда-то было на Кингз Роуд к вечеру по субботам. Не пойму, зачем я тебя привез сюда, Трейси. Это все равно что возить уголь в Ньюкасл[26].
— Тебе бы пришлось говорить с ними по-французски, — безмятежно заметила Трейси. — А я знаю, как это тебя утомляет. Хочу есть. Надеюсь, тут еда лучше, чем в Париже. Мы вчера были у Максима. Кормят отвратительно. Я попросила бифштекс, так они дали мне какой-то обугленный кусок мяса, а когда в него втыкаешь вилку, из него прямо кровь вытекает. Я люблю макароны и чипсы.
— Полагаю, это можно устроить, — сказал Гилмор.
Ивонн озадаченно посмотрела на Трейси:
— Не могу поверить, что вам сорок.
— Сорок это размер ее бюста, — ядовито заметила Кейбл.
— Верно, — согласилась Трейси, не обращая внимания на враждебность собеседницы. — Как это вы угадали? — и, обращаясь к Ивонн. — Я слышала, вы фотомодель. Я тоже этим занимаюсь в свободное время.
— А именно? — холодно спросила Ивонн.
— Ну, обычно в обнаженном виде. Я была девушкой месяца в «Пентхаузе» за июль.
— В самом деле? — заинтересовался Ники, бесстыдно раздевая ее глазами.
— Они там страшные вруны, — сказала Трейси. — Сфотографировали меня на велосипеде на фоне какого-то старого университета. На одних снимках я была в прелестном шелковом белье, на других безо всего.
— Вон оно как! — воскликнул Джеймс, выкатив глаза.
— А потом написали про меня, что я какая-то интеллектуалка, а отец у меня преподает в этом университете. Правда, они оставили мне белье и хорошо заплатили.
— Ваш отец преподаватель? — спросила Ивонн.
— Нет, он владелец похоронного бюро, — сообщила Трейси.
Ивонн была ошарашена.
— Ну, я полагаю, им так нужно было.
— Потому что сидели на большой мели, — сухо добавил Матт.
— А вы снимаетесь обнаженной? — спросила Трейси у Ивонн.
— Я не могла бы делать подобные веши, — с негодованием заявила та.
— Ну, я бы на вашем месте не отчаивалась, — ласково сказала Трейси. — Я сама когда-то была плоская, как доска, вроде вас. И тогда мой менеджер говорит: «Трейси, почему бы тебе не заиметь приличные груди?» А у него есть приятель, доктор, который кому хочешь сделает шары, как у Софи Лорен. Я и пошла к нему. Операция немного неприятная, зато результат потрясающий. Там сплошной силикон, — сказала она, нежно похлопывая по своей оттопыренной груди. — Но я ни разу об этом не пожалела. Если хотите, я дам вам адрес этого доктора. Обидно, когда не можешь раздеться, если за это хорошо платят.
Впервые Ивонн не нашла что сказать. Посмотрев через стол, Имоджин увидела, что Матт задыхается от смеха.
— Где ты ее все же откопал? — вытирая слезы, спросил он у Гилмора.
— Пришла ко мне на временную работу. Печатает тридцать слов в минуту и все время пишет Лоуренс вместо Лоренс, но любая девушка с таким телом может себе это позволить.
— Не могу понять, чем она с тобой занимается.
— Не думаю, что эта девица замужем за Ларри Гилмором, — прошипела Ивонн, через стол обращаясь к Кейбл.
— Нам пора есть, — сказал Ларри, приподнимая одну из серебряных грудей Трейси, которая закрыла сверху его часы, — Уже половина десятого.
— Я плачу, — сказал Матт, чуть отодвинув назад свой стул и махнув рукой официантке. Вдруг — Имоджин после не могла в точности вспомнить, как это произошло, — суетливая, шумная улица совершенно стихла. Официанты остановились со своими подносами на вытянутых руках. Какой-то мужчина, несший корзину с рыбой, уронил ее наземь и стоял недвижимо, словно завороженный. Разговоры по всей длине набережной смолкли. Один залаявший пудель был строго призван к порядку, а заплакавший ребенок получил затрещину. Все взоры обратились в одну сторону. Какое-то подобие страха и неприятного предчувствия заразило даже самых шумных отдыхающих. Были слышны только жалобные крики чаек да шум волн.
И тогда Имоджин увидела его. Маленький лысый человек в темных очках, черной рубашке и в плохо сидящих белых брюках, явно никуда не спешивший, пожевывая сигару, лениво двигался в их сторону.
— Браганци, — просипел Матт.
— Черт, у меня нет с собой камеры, — пробормотал Ларри.
Он был уже в нескольких столах от них. Все льстиво улыбались. Тот же самый пудель гавкнул и снова был утихомирен.
— Он направляется к нам, — сказала Кейбл, откинув назад волосы и в нетерпении облизывая губы. — Возможно, он хочет сказать, чтобы ты оставил его в покое.
— Скорее, припугнуть нас, — предположил Матт.
Имоджин смотрела на него как зачарованная. Не часто приходится видеть так близко живую легенду.
Он подошел к их столу и помедлил, разглядывая их всех. Потом бросил свою сигару прямо на мостовую.
— Добрый вечер, — произнес он с очень сильным итальянским акцентом. — Я ищу мисс Броклхерст.
— Что вам от нее надо? — спросил Матт.
— Позвольте мне представиться, — тихо сказал коротышка. — Меня зовут Энрико Браганци.
— Нам это известно, — сказал Матт.
— Я бы просто хотел поговорить с мисс Броклхерст, — он улыбнулся, показав несколько золотых коронок.
Ники ободряюще взял Имоджин за руку.
— Это она.
Браганци снял свои темные очки. Его прищуренные черные глаза смотрели испытующе.
— Мадемуазель, — спросил он, — вы сегодня случайно не заплывали за скалы на Малый пляж?
Имоджин в замешательстве потупилась и готова была провалиться сквозь землю.
— Ты была там, моя прелесть? — мягко спросил Матт.
Она знала, что вся набережная глазеет на нее.
— Да, — пробормотала она. — Я страшно сожалею. Там было так красиво. Мне просто захотелось немного побыть одной. Я не сообразила, что это частное владение.
— Что вы, мадемуазель, — Браганци поднял руку с хорошо ухоженными ногтями и унизанную золотыми перстнями. — Я пришел только для того, чтобы от всего сердца поблагодарить вас. Вы спасли жизнь моему малышу.
— Я — что? — поразилась Имоджин.
— Вы не дали ему утонуть, а потом вернули к жизни.
— Это был ваш ребенок? — прошептала Имоджин. — А я думала — той пары.
— Та пара, — сказал Браганци таким голосом, от которого у Имоджин дрожь прошла по спине, — была его нянька и один из моих охранников.
Так вот почему та девушка так истерически всхлипывала даже после того, как ребенок пришел в себя, — от страха перед Браганци.
— Служанка вернулась в дом и пыталась сделать вид, что ничего не произошло. По счастью, другой из моих людей все видел через бинокль из дома. Он не мог вам помочь, потому что вы были далеко. Когда он подошел, вас уже не было. Он сказал, что вы проявили удивительную для вашего юного возраста смелость и присутствие духа.
— Ну что вы, — прошептала Имоджин. — Любой бы это сделал.
— Но они этого не сделали. Если бы не вы, мадемуазель, ребенок бы умер. Я вам обязан своей вечной благодарностью.
— Что вы… — снова пробормотала она, водя подошвой по мостовой. — Как он сейчас?
— Слава Богу, в порядке. Был врач и еще один специалист. Герцогиня места себе не находила, но они заверили ее, что все хорошо. Рики теперь спит. Конечно, герцогиня еще не отошла от потрясения, но ей бы очень хотелось вас видеть.
— О, это не обязательно. То есть… — в ужасе от такой перспективы, запинаясь проговорила Имоджин.
— Пожалуйста, мадемуазель. Это так много для нее значит. Она желает лично поблагодарить вас. У меня здесь машина. Могу ли я довезти вас до дома?
Имоджин умоляюще посмотрела на Матта, но он трясся от смеха.
— Ты темная лошадка, дорогая.
— Почему ты нам не рассказала? — спросил Ники.
— Вероятно, мы ее не спрашивали, — сказал Матт.
— Хорошо, я поеду, — сказала Имоджин, обернувшись к Браганци.
— Чудесно! — Браганци повернулся и поднял руку. Только тут Имоджин заметила татуировку на его толстых мускулистых руках. В следующее мгновение к ним плавно подъехала черная машина длиной, казалось, во весь пляж.
Шофер вышел и открыл им дверцы. Оказавшись внутри, Имоджин почувствовала себя Ионой в чреве кита. Она не была уверена, что когда-нибудь вновь увидит остальных.
— Где вы научились приемам первой помощи? — спросил Браганци, когда машина поднималась по холму. — Вы медицинская сестра?
Имоджин рассказала ему, что работает в библиотеке и там кому-то надо было ходить на курсы первой помощи.
— Тогда я страшно ворчала, мне все это до смерти надоело, но теперь я рада, что этим занималась.
— А мы тем более, мадемуазель. Могу ли я сказать вам кое-что теперь, пока мы наедине? Возможно, вы немного знаете про герцогиню и меня?
Имоджин кивнула.
— Когда она оставила Англию, чтобы приехать ко мне, ей пришлось оставить там и своих детей. Понимаете, меня не считают подходящим для них отчимом. Не позволяется им и навешать нас, хотя мы сражаемся за это со двором. Камилла скучает по детям, правда, не показывает этого. Так что вся ее любовь перешла на маленького Рики. Она родила его поздно. Для нас обоих — поздно. Он — как это говорится? — осенний цветок? Ей теперь сорок три. Когда она рожала Рики, то едва не умерла, и врачи настояли на операции. Так что мы оба с ней больше не можем иметь детей. Теперь вы можете понять, что для нас обоих значит Рики, и что вы для нас сделали, спасши ему жизнь.
Имоджин увидела, что его черные глаза наполнились слезами, и поняла, что больше не боится его.
— Как вы меня разыскали?
— У меня есть, как это говорится, безупречная шпионская система.
Перед встречей с герцогиней Имоджин сильно нервничала. Но стоило ей увидеть ее приятное лицо с сияющими серыми глазами, все еще покрасневшими от слез, как все ее страхи исчезли.
Герцогиня быстро подошла к Имоджин, взяла ее за руки, поцеловала в обе щеки и сказала дрожащим голосом:
— Даже не знаю, как вас благодарить.
Она была так приветлива, естественна, так полна благодарности, что через несколько минут Имоджин, которой уже подали большой стакан виски, почувствовала, что действительно сделала доброе дело. Они сидели на террасе, дружески болтали о том о сем, вдыхая густой аромат душистого табака и других цветов. Потом они встали и прошли в голубую детскую комнату, чтобы посмотреть на спящего в своей кроватке маленького Рики. Теперь его щеки немного порозовели, черные волосы закрывали лобик. Герцогиня подошла к нему на цыпочках, поправила белье, подушку и, прикоснувшись рукой к его лбу, проверила, нет ли у него жара.
— Он выглядит намного лучше, — сказала Имоджин.
— Да, правда? Врач сказал, что не о чем беспокоиться, но я все еще проверяю.
Когда они спустились в гостиную, Имоджин заметила на стене картины Пикассо, Матисса и Модильяни.
— Все в порядке, дорогая? — спросил Браганци, взяв герцогиню за руку.
Он был, вероятно, дюйма на три-четыре ниже ее, но благодаря широким плечам и силе своей натуры казался человеком, оберегающим какой-то чрезвычайно хрупкий предмет.
— Мисс Броклхерст, должно быть, проголодалась. Поедим сейчас?
— Да, конечно. Как же это я! — и улыбнувшись, герцогиня спросила у Имоджин: — Вы ведь у нас останетесь? Мы здесь видим так мало людей, и я хотела так много спросить у вас о вашем отдыхе и про Англию.
— Но вы, должно быть, сильно переутомились после такого потрясения, — пробормотала Имоджин, испугавшись, что за столом ее манеры будут недостаточно герцогскими. Но они ее все же уговорили, и она почувствовала, что ей до смерти хочется есть. Все ее тревоги по поводу своих манер рассеялись, когда она увидела, как Браганци набросился на еду, словно изголодавшаяся собака динго. Он упирался локтями в стол, с полным ртом пил вино большими глотками, ковырялся в зубах.
Были поданы какая-то заливная рыба и очень вкусный цыпленок. Заметив, что герцогиня и Браганци обсасывают кости, Имоджин решила, что вполне может делать то же самое.
— А с кем вы сюда приехали? — спросила герцогиня.
— Его зовут Ники Бересфорд.
— Теннисист? О, он бесподобен. Я так часто восхищалась им в Уимблдоне.
— А он считает, что вы великолепны, — сказала Имоджин, и при этом рот у нее был полон жареной картошкой.
— Как мило, — герцогиня была явно довольна. — Значит, вы оба замечательно отдыхаете?
— Полагаю, что так, — сказала Имоджин.
— Вы говорите это как-то не очень уверенно, — заметил Браганци. — А чем мистер Бересфорд занимался, оставив вас одну в такой жаркий летний день?
— Он, ну, по правде сказать, с ним очень скучно, — неуверенно проговорила Имоджин, хотя ей очень хотелось сказать правду.
— Давайте, — подбодрила ее герцогиня. — Мы с Энрико так мало интересного здесь слышим.
И она выложила им всю эту скверную историю:
— Мы приехали сюда компанией. Но еще до отъезда из Лондона стало ясно, что Ники влюбился в другую девушку.
— А она приехала с другом?
— Да. Его зовут Мэтью О'Коннор.
— Он журналист, верно? И очень хороший, — сказала герцогиня. — Когда мне попадаются английские воскресные газеты, я всегда читаю его материалы.
— Он ужасно милый, — призналась Имоджин, покраснев.
— Так почему бы вам не поменяться? — сказала герцогиня.
— Он любит Кейбл, эту вторую девушку. Он просто не обращает внимания на ее поведение и ждет, когда она к нему вернется. Они иногда страшно ссорятся, но он понимает, что она это делает только для того, чтобы… ну, словом, чтобы сильнее его привлечь.
— Как это сложно, — сказала герцогиня.
— Прошлой ночью во время прогулки О'Коннор, кажется, проявил сильную привязанность к вам, — сухо заметил Браганци.
Имоджин сделалась пунцовой.
— Откуда вы знаете? — пробормотала она.
— Энрико знает все, — с гордостью сказана герцогиня.
Господи, подумала Имоджин, испуганно взглянув на Браганци, — значит, он знал, что Матт и я все время крутились вокруг его дома.
Кофе они пили на террасе. Совсем стемнело, небо испешрилось огромными звездами. Над цветами душистого табака метались светлячки, а графиня забрасывала Имоджин все новыми вопросами про ее отдых, про ее дом в Йоркшире, а потом вообще про Англию. Вдруг Имоджин сообразила, что уже очень поздно.
— Мне надо возвращаться.
— Подождите немного. Энрико отвезет вас. Дорогой, поднимись наверх и посмотри, как там Рики.
Когда он ушел, Имоджин застенчиво сказала герцогине:
— Какой он приятный. Я никогда не думала, что он такой милый.
Герцогиня посветлела.
— Вы так считаете? Я очень рада. В Англии люди отказываются понять, как это я могла все бросить и убежать с ним.
— Я прекрасно вас понимаю, — отважно заявила Имоджин и вдруг поняла, что выпила не так уж мало.
— Я бы все отдала, чтобы побывать дома хотя бы несколько недель, — призналась герцогиня. — Но Энрико сразу арестуют, едва он появится в Англии. — И она сразу показалась усталой, с темными кругами под глазами. — Я страшно скучаю по детям. Александр, мой бывший муж, не подпускает меня к ним, чтобы их не испортил Энрико. Подумать только! Если бы при дворе знали какое безнравственное существо этот Александр.
— Я вам так сочувствую, — сказала Имоджин.
— Ну хватит обо мне. Поговорим о вас. Как мы могли бы отблагодарить вас? У вас еще осталось несколько дней отпуска. Мы в субботу возвращаемся в Париж. Почему бы вам не оставить побережье и мистера Бересфорда — к тому же здесь теперь слишком жарко — и не поехать с нами? Мы бы с удовольствием показали вам окрестности Парижа.
— О, ну что вы! — воскликнула Имоджин. Сама мысль о том, что ее увезут от Матта, как бы мало он о ней ни думал, была ей непереносима. — Это так любезно, — добавила она, чтобы смягчить столь пылкий отказ. — Честно говоря, мне довольно и того, что я спасла его и этим доставила вам радость.
— Тогда должно быть что-то такое, чего бы вы хотели.
И тут Имоджин почувствовала, как у нее забилось сердце, и она сказала:
— Есть только одна вещь. Матт больше всего на свете хочет взять интервью у вашего мужа. Он мечтает об этом с того самого дня, как мы сюда приехали. Он очень ответственный журналист. Он не стал бы… — Она запнулась, потому что чуть не сказала «пакостить ему», но решила, что это прозвучит грубовато.
Герцогиня, похоже, колебалась. Но в этот момент вернулся Браганци и сказал:
— Малыш чувствует себя прекрасно.
Какое-то время они говорили между собой по-итальянски, и герцогиня при этом выглядела все еще обеспокоенной.
— Я сожалею, — пробормотала Имоджин. — Мне не следовало об этом просить. Это было чудовищно бесцеремонно.
— Это очень трудно в положении Энрико, — объяснила герцогиня. — Он опасается, что чтобы мистер О'Коннор о нем ни написал, это ухудшит мои шансы снова увидеть детей.
— О, конечно. Мне следовало об этом подумать, — сбивчиво оправдывалась Имоджин.
Браганци подошел к окну и бросил в сад свою сигару. Потом, повернувшись, улыбнулся Имоджин.
— Это так немного в сравнении с тем, что вы для нас сделали. Скажите ему, чтобы приходил к десяти часам. Но он должен будет показать мне, что решит напечатать. Это единственное условие. Он честный человек?
— О, да, конечно. Он очень честный, — радостно сказала она, думая о том, как доволен будет Матт. — Не знаю, как вас благодарить, но мне действительно надо ехать. — Ей не терпелось вернуться в Пор-ле-Пен и выложить ему эту новость.
Поцеловав ее на прощанье с большим чувством, герцогиня сказала:
— Напишите нам в Париж и расскажите, как проходит отдых.
На обратном пути Браганци снова поехал с ней.
— Чудесный вечер, — сказала она, — и герцогиня такая чудесная. Я думаю, она одна из самых замечательных женщин, каких я только видела.
— Да, — сказал Браганци. — Вы ей тоже нравитесь. Вы понимаете, что сейчас ей очень одиноко. Она отказалась от очень многого, покинув ради меня Англию.
— Но она и многое получила.
— Надеюсь, что так, — сказал Браганци со вздохом. — А вы бы приехали к нам, скажем, на будущий год, и мы позаботимся, чтобы вы получше провели свой отпуск.
Он взял ее йоркширский адрес. Что подумал бы отец, если бы мог теперь ее видеть в компании одного из самых знаменитых во Франции преступников.
Машина выкатила на набережную. Хотя было уже далеко за полночь, во многих кафе сидели посетители.
Имоджин подумала, где теперь их компания. Вероятно, напиваются до одури в каком-нибудь ночном клубе, а может быть, играют в казино. Будет ужасно, если они уже пошли спать. Браганци как будто прочитал ее мысли:
— Вон ваш друг мистер О'Коннор, высматривает вас, — сказал он, когда машина подъехала к стоянке, и, перегнувшись, открыл для нее дверь. Увидев, как просветлело лицо Имоджин. он улыбнулся. — Вам это приятно?
— Вы хотите поговорить с ним теперь, — спросила Имоджин, увидев, что Матт поднялся и направляется к ним. Браганци покачал головой.
— Отложим на завтра, и скажите, чтоб он взял с собой Ларри Гилмора. Он сможет сделать несколько снимков Камиллы и Рики.
— Но я даже не говорила вам, что Ларри здесь, — удивилась Имоджин. — Вы в самом деле знаете все?
— Стараюсь, — скромно признал Браганци. — Прощайте и еще раз спасибо за все, — сказал он и, взяв ее руку, поцеловал. Имоджин поняла, почему герцогиня ради него все бросила.
Когда машина отъезжала, она махнула вслед рукой. Тут же рядом с ней оказался Матт.
— Что этот тип тут с тобой делал? — резко спросил он.
— Просто прощался.
— И все?
Лицо его было в тени, и она не могла разглядеть его выражения, но его пальцы крепко и больно сжапи ей руку.
— Конечно, все. Я чудесно провела время.
— Тебя так долго не было, что мы уже собирались отправиться на поиски.
— Совершенно ни к чему. Они были со мной очень милы.
— Еще бы, после того, что ты для них сделала! Как она выглядит? — Он отпустил ее руку.
— Может быть, — сказал Матт. — Если соберусь с силами.
— В Перу началась какая-то заварушка. Главный сказал, что если там дела пойдут еще хуже, тебе, возможно, придется срочно бросить все здешние удовольствия и вылететь туда.
— А что там такое? — спросил Матт.
«Он счастлив, — тоскливо подумала Имоджин. — За эту неделю все мы, должно быть, смертельно ему надоели».
Тут их прервала Кейбл.
— Так и будете все время говорить о делах? Где Бэмби? В ванной?
— Н-н-нет, — протянул Гилмор, поправив серьгу в ухе и поморщившись. — Господи, эта штука чувствуется. Она в Ислингтоне.
— Она — что? — переспросила Кейбл.
— В Ислингтоне.
— Значит, ты приехал один?
— Вообще-то, нет.
— Ты кого-то привез? — подозрительно спросила Кейбл.
— В общем, да.
Наступившая было полная тишина была прервана Джеймсом, издавшим возглас изумления. Вдоль набережной шла, возбуждая значительное оживление, невероятная блондинка на высоких серебряных каблуках, в серебряном комбинезоне космического покроя, и длинноволосая.
— Это она, — сказал Гилмор, и легкий румянец пробился сквозь его загар. — Мой херувим.
— Она прямо как Брижит Бардо, ведь правда? — возбужденно сказал Джеймс.
— Не совсем, — уточнил Гилмор. — Я называю ее Брижит Бармэйд[24].
— Господи, посмотрите на эту грудь! — сказал Ники, поправляя себе прическу.
Матт разрывался между смехом и неодобрением.
— Где ты такую нашел? — спросил он.
— Она приходила к нам на временную работу, — сказал Ларри, — И я все время сталкивался с ней в лифте.
— Там хватало места для вас двоих? — спросил Матт.
— Я подумал, что она окажет хорошее успокаивающее влияние на Кейбл, — признался Гилмор. — Я знаю, что она любит, чтобы вокруг нее было как можно больше хорошеньких девиц.
Кейбл была похожа на тучу, из которой неминуемо вылетит молния.
— Позвольте представить вам Трейси, — сказал Гилмор, когда блондинка села между ним и Имоджин, смущенно пробормотав свое «рада познакомиться». — Она никогда ничего не пьет, кроме сладкого чинзано, потому что подвержена греху сладострастья, не так ли, моя драгоценная?
— Ты не против? — спросила Трейси. — У вас красивый загар, — сказала она, лучезарно улыбнувшись Имоджин. — Я всегда считала, что блондинкам он идет больше всего. Слава Богу, я быстро загораю.
— Вы не обгораете? — спросила Имоджин, глядя на ее платиновые волосы.
— Никогда, — сказала Трейси, — а этот цвет — из пузырька, мой настоящий — темно-каштановый.
Не привыкшая к такой откровенности, Имоджин заморгала:
— У Ларри уже чудесный цвет кожи.
— О, это мазь, — сообщила Трейси. — На ногах она не сработала. Они у него теперь в полоску, как у тигра.
Имоджин хихикнула и вдруг повеселела.
В этот момент появилась Ивонн, нагруженная бумажными сумками и пачками открыток.
— Это я взяла для нашей газеты, — объяснила она, вынув даму в кринолине, сделанную из ракушек. — Правда, оригинально? О, здравствуйте, — обратилась она к Гилмору. — Вы, должно быть, Ларри. Мы никогда не встречались, но я так восхищаюсь вашей работой. А вы, очевидно, Бэмби, — сказала она, повернувшись к Трейси. — Я так много о вас слышала. Можно мне называть вас Бэмби?
— Ну, я все время так ее называю, — лениво протянул Гилмор, — Но ей это не очень нравится.
Ивонн села между Джеймсом и Маттом.
— Где вы остановились? — спросила она.
— В «Плазе», — сказала Трейси, — комнаты ужасно убогие.
Ивонн выглядела расстроенной.
— Вам бы стоило посмотреть, в каких щелях ютимся мы, — сказала она, свирепо взглянув на Матта.
Трейси снова заговорила с Имоджин:
— Это просто ужас! В любой гостинице здесь всякий раз, когда открываешь кран ванной, тебя тут же сразу всю обдает душем. Этой ночью я вся промокла.
Вряд ли она намного старше меня, подумала Имоджин. Кейбл и Ивонн обе смотрели на нее так, будто это был какой-то необыкновенно гнусный червяк, оказавшийся у них в салате. Приглядевшись к ней поближе, Имоджин увидела под толстым слоем краски круглое лицо, огромные карие глаза и очень приятную улыбку.
— Благодарю, — сказала она Матту, получив от него свой бокал с чинзано, а потом спросила у Имоджин. — Кто тут с кем? Кто этот маленький розовощекий? Он похож на Рони Корбета.
— Это Джеймс. Он муж Ивонн, вон той рыжей. Она фотомодель.
— А этот приятный брюнет, что по ту сторону от тебя? Он красивый. Должно быть, из береговой охраны или инструктор по плаванию, что-нибудь вроде этого.
— Его зовут Ники Бересфорд, — сказала Имоджин, подавив смех.
При упоминании своего имени Ники посмотрел в их сторону.
— Я тут хотела угадать, чем вы занимаетесь, — сказала Трейси, улыбнувшись ему с обезоруживающей простотой.
— Он играет в теннис, — выпалила Имоджин, а потом, чуть помедлив, — исключительно успешно.
— О, как мило! Я люблю теннис. Может быть, завтра сыграем с вами?
— Может быть, — с улыбкой сказал Ники. — Не обязательно в теннис.
— Encore de whisky![25] — крикнул Гилмор, оглядывая девиц, сидевших за соседними столами и прогуливающихся вдоль набережной. — Черт возьми, да тут невероятный класс. Прямо как когда-то было на Кингз Роуд к вечеру по субботам. Не пойму, зачем я тебя привез сюда, Трейси. Это все равно что возить уголь в Ньюкасл[26].
— Тебе бы пришлось говорить с ними по-французски, — безмятежно заметила Трейси. — А я знаю, как это тебя утомляет. Хочу есть. Надеюсь, тут еда лучше, чем в Париже. Мы вчера были у Максима. Кормят отвратительно. Я попросила бифштекс, так они дали мне какой-то обугленный кусок мяса, а когда в него втыкаешь вилку, из него прямо кровь вытекает. Я люблю макароны и чипсы.
— Полагаю, это можно устроить, — сказал Гилмор.
Ивонн озадаченно посмотрела на Трейси:
— Не могу поверить, что вам сорок.
— Сорок это размер ее бюста, — ядовито заметила Кейбл.
— Верно, — согласилась Трейси, не обращая внимания на враждебность собеседницы. — Как это вы угадали? — и, обращаясь к Ивонн. — Я слышала, вы фотомодель. Я тоже этим занимаюсь в свободное время.
— А именно? — холодно спросила Ивонн.
— Ну, обычно в обнаженном виде. Я была девушкой месяца в «Пентхаузе» за июль.
— В самом деле? — заинтересовался Ники, бесстыдно раздевая ее глазами.
— Они там страшные вруны, — сказала Трейси. — Сфотографировали меня на велосипеде на фоне какого-то старого университета. На одних снимках я была в прелестном шелковом белье, на других безо всего.
— Вон оно как! — воскликнул Джеймс, выкатив глаза.
— А потом написали про меня, что я какая-то интеллектуалка, а отец у меня преподает в этом университете. Правда, они оставили мне белье и хорошо заплатили.
— Ваш отец преподаватель? — спросила Ивонн.
— Нет, он владелец похоронного бюро, — сообщила Трейси.
Ивонн была ошарашена.
— Ну, я полагаю, им так нужно было.
— Потому что сидели на большой мели, — сухо добавил Матт.
— А вы снимаетесь обнаженной? — спросила Трейси у Ивонн.
— Я не могла бы делать подобные веши, — с негодованием заявила та.
— Ну, я бы на вашем месте не отчаивалась, — ласково сказала Трейси. — Я сама когда-то была плоская, как доска, вроде вас. И тогда мой менеджер говорит: «Трейси, почему бы тебе не заиметь приличные груди?» А у него есть приятель, доктор, который кому хочешь сделает шары, как у Софи Лорен. Я и пошла к нему. Операция немного неприятная, зато результат потрясающий. Там сплошной силикон, — сказала она, нежно похлопывая по своей оттопыренной груди. — Но я ни разу об этом не пожалела. Если хотите, я дам вам адрес этого доктора. Обидно, когда не можешь раздеться, если за это хорошо платят.
Впервые Ивонн не нашла что сказать. Посмотрев через стол, Имоджин увидела, что Матт задыхается от смеха.
— Где ты ее все же откопал? — вытирая слезы, спросил он у Гилмора.
— Пришла ко мне на временную работу. Печатает тридцать слов в минуту и все время пишет Лоуренс вместо Лоренс, но любая девушка с таким телом может себе это позволить.
— Не могу понять, чем она с тобой занимается.
— Не думаю, что эта девица замужем за Ларри Гилмором, — прошипела Ивонн, через стол обращаясь к Кейбл.
— Нам пора есть, — сказал Ларри, приподнимая одну из серебряных грудей Трейси, которая закрыла сверху его часы, — Уже половина десятого.
— Я плачу, — сказал Матт, чуть отодвинув назад свой стул и махнув рукой официантке. Вдруг — Имоджин после не могла в точности вспомнить, как это произошло, — суетливая, шумная улица совершенно стихла. Официанты остановились со своими подносами на вытянутых руках. Какой-то мужчина, несший корзину с рыбой, уронил ее наземь и стоял недвижимо, словно завороженный. Разговоры по всей длине набережной смолкли. Один залаявший пудель был строго призван к порядку, а заплакавший ребенок получил затрещину. Все взоры обратились в одну сторону. Какое-то подобие страха и неприятного предчувствия заразило даже самых шумных отдыхающих. Были слышны только жалобные крики чаек да шум волн.
И тогда Имоджин увидела его. Маленький лысый человек в темных очках, черной рубашке и в плохо сидящих белых брюках, явно никуда не спешивший, пожевывая сигару, лениво двигался в их сторону.
— Браганци, — просипел Матт.
— Черт, у меня нет с собой камеры, — пробормотал Ларри.
Он был уже в нескольких столах от них. Все льстиво улыбались. Тот же самый пудель гавкнул и снова был утихомирен.
— Он направляется к нам, — сказала Кейбл, откинув назад волосы и в нетерпении облизывая губы. — Возможно, он хочет сказать, чтобы ты оставил его в покое.
— Скорее, припугнуть нас, — предположил Матт.
Имоджин смотрела на него как зачарованная. Не часто приходится видеть так близко живую легенду.
Он подошел к их столу и помедлил, разглядывая их всех. Потом бросил свою сигару прямо на мостовую.
— Добрый вечер, — произнес он с очень сильным итальянским акцентом. — Я ищу мисс Броклхерст.
— Что вам от нее надо? — спросил Матт.
— Позвольте мне представиться, — тихо сказал коротышка. — Меня зовут Энрико Браганци.
— Нам это известно, — сказал Матт.
— Я бы просто хотел поговорить с мисс Броклхерст, — он улыбнулся, показав несколько золотых коронок.
Ники ободряюще взял Имоджин за руку.
— Это она.
Браганци снял свои темные очки. Его прищуренные черные глаза смотрели испытующе.
— Мадемуазель, — спросил он, — вы сегодня случайно не заплывали за скалы на Малый пляж?
Имоджин в замешательстве потупилась и готова была провалиться сквозь землю.
— Ты была там, моя прелесть? — мягко спросил Матт.
Она знала, что вся набережная глазеет на нее.
— Да, — пробормотала она. — Я страшно сожалею. Там было так красиво. Мне просто захотелось немного побыть одной. Я не сообразила, что это частное владение.
— Что вы, мадемуазель, — Браганци поднял руку с хорошо ухоженными ногтями и унизанную золотыми перстнями. — Я пришел только для того, чтобы от всего сердца поблагодарить вас. Вы спасли жизнь моему малышу.
— Я — что? — поразилась Имоджин.
— Вы не дали ему утонуть, а потом вернули к жизни.
— Это был ваш ребенок? — прошептала Имоджин. — А я думала — той пары.
— Та пара, — сказал Браганци таким голосом, от которого у Имоджин дрожь прошла по спине, — была его нянька и один из моих охранников.
Так вот почему та девушка так истерически всхлипывала даже после того, как ребенок пришел в себя, — от страха перед Браганци.
— Служанка вернулась в дом и пыталась сделать вид, что ничего не произошло. По счастью, другой из моих людей все видел через бинокль из дома. Он не мог вам помочь, потому что вы были далеко. Когда он подошел, вас уже не было. Он сказал, что вы проявили удивительную для вашего юного возраста смелость и присутствие духа.
— Ну что вы, — прошептала Имоджин. — Любой бы это сделал.
— Но они этого не сделали. Если бы не вы, мадемуазель, ребенок бы умер. Я вам обязан своей вечной благодарностью.
— Что вы… — снова пробормотала она, водя подошвой по мостовой. — Как он сейчас?
— Слава Богу, в порядке. Был врач и еще один специалист. Герцогиня места себе не находила, но они заверили ее, что все хорошо. Рики теперь спит. Конечно, герцогиня еще не отошла от потрясения, но ей бы очень хотелось вас видеть.
— О, это не обязательно. То есть… — в ужасе от такой перспективы, запинаясь проговорила Имоджин.
— Пожалуйста, мадемуазель. Это так много для нее значит. Она желает лично поблагодарить вас. У меня здесь машина. Могу ли я довезти вас до дома?
Имоджин умоляюще посмотрела на Матта, но он трясся от смеха.
— Ты темная лошадка, дорогая.
— Почему ты нам не рассказала? — спросил Ники.
— Вероятно, мы ее не спрашивали, — сказал Матт.
— Хорошо, я поеду, — сказала Имоджин, обернувшись к Браганци.
— Чудесно! — Браганци повернулся и поднял руку. Только тут Имоджин заметила татуировку на его толстых мускулистых руках. В следующее мгновение к ним плавно подъехала черная машина длиной, казалось, во весь пляж.
Шофер вышел и открыл им дверцы. Оказавшись внутри, Имоджин почувствовала себя Ионой в чреве кита. Она не была уверена, что когда-нибудь вновь увидит остальных.
— Где вы научились приемам первой помощи? — спросил Браганци, когда машина поднималась по холму. — Вы медицинская сестра?
Имоджин рассказала ему, что работает в библиотеке и там кому-то надо было ходить на курсы первой помощи.
— Тогда я страшно ворчала, мне все это до смерти надоело, но теперь я рада, что этим занималась.
— А мы тем более, мадемуазель. Могу ли я сказать вам кое-что теперь, пока мы наедине? Возможно, вы немного знаете про герцогиню и меня?
Имоджин кивнула.
— Когда она оставила Англию, чтобы приехать ко мне, ей пришлось оставить там и своих детей. Понимаете, меня не считают подходящим для них отчимом. Не позволяется им и навешать нас, хотя мы сражаемся за это со двором. Камилла скучает по детям, правда, не показывает этого. Так что вся ее любовь перешла на маленького Рики. Она родила его поздно. Для нас обоих — поздно. Он — как это говорится? — осенний цветок? Ей теперь сорок три. Когда она рожала Рики, то едва не умерла, и врачи настояли на операции. Так что мы оба с ней больше не можем иметь детей. Теперь вы можете понять, что для нас обоих значит Рики, и что вы для нас сделали, спасши ему жизнь.
Имоджин увидела, что его черные глаза наполнились слезами, и поняла, что больше не боится его.
— Как вы меня разыскали?
— У меня есть, как это говорится, безупречная шпионская система.
Перед встречей с герцогиней Имоджин сильно нервничала. Но стоило ей увидеть ее приятное лицо с сияющими серыми глазами, все еще покрасневшими от слез, как все ее страхи исчезли.
Герцогиня быстро подошла к Имоджин, взяла ее за руки, поцеловала в обе щеки и сказала дрожащим голосом:
— Даже не знаю, как вас благодарить.
Она была так приветлива, естественна, так полна благодарности, что через несколько минут Имоджин, которой уже подали большой стакан виски, почувствовала, что действительно сделала доброе дело. Они сидели на террасе, дружески болтали о том о сем, вдыхая густой аромат душистого табака и других цветов. Потом они встали и прошли в голубую детскую комнату, чтобы посмотреть на спящего в своей кроватке маленького Рики. Теперь его щеки немного порозовели, черные волосы закрывали лобик. Герцогиня подошла к нему на цыпочках, поправила белье, подушку и, прикоснувшись рукой к его лбу, проверила, нет ли у него жара.
— Он выглядит намного лучше, — сказала Имоджин.
— Да, правда? Врач сказал, что не о чем беспокоиться, но я все еще проверяю.
Когда они спустились в гостиную, Имоджин заметила на стене картины Пикассо, Матисса и Модильяни.
— Все в порядке, дорогая? — спросил Браганци, взяв герцогиню за руку.
Он был, вероятно, дюйма на три-четыре ниже ее, но благодаря широким плечам и силе своей натуры казался человеком, оберегающим какой-то чрезвычайно хрупкий предмет.
— Мисс Броклхерст, должно быть, проголодалась. Поедим сейчас?
— Да, конечно. Как же это я! — и улыбнувшись, герцогиня спросила у Имоджин: — Вы ведь у нас останетесь? Мы здесь видим так мало людей, и я хотела так много спросить у вас о вашем отдыхе и про Англию.
— Но вы, должно быть, сильно переутомились после такого потрясения, — пробормотала Имоджин, испугавшись, что за столом ее манеры будут недостаточно герцогскими. Но они ее все же уговорили, и она почувствовала, что ей до смерти хочется есть. Все ее тревоги по поводу своих манер рассеялись, когда она увидела, как Браганци набросился на еду, словно изголодавшаяся собака динго. Он упирался локтями в стол, с полным ртом пил вино большими глотками, ковырялся в зубах.
Были поданы какая-то заливная рыба и очень вкусный цыпленок. Заметив, что герцогиня и Браганци обсасывают кости, Имоджин решила, что вполне может делать то же самое.
— А с кем вы сюда приехали? — спросила герцогиня.
— Его зовут Ники Бересфорд.
— Теннисист? О, он бесподобен. Я так часто восхищалась им в Уимблдоне.
— А он считает, что вы великолепны, — сказала Имоджин, и при этом рот у нее был полон жареной картошкой.
— Как мило, — герцогиня была явно довольна. — Значит, вы оба замечательно отдыхаете?
— Полагаю, что так, — сказала Имоджин.
— Вы говорите это как-то не очень уверенно, — заметил Браганци. — А чем мистер Бересфорд занимался, оставив вас одну в такой жаркий летний день?
— Он, ну, по правде сказать, с ним очень скучно, — неуверенно проговорила Имоджин, хотя ей очень хотелось сказать правду.
— Давайте, — подбодрила ее герцогиня. — Мы с Энрико так мало интересного здесь слышим.
И она выложила им всю эту скверную историю:
— Мы приехали сюда компанией. Но еще до отъезда из Лондона стало ясно, что Ники влюбился в другую девушку.
— А она приехала с другом?
— Да. Его зовут Мэтью О'Коннор.
— Он журналист, верно? И очень хороший, — сказала герцогиня. — Когда мне попадаются английские воскресные газеты, я всегда читаю его материалы.
— Он ужасно милый, — призналась Имоджин, покраснев.
— Так почему бы вам не поменяться? — сказала герцогиня.
— Он любит Кейбл, эту вторую девушку. Он просто не обращает внимания на ее поведение и ждет, когда она к нему вернется. Они иногда страшно ссорятся, но он понимает, что она это делает только для того, чтобы… ну, словом, чтобы сильнее его привлечь.
— Как это сложно, — сказала герцогиня.
— Прошлой ночью во время прогулки О'Коннор, кажется, проявил сильную привязанность к вам, — сухо заметил Браганци.
Имоджин сделалась пунцовой.
— Откуда вы знаете? — пробормотала она.
— Энрико знает все, — с гордостью сказана герцогиня.
Господи, подумала Имоджин, испуганно взглянув на Браганци, — значит, он знал, что Матт и я все время крутились вокруг его дома.
Кофе они пили на террасе. Совсем стемнело, небо испешрилось огромными звездами. Над цветами душистого табака метались светлячки, а графиня забрасывала Имоджин все новыми вопросами про ее отдых, про ее дом в Йоркшире, а потом вообще про Англию. Вдруг Имоджин сообразила, что уже очень поздно.
— Мне надо возвращаться.
— Подождите немного. Энрико отвезет вас. Дорогой, поднимись наверх и посмотри, как там Рики.
Когда он ушел, Имоджин застенчиво сказала герцогине:
— Какой он приятный. Я никогда не думала, что он такой милый.
Герцогиня посветлела.
— Вы так считаете? Я очень рада. В Англии люди отказываются понять, как это я могла все бросить и убежать с ним.
— Я прекрасно вас понимаю, — отважно заявила Имоджин и вдруг поняла, что выпила не так уж мало.
— Я бы все отдала, чтобы побывать дома хотя бы несколько недель, — призналась герцогиня. — Но Энрико сразу арестуют, едва он появится в Англии. — И она сразу показалась усталой, с темными кругами под глазами. — Я страшно скучаю по детям. Александр, мой бывший муж, не подпускает меня к ним, чтобы их не испортил Энрико. Подумать только! Если бы при дворе знали какое безнравственное существо этот Александр.
— Я вам так сочувствую, — сказала Имоджин.
— Ну хватит обо мне. Поговорим о вас. Как мы могли бы отблагодарить вас? У вас еще осталось несколько дней отпуска. Мы в субботу возвращаемся в Париж. Почему бы вам не оставить побережье и мистера Бересфорда — к тому же здесь теперь слишком жарко — и не поехать с нами? Мы бы с удовольствием показали вам окрестности Парижа.
— О, ну что вы! — воскликнула Имоджин. Сама мысль о том, что ее увезут от Матта, как бы мало он о ней ни думал, была ей непереносима. — Это так любезно, — добавила она, чтобы смягчить столь пылкий отказ. — Честно говоря, мне довольно и того, что я спасла его и этим доставила вам радость.
— Тогда должно быть что-то такое, чего бы вы хотели.
И тут Имоджин почувствовала, как у нее забилось сердце, и она сказала:
— Есть только одна вещь. Матт больше всего на свете хочет взять интервью у вашего мужа. Он мечтает об этом с того самого дня, как мы сюда приехали. Он очень ответственный журналист. Он не стал бы… — Она запнулась, потому что чуть не сказала «пакостить ему», но решила, что это прозвучит грубовато.
Герцогиня, похоже, колебалась. Но в этот момент вернулся Браганци и сказал:
— Малыш чувствует себя прекрасно.
Какое-то время они говорили между собой по-итальянски, и герцогиня при этом выглядела все еще обеспокоенной.
— Я сожалею, — пробормотала Имоджин. — Мне не следовало об этом просить. Это было чудовищно бесцеремонно.
— Это очень трудно в положении Энрико, — объяснила герцогиня. — Он опасается, что чтобы мистер О'Коннор о нем ни написал, это ухудшит мои шансы снова увидеть детей.
— О, конечно. Мне следовало об этом подумать, — сбивчиво оправдывалась Имоджин.
Браганци подошел к окну и бросил в сад свою сигару. Потом, повернувшись, улыбнулся Имоджин.
— Это так немного в сравнении с тем, что вы для нас сделали. Скажите ему, чтобы приходил к десяти часам. Но он должен будет показать мне, что решит напечатать. Это единственное условие. Он честный человек?
— О, да, конечно. Он очень честный, — радостно сказала она, думая о том, как доволен будет Матт. — Не знаю, как вас благодарить, но мне действительно надо ехать. — Ей не терпелось вернуться в Пор-ле-Пен и выложить ему эту новость.
Поцеловав ее на прощанье с большим чувством, герцогиня сказала:
— Напишите нам в Париж и расскажите, как проходит отдых.
На обратном пути Браганци снова поехал с ней.
— Чудесный вечер, — сказала она, — и герцогиня такая чудесная. Я думаю, она одна из самых замечательных женщин, каких я только видела.
— Да, — сказал Браганци. — Вы ей тоже нравитесь. Вы понимаете, что сейчас ей очень одиноко. Она отказалась от очень многого, покинув ради меня Англию.
— Но она и многое получила.
— Надеюсь, что так, — сказал Браганци со вздохом. — А вы бы приехали к нам, скажем, на будущий год, и мы позаботимся, чтобы вы получше провели свой отпуск.
Он взял ее йоркширский адрес. Что подумал бы отец, если бы мог теперь ее видеть в компании одного из самых знаменитых во Франции преступников.
Машина выкатила на набережную. Хотя было уже далеко за полночь, во многих кафе сидели посетители.
Имоджин подумала, где теперь их компания. Вероятно, напиваются до одури в каком-нибудь ночном клубе, а может быть, играют в казино. Будет ужасно, если они уже пошли спать. Браганци как будто прочитал ее мысли:
— Вон ваш друг мистер О'Коннор, высматривает вас, — сказал он, когда машина подъехала к стоянке, и, перегнувшись, открыл для нее дверь. Увидев, как просветлело лицо Имоджин. он улыбнулся. — Вам это приятно?
— Вы хотите поговорить с ним теперь, — спросила Имоджин, увидев, что Матт поднялся и направляется к ним. Браганци покачал головой.
— Отложим на завтра, и скажите, чтоб он взял с собой Ларри Гилмора. Он сможет сделать несколько снимков Камиллы и Рики.
— Но я даже не говорила вам, что Ларри здесь, — удивилась Имоджин. — Вы в самом деле знаете все?
— Стараюсь, — скромно признал Браганци. — Прощайте и еще раз спасибо за все, — сказал он и, взяв ее руку, поцеловал. Имоджин поняла, почему герцогиня ради него все бросила.
Когда машина отъезжала, она махнула вслед рукой. Тут же рядом с ней оказался Матт.
— Что этот тип тут с тобой делал? — резко спросил он.
— Просто прощался.
— И все?
Лицо его было в тени, и она не могла разглядеть его выражения, но его пальцы крепко и больно сжапи ей руку.
— Конечно, все. Я чудесно провела время.
— Тебя так долго не было, что мы уже собирались отправиться на поиски.
— Совершенно ни к чему. Они были со мной очень милы.
— Еще бы, после того, что ты для них сделала! Как она выглядит? — Он отпустил ее руку.