«Если бы здесь был Джереми!» — подумала я. Но и так сегодня был достигнут большой прогресс. Мне казалось, что ничто не сможет омрачить моего счастья.
Гарэт поднялся, выбросил за борт сигару и перешел на другую сторону, вглядываясь в темнеющий горизонт.
— Ну и как проходит твой уик-энд, полный солнца, секса и долгого сна? — спросила я.
— Он не так богат событиями, как твой, — ответил Гарэт.
Он подошел и навис надо мной, смотря на меня сверху вниз, огромный на фоне неба. Мое сердце глухо и неприятно забилось: вдруг он попытается взять реванш.
— Я налью себе еще, — сказала я, быстро вскочив на ноги и направляясь в салон.
Гарэт пошел за мной.
— Ты еще не начала удивляться, что я не преследую тебя?
Я обернулась.
— Поскольку ты, кажется, не упустишь любой возможности, это приходило мне в голову.
Он пристально посмотрел на меня и улыбнулся.
— Причина в том, что я не выношу самок, а ты — самая откровенная из тех, кого я когда-либо встречал.
Шарах! Я влепила ему пощечину.
Он не шелохнулся, даже не поднес руки к лицу.
— И это подтверждает мою теорию, — сказал он, доставая из кармана брюк пачку сигарет и протягивая одну мне. Я молча покачала головой, сама потрясенная тем, что сделала. Он аккуратно вытащил сигарету и прикурил ее.
— Ты вообще не в моем вкусе, — продолжал он. — Я люблю женщин нежных и любящих, мягких и добрых. Таких ранимых, что мне хочется их защитить, как маленького котенка или девочку, потерявшуюся на улице. Женщин, которые не считают, что я должен любить их больше, чем они меня. Может быть, когда-то давно, до того, как все стали тебя баловать, ты и была такой, но не сейчас. Сейчас ты такая жесткая, прелесть, что тобой можно гранить алмаз.
— Как ты смеешь так разговаривать со мной? — сказала я в бешенстве.
— Потому что я, вероятно, первый из встреченных тобой мужчин, которого не тронули твои чары. Я встречач женщин такого типа и раньше. Ты просто любительница раздразнить мужчину, или то, что французы называют allumeuse, больше озабоченная тем, чтобы воспламенить, чем радоваться, когда насадишь на крючок. Ты так много обещаешь со своей прекрасной фигурой и этими падающими на глаза светлыми волосами. И лица красивей твоего я не встречал. Но все это ничего не значит, потому что ты настолько влюблена сама в себя, что не оставляешь места ни для кого другого.
— Замолчи, — скачала я, задыхаясь. — Не желаю тебя слушать.
— И вот еще что, — невозмутимо продолжал он, доливая себе виски, — хотя ты, по всей вероятности, чаще смотрела в потолок, чем Микеланджело, я думаю, ты ни разу не получила удовольствия от всех мужчин, с которыми спала, и это тебя немножко беспокоит, потому что ты где-то читала, что секс должен доставлять удовольствие, и ты не понимаешь, почему с тобой этого не происходит.
Это был какой-то кошмар.
— Перестань сейчас же, перестань! — закричала я. — Ты ничего не понимаешь. Я собиралась замуж, но он погиб в автокатастрофе всего несколько месяцев назад.
— Да, я все об этом знаю, — мягко сказал он. — Тод никогда не собирался жениться на тебе.
Я схватилась за край стола, чтобы не упасть. У меня подкосились ноги.
— Ты его знал? — прошептала я. — Я не понимаю. Значит, ты знал…
— …все о тебе, до того, как мы встретились? — закончил Гарэт. — Да, конечно. Тод жил с одной моей старой знакомой, Кэти Саммерс. И все у них было прекрасно до тех пор, пока не появилась ты и не разрушила их счастья.
— Я не разрушала, — прошептала я.
— О, нет, ты это сделала, прелесть моя. Ты подождана, пока Кэти уедет на неделю в Штаты и тогда возникла. Но ничего хорошего не получилось. Тоду, как и большинству мужчин, было свойственно ошибаться, но он быстро тебя раскусил.
— Это не правда, не правда! Он меня любил гораздо больше, чем ее! Он был со мной в ту ночь, когда разбился.
С глазами, полными презрения, Гарэт повернулся ко мне.
— Я все знаю. Но, как обычно, мисс Бреннан, а точнее миф Бреннан, ты передергиваешь факты. В ту ночь Тод и я пили в «Антилопе». На следующий день должна была вернуться Кэти, и Тод запаниковал, опасаясь того, что будет, если она узнает насчет тебя. Он решился сказать тебе, что между вами все кончено, а я советовал ему просто оставить тебя. Но Тод, как человек порядочный, решил пройти через это.
— Да, правда, — запинаясь, сказала я. — Но в тот же момент, как он меня увидел, он убедился в том, что любит меня, а не Кэти и собирался оставить ее.
— Ты просто лгунья, — сказал Гарэт. — Тод ушел от меня из паба пять минут одиннадцатого. В одиннадцать он должен был быть у тебя. Он погиб десять минут двенадцатого, когда несся, как дьявол, чтобы убежать от тебя.
Секунду я не могла ни пошевелиться, ни отвести своего взгляда от его. Потом, всхлипнув, я вылетела из салона и бросилась в свою каюту. Упав на койку, я залилась слезами. Я не могла этого вынести. Гарэт был знаком с Тодом, он знал обо мне все. Он заглянул мне в душу и увидел все — скуку, одиночество, пустоту — и вытащил на свет ужасные вещи, в которых я никогда не признавалась даже самой себе, разоблачив ложь, в которую я уже начала верить, как в правду. Я рыдала навзрыд, пока не почувствовала, что выплакала все слезы. Потом я просто лежала, уткнувшись в мокрую подушку лицом, дрожа от ужаса.
Прошло много времени до того момента, как я услышала, что возвратились Джереми и Гасси. О, Господи! Я с ужасом подумала о том, что Гарэт расскажет им в деталях о нашем разговоре. Видимо, они все смотрели ночной фильм, потому что Гарэт пришел спать только в половине третьего.
— Октавия, — мягко сказал он.
Я не ответила. Мне нужен был Джереми. Чтобы он обнял меня, приласкал, утешил и примирил с самой собой.
Я не спала всю ночь. Меня захлестывала боль. Я вынашивала идею ускользнуть с яхты до того, как все встанут, и вернуться в Лондон. Но как туда добраться? Вокруг на мили не было железной дороги. Можно, конечно, позвонить кому-нибудь из моих приятелей и попросить приехать и подобрать меня. Но согласятся ли они? Я никогда не сомневалась в том, что смогу вернуть мужчину, стоит мне лишь захотеть, но тут вдруг уверенность покинула меня.
Я находилась в таком параноидальном состоянии, что с трудом заставила себя встать. Слава Богу, я захватила с собой самые большие в мире черные очки. На кухне Джереми и Гасси готовили завтрак.
— Если ты неважно чувствуешь себя с похмелья, как мы все, — сказала Гасси, — возьми в шкафу Алка-Зельтцер.
— Да нет, мне не надо.
Гасси напила мне чашку кофе.
— Тебе положить сахар?
— Конечно нет, она и так достаточно сладкая, — сказал Джереми, улыбнувшись мне. Изумившись, что я не ответила, как обычно, на его шутку, он, протягивая мне чашку, на секунду сжал мои пальцы. Вчера я восприняла бы этот жест, как желание войти со мной в контакт. Сейчас же моя самоуверенность была настолько поколеблена, что я приняла это за случайность.
Взяв кофе, я вышла на палубу. На поручнях висели три пары огромных трусов и самый большой во всем западном полушарии лифчик. Очевидно, Гасси устроила постирушку. Все вокруг было окутано серебристой дымкой. С противоположного берега нежно, как любовники, поднимались бледно-зеленые деревья. Я все еще дрожала. Несмотря на всю эту красоту и солнце я чувствовала себя совершенно опустошенной.
Ко мне подошла Гасси.
— Какая красивая у тебя блуза, — сказала она. — Я тебе завидую, Тави. Даже, если ты плохо себя чувствуешь с похмелья, при твоей замечательной фигуре и роскошных волосах люди все равно будут смотреть на тебя с восхищением. Что касается меня, единственное, что у меня есть, так это лицо, да и то не ахти какое, и если оно такое, — она скосила глаза на окно каюты, — как, например, сегодня, с этим пятном, то мне вообще нечего предложить.
Она взглянула на свою левую руку и поймала отблеск солнца на обручальном кольце.
— Джереми без ума от тебя, — сказала она задумчиво. — Вчера он даже поддразнил меня, сказав, что я должна радоваться тому, что получила это кольцо до того, как он встретил тебя, а то, Бог его знает, как бы все обернулось.
Интересно, зачем Джереми это понадобилось.
— Он не имел права так говорить, — раздраженно заметила я. — Стоит только посмотреть, какими глазами он смотрит на тебя, когда ты этого не видишь.
Польщенная, она взглянула на меня.
— Ты, правда, так считаешь? Мне очень важно это морально. Я не кажусь тебе смешной?
Я покачала головой, а она продолжала:
— Я была убеждена, что Джереми увлечется тобой, я просто была убита этим. Вот почему я так много ела в последнее время, хотя я ни минуты не думала, что инициатива будет исходить от тебя. Ну, в том смысле, что ты же одна из самых моих близких подруг. Во всяком случае так было в школе, и я надеюсь, до сих пор. Но ты такая красивая, что я не была уверена, что он сможет устоять, вы, к тому же, гак великолепно смотритесь вместе. Собственно это и явилось причиной того, что, когда он предложил пригласить тебя на уик-энд, я посоветовала ему пригласить и Гарэта. Гарэт такой привлекательный, и я подумала, что ты увлечешься им, и это удержит Джереми.
Господи, какая же она наивная! Я сосредоточенно прикуривала сигарету. Ну что же мои руки так дрожат?
— Джереми мне очень нравится, — медленно проговорила я. — Он необыкновенно привлекателен, но я уверена, что он абсолютно создан для тебя.
— Я не думаю, что он вообще создан для меня, — сказала Гасси. — И скорей всего он будет мне много изменять, но это оттого, что где-то в глубине он не очень в себе уверен, и ему необходимо время от времени ухаживать за женщинами для самоутверждения. Но я надеюсь, что пока я смогу делать для него все, чтобы он был счастлив, он будет всегда возвращаться ко мне.
Ужаснувшись, я взглянула в ее круглое серьезное лицо.
— И, думая так, ты можешь выходить за него замуж, Гас?
— Да, могу. Я люблю его до боли. И знаю, что не переживу его измен. Но я хотя бы попробую и постараюсь, чтобы моя любовь придала ему уверенности.
Я посмотрела на нее с благоговением. Это был тип женщины, о котором Гарэт говорил прошлой ночью. Верная, любящая, жертвенная, готовая дать больше, чем получить.
На палубу вышел Джереми. Его волосы казались почти белыми на солнце. Я инстинктивно отвернулась.
— Пора бы Гарэту прийти, — сказал он.
— А куда он делся?
— Пошел позвонить каким-то друзьям, которые живут в нескольких милях отсюда, вверх по реке, — ответил Джереми. — Он думает, что мы сможем зайти к ним выпить. Он, наверное, уже несется сейчас со скоростью две мили в секунду.
— А вот и он, — сказала Гасси.
По дорожке, насвистывая, шел Гарэт. Увидев нас, он усмехнулся, прищурив на солнце свои озорные цыганские глаза. Он взбежал на берег и, проигнорировав трап, прыгнул на борт. Бросил взгляд на вывешенное Гасси белье.
— Это что, сигнал? — спросил он. — Англия призывает своих мужчин обслужить Октавию.
— Ты дозвонился? — перебил его Джереми.
Гарэт кивнул.
— Мы очень удачно попали. У них сегодня гости, и они нас всех приглашают. Участок за их домом спускается прямо к реке. Они просят нас причалить часам к пяти. Вы, девушки, смогли бы принять ванну и не спеша принарядиться.
— Как здорово! — сказала Гасси. — Но мне нечего надеть. Надо, наверное, что-нибудь очень модное?
— Не думаю. А в случае чего они что-нибудь тебе одолжат.
Я отвернулась. У меня взмокли ладони. Сама мысль о вечеринке приводила меня в ужас Спиртное, гвалт и незнакомые люди. Это все будут друзья Гарэта, вероятно, такие же крутые, самодовольные и бахвалящиеся, как и сам Гарэт. Он уже, наверное, успел их предупредить обо мне — совсем падшая, с ледяным сердцем женщина!
— Пора в путь, — сказал Джереми. — Я запушу двигатель.
— А я займусь посудой, — сказала я, прошмыгнув на кухню.
Вчерашнюю посуду никто не помыл. Поскольку воды у нас было в обрез, мне пришлось мыть всю эту гору в одной и той же серой жирной жиже.
— Привет! — раздался голос.
В дверях стоял Гарэт. Я застыла, уставившись на пятна желтого жира, плавающие на поверхности воды.
— Привет, — ответила я с деланной непринужденностью. Мне хотелось продемонстрировать ему, что вчерашнее разоблачение меня нисколько не тронуло. Он подошел и положил руку мне на плечо. Я отскочила в сторону, словно он обжег меня.
— Спокойно, — сказал он. — Я только хотел извиниться за прошлую ночь. Не за то, что я сказал, это необходимо было сказать тебе, но мне следовало сделать это более тактично.
— Если ты полагаешь, что меня хоть в какой-то степени задели твои слова, то ты ошибаешься, — сказала я, пытаясь сдержаться. — Черт! Жидкое мыло кончилось!
Мягким движением он снял с меня черные очки.
— Не смей! — закричала я.
Мне совершенно было не к чему, чтобы он увидел мои покрасневшие и опухшие от слез глаза.
— Всему свое время, — сказал он.
Он оттеснил меня в угол. Господи, какой он был здоровый! В этой кухне его габариты подавляли. Попятившись к мойке, я взглянула на свои руки, дрожащие от унижения.
— Почему ты не перестанешь задирать меня, — прошептала я.
Я и раньше прибегала к этому приему: имитировала глубокое волнение, от которого вздымалась моя грудь, но сейчас почувствовала, что не могу остановиться.
Гарэт взял меня за подбородок и приподнял его.
В какой-то момент безумной паники я подумала, не укусить ли его, сделать все, что угодно, только оттолкнуть его от себя, разрушить эту удушающую близость. Тут он отпустил меня и протянул мне мои черные очки.
— Оказывается, ты можешь выглядеть и некрасивой, — удивленно сказал он. — Не знаю почему, но это меня обнадеживает.
— Гарэт! — позвал Джереми. — Ты можешь прийти и открыть ворота шлюза?
— Иду! — крикнул Гарэт.
Поднимаясь по ступенькам, он обернулся.
— Не забудь, теперь твоя очередь надеть поварской колпак и приготовить нам обед.
Только этого мне не хватало! Я открыла холодильник. На меня уставился зловещий глаз здоровенного цыпленка. Как готовят эту отвратительную штуку?
Гасси просунула голову в дверь.
— Гарэт сказан, что ты собираешься приготовить обед. Отлично! Если хочешь, я подготовлю цыпленка, а ты сделаешь то блюдо, которым ты нас угощала. В холодильнике полно сливок и лимонного сока.
Она только что успела позавтракать, а у нее уже снова текли слюнки.
— Спасибо, — вяло сказала я.
Ну почему я была настолько глупа, что выдала деликатес из «Луиджи» за свою стряпню? Каждый раз, как я вспоминаю этот обед, меня бросает то в жар, то в холод. Я так завозилась, что мы не сели за стол раньше трех часов. К этому времени все просто умирали от голода. Я никогда не забуду их голодные лица, на которых стало появляться уныние, когда они сели за стол и обнаружили, что цыпленок пережарен, соус безнадежно испорчен, а переваренный шпинат превратился в несколько стебельков. Но самое худшее произошло с картофелем. Я и понятия не имела, что его надо жарить дольше двадцати минут. Он был твердый, как пули.
— Как жаль, что у нас на борту нет мелкокалиберного оружия, — сказал Гарэт, — мы могли бы целый день отстреливать голубей.
— Очень вкусно, — сказала Гасси, героически жуя абсолютно высохший кусок цыпленка.
Джереми не сказал ничего. Гарэт смеялся до упаду. Он даже и не пытался есть, просто закурил сигару, обкуривая всех, и сказан, что понял, наконец, почему Гасси постоянно говорит о том, как важно хорошо позавтракать.
Я удрала на палубу и сидела, уставившись на плывущие по воде розовые лепестки цвета хаки. Страх и ужас утра быстро перерастали в ненависть к Гарэту. Я решила раз и навсегда расквитаться с ним.
Подошел Джереми и сел рядом со мной.
— Что случилось? — нежно спросил он.
— Ничего, — ответила я. — У меня иногда бывает страшная мигрень, от которой я почти ничего не соображаю. Я очень сожалею, что испортила обед.
— Дьявол с ним! Это неважно. Нам не надо было взваливать на тебя всю готовку. Почему ты не сказана, что плохо себя чувствуешь?
Я улыбнулась ему.
— Это скоро пройдет. Нам обязательно идти на эту вечеринку сегодня?
— Конечно нет, если ты не хочешь. Я хотел пойти только ради того, чтобы войти в комнату вместе с тобой, чтобы все подумали, что ты моя.
— Ты победил, — сказала я.
Он взял меня за руку.
— Ты по-прежнему так сильно настроена против Гарэта?
— Это так очевидно?
Он кивнул.
— Слегка.
Он сорвал листочек с нависшего дерева.
— Гас высказала забавную мысль. Она считает, что ты запуталась, несмотря на всю твою рисовку и искушенность. Она говорит, что тебе нужен кто-то вроде Гарэта, чтобы помочь.
— Как это мило со стороны Гасси заботиться о моем благополучии, — сказала я, стараясь, чтобы по моему голосу не было заметно, что я дрожу от злости.
С другого конца яхты послышался взрыв смеха. Находясь в совершенно параноидном состоянии, я была убеждена, что Гасси и Гарэт смеются надо мной.
— Не мог бы это сделать ты? — спросила я, смотря Джереми прямо в глаза.
— Я был бы рад, — сказал он. — К чему неуместные вопросы.
«Старая история», — подумала я, подкрашиваясь перед тем, как сойти на берег. Теперь он проявляет настойчивость, которая мне уже не нужна. Меня пугани накал страстей и желание в его взгляде. У меня появилось чувство, что я поймала за хвост тигра. Мои мысли обратились к Гасси и Гарэту.
«Ненадежная, несчастливая, запутавшаяся, холодная, жесткая настолько, что можно гранить алмаз». Они устроили мне сегодня судилище. Как смеет эта толстая растрепа Гасси опекать меня, как посмел Гарэт наговорить мне столько горькой правды? Момент наступил. Думаете, что я дрянь? Отлично. Я и буду вести себя соответственно.
Глава одиннадцатая
Гарэт поднялся, выбросил за борт сигару и перешел на другую сторону, вглядываясь в темнеющий горизонт.
— Ну и как проходит твой уик-энд, полный солнца, секса и долгого сна? — спросила я.
— Он не так богат событиями, как твой, — ответил Гарэт.
Он подошел и навис надо мной, смотря на меня сверху вниз, огромный на фоне неба. Мое сердце глухо и неприятно забилось: вдруг он попытается взять реванш.
— Я налью себе еще, — сказала я, быстро вскочив на ноги и направляясь в салон.
Гарэт пошел за мной.
— Ты еще не начала удивляться, что я не преследую тебя?
Я обернулась.
— Поскольку ты, кажется, не упустишь любой возможности, это приходило мне в голову.
Он пристально посмотрел на меня и улыбнулся.
— Причина в том, что я не выношу самок, а ты — самая откровенная из тех, кого я когда-либо встречал.
Шарах! Я влепила ему пощечину.
Он не шелохнулся, даже не поднес руки к лицу.
— И это подтверждает мою теорию, — сказал он, доставая из кармана брюк пачку сигарет и протягивая одну мне. Я молча покачала головой, сама потрясенная тем, что сделала. Он аккуратно вытащил сигарету и прикурил ее.
— Ты вообще не в моем вкусе, — продолжал он. — Я люблю женщин нежных и любящих, мягких и добрых. Таких ранимых, что мне хочется их защитить, как маленького котенка или девочку, потерявшуюся на улице. Женщин, которые не считают, что я должен любить их больше, чем они меня. Может быть, когда-то давно, до того, как все стали тебя баловать, ты и была такой, но не сейчас. Сейчас ты такая жесткая, прелесть, что тобой можно гранить алмаз.
— Как ты смеешь так разговаривать со мной? — сказала я в бешенстве.
— Потому что я, вероятно, первый из встреченных тобой мужчин, которого не тронули твои чары. Я встречач женщин такого типа и раньше. Ты просто любительница раздразнить мужчину, или то, что французы называют allumeuse, больше озабоченная тем, чтобы воспламенить, чем радоваться, когда насадишь на крючок. Ты так много обещаешь со своей прекрасной фигурой и этими падающими на глаза светлыми волосами. И лица красивей твоего я не встречал. Но все это ничего не значит, потому что ты настолько влюблена сама в себя, что не оставляешь места ни для кого другого.
— Замолчи, — скачала я, задыхаясь. — Не желаю тебя слушать.
— И вот еще что, — невозмутимо продолжал он, доливая себе виски, — хотя ты, по всей вероятности, чаще смотрела в потолок, чем Микеланджело, я думаю, ты ни разу не получила удовольствия от всех мужчин, с которыми спала, и это тебя немножко беспокоит, потому что ты где-то читала, что секс должен доставлять удовольствие, и ты не понимаешь, почему с тобой этого не происходит.
Это был какой-то кошмар.
— Перестань сейчас же, перестань! — закричала я. — Ты ничего не понимаешь. Я собиралась замуж, но он погиб в автокатастрофе всего несколько месяцев назад.
— Да, я все об этом знаю, — мягко сказал он. — Тод никогда не собирался жениться на тебе.
Я схватилась за край стола, чтобы не упасть. У меня подкосились ноги.
— Ты его знал? — прошептала я. — Я не понимаю. Значит, ты знал…
— …все о тебе, до того, как мы встретились? — закончил Гарэт. — Да, конечно. Тод жил с одной моей старой знакомой, Кэти Саммерс. И все у них было прекрасно до тех пор, пока не появилась ты и не разрушила их счастья.
— Я не разрушала, — прошептала я.
— О, нет, ты это сделала, прелесть моя. Ты подождана, пока Кэти уедет на неделю в Штаты и тогда возникла. Но ничего хорошего не получилось. Тоду, как и большинству мужчин, было свойственно ошибаться, но он быстро тебя раскусил.
— Это не правда, не правда! Он меня любил гораздо больше, чем ее! Он был со мной в ту ночь, когда разбился.
С глазами, полными презрения, Гарэт повернулся ко мне.
— Я все знаю. Но, как обычно, мисс Бреннан, а точнее миф Бреннан, ты передергиваешь факты. В ту ночь Тод и я пили в «Антилопе». На следующий день должна была вернуться Кэти, и Тод запаниковал, опасаясь того, что будет, если она узнает насчет тебя. Он решился сказать тебе, что между вами все кончено, а я советовал ему просто оставить тебя. Но Тод, как человек порядочный, решил пройти через это.
— Да, правда, — запинаясь, сказала я. — Но в тот же момент, как он меня увидел, он убедился в том, что любит меня, а не Кэти и собирался оставить ее.
— Ты просто лгунья, — сказал Гарэт. — Тод ушел от меня из паба пять минут одиннадцатого. В одиннадцать он должен был быть у тебя. Он погиб десять минут двенадцатого, когда несся, как дьявол, чтобы убежать от тебя.
Секунду я не могла ни пошевелиться, ни отвести своего взгляда от его. Потом, всхлипнув, я вылетела из салона и бросилась в свою каюту. Упав на койку, я залилась слезами. Я не могла этого вынести. Гарэт был знаком с Тодом, он знал обо мне все. Он заглянул мне в душу и увидел все — скуку, одиночество, пустоту — и вытащил на свет ужасные вещи, в которых я никогда не признавалась даже самой себе, разоблачив ложь, в которую я уже начала верить, как в правду. Я рыдала навзрыд, пока не почувствовала, что выплакала все слезы. Потом я просто лежала, уткнувшись в мокрую подушку лицом, дрожа от ужаса.
Прошло много времени до того момента, как я услышала, что возвратились Джереми и Гасси. О, Господи! Я с ужасом подумала о том, что Гарэт расскажет им в деталях о нашем разговоре. Видимо, они все смотрели ночной фильм, потому что Гарэт пришел спать только в половине третьего.
— Октавия, — мягко сказал он.
Я не ответила. Мне нужен был Джереми. Чтобы он обнял меня, приласкал, утешил и примирил с самой собой.
Я не спала всю ночь. Меня захлестывала боль. Я вынашивала идею ускользнуть с яхты до того, как все встанут, и вернуться в Лондон. Но как туда добраться? Вокруг на мили не было железной дороги. Можно, конечно, позвонить кому-нибудь из моих приятелей и попросить приехать и подобрать меня. Но согласятся ли они? Я никогда не сомневалась в том, что смогу вернуть мужчину, стоит мне лишь захотеть, но тут вдруг уверенность покинула меня.
Я находилась в таком параноидальном состоянии, что с трудом заставила себя встать. Слава Богу, я захватила с собой самые большие в мире черные очки. На кухне Джереми и Гасси готовили завтрак.
— Если ты неважно чувствуешь себя с похмелья, как мы все, — сказала Гасси, — возьми в шкафу Алка-Зельтцер.
— Да нет, мне не надо.
Гасси напила мне чашку кофе.
— Тебе положить сахар?
— Конечно нет, она и так достаточно сладкая, — сказал Джереми, улыбнувшись мне. Изумившись, что я не ответила, как обычно, на его шутку, он, протягивая мне чашку, на секунду сжал мои пальцы. Вчера я восприняла бы этот жест, как желание войти со мной в контакт. Сейчас же моя самоуверенность была настолько поколеблена, что я приняла это за случайность.
Взяв кофе, я вышла на палубу. На поручнях висели три пары огромных трусов и самый большой во всем западном полушарии лифчик. Очевидно, Гасси устроила постирушку. Все вокруг было окутано серебристой дымкой. С противоположного берега нежно, как любовники, поднимались бледно-зеленые деревья. Я все еще дрожала. Несмотря на всю эту красоту и солнце я чувствовала себя совершенно опустошенной.
Ко мне подошла Гасси.
— Какая красивая у тебя блуза, — сказала она. — Я тебе завидую, Тави. Даже, если ты плохо себя чувствуешь с похмелья, при твоей замечательной фигуре и роскошных волосах люди все равно будут смотреть на тебя с восхищением. Что касается меня, единственное, что у меня есть, так это лицо, да и то не ахти какое, и если оно такое, — она скосила глаза на окно каюты, — как, например, сегодня, с этим пятном, то мне вообще нечего предложить.
Она взглянула на свою левую руку и поймала отблеск солнца на обручальном кольце.
— Джереми без ума от тебя, — сказала она задумчиво. — Вчера он даже поддразнил меня, сказав, что я должна радоваться тому, что получила это кольцо до того, как он встретил тебя, а то, Бог его знает, как бы все обернулось.
Интересно, зачем Джереми это понадобилось.
— Он не имел права так говорить, — раздраженно заметила я. — Стоит только посмотреть, какими глазами он смотрит на тебя, когда ты этого не видишь.
Польщенная, она взглянула на меня.
— Ты, правда, так считаешь? Мне очень важно это морально. Я не кажусь тебе смешной?
Я покачала головой, а она продолжала:
— Я была убеждена, что Джереми увлечется тобой, я просто была убита этим. Вот почему я так много ела в последнее время, хотя я ни минуты не думала, что инициатива будет исходить от тебя. Ну, в том смысле, что ты же одна из самых моих близких подруг. Во всяком случае так было в школе, и я надеюсь, до сих пор. Но ты такая красивая, что я не была уверена, что он сможет устоять, вы, к тому же, гак великолепно смотритесь вместе. Собственно это и явилось причиной того, что, когда он предложил пригласить тебя на уик-энд, я посоветовала ему пригласить и Гарэта. Гарэт такой привлекательный, и я подумала, что ты увлечешься им, и это удержит Джереми.
Господи, какая же она наивная! Я сосредоточенно прикуривала сигарету. Ну что же мои руки так дрожат?
— Джереми мне очень нравится, — медленно проговорила я. — Он необыкновенно привлекателен, но я уверена, что он абсолютно создан для тебя.
— Я не думаю, что он вообще создан для меня, — сказала Гасси. — И скорей всего он будет мне много изменять, но это оттого, что где-то в глубине он не очень в себе уверен, и ему необходимо время от времени ухаживать за женщинами для самоутверждения. Но я надеюсь, что пока я смогу делать для него все, чтобы он был счастлив, он будет всегда возвращаться ко мне.
Ужаснувшись, я взглянула в ее круглое серьезное лицо.
— И, думая так, ты можешь выходить за него замуж, Гас?
— Да, могу. Я люблю его до боли. И знаю, что не переживу его измен. Но я хотя бы попробую и постараюсь, чтобы моя любовь придала ему уверенности.
Я посмотрела на нее с благоговением. Это был тип женщины, о котором Гарэт говорил прошлой ночью. Верная, любящая, жертвенная, готовая дать больше, чем получить.
На палубу вышел Джереми. Его волосы казались почти белыми на солнце. Я инстинктивно отвернулась.
— Пора бы Гарэту прийти, — сказал он.
— А куда он делся?
— Пошел позвонить каким-то друзьям, которые живут в нескольких милях отсюда, вверх по реке, — ответил Джереми. — Он думает, что мы сможем зайти к ним выпить. Он, наверное, уже несется сейчас со скоростью две мили в секунду.
— А вот и он, — сказала Гасси.
По дорожке, насвистывая, шел Гарэт. Увидев нас, он усмехнулся, прищурив на солнце свои озорные цыганские глаза. Он взбежал на берег и, проигнорировав трап, прыгнул на борт. Бросил взгляд на вывешенное Гасси белье.
— Это что, сигнал? — спросил он. — Англия призывает своих мужчин обслужить Октавию.
— Ты дозвонился? — перебил его Джереми.
Гарэт кивнул.
— Мы очень удачно попали. У них сегодня гости, и они нас всех приглашают. Участок за их домом спускается прямо к реке. Они просят нас причалить часам к пяти. Вы, девушки, смогли бы принять ванну и не спеша принарядиться.
— Как здорово! — сказала Гасси. — Но мне нечего надеть. Надо, наверное, что-нибудь очень модное?
— Не думаю. А в случае чего они что-нибудь тебе одолжат.
Я отвернулась. У меня взмокли ладони. Сама мысль о вечеринке приводила меня в ужас Спиртное, гвалт и незнакомые люди. Это все будут друзья Гарэта, вероятно, такие же крутые, самодовольные и бахвалящиеся, как и сам Гарэт. Он уже, наверное, успел их предупредить обо мне — совсем падшая, с ледяным сердцем женщина!
— Пора в путь, — сказал Джереми. — Я запушу двигатель.
— А я займусь посудой, — сказала я, прошмыгнув на кухню.
Вчерашнюю посуду никто не помыл. Поскольку воды у нас было в обрез, мне пришлось мыть всю эту гору в одной и той же серой жирной жиже.
— Привет! — раздался голос.
В дверях стоял Гарэт. Я застыла, уставившись на пятна желтого жира, плавающие на поверхности воды.
— Привет, — ответила я с деланной непринужденностью. Мне хотелось продемонстрировать ему, что вчерашнее разоблачение меня нисколько не тронуло. Он подошел и положил руку мне на плечо. Я отскочила в сторону, словно он обжег меня.
— Спокойно, — сказал он. — Я только хотел извиниться за прошлую ночь. Не за то, что я сказал, это необходимо было сказать тебе, но мне следовало сделать это более тактично.
— Если ты полагаешь, что меня хоть в какой-то степени задели твои слова, то ты ошибаешься, — сказала я, пытаясь сдержаться. — Черт! Жидкое мыло кончилось!
Мягким движением он снял с меня черные очки.
— Не смей! — закричала я.
Мне совершенно было не к чему, чтобы он увидел мои покрасневшие и опухшие от слез глаза.
— Всему свое время, — сказал он.
Он оттеснил меня в угол. Господи, какой он был здоровый! В этой кухне его габариты подавляли. Попятившись к мойке, я взглянула на свои руки, дрожащие от унижения.
— Почему ты не перестанешь задирать меня, — прошептала я.
Я и раньше прибегала к этому приему: имитировала глубокое волнение, от которого вздымалась моя грудь, но сейчас почувствовала, что не могу остановиться.
Гарэт взял меня за подбородок и приподнял его.
В какой-то момент безумной паники я подумала, не укусить ли его, сделать все, что угодно, только оттолкнуть его от себя, разрушить эту удушающую близость. Тут он отпустил меня и протянул мне мои черные очки.
— Оказывается, ты можешь выглядеть и некрасивой, — удивленно сказал он. — Не знаю почему, но это меня обнадеживает.
— Гарэт! — позвал Джереми. — Ты можешь прийти и открыть ворота шлюза?
— Иду! — крикнул Гарэт.
Поднимаясь по ступенькам, он обернулся.
— Не забудь, теперь твоя очередь надеть поварской колпак и приготовить нам обед.
Только этого мне не хватало! Я открыла холодильник. На меня уставился зловещий глаз здоровенного цыпленка. Как готовят эту отвратительную штуку?
Гасси просунула голову в дверь.
— Гарэт сказан, что ты собираешься приготовить обед. Отлично! Если хочешь, я подготовлю цыпленка, а ты сделаешь то блюдо, которым ты нас угощала. В холодильнике полно сливок и лимонного сока.
Она только что успела позавтракать, а у нее уже снова текли слюнки.
— Спасибо, — вяло сказала я.
Ну почему я была настолько глупа, что выдала деликатес из «Луиджи» за свою стряпню? Каждый раз, как я вспоминаю этот обед, меня бросает то в жар, то в холод. Я так завозилась, что мы не сели за стол раньше трех часов. К этому времени все просто умирали от голода. Я никогда не забуду их голодные лица, на которых стало появляться уныние, когда они сели за стол и обнаружили, что цыпленок пережарен, соус безнадежно испорчен, а переваренный шпинат превратился в несколько стебельков. Но самое худшее произошло с картофелем. Я и понятия не имела, что его надо жарить дольше двадцати минут. Он был твердый, как пули.
— Как жаль, что у нас на борту нет мелкокалиберного оружия, — сказал Гарэт, — мы могли бы целый день отстреливать голубей.
— Очень вкусно, — сказала Гасси, героически жуя абсолютно высохший кусок цыпленка.
Джереми не сказал ничего. Гарэт смеялся до упаду. Он даже и не пытался есть, просто закурил сигару, обкуривая всех, и сказан, что понял, наконец, почему Гасси постоянно говорит о том, как важно хорошо позавтракать.
Я удрала на палубу и сидела, уставившись на плывущие по воде розовые лепестки цвета хаки. Страх и ужас утра быстро перерастали в ненависть к Гарэту. Я решила раз и навсегда расквитаться с ним.
Подошел Джереми и сел рядом со мной.
— Что случилось? — нежно спросил он.
— Ничего, — ответила я. — У меня иногда бывает страшная мигрень, от которой я почти ничего не соображаю. Я очень сожалею, что испортила обед.
— Дьявол с ним! Это неважно. Нам не надо было взваливать на тебя всю готовку. Почему ты не сказана, что плохо себя чувствуешь?
Я улыбнулась ему.
— Это скоро пройдет. Нам обязательно идти на эту вечеринку сегодня?
— Конечно нет, если ты не хочешь. Я хотел пойти только ради того, чтобы войти в комнату вместе с тобой, чтобы все подумали, что ты моя.
— Ты победил, — сказала я.
Он взял меня за руку.
— Ты по-прежнему так сильно настроена против Гарэта?
— Это так очевидно?
Он кивнул.
— Слегка.
Он сорвал листочек с нависшего дерева.
— Гас высказала забавную мысль. Она считает, что ты запуталась, несмотря на всю твою рисовку и искушенность. Она говорит, что тебе нужен кто-то вроде Гарэта, чтобы помочь.
— Как это мило со стороны Гасси заботиться о моем благополучии, — сказала я, стараясь, чтобы по моему голосу не было заметно, что я дрожу от злости.
С другого конца яхты послышался взрыв смеха. Находясь в совершенно параноидном состоянии, я была убеждена, что Гасси и Гарэт смеются надо мной.
— Не мог бы это сделать ты? — спросила я, смотря Джереми прямо в глаза.
— Я был бы рад, — сказал он. — К чему неуместные вопросы.
«Старая история», — подумала я, подкрашиваясь перед тем, как сойти на берег. Теперь он проявляет настойчивость, которая мне уже не нужна. Меня пугани накал страстей и желание в его взгляде. У меня появилось чувство, что я поймала за хвост тигра. Мои мысли обратились к Гасси и Гарэту.
«Ненадежная, несчастливая, запутавшаяся, холодная, жесткая настолько, что можно гранить алмаз». Они устроили мне сегодня судилище. Как смеет эта толстая растрепа Гасси опекать меня, как посмел Гарэт наговорить мне столько горькой правды? Момент наступил. Думаете, что я дрянь? Отлично. Я и буду вести себя соответственно.
Глава одиннадцатая
В середине дня мы шли заливным лугом, направляясь к большому фруктовому саду. Сквозь деревья был виден домик времен королевы Анны.
— Как фамилия этих людей? — спросила Гасси.
— Гамильтон, — ответил Гарэт. — Хескет и Бриджит. У них куча детей, но я не знаю, кто из них дома.
Гасси подобрала в высокой траве яркую вишенку.
— Они симпатичные люди?
— Симпатичные, но совершенно ненормальные, — ответил Гарэт. — У Хескета в роду с одной стороны психические заболевания, с другой — бабушка румынского происхождения, так что они совершенно непредсказуемые.
— Уверена, что это нечто ужасное, — прошептала я Джереми.
Но все оказалось совершенно не так. Хескет Гамильтон, высокий и худой, с очками на кончике носа, в выгоревшем голубом комбинезоне и полосатой шапочке, типа бейсбольной, в сиреневую и белую полоску, защищавшей его от солнца, возился в саду. Волосы его жены, цвета соли с перцем, были забраны сзади в пучок. Она была в видавших виды туфлях и старой юбке из свалявшейся шерсти; покрытой собачьей шерстью, глаза — цвета выгоревшей джинсовой ткани. В общем — милая немногословная пара средних лет. Увидев Гарэта, они страшно обрадовались.
Красивый дом пребывал в страшном беспорядке. Повсюду были разбросаны книги и газеты. Трудно было предположить, что вечером здесь ждали гостей. В окно гостиной светило послеполуденное солнце, заливая ярким светом толстый слой ныли, покрывавшей все вокруг. На ковре, тяжело дыша от жары, лежали собаки всех мастей.
— Мы устроим чай в саду, — сказала Бриджит Гамильтон. — Ты мог бы пойти на кухню и помочь мне принести поднос, Гарэт? Я бы хотела, чтобы ты предупредил меня, если Хескет выпьет лишнего вечером. Мы пригласили довольно много гостей.
Лужайка в саду сбегала к прекрасному цветочному бордюру. Сквозь чугунную арку, увитую алыми розами, виднелись стоящие под ореховым деревом стол и шезлонги.
Гасси, как обычно, была совершенно неистова, ее чувства извергались, как нефтяной фонтан.
— Какой фантастический сад! Моя мама позеленела бы от зависти. Только посмотрите на эти розы! А какие сказочные синие шток-розы!
— Это дельфиниум, — мягко поправил Хескет Гамильтон.
— Да, конечно, — сказала Гасси, нисколько не смутившись. — А эта божественная кошачья мята! Какой запах!
— Он напоминает мне о сексуально-озабоченных котах, — улыбаясь, сказал Хескет.
— Очень любезно с вашей стороны пригласить нас всех на вашу вечеринку, — сказала Гасси, плюхаясь всей своей массой на шезлонг.
«Ее бы надо было перекрестить в Гаши»[2], — подумала я.
На лужайке появился Гарэт с подносом в руках, отворачивая голову от дыма сигары.
— Хескет, ты уже так налился, что «Куин Элизабет» могла бы удержаться на плаву, — сказал он.
Бриджит Гамильтон, руки которой были перепачканы землей после работы в саду, разлила чай в кружки с отбитыми краями и обнесла всех бутербродами.
— Кто из детей дома? — спросил Гарэт.
— Только Лорна, и она не знает о том, что вы должны прийти. Она объезжает свою новую лошадь. Ну не безумие ли это в такую жару. Она уже больше не тот ребенок, которого ты знал, Гарэт, ей будет восемнадцать в августе.
Гарэт усмехнулся.
— Я знаю. Надеюсь, вы ее берегли для меня.
Он принялся за бутерброд с огурцом, огромный, как дверной порог.
— Умираю от голода, — сказал он, бросив взгляд на меня. — Не знаю почему, но я ничего не мог есть за обедом.
Бриджит Гамильтон повернулась ко мне.
— Чем вы занимаетесь в Лондоне? Вы похожи на манекенщицу, или актрису, или что-то в этом роде.
— Она не создана для работы, — произнес Гарэт.
Бриджит посмотрела на него осуждающе.
— Я вижу, ты все такой же грубиян, Гарэт.
Она улыбнулась мне.
— Я никогда в жизни не работала, пока не вышла замуж. Тем не менее, вы, вероятно, встречаетесь со многими интересными людьми.
— Да, конечно, — ответила я.
Она вздохнула.
— С кем бы я хотела познакомиться, так это с Бритт Экланд. Само очарование! Ты бы не хотел познакомиться с Бритт Экланд, Хескет?
— А кто он? — спросил Хескет.
Раздался взрыв смеха, и Бриджит Гамильтон только начала объяснять, что он это она, как хлопнула дверь, раздались быстрые шаги, и в сад вылетела девушка — тоненькая, как лезвие, с шапкой кудрявых волос. Ее веснушчатое лицо сияло. Она была в брюках для верховой езды и красной шелковой блузке. Увидев Гарэта, она взвизгнула от радости.
— Гарэт? Как ты здесь оказался? Как приятно тебя видеть!
Поднявшись из шезлонга, Гарэт взял ее руки в свои и пристально вгляделся в нее.
— Ты стала такой красивой, Лорна.
Она покраснела.
— Господи, неужели я, наконец, превратилась в лебедя?
— Полностью оперившегося, — сказал Гарэт и, наклонившись, поцеловал ее в загорелую щеку. Под нашими любопытными взглядами он был скован в проявлении своих чувств, но я была уверена, что ему хотелось ее обнять и зацеловать до смерти.
— Ты могла бы обратить внимание и на остальных, дорогая, — укоризненно заметила се мать.
— О, простите!
Девушка лучезарно улыбнулась всем нам.
— Я Лорна. Просто я очень обрадовалась, увидев Гарэта. Вы все останетесь на вечеринку, правда? — взволнованно добавила она.
— Мне кажется, нам стоит подумать о том, чтобы вымыть еще несколько стаканов и скатать ковер, — сказал Хескет Гамильтон.
— Мне нужно вымыть голову, — произнесла Бриджит, — только таким путем я смогу отмыть свои ногти.
— Тебе не кажется, что они большие оригиналы? — спросила Гасси позже, когда мы с ней переодевались.
Она крутилась голышом, пытаясь разглядеть свою спину. Ее кожа между огненно красными ногами и такими же плечами была белой, как сало.
— Я не облезаю, правда? — встревоженно спросила она. — Все жутко чешется.
— Немножко воспалилось, — сказала я, злорадно разглядывая несколько крошечных белых волдырей, появившихся на ее спине. Завтра все это полосами слезет.
— Эта Лорна совершенно сокрушительная, да? — продолжала она. — Гарэт готов был ее слопать.
— Ну уж не настолько, — возразила я, поливая себе на голову.
— Да нет, она довольно мила и такая естественна. Вспомни свои семнадцать лет. Все еще впереди, все события, все книги, которые предстоит прочитать, места, которые предстоит посетить. Должна заметить, что красота семнадцатилетней девушки такая свежая, что нам, старым ведьмам, в наши двадцать до них далеко.
— Говори сама за себя, — пробормотала я в раковину.
Нанеся на лицо последний штрих, я поняла, что никогда еще не выглядела лучше. Мои синие глаза сияли на загорелом лице. Только что вымытые и уложенные волосы стали совершенно светлыми, выгорев на солнце. Гасси, к моей радости, выглядела ужасно. Она торчала в окне, когда послышался хруст гравия под колесами.
— О, смотри, кто-то приехал. А, это приходский священник.
— Судя по всему, нам предстоит еще тот вечерок, — сказала я.
— Пора идти. Тебя подождать?
— Нет, я буду готова через минуту. А ты иди.
Я обрадовалась, когда она ушла, так как боялась, что она устроит шум из-за платья, которое я собиралась надеть. Это была короткая туника, серебристая кольчуга с дырками с полкроны. Закрытое по горло спереди, оно было провокационно вырезано сзади. Грудь была едва прикрыта явно маловатыми серебряными кружочками. Под платье я надела лишь телесного цвета трусики, что создавало иллюзию, что на мне вообще ничего нет.
— Как фамилия этих людей? — спросила Гасси.
— Гамильтон, — ответил Гарэт. — Хескет и Бриджит. У них куча детей, но я не знаю, кто из них дома.
Гасси подобрала в высокой траве яркую вишенку.
— Они симпатичные люди?
— Симпатичные, но совершенно ненормальные, — ответил Гарэт. — У Хескета в роду с одной стороны психические заболевания, с другой — бабушка румынского происхождения, так что они совершенно непредсказуемые.
— Уверена, что это нечто ужасное, — прошептала я Джереми.
Но все оказалось совершенно не так. Хескет Гамильтон, высокий и худой, с очками на кончике носа, в выгоревшем голубом комбинезоне и полосатой шапочке, типа бейсбольной, в сиреневую и белую полоску, защищавшей его от солнца, возился в саду. Волосы его жены, цвета соли с перцем, были забраны сзади в пучок. Она была в видавших виды туфлях и старой юбке из свалявшейся шерсти; покрытой собачьей шерстью, глаза — цвета выгоревшей джинсовой ткани. В общем — милая немногословная пара средних лет. Увидев Гарэта, они страшно обрадовались.
Красивый дом пребывал в страшном беспорядке. Повсюду были разбросаны книги и газеты. Трудно было предположить, что вечером здесь ждали гостей. В окно гостиной светило послеполуденное солнце, заливая ярким светом толстый слой ныли, покрывавшей все вокруг. На ковре, тяжело дыша от жары, лежали собаки всех мастей.
— Мы устроим чай в саду, — сказала Бриджит Гамильтон. — Ты мог бы пойти на кухню и помочь мне принести поднос, Гарэт? Я бы хотела, чтобы ты предупредил меня, если Хескет выпьет лишнего вечером. Мы пригласили довольно много гостей.
Лужайка в саду сбегала к прекрасному цветочному бордюру. Сквозь чугунную арку, увитую алыми розами, виднелись стоящие под ореховым деревом стол и шезлонги.
Гасси, как обычно, была совершенно неистова, ее чувства извергались, как нефтяной фонтан.
— Какой фантастический сад! Моя мама позеленела бы от зависти. Только посмотрите на эти розы! А какие сказочные синие шток-розы!
— Это дельфиниум, — мягко поправил Хескет Гамильтон.
— Да, конечно, — сказала Гасси, нисколько не смутившись. — А эта божественная кошачья мята! Какой запах!
— Он напоминает мне о сексуально-озабоченных котах, — улыбаясь, сказал Хескет.
— Очень любезно с вашей стороны пригласить нас всех на вашу вечеринку, — сказала Гасси, плюхаясь всей своей массой на шезлонг.
«Ее бы надо было перекрестить в Гаши»[2], — подумала я.
На лужайке появился Гарэт с подносом в руках, отворачивая голову от дыма сигары.
— Хескет, ты уже так налился, что «Куин Элизабет» могла бы удержаться на плаву, — сказал он.
Бриджит Гамильтон, руки которой были перепачканы землей после работы в саду, разлила чай в кружки с отбитыми краями и обнесла всех бутербродами.
— Кто из детей дома? — спросил Гарэт.
— Только Лорна, и она не знает о том, что вы должны прийти. Она объезжает свою новую лошадь. Ну не безумие ли это в такую жару. Она уже больше не тот ребенок, которого ты знал, Гарэт, ей будет восемнадцать в августе.
Гарэт усмехнулся.
— Я знаю. Надеюсь, вы ее берегли для меня.
Он принялся за бутерброд с огурцом, огромный, как дверной порог.
— Умираю от голода, — сказал он, бросив взгляд на меня. — Не знаю почему, но я ничего не мог есть за обедом.
Бриджит Гамильтон повернулась ко мне.
— Чем вы занимаетесь в Лондоне? Вы похожи на манекенщицу, или актрису, или что-то в этом роде.
— Она не создана для работы, — произнес Гарэт.
Бриджит посмотрела на него осуждающе.
— Я вижу, ты все такой же грубиян, Гарэт.
Она улыбнулась мне.
— Я никогда в жизни не работала, пока не вышла замуж. Тем не менее, вы, вероятно, встречаетесь со многими интересными людьми.
— Да, конечно, — ответила я.
Она вздохнула.
— С кем бы я хотела познакомиться, так это с Бритт Экланд. Само очарование! Ты бы не хотел познакомиться с Бритт Экланд, Хескет?
— А кто он? — спросил Хескет.
Раздался взрыв смеха, и Бриджит Гамильтон только начала объяснять, что он это она, как хлопнула дверь, раздались быстрые шаги, и в сад вылетела девушка — тоненькая, как лезвие, с шапкой кудрявых волос. Ее веснушчатое лицо сияло. Она была в брюках для верховой езды и красной шелковой блузке. Увидев Гарэта, она взвизгнула от радости.
— Гарэт? Как ты здесь оказался? Как приятно тебя видеть!
Поднявшись из шезлонга, Гарэт взял ее руки в свои и пристально вгляделся в нее.
— Ты стала такой красивой, Лорна.
Она покраснела.
— Господи, неужели я, наконец, превратилась в лебедя?
— Полностью оперившегося, — сказал Гарэт и, наклонившись, поцеловал ее в загорелую щеку. Под нашими любопытными взглядами он был скован в проявлении своих чувств, но я была уверена, что ему хотелось ее обнять и зацеловать до смерти.
— Ты могла бы обратить внимание и на остальных, дорогая, — укоризненно заметила се мать.
— О, простите!
Девушка лучезарно улыбнулась всем нам.
— Я Лорна. Просто я очень обрадовалась, увидев Гарэта. Вы все останетесь на вечеринку, правда? — взволнованно добавила она.
— Мне кажется, нам стоит подумать о том, чтобы вымыть еще несколько стаканов и скатать ковер, — сказал Хескет Гамильтон.
— Мне нужно вымыть голову, — произнесла Бриджит, — только таким путем я смогу отмыть свои ногти.
— Тебе не кажется, что они большие оригиналы? — спросила Гасси позже, когда мы с ней переодевались.
Она крутилась голышом, пытаясь разглядеть свою спину. Ее кожа между огненно красными ногами и такими же плечами была белой, как сало.
— Я не облезаю, правда? — встревоженно спросила она. — Все жутко чешется.
— Немножко воспалилось, — сказала я, злорадно разглядывая несколько крошечных белых волдырей, появившихся на ее спине. Завтра все это полосами слезет.
— Эта Лорна совершенно сокрушительная, да? — продолжала она. — Гарэт готов был ее слопать.
— Ну уж не настолько, — возразила я, поливая себе на голову.
— Да нет, она довольно мила и такая естественна. Вспомни свои семнадцать лет. Все еще впереди, все события, все книги, которые предстоит прочитать, места, которые предстоит посетить. Должна заметить, что красота семнадцатилетней девушки такая свежая, что нам, старым ведьмам, в наши двадцать до них далеко.
— Говори сама за себя, — пробормотала я в раковину.
Нанеся на лицо последний штрих, я поняла, что никогда еще не выглядела лучше. Мои синие глаза сияли на загорелом лице. Только что вымытые и уложенные волосы стали совершенно светлыми, выгорев на солнце. Гасси, к моей радости, выглядела ужасно. Она торчала в окне, когда послышался хруст гравия под колесами.
— О, смотри, кто-то приехал. А, это приходский священник.
— Судя по всему, нам предстоит еще тот вечерок, — сказала я.
— Пора идти. Тебя подождать?
— Нет, я буду готова через минуту. А ты иди.
Я обрадовалась, когда она ушла, так как боялась, что она устроит шум из-за платья, которое я собиралась надеть. Это была короткая туника, серебристая кольчуга с дырками с полкроны. Закрытое по горло спереди, оно было провокационно вырезано сзади. Грудь была едва прикрыта явно маловатыми серебряными кружочками. Под платье я надела лишь телесного цвета трусики, что создавало иллюзию, что на мне вообще ничего нет.