Джилли Купер
Октавия
Глава первая
Я влюбилась в Джереми Уэста с первого взгляда.
Я сидела в «Арабелле», наблюдая за танцующими, если только их бестолковые движения можно было назвать танцем, как вдруг, отодвинув бамбуковую занавеску, вошел светловолосый парень и остановился, отыскивая глазами официантку.
Несмотря на обычный для «Арабеллы» интимный полумрак, было видно, что парень очень хорош собой. Высокий и стройный. Хорошо вылепленное лицо. А глаза! Миндалевидные, мечтательные, как у Рудольфа Нуриева.
Подошла пышногрудная официантка. Мне было интересно, прореагирует ли он на ее прелести. Нет, остался равнодушен. Она проводила его к столику через один от нашего. Было заметно, что он кого-то ждет.
Бамбуковая занавеска раздвинулась, пропустив пухлую девушку. Она остановилась, моргая близорукими глазами. Поднявшись, парень помахал ей рукой. В улыбке, озарившей ее лицо, было что-то удивительно знакомое. И тут я узнала ее. Да это же Гасси Форбис, с которой мы учились в одной школе. Уму не постижимо, как ей удалось закадрить такого потрясающего парня!
— Смотри-ка, — сказала я, толкнув Чарли. — Гасси Форбис. Мы учились вместе в школе.
Чарли вгляделся, опустив очень темные очки, которые он носит исключительно для того, чтобы усилить свое сходство с мафиози.
— Она не выдерживает никакого сравнения с тобой, — заметил он. — Бьюсь об заклад, что в женских журналах ее привлекают статьи не о диетах, а об очаровании форм. Подозреваю, что тебе так и хочется кинуться к ней и пуститься в воспоминания о ваших проделках и волосатой училке французского.
Я уже не слушала.
— Ты только посмотри, — продолжала я, — он заказывает шампанское. Тебе не кажется, что они что-то празднуют?
— Не представляю, что можно праздновать с подобной подружкой, — заметил Чарли, подзывая официантку и заказывая еще виски.
Чарли — чрезвычайно преуспевающий нувориш, молодой, и вроде меня, ничем не обремененный. Его не интересует никто, кроме тех, кто может способствовать его карьере или положительно повлиять на его репутацию. Именно теперь, когда он мне наскучил, он воспылал ко мне страстью. Меня это скорее утомляло, чем беспокоило. Я привыкла к окружению поклонников. Если дать ему отставку он будет недели две нянчиться со своей уязвленной гордостью, а потом сменит цвет «феррари» и пустится в следующую авантюру.
Я не могла оторвать глаз от парня, который заказывал шампанское для Гасси Форбис. Она потянулась к нему со своим бокалом, он взял ее за руку и улыбнулся. У него была красивая мягкая улыбка, которая очень ему шла. Теперь он гладил ее по щеке. Это была какая-то мистика.
Чарли, не умолкая, болтал о магазине модной мужской одежды, владельцем которого он являлся: кто туда заходил, как трудно было подобрать подходящий персонал и прочее. Гасси и ее спутник встали, собираясь танцевать. Он двигался легко, с грацией дикой кошки. Гасси скакала рядом, размахивая руками и вихляя мощным задом. Больше всего она была похожа на слоненка, которого загнали в крохотный бассейн.
Чарли извлек золотой портсигар, прикурил две сигареты и одну протянул мне. Несмотря на вкрадчиво-сексуальные манеры он был далеко не Кэри Грант.
Гасси теперь трясла своими волосами.
— В школе ее так и не научили танцевать, — заметил Чарли, страшно развлекаясь, наблюдая за ней.
— Она тогда была чуть ли не самой высокой из нас, поэтому всегда танцевала за кавалера.
Танцующих прибавилось, и Гасси и ее спутник двигались теперь, тесно прижавшись друг к другу. Он касался щекой ее волос, лениво обводя взглядом все вокруг. Ее глаза были прикрыты в экстазе, по лицу блуждала бессмысленная улыбка. Боже мой, да ее же совершенно развезло, как когда-то в школе! Осушив свой бокал, Чарли положил руку мне на колено.
— Пойдем? — предложил он.
— Подожди, давай выпьем еще.
Музыка смолкла. Они возвращались на свое место, направляясь мимо нашего столика. Я взъерошила волосы и прикрыла прядью один глаз.
— Привет, Гасси, — сказала я громко.
— Ради Бога! — зашептал Чарли. Гасси, моргая, вглядывалась в полумрак.
— Сюда, — позвала я.
Тут она заметила меня и с непосредственностью школьницы завопила:
— Господи, не может быть, Октавия! Неужели это ты?
— Ну, конечно, я. Иди сюда, выпьем.
Гасси протискивалась между столиками. Ее порозовевшее лицо светилось возбуждением, грудь вздымалась от усилий.
— Как приятно тебя видеть. — Она поцеловала меня в подставленную щеку. — Выглядишь потрясающе!
Она подтолкнула блондина вперед.
— Это Джереми Уэст. У нас сегодня особенный вечер: мы помолвлены.
Ах вот почему шампанское. Ну что ж, помолвлены, это еще не женаты.
— Примите поздравления, — сказала я, бросив на Джереми Уэста один из моих долгих тяжелых томных взглядов. — Потрясающе!
Он улыбнулся в ответ.
— А разве нет?
— Джереми, дорогой, — застрекотала Гасси, — Это Октавия Бреннан. Мы учились вместе в школе, в одном классе, правда не очень долго. Октавия сделала нечто совершенно ужасное: съела одно из яблок, предназначенных для церковного праздника урожая, и ее исключили. После этого жизнь здорово поскучнела!
— Могу себе представить, — произнес Джереми Уэст.
О, какой вымученной была его улыбка!
— А это Чарлз Марчини, — в свою очередь представила я.
Чарли загадочно кивнул. Со своей физиономией мексиканского бандита, в замшевом костюме цвета молодого лосося и темно-серой рубашке, он выглядел одновременно зловеще и эффектно. Любой девушке было бы не стыдно появиться в его обществе.
— Почему бы нам всем не выпить? — спросила я, не обращая никакого внимания на последовавший от Чарли злобный пинок.
Гасси взглянула на Джереми.
— Почему бы и нет? — ответила она.
Он кивнул.
— Чарли, попроси официантку поставить дополнительные стулья, — сказала я.
— Что вы пили? — мрачно спросил Чарли.
— Шампанское, — сказала я, — они празднуют.
— Мне уже хватит, я и так навеселе, — сказала Гасси. — Можно мне оранжад?
Я давно заметила, что она опьянела.
— А ты будешь шампанское? — спросил Чарли, обращаясь к Джереми.
— Я предпочел бы виски. Разреши мне заплатить за этот заход.
Чарли покачал головой и подозвал официантку.
— Вы действительно сегодня помолвлены? — спросила я.
— Вчера, — ответила Гасси, поправляя бретельку лифчика на белом пухлом плече.
— А кольцо у тебя уже есть?
— Да, Красивое, правда?
Она продемонстрировала руку с короткими, похожими на обрубки, пальцами, в жизни не видавшими маникюра. На среднем пальце сверкало старинное кольцо — тонкая золотая косичка в обрамлении рубинов и жемчуга.
— Джереми выбирал.
Естественно, он выберет что-нибудь нежное, вроде этого. Любой из моих воздыхателей подарил бы мне бриллианты или сапфиры величиной с яйцо чайки, не меньше.
— Великолепное, — сказала я, взглянув сквозь прядь волос на Джереми. — Счастливая ты, Гасси. Не так часто встретишь в наше время красивого мужчину с изысканным вкусом.
Чарли, делающий заказ, пропустил это замечание мимо ушей. Джереми слегка покраснел.
— Правда ведь, он красивый? — вздохнула Гасси. — Я стараюсь время от времени ущипнуть себя, чтобы убедиться, что мне это не приснилось и он действительно выбрал такую клячу, как я.
— Когда вы обе закончите обсуждать меня, как породистого быка… — беззлобно начал Джереми и поправил Гасси выбившуюся прядь.
Принесли напитки.
— О, огромное спасибо, очень любезно с вашей стороны, — произнесла Гасси, лучезарно улыбнувшись Чарли.
Я сразу вспомнила, как она всегда до смешного рассыпалась в благодарностях за каждый пустяк.
— Какой красивый костюм, — добавила она с завистью. — Джереми выглядел бы в таком божественно, но он такой старомодный.
Я ждала, что Чарли поморщится, но этого не произошло. Вместо этого он начал рассказывать ей о своем магазине. Это была еще одна ее особенность. Ей всегда удавалось вызывать людей на откровенность и при этом производить впечатление заинтересованного слушателя.
Я устремила на Джереми долгий загадочный взгляд. Он первый опустил глаза и отпил виски.
— Совсем другое дело. Я никогда не был в восторге от шампанского.
— А я люблю выпить шампанского за завтраком, — сказала я. — Когда ваша свадьба?
— Мы предполагаем в ноябре.
— В ноябре? Зачем же так долго ждать?
— У меня в данный момент финансовые проблемы, которые мне не хотелось бы навешивать на Гасси.
Насколько я помнила у Гасси имелись какие-то собственные средства.
— Чем ты занимаешься?
— Я в издательском бизнесе. Редактор. И немного пишу сам.
— Что именно?
— Стихи, иногда критические статьи, разные обозрения. Этим особенно не заработаешь.
Он и в самом деле был похож на поэта с синими глазами и длинными светлыми волосами. В то же время он не казался изнеженным. Его рот и подбородок свидетельствовали о твердом характере. Я достала сигарету. Он поднес зажигалку. Прикрывая огонек, я задержала его руку, поглядывая на него из-под ресниц. Он безусловно чувствовал, что между нами возникло некое электрическое поле. Он спрятал зажигалку.
— Почему тебя назвали Октавией?
— Я родилась двадцать пятого октября. Моя мать уже оставила к тому времени моего отца и была по уши влюблена в другого. Меньше всего она испытывала радость от моего появления на свет и не собиралась утруждать себя поисками подходящего имени. Поэтому она и назвала меня в честь месяца моего рождения. Дурацкое имя.
— Красивое имя и тебе идет. Твоя мать потом вышла замуж за того, в кого была влюблена?
— О нет, совсем за другого, потом еще за одного, потом еще. Мой отец тоже был женат дважды. Он уже умер. А сводным братьям и сестрам я и счет потеряла.
— Должно быть, тебе было нелегко. У меня тоже семья неблагополучная, но не до такой степени. Ты встречаешься со своей матерью?
— Редко. В основном, когда она приезжает в Лондон. Мне трудно заставить себя ездить к ней: ненавижу сцены. Сейчас она в подавленном состоянии. Стареет, и на нее все чаще находят ужасные приступы сентиментальных воспоминаний о моем отце, что приводит в бешенство ее нынешнего мужа.
Сколько нежности и сострадания было сейчас в его глазах, и какие невероятно длинные у него ресницы!
— Прости, — сказала я, стараясь говорить тем слегка прерывистым и осевшим голосом, который я вырабатывала годами. — Я не хотела утомлять тебя подробностями моей семейной истории. Обычно я не распространяюсь об этом.
Ложь. На самом деле это был первый этап разработанной мною стратегии обольщения — дать почувствовать, что мне необходимо покровительство.
— Я польщен тем, что ты поделилась со мной, — проговорил он.
— Как вы встретились?
— Гасси временно заменяла мою секретаршу, когда та уехала на лыжный курорт, печатала мне. Нельзя сказать, что она отличалась большим умением, приходилось перепечатывать каждое письмо по несколько раз. К тому же она раскладывала их, путая конверты. При всем этом она была так мила, что, когда моя суперквалифицированная секретарша вернулась и восстановила порядок, я почувствовал, что мне недостает Гас. Я стал звонить в агентство, в котором она работала, встречаться с ней. Вот так все и произошло.
— Ничего удивительного, она такая прелесть! — сказала я, очень надеясь, что он не заметит чудовищной фальши в моем голосе. — В школе она всегда защищала меня от нападок.
— Да, ты ей нравишься.
Было очевидно, что Чарли ей нравится тоже.
— Однажды, я честно пыталась сидеть на диете, — откровенничала она. — День за днем, неделю за неделей я ничего не ела, кроме латука и отварной рыбы. В результате, через шесть недель я потеряла… полдюйма в росте.
Она истерически захохотала. Чарли и Джереми засмеялись.
Зазвучал последний хит Роллинг Стоунз. Я наклонилась вперед, прижав локти так, чтобы моя грудь стала еще соблазнительней. И заметила, как Джереми, взглянув на нее, быстро отвел взгляд.
— Я просто без ума от этой мелодии, — сказала я.
— Чего же мы ждем? — отозвался Чарли, поднимаясь.
Танцевать я люблю больше всего на свете. Танцы освобождают мое тело от напряжения, а душу — от всего дурного.
Я была в золотистой полупрозрачной тупике, точно такого цвета, как мои волосы. На шее — множество золотых цепочек. Я чувствовала себя морской водорослью, плывущей по волнам музыки то в одну сторону, то в другую. Я видела, что все смотрят на меня: женщины с завистью, мужчины с вожделением.
Чарли тоже прекрасно танцует. Его тело становится словно резиновым. Никогда он мне так не нравится, как во время танца. Сквозь пелену золотых волос я видела, что Джереми наблюдает за мной. Повернувшись, он что-то сказал Гасси. Она засмеялась и посмотрела в мою сторону. Музыка смолкла, и мы с Чарли, держась за руки, возвратились к нашему столу.
— Нам пора, — провозгласила я, полагая, что это идеальный сигнал к уходу.
— Идете домой? — спросила Гасси.
— Нет, в другое место, — ответил Чарли. — Один мой приятель только что открыл свое заведение. Хотите пойти? — спросил он, сменив гнев на милость.
Джереми взглянул на Гасси. Та покачала головой.
— Нам обоим завтра рано вставать. Дай мне свой телефон, Октавия. Мы должны поддерживать контакт.
— Конечно, должны, — подтвердила я, самым бессовестным образом уставившись на Джереми. — Вы оба непременно должны прийти ко мне в гости.
— Мы будем очень рады, — ответил он, делая ударение на слове «мы».
Уже вернувшись домой, я все еще продолжала витать в облаках, не в силах согнать с лица плотоядную усмешку, напоминая самой себе Чеширского кота, торжествующего победу. Когда лифт взлетал на верхний этаж, где находилась моя квартира, у меня возникло чувство, что он вознесет меня через крышу прямо к звездам.
Квартира у меня прекрасная. Александр, мой брат, большой специалист по интерьерам, помог мне ее красиво декорировать. Попадая ко мне в первый раз, люди немели от восхищения. Огромные роскошные растения, плотно расставленные в торцах вытянутой гостиной, создают эффект джунглей. Одну стену целиком занимает окно с видом на подсвеченные платаны Грин-парка.
Сбросив туфли, я почувствовала, как ноги мои утопают в пушистом белом ковре.
Тут зазвонил телефон.
— Послушай, — попросила я Чарли.
— Да, — сказал он, сняв трубку. — Какой-то Рикардо и, видимо, откуда-то издалека, — произнес он.
— Его разрывает от страстного желания, — проговорила я, беря трубку. — Пойди, принеси бутылку из холодильника, дорогой, — добавила я громко, так, чтобы Рикардо мог услышать.
— Привет, мой милый, — сказала я Рикардо.
Когда я, закончив разговор, вошла в спальню, Чарли, раздевшись, лежал на светлом меховом покрывале, потягивая шампанское, красивый и мрачный. На стене над его головой красовалась моя любимая картина. Итальянский мастер, XVI век, масло: Адам и Ева в райском саду в окружении множества животных и птиц.
«Очень важно, — утверждает мой брат, — чтобы над постелью висело что-нибудь ласкающее взор, что помогает разогнать скуку любовных игр».
Я изучила эту картину до мельчайших деталей.
Не обращая внимания на Чарли, я не спеша разделась и села за туалетный столик, любуясь своим отражением в тройном зеркале. То, что я в нем видела, мне очень нравилось. В мягком свете кожа моя казалась персиковой. С изяществом фигуры контрастировала тяжелая грудь. Сладострастным движением я начала расчесывать волосы.
— Кто такой этот Рикардо? — спросил Чарли, стараясь казаться невозмутимым.
— Довольно продолжительный этап моей прошлой жизни, — ответила я. — Ты же знаешь, итальянцы — моя слабость.
Чарли засмеялся.
— Надеюсь, в прошлом.
Он встал, пересек комнату и, остановившись позади меня, начал гладить мои плечи. Его тело казалось черным от загара под солнцем Марбельи. Он наклонил голову, чтобы поцеловать меня. В его темных волосах заблестели золотые пряди.
Мы смотрелись потрясающе, ну прямо кадр из фильма Феллини.
— Пойдем, Нарцисс, — сказал он, — пора ложиться.
Позже он потянулся за шампанским и протянул мне бокал.
— Боже, ты сегодня была восхитительна, — сонно пробормотал он, пока я изучала свое, хотя теперь не столь прекрасное, но все еще привлекательное отражение в зеркале напротив. — Что на тебя напало?
— Ты напал, — ответила я и тихо засмеялась.
Не объяснять же ему, что все время, что мы предавались любви, я призывала все свое воображение, представляя на его месте Джереми Уэста.
Он тут же уснул, продолжая обнимать меня. Было ужасно жарко. Я выскользнула из его объятий и легла на спину, думая о Джереми, вызывая в памяти каждую черточку его лица и каждое его слово, обращенное ко мне. То обстоятельство, что он был помолвлен с Гасси, ничуть меня не смущало, наоборот, добавляло азарта.
В конце концов я встала, прошла в ванную, тщательно сняла всю косметику и щедро нанесла крем на все тело. Потом взяла пару таблеток снотворного и уснула глубоким сном.
Я сидела в «Арабелле», наблюдая за танцующими, если только их бестолковые движения можно было назвать танцем, как вдруг, отодвинув бамбуковую занавеску, вошел светловолосый парень и остановился, отыскивая глазами официантку.
Несмотря на обычный для «Арабеллы» интимный полумрак, было видно, что парень очень хорош собой. Высокий и стройный. Хорошо вылепленное лицо. А глаза! Миндалевидные, мечтательные, как у Рудольфа Нуриева.
Подошла пышногрудная официантка. Мне было интересно, прореагирует ли он на ее прелести. Нет, остался равнодушен. Она проводила его к столику через один от нашего. Было заметно, что он кого-то ждет.
Бамбуковая занавеска раздвинулась, пропустив пухлую девушку. Она остановилась, моргая близорукими глазами. Поднявшись, парень помахал ей рукой. В улыбке, озарившей ее лицо, было что-то удивительно знакомое. И тут я узнала ее. Да это же Гасси Форбис, с которой мы учились в одной школе. Уму не постижимо, как ей удалось закадрить такого потрясающего парня!
— Смотри-ка, — сказала я, толкнув Чарли. — Гасси Форбис. Мы учились вместе в школе.
Чарли вгляделся, опустив очень темные очки, которые он носит исключительно для того, чтобы усилить свое сходство с мафиози.
— Она не выдерживает никакого сравнения с тобой, — заметил он. — Бьюсь об заклад, что в женских журналах ее привлекают статьи не о диетах, а об очаровании форм. Подозреваю, что тебе так и хочется кинуться к ней и пуститься в воспоминания о ваших проделках и волосатой училке французского.
Я уже не слушала.
— Ты только посмотри, — продолжала я, — он заказывает шампанское. Тебе не кажется, что они что-то празднуют?
— Не представляю, что можно праздновать с подобной подружкой, — заметил Чарли, подзывая официантку и заказывая еще виски.
Чарли — чрезвычайно преуспевающий нувориш, молодой, и вроде меня, ничем не обремененный. Его не интересует никто, кроме тех, кто может способствовать его карьере или положительно повлиять на его репутацию. Именно теперь, когда он мне наскучил, он воспылал ко мне страстью. Меня это скорее утомляло, чем беспокоило. Я привыкла к окружению поклонников. Если дать ему отставку он будет недели две нянчиться со своей уязвленной гордостью, а потом сменит цвет «феррари» и пустится в следующую авантюру.
Я не могла оторвать глаз от парня, который заказывал шампанское для Гасси Форбис. Она потянулась к нему со своим бокалом, он взял ее за руку и улыбнулся. У него была красивая мягкая улыбка, которая очень ему шла. Теперь он гладил ее по щеке. Это была какая-то мистика.
Чарли, не умолкая, болтал о магазине модной мужской одежды, владельцем которого он являлся: кто туда заходил, как трудно было подобрать подходящий персонал и прочее. Гасси и ее спутник встали, собираясь танцевать. Он двигался легко, с грацией дикой кошки. Гасси скакала рядом, размахивая руками и вихляя мощным задом. Больше всего она была похожа на слоненка, которого загнали в крохотный бассейн.
Чарли извлек золотой портсигар, прикурил две сигареты и одну протянул мне. Несмотря на вкрадчиво-сексуальные манеры он был далеко не Кэри Грант.
Гасси теперь трясла своими волосами.
— В школе ее так и не научили танцевать, — заметил Чарли, страшно развлекаясь, наблюдая за ней.
— Она тогда была чуть ли не самой высокой из нас, поэтому всегда танцевала за кавалера.
Танцующих прибавилось, и Гасси и ее спутник двигались теперь, тесно прижавшись друг к другу. Он касался щекой ее волос, лениво обводя взглядом все вокруг. Ее глаза были прикрыты в экстазе, по лицу блуждала бессмысленная улыбка. Боже мой, да ее же совершенно развезло, как когда-то в школе! Осушив свой бокал, Чарли положил руку мне на колено.
— Пойдем? — предложил он.
— Подожди, давай выпьем еще.
Музыка смолкла. Они возвращались на свое место, направляясь мимо нашего столика. Я взъерошила волосы и прикрыла прядью один глаз.
— Привет, Гасси, — сказала я громко.
— Ради Бога! — зашептал Чарли. Гасси, моргая, вглядывалась в полумрак.
— Сюда, — позвала я.
Тут она заметила меня и с непосредственностью школьницы завопила:
— Господи, не может быть, Октавия! Неужели это ты?
— Ну, конечно, я. Иди сюда, выпьем.
Гасси протискивалась между столиками. Ее порозовевшее лицо светилось возбуждением, грудь вздымалась от усилий.
— Как приятно тебя видеть. — Она поцеловала меня в подставленную щеку. — Выглядишь потрясающе!
Она подтолкнула блондина вперед.
— Это Джереми Уэст. У нас сегодня особенный вечер: мы помолвлены.
Ах вот почему шампанское. Ну что ж, помолвлены, это еще не женаты.
— Примите поздравления, — сказала я, бросив на Джереми Уэста один из моих долгих тяжелых томных взглядов. — Потрясающе!
Он улыбнулся в ответ.
— А разве нет?
— Джереми, дорогой, — застрекотала Гасси, — Это Октавия Бреннан. Мы учились вместе в школе, в одном классе, правда не очень долго. Октавия сделала нечто совершенно ужасное: съела одно из яблок, предназначенных для церковного праздника урожая, и ее исключили. После этого жизнь здорово поскучнела!
— Могу себе представить, — произнес Джереми Уэст.
О, какой вымученной была его улыбка!
— А это Чарлз Марчини, — в свою очередь представила я.
Чарли загадочно кивнул. Со своей физиономией мексиканского бандита, в замшевом костюме цвета молодого лосося и темно-серой рубашке, он выглядел одновременно зловеще и эффектно. Любой девушке было бы не стыдно появиться в его обществе.
— Почему бы нам всем не выпить? — спросила я, не обращая никакого внимания на последовавший от Чарли злобный пинок.
Гасси взглянула на Джереми.
— Почему бы и нет? — ответила она.
Он кивнул.
— Чарли, попроси официантку поставить дополнительные стулья, — сказала я.
— Что вы пили? — мрачно спросил Чарли.
— Шампанское, — сказала я, — они празднуют.
— Мне уже хватит, я и так навеселе, — сказала Гасси. — Можно мне оранжад?
Я давно заметила, что она опьянела.
— А ты будешь шампанское? — спросил Чарли, обращаясь к Джереми.
— Я предпочел бы виски. Разреши мне заплатить за этот заход.
Чарли покачал головой и подозвал официантку.
— Вы действительно сегодня помолвлены? — спросила я.
— Вчера, — ответила Гасси, поправляя бретельку лифчика на белом пухлом плече.
— А кольцо у тебя уже есть?
— Да, Красивое, правда?
Она продемонстрировала руку с короткими, похожими на обрубки, пальцами, в жизни не видавшими маникюра. На среднем пальце сверкало старинное кольцо — тонкая золотая косичка в обрамлении рубинов и жемчуга.
— Джереми выбирал.
Естественно, он выберет что-нибудь нежное, вроде этого. Любой из моих воздыхателей подарил бы мне бриллианты или сапфиры величиной с яйцо чайки, не меньше.
— Великолепное, — сказала я, взглянув сквозь прядь волос на Джереми. — Счастливая ты, Гасси. Не так часто встретишь в наше время красивого мужчину с изысканным вкусом.
Чарли, делающий заказ, пропустил это замечание мимо ушей. Джереми слегка покраснел.
— Правда ведь, он красивый? — вздохнула Гасси. — Я стараюсь время от времени ущипнуть себя, чтобы убедиться, что мне это не приснилось и он действительно выбрал такую клячу, как я.
— Когда вы обе закончите обсуждать меня, как породистого быка… — беззлобно начал Джереми и поправил Гасси выбившуюся прядь.
Принесли напитки.
— О, огромное спасибо, очень любезно с вашей стороны, — произнесла Гасси, лучезарно улыбнувшись Чарли.
Я сразу вспомнила, как она всегда до смешного рассыпалась в благодарностях за каждый пустяк.
— Какой красивый костюм, — добавила она с завистью. — Джереми выглядел бы в таком божественно, но он такой старомодный.
Я ждала, что Чарли поморщится, но этого не произошло. Вместо этого он начал рассказывать ей о своем магазине. Это была еще одна ее особенность. Ей всегда удавалось вызывать людей на откровенность и при этом производить впечатление заинтересованного слушателя.
Я устремила на Джереми долгий загадочный взгляд. Он первый опустил глаза и отпил виски.
— Совсем другое дело. Я никогда не был в восторге от шампанского.
— А я люблю выпить шампанского за завтраком, — сказала я. — Когда ваша свадьба?
— Мы предполагаем в ноябре.
— В ноябре? Зачем же так долго ждать?
— У меня в данный момент финансовые проблемы, которые мне не хотелось бы навешивать на Гасси.
Насколько я помнила у Гасси имелись какие-то собственные средства.
— Чем ты занимаешься?
— Я в издательском бизнесе. Редактор. И немного пишу сам.
— Что именно?
— Стихи, иногда критические статьи, разные обозрения. Этим особенно не заработаешь.
Он и в самом деле был похож на поэта с синими глазами и длинными светлыми волосами. В то же время он не казался изнеженным. Его рот и подбородок свидетельствовали о твердом характере. Я достала сигарету. Он поднес зажигалку. Прикрывая огонек, я задержала его руку, поглядывая на него из-под ресниц. Он безусловно чувствовал, что между нами возникло некое электрическое поле. Он спрятал зажигалку.
— Почему тебя назвали Октавией?
— Я родилась двадцать пятого октября. Моя мать уже оставила к тому времени моего отца и была по уши влюблена в другого. Меньше всего она испытывала радость от моего появления на свет и не собиралась утруждать себя поисками подходящего имени. Поэтому она и назвала меня в честь месяца моего рождения. Дурацкое имя.
— Красивое имя и тебе идет. Твоя мать потом вышла замуж за того, в кого была влюблена?
— О нет, совсем за другого, потом еще за одного, потом еще. Мой отец тоже был женат дважды. Он уже умер. А сводным братьям и сестрам я и счет потеряла.
— Должно быть, тебе было нелегко. У меня тоже семья неблагополучная, но не до такой степени. Ты встречаешься со своей матерью?
— Редко. В основном, когда она приезжает в Лондон. Мне трудно заставить себя ездить к ней: ненавижу сцены. Сейчас она в подавленном состоянии. Стареет, и на нее все чаще находят ужасные приступы сентиментальных воспоминаний о моем отце, что приводит в бешенство ее нынешнего мужа.
Сколько нежности и сострадания было сейчас в его глазах, и какие невероятно длинные у него ресницы!
— Прости, — сказала я, стараясь говорить тем слегка прерывистым и осевшим голосом, который я вырабатывала годами. — Я не хотела утомлять тебя подробностями моей семейной истории. Обычно я не распространяюсь об этом.
Ложь. На самом деле это был первый этап разработанной мною стратегии обольщения — дать почувствовать, что мне необходимо покровительство.
— Я польщен тем, что ты поделилась со мной, — проговорил он.
— Как вы встретились?
— Гасси временно заменяла мою секретаршу, когда та уехала на лыжный курорт, печатала мне. Нельзя сказать, что она отличалась большим умением, приходилось перепечатывать каждое письмо по несколько раз. К тому же она раскладывала их, путая конверты. При всем этом она была так мила, что, когда моя суперквалифицированная секретарша вернулась и восстановила порядок, я почувствовал, что мне недостает Гас. Я стал звонить в агентство, в котором она работала, встречаться с ней. Вот так все и произошло.
— Ничего удивительного, она такая прелесть! — сказала я, очень надеясь, что он не заметит чудовищной фальши в моем голосе. — В школе она всегда защищала меня от нападок.
— Да, ты ей нравишься.
Было очевидно, что Чарли ей нравится тоже.
— Однажды, я честно пыталась сидеть на диете, — откровенничала она. — День за днем, неделю за неделей я ничего не ела, кроме латука и отварной рыбы. В результате, через шесть недель я потеряла… полдюйма в росте.
Она истерически захохотала. Чарли и Джереми засмеялись.
Зазвучал последний хит Роллинг Стоунз. Я наклонилась вперед, прижав локти так, чтобы моя грудь стала еще соблазнительней. И заметила, как Джереми, взглянув на нее, быстро отвел взгляд.
— Я просто без ума от этой мелодии, — сказала я.
— Чего же мы ждем? — отозвался Чарли, поднимаясь.
Танцевать я люблю больше всего на свете. Танцы освобождают мое тело от напряжения, а душу — от всего дурного.
Я была в золотистой полупрозрачной тупике, точно такого цвета, как мои волосы. На шее — множество золотых цепочек. Я чувствовала себя морской водорослью, плывущей по волнам музыки то в одну сторону, то в другую. Я видела, что все смотрят на меня: женщины с завистью, мужчины с вожделением.
Чарли тоже прекрасно танцует. Его тело становится словно резиновым. Никогда он мне так не нравится, как во время танца. Сквозь пелену золотых волос я видела, что Джереми наблюдает за мной. Повернувшись, он что-то сказал Гасси. Она засмеялась и посмотрела в мою сторону. Музыка смолкла, и мы с Чарли, держась за руки, возвратились к нашему столу.
— Нам пора, — провозгласила я, полагая, что это идеальный сигнал к уходу.
— Идете домой? — спросила Гасси.
— Нет, в другое место, — ответил Чарли. — Один мой приятель только что открыл свое заведение. Хотите пойти? — спросил он, сменив гнев на милость.
Джереми взглянул на Гасси. Та покачала головой.
— Нам обоим завтра рано вставать. Дай мне свой телефон, Октавия. Мы должны поддерживать контакт.
— Конечно, должны, — подтвердила я, самым бессовестным образом уставившись на Джереми. — Вы оба непременно должны прийти ко мне в гости.
— Мы будем очень рады, — ответил он, делая ударение на слове «мы».
Уже вернувшись домой, я все еще продолжала витать в облаках, не в силах согнать с лица плотоядную усмешку, напоминая самой себе Чеширского кота, торжествующего победу. Когда лифт взлетал на верхний этаж, где находилась моя квартира, у меня возникло чувство, что он вознесет меня через крышу прямо к звездам.
Квартира у меня прекрасная. Александр, мой брат, большой специалист по интерьерам, помог мне ее красиво декорировать. Попадая ко мне в первый раз, люди немели от восхищения. Огромные роскошные растения, плотно расставленные в торцах вытянутой гостиной, создают эффект джунглей. Одну стену целиком занимает окно с видом на подсвеченные платаны Грин-парка.
Сбросив туфли, я почувствовала, как ноги мои утопают в пушистом белом ковре.
Тут зазвонил телефон.
— Послушай, — попросила я Чарли.
— Да, — сказал он, сняв трубку. — Какой-то Рикардо и, видимо, откуда-то издалека, — произнес он.
— Его разрывает от страстного желания, — проговорила я, беря трубку. — Пойди, принеси бутылку из холодильника, дорогой, — добавила я громко, так, чтобы Рикардо мог услышать.
— Привет, мой милый, — сказала я Рикардо.
Когда я, закончив разговор, вошла в спальню, Чарли, раздевшись, лежал на светлом меховом покрывале, потягивая шампанское, красивый и мрачный. На стене над его головой красовалась моя любимая картина. Итальянский мастер, XVI век, масло: Адам и Ева в райском саду в окружении множества животных и птиц.
«Очень важно, — утверждает мой брат, — чтобы над постелью висело что-нибудь ласкающее взор, что помогает разогнать скуку любовных игр».
Я изучила эту картину до мельчайших деталей.
Не обращая внимания на Чарли, я не спеша разделась и села за туалетный столик, любуясь своим отражением в тройном зеркале. То, что я в нем видела, мне очень нравилось. В мягком свете кожа моя казалась персиковой. С изяществом фигуры контрастировала тяжелая грудь. Сладострастным движением я начала расчесывать волосы.
— Кто такой этот Рикардо? — спросил Чарли, стараясь казаться невозмутимым.
— Довольно продолжительный этап моей прошлой жизни, — ответила я. — Ты же знаешь, итальянцы — моя слабость.
Чарли засмеялся.
— Надеюсь, в прошлом.
Он встал, пересек комнату и, остановившись позади меня, начал гладить мои плечи. Его тело казалось черным от загара под солнцем Марбельи. Он наклонил голову, чтобы поцеловать меня. В его темных волосах заблестели золотые пряди.
Мы смотрелись потрясающе, ну прямо кадр из фильма Феллини.
— Пойдем, Нарцисс, — сказал он, — пора ложиться.
Позже он потянулся за шампанским и протянул мне бокал.
— Боже, ты сегодня была восхитительна, — сонно пробормотал он, пока я изучала свое, хотя теперь не столь прекрасное, но все еще привлекательное отражение в зеркале напротив. — Что на тебя напало?
— Ты напал, — ответила я и тихо засмеялась.
Не объяснять же ему, что все время, что мы предавались любви, я призывала все свое воображение, представляя на его месте Джереми Уэста.
Он тут же уснул, продолжая обнимать меня. Было ужасно жарко. Я выскользнула из его объятий и легла на спину, думая о Джереми, вызывая в памяти каждую черточку его лица и каждое его слово, обращенное ко мне. То обстоятельство, что он был помолвлен с Гасси, ничуть меня не смущало, наоборот, добавляло азарта.
В конце концов я встала, прошла в ванную, тщательно сняла всю косметику и щедро нанесла крем на все тело. Потом взяла пару таблеток снотворного и уснула глубоким сном.
Глава вторая
Проснувшись в два часа дня, я обнаружила, что Чарли уже ушел, оставив на подушке записку со словами любви и просьбой позвонить ему, когда приду в себя. Не успела я включить телефон, как он тут же затрезвонил.
— Алло. Посольство Марокко, — сказала я.
— Октавия, ты просто невозможная. Это Гасси, — послышался запыхавшийся нетерпеливый голос.
— Гасси, как мило!
— Я решила позвонить немедленно, пока мы не потеряли друг друга.
— Вы должны прийти в гости, — заявила я.
— С удовольствием. Ты знаешь, у нас есть идея. Что ты собираешься делать в следующий уик-энд?
— Собиралась ехать во Францию, но это пока не точно.
— Возможно, тебе наша идея покажется скучной. В следующий уик-энд в нашем полном распоряжении будет яхта, которой владеет Джереми пополам с приятелем. Хочешь к нам присоединиться?
— Вообще-то меня укачивает, — произнесла я, пытаясь скрыть волнение.
— Не укачает. Это большая яхта. Мы просто будем плыть по течению по каналам, через шлюзы, причаливая там, где нам понравится. Если хочешь, пригласи Чарли.
— Его не будет, — солгала я. — Но это не имеет значения. Мы с ним просто друзья.
— У тебя есть кто-нибудь, кого бы ты хотела пригласить?
— Был. Мы собирались пожениться, но в начале этого года он погиб в автокатастрофе.
— О, бедная Тави, — сказала она, вспомнив мое уменьшительное имя. Так меня называли в школе. — Господи, я тебе сочувствую.
Воцарилась пауза.
— Да, между прочим, — запнувшись, продолжила она, — если ты не хочешь никого приглашать, Джереми подумал… Ты знаешь Гарэта Ллевелина?
— Нет, но имя я, кажется, слышала.
— Он близкий друг Джереми. Мы уже давно пытались затащить его на яхту, но он вечно так занят, что ничего не получалось. Мне кажется, он тебе понравится. Он ужасно симпатичный.
Мне это было совершенно безразлично. Мысленно я была уже вся в мечтах о долгом уик-энде, представляя, как мы будем дрейфовать вверх и вниз по каналам, как я буду нежиться на палубе в своем бикини днем, а по ночам в моих волосах будет отражаться бледный лунный свет. Разве Джереми сможет устоять?
— Звучит очень заманчиво, — сказала я. — С удовольствием принимаю ваше предложение. Почему бы вам с Джереми не зайти ко мне на ужин в понедельник? Мы бы все и обсудили.
Ужин в понедельник готовился не менее тщательно, чем военная операция. Поскольку повар из меня никудышный, я наверняка испорчу даже картофельное пюре, я заказала в соседнем ресторане ужин на дом и решила выдать его за свою стряпню.
Гасси скорее всего представила меня Джереми этаким порхающим по жизни мотыльком, и я собиралась решительно это опровергнуть. Я не вылезала из магазинов до тех пор, пока не нашла платья, в котором была одновременно скромной и сексуальной. А еще я приобрела все книги Джереми: два тоненьких томика стихов и книжечку с критическим разбором поэмы Джона Донна.
Стихи Джереми показались мне довольно непонятными, а пространное предисловие, написанное им самим с явным самолюбованием, запутало меня еще больше.
Брызгая из пульверизатора ароматизирующую жидкость по всей квартире, я услышала звонок в дверь. Это были Джереми и Гасси с огромной коробкой шоколадных конфет.
— Это тебе, — произнесла она, заключая меня в медвежьи объятия. — Ты единственная из моих подруг, кто не нуждается в диете. Господи! Да ты просто неотразима в этом синем платье!
Я не могла сказать того же о ней. На ней было ярко-красное платье, которое ужасно смотрелось при ее пылающем лице.
Мы пошли в гостиную. Я разлила крепкие напитки.
— Иметь такую квартиру — просто мечта, — Гасси плюхнулась на софу.
— Не могу дождаться пятницы, чтобы уехать из Лондона, — сказала я.
— Я тоже, — ответила Гасси, уплетая орехи, словно умирающая с голоду белка. — У меня в офисе, как в печке. Да, между прочим, Гарэт едет. Поддался на мои уговоры, услышав, какая ты неотразимая.
— Он будет горько разочарован, — сказала я, бросив искоса взгляд на Джереми.
— Сомневаюсь, — заметил он.
Под его пристальным взглядом я опустила глаза в притворном смущении.
«Боже, — подумала я, — кажется, начинает срабатывать».
Я села на софу, вытянув длинные загорелые ноги. Джереми исподтишка воззрился на них. Я не могла его осуждать. Это было куда приятней, чем созерцать толстые тумбы, которые демонстрировала Гасси в своей задравшейся юбке.
— Гарэт приглашает нас после ужина зайти к нему выпить. Он говорит, что не может ждать до пятницы.
— Он тебе нравится? — обратилась я к Джереми, как будто только его мнение имело значение.
— Да, конечно. Он один из моих самых давнишних друзей. Мы учились вместе в Оксфорде. Поскольку его отец был шахтером из Уэльса, Гарэт получал огромную стипендию. Он закончил раньше.
— У него острый ум, но не академического склада. Единственное его призвание — делать деньги, и при том, в большом количестве. Он владелец компании, на которого работают тысячи строителей, возводя небоскребы. Один из самых энергичных людей, которых я встречала, — добавила Гасси.
— Наверное, он давит на всех, — прокомментировала я, подливая Джереми.
— Да не особенно, — сказал Джереми. — Время от времени хочется поубавить его пыл, но во всем остальном он отличный малый.
— А ему не будет скучно на яхте?
— Только не в твоем присутствии. Он любит женщин.
— И у него хватает на это времени?
— О, да, — произнесла Гасси. — Он очень интересный. С ним чувствуешь себя женщиной.
Ужин удался. Ресторан «Луиджи» постарался на славу. И Джереми, и Гасси остались очень довольными.
К кофе я открыла коробку конфет — подарок Гасси.
— О, не следовало бы, — запротестовала она, запустив руку в середину, мы же купили это для тебя.
Наступил момент нанесения главного удара. Повернувшись к Джереми, я сказала:
— Ты ни разу не упомянул о том, что ты тот самый Джереми Уэст. Ты же был моим божеством не помню с каких пор. У меня есть все твои книги.
До чего же он мил, когда краснеет!
— Ты действительно их читала?
— Конечно. Большинство твоих стихов я знаю наизусть. А одно — о вокзале Виктории — больше всего люблю читать на сон грядущий. — Я продекламировала несколько строк.
После этого он уже себя не контролировал. Для него не существовало ничего, кроме моего шепота. Я гипнотизировала его взглядом, слишком поглощенная этим занятием, чтобы прислушиваться к тому, что говорил он. Из этого состояния его вывела Гасси, когда расправилась с конфетами.
— Дорогой, мы собирались к Гарэту, а уже одиннадцатый час.
Он был теперь само раскаяние.
— Прости, милая. Когда я сажусь на своего любимого конька, меня остановить — все равно, что пересечь оживленную улицу в разгар движения. Так редко встретишь человека, который тебя понимает.
— Не то, что я, — беззлобно заметила Гасси. — Давайте быстро все вымоем.
— Ни в коем случае, — твердо заявила я.
Не хватало еще, чтобы она обнаружила на кухне фирменные пакеты «Луиджи».
— Ну, ладно, если ты настаиваешь. Могу я воспользоваться туалетом?
Джереми и я вернулись в гостиную.
— Вот твои книги, — сказала я, показывая на книги, стоящие на одной из книжных полок. Я заблаговременно сняла с них суперобложки и придала им слегка зачитанный вид.
Он секунду смотрел на меня.
— Знаешь, ты совершенно непредсказуемая.
— Разве?
— Да. Увидев тебя впервые на прошлой неделе, я подумал, что ты из тех ослепительных красавиц, которые не способны ни на что, кроме как неотразимо выглядеть. А теперь я вижу, что ты умеешь создавать уют, божественно готовишь и, кажется, разбираешься в литературе лучше, чем любая из женщин, которых я когда-либо встречал.
— Стараюсь, — ответила я. — У тебя есть сигареты?
— Конечно.
Он дал мне закурить.
— Гасси настойчиво хочет свести меня с этим Гарэтом.
— Гасси — романтик. Ей хочется, чтобы все вокруг нее были так же счастливы, как она сама. Уверен, что он тебе понравится. Он нравится женщинам.
— Я разборчивая, — осторожно заявила я. — Предпочитаю выбирать сама.
Мы впервые по-настоящему взглянули друг на друга, медленно, изучающе, не отводя взгляда.
— Довольно, — произнес он мягко. — С минуты на минуту войдет Гасси.
Горячая июньская ночь была звездной. В приподнятом настроении мы ехали по Лондону и открытой машине, громко запустив радио. Поскольку машина была двухместной, я настояла на том, чтобы сидеть с багажной части справа, что давало мне возможность встречаться с Джереми взглядом в зеркале. На поворотах я позволяла себе слегка касаться его плеча.
— Алло. Посольство Марокко, — сказала я.
— Октавия, ты просто невозможная. Это Гасси, — послышался запыхавшийся нетерпеливый голос.
— Гасси, как мило!
— Я решила позвонить немедленно, пока мы не потеряли друг друга.
— Вы должны прийти в гости, — заявила я.
— С удовольствием. Ты знаешь, у нас есть идея. Что ты собираешься делать в следующий уик-энд?
— Собиралась ехать во Францию, но это пока не точно.
— Возможно, тебе наша идея покажется скучной. В следующий уик-энд в нашем полном распоряжении будет яхта, которой владеет Джереми пополам с приятелем. Хочешь к нам присоединиться?
— Вообще-то меня укачивает, — произнесла я, пытаясь скрыть волнение.
— Не укачает. Это большая яхта. Мы просто будем плыть по течению по каналам, через шлюзы, причаливая там, где нам понравится. Если хочешь, пригласи Чарли.
— Его не будет, — солгала я. — Но это не имеет значения. Мы с ним просто друзья.
— У тебя есть кто-нибудь, кого бы ты хотела пригласить?
— Был. Мы собирались пожениться, но в начале этого года он погиб в автокатастрофе.
— О, бедная Тави, — сказала она, вспомнив мое уменьшительное имя. Так меня называли в школе. — Господи, я тебе сочувствую.
Воцарилась пауза.
— Да, между прочим, — запнувшись, продолжила она, — если ты не хочешь никого приглашать, Джереми подумал… Ты знаешь Гарэта Ллевелина?
— Нет, но имя я, кажется, слышала.
— Он близкий друг Джереми. Мы уже давно пытались затащить его на яхту, но он вечно так занят, что ничего не получалось. Мне кажется, он тебе понравится. Он ужасно симпатичный.
Мне это было совершенно безразлично. Мысленно я была уже вся в мечтах о долгом уик-энде, представляя, как мы будем дрейфовать вверх и вниз по каналам, как я буду нежиться на палубе в своем бикини днем, а по ночам в моих волосах будет отражаться бледный лунный свет. Разве Джереми сможет устоять?
— Звучит очень заманчиво, — сказала я. — С удовольствием принимаю ваше предложение. Почему бы вам с Джереми не зайти ко мне на ужин в понедельник? Мы бы все и обсудили.
Ужин в понедельник готовился не менее тщательно, чем военная операция. Поскольку повар из меня никудышный, я наверняка испорчу даже картофельное пюре, я заказала в соседнем ресторане ужин на дом и решила выдать его за свою стряпню.
Гасси скорее всего представила меня Джереми этаким порхающим по жизни мотыльком, и я собиралась решительно это опровергнуть. Я не вылезала из магазинов до тех пор, пока не нашла платья, в котором была одновременно скромной и сексуальной. А еще я приобрела все книги Джереми: два тоненьких томика стихов и книжечку с критическим разбором поэмы Джона Донна.
Стихи Джереми показались мне довольно непонятными, а пространное предисловие, написанное им самим с явным самолюбованием, запутало меня еще больше.
Брызгая из пульверизатора ароматизирующую жидкость по всей квартире, я услышала звонок в дверь. Это были Джереми и Гасси с огромной коробкой шоколадных конфет.
— Это тебе, — произнесла она, заключая меня в медвежьи объятия. — Ты единственная из моих подруг, кто не нуждается в диете. Господи! Да ты просто неотразима в этом синем платье!
Я не могла сказать того же о ней. На ней было ярко-красное платье, которое ужасно смотрелось при ее пылающем лице.
Мы пошли в гостиную. Я разлила крепкие напитки.
— Иметь такую квартиру — просто мечта, — Гасси плюхнулась на софу.
— Не могу дождаться пятницы, чтобы уехать из Лондона, — сказала я.
— Я тоже, — ответила Гасси, уплетая орехи, словно умирающая с голоду белка. — У меня в офисе, как в печке. Да, между прочим, Гарэт едет. Поддался на мои уговоры, услышав, какая ты неотразимая.
— Он будет горько разочарован, — сказала я, бросив искоса взгляд на Джереми.
— Сомневаюсь, — заметил он.
Под его пристальным взглядом я опустила глаза в притворном смущении.
«Боже, — подумала я, — кажется, начинает срабатывать».
Я села на софу, вытянув длинные загорелые ноги. Джереми исподтишка воззрился на них. Я не могла его осуждать. Это было куда приятней, чем созерцать толстые тумбы, которые демонстрировала Гасси в своей задравшейся юбке.
— Гарэт приглашает нас после ужина зайти к нему выпить. Он говорит, что не может ждать до пятницы.
— Он тебе нравится? — обратилась я к Джереми, как будто только его мнение имело значение.
— Да, конечно. Он один из моих самых давнишних друзей. Мы учились вместе в Оксфорде. Поскольку его отец был шахтером из Уэльса, Гарэт получал огромную стипендию. Он закончил раньше.
— У него острый ум, но не академического склада. Единственное его призвание — делать деньги, и при том, в большом количестве. Он владелец компании, на которого работают тысячи строителей, возводя небоскребы. Один из самых энергичных людей, которых я встречала, — добавила Гасси.
— Наверное, он давит на всех, — прокомментировала я, подливая Джереми.
— Да не особенно, — сказал Джереми. — Время от времени хочется поубавить его пыл, но во всем остальном он отличный малый.
— А ему не будет скучно на яхте?
— Только не в твоем присутствии. Он любит женщин.
— И у него хватает на это времени?
— О, да, — произнесла Гасси. — Он очень интересный. С ним чувствуешь себя женщиной.
Ужин удался. Ресторан «Луиджи» постарался на славу. И Джереми, и Гасси остались очень довольными.
К кофе я открыла коробку конфет — подарок Гасси.
— О, не следовало бы, — запротестовала она, запустив руку в середину, мы же купили это для тебя.
Наступил момент нанесения главного удара. Повернувшись к Джереми, я сказала:
— Ты ни разу не упомянул о том, что ты тот самый Джереми Уэст. Ты же был моим божеством не помню с каких пор. У меня есть все твои книги.
До чего же он мил, когда краснеет!
— Ты действительно их читала?
— Конечно. Большинство твоих стихов я знаю наизусть. А одно — о вокзале Виктории — больше всего люблю читать на сон грядущий. — Я продекламировала несколько строк.
После этого он уже себя не контролировал. Для него не существовало ничего, кроме моего шепота. Я гипнотизировала его взглядом, слишком поглощенная этим занятием, чтобы прислушиваться к тому, что говорил он. Из этого состояния его вывела Гасси, когда расправилась с конфетами.
— Дорогой, мы собирались к Гарэту, а уже одиннадцатый час.
Он был теперь само раскаяние.
— Прости, милая. Когда я сажусь на своего любимого конька, меня остановить — все равно, что пересечь оживленную улицу в разгар движения. Так редко встретишь человека, который тебя понимает.
— Не то, что я, — беззлобно заметила Гасси. — Давайте быстро все вымоем.
— Ни в коем случае, — твердо заявила я.
Не хватало еще, чтобы она обнаружила на кухне фирменные пакеты «Луиджи».
— Ну, ладно, если ты настаиваешь. Могу я воспользоваться туалетом?
Джереми и я вернулись в гостиную.
— Вот твои книги, — сказала я, показывая на книги, стоящие на одной из книжных полок. Я заблаговременно сняла с них суперобложки и придала им слегка зачитанный вид.
Он секунду смотрел на меня.
— Знаешь, ты совершенно непредсказуемая.
— Разве?
— Да. Увидев тебя впервые на прошлой неделе, я подумал, что ты из тех ослепительных красавиц, которые не способны ни на что, кроме как неотразимо выглядеть. А теперь я вижу, что ты умеешь создавать уют, божественно готовишь и, кажется, разбираешься в литературе лучше, чем любая из женщин, которых я когда-либо встречал.
— Стараюсь, — ответила я. — У тебя есть сигареты?
— Конечно.
Он дал мне закурить.
— Гасси настойчиво хочет свести меня с этим Гарэтом.
— Гасси — романтик. Ей хочется, чтобы все вокруг нее были так же счастливы, как она сама. Уверен, что он тебе понравится. Он нравится женщинам.
— Я разборчивая, — осторожно заявила я. — Предпочитаю выбирать сама.
Мы впервые по-настоящему взглянули друг на друга, медленно, изучающе, не отводя взгляда.
— Довольно, — произнес он мягко. — С минуты на минуту войдет Гасси.
Горячая июньская ночь была звездной. В приподнятом настроении мы ехали по Лондону и открытой машине, громко запустив радио. Поскольку машина была двухместной, я настояла на том, чтобы сидеть с багажной части справа, что давало мне возможность встречаться с Джереми взглядом в зеркале. На поворотах я позволяла себе слегка касаться его плеча.