Он досчитал до двухсот девяноста девяти, когда калитка дома Смирнова выплюнула Колю-Болеро. Коля был живой и невредимый, даже бидончик не пострадал.
   – Снесу, снесу, – радостно сказал Коля захлопнувшейся перед его носом калитке, – не беспокойтесь. Прям сейчас и снесу. И за конфетку спасибо.
   Коля-Болеро глубоко поклонился забору и пошел в другую сторону.
   – Что за черт, – выругался Костя, – явно Смирнов велел передать записку! У него что, и соучастник есть? А если это просто обманный ход? Если Смирнов видел меня в кустах и хочет, чтобы я ушел? И зачем только деда отпустил! Он, конечно, старый и абсурдный, но в разведке служил и но-пасаранцев разогнал. Придется тебе, Мухтар, за блаженным проследить. Ты, конечно, тварь бессловесная, но помочь Коле-Болеро сможешь. Вон какие рога, не в обиду будь сказано, природа тебе подарила. Иди, с Богом. А я тут уж как-нибудь один.
   Мухтар внимательно посмотрел на хозяина своими умными лиловыми глазами и тихо исчез в зарослях.
   «Понял он, что от него требуется, или просто отреагировал на команду „иди“?» – запоздало подумал Костя.
   Так или иначе, выбора у него не было. Мухтар уже ушел, и окликать его было бы в высшей мере неосмотрительно.
   Костя почти прозевал момент, ради которого и затевалась вся слежка. Когда калитка в заборе Смирнова тихо, предательски скрипнула, Комаров как раз определял зависимость скорости движения муравья от массы груза, который он несет. Комаров нагружал страдальца разными по весу и объему былинками и замерял приблизительную скорость движения. Девятому эксперименту и помешал Смирнов.
   Начальник горохового цеха явно не хотел, чтобы его видели. Иначе зачем ему надо было убеждаться в пустоте улицы? Вот он вышел, повесил на калитку большой замок и быстро засеменил в сторону леса.
   «Пора», – понял Комаров, и, соблюдая все правила конспирации, невидимкой последовал за Смирновым.
   Начальник горохового цеха действительно шел в лес. Сомнений в его причастности к убийству у Комарова больше не оставалось. Зачем глядя на ночь мог идти в лес пожилой человек? Явно не на рыбалку. Явно не за грибами и не за сбором частей растений для гербария. А кстати, зачем? Чтобы еще кого-нибудь убить? Не зря же он послал с Колей-Болеро записку! Записку о свидании! А это значит, что если свидание состоится, то оно состоится либо со следующей жертвой, либо с соучастником. Другого быть просто не может! Слишком часто для своего красного диплома Комаров уже ошибался. Итак, сомнений больше не было. Не было и доказательств вины начальника горохового цеха. За исключением несчастного окурка «Парламента», зажатого в руке мертвой Ленки.
   К счастью для Смирнова и Комарова, улицы Но-Пасарана были пустынны. Практически все население совхоза слонялось по заброшенному бараку колонии, питая надежду развлечься подсматриванием захвата злодея. Темно было даже в окнах дома престарелых «Улыбка». Поэтому ничего не мешало начальнику горохового цеха и новому участковому Но-Пасарана красться по своим делам. Так они докрались до леса. Неизвестно, сыграла ли тут роль выучка Виктора Августиновича или подозреваемый в убийстве был слишком уверен в своей безнаказанности. А может, просто Смирнов был элементарно невиновен и поэтому не боялся преследования? Так или иначе, но он не заметил преследования, хотя не раз оборачивался. Так Костя и Смирнов дошли до тех самых, печально известных в совхозе имени Но-Пасарана ореховых зарослей. Смирнов остановился рядом, а Костя, сделав большой круг, зашел с тыла.
   Возмись Смирнов прогуляться вокруг зарослей орешника, он непременно наткнулся бы на Костю. Но лучшего места для наблюдения не было, поэтому приходилось довольствоваться этим. К счастью, Смирнов пока не собирался гулять вокруг орешника. Он достал из правого кармана пачку сигарет и закурил. Костя потянул носом и угадал знакомый запах.
   «Ну погоди, любитель качества, – пригрозил он про себя, – недолго тебе осталось „Парламентом“ баловаться!»
   Уже почти совсем стемнело, когда со стороны совхоза послышались быстрые, осторожные шаги. Смирнов тоже услышал их и ловко нырнул в кусты. Шаги приблизились.
   – Костя! Константин Дмитриевич! – донеслось до Комарова.
   «Калерия, будь она неладна, – догадался Костя, – борща принесла. Или картохи в мундирах. А может, и на пироги расстаралась».
   Ну что тут было делать? Сейчас из кустов выйдет Смирнов, эта Буренка объяснит ему, зачем притащилась на ночь глядя в заросли орешника, и все пропало. Даже если Смирнов и не выйдет, то она не успокоится, пока не найдет Комарова и не накормит борщом. Костя горестно вздохнул, гадая, какая из последних версий победит. Победила первая. Из кустов вышел Смирнов.
   – Кого, голуба, ищешь? – ласково спросил он.
   – К-к-комарова, – промямлила Калерия.
   – И зачем же такой крале этот сморчок недозрелый понадобился? – еще ласковее спросил Смирнов.
   – Это не он мне, это я ему понадобилась, – совсем тихо ответила Калерия, – он записку мне прислал, чтобы как стемнеет, приходила в орешник.
   – Что же ты, лапушка, не научилась почерк кавалера своего узнавать? – участливо поинтересовался Смирнов, – я-то как раз боялся, что признаешь почерк, не придешь. А ты не признала. Вот досада-то!
   – Да, досадно, – Калерия говорила так тихо, что Костя с трудом угадывал смысл ее слов. – Я тогда пойду, раз вы ошиблись?
   – Это ты ошиблась, – в голосе начальника горохового цеха зазвучал метал, – а я ошибусь, если отпущу тебя из кустов этих живой и невредимой.
   – Отпустите, Иван Васильевич, – всхлипнула Калерия, – я никому ничего не скажу!
   – Значит, есть, что сказать, – вздохнул Смирнов, – зря ты себя выдала, голуба. А что ты, кстати, не скажешь?
   – Что вы Ленку и Серегу убили, – поняв, что допустила непоправимую ошибку, прошептала Калерия.
   – Все верно. И зачем только бабы такие болтливые?
   Дура-Ленка сама погибла и подругу под нож подвела. Ты тоже не смогла язык за зубами держать.
   – Я никому не сказала, – уцепилась за последнюю надежду Калерия, – и не скажу, хотя ненавижу вас всей душой.
   – Любовь я тебе и не предлагаю. А вот что не сказала – невелика заслуга. Не сказала ты из-за трусости, зато вела себя – хуже некуда. И хитрые вы, вроде, бабы, да не умеете хитрость свою себе на благо использовать! Комаров сразу заметил, что с тобой не все в порядке. Занервничала, забилась. А он тоже не дурак – не сегодня-завтра понял бы, что это подозрительно. Вызвал бы тебя на допрос, а там ты и раскололась бы, как яичко пасхальное.
   Калерия молчала. Поняла ли она, что сопротивляться бесполезно, или придумывала новый ход спасения?
   – Ну, что молчишь? – почти сочувствующе спросил Смирнов, – говори, что знаешь.
   – Что знаю? – после небольшой паузы голос Калерии обрел прежнюю твердость и уверенность. – А все знаю. Знаю, что Серега догадался о твоих махинациях и шантажировал тебя. Знаю, что ты сначала платил, а потом зажадничал и решил избавиться от Сереги. Знаю, что Ленка потребовала от тебя признания, а ты вместо признания задушил ее. Знаю, что я – полная дурочка, что испугалась тебя, таракашку запечного. Да разве тебе со мной сладить? Я и десяток таких, как ты, одной левой заломаю.
   Комаров понял, что сейчас начнется. Начнется то, ради чего и пришли они с Смирновым в эти кусты. Костя привычным жестом протянул руку к кобуре.
   – Дурак! Какой же я дурак! – не удержался он от шепота.
   О ужас! Костя совсем забыл, что второпях положил «Макарова» в пакет с бутербродами. И сейчас верный «Макаров» беспризорно валялся под разрушенным крыльцом Савской, если только Савская уже не играет в Джека-Потрошителя и не носится по Но-Пасарану с оружием Костика.
   Как ни тих был его возглас, по ту сторону кустов его услышали.
   – Ой, мышка, – вскрикнула Калерия.
   – Мышка, мышка, – подтвердил Смирнов.
   Воспользовавшись замешательством Калерии, он взмахнул рукой. Под холодным, равнодушным светом луны безучастно сверкнуло широкое лезвие. Сверкнуло, и вошло в высокую грудь девушки.
   – Но пасаран! – взвыл Костя неизвестно откуда вцепившееся в язык слово.
   Подобно молодому дикому лосю кинулся он напролом через заросли орешника. Уже в полете увидел он, как рухнула на землю сраженная Калерия, как резко обернулся и сверкнул глазами Смирнов. Второй раз поднять свое оружие он не успел. Костя рухнул на него всей тяжестью своего молодого тела и придавил к земле. Нож отлетел далеко в кусты.
   – Ну, что, попался, душегуб? – прохрипел Костя, изо всех сил прижимая убийцу к земле.
   Начальник горохового цеха оказался на редкость сильным человеком. Ему удалось вывернуть из-за спины заломленную Костей руку и вцепиться врагу в ухо. Боль была столь яркой, что на мгновение Костя потерял ориентацию в пространстве. Этого мгновения хватило Смирнову для того, чтобы выскользнуть из под придавившего его тела участкового и рвануться в сторону отлетевшего ножа. В темноте не было видно, куда упал нож, Смирнов судорожно шарил руками по земле, в надежде, что наткнется на оружие избавления от назойливого участкового.
   Костя сориентировался быстро. Он ударил ногой под колена стоящего на четвереньках Смирнова, и, не давая ему опомниться, нанес сокрушительный удар сплетенными в замке руками по спине.
   – Это тебе за Куроедова, – замахивался он, – а это – за Федора. Это – за Ленку, а это – за Калерию.
   Глаза его затянула красноватая пелена ненависти. Он бил не просто убийцу. Он бил хитрого и коварного врага, изворотливого, как гадюка, безжалостного, как тигр и лукавого, как гиена. Он бил его за свое разочарование и за смерть прекрасной и наивной девушки, которая так и не познала радость любви и материнства – влюбленной и робкой, безрассудной и самоотверженной Калерии. Он был ослеплен ненавистью. Поэтому и не заметил того, что Смирнов все-таки ухитрился достать нож.
   Первый удар пришелся Косте в предплечие правой руки. Комаров понял свою ошибку, но было уже поздно. Второй удар рассек ладонь, которой Костя пытался прикрыться от ножа убийцы. Ударом ноги ему удалось отбросить нападающего, но боль в руке притупила реакцию, поэтому нога лишь вскользь задела Смирнова, не нанеся ему особого вреда. Скорее всего, ножом была задета артерия, Костя чувствовал, как вместе с кровью тело его покидают силы, а может быть, и сама жизнь. Но не душа! Душа Комарова продолжала цепляться за свою земную оболочку, и эта земная оболочка продолжала слушаться душу.
   По крайней мере, Косте удалось схватить убийцу за руку, в которой тот сжимал орудие убийства. Почти равнодушно он смотрел, как лезвие медленно, но неуклонно приближается к его лицу, как все вокруг становится расплывчатым и мутноватым.
* * *
   Спасла Костю Калерия. Нож убийцы не принес ей особого вреда, хотя тот и целил прямо в сердце. Наткнувшись на что-то скользкое и металлическое, нож только скользнул по груди, едва оцарапав кожу и распоров сарафан. Упала в обморок Калерия больше с перепугу, чем по уважительной причине. В тот момент, когда юноша потерял сознание от потери крови, она обхватила своими широкими, мягкими ручищами шею Смирнова и слегка придушила его. Отшвырнув ставшее неопасным тело убийцы, Калерия склонилась над Костиком. Сейчас место любящей девушки заняла в ней сестра милосердия. Первым делом Калерия наложила жгут на плечо раненой руки Костика, потом ловко и умело забинтовала саму рану и ладонь юноши, отпоров для этого от юбки сарафана несколько лент. И только когда она поняла, что жизнь Комарова вне опасности, влюбленная девушка опять заняла свое место. От горячих, обжигающих слез Калерии Костя очнулся и застонал. Запоздало ломая кусты, на место происшествия прискакал Мухтар.
* * *
   По но-пасаранским меркам, было поздно. Все жители, кроме совсем зеленой влюбленной молодежи, должны были мирно спать в своих кроватках. Но они не спали. Они стояли возле своих домов, держа в руках горящие зажигалки и фонарики, и молча провожали взглядом процессию, идущую по направлению к отделению милиции.
   Первой шла Калерия. На руках ее уютно лежал слабый еще от потери крови Комаров. Глаза его были закрыты, он находился в полуобморочной дреме и видел сон, будто мама несет его на руках в детский сад.
   К тонкому пояску Калерии был привязан поводок Мухтара, который тянулся от туго связанных рук полупридушенного Смирнова. Сзади плененного убийцу подгонял Мухтар. Он делал это садистски и мастерски. Едва только перенесший нервный стресс убийца замедлял шаг, как Мухтар приставлял ему к мягкому месту рога. Мысль отведать козлиных рогов была невыносимой, Смирнов подскакивал и убыстрял шаг.
   Калерия отнесла Костю домой, поручила его заботам Анны Васильевны и пошла домой. Дома она сняла испорченный сарафан, отцепила от бюстгалтера большой круглый фанатский значок, спасший ей жизнь, и поцеловала изображение того, кто был на нем изображен.
   – Спасибо, мой Геракл! Я знала, что ты мне поможешь.
   Потом девушка открыла дверцу шкафа. Вместо привычного зеркала, вся внутренняя поверхность дверки была увешена прикрепленными на кнопки изображениями Кевина Сорбо.
   – Не ревнуй меня к этому мальчику. Он мне просто как сын. – погладила она щеку голливудского актера. – До завтра, любимый.
   Она еще раз прижалась щекой к своему тайному возлюбленному и с разбегу бросилась на высокую кровать. Никто, кроме верной Ленки, не знал о тайне Калерии. Никто не узнает и теперь.
* * *
   Уже на следующее утро, не слушая возражений Калерии, Костя вышел на работу. Предстояло снять показания с убийцы и как можно скорее отправить его в район. Комаров просто не мог смотреть больше в эти предательские глаза.
   Смирнов не стал запираться и практически сразу расставил все точки над "и". Сергей действительно собрал на начальника горохового цеха достаточно большой компромат. Заявившись как-то к Смирнову на чашечку чая, Куроедов выложил перед ним папку с документами и фотографиями и заявил, что если Смирнов немедленно не выплатит ему энную сумму денег, то папка прямиком отправится в районное отделение милиции. Смирнов выплатил. Дальше-больше. Когда в ход пошли деньги, отложенные на старость, к Смирнову пришло решение убить Сергея. План созрел неожиданно легко. О встречах Куроедова с Еленой знали все, стоило донести мужу о месте встречи его жены с любовником, и не понадобились бы усилия самого Смирнова. Горячий Федор сам мог бы отправить на тот свет Куроедова. План удался, но не совсем. Мужики только помутузили друг друга кулаками и разошлись. Сергей далеко не ушел. Когда он отряхивал штаны от пыли, тихо подкрался к нему убийца и неожиданно легко воткнул в грудь его нож.
   Оставив свою жертву на месте, он догнал Федора. Смирнов сам не знал, зачем сделал это, но увидев сцену с избиением змеюки-ветки, понял: едва за спиной Федора закрылась дверь, Смирнов аккуратно, полиэтиленовым пакетиком подобрал нож, оставленный в дереве, и вернулся на место преступления. К его ужасу, трупа на месте не оказалось. Убийца в панике метался по пустырю, пока случайно не заглянул в ореховые заросли. Там и нашел он уже остывающее тело своей жертвы. Дело было за малым: измазать в крови нож Федорчука с его отпечатками пальцев, оставить улику на груди жертвы и забрать свой.
   А Ленка? Ленка погибла из-за своей внезапно вспыхнувшей любви к мужу. Куроедов как-то проговорился Ленке о своей игре с начальником горохового цеха. Он хвастал, что скоро Смирнов выдаст ему столь огромную сумму, что ее хватит на то, чтобы они вместе могли уехать далеко от этих мест и Ленкиного мужа.
   После смерти любовника безрассудная Ленка решила заставить Смирнова явиться с повинной. Она подумала, что ее слова будут звучать неубедительно, все-таки она лицо заинтересованное, а вот если Смирнов придет с повинной, то Федора сразу отпустят. Когда Ленка поняла свою ошибку, было уже поздно.
   Федор вернулся домой уже ночью. Костя выпустил его, а на его место посадил Смирнова. На следующий день Федор не вышел на работу. Он тяжело и буйно запил.
   Костя, после того, как отправил убийцу в район, слег и провалялся в постели три дня. К дому его тянулась длинная очередь из посетителей, но Анна Васильевна пускала только Калерию. Правда, один раз она пропустила и Савскую. Актриса принесла верного Костиного «Макарова».

Эпилог

   Костя заметил ее издалека. Так не вписывающаяся в сельский пейзаж собаченция вела себя в полной мере неадекватно. Голубая французская болонка, которой самой природой было предусмотрено возлежать на дорогих диванах перед средневековым камином, задорно кувыркалась в роскошной, существующей только в российской глубинке, пыли. Француженка привставала на задние лапы, замирала на несколько секунд, опять падала, рвала зубами что-то мелкое и плохо видимое, терлась спиной об это что-то и грозно, как ей казалось, порыкивала.
   Костя только вчера встал с постели и шел в сельпо за лимонадом. День был жаркий, но капли пота, выступившие на высоком чистом лбу молодого человека, не были вызваны повышенной влажностью воздуха. С остановившимся сердцем Костик смотрел на хорошенькую, пыльную болонку, забавляющуюся со своей игрушкой.
   – Мальвинка, отдай, – подбежал к собаке Созонт, младший брат Калерии, – это мой мячик!
   Мальчик вырвал из зубов болонки маленький, полинявший под солнцем мячик и принялся со всех ног улепетывать от озверевшей болонки.
   – Костя, – потрогал его кто-то за плечо, – это мячик. Это просто мячик.
   Комаров обернулся и увидел Василису.
   – Мячик, – тихо повторил он, – господи, хорошо-то как! Просто мячик!!!